Виршалаим

Тот, с кем пройдена жадно, пройдена – порознь

Минимум половина заплечных лет,

Внезапно найден, словно бабушкин перстень.

И – костенеешь в предмониторной позе,

А в голове страннейшую из кинолент

Крутит память полузабытой песней.

Вот ты пред… чёрт с ними! Бисером мечешь про космос

Да про каких-то (мир праху которых!) Медичи;

С виду – невозмутима, как скандинав.

Только зачем-то в сердцах обрезаешь косу,

Дюжину круглых, двенадцать двенадцатимесячных

Чуть разменяв.

Вот ты уже восьмиклассница. Хмурым йети

Полуизгойно торчишь из последней парты.

Коль не к доске – то Цой до ста децибел.

А от звонка до звонка – гремишь в туалете

Школьном стихами, как разве что психопаты;

Плачешь в жилетку… которая – на тебе.

Эх, от звонка до звонка, сиплый супермен:

Эх, не на этом фронте – без перемен.

Вроде бы хочешь – как все, да выходит – боком.

Вот, погляди-ка: ты снова болтаешь с Богом,

К счастью, по этой части всё – безлимит.

Видишь, тебе пятнадцать. И губы сини.

Ты за глаза – «королева анорексии»,

«Та, кого и могила не вразумит».

Патлы на палке тела – бурое знамя.

Ты уже куришь, но мама в лицо не знает

Этих твоих закадычных-то «данхил-блу».

Мама гордится: у Юли дневник – в пятёрках.

Помнишь ли алость чернильных кровоподтёков?

Помнишь: школьное диско, а ты, в углу

Сидя, терзаешь рукав на лохматые нитки?..

Вот тебе скоро семнадцать: ты – автор книги

Детских таких, обжигающих дёсны, стишков.

Ими плюёшь ты со сцены – так получилось.

Первый сборник – о, воплощённая чинность!

Каждая буква – незримо кровящийся шов.

Первый сборник… Следом второй et cetera.

Ты, как лимон, вытекаешь из толстой цедры,

Горькой цедры, защитной своей кожуры.

Третья осень встречена на свободе;

Детка, тебе девятнадцать и ты – в субботе.

Полночь оттенка рождественской мишуры.

Эх, на свободе. Ты вызволена из рабства.

Боже!.. К чему это «здравствуй», пустое «здравствуй»

Мне, что срок отмотала и – вон из игры?..