Виктор

Эпилог

Канун Рождества

К тому времени, как мы прибыли к большим воротам поместья моего отца после нашего перелета в Чикаго, солнце уже село. Наконец-то пришло время познакомить ее с отцом и братьями в это Рождество.

Тяжелые ворота открываются, когда охранник вводит код.

— Готова? — спрашиваю Амайю, положив руку на ее бедро и нежно поглаживая большим пальцем, надеясь успокоить ее нервы.

Она много пережила в последнее время, и я думаю, что поездка из Калифорнии пойдет ей на пользу. Подальше от всего этого бардака. Особенно от воспоминаний о Дэмиене.

— Да, думаю, готова, — ее голос дрожит, выдавая волнение.

Я проезжаю мимо особняка отца и сворачиваю направо, к гостевому дому, где мы будем жить во время праздников. Мы едем по длинной подъездной дороге, украшенной кустами с обеих сторон, пока не появляется белый особняк с тремя этажами.

Боковым зрением я замечаю, как Амайя наклоняется вперед: — Вау.

— Тебе нравится? Мой отец построил гостевые домики для меня и моих братьев. Мы будем здесь одни, — я поднимаю брови, и ее смех согревает мое сердце.

Я паркуюсь перед бежевыми воротами гаража, фары освещают нас, отбрасывая отблески на снежные дорожки.

Высокий пожилой мужчина подходит к нам, когда я выхожу и здороваюсь с ним. У него крепкое рукопожатие.

— Добрый вечер, мистер Петров. Надеюсь, у вас был хороший перелет. Я здесь, чтобы помочь вам с багажом.

Я обхожу машину и открываю дверцу для Амайи, ее взгляд все еще прикован к особняку, когда она сжимает сумочку.

— Мне казалось, ты говорил, что это гостевой дом?

Я обнимаю ее за талию и притягиваю ближе: — Это и есть гостевой дом.

Залезая на заднее сиденье машины, беру большую сумку, полную подарков.

Снег хрустит под ногами, когда мы подходим к двойным дверям, украшенными венками, с огоньками, и колоннами по обе стороны от них.

Мы входим в фойе, Амайя восхищенно смотрит на рождественскую елку, стоящую в углу изогнутой лестницы, пока я ставлю сумку на столик. Из другой комнаты доносится веселая музыка, звенят колокольчики.

— Лучше, чем у меня дома? — поддразниваю я. Она краснеет и отводит от меня взгляд.

— Нет, но все равно красиво.

Я притягиваю ее к себе, пока наши лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга.

— Это все материально. Ты — единственная красота в моей жизни. Ничто не сравнится с тобой, — я касаюсь своим носом ее и целую в губы.

Шаги по мрамору заставляют нас отойти друг от друга.

— Прошу прощения, мистер Петров. Я отнесу это наверх, в хозяйскую спальню.

Высокий мужчина проходит мимо нас к изогнутой лестнице с нашими чемоданами в руках. Амайя смотрит на него снизу вверх: — Ты думаешь, мы должны ему помочь?

Я качаю головой и глажу ее по подбородку: — Нет необходимости, он доволен и получает приличную зарплату за свою работу. Но дай мне минутку, чтобы отправить персонал домой.

Я бы предпочел проводить время со своей женой наедине.

Амайя стонет, когда осыпаю поцелуями ее шею: — Хочешь экскурсию? Или сразу в спальню?

Она смеется и отходит.

— Сначала экскурсия.

Я делаю вид, что капризничаю, и она закатывает глаза.

Во время прогулки по дому ее глаза широко открыты. Я стараюсь посмотреть на все с ее точки зрения — чрезмерно украшенный дом с елками почти в каждой комнате. Мраморные полы и люстры. Ничего общего с ее прежним домом, и она никогда не видела мой дом таким украшенным. Я держал его простым, так как жил один, у меня не было причин создавать там семейную атмосферу.

Хотя больше всего я жду встречи в доме отца, где мы будем вместе обедать. Теперь все они в отношениях, даже отец.

Когда заходим в главную комнату, она хватает меня за руку, привлекая мое внимание.

— Подожди, у меня есть для тебя подарок, и я не хочу ждать до завтра, — ее палец скользит вниз по моей груди, играя с пуговицами на рубашке.

Я поднимаю бровь, ничего не ожидая.

— Ты обвяжешься рождественской лентой? — спрашиваю я.

Она смеется: — Нет, но, может быть, позже.

Амайя спешит к сумке, которую я оставил у двери, и достает из нее большую золотую коробку, перевязанную красной лентой и бантом. Я беру ее и осторожно держу, глаза Амайи сверкают от волнения. Она почти подпрыгивает на носочках.

Аккуратно развязывая ленту, я открываю крышку. Внутри лежит черный футляр для пистолета на красной папиросной бумаге.

— Открой, — настаивает Амайя, протягивая руки и забирая золотую коробку. Когда достаю подарок, кладу его на стол и щелчком открываю футляр. Внутри сверкает серебряный пистолет с гравировкой «NO MERCY» (Никакой пощады) с боку.

Тихий голос Амайи вырывает меня из задумчивости: — Тебе нравится?

— Мне нравится, он идеален, — я целую ее в щеку.

Входит невысокая дама с седыми волосами, вытирая руки о белый фартук: — Добрый вечер, мистер Петров. И миссис Петрова.

Она напоминает мне Джоан.

Я пожимаю ей руку: — Приятно познакомиться, но отныне вам всем не нужно здесь оставаться, возьмите выходные на Рождество. Проведите это время со своей семьей, — я по-доброму улыбаюсь ей и замечаю блеск слез в глазах.

— Благодарю вас, сэр. Ужин накрыт на стол.

Она медленно отходит, хватает свое пальто, бросает на нас последний взгляд и торопливо выходит за дверь.

Амайя обнимает меня за плечи: — Она никогда этого не забудет.

Притягивая ближе, я нежно целую ее в волосы.

Мы обходим комнаты, и я отпускаю всех, кого вижу, каждый заслуживает того, чтобы провести Рождество со своими семьями.

Камин уже горит, согревая комнату. Амайя подходит и протягивает руки к огню.

— Это приятно.

Я улыбаюсь: — Ты никогда не была рядом с настоящим камином?

Амайя качает головой: — Нет.

Я приподнимаю ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня: — Зимой здесь потрясающе, я рад разделить с тобой это.

Мерцающее пламя освещает ее лицо. Я не мог бы желать ничего более совершенного.

Она обнимает меня за шею, я поднимаю ее, и ее ноги обвивают мою талию.

— С Наступающим Рождеством, — шепчет она всего в нескольких дюймах от моих губ.

— У меня есть для тебя подарок, — говорю с улыбкой. После того, как она подарила мне идеальный подарок, я хочу сделать такой же и ей.

Я несу ее в столовую, где наши блюда накрыты серебряными куполами. Свечи украшают середину. Но для того, что собираюсь сделать, мне нужно их задуть.

Я сажаю Амайю на край стола и задуваю свечи, в комнате слегка тускнеет.

— Мы будем ужинать? — спрашивает она, несколько прядей волос падают ей на глаза. Я убираю их.

— Не сейчас. Сначала съем тебя. Я всегда был любителем десертов, — говорю, расстегивая ее брюки. Она приподнимает бедра, и я стягиваю их с нее.

— О да? — она облизывает губы. Я встаю на колени, срываю брюки с ее лодыжек и бросаю их через плечо на пол. Когда снова смотрю на нее, ее голова запрокинута назад, и она уже тяжело дышит. Я провожу пальцем вверх между ее бедер, пока не добираюсь до идеальной киски, к сожалению, прикрытой кружевными трусиками. Мне придется это исправить. Я срываю их и рычу, когда замечаю, что она уже мокрая для меня.

Амайя — богиня.

Я больше не жду и зарываюсь лицом между ее ног. Вкус у нее просто божественный. Провожу языком по клитору, и она стонет, запуская пальцы в мои волосы, удерживая меня на месте.

— Не останавливайся, — выдыхает она. Я скольжу пальцами внутри нее, посасывая клитор, и ее бедра сжимаются вокруг моей головы.

Я сгибаю пальцы и потираю ее точку G.

— Вот так, задуши меня, маленькая куколка.

Бедра Амайи дрожат, и я знаю, что она близко, двигаю пальцами быстрее, и с последним щелчком моего языка она напрягается и кончает мне на лицо. Ее пальцы цепляются сильнее, причиняя боль, но мне все равно.

Ее удовольствие — мое.

Я остаюсь на коленях, пока она не перестает содрогаться от моих прикосновений, мой член натягивает молнию и умоляет оказаться внутри нее. Но это не для меня.

Мы прошли долгий путь с тех пор, как впервые встретились. Это было сумасшедшее путешествие, и я больше никогда ничего не буду скрывать от нее и никогда не упущу из виду.

Конец.