Вивекананда

Часть 7

Глаза Вивекананды уже видели свет иного мира, его Истинного Отечества. 18 апреля 1900 года он пишет своей всегда лояльной Радости — Джой: «Битва закончена. Я готов. Шива, о Шива, перейдём на другой берег! После всего, дорогая Джой, я всего только мальчик, в изумлении и с обожанием внимающий словам моего Учителя Рамакришны под баньяновым деревом в Дакшинешваре. И я снова слышу Его голос, знакомый старый голос, заставляющий содрогаться мою душу. Оковы разорваны. Любовь освобождена, работа закончена. Чары остались за пределами жизни. Теперь — только голос Учителя, Его зов — я иду, Господь мой, я иду. Пусть смерть будет попрана Смертью. Я иду, Возлюбленный мой, я иду! Да, я иду, Нирвана предо мною. Порой я слышу шум Океана, Океана Мира, Океана Милосердия! Я счастлив, что родился, счастлив, что так сильно страдал, счастлив навсегда, без того чтоб когда-нибудь возвратиться. Путеводитель, Гуру, Предводитель, Учитель прошёл вперёд. Мальчик, студент, слуга — идёт по его стопам. Я не могу больше участвовать в общественной жизни. Я не могу больше поднимать свой голос. Кто я, Джой, чтобы делать это? Я слишком долго вёл работу в мире. Вы знаете это. Тысячу раз спасибо вам и мисс Болл за всё, что вы сделали для меня в прошлом. Да благословит вас Господь.

В работе моей была амбиция, в любви моей был эгоизм, за моей чистотой стояла гордыня, за моим водительством — вкус власти. Теперь всё сметено. Я иду, Мать, я иду. О, какой покой, покой. Я иду, Господь мой, я иду. О Джой, моё благословение вам. Всё хорошо, Джой, всё прекрасно! Да пребудет с вами радость, Джой, радость моя!»

Вивекапанда посетил Париж. Там он часто посещал христианские службы и однажды сказал, что ритуалы христианства и индуизма имеют очень много внутреннего сходства.

Из Парижа Маргарет Нобль должна была поехать в Лондон, чтобы провести там работу, связанную с её деятельностью в Индии. Вечером, прощаясь с ней и благословляя её, Вивекананда сказал: «У магометан есть одна секта. Когда в ней рождается ребёнок, то старшие благословляют его так: "Если Бог создал тебя — пропади, если Аллах — живи!" То, что они говорят детям, я хочу сказать тебе, но только — наоборот: "Иди в гущу мира и там, если это я создал тебя, — разрушься, если же Мать — живи!"»

Возможно, Свами вспомнил тех западных учеников, которые не имели глубины и самоотверженности, потребовавшихся от них при общении с Вивеканандой.

24 октября 1900 года Свами Вивекананда покинул Париж и направился в Вену. Через Венгрию, Сербию, Румынию и Болгарию он прибыл в Афины. Из Афин он отплыл в Египет, где с восторгом посетил Каирский музей. В Каире Вивекананда узнал, что с мистером Сэвьером случилось несчастье. Он немедленно сел на корабль, отплывающий в Индию.

Какое же впечатление произвела его вторая поездка на Запад? Первый раз он был восхищён размахом технической революции, развитием демократии, хорошей организацией производства. Но теперь он потерял многие иллюзии. В невероятной борьбе американцев за превосходство и власть он ясно увидел власть маммоны. Он видел, что коммерческий дух подавляет нацию, лишает её духовных ценностей. Это была тирания. Горстка людей во имя своего возвеличения не останавливалась ни перед чем. Он мог восхищаться организацией, но что хорошего в «организованной волчьей стае?» — сказал он ученикам. Он также отметил духовный упадок Америки. Он признался мисс Мак-Леон, что Америка не сможет быть мостом, которому суждено соединить Запад и Восток. Гнетущее впечатление произвела на Вивекананду и Европа: «Европа — просто большой военный лагерь». Еще в 1895 году он сказал Кристине: «Европа находится на кратере вулкана. Если духовный огонь не уравновесит огонь чёрный — это будет катастрофа. Следующий сдвиг, — говорил Вивекананда, — придёт из России или из Китая. Я не могу сказать определённо, откуда точно, но это будет одна из названных стран». И ещё добавил: «Сейчас мир находится под властью вайшьев. Это третья стадия. Четвёртая будет под властью шудр».

Свами Вивекананда прибыл в Бомбей и немедленно отправился в Калькутту. В Белур-Матх приехал поздно вечером 9 декабря 1900 года, никого не предупредив о своём приезде. В монастыре колокол позвал к вечерней трапезе. Свами Вивекананда присоединился к братьям-монахам. Все были чрезвычайно обрадованы этим неожиданным возвращением. В монастыре Вивекананде рассказали о последних днях мистера Сэвьера в Майавате в Гималаях. Эту печальную весть он получил в Египте. Вивекананда был очень опечален и 11 декабря написал мисс Мак-Леон: «Два великих англичанина отдали свои жизни за нас. Это заставляет меня любить дорогую Англию и её героический порыв. Мать орошает землю просыпающейся Индии кровью самых лучших англичан. Слава Матери!»

Вивекананда пробыл в монастыре 18 дней и отправился в Майавату в Гималаи. Он не захотел ждать и устроить своё путешествие. Он доехал до последней станции в сопровождении Шивананды и Садаананды. В этом году зима в Гималаях стояла очень суровая. Из-за заносов ему пришлось с великим трудом преодолевать путь. Однако 3 января 1901 года он достиг цели. Встреча с миссис Сэвьер была очень волнующей. Вивекананда был потрясён прекрасным расположением монастыря и огромными успехами в работе. Из-за суровой погоды Вивекананда большую часть времени проводил дома. Для населения монастыря наступило время удивительных бесед с Вивеканандой. Беседы были очень глубокие. Он много говорил о Законе самоотверженности — как основном духовном законе, часто вспоминая мистера Сэвьера, его сердце, вспыхнувшее и сгоревшее на жертвенном огне любви. Он говорил о великом Законе терпимости как о духовном законе — терпимости прежде всего религиозной. Он говорил о качествах, которыми должен обладать руководитель. Это, прежде всего, полная самоотдача. В Майавате у него начались приступы астмы. Несмотря на это, он продолжал работать. Он написал там несколько статей. Однажды, когда его тело содрогалось от кашля, он воскликнул с нетерпением: «Это тело больше не годится совсем, совсем».

В последний год жизни Вивекананда не отходил уже от Учителя ни на минуту. Вернувшись в монастырь в Белур, он начал деятельно готовиться к проведению праздника, посвящённого Рамакришие и Божественной Матери. Истинная природа Вивекананды была «Бхакти» — поклонник Бога-Любви, хотя ему пришлось всю жизнь заниматься философией. Для реализации Бога, по индуизму, необходимо достичь недуалистического познания Бога. Дуализм есть лишь стадия на пути к недуализму. Только путём недуализма, считал Вивекананда, можно прийти к гармонии всех персональных Богов. Без прочной основы недуалистического Абсолюта дуализм порождает фанатизм, сектантство и очень опасную эмоциональность. И в Индии, и на Западе он видел достаточно карикатуры на религию. Именно для недуалистического мировоззрения создал Вивекананда Ашрам в Майавате, где сами Гималаи, их величие, их снежные вершины помогали прямо сливаться с Абсолютом. Вивекананда верил, что в будущем все религии получат новую ориентацию от недуалистических религий, и это принесёт гармонию и новую ступень отношений между людьми. В Майавате Вивекананда узнал о кончине Гаджи Кшетри, его близкого ученика, помогшего ему деньгами для первой поездки на Запад.

18 января Вивекананда покинул Майавату и пешком последовал в трудный путь. Много пережил он, пока спустился с гор в долину. 24 января он достиг Белура. Находясь в монастыре Рамакришны, он получил приглашение совершить поездку по Бенгалии. Вивекананда согласился, но до этого отправился в паломничество по святым местам, сопровождая свою мать, которая, подобно многим индийским вдовам, совершала паломничество.

«Я всегда приносил семье только беспокойство и нищету, — писал Вивекананда мисс Болл, — и я постараюсь теперь хоть немного скрасить последние дни моей матери».

18 марта паломники достигли Дакку. Вивекананда невыносимо страдал от приступов астмы. Разыгрался диабет. Однажды, когда приступ стал нестерпимым, Вивекананда воскликнул, задыхаясь: «Ну и что же, я дал им, по крайней мере, на пятьсот лет работы». Он не имел ни секунды отдыха. Люди терзали его день и ночь. В Дакке он прочёл несколько лекций.

Вивекананда вернулся в начале мая. Он сокрушал фанатизм своих учеников. Одному молодому человеку в Дакке он сказал: «Мой мальчик, послушайся моего совета — укрепи свои мускулы и свои мозги при помощи хорошей пищи. И следи за собой — без хорошего физического аппарата трудно достичь больших успехов в духовной жизни». В другой раз на очень многолюдном митинге в Бенгалии он сказал молодым студентам, изнурявшим себя аскетикой и очень слабым физически: «Вы скорее приблизитесь к Богу через футбол, нежели через Бхагават-Гиту, мои мальчики».

Братья и ученики были очень обеспокоены здоровьем Вивекананды, которое становилось с каждым днём всё хуже и хуже. Он выглядел совсем обессиленным — трудно было представить себе, что этот совершенно истощённый человек — тот самый мощный, ослепительный Нарен с грациозной походкой «большой кошки».

Братья настояли, чтобы он пожил безвыездно в монастыре. Он любил свою комнату, выходящую на восход солнца. Четыре окна было в этой комнате, зеркало, шкаф для вещей, в углу стояла железная кровать с матрацем, подаренная одной из западных учениц, но Свами чаще пользовался ковриком и циновкой. Письменный стол с бумагами, вазой с цветами и фотографией Рамакришны и маленький чайный столик довершали убранство комнаты. Здесь Вивекананда работал, принимал посетителей, здесь медитировал и здесь ушёл в последнее Самадхи, из которого больше не вернулся в земное сознание.

19 декабря он написал в Америку: «Я был всего только странником, прошёл по миру — шумный Париж, Нью-Йорк, разноцветный Константинополь — всё где-то далеко, а здесь, из окна моей комнаты, я вижу моё родное небо и воды Ганга, убаюкивающие меня. Как тихо, как покойно. О Мой Учитель, о Его Любовь ко мне».

Рядом с Вивеканандой жили его животные: собака Багха, антилопа, павлин, козлёнок Матру. Животные обожали его. Они спали в его комнате, он разговаривал с ними. Он был настоящий пастух своего маленького стада. Когда козлёнок умер, Свами рыдал как ребёнок: «Странно, — говорил он, — мне казалось, что я уйду раньше».

Вивекананда любил сам готовить пищу для братьев-монахов. Часто вечерами он сидел с ними в саду и как когда-то, на заре их жизни, пел гимны Матери. По мере того как силы покидали его тело, просветление возрастало. Иногда взор его становился взором откуда-то извне — в это время лицо его выражало такое изнеможение, что на него больно было смотреть. Однажды он сказал: «Одна вещь приносит утешение — это то, что жизнь наша не продолжается до бесконечности». Его болезнь не прервала его работы. Как-то, когда его попросили сделать перерыв, он сказал: «Но Мать не даёт мне перерыва. Я должен работать, работать и работать, и когда Она разрешит, только тогда я прервусь». И он рассказал, как однажды Рамакришна, погрузив его в глубокое Самадхи, передал ему свою духовную силу для работы.

В течение последней четверти 1901 года Свами Вивекананда готовил праздник Матери-Кали. В феврале 1902 года, в день рождения Рамакришны, в Белур-Матхе был большой праздник. Но сам Вивекананда наблюдал его из окна своей комнаты — ноги отказали, он не мог сделать ни шагу. Когда к нему пришли за благословением, он сказал: «Благословенны вы, те, кому выпало счастье видеть Рамакришну, благословенны вы, кто пришёл сюда к нему на свидание. Все, кто приходит сюда, оказываются рядом с ним. Благословенны все, приходящие сюда, и все, кто придут сюда в будущем. Все, все поймут со временем, кем был Рамакришна».

Но следует заметить, что в монастыре, включая диету и одежду, порядки были очень лояльные, это вызывало недовольство окружающих. «Это хорошо, — говорил Вивекананда, — это закон природы. Никогда ни один основатель религии не проходил иным путём. Без сопротивления новые идеи не могут обрести жизни».

В конце 1901 года два буддиста из Японии приехали к Вивекананде, чтобы пригласить его в Японию на Конгресс Религий. Один из них был великий художник и критик Оканура. Свами Вивекананда не смог поехать в Японию, но время, проведённое с японцами, было для Вивекананды радостным — «Мы два брата, которые встретились вновь после долгой разлуки, пришедшие с двух разных концов».

В это же время Вивекананда провозгласил свою мысль о тесной связи монашества и целомудренной супружеской жизни, основанной на верности. Он говорил: «По моему мнению, нация должна воспитать в себе идеал целомудренного верного супружества, прежде чем думать о монашестве. Христианство очень близко к индуизму в определении супружества как величайшего таинства и святыни.

Магометанство не дошло ещё до такой высоты идеала, поэтому у них нет и высокой идеи брахмачарья. У японцев тоже есть это таинство — священное отношение к браку. Если вы поймёте истинную природу брака, основанием которого может быть только любовь, любовь обожающая, любовь, граничащая со смертью, вы тотчас подойдёте к идее монашества». Вивекананда утверждал, что три воплощения в идеальном браке, основанном на свободе выбора и на любви, делают человека идеальным брахмачарья.

Оканура пригласил Вивекананду посетить вместе с ним Бодх-Гайю, где Будда получил просветление. Свами согласился. Они приехали в Бодх-Гайю в последний день рождения Вивекананды на земле. Буддийские монахи оказали Вивекананде великие почести. Вернувшись, Вивекананда был уже пригвождён к постели. Он почти не мог спать, есть. Двадцать один день он не пил совсем. «Тело всего лишь наше орудие, и оно должно повиноваться приказу духа. Я нисколько не испытываю жажды. Я сказал себе, что вода для меня больше не существует, — и она перестала существовать для меня. Я вижу — я могу всё».

Все последние мысли Вивекананды были о возрождении Индии. «Мой метод — созидание, не разрушение. Но где видели вы завоевание свободы без крови? Вы хорошие ребята, вы научились медитировать, но не только медитацией придётся завоёвывать свободу Индии, но и крепкими мускулами и железной рукой. Будьте сильными, мои мальчики; после всех моих опытов — всё во всём. Всё в мире — манифестация Его Воли. И нет другого Бога, и нет иного пути служения Богу, как только служение людям».

Один из светских учеников его однажды подчеркнул большие трудности, связанные с установлением союза и гармонии между различными сектами в Индии. Вивекананда заметил возбуждённо: «Не приходите больше сюда, если вы находите даваемые задания слишком трудными. Благодаря Благословению Господа всё становится легко выполнимым. Ваш долг — служить бедным и страдающим без различия каст и верований. Что за дело вам рассуждать о плодах ваших действий. Ваш долг идти и работать, и всё образуется как надо, вовремя и сделается само. Мой метод работы — созидать, а не разрушать существующее… Вы все образованные ребята, признающие себя моими учениками, скажите мне, что вы сделали? Можете ли вы отдать одну жизнь для спасения ближних? Оставьте чтение Веданты, и практику медитации, и удовольствие быть совершенными до следующей жизни! Идите и отдайте себя на служение ближним, иначе бесполезно приходить сюда, ко мне».

Немного позже он сказал: «После стольких духовных упражнений, суровости и аскетики я знаю, что высшая правда вот в чём: Он представлен во всём сущем. Всё есть манифестация Его форм. И нечего искать другого Бога. И только тот единственно поклоняется Богу, кто служит всему сущему».

В этом увещевании — основа миссии Вивекананды во всей своей жизненности. Эти слова равно относятся к Индии и Западному миру. Запад тоже имеет своих отверженных. Тот, кто эксплуатирует другого прямо или косвенно, попирает Бога и заплатит за это рано или поздно. Все люди — сыновья одного и того же Бога, все рождены одним Богом. Тот, кто хочет служить Богу, должен служить человеку, и в первую очередь — бедным, слабым, угнетённым. И только опрокинув барьеры между человеком и человеком, можно войти в царство небесное.

Однажды он сидел под манговым деревом в монастырском саду. Монахи и брахмачарьи вокруг него были заняты своей работой. Вдруг глаза Свами Вивекананды стали непереносимо лучистыми. Словно выходя из тока эмоций, он сказал ученикам: «Куда пойдёте вы, чтобы найти Брахмана? Он распростёрт во всём бытии. Здесь, здесь видимый Брахман! Какое заблуждение — перед лицом Брахмана отворачивать ум на другие вещи. Здесь — ощутимый, видимый Брахман, перед вами, реальный, осязаемый, как плод в ваших руках!» Эти слова ударили всех, кто был рядом, словно электрическим током. Вивекананда погрузился в транс. Все почувствовали невообразимый мир. Наконец Свами сказал Премананде: «Теперь иди на Богослужение».

Братья пытались оградить его от посетителей, но он был неистощим: «Посмотрите, — однажды сказал он, — что хорошего в этом теле? Оставьте его служить людям. Разве наш Учитель не служил до самого конца? И разве не должен я делать то же? Вы не представляете, как я бываю счастлив, когда могу отдавать. За то, чтобы пробудить Атмана в чьей-либо душе, я был бы счастлив умереть снова и снова».

До самого конца Свами оставался руководителем монастыря, вникая во все детали повседневной жизни, несмотря на свои мучительные страдания. За три месяца до смерти он ввёл правило, чтобы в 4 часа утра ручной колокольчик переходил из комнаты в комнату, пробуждая монахов. Через полчаса все должны собраться для медитации. Но сам он был всегда раньше всех. Он вставал в три часа и шёл в храм, где, садясь лицом к северу, медитировал около двух часов. Ни один не мог кончить раньше его. Когда он вставал, он восклицал: «Шива, Шива!» Естественно, его присутствие в храме создавало атмосферу, насыщенную духовностью. Свами Брахмананда говорил: «Каждый немедленно оказывался поглощённым, когда он медитировал рядом с Нареном! Я никогда не испытывал ничего подобного, когда медитировал один».

Вивекананда не выпускал из своего поля зрения и западных учеников. Мисс Мак-Леон он писал 14 июня 1901 года: «Итак, Джой, крепись духом. Слава и честь ожидают тебя, и свобода. Естественный путь для женщины был брак — подняться, ведомой мужчиной. Но эти дни прошли. Ты можешь подняться без представительства какого-либо мужчины, своими собственными силами, тем, что ты есть — чистая, дорогая Джой — наша Джой, постоянная Джой. Мы достаточно повидали в этой жизни, мы не прятались от её кипения, не правда ли, Джой! Это был приказ Матери, чтобы мы работали вместе, это всегда было для пользы многих. Это должно быть для пользы ещё больших. Пусть так и будет. Мать Сама указала путь».

Мэри Хэлл он написал 27 августа 1901 года с его обычным остроумием: «Я хотел бы, чтобы здоровье моё было сообразно твоему пожеланию, хотя бы для того, чтобы иметь возможность написать тебе длинное письмо. Оно ухудшается, в действительности, с каждым днём, и столько осложнений из-за этого. Я желаю тебе огромной радости в твоей чудесной швейцарской деревне — отличного здоровья, хорошего аппетита и света вокруг. Я так рад, что ты дышишь свежим горным воздухом, но жаль, что Сэм не совсем здоров. Но не надо отчаиваться по этому поводу, у него крепкая здоровая натура.

"Женское настроение и мужская удача — в этом даже Боги не вольны". Мои инстинкты, может быть, очень женские, но что я постиг сейчас, это то, что ты становишься немного индивидуалисткой. О Мэри, твой рассудок, здоровье, красота — всё зачахнет из-за этого недостатка, одного этого чувства — утверждения индивидуализма. Твоя надменность, дух и т. д. — всё это нонсенс, одна насмешка. Ты, в лучшем случае, пансионная девочка. Нет твёрдости, нет твёрдости! Увы! Эта пожизненная несамостоятельность в делах, — это очень грубо, очень жестоко, но я не могу по-другому. Я люблю тебя, Мэри, искренне, очень неподдельно, я не могу обманывать тебя сахарными леденцами, этого не будет. К тому же я — умирающий человек, у меня нет времени на уговаривание. Пробудись, девочка! Я жду теперь от тебя писем с верным общественным настроением. Ответь мне прямо и искренне — я нуждаюсь в твоём пробуждении. Я чувствую себя невольно отдыхающим. Я недостаточно внимательно слежу за движением. Но движение становится всё шире, и невозможно одному человеку знать всё досконально. Я ничего не делаю кроме того, что пытаюсь есть и спать и ухаживать за телом в последние дни его жизни. До свидания, дорогая Мэри. Надеюсь, мы снова встретимся в этой жизни, но, встретимся мы или нет, я всегда останусь твоим любящим братом. Вивекананда».