Вкус к смерти

Глава 12

Таррант стоял у огромного окна, отрешенно глядя на Гайд-парк и улицу внизу. Прохожих в этот ранний час почти не было.

— Почтовый фургон нашли пустым в двух милях от коттеджа. Местной полиции про Дайну ничего не известно. Я решил, что не стоит информировать обо всем этом прессу. Полиция просто занята розыском человека или нескольких человек, оглушивших водителя фургона и похитивших его. Но Фробишер негласно делает все, чтобы найти Деликату и девушку. — Таррант пожал плечами. — Лично я считаю, что в Англии их уже нет. Скорее всего, Деликата покинул страну по воздуху и увез Дайну с собой. Раз это вам удается, наверняка удалось и ему.

Скрестив руки на груди, Модести мерила шагами комнату. Вилли Гарвин сидел в одном из больших кресел. Внутреннее напряжение, исказившее его темное от загара лицо, делало его некрасивым. Они приехали всего минут десять назад и совсем не успели отдохнуть после поездки.

Стивен Колльер неподвижно застыл на длинной кушетке. В нем не чувствовалось и следа его обычной иронии. Почти весь его лоб был залеплен пластырем.

Стив не мигая смотрел в пустоту, и только его пальцы разрывали на мелкие кусочки упаковку сигаретной пачки.

— В прессу точно ничего не просочится? — спросила Модести.

— Да. Фробишер об этом позаботится. — Таррант отвернулся от окна. — Я связался с ним сразу же после звонка Колльера. И решил больше никому ничего не сообщать до разговора с вами.

Модести кивнула.

— Да, ситуация тяжелая. — Она посмотрела на Колльера. — Хорошо, хоть ты остался жив, Стив. Не могу себе представить, что помешало Деликате убить тебя.

— Я бы и сам хотел этого. — Он говорил правду. — Уверен, он считает, что покончил со мной. Когда я пришел в себя, я так и лежал у плиты как куча дерьма. Все лицо в крови, а шея вывернута к стене. Сначала подумал, что она в самом деле сломана. Наверное, и Деликата решил так же.

— Наверняка. Продолжай, дорогой.

— Я тебе уже все рассказал. — Колльер не смотрел на Модести.

— Еще раз нам всем расскажи.

Стив закрыл глаза.

— Я пришел в себя. Встал. Голова гудит, ничего не соображаю. Подошел к телефону и набрал номер, который ты мне дала для связи с Таррантом. Сообщил ему, что случилось. Таррант велел ничего не говорить про Дайну, когда прибудет полиция. Сказал, что сам все урегулирует и свяжется с вами. А пока пошлет за мной машину с кем-нибудь, кто проследит, чтобы полиция не задавала мне много вопросов, не была чересчур любопытной. Потом повесил трубку. Минуты через две примчались двое полицейских из Бенилдона.

Сработала сигнализация у них в участке. Не думаю, чтобы из рассказанного мною они что-нибудь поняли, но, похоже, многого от меня они и не ожидали. Я, наверное, выглядел совершенно свихнувшимся. Я себя так и чувствовал. Что было потом, я плохо помню. Меня привезли в полицейский участок, и доктор осмотрел меня. Затем приехал человек Тарранта и доставил меня сюда.

Колльер наконец прекратил рвать сигаретную упаковку. Руки у него тряслись, и он сунул их под мышки.

— Простите меня. — Он опустошенно взглянул на Вилли. — Звучит, конечно, патетично, но мне в самом деле просто отчаянно жаль.

На секунду окаменевшее лицо Гарвина расслабилось.

— Не упрекайте себя слишком сильно, — устало ответил он. — Когда я делал эти решетки, я не имел в виду людей, подобных Деликате.

— Ну конечно, — тихо произнес Таррант. — Ни один нормальный человек не может ожидать, что кто-то оторвет стальную решетку голыми руками. Предлагаю прекратить осыпать себя упреками. И уж наверняка никто из нас не мог предположить, что мы находились по разные стороны одного и того же дела. Вилли, столкнувшийся с Габриэлем в Панаме, и мы, разыскивающие здесь неизвестную личность. А это оказался Деликата.

— Трубы, — прошептал Гарвин, прижав ладонь тыльной стороной ко лбу. — О Господи! Трубы!

Таррант пристально посмотрел на него. Колльера покинула апатия, он выглядел удивленным и ничего не понимающим. Модести попросила:

— Продолжай, Вилли.

Гарвин заговорил тоном глубочайшего раскаяния:

— Я величайший глупец из всех живущих на этом свете. Я же чувствовал — тут что-то не так, когда ты вчера ночью говорила, что надо сначала закончить с Габриэлем, а потом приняться за Деликату. Я точно знал: тут что-то не так.

Он резко вскочил, не в силах сдержать охватившую его злость на самого себя.

— Кретин безмозглый! Я совершенно забыл одну вещь, Принцесса. Когда Габриэль с Макуиртэром собирались поджарить меня в Панаме, мы с ними немного поболтали перед этим. Я тогда спросил Габриэля, зачем им понадобилась Дайна. И он ответил — для археологических исследований. Я подумал, это просто дурацкая шутка.

Колльер медленно произнес:

— Я не совсем понимаю…

— Да все видно невооруженным глазом за милю! — Голос Вилли дрожал от возбуждения. — Дайна способна находить скрытые предметы. Не только трубы. Драгоценные металлы, например. Я еще вчера знал, что Дайна нужна Габриэлю, потому что она может находить под землей разные предметы. Закопанные предметы. И он сам говорил, что она ему нужна для археологических исследований. А я все это упустил, даже когда мне Принцесса рассказала про Ааронсона: что тот был сильно озабочен этими раскопками в Масе, подозревал что-то, и Деликата убил его. Все это я знал еще вчера, но не смог сложить в одно целое. А это просто, как дважды два. В Масе есть что-то такое, что нужно Габриэлю и Деликате. И только Дайна способна это «что-то» найти.

Все молчали. Первым заговорил Таррант:

— Слабая привязка, Вилли. Конечно, может быть, все обстоит именно так, но пока это только твое шестое чувство.

— Без интуиции в нашей работе делать нечего! — зло возразил Гарвин. — Я знал, что тут что-то не так, но никак не мог понять, что именно. О Господи, да пристрелить меня за это мало!

Модести смотрела на него.

— Достаточно, Вилли, — произнесла она, не повышая голоса, но все почувствовали, что этому голосу нужно подчиниться.

Медленно, очень медленно Вилли засунул руки в карманы, расслабился, буквально физически ощущалось, как злость и презрение к себе покидают его. Прислонившись спиной к камину, Гарвин сказал уже совсем другим, спокойным тоном:

— Прости, Принцесса.

Она слегка улыбнулась ему, потом взглянула на Тарранта.

— Как скоро вы сможете устроить нам встречу с Пристайном?

В первый момент Колльер не мог сообразить, о ком идет речь. С трудом вспомнил, что сэр Говард Пристайн финансирует проведение раскопок в Масе. Но он все равно ничего еще не понимал.

Таррант тоже смотрел на Модести с некоторым недоумением.

— Что вы намереваетесь делать? — спросил он.

— Мас расположен на алжирской территории. Но пытаться вступить в официальные переговоры с алжирскими властями просто не имеет смысла. Вилли и я могли бы добраться до Маса сами, по караванным тропам, но на это уйдет слишком много времени. А Пристайн содержит в Алжире самолет, доставляющий припасы экспедиции. Поэтому нам и необходимо с ним встретиться.

В следующую минуту или две Колльер почти не прислушивался к разговору. Внутри у него словно вспыхнул какой-то огонек, быстро разгорающийся в яростное, неукротимое пламя.

Неожиданно для всех он заявил:

— Я тоже поеду с вами.

Модести остановилась на середине фразы и взглянула на Колльера со странным смешанным чувством жалости и раздражения.

— Но сейчас ты не совсем в форме. Не думаю…

— Неважно, что ты там думаешь! — Тонкое, нервное лицо Колльера вдруг исказила ярость. — Я еду с вами! Я не могу, слышишь, совершенно не могу здесь оставаться, ожидая дни и ночи известий от вас. — Голос его дрогнул. — Я слышал крик Дайны, когда ее схватил Деликата. Этот крик до сих пор стоит в моих ушах.

Колльер прижал ладони к глазам и держал их так несколько секунд.

— Вот как мир выглядит для нее, — глухо сказал он. — Кромешная тьма. Постоянная темнота. Я знаю, что такое страх, но, Боже, даже представить себе не могу, каким он может быть для нее.

Колльер опустил наконец руки. Когда он поднял глаза, на его лице играло жуткое подобие его прежней иронической улыбки.

— Я поеду с вами, — уже извиняющимся тоном повторил он. — Вам не следует опасаться, что я выкину что-нибудь… помешаю вам. Меня уже больше ничем не испугаешь. Мне на все наплевать. Наплевать, даже если Деликата проделает со мной свой собачий трюк. Может, у вас появится шанс пристрелить его, пока он будет заниматься этим делом.

Тарранту пришлось приложить массу усилий и использовать все свое немалое влияние, чтобы их приняли в шесть часов в великолепно обставленном офисе на верхнем этаже огромного белоснежного небоскреба, именуемого домом Пристайна.

Сэр Говард Пристайн не только возглавлял несколько крупных компаний, он к тому же финансировал многочисленные благотворительные организации и входил в совет директоров десятка больниц. И нигде его участие не носило чисто формальный характер. Все свои многочисленные обязанности он исполнял тщательно и с большой ответственностью. Поэтому и не было ничего удивительного в том, что он скорее согласился бы потратить свои деньги, чем время на прием неожиданных визитеров.

Он начал вести дела в Сити, когда ему еще не было тридцати. К тридцати годам его состояние уже оценивалось в миллион фунтов стерлингов. Казалось, все у него получалось легко и просто. Но Пристайн не гонялся за славой выдающегося общественного деятеля. Он не давал прессе интервью и не появлялся на телевизионных экранах. Не оказывал предпочтения ни одной из партий и считался политически нейтральным.

Сейчас ему было уже пятьдесят пять лет, и пятнадцать из них он прожил вдовцом. Вопрос о новой женитьбе даже не поднимался. Он посещал старинный привилегированный клуб, где изредка поигрывал в бридж, почти не пил и, видимо, не имел любовницы. Единственным его хобби было выращивание орхидей. Несколько недель в начале лета Пристайн проводил на своей вилле на Ривьере, но там ему не очень нравилось. В гольф он не играл. Для поддержания физической формы много ходил пешком и плавал.

На обширном пространстве письменного стола лежал блокнотик для заметок, большой блокнот, стояли два телефонных аппарата и переговорное устройство внутренней связи. Пристайн сидел во вращающемся кресле, откинувшись на спинку, скрестив руки на груди. Это был крупный мужчина с густыми прямыми седеющими волосами, тщательно зачесанными назад. Лицо гладкое, лишенное малейших признаков морщин.

Таррант говорил уже минут пять, и Пристайн его ни разу не прервал.

Чуть позади Тарранта сидела Модести Блейз. Готовясь к визиту, она надела строгое шерстяное бежевое платье с высоким вязаным темно-бордовым воротничком и ремешком того же цвета. Сумочка и туфли были из прекрасной черной замши.

Девушка выглядела изысканно и элегантно. Она казалась совершенно спокойной. Время от времени взгляд Пристайна останавливался на ней, но в основном он смотрел на Тарранта. У него были спокойные, немного печальные глаза человека, преодолевшего сотни критических ситуаций в непроходимых, полных опасностей джунглях коммерции и бизнеса. Если он и удивился сообщению Тарранта, то ничем этого не показал. Он слушал его, как слушал бы доклад одного из своих помощников, учитывая каждую деталь, анализируя и сопоставляя.

Когда Таррант закончил, у Пристайна уже был наготове первый вопрос. Модести не сомневалась, что и все остальные вопросы, которые он собирался задать, он успел обдумать по ходу рассказа.

— Насколько вы сами верите в правдивость своей версии, Таррант? — вежливо, почти ласково спросил Пристайн негромким приятным голосом.

— Я думаю, что в основном все это соответствует действительности. То есть считаю, что в Масе что-то происходит, и что девушка находится именно там.

Пристайн кивнул.

— Я знаю, какой пост вы занимаете в системе государственных учреждений. Я не должен это знать, но знаю. Я принимаю вашу точку зрения. Вы полагаете, что экспедиция в Масе захвачена преступниками?

— Да, таково мое мнение.

— Профессор Танджи замешан в этом?

— Нет. Возможно, я и ошибаюсь, но все же считаю это чрезвычайно маловероятным.

— В его докладах и сообщениях нет ничего, что указывало бы на какие-либо неприятности.

— В них ничего и не может быть, если этим делом заняты Габриэль и Деликата, — сухо заметил Таррант. — Хотя Ааронсон и почувствовал что-то подозрительное в письмах Танджи.

Пристайн вновь кивнул.

— Разумеется, он знал профессора Танджи лучше меня. Похоже, перед нами всего три варианта. Официальное обращение нашего правительства к правительству Алжира о проведении расследования. Моя личная просьба к алжирскому правительству того же содержания. И наконец, сугубо частное расследование.

Таррант хотел было что-то сказать, но Пристайн вежливо остановил его, приподняв руку.

— Я считаю, что первый путь абсолютно невозможен. Оба правительства отнюдь не дружелюбно относятся друг к другу. Второй путь более реален. Перед тем, как заняться подготовкой экспедиции профессора Танджи, я заручился поддержкой министра культуры Алжира. Это стоило мне солидного денежного вклада в их новый музей, который министерство планирует построить. Поэтому там у меня есть некоторое влияние. Но я сильно сомневаюсь, что алжирские власти будут действовать быстро. Могут, наоборот, намеренно притормозить ход расследования. Если эта девушка, Дайна Пилгрим, вместе с Танджи и другими действительно в опасности, нам нужно соблюдать чрезвычайную осторожность, а официальное вмешательство может все испортить.

Пристайн взглянул на Модести Блейз. Легкая улыбка коснулась его губ.

— Я уже говорил, что знаю, где и кем работает Таррант. Мне известно кое-что и о вас, мисс Блейз. Благодаря вам Селби потерял пост министра — в результате, как мне помнится, кувейтского дела.

Ответил Таррант:

— Ошибка Селби состояла в том, что он отказался принять информацию, которую для него с риском для жизни добыла мисс Блейз. Он хотел вынудить ее одну таскать все каштаны из огня, чтобы потом воспользоваться этим.

— Точно. — Пристайн не сводил с Модести глаз. — Я бы тоже сказал, что Селби сам виноват в том, что случилось. Он потерял чутье.

— Чутье? — негромко переспросила Модести. Она впервые заговорила после нескольких обязательных фраз в начале знакомства.

— Чутье, на кого делать ставку. И когда. Не думаю, что я тоже страдаю этим недостатком. Какая помощь вам нужна от меня, мисс Блейз?

— Прикажите вашему пилоту, чтобы тот, в очередной раз отправляясь из Алжира, принял на борт двоих пассажиров. Простите, троих.

— Вас, Гарвина и… как же его зовут? А, Колльер. Точно. — Пристайн открыл свой огромный блокнот. — Следующий по расписанию полет должен состояться в четверг, то есть послезавтра.

— Значит, завтра мы вылетаем в Алжир. С кем нам там связаться?

— С моим агентом. Вы передадите ему инструкции, которые я собственноручно напишу для него. Это касается вашей поездки в Мас. Кроме того, я и сам ему позвоню. Он предоставит пилота в ваше распоряжение.

— Могут ли они сохранить дело в тайне?

— Да. Я тщательно подбираю себе людей. Ну и в ином случае в Мас никто ничего не сможет сообщить раньше, чем вы прилетите туда, так как это будет ближайший рейс.

Модести удовлетворенно кивнула.

— Пилот у вас хороший?

— Я считаю, что он входит в шестерку самых лучших в Европе и Штатах.

— Звучит неплохо. Я бы хотела, чтобы он сделал посадку милях в десяти от Маса, а потом продолжил бы полет, будто нас и не было.

Пристайн удивленно вскинул брови:

— В песчаной пустыне?

— Это вполне возможно. Только одна седьмая часть площади Сахары покрыта песчаными дюнами. Там достаточно ровных площадок с твердой поверхностью. Но это я уж предоставлю решать самому летчику, когда подойдет время. Если он будет сомневаться, мы просто выпрыгнем на парашютах. Нам надо приблизиться к Масу незамеченными, так, чтобы мы могли немного понаблюдать, что там происходит, перед тем как ворваться туда.

Пристайн с любопытством посмотрел на Модести, потом взглянул на Тарранта и сказал:

— Вы, наверное, уже привыкли к этому?

Таррант усмехнулся:

— Только до некоторой степени. Я до сих пор нахожу мисс Блейз несколько импульсивной.

Пристайн снова взглянул на Модести.

— Разумеется, я должен был этого ожидать. Простите меня.

Открыв ящик стола, он вынул листок бумаги с водяными знаками и начал быстро писать на нем изящной золотой ручкой. Это отняло у него не более минуты.

— Вот адрес моего агента в Алжире и необходимые рекомендации и наставления. — Встав и обойдя стол, он вручил листок Модести. — Подойдет?

Модести быстро прочитала краткий и четкий текст.

— Разумеется. Благодарю вас, сэр Говард.

— Когда вы предполагаете выйти с нами на связь?

— Как только сможем что-нибудь сообщить. Мы будем поддерживать радиосвязь с центром сэра Джеральда.

— Боюсь, это вам не удастся, — извиняющимся тоном возразил Пристайн. — Мне говорили, что Мас находится в мертвой зоне, хотя я и сам толком не знаю, что это такое. Что-то связанное с горами, Тадемаитским плато. Именно поэтому у меня и нет прямой радиосвязи с профессором Танджи. Приходится рассчитывать только на почту.

Он медленно подошел к окну.

— Возможно, вы решите эту проблему, установив связь через три или четыре промежуточные станции? Сам я неважно во всем этом разбираюсь.

— Нет. — Модести посмотрела на Тарранта. — Пожалуй, это слишком сложно.

Таррант неохотно кивнул. Пристайн продолжал:

— Скорее всего, это было бы нужно только для того, чтобы умерить наше беспокойство, позволив нам быть в курсе ваших дел. Если же, не дай Бог, вы на самом деле будете вынуждены подать сигнал тревоги, мы вряд ли сможем оказать вам действенную помощь. Вы же будете находиться на территории Алжира, и я даже вообразить не могу, как мы сумеем убедить местные власти предпринять даже в случае необходимости хоть что-нибудь.

Таррант глубоко вздохнул. Конечно, Пристайн был прав. И все же возможность выйти на связь никогда не бывает лишней. А теперь, похоже, ситуация такова: он ничего не будет знать, пока все так или иначе не закончится.

— Дайте мне три недели, — сказала Модести. — Знаю, это большой срок, но и Мас расположен неблизко. Я пока не знаю, с чем мы можем там встретиться и как справимся с этим. Пусть самолет совершает свои регулярные рейсы по расписанию, а нам дайте три недели.

После короткой паузы Пристайн спросил:

— А если и после этого от вас не будет известий?

Модести встала.

— Тогда вы можете считать, что нас постигла неудача. Вместе с сэром Джеральдом вы решите, что предпринять. Но, честно говоря, я не представляю себе, что реально вы сможете сделать в этой ситуации.

— А я представляю, — тихо, но твердо произнес Пристайн. — Если через три недели от вас не поступит никаких известий, то я начну действовать открыто. Хуже уже не будет. Я вылечу туда сам в сопровождении двоих-троих алжирских министров и с солидным эскортом. Но, разумеется, я надеюсь, что до этого дело не дойдет. — Магнат взглянул на Модести и повторил еще раз: — Я искренне надеюсь.

Наступила полночь. Дождь лил как из ведра. Модести уже легла, когда наконец услышала звук поднимающегося лифта. Она молча лежала, сдерживая охвативший ее гнев. Через минуту в дверь спальни тихонько постучали.

— Я не сплю.

Колльер открыл дверь. Модести включила торшер. Колльер стоял на месте, продолжая держаться за дверную ручку. Он уже снял плащ. Его волосы и нижняя часть брюк были совершенно мокрыми.

— Надеюсь, не разбудил тебя, — виновато сказал Стив. — Подумал, лучше сразу сказать, что я уже вернулся.

Модести приподняла голову.

— Тебя не было пять часов. Откуда вернулся, Стив?

Он сделал неопределенный жест рукой.

— Просто гулял. Не в состоянии был оставаться дома.

— Ты мог сообщить об этом хотя бы Уенгу или Вилли.

— Да. Прости меня.

— Ладно, все в порядке. Ложись спать. Ты выглядишь усталым.

— Я оставил свою сумку в свободной комнате. Думал… — Он вдруг замолчал.

— Я заметила. Почему ты сделал это? — Она спокойно смотрела на него, без всякого упрека. — Злишься на меня?

— Да нет, ну что ты! — в отчаянии воскликнул Стив. — Прости, Модести. Я не знаю, что делать. Все время думаю о Дайне. — Его лицо исказила гримаса, он передернул плечами, как от холода. — Меня мучает мысль, что я вот сейчас лежу в удобной постели, а Дайна тем временем… — Он опять замолк.

— Что бы ты ни предпринял, пока ты ничем не можешь ей помочь, Стив. Смирись с этим. Прими снотворное и ложись спать.

— Смириться? — эхом повторил Колльер. — О Боже! Да я представить себе не могу, как тебе это удается.

Лицо Модести окаменело.

— Я научилась этому.

Она откинула одеяло, встала и подошла к нему. Укладываясь на ночь, она никогда ничего не надевала и теперь стояла перед ним совершенно нагая, что, впрочем, нисколько не уменьшало ее уверенности в себе. Она резко скинула его руку с дверной ручки и закрыла дверь. Отошла, села на край постели, откинулась назад и внимательно посмотрела на него.

— Я научилась, — повторила девушка. — Это не так просто, но я научилась. И для Дайны это лучше.

— Лучше для Дайны?! Да много ли ты о ней сейчас думаешь?

— Нет. Я думаю о том, как сделать, чтобы Дайна осталась жива. Поэтому о ней самой я думаю мало.

Неожиданно гнев Колльера угас.

— Прости меня.

— Нет, ты не чувствуешь себя виноватым. Просто не хочешь спорить, — жестко сказала Модести. Надо снова зажечь в нем гнев, разозлить его хорошенько, а потом взорваться. Это должно разрядить его нервное напряжение.

— Что ты имеешь в виду? — непонимающе переспросил Колльер. — О чем нам с тобой спорить?

— Вообще-то не о чем. Но прежде чем ты уйдешь, я скажу, почему ты оставил свои вещи в свободной комнате. Потому что ты иногда ненавидишь меня, Стив.

Колльер снова вспыхнул:

— Не говори глупостей!

— Разве? Ты же боишься за Дайну. С ней случилось то, чему в обычных условиях нет места в твоем мире. Но все это постоянно существует в моем мире и всегда существовало. И какой-то частью сознания — или подсознания — ты считаешь меня виноватой в том, что произошло с Дайной.

Колльер холодно взглянул на нее.

— Очень странно. — Он помолчал, но вскоре продолжил, не в силах сдержать упреки: — Но, может, ты согласишься, что твоим друзьям и в самом деле не стоит забывать об осторожности. Похоже, сама твоя близость навлекает на них всевозможные несчастья, создает атмосферу насилия и опасности.

Говоря это, он побледнел от противоречивых чувств, охвативших его. Слова Модести очень взволновали его, потому что она была права, утверждая, что он в какой-то мере обвиняет ее в случившемся. Правда заключалась и в том, что он всем существом отвергал эту мысль.

— Ты, может быть, прав. Может, я как раз такой человек, от которого лучше держаться подальше, если не хочешь ввязываться в неприятности. — Голос ее стал ледяным. — Но ты только послушай, мой чувствительный и талантливый математик, и посмотрим, сможешь ли ты решить простую задачку. Не я Дайну вовлекла в это дело, верно? Ей пришлось столкнуться с насилием и убийством, и только благодаря Божьей милости в этот момент рядом оказался Вилли Гарвин. Да, да, именно он. И он ее тогда вытащил.

Модести встала и медленно направилась к Колльеру. Она бросала слова ему в лицо, словно острые камешки.

— Они схватили Вилли и едва не разорвали его на куски, помнишь? Один из них собирался и меня пристрелить. Но это все позади. Нам удалось выпутаться из той переделки. Увезти Дайну. А теперь перед нами противник раза в два сильнее, чем мы предполагали, и наши враги снова схватили Дайну.

Она остановилась прямо перед ним, и, несмотря на весь свой гнев, Колльер, как всегда, поразился мягкой женственности ее прекрасного тела.

— Дайна может умереть, — четко произнесла Модести. — Смирись с такой возможностью. Подумай об Вилли. Ему сейчас тяжелее, чем тебе. Если тебе не нравится то, что мы делаем, тогда вали-ка отсюда и найди кого-нибудь получше для такой работенки. Но никогда не смей обвинять меня! Все, иди спать.

Его рука рванулась к ее лицу. В том нервном возбуждении, в котором он находился, он действовал автоматически, и Модести не сомневалась, что именно так оно и будет. Конечно, она могла бы парировать или увернуться от удара. Но она даже не пошевелилась. Звук звонкой пощечины эхом разнесся по комнате. Модести развернулась и пошла к постели.

Колльер издал сдавленный крик. Она почувствовала его руки на своих плечах.

— О, Модести… ну пожалуйста! Господи, прости меня. Я совсем потерял рассудок. Я не хотел… ну пожалуйста…

Обернувшись, она очутилась в его объятиях, потом качнулась назад, и оба они рухнули на кровать.

Дрожа всем телом, он еще пытался что-то сказать. Модести погладила его по щеке и поцелуем заставила замолчать.

— Не надо, Стив, — прошептала она. — Все в порядке, милый. Я, конечно, скотина, но это был единственный способ. Тебе необходимо было разрядиться. Успокойся, дорогой. Вот так. Давай снимем туфли. Вот. Теперь это…

Потом Модести обняла его. Его все еще трясло, и он не мог избавиться от напряжения, но чувствовал огромную благодарность к ней за эту неожиданную нежность. Потом пришла буря освобождения, и Стив наконец полностью расслабился. По телу разлился блаженный покой, все мысли куда-то исчезли. Он задышал глубоко и ровно, почти засыпая.

Модести лежала рядом, подтянув одеяло, положив голову ему на грудь и все еще обнимая его.

— Самое время заставить тебя дать мне письменные обязательства, что ты сделаешь из меня порядочную женщину, — прошептала она.

Едва слышным сонным голосом Колльер пробормотал:

— Тащи бумагу и ручку…

Потом вздохнул и погрузился в сон.

Когда Модести проснулась на следующее утро, Колльер сидел на краю постели, куря сигарету. Вид у него был виноватый, но от минувшего напряжения не осталось и следа. Модести подумала, не опасное ли это спокойствие полного отчаяния, но, когда Стив посмотрел на нее и улыбнулся, она с радостью поняла, что с ним произошло именно то, на что она надеялась. Он обрел душевное равновесие, пришел наконец-то в согласие с самим собой. Теперь он мог смотреть вперед без глупого и наивного оптимизма и без всепоглощающего пессимизма, а с ясным чувством действительности и спокойной уверенностью в своих силах. Именно это и является необходимым условием выживания.

Без тени иронии Колльер заметил:

— Я очень признателен тебе за этот благотворительный утренник, прошедший, правда, глубокой ночью. Я был на самом краю срыва.

Модести улыбнулась ему в ответ, встала и накинула пушистый голубой халат.

— А как ты теперь себя чувствуешь, Стив?

Он задумался.

— Кажется, так, как нужно. Немного трудно объяснить.

— Понимаю. — Модести присела на краешек кровати, глядя на него.

Колльер со смущением сказал:

— Ну и печальное же зрелище я представлял из себя минувшей ночью. Ты сможешь это забыть?

Модести покачала головой.

— Не совсем. Это для меня важно. Тебе нужно было немного помочь, и я смогла это сделать. Для человека много значит, когда в нем нуждаются.

Колльер нахмурился.

— Да, но тогда в твоей памяти останется довольно жалкое воспоминание обо мне. Не очень-то красивый образ. Возможно, соответствующий действительности, но не симпатичный.

Все еще улыбаясь, Модести взглянула на него слегка удивленно.

— Да ты и сам толком не знаешь, каким являешься на самом деле, да, дорогой? Может, именно поэтому я и люблю тебя. И конечно, я представляю тебя совершенно иначе.

— И как же?

— Я вижу тебя в кухне коттеджа. Только что на твоих глазах Деликата без труда сорвал стальную решетку, которую едва могли бы поднять шестеро обыкновенных мужчин. Перед тобой хладнокровный убийца. Ты знаешь, что у тебя нет ни малейшего шанса на победу. Но под твоей защитой находится слепая девушка. Ты выталкиваешь ее из кухни, остаешься там наедине с Деликатой, захлопываешь дверь и бросаешься на него, вооруженный только лишь пол-литровой кастрюлей для подогревания молока.

Модести наклонилась, поцеловала Колльера в щеку и выпрямилась.

— Вот таким я тебя вижу.

Колльер в недоумении проводил ее взглядом до двери ванной. Он пробормотал ей вслед:

— Но я же безумно испугался. Я просто не могу передать, насколько мне было страшно.

Обернувшись к нему, она устало вздохнула.

— Да как же ты не поймешь, дурачок? В этом-то все и дело! — Модести открыла двери в ванную и добавила, скрываясь за ней: — Давай поторапливайся, Стив! Через три часа мы вылетаем в Алжир.