Марго
Вернувшись в зону, организованную для предстоящего выступления, я стараюсь откинуть все неприятные мысли, занятые сомнениями и вопросами, на которые сейчас мне никто не может ответить. Ради себя, ради нас, если «мы» вообще существуем, я хочу сделать этот вечер особенным. Мне хочется вспоминать его как нечто прекрасное, произошедшее в моей жизни. Я — актриса, никак не певица, но то, как Арс меня преобразил, заставляет меня поверить в обратное. Он вдохновил меня, дал в руки все возможности, даже написал для меня песню. Я просто не могу закрыть глаза на все его старания из-за очередной мысли — червоточины, раз за разом проедающей мой мозг.
Переодевшись, я встаю возле сцены, ожидая окончания подготовок к выступлению. Мой наряд похож на костюм леди, решившей посетить ночной клуб: короткое черное платье, огромный оверсайз — пиджак бежевого цвета, украшенный пайетками серебристого цвета и блестящие ботфорты на высоком толстом каблуке. Волосы уложены в голливудские волны, а на лице вечерний макияж с ярко-алыми губами.
Переминаясь с ноги на ногу, вспоминаю наши репетиции. Пытаюсь собраться, успокоиться и взять себя в руки. Я знаю текст лучше, чем дату своего рождения, так что все хорошо. Я справлюсь! Мы с Арсом пробовали отключать изменение моего голоса на репетициях, чтобы я лучше могла прочувствовать издаваемый мною звук для правильного понимания попаданий в нужные ноты. Мне настолько понравилось, что после нескольких репетиций мы единогласно решили, что петь я буду своим голосом. Арс категорически отказался выключать свой. Я не настаивала. Возможно, его раны еще слишком сильно его тревожат, а возможно, он просто не смог бы физически спеть эту песню своим голосом — не знаю…
— Ты прекрасна, — слышу голос приближающегося ко мне Арса. Он тоже приоделся: рубашка, расстегнутая на половину, огромные золотые цепи, позвякивающие и ударяющиеся о его стальной пресс, белые джинсы, разорванные в нескольких местах и такого же цвета кеды. Его образ полностью подходит под партию репа, которую он будет читать.
— Ты готова? — протягивает мне микрофон и подает руку, чтобы помочь подняться на сцену. Ноги трясутся, а на ладонях стремительно появляются капельки пота. Огромная территория — арена, посреди которой установлена сцена, украшена развивающимися на ветру разноцветными шифоновыми лоскутами, поверх сцены установлены гигантские шары, отзеркаливающие переливающийся свет по всему полу.
— Помнишь, я сказал тебе довериться мне? — шепчет на ухо Арс.
— Да, — произношу одними губами.
— Сегодня на нас будет смотреть вся Москва, Мара. Это твой шанс показать всем, что ты не мямля, которую можно пинать от ненадобности. Что получив удар по одной щеке, ты не подставишь другую, а ответным ударом пробьешь солнечное сплетение противнику. Ты — сильная! Ты доказала это мне, доказала себе, теперь докажи это им, — указывает в сторону тысячи собравшихся людей. — Когда ты закончишь, я хочу сказать тебе пару слов. И скажу я их только в том случае, если ты разорвешь эту сцену пополам, — последние словах он кричит мне в лицо, подталкивая к середине сцены.
А дальше все так в тумане. Волна адреналина прокатывается по телу, будоражит, заставляет вскипеть в венах кровь, дает бесконечную энергию, уверенность и ощущение эйфории, проходящее через меня к людям, аплодирующим и поддерживающим свистом наш выход.
Тысячи глаз, направленных прямо на меня, напоминают мне события трехлетней давности. Картину моего последнего выступлении перед наступлением карантина. Я никогда не признавалась себе, отнекиваясь и прикидываясь, что не обращала на сцене ни на кого внимания. Ложь. Я ощущала взгляд каждого смотревшего и упивалась их восторженными возгласами. Мне это нравилось, я видела в этом смысл жизни, после случившегося с Максом. И именно поэтому я и стала такой, какая есть сейчас — я потеряла эту поддержку, эти взгляды, эту энергию и любовь, которую мне дарили зрители. Но сейчас я снова в своей стихие. От волнения не осталось и следа. Есть лишь чистый экстаз и энергетическое упоение.
Свет гаснет, появляется луч софитов, очерчивающий круг возле меня. Заиграла мелодия. Дрожащими пальцами я подношу микрофон к губам. Вот он — мой триумф. Моя слава. Мой шанс. Я открываю рот и мир будто перестает существовать. Есть лишь единение, плавное существование. Катарсис! Я получаю истинное наслаждение, экстаз, творческий оргазм. Сцена — моя сущность. Вот почему я и не была счастлива раньше. Когда не хватает даже мельчайшей частички «тебя», ты неполноценен, слаб, уязвим. Сейчас же я чувствую себя сверхчеловеком, мечтательницей, богиней, и просто счастливой.
Почти допев свою часть, чувствую теплое прикосновение к своей талии. Арс одним рывком подтягивает меня к себе, а после подносит микрофон к губам и начинает зачитывать речитатив, поглаживая рукой мою талию. Я завороженно смотрю в его лицо, мечтая прикоснуться к его губам, так четко произносимым каждое слово песни. Последнее слово Арс выкрикивает, подпрыгивая вместе со мной. Мы безумны, совершенно обезбашены, но главное — счастливы. Проносясь по сцене, мы разъединяемся, подхватывая бутылочки воды и разливая их повсюду: на себя, на подпевающую толпу, на пол рядом, чтобы потом сесть и до брызгов бить по образовавшимся лужам. Не помню, когда в последний раз я так радовалась. Наверное, никогда. Вспотевшие, до ниточки мокрые, мы стоим по разные стороны сцены, тяжело вздыхая и смотря друг на друга. Когда песня заканчивается, и зал взрывается аплодисментами, мы будто намагниченные разными полюсами, бросаемся друг к другу, переходя с быстрого шага на бег. По пути я скидываю с себя пиджак, отбрасывая на сцену. Подбегаю к Арсу, сделавшему то же самое и смотрящему на меня невероятно голодными и возбужденными глазами, обхватываю его за шею, в то время как он подхватывает меня за талию и начинает неистово кружить вокруг своей оси, припадая к моим губам. Мы как два голодных зверя, нашедших друг в друге добычу. Мы выпиваем друг друга, не оставляя ни капли. Кружась и целуясь, мы теряемся в шуме аплодисментов, музыке и поддерживающих нас криков. Здесь только мы: счастливые, мокрые и возбужденные.