Викториада

Глава 8

Мамочки, это папочка .

Я даже и не предполагал, что ночью бывает так темно. Не то, чтобы я не догадывался, что ночью темно, но не настолько же! Я болтался где-то между небом и землей и совершенно не видел, на какой высоте, словно плавал в чернильном ничто: внизу и по краям было не менее черно, чем наверху.

«Я вспомнил фильм!» Почему то эта мысль меня обрадовала. «Это «Крепкий орешек». Там мужик, как его, Брюс Уилис, на пожарном шланге прыгает с небоскреба. Прямо мой случай. А что было потом?» Это потом совершенно вылетело у меня из головы. Где-то сверху, практически у меня на макушке, снова каркнула ворона.

- Не подсказывай. Я сам!

Невидимая ворона обиделась и ухлопала крыльями куда-то в темноту.

«Вспомнил! Он там голыми пятками разбил стекло. Ну, если он смог голыми пятками, то мне в своих тяжелых ботинках сам Бог велел. Осталось только раскачаться, как маятник, и садануть ботинками по стеклу».

Но была проблема. В отличие от героя Брюса, который висел вплотную к стене, одиннадцатый и двенадцатый этажи нашей же высотки выступают над остальными метра на два. Поэтому я болтался в воздухе в полной темноте, меня уже ни один десяток раз перекрутило, и я совершенно потерял ориентацию. Короче, я просто не знал в какую сторону раскачиваться. У меня уже реально начала кружиться голова, потому что постоянное кручение и верчение без поддержки зрения ввело мой вестибулярный аппарат в полное безумие. Я периодически уже сомневался, что вверх вверху, а низ внизу. Но с этим вопросом у меня в руках был совершенный прибор времен Архимеда - отвес. Точнее я сам был этим прибором, что мне уже порядком надоело.

«С этим надо что-то делать. Или отпилить вторым столовым ножом, лежащим у меня в кармане брюк, натянутый шланг (первый я успешно потерял в момент моего эффектного полета), или же действовать эмпирическим путем, то есть методом научного тыка».

Я трезво рассудил, что перерезать свою нить Ариадны я всегда успею и начал дергаться как червяк на крючке, пытаясь раскачать свое бренное тело. Вначале я совершенно не видел результатов, но, в конце концов, мой вестибулярный аппарат смиловался надо мной и сообщил, что я предал своему телу какое-то маятникообразное движение. Но ничего не происходило. Я замер и, подождав пока мое качание не успокоилось, развернулся примерно на четверть круга и постарался повторить свои действия. Минут через пять мои старания были вознаграждены ударом затылка о стену. В глазах потемнело, если можно так сказать о полной темноте, но я радовался, что хоть таким способом нащупал то, что искал. С третьей попытки я развернулся как надо и успел увидеть приближение стены, сгруппироваться и, что было сил, садануть по стеклу ногами. Послышался звон разбитого стекла. Я зацепился ногой за верхнюю часть рамы и замер, боясь потерять эту точку опоры.

«Ну и что это мне дало? Стекло то я разбил, но длинны моей привязи хватало лишь на то, чтобы дотянуться ногой до рамы. А висеть вот так в раскорячку ничем не лучше, чем просто висеть. Если я в этой позе перережу шланг, то с тем же успехом навернусь вниз, как если бы я просто висел». В качестве приступа самокритики, я почувствовал себя полным дураком.

То есть я пришел к тому, от чего ушел. Мне надо подняться вверх метра на три и только после этого, вися на одних руках, раскачиваться и выбивать окно. Это действие для подготовленного гимнаста, а не для человека, который тяжелее системного блока ничего в жизни не поднимал, а подтягивался последний раз - в кресле на колесиках к компьютерному столу.

Для очистки совести я попытался. Подтянулся на руках максимум на метр и, кряхтя, продержался секунд пять. После чего сорвался вниз и больно дернул себя перевязью за поясницу. Больше подобных подвигов я совершать не собирался и смысла в этом не видел. Мне стало очень грустно. Значит, единственный способ прекратить это безобразие - это навернуться с высоты пятого этажа вниз и надеяться, что при ударе об асфальт я сломаю себе шею, а не ноги.

Мимо меня просвистело что-то большое и шмякнулось внизу. Я даже испугаться не успел. Испугался я чуть позже, когда второе тело, а это было именно тело - я успел заметить - зацепилось за шланг и, отскочив от него, пролетело буквально в сантиметре от моей головы.

- Эй, поаккуратней там! Если вы мертвые, значит, можете на голову людям прыгать?

Наверху замелькал луч фонаря, и из окна вылетело еще одно тело. На этот раз оно летело по широкой дуге, будто зомби, для более эффектного полета, решил сначала разбежаться, а уж потом прыгнул в окно. Там явно что-то происходило. Мелькал луч фонарика, слышались глухие удары и падения тел.

«Может это Катя сумела спуститься и теперь разбирается со всеми мертвяками в коридоре?» Я завопил во все горло: - Катя!!!! Я тут за окном!

Целых два луча мощных фонарей вытянулись из окна и, опустившись, собрались на мне, и я почувствовал себя самолетом в перекрестии зенитных прожекторов.

- Что это за Спайдермен на паутинке болтается? – Грубый мужской голос никак не мог принадлежать Кате. - А ну ка, мужики, тащите его наверх.

Я почувствовал, что меня потянули наверх, и уже через минуту стоял на дрожащих ногах, пытаясь распутать на поясе затянувшийся узел. Вокруг меня стояли четыре крепких мужчины в камуфляжной форме. В руках у них были тесаки, похожие на тот, который был у Кати, за спинами арбалеты или луки с колчанами стрел. Вокруг валялись десятки трупов.

- Катя наверху.

- Мы знаем. – Высокий мужик средних лет с погонами старшего прапорщика на плечах, засунул свой тесак в ножны. – Разбираем завал.

В конце коридора проворно работали еще трое военных. Они вынимали из лестницы стулья и аккуратно ставили их вдоль стены в коридоре. Через пару минут вниз по ступенькам спустилась Катя и, даже не посмотрев на меня, кинулась прапорщику на шею.

- Папка, как ты меня нашел? Я такая дура, что не предупредила тебя, но это все из-за него.

Все присутствующие посмотрели на меня, и взгляд их не был радостным и счастливым. Я только что распутал шланг и стоял с ним накинутым на пояс с концами в руках. Военные оставили стулья в покое и надвигались на меня с хмурыми лицами, а я уже начал подумывать: «А не завязать ли мне шланг обратно и стать поближе к более дружелюбной вороне».

Ситуацию разрядила Катя.

- Не-не, ребята, всё нормально. Я ему помогала сюда дойти. Потому что… потому что он… Ну, это очень длинная история.

Старший прапорщик хмыкнул и сделал пальцем круговое движение, после чего подчиненные бесшумно растворились в соседних комнатах.

- Значит, говоришь длинная история?

Катя кивнула и прижалась к плечу отца. Наверное, маленькой девочкой хочет побыть и такая валькирия.

- Но это не то место где я хотел бы услышать её. - Он достал портативную рацию из кармана разгрузки и, поднеся ее лицу, коротко произнес: - Сворачиваемся. Карета, подъезжай к зданию, мы выходим.

Потом мы долго спускались по лестнице. Везде валялись трупы, что говорило о том, что военным приходилось пробиваться на верхний этаж с боем. В холле покойников тоже заметно прибавилось.

Какое ощущение - почувствовать твердую почву под ногами и небеса не вокруг тебя, а над головой. Я даже остановился, чтобы вздохнуть полной грудью, но тут же получил толчок в спину, придавший мне направление к подъезжающей «Буханке».

Военные делали все быстро и четко. Закинули в багажник на крыше Катин велосипед, поставили в салон рюкзаки, и, загрузив наиболее ценный груз - это меня и девушку - заскочили внутрь. Машина взревела и, подскакивая на валяющихся повсюду трупах, набрала скорость.

Я забился в уголок за креслом воителя, Со всех сторон меня подпирали мощные, пахнущие потом тела бойцов. Совершенно не было видно, куда мы едем, фары выхватывали на дороге различные препятствия и водитель, совершенно не снижая скорости, маневрировал, так, что всех пассажиров кидало по салону из стороны в сторону.

- Так как ты меня нашел? - Катя сидела напротив меня, так же прижатая бойцами.

Старший прапорщик, сидящий впереди на сиденье пассажира, обернулся в пол оборота. Его стриженый затылок в тусклом свете приборной панели сменился на неожиданно молодой хитрый взгляд.

- Отцовское сердце почувствовало.

- Ну, пап, что ты из меня дуру делаешь? - Катя даже стукнула кулачком по подголовнику, от чего прапорщик чертыхнулся и почесал ушибленный затылок.

- Как же, сделаешь из нее дуру. - Пробурчал он себе под нос. - Датчик на тебе, пришлось из резервов изъять.

- Так ты за мной следил? – Катя не в шутку обиделась.

- Так я ж говорю - отцовское сердце. - Он развернулся к дочери, но видя, что девушка надула губки и шмыгает носом, сменил язвительность на примирительный тон. - Катюх, не дуйся. Как бы я тебя нашел? Ты же у меня одна. Это не от недоверия, а только на экстренный случай. А тут тебя нет и нет… Мы с ребятами и так пол города обскакали, чтобы на твой след выйти. Да и в небоскребе этом пришлось молодость вспомнить. - Он помассировал плечо.

- Ладно, пап, я не дуюсь - это ты меня прости, но по-другому никак. Этот придурок без меня пропал бы.

- А за этого придурка, - он покосился на меня, - мы попозже побеседуем.

Дальше все ехали молча. Я только ловил со всех сторон смеющиеся взгляды.

В тишине и темноте время становится вязкое, как гудрон. Я развлекался тем, что пытался высмотреть стрелочки на своих часах, но результат был такой же, если бы я разглядывал время отсюда, например, наКурантах или Биг Бене. Да и последний раз я на них смотрел возле своего дома, поэтому, могу констатировать только, что на работу я безнадежно опоздал. Не знаю, сколько прошло времени: может час, а может и два, но наконец-то машину осветили мощные прожектора, впереди раздвинулись тяжелые створки ворот и «Уазик», глухо урча двигателем, забрался в какое-то подземелье. Раскрылась задняя дверца, и бойцы шустро выскочили в огромный подземный гараж. Меня, без должного пиетета положенного гостю, вытащили за шкирку из салона и, подталкивая прикладами арбалетов, увели по коридору вглубь подземного сооружения. Единственное, что я успел рассмотреть, пока меня уводили, это то, что Катя активно жестикулируя, что-то объясняла отцу, а тот только улыбался и скептически кивал, толи, соглашаясь, толи, успокаивая дочь. Потом мне на голову натянули холщовый мешок и долго вели по коридорам. Зачем они это сделали - я не понял. Сквозь текстуру материи было неплохо видно длинные коридоры с множеством дверей, разветвления, над головой, жужжа и потрескивая, мерцали лампы дневного освещения. Такое ощущение, что под землей был целый город. Люди, как правило, в военной камуфляжной форме, причем независимо от пола, прижимались к стенам, давая пройти нашей странной процессии. В конце концов, меня завели в небольшую комнату и оставили посреди нее с мешком на голове. Я вжал голову в плечи, ожидая удара, но за моей спиной захлопнулась дверь, и щелкнул замок.

Я стянул с головы мешок. Маленькая комната, освещенная тусклой лампочкой накаливания. Железная сборная кровать, скрученный матрас на пружинной сетке, тумбочка, да табурет - вот и вся меблировка.

- Да… попал. Каменный мешок, с лампочкой Ильича под потолком. - В подтверждение того, что осветительный прибор видел Ильича лично и если не Владимира, то Леонида точно, лампочка мигнула и погасла. - Опять начинается!

В замке звякнул ключ и в луче света из коридора появились две массивные фигуры.

В голове звоночком зазвенела мысль: «Теперь точно побьют!»

- Едрить твою за ногу! Марья Семёновна, прошу прощения, сейчас сделаем, здесь всегда свет чудит. - Фигура пощелкала выключателем, затем оттолкнула меня плечом, взяла табуретку, поставила по центру комнаты, залезла и постучала пальцами по лампочке. И, о чудо, лампочка засветилась ровным светом.

Естественно в этот момент я пялился во все глаза вверх в ожидании данного чуда и словил «зайчиков» по полной программе. Пока пытался проморгаться и восстановить зрительные сенсоры, меня опять довольно бесцеремонно - я заметил, что тут со мной вообще не собираются церемониться - усадили на табурет.

- Раздевайтесь. - Голос был женским, бархатистым и довольно приятным. Таким голосом, наверное, надо в опере петь.

- В смысле? - Я все еще никак не мог восстановить зрение, но то, что позволяло увидеть - моей собеседницей была высокая, очень широкая в кости, правда, немного полноватая женщина лет пятидесяти.

- На коромысле. До трусов.

- До трусов, - проворчал я, - зачем ей вообще этот мордоворот, такая и сама прекрасно, кого хочешь, без трусов оставит. - Я стянул рваную футболку, оглянулся в поиске куда положить… не нашел и положил на пол. Стянул с себя ботинки, немного стесняясь, стащил джинсы. Ощущал себя новобранцем на призывной комиссии, пытаясь закрыть ладошками особо дорогие моему телу места.

Женщина обошла меня вокруг, поцокала языком. Заинтересованно осмотрела царапину на плече, потыкала пальцем в синее колено и кровоподтёки на пояснице и явно получила удовольствие от гримасы боли на моем лице. Поле чего закончила водить вокруг меня хороводы и остановилась напротив. Сложив руки на груди, посмотрела на меня сверху вниз.

- Рассказывай. - Голос ее был уставшим и, я бы сказал, немного скучающим.

- О чём? - Не понял я.

- О маме с папой… Где и при каких обстоятельствах получил данные травмы?

Тут до меня дошло, что Марья, как её там, Семёновна - это врач. Ну, это уже хорошо, главное, чтобы не патологоанатом… Хотя, проктолога я бы тоже не хотел видеть.

- Ударился… - Я показал колено. - Три раза.

- Оригинально. Одного раза было недостаточно?

- Так получилось

- А царапина?

- В лифте застрял. Вон, футболку порвал, когда выбирался. - Я указал пальцем на кучу грязной одежды под ногами.

Она кивнула, удовлетворенная объяснением.

- Сутки карантин. Если не обратится - можно выпускать. - Это было уже сказано не мне, а здоровяку - специалисту по лампочкам. Тот кивнул и вслед за докторшей вышел из комнаты, закрывая за собой дверь.

Я остался один посреди комнаты на табуретке в одних трусах - как дурак, в общем как все последнее время. В довершении всего лампочка снова мигнула и потухла. Кряхтя, я взобрался на табурет и постучал ногтем по стеклянной колбе. Метод ремонта оказался на удивление действенным. Свет снова включился. В этот момент дверь снова открылась, и в комнату опять зашел тот же мужик, только теперь он был с большим бумажным кулем. А я стою на табурете в одних трусах, держась за электрический провод, на котором висела лампа. Короче, до этого момента я был совсем не дурак.

- Лампочка… - я показал ему на осветительный прибор, с надеждой, что уж кто-кто, а он-то меня точно поймет.

- Ага… Только за шею не завязывай, дышать трудно. - Произнес он с интонацией знающего человека и положил куль на тумбочку. Это оказалась новая, камуфляжная форма. Прямо с иголочки. Даже складки еще не разгладились. Пока я разглядывал одежду, за спиной снова захлопнулась дверь, и щелкнул замок.

Вот я снова один. Вроде в тишине, тепле, но в голове сидела фраза докторши: «Сутки, если не обратится…». Сутки… через сутки все станет понятно, или мне уже будет все равно. «А мне и сейчас всё равно!»

Я со злостью раскатал матрас. Внутри лежало синее армейское одеяло, такое… с тремя черными полосками и подушка. Постельного белья не было. «Зачем тратить белье на потенциальный труп». В животе заурчало. «Собственно, как и на жрачку». Я улегся в кровать и накрылся одеялом с головой. «Как уснуть на голодный желудок?» Это была последняя мысль, перед тем, как я провалился в тяжелый сон со страшными сновидениями.