Владетельный рыцарь

Энтони Рейнольдс

ВЛАДЕТЕЛЬНЫЙ РЫЦАРЬ

Товарищам на родине. Мне не хватает вас… но не погоды.

ПРОЛОГ

Раскаленные угли освещали палатку дьявольским красным светом, а вокруг сидящего силуэта провидца клубились завитки едкого дыма. Угрожающие тени окружали его, злобно шепча. Глаза провидца открылись.

Прорычав охранительное заклятье, провидец опрокинул кубок с теплой кровью на пылающие угли. Кровь вскипела, зашипев на углях, и смертоносные призраки, отогнанные силой заклятья, отступили в темные углы палатки. Спустя мгновение, провидец остался в одиночестве, сидя перед шипящими углями.

Его торс был обнажен, худощавое мускулистое тело покрывала сплошная сеть шрамов, сливавшихся с талисманными татуировками и ритуальным пирсингом. В густую гриву черных волос были вплетены кости, каменные руны и ветки. Татуированные губы изогнулись в улыбке, обнажив зубы, заточенные, словно клыки.

- Наконец-то, - произнес он.

Провидец вскочил, набросив на плечи меховое одеяние, и схватил свой посох, увенчанный козлиным черепом.

Отбросив тяжелый полог палатки, он вышел наружу, в ревущую вьюгу.

Снег был по колено, и провидец согнулся на ветру, шагая сквозь сугробы по улицам Стровенгарда - поселения племени скелингов. Снежная буря клубилась вокруг, и силуэты палаток и построек деревни были едва различимы в ледяной тьме. Но для провидца это не имело значения. Он мог пройти по всему поселению с завязанными глазами, ни разу не споткнувшись.

Поднявшись по ледяным ступеням длинного дома вождя, сгибаясь под яростью бури, провидец стукнул железным наконечником посоха по большим двойным дверям. На дверях были вырезаны стилизованные изображения воинов и демонов, окруженные спиралевидными узорами, которые, казалось, двигаются и извиваются. Но провидец был достаточно мудр, чтобы не обмануться подобными трюками.

Двери едва приоткрылись, когда охранявшие их стражи узнали того, кто хочет войти в дом вождя, и широко распахнули двери. Провидец вошел, с него посыпался снег, и двери захлопнулись за ним.

Внутри было жарко и душно, воняло потом и горелым мясом. Пир был в самом разгаре, оживленный гул голосов поднимался к балкам потолка, избранные воины племени - хускарлы - ели и пили, смеялись и дрались.

Каждый из этих элитных воинов был закаленным ветераном, покрытым шрамами, снова и снова стремившимся проявить себя в битве перед своими товарищами, своим лордом и самими богами. Они были огромного роста, яростные, гордые и вспыльчивые, каждый из них так или иначе был отмечен Великими Силами, однако даже будучи пьяными, они инстинктивно уступали дорогу шаману, идущему среди них.

Провидец был ростом едва до плеча любого из хускарлов, но они расступались перед ним, словно океан перед носом драконьего корабля. Никто не осмеливался смотреть ему в глаза, и разговоры умолкали, когда он проходил мимо. Даже огромные боевые псы племени, гулявшие около пирующих воинов, пятились от него, скуля и рыча.

Лишь одна пара глаз не опустила взгляд, и провидец посмотрел на приземистую нечеловеческую фигуру, сидевшую в углу зала. Шаман видел злобу и ненависть в этих каменных глазах, и ответил столь же свирепым взглядом. Как бы рад он был вырезать сердце этого существа и пожрать его, прежде чем жизнь покинет уродливого ублюдка.

Отвернувшись от темного гнома, провидец продолжил движение дальше сквозь толпу воинов. Струйка ледяной воды потекла по его спине, когда снег на его меховом одеянии и волосах начал таять. Наконечник его посоха стучал по засыпанному опилками полу.

Вдоль дальней стены зала был воздвигнут помост, на котором пировала дюжина человек, сидевших за длинным столом, поставленным перпендикулярно другим столам в зале, что позволяло охватывать взглядом с помоста весь зал. Стена, у которой стоял стол, была увешана оружием, щитами, отрубленными головами, черепами и шкурами чудовищ всевозможных видов. Все это были трофеи, взятые повелителем племени, верховным ярлом скелингов за десятилетия с тех пор, как он срубил голову своего отца и унаследовал его власть.

Провидец скелингов не должен был кланяться ни человеку, ни зверю, и все же, подойдя к помосту, он опустился на одно колено и опустил голову. Его ярл был для него больше, чем просто вождь, ибо он когда-то принял будущего провидца в свой дом, кормил и одевал, и научил его путям скелингов. Для провидца ярл был отцом во всем, кроме крови.

- Встань, Бьярки, - произнес вождь гулким грохочущим голосом.

Провидец поднял голову и посмотрел на приемного отца, и его глаза сияли свирепым предвкушением.

Верховный ярл Эгиль Стирбьорн сидел на деревянном троне, вырезанном в виде двуглавого дракона, когтистые передние лапы которого служили подлокотниками, а развернутые крылья - спинкой. Ярл был могучим человеком, высоким и мощного телосложения, несмотря на годы. Бьярки чувствовал, что воля богов коснулась верховного ярла - по коже провидца поползли мурашки, и едва слышный гул ощущался в затылке. И в бороде, и в длинных светлых волосах Стирбьорна уже блестела седина, но ледяные серые глаза сияли силой и энергией.

За столом с ним пировали его жены и дочери. Самая младшая жена, воплощение норсканской красоты - высокая, сильная и гордая - сидела рядом с супругом, прижавшись грудью к его могучей руке. Младшая дочь ярла была еще младенцем, а старшая уже перешла тот возраст, когда можно рожать детей. Впрочем, это было в точности неизвестно, ибо ни один вождь скелингов не позволял дочерям выходить замуж, прежде чем у него родится сын и наследник.

- Я видел ее, мой ярл, - сказал Бьярки, татуированные губы провидца едва заметно изогнулись в улыбке.

Все глаза обратились к нему, и разговоры за столами стихли.

- Я видел ее в кровавом видении, - сказал провидец, - посланном самими богами.

Жены и дочери Стирбьорна переглянулись, и вождь скелингов слегка склонился вперед.

- Говори яснее, Маленький Медведь, - сказал Стирбьорн.

- Я видел ту, которая родит тебе сына, - произнес шаман скелингов.

Единственным звуком в зале был треск пламени и вой ветра снаружи.

- Где? - прорычал Стирбьорн.

- За морем, в стране всадников-южан. В Бретонии.

ГЛАВА 1

Сучья деревьев скрипели и стонали над головой, ледяной ветер шелестел в ветвях, словно последнее дыхание умирающего. Острые прутья до крови царапали руки Элизабет, когда она пробиралась сквозь заросли.

Шлейф ее платья был изорван и запачкан, пряди волос выбились из прически, цепляясь за ветки.

Дикая чаща, казалось, сопротивлялась каждому шагу Элизабет, и девушка начала думать, что за этим стоит какой-то злой разум, некая темная воля, таившаяся в сердце леса и препятствовавшая попыткам человека проникнуть в его пределы.

Элизабет содрогнулась от этой мысли, осознав, что она недалека от истины. Все те страшные истории, которые она слышала, утверждали, что ведьма Хегтесс обладает некоей властью над лесом. И благодаря этой власти, те, кто приходил с враждебными намерениями, или просто те, с кем ведьма не хотела встречаться, теряли путь в лесу и снова выходили к его краю, вместо того, чтобы углубиться в чащу. Лишь по этой причине Хегтесс не была повешена еще десятилетия - если не век - назад. В действительности многие уже считали, что ведьма - не более чем местное суеверие, страшилка, чтобы пугать детей.

Но Элизабет знала, что ведьма Хегтесс - не выдумка, потому что уже приходила к ней раньше. Девушка давно прокляла тот день, и при воспоминании об этом ее стройное тело сотрясли рыдания.

Она едва осознавала, зачем пришла к ведьме снова. Или это стыд за содеянное привел ее к тому месту, откуда все началось? Ее негодование, гнев, отвращение к себе?

«А куда еще идти?», с горечью подумала она. Теперь девушка была изгоем, и ее жизнь ничего не стоила.

Снова она увидела своего возлюбленного Калара, чье лицо было искажено ужасом и отвращением.

Укол горечи пронзил ее. Ведь все это было ради него? Как он мог не понять этого?

На самом деле Элизабет просто не знала, зачем она пришла сюда. Казалось, что-то звало ее к логову ведьмы, и девушка не могла сопротивляться этому зову. Словно невидимый поводок, надетый на ее шею, неумолимо тянул к пещере Хегтесс.

Нога Элизабет запуталась в искривленных корнях, похожих на жилистые руки. Лодыжка подвернулась, и девушка, сморщившись от боли, неуклюже упала, зарывшись руками в гнилую листву. Насекомые и черви, извиваясь, поползли по ее коже. Содрогнувшись от отвращения, она высвободилась из переплетения корней и встала на ноги.

Ее глаза испуганно расширились, когда она увидела перед своим лицом куклу-тотем. Элизабет была уверена, что еще секунду назад куклы здесь не было.

Она покачивалась меньше чем в двух футах от лица девушки, и Элизабет в страхе отшатнулась назад, ее большие глаза расширились от испуга.

Кукла висела на ветке, словно труп, болтавшийся на виселице. Она представляла собой грубо сделанную фигурку женщины, изготовленную из дерева, костей и волос, и скрепленную полусгнившими сухожилиями. Кукла смердела, как тухлое мясо, и Элизабет в отвращении закрыла рукой нос и рот. Грудь тотема была выкрашена чем-то вроде засохшей крови, гирлянды бусин, ракушек и пальцевых костей свисали с простертых рук и ног куклы. Пальцы куклы были сделаны из веток, и на ней была юбка из сухой травы и колючек.

Лицо куклы обрамляли темные волосы, похожие на человеческие, в них ползали вши. Кожа, вероятно, человеческая, и потемневшая от времени, была натянута на деревяшку, грубо вырезанную в форме человеческой головы, и Элизабет ощутила тошноту, увидев личинок, ползавших под кожей. Рот куклы изображал широкий разрез, наполненный человеческими и звериными зубами, вместо глаз были выжжены два отверстия. Два гнилых желудя представляли глазные яблоки, еще два разреза ниже изображали ноздри. По этим разрезам ползали жирные мухи. Лицо будто злобно ухмылялось ей, и Элизабет едва сдерживала волну нараставшей паники при виде куклы, качавшейся туда-сюда перед ее лицом.

Стараясь не приближаться, Элизабет осторожно обошла куклу-тотем. Она увидела и других - с веток свисали десятки зловещих кукол, и каждая из них была ужасной пародией на человека. У некоторых из голов торчали изогнутые рога, другие почернели от огня. У иных в глаза были вбиты ржавые гвозди, или отвратительные ошметки плоти были обернуты вокруг шей, словно шарфы, на некоторых еще виднелись клочки кожи и волос.

Решительно устремив взгляд вперед, Элизабет пошла дальше по извилистой тропинке. Наконец она вышла к пещере. Порыв ветра с воем вырвался из глубины пещеры, принеся с собой зловоние гнили и разложения.

Над пещерой возвышалось гигантское дерево, распростершее свои изогнутые корни, скользкие от смолы, похожей на кровь. Это очень старое дерево росло на каменистом холме, его толстые корни крошили камень и обрамляли вход в пещеру, словно массивные колонны. В узком туннеле была лишь тьма.

Ворон, сидевший над входом, повернул голову и посмотрел на Элизабет одним желтым глазом. Птица каркнула, ее голос был хриплым и страшным. Из пещеры послышался шепот, донесшийся до слуха Элизабет словно дыхание гнилостного ветра.

- Зайди, дитя…

Элизабет вздрогнула, не понимая, действительно ли она слышала эти слова, или вообразила их. Ее внутренний голос кричал в ужасе, умоляя ее повернуться и бежать, бежать из этого ужасного места, но она не могла. Словно незримый поводок тянул ее внутрь пещеры.

Черный ворон посмотрел на нее, и Элизабет почувствовала, как ее окатила волна злобы и голода пожирателя падали. Она содрогнулась, когда ворон взлетел, хрипло закричав. Хлопая черными крыльями, страшная птица полетела во тьму пещеры.

Невидимый поводок тянул все сильнее, преодолевая последнее сопротивление. Рыдая, Элизабет вошла в пещеру.

Она вытянула руки, касаясь холодных сырых камней. После десятка робких шагов в темноту туннель повернул вправо, оставляя дневной свет позади, а впереди было видно тусклое сияние свечей вдоль стен. Девушка увидела, что камень вырезан в форме демонических изображений, скачущих рогатых фигур, обнаженных суккубов и чешуйчатых псоглавцев, вовлеченных в разнообразные ужасные оргии. Элизабет быстро отвела взгляд.

Перед ней открылась пещера. Ее глубины были скрыты во тьме, но толстые свечи, источавшие зловонный черный дым, освещали ее центр. Корни гигантского дерева проникали сверху в пещеру, словно руки мертвецов. С потолка свисали и более пугающие вещи: ободранные тушки зайцев, с которых капала кровь, судорожно дергавшиеся грызуны и летучие мыши, насаженные на крючья, и десятки медленно покачивавшихся кукол-тотемов, которые злобно ухмылялись ей.

Под этими жуткими украшениями, скрестив ноги, на гнилой подстилке из соломы и облезлого меха, сидела ведьма Хегтесс.

Она сидела, склонив голову, и нечесаные грязные космы седых волос закрывали ее лицо, словно погребальная вуаль. Ее иссохшее словно скелет тело было облачено в сырые зловонные одеяния, в своих руках, похожих на птичьи лапы, ведьма сжимала куклу.

- Подойди ближе, дитя мое… - прошипела Хегтесс.

Элизабет хотела бежать, но ее тело перестало подчиняться ее воле. Вопреки своему желанию она подошла к ведьме. Девушка чувствовала себя марионеткой, двигавшейся по прихоти кукловода.

- Нет… - прошептала она, слезы лились по ее щекам, и все же она делала то, что велела ей Хегтесс.

- Не пытайся бороться, - сказала ведьма. - Тебе же будет легче, если не станешь сопротивляться.

Жестом колдунья приказала Элизабет сесть напротив. Девушка покачала головой, но обнаружила, что вопреки своей воле садится на подстилку перед страшной старухой.

- Такая молодая… - прошипела ведьма, прикоснувшись иссохшей рукой к гладкой словно фарфор щеке Элизабет.

- Значит, ты все-таки использовала по назначению яд, который я дала тебе? - сказала Хегтесс.

Элизабет не ответила, но ведьма, казалось, и не ждала от нее ответа, усмехаясь и бормоча что-то себе под нос. Девушка сидела как статуя, не в силах пошевелиться, на ее лице двигались только глаза.

Она бросила взгляд на тотем на коленях ведьмы. Вместо глаз на лице куклы были приколоты живые жуки, дергавшие лапками в тщетных попытках освободиться с булавок, на которые их накололи. Руки-веточки куклы были липкими от крови, и по ним ползали жирные мухи.

- Похожа, да? - усмехнулась старуха.

Ведьма расхохоталась, увидев, что девушка поняла.

Кукла изображала саму Элизабет.

Черные волосы, пришитые к голове куклы, принадлежали ей. Изорванное одеяние тотема было лохмотьями того старого платья, которое Элизабет выбросила прошлой зимой. Кто знает, какие еще части куклы были связаны с ней? Обрезки ногтей? Кровь? Что это значит?

Она попыталась отодвинуться, когда ведьма потянулась к ней, но не смогла. Элизабет продолжала сидеть неподвижно, словно статуя, не в силах пошевелить ни единым мускулом, не в силах даже закричать.

Когда Хегтесс прикоснулась пальцами к вискам Элизабет, девушку пронзила обжигающая боль, нахлынуло неодолимое головокружение. Казалось, что земля уходит из-под ног, а глаза охватил ослепляющий огонь.

Откуда-то она услышала жуткий вопль животного, страдающего от ужасной боли, и начала долгое, долгое падение во тьму…

Под сенью высоких буков с серебристой корой проезжала колонна охотников, по двое в ряд. Дворяне, ехавшие во главе группы, вооруженной крепкими копьями с листовидным наконечником для охоты на кабанов, были мрачны. Огромные мастиффы, чьи могучие тела были защищены броней, бежали рысью рядом с конями своих хозяев.

Далеко впереди охотничьего отряда десятки крестьян-загонщиков с собаками прочесывали лес в поисках дичи. В отличие от боевых мастиффов эти крестьянские дворняги были такими же тощими, паршивыми и жалкими, как простолюдины, державшие их поводки. Но и от них была польза. Эти полуголодные псины искали следы огромных кабанов, водившихся в Арденском лесу, и когда зверь был найден, крестьяне со своими дворнягами должны были гнать кабана туда, где ждали благородные господа.

Часто крестьяне и их собаки находили смерть от клыков свирепых вепрей или других, еще более опасных тварей, обитавших в чаще, но это не имело особого значения. Важнее было то, чтобы в процессе не был причинен вред кабану. По закону охотиться на вепрей имели право только дворяне, и если кабан уже был ранен глупым крестьянином (которого за это могли повесить), в такой добыче было меньше чести.

Охоту возглавлял барон Лотгар из Артуа, дворянин средних лет. Его лицо выражало раздражение, и очевидно, то же настроение передалось его вассалам и придворным, ехавшим рядом. Поверх доспехов барона был надет темно-красный табард с вышитой на груди серебряной головой вепря.

Ближе к концу колонны охотников послышался громкий смех, и лицо барона еще больше помрачнело.

- Так разбежится вся дичь в полумиле вокруг, - проворчал он. - Они бы еще в барабаны били и орали песни во всю глотку.

- Однако он весьма знатен, мой лорд, - сказал рыцарь, ехавший рядом. - Кастелян, не меньше. Он будет прекрасной партией для леди Маделейн. Со всем уважением, мой лорд, было бы разумно не упускать такую возможность.

Барон вздохнул. Он понимал, что это вполне разумный совет, но страстью его жизни была охота. И то, что ее портили эти молодые и невоспитанные рыцари, вызывало у Лотгара изжогу. Кроме того, он не мог избавиться от ощущения, что его гости - братья из Гарамона - просто тратят его время.

Он повернулся в седле, бросив взгляд на гостя, ехавшего рядом с его старшей незамужней дочерью Маделейн.

Лотгар поморщился, увидев, как молодой лорд Гарамон по-хозяйски пьет из меха с вином. Вино, которое молодой кастелян глотал словно воду, созревало сто пятьдесят лет, и было доставлено из прекрасного Кенелля за немалую сумму. Хотя самыми знаменитыми были вина из Бордело, виноградники Кенелля, росшие рядом с лесом Лорен, испытывали на себе влияние магии, и вино из них высоко ценилось истинными знатоками.

Лорд Калар, кастелян Гарамона, был еще молод - ему было не больше двадцати двух лет. Хотя он был не таким высоким, как его брат, но обладал более мощным телосложением. Его темные волосы по последней моде были отпущены до плеч. Богатство молодого кастеляна было заметно по покрою его синего с красным дублета с серебряным гербом, на котором был изображен дракон, вставший на дыбы. Один только меч на его поясе стоил больше половины всех владений барона Лотгара.

- Они с братом и всей их свитой гостят у меня уже неделю, пьют мои лучшие вина и едят мои лучшие блюда. Еще одна такая неделя, и я разорюсь, - сказал Лотгар. - Надеюсь, что эти траты того стоят.

- Если леди Маделейн очарует его, траты оправдаются, мой лорд, - ответил рыцарь.

Барон Лотгар хмыкнул в ответ, бросив взгляд на небо.

- Погода портится, - сказал он. - И вряд ли нам уже попадется дичь. Придется кабанам подождать. Возвращаемся домой.

Рыцарь кивнул и, остановив коня, подал знак одному из крестьян, бежавших рядом. Тот поднял к губам рог и трижды протрубил в него.

- Будем надеяться, что леди Маделейн добилась большего успеха в своей охоте, - сказал Лотгар.

- Похоже, что охота закончена, мой лорд кастелян, - сказала леди Маделейн.

Бастонские рыцари приветствовали сигнал рога пьяными криками радости.

- Как раз вовремя, - ответил лорд Калар. - В любом случае, нам надо еще выпить.

Леди Маделейн подняла изящно выщипанную бровь.

- Не достаточно ли вы выпили вина моего отца для раннего утра? Я бы предположила, что вы уже изрядно пьяны, если бы это не было неподобающе.

- Это действительно было бы неподобающе, - ответил Калар, понизив голос и склоняясь в седле к Маделейн. - Но я разочарован. Я-то надеялся, пока остальные увлечены охотой, провести немного времени с вами наедине…

- А теперь вы еще и выражаетесь неподобающе, - жеманно сказала Маделейн.

Калар, привстав в седле, увидел, что барон Лотгар направил коня к ним. Снова сев в седло, молодой кастелян подмигнул леди Маделейн.

- Не желаете ли устроить небольшую скачку? - сказал он с озорным блеском в слегка остекленевших от вина глазах. - Утро слишком прекрасное, чтобы возвращаться в ваш замок прямо сейчас.

- Слишком прекрасное? - засмеялась Маделейн. - Да вы шутите, сейчас дождь пойдет.

- Небольшой дождик нам не помешает, - ответил Калар, развернув коня, нетерпеливо топавшего копытами. - Ну?

- Мой отец едва ли будет доволен, - сказала она.

- А вы? Вы будете довольны? - Калар улыбнулся, увидев, как леди Маделейн раздраженно встряхнула головой.

- Ладно, - сказала она, вздохнув.

Калар пришпорил коня, переведя его в галоп, и они поскакали между деревьями, как раз в тот момент, когда к ним направился барон. Молодой кастелян рассмеялся, заметив рассерженное лицо Лотгара.

Калар не был в Гарамоне уже почти две недели. Заботы и обязанности его нового положения кастеляна не давали ему покоя, как ни пытался он забыть о них.

Теперь у него было свое владение, которым следовало управлять, и он нес ответственность за всех, кто жил на его землях - и за крестьян, и за дворян. Взимание налогов и сборов, решение конфликтных вопросов, надзор за должным использованием доходов, которые приносили его владения, заключение союзов и решение пограничных споров с соседними лордами, уплата сборов герцогу и королю, поддержание порядка на своих землях. Все это теперь было его долгом. Объем бумажной работы был невероятным, бесконечные интриги и политиканство придворных утомительны. Теперь Калар еще больше уважал своего отца, потому что никогда не слышал, чтобы старый кастелян жаловался или вообще как-то показывал, что ему трудно. В действительности, раньше Калар даже не думал, что в должности кастеляна может быть что-то особенно трудное.

- Здесь еще так много дел, мой лорд, - сказал гофмейстер Фолькар, когда Калар сообщил, что собирается на турнир в Леонуа. - Я отошлю им вежливый отказ.

- Нет, - ответил Калар. - Думаю, что несколько недель в поездке пойдут мне только на пользу. В мое отсутствие я предоставляю тебе полномочия действовать от моего имени, Фолькар. В любом случае, ты лучше справишься с этими делами.

Калар понимал, что так он просто уклоняется от своих обязанностей, но старался отбросить эти мысли.

Он со свитой отправился на турнир, но по пути заехал в гости в замок барона Лотгара. Барон радушно приветствовал гостей, открыл свои винные погреба и организовал роскошный пир, ошибочно полагая, что Калар здесь ради его дочери. За неделю, проведенную в гостях, Калар был только рад поддержать это впечатление. Все равно надо было как-то провести время в ожидании турнира, и кроме того, ему здесь просто нравилось.

Они скакали несколько минут между серебристыми стволами деревьев, и Калар был впечатлен тем, как леди Маделейн умело обращается с конем. Даже на полном галопе она элегантно и уверенно сидела в своем дамском седле, в немалой степени благодаря тому, что седло было с двумя передними луками. Такие седла позволяли бретонским дамам безопасно переводить лошадь в галоп и даже перескакивать изгороди и упавшие деревья. Под длинным платьем ноги Маделейн удерживались двумя луками, что позволяло ей прочно держаться в седле.

Наконец они выехали на поляну и остановили коней. Калар со смехом спрыгнул на землю, опираясь на свое охотничье копье. Пошатнувшись, он понял, что пьян сильнее, чем думал. Маделейн засмеялась, и Калар, воткнув копье в землю, подошел к ней ближе и обнял ее стройную талию.

Вдохнув аромат ее духов, Калар легко поднял Маделейн с седла и осторожно поставил на землю. Она не сопротивлялась, когда он прижал ее к себе.

- Когда вы собираетесь просить моего отца? - прошептала она.

- О чем просить вашего отца? - рассеянно спросил Калар, глядя на ее впечатляющее декольте.

- Как о чем? О нашей свадьбе, конечно!

Калар удивленно моргнул.

- Что?

- Вы собираетесь просить у отца моей руки? - спросила Маделейн, отодвинувшись и пристально глядя на него.

- Ну? - сказала она, ее взгляд стал еще более суровым.

- Ну… - протянул Калар.

Маделейн оттолкнула его с выражением крайнего возмущения на лице.

- Мерзавец! - сказала она.

Вдалеке Калар услышал лай собак, но будучи изрядно пьяным, да еще когда перед ним стояла разгневанная дочь барона, молодой кастелян не обратил внимания ни на сам этот звук, ни на то, что он означает. Оба коня неожиданно прижали уши и, раздувая ноздри, затопали копытами.

- Вы просто пьяный дурак, сэр Калар из Гарамона, - заявила леди Маделейн. - Мальчишка, изображающий из себя мужчину. Я скажу отцу, что ваши намерения отнюдь не благородны!

Собачий лай послышался еще ближе, и Калар бросил взгляд за плечо Маделейн. Лошади в страхе ржали. Голос Маделейн, казалось, звучал откуда-то издалека, и Калар увидел, как вздрагивают листья и ветви.

- Вы вообще меня слышите? - спросила она, но ее голос казался лишь отдаленным гулом.

Огромная мохнатая туша с шумом вырвалась из чащи, фыркая и топая. Вепрь был ростом почти пять футов в холке, и невероятно громадным. Его щетина на хребте стояла дыбом, как шипы, а из пасти торчали четыре клыка, каждый из которых достигал в длину двух футов. Маленькие красные глаза кабана были полны ярости. Спустя мгновение вепрь бросился в атаку.

Калар отшвырнул леди Маделейн в сторону. Оскорбленно взвизгнув, она упала на грязную землю, а Калар схватил копье, воткнутое в землю.

Гигантский вепрь - самый крупный из всех, которых видел Калар - свирепо набросился на рыцаря, метнувшись по поляне с огромной скоростью. Из пасти зверя капала тягучая слюна. Калар развернул копье, выставив острие перед собой. Кабан, должно быть, весил в десять раз больше него.

Уперев древко копья в землю, Калар наступил на него одной ногой, чтобы оно держалось как можно крепче. Едва он успел поднять наконечник копья, как громадный зверь уже подскочил к нему, намереваясь вспороть человека своими клыками от паха до горла.

Вепрь наткнулся грудью на копье с такой силой, что оно глубоко вонзилось в его мясо. Калару показалось, что на него упала гора - такой силы был удар. Рыцаря отшвырнуло назад, он упал на спину, и вепрь по инерции наскочил на него.

Зловоние зверя было ужасным, а его горячая кровь хлынула на лицо Калара. Кабан обрушился на него невероятной тяжестью, едва не раздавив рыцаря насмерть. Зверь еще не был мертв, и пытался подняться, скользя в грязи и своей крови. Кабан фыркал, дергая головой и пытаясь выпотрошить человека, но, оказавшись под брюхом зверя, Калар был вне досягаемости его клыков, и они лишь оставляли глубокие борозды в земле.

Калар услышал поблизости топот лошадиных копыт и лай и рычание собак. Когда вепрь все же встал, одним мощным копытом едва не раздробив его ногу, рыцарь смог вдохнуть, и попытался перекатиться в сторону. Вепрь свирепо махал головой, и Калар услышал, как одна собака с жалобным визгом отлетела назад.

Калар выкатился из-под огромной туши, и в этот момент в плечо кабана вонзилось копье, и двое псов, защищенных броней, набросились на зверя, щелкая мощными челюстями. Копье Калара по-прежнему глубоко вонзалось в грудь вепря, и из раны хлестала кровь. Еще одно копье вонзилось в кабана, глубоко под левую лопатку. Наконечник копья нашел сердце зверя, и вепрь рухнул на землю, все еще сражаясь. Огромные защищенные броней псы продолжали терзать его, пока их не оттащили от гигантской туши.

Калару помогли подняться на ноги. Он поднял руку к своей голове и увидел кровь на пальцах.

- Вы в порядке, мой лорд? - спросил чей-то голос, но Калар не мог понять, кто спрашивает.

- В порядке, - смог произнести он. После этого Калар упал, сильно ударившись о землю.

Неожиданно все изменилось.

Калар не слышал резкого разговора между отцом и дочерью, не слышал и встревоженных голосов своих кузенов Хьюбальда, Бальдемунда и Тассило. Он не видел, как его спутники соскочили с седел и бросились ему на помощь. Ударившись о землю, он словно перенесся в другое место, в другое время…

Темные тучи мчались по небу с неестественной скоростью, будто часы проходили за одно мгновение. Свет померк, было темно, словно в сумерках, и окружающий лес погрузился во мрак. Стало очень холодно, и Калар начал дрожать. От его дыхания в воздухе клубился пар, а на доспехах стала появляться ледяная корка.

Густой плотный туман поднялся вокруг, и Калар оглянулся в поисках своих спутников. Но не увидел ничего. Он был один, совсем один.

Подлесок перед ним стал извиваться и корчиться, будто живое существо, и Калар закричал, но поднявшийся туман заглушал все звуки. Плющ и трава обвивались вокруг его рук и сапог, ползли вверх по его телу. Он попытался вскочить с земли, но обвившиеся растения крепко держали его.

В тумане вдруг появился призрачный силуэт, и Калар перестал бороться, а его глаза изумленно расширились. Он услышал фырканье коня, и когда силуэт в тумане стал виден лучше, молодой рыцарь разглядел, что за призрак сидит на самом огромном боевом коне из когда-либо виденных Каларом.

Его ноздри наполнил сильный запах земли и растений. Запах не был неприятным, но был очень терпким и вызывал головокружение - смесь ароматов смолы, сырой земли, прелой листвы, дуба и ели.

Всадник на огромном коне с головы до ног был облачен в старинные доспехи. Всю его броню покрывал вьющийся плющ, а шлем был украшен густым плюмажем из листьев. Растения, покрывавшие доспехи призрака, были живыми и непрерывно двигались, постоянно вырастая. Пробивались и разворачивались новые листья, но проходили лишь мгновения, и листья уже становились зрелыми и широкими, а спустя еще немного начинали увядать и желтеть. После этого они опадали с брони, и завораживающий цикл жизни начинался вновь.

Из тьмы за глазными прорезями шлема горели два свирепых глаза, излучавших призрачный зеленый свет, и Калар невольно содрогнулся от ужаса, когда их взгляд остановился на нем.

Калар отчаянно вырывался из оплетавших его растений, пытаясь освободиться и спастись. Но плющ, трава и корни лишь еще крепче держали его, и стебли вьющихся растений начали обкручиваться вокруг его горла, постепенно удушая.

Огромный конь топнул копытом и фыркнул, извергнув облако пара. Призрак медленно вытащил меч.

Этот меч, древний и страшный, был покрыт странным спиралевидным узором, и от него поднимался ледяной туман. Призрачный рыцарь направил острие меча на Калара, и молодой лорд Гарамон ощутил, как от клинка исходит смертельный холод.

Дыхание Калара вырывалось из груди короткими резкими вздохами, когда он смотрел на ужасного рыцаря, возвышавшегося над ним, ожидая, что тот зарубит его в любой момент. От сверхъестественного силуэта исходила могучая стихийная сила и царственное величие, одновременно ужасающее и завораживающее. Горящие зеленые глаза пристально смотрели на него, и Калар почувствовал, как призрак излучает бешеную злобу, подобную неистовой ярости бури.

Призрачный рыцарь подвел своего громадного коня ближе, черные копыта топали по земле лишь в нескольких дюймах от Калара. Могучий конь встряхнул головой, и Калар почувствовал его горячее дыхание на своем лице.

«Сразись со мной, трус»

Калар отшатнулся, когда резкая боль сверхъестественного голоса пронзила его разум.

«Сразись со мной!»

Страшный голос пульсировал в мозгу, и Калар закричал.

- Я не могу! - закричал он. Как он мог со связанными руками сражаться против воина, обладающего сверхъестественным могуществом?

«Как ты можешь надеяться победить меня, если даже себя не можешь победить?»

- Помоги мне! - закричал Калар, хотя кого он просил о помощи, он не мог понять.

«Трус!»

Сила и ярость слов призрака ударила его, и Калар закричал, закрыв глаза. Он услышал скорбный звук меча призрака, рассекшего воздух, и еще сильнее зажмурился, приготовившись к удару.

- Просто сделай это! - закричал он.

- Что сделать, мой лорд? - спросил встревоженный голос.

Калар открыл глаза и увидел, что смотрит в обеспокоенное лицо своего кузена Тассило.

- Скажите мне, что я должен сделать, мой лорд, и я с радостью исполню ваш приказ, - сказал рыцарь.

Калар отвернулся от Тассило, склонившегося над ним, и увидел других своих спутников Хьюбальда и Бальдемунда, они тоже были взволнованы. Шел слабый дождь, но было светло, несмотря на сумрак, создаваемый кронами высоких буков. Сверхъестественный холод исчез, и от призрака не осталось и следа.

- Вы в порядке, мой лорд? - спросил Бальдемунд.

Калар кивнул, но тут же пожалел об этом, когда резкая боль пронзила его голову.

- Я в порядке, - сказал он. - Глупо было с моей стороны так упасть. Правда, я в порядке.

Все опьянение прошло, хотя в голове еще стучало, и во рту был отвратительный привкус. Руки Калара еще тряслись, когда Тассило помог ему встать на ноги.

- Вы очень нас напугали, - сказал его кузен и вассал с явным облегчением. - На секунду вы лишились сознания, мой лорд. Должно быть, копыто вепря ударило вас по голове. Рана неглубокая, но сильно кровоточит.

Калар пробормотал что-то о выпивке и провел рукой по лицу. Отмахнувшись от Тассило, он снова забрался в седло.

- А где барон Лотгар? Леди Маделейн? - спросил он.

- Уехали, - ответил Хьюбальд. - Похоже, они были весьма недовольны.

- Неужели? - проворчал Калар, чья голова еще кружилась.

- Последние слова леди, если правильно помню, были что-то вроде «я скорее выйду замуж за кабана, чем за эту бастонскую свинью», - сказал Тассило, ухмыльнувшись.

- А вы думали на ней жениться? - удивился Бальдемунд.

- Конечно нет, - сказал Калар, оглядываясь. - А где кабан?

- Крестьяне барона забрали его, - ответил Хьюбальд.

- Он правда был таким большим, как мне показалось?

- Даже еще больше, - улыбнулся Тассило.

- Поедем скорее, - поторопил их Хьюбальд. - Думаю, нам лучше забрать наши вещи и ехать дальше, пока барон не решил раздать их беднякам.

В мыслях Калара снова возникли горящие глаза призрака. Зеленый Рыцарь… Одно и то же видение, уже несколько месяцев. Оно преследовало Калара в снах, и только сильное опьянение помогало отогнать его.

Усилием воли Калар вернул свои мысли к реальности.

- Да, боюсь, что мы слишком задержались в гостях, - сказал он. - Будем надеяться, что мой брат не сделал в наше отсутствие ничего такого, что принесло бы новое бесчестье нашему гостеприимному хозяину.

Но Калара не покидало неприятное чувство, что именно это Бертелис и сделает.

- Вставай!

Бертелис попытался не обращать внимания на голос, и повернулся на роскошной кровати, закрыв глаза рукой.

В него швырнули одежду - его одежду, как он понял. Бертелис со вздохом потянулся.

- Возвращайся в постель, - сказал он, протянув руку и все еще не открывая глаза.

- Вставай, дурак! - сказала девушка, в ее голосе звучала паника.

Бертелис опустил руку и сел на кровати, бросив взгляд на поспешно одевавшуюся девушку.

Леди Селеста, младшая дочь барона Лотгара, была красавицей, изящной, небольшого роста, с прекрасными формами. Бертелис смотрел на нежный изгиб ее спины, пока она натягивала платье. Ее светлые волосы были заколоты, но пряди, выбиваясь из прически, рассыпались по бледным плечам. Он улыбнулся, наблюдая, как она нагнулась, чтобы поднять одну из своих туфлей. Одежда, валявшаяся по всей комнате, была разбросана в пылу страсти прошедшей ночью.

Селеста увидела его улыбку, и в ее глазах сверкнула смесь испуга и веселья.

- Вставай скорее! - сказала она. - Мой отец возвращается домой!

Улыбка исчезла с лица Бертелиса, он отбросил потные простыни и голый вскочил на ноги. Угроза того, что их застанут здесь вместе, придала ему энергии.

- Почему он возвращается так рано? Я думал, охота займет у него целый день, - спросил Бертелис.

- Она и заняла целый день, - сказала леди Селеста.

Открыв деревянные ставни, девушка выглянула на улицу.

- О, святая Владычица, он уже на пути к замку! - воскликнула она. - Он отречется от меня!

Селеста заметалась по комнате, хватая разбросанные предметы одежды и кидая их в корзину в углу. Подняв стеганое одеяло с пола, она резким движением набросила его на постель.

Бертелис продолжал ошеломленно стоять, прижимая к себе охапку одежды. Селеста, пытаясь на бегу собрать свои растрепавшиеся волосы, бросилась к двери и выглянула в коридор. Бертелис пошел было за ней, но она, услышав шаги и голос отца, вдруг отскочила и в панике захлопнула дверь.

- Он здесь! - воскликнула она, ее взгляд в ужасе метался по комнате. - Владычица, спаси меня!

Ее взгляд остановился на окне. Бертелис, поняв, что она задумала, покачал головой.

- Нет. Нет! - закричал он, когда Селеста начала толкать его к окну. Он едва успел подхватить свою одежду.

- Ты что делаешь? - сказал Бертелис, смеясь. - Там же пятьдесят футов до земли!

- Больше, - сказала Селеста, продолжая выталкивать его в окно. - Но там есть карниз. Иди же!

Холодный ветер хлестнул по спине Бертелиса, когда он вылез в окно. Оглянувшись через плечо, молодой рыцарь увидел далеко внизу мощеный булыжниками двор.

Послышался стук в дверь комнаты.

- Он здесь! - в ужасе воскликнула Селеста.

Бертелис повернулся на месте, оказавшись спиной к комнате. Карниз был в ширину меньше фута.

Леди Селеста захлопнула ставни, чуть не сбросив при этом Бертелиса во двор. Секунду он балансировал на карнизе, прежде чем восстановил равновесие. От холодного воздуха по всему телу пошли мурашки.

Боясь, что может произойти, если лорд Лотгар откроет ставни, и перед бароном окажется голый зад Бертелиса, молодой рыцарь начал пробираться по карнизу, прижимаясь к холодной каменной стене и держа охапку своей одежды перед собой.

Посмотрев вниз, он заметил, как во двор замка въезжает его брат Калар со свитой и вассалами, возвращаясь с охоты. Бертелис увидел, как Тассило, взглянув вверх, разинул рот от изумления.

Взгляд Калара остановился на Бертелисе, стоявшем на карнизе на высоте семьдесят пять футов. Бертелис ухмыльнулся и помахал рукой.

- Ну, нам еще повезло, - сказал Калар.

Пять рыцарей Гарамона в сопровождении трех десятков ратников в красно-синих геральдических цветах кастеляна Калара были уже на расстоянии четырех миль от замка барона Лотгара. Дождь шел все сильнее и уже наступали сумерки.

- Кто бы мог подумать, что барон Лотгар владеет таким… красочным языком? - усмехнулся Бертелис.

- Не я, - ответил Калар.

- У меня до сих пор в ушах звенит.

- Думаю, каждый отец нашел бы что сказать, если бы увидел голого мужчину под окном своей дочери, - заметил Калар.

- Особенно когда старший брат того мужчины только что отказался жениться на другой его дочери, - вмешался в разговор Тассило.

- Да уж, - сказал Бертелис. - Ни за что бы не подумал, что она еще настолько молода.

- Или что мы выпили так много самых лучших вин из погреба барона, - сказал Калар.

- Век живи - век учись, а?

- Воистину так, - кивнул Калар.

Смеясь, братья со своей свитой поехали дальше из владений барона, направляясь на северо-запад.

На мгновение казалось, что все как в старые времена, и напряжение и отчужденность, возникшие между братьями после смерти отца, как будто бы забыты.

Но это было ненадолго.

***

Элизабет очнулась от боли. Болело все тело, и казалось, что на грудь положили какую-то тяжесть, из-за которой трудно дышать. Она лежала на боку, прижав колени к груди. Когда она попыталась подняться, суставы заскрипели. В руках словно не осталось никакой силы, и каждое движение причиняло новую боль.

Она увидела, что все еще находится в пещере, хотя зрение было слабым и затуманенным. Свечи вокруг еще горели, распространяя отвратительное зловоние, но Элизабет была одна - ведьма Хегтесс пропала.

Ужасная кукла-тотем, изображавшая Элизабет, лежала на подстилке и глумливо ухмылялась ей.

Почувствовав, что власть ведьмы над ней исчезла, Элизабет попыталась вскочить на ноги и убежать из этого страшного места, но в глазах все поплыло, ноги подогнулись, и она бессильно рухнула на землю. Задохнувшись, она хрипло закашлялась, сердце слабо стучало о ребра, и Элизабет заплакала.

Что ведьма сделала с ней?

Только тогда она посмотрела на свои руки. Они были высохшие и истощенные, кожа дряблая и покрытая темными пятнами. Ногти на пальцах были желтыми и потрескавшимися. Она заметила, что волосы, свисавшие на ее глаза, были седыми, и чувствовала, как по голове ползают вши. Оглядев себя, она увидела, что ее молодое стройное тело исчезло, сменившись дряхлым, иссохшим и покрытым опухолями телом Хегтесс.

Стон ужаса вырвался из ее изношенных полумертвых легких, и, разинув беззубые окровавленные десны, она испустила хриплый вопль.

Снаружи Хегтесс услышала этот крик отчаяния и улыбнулась. Она провела руками по своему новому - украденному - телу, чувствуя приятное сочетание мягкости и твердости, упругости и эластичности молодой кожи. Ведьма глубоко вздохнула, наслаждаясь четким зрением и силой в руках и ногах.

С улыбкой она пошла прочь от пещеры, оставив в ней свое старое, изношенное, умирающее тело. Оно служило ей последние девяносто лет. И ей понадобилось новое тело - молодое, здоровое и способное родить ребенка.

Кустарники и ветви деревьев разошлись перед ней, и ведьма направилась на север.

ГЛАВА 2

Руки Бертелиса словно налились свинцом, дыхание вырывалось из груди короткими резкими вздохами. Но он отбросил усталость и снова атаковал соперника.

Сделав ложный выпад в голову, Бертелис повернул запястье и внезапно перевел меч в низкий удар, который должен был выпотрошить врага. Его соперник отбил удар щитом и атаковал сам, его клинок со свистом рассек воздух. Бертелис отразил удар, скользнувший по его черно-красному щиту, чем заставил другого рыцаря слегка потерять равновесие. Не давая сопернику возможность восстановить его, Бертелис нанес серию быстрых ударов, его клинок мелькал то слева, то справа, заставляя другого рыцаря отчаянно защищаться и отступать.

Шагнув ближе, Бертелис ударил соперника щитом. Рыцарь поморщился и, пошатнувшись, шагнул назад. В этот момент его опорная нога поскользнулась в грязи, и он упал на одно колено. В то же мгновение острие меча Бертелиса оказалось у его горла.

- Сдаюсь, - сказал побежденный Хьюбальд, моргая от попавшего в глаза дождя.

Никто из кузенов не считал постыдным, что их превзошел младший родич. Бертелис всегда был очень способным фехтовальщиком, разве что тренировался не слишком старательно. Но это изменилось после смерти Гюнтера.

Гюнтер, старый учитель фехтования на службе кастеляна Гарамона, учил и Бертелиса и Калара искусству боя на мечах и копьях с того дня, как братья научились ходить. Гюнтер в свое время был одним из лучших фехтовальщиков во всей Бастони. Шесть месяцев назад он был серьезно ранен на дуэли - на дуэли, в которой он сражался вместо Калара. Хотя Гюнтер и победил соперника, но и сам был тяжело ранен. Рана загноилась, и единственной возможностью спасти Гюнтера была ампутация ноги, хотя даже так шансов выжить было немного. Отказавшись принять столь позорную участь - ибо что проку от рыцаря, который не может даже сидеть в седле? - Гюнтер пожертвовал своей жизнью в бою, защищая Бертелиса, пока тот был без сознания. Герой успел сразить более дюжины зверолюдов, прежде чем пал, пронзенный десятком клинков.

Старый мастер фехтования отдал свою жизнь, чтобы мог жить Бертелис, и младшему брату Калара было нелегко это принять. После этого Бертелис посвятил себя тренировкам с таким рвением, что оно граничило с одержимостью.

Тяжело дыша, Бертелис убрал меч от горла Хьюбальда. Но брат Калара не позволил себе отдохнуть и повернулся к двум другим кузенам.

- Пошли, - сказал он, кивнув Тассило. Ловкий и проворный, младший из кузенов был искусным фехтовальщиком, и Бертелис получал удовольствие от боя с ним.

- Хватит, брат, - послышался голос.

Бертелис обернулся и увидел своего старшего брата, который вышел из своей красно-синей палатки. Лицо Калара заросло щетиной, растрепанные темные волосы беспорядочно свисали на плечи. Он был одет в ту же одежду, что и в прошлую ночь, и даже отсюда Бертелис чувствовал, что от брата пахнет вином.

- Решил почтить нас своим присутствием? - спросил Бертелис, убирая меч в ножны.

- Все равно невозможно заснуть под такой грохот, что вы тут устроили, - ответил Калар.

- Уже почти полдень, брат, - сказал Бертелис. - А мы намеревались свернуть лагерь на рассвете.

- Воды, - приказал Калар засуетившимся слугам. Ему поднесли кубок воды, и Калар выпил ее большими глотками.

- Полдень? - повторил он, взглянув на хмурое небо.

- Именно так, - ответил Бертелис.

Сонными глазами Калар обвел поляну.

- Снова тренируетесь? - спросил он.

- Да нет, коров доим, - ядовито ответил Бертелис. - Разумеется, я тренируюсь, хотя не знаю, будет от этого толк или нет. Все равно мы не успеем на турнир, если и дальше будем ехать с такой же скоростью.

- До турнира сколько еще, неделя? Полно времени.

- Турнир через два дня, брат, - сказал Бертелис и отвернулся, ворча что-то себе под нос, при этом его лицо выражало явное отвращение.

Калар помрачнел.

- Не поворачивайся спиной ко мне, брат, - прорычал он.

Бертелис снова повернулся к нему.

- Как я могу служить вам, мой лорд Гарамон? - произнес он с издевательским поклоном.

Чувствуя, что глаза всех рыцарей и крестьян вокруг обращены на него, Калар удержался от резкого ответа и лишь пронзил брата злым взглядом.

- Зайди ко мне, - процедил он сквозь зубы, откинув полог палатки и жестом приглашая Бертелиса. - Нужно поговорить с тобой наедине.

Заметив, что рыцари переглянулись, Калар ощутил, как его ярость растет.

- Сворачивайте лагерь, - приказал он. - Мы выезжаем через час.

Калар налил кубок вина и предложил брату. Бертелис отказался - как и ожидал Калар. Вино было одним из лучших экспортных сортов Бордело и стоило целое небольшое состояние. Чтобы оно не пропадало, Калар осушил кубок сам. Подумав немного, он налил себе еще.

- Не смей говорить со мной подобным образом перед нашими кузенами, - сказал Калар. - Наш отец никогда бы не потерпел такого неуважения. Он приказал бы выпороть тебя за такую дерзость.

- Наш отец мертв, - ответил Бертелис. - Ты не спас его, помнишь?

Кровь отхлынула от лица Калара. Менее шести месяцев прошли с того страшного дня, когда лорд Лютьер был убит чудовищным порождением Хаоса. Орды зверолюдов напали на замок Гарамон, и Калар вместе с отрядом верных рыцарей под командованием прославленного рыцаря Грааля Реола поспешил на помощь. Но даже пройдя магическим путем, которым провела отряд его сестра Анара, фрейлина Владычицы, и преодолев сотни миль за одно мгновение, Калар не успел спасти своего отца.

Но истинный ужас был в другом. Во-первых, лорд Лютьер уже умирал, его тело увядало под действием медленного яда, которым отравила его леди Элизабет из Карлемона, возлюбленная Калара. Во-вторых, убийца Лютьера, чудовищное создание, которое не было ни зверем, ни человеком, являлось никем иным, как сыном самого кастеляна, одержимым желанием убить отца. Та же кровь текла и жилах Калара, и ужас и отвращение от этого страшного знания преследовали его в кошмарах. Порченая кровь.

Калар знал, что об этом шептались рыцари за его спиной, и все же не приказывал им замолчать. Он боялся, что это может быть правдой.

- Думаешь, он остался бы жив, если бы ты там был? - спросил Калар со странным взглядом.

- Кто знает, - ответил Бертелис.

- Может быть, ты и смог бы спасти его, - признал Калар. - Но тебя там не было. Твои раны полностью исцелились только сейчас.

- Как я сказал, кто знает…

Калар посмотрел в обвиняющие глаза своего брата, увидев кипевший в них гнев, и вздохнул. Взяв кубок с вином, он сел на диван.

- Что с тобой происходит? - спросил он, не глядя на Бертелиса. - Откуда вся эта злоба? Из-за смерти отца? Из-за меня?

Руки Бертелиса сжались в кулаки.

- Что со мной происходит? Посмотри на себя. Ты месяцами бываешь пьян, пренебрегаешь своими обязанностями кастеляна… Ты даже не знаешь, какой сейчас день.

- Я не хотел смерти отца, - огрызнулся Калар. - И не просил для себя титула лорда Гарамона.

Он посмотрел на брата.

- Так все из-за этого? Ты хочешь быть лордом Гарамона, Бертелис? Я откажусь от титула. Не хочу брать на себя такую ответственность. Бери ее сам, если хочешь.

- Я не этого хочу, и ты это знаешь, - ответил Бертелис.

- Думаю, твоя мать была бы очень недовольна, если бы услышала это, - сказал Калар.

- Моя мать здесь ни при чем, - прорычал Бертелис.

- Я думал, ты будешь последним человеком, который станет читать мне нотации, - сказал Калар, сделав еще глоток вина. - Раньше ты был другим. А сейчас все эти дни ты только и делаешь, что тренируешься. Ты никогда не был таким… одержимым.

- Если бы я уделял больше внимания Гюнтеру… - вдруг произнес Бертелис.

На секунду воцарилось молчание.

- Ты изменился, брат, - сказал наконец Калар.

- Да, изменился, - кивнул Бертелис. - Возможно, настала пора измениться и тебе.

Калар поставил кубок на столик и закрыл лицо руками. Его младший брат всегда был его лучшим другом, и Калар думал, что всегда сможет положиться на Бертелиса. Почему же все так обернулось?

Все изменилось со смертью их отца. Весь мир Калара разлетелся вдребезги. Он оказался братом чудовища-мутанта. Его возлюбленная была изобличена как отравительница, покушавшаяся на жизнь его отца. Были покушения и на жизнь самого Калара, и он обвинил в них - несправедливо, судя по всему - свою мачеху леди Кэлисс, мать Бертелиса. И наконец, унаследовав звание кастеляна, он оказался облечен большой властью и большой ответственностью, к которой совсем не был готов.

Вернувшись мыслями к настоящему, Калар тяжело вздохнул.

- Ты прав, брат, - сказал он. - И прости, что упомянул леди Кэлисс.

Калару было отчасти жаль брата, так как он знал, что леди Кэлисс при каждом удобном случае изливает свой яд в уши Бертелиса.

Бертелис скрестил руки на груди и переступил с ноги на ногу.

- На твоих плечах тяжкий груз, брат, - сказал он. - Я тебе не завидую.

Калар улыбнулся, хотя его глаза были пусты.

- Правда, до турнира осталось два дня?

- Так и есть, - сказал Бертелис.

Калар выругался.

- Значит, уже две недели как мы уехали из Гарамона, - сказал он, покачав головой. - Фолькар меня убьет.

Мать Бертелиса, гордая и высокомерная леди Кэлисс, несмотря на возраст, была по-прежнему удивительно красивой женщиной, и, смеясь, словно сбрасывала прожитые годы.

В молодости Кэлисс была прославленной красавицей, и до того, как она вышла за лорда Лютьера из Гарамона, за ее руку соперничали два десятка рыцарей со всей Бретонии. Изысканная и надменная, она отдыхала на бархатном шезлонге в своих покоях в замке Гарамон, ее прозрачное шелковое платье словно волнами струилось вокруг ее тела.

- Это ты пытался убить его, - тихо произнесла она, ее глаза блеснули жестоким весельем. - Я знала.

Фолькар, гофмейстер замка Гарамон, стоял в дверях, высокий и худой, похожий на стервятника, ожидающего, когда его добыча умрет. Лицо его было вытянутым и суровым, изборожденным глубокими морщинами, с крючковатым носом, и выражение его было такое, что казалось, будто Фолькар съел лимон.

- Пожалуйста, говорите потише, - сказал он.

- О, успокойся, - ответила леди Кэлисс, небрежено махнув рукой, пальцы которой были украшены тяжелыми кольцами. - Я отослала всех слуг, так что мы можем говорить свободно.

Более шести десятилетий Фолькар служил роду Гарамон, железной рукой управляя повседневными делами замка и прочих владений. Он был настоящим ужасом для слуг, суровым и требовательным управляющим, но его уважали, ибо даже в столь немолодом возрасте он не обленился и не бездельничал, выполняя больше работы, чем любой из подчиненных ему слуг.

Всю свою жизнь целиком и полностью Фолькар посвящал роду Гарамон и их замку, и в верности его сомневаться не приходилось. Вот почему леди Кэлисс была так удивлена - и обрадована - догадавшись наконец, что это Фолькар пытался организовать убийство Калара в походе в Бордело прошлой осенью.

Фолькар посмотрел на нее, даже не пытаясь скрыть презрение, хотя ей давно уже было все равно, что думает о ней старый гофмейстер.

- Это был Танбурк, да? - спросила Кэлисс. - Это его ты вынудил выполнять за тебя грязную работу?

- Ваш любовник? - презрительно процедил Фолькар.

Кэлисс непонимающе уставилась на него.

- Да, я знал, что вы изменяете лорду Лютьеру, - сказал Фолькар. - Ваши измены начались вскоре после того, как родился Бертелис, если я не ошибаюсь?

- Так вот как ты его заставил? Ты шантажировал его, угрожая рассказать Лютьеру о его… связи со мной, если Танбурк не сделает то, чего ты хотел?

- Что-то вроде того, - кивнул Фолькар.

- Но если ты знал о моей неверности все эти двадцать лет, почему так и не рассказал моему мужу?

- Я верный слуга рода Гарамон, - холодно сказал Фолькар. - И не сделал бы ничего, способного навлечь бесчестье на моего лорда.

Кэлисс рассмеялась. Смех ее был холоден, но в нем звучало неподдельное веселье.

- Но ты готов был организовать убийство сына твоего лорда, - сказала она. - Довольно странная у тебя верность, мой дорогой гофмейстер.

- Леди Иветта из Бордело была осквернена, - презрительно произнес Фолькар. - Она была запятнана скверной Хаоса. Она заворожила лорда Лютьера, затуманив его разум.

Лицо леди Кэлисс застыло. Она всегда чувствовала себя так, словно находилась в тени первой жены Лютьера. Всегда ей казалось, что ее муж постоянно сравнивает ее с покойной первой женой. Лютьер не позволял говорить об Иветте ни единого дурного слова в своем присутствии, и Кэлисс всю свою жизнь с Лютьером была вынуждена терпеть, что портрет Иветты висел в большом зале замка.

- У нее часто бывали припадки, - продолжал Фолькар. - Она падала на землю, ее руки и ноги тряслись, изо рта лилась пена… Всем, кроме лорда Лютьера, было ясно, что она… нечиста. Когда она родила Калара, сначала казалось, что все нормально. В нем не было очевидной скверны, и я молился Владычице, чтобы его кровь была чистой. Все было прекрасно, и даже припадки стали случаться с Иветтой реже. Когда она снова забеременела, лорд Лютьер был счастлив. Она родила дочь, Анару. Воистину, больше никогда я не видел моего господина таким счастливым.

На лице Кэлисс отразилось негодование, но Фолькар продолжал, увлекшись воспоминаниями.

- Однако это счастье было недолгим. Няньки боялись брать младенца на руки. Анаре было лишь несколько недель, но они говорили, что слышат голос ребенка в голове. Было в Анаре что-то… ужасно неправильное, и спустя несколько лет стало ясно, что она унаследовала проклятье своей матери. Она была ненормальной, затронутой магией. Она могла обнять котенка, и плакала, когда его сердце перестало биться. Однажды она погладила одну из собак лорда Лютьера, и глаза собаки начали кровоточить. Как ни плакала Анара, не прошло и дня, как собака умерла. Девчонка видела события, которые еще не произошли. Она слышала мысли людей. Ее все ненавидели, и, что еще хуже, она чувствовала эту ненависть в их сердцах. И когда Фея-Чародейка забрала ее, все при дворе кастеляна вздохнули с облегчением.

Леди Кэлисс вздрогнула. Анара выросла и была теперь святой фрейлиной Владычицы, и их недолгая встреча испугала Кэлисс до ужаса.

- Но худшее было еще впереди, и оказалось, что кровь Иветты воистину проклята. Она снова забеременела, но на этот раз беременность была очень трудной. Иветта поехала в Бордело, чтобы быть рядом со своей матерью, когда начнутся роды… А роды были долгими и мучительными. Иветта родила чудовище. Я не буду описывать его, вы видели это ужасное существо своими глазами. Я проклинаю тот день, когда ему было позволено жить. От ужаса и позора Иветта покончила жизнь самоубийством, выбросившись из окна.

- Если бы она набралась смелости сделать это на десять лет раньше, - вздохнула Кэлисс, - то, вероятно, избавила бы нас от всех ужасов, связанных с ее отвратительным потомством. Но какое отношение к нашим делам имеет этот мрачный экскурс в историю рода Гарамон?

- Калар может казаться чистым и неоскверненным, но в его жилах течет та же кровь, что в жилах его ненормальной сестры и мутанта брата. По линии своей матери Иветты он запятнан скверной. Род Гарамон для меня дороже, чем моя жизнь, и я не намерен допустить, чтобы благородная династия выродилась в нечто ужасное. Кто может поручиться, что сын Калара не окажется чудовищным подобием зверолюда? Нет, я не допущу ни единого шанса такого позора. Поэтому, ради блага рода Гарамон, Калар должен умереть.

На лице Кэлисс отразилось отвращение. Она не могла отрицать ни логику Фолькара, ни даже его извращенную верность. Желание ее самой было куда проще: она лишь хотела, чтобы ее родной сын, а не пасынок, унаследовал титул кастеляна Гарамона.

- Похоже, что тут наши намерения совпадают, - сказала Кэлисс. - Мы оба хотим, чтобы кастеляном стал Бертелис.

- Похоже, что так, - неохотно согласился Фолькар.

- Тогда что ты предлагаешь нам предпринять?

- Меры уже предприняты, леди Кэлисс, - сказал Фолькар.

- Ах вот как, - кивнула Кэлисс. - Меньшего не следовало и ожидать. Ты действуешь наверняка, не так ли, Фолькар?

- Стараюсь, леди, - ястребиные глаза Фолькара блеснули. - А сейчас, если это все, я вернусь к своим обязанностям.

- Хорошо, - кивнула Кэлисс, ленивым жестом отпуская его.

Худой как трость гофмейстер едва слышно исчез во тьме.

Кэлисс взяла с блюда тяжелую кроваво-красную виноградину и засунула ее в рот.

- Да, очень хорошо, - прошептала она.

ГЛАВА 3

Крестьяне сбились вместе за каменной оградой виноградника, пытаясь укрыться от ветра и дождя и сохранить хоть немного тепла. Их было почти два десятка, и хотя они пытались развести костер, щепки были мокрыми и никак не загорались. Наконец крестьяне прекратили бесполезные попытки и теперь лишь дрожали под мокрыми одеялами, каждый из них погрузился в свои мрачные мысли.

Их осталось немного; последние пилигримы живого святого, прославленного рыцаря Грааля Реола из Кенелля.

Когда-то они следовали за своим славным кумиром, куда бы он ни направился, и по пути восхваляли его подвиги всем, кто готов был слушать. Они гордились одним тем, что пребывают рядом с ним, в тени его величия, и с готовностью выполняли все повседневные дела, надеясь заслужить его благосклонность: собирали дрова для его костра, доставляли ему свежую дичь, старательно чистили его сапоги, когда он оставлял их перед своей палаткой.

Они поклонялись земле, по которой ступал Реол - буквально - ибо всем было ясно, что с ним пребывает благословение Владычицы. Он пил из святого Грааля богини, и могущество Владычицы снизошло на него. Рыцарь Грааля был самым святым, самым благочестивым паладином во всей Бретонии, и будучи близко к нему, пилигримы надеялись разделить хотя бы частицу его благословенной славы.

Они не видели своего кумира уже почти полгода. Они сопровождали его в Бордело, сражаться с мерзкими орками и зверолюдами. Более сорока пилигримов пали в этих битвах, но они пожертвовали жизнью с радостью, надеясь, что хотя бы после смерти будут замечены святым героем. Однако, когда победа была одержана, рыцарь Грааля вошел в священную рощу Владычицы и не вышел оттуда. В мгновение ока он перенесся через всю Бретонию, оставив своих пилигримов покинутыми и отчаявшимися.

Они сразу же направились на его поиски. Им пришлось преодолеть сотни миль, и они ловили каждый слух о нем. Их выгоняли из деревень, забрасывали камнями, а несколько их товарищей оказались на виселице за нарушение границ владений лорда Бордело. Они добрались до Бастони, потому что им сказали, что рыцарь Грааля отправился туда, но в Бастони они узнали, что он поехал на север, в Гизоро.

Пилигримам приходилось добывать еду где только возможно, и еще несколько из них были повешены, когда их поймали на браконьерстве во владениях одной знатной леди в Гизоро. В действительности было удачей, что хоть кому-то из них удалось избежать виселицы. Они вернулись в Бастонь, лишь на день опоздав догнать рыцаря Грааля, но неделю спустя снова потеряли его след. Когда они пытались укрыться в пещере, двоих из них убил медведь, а несколько дней назад еще один пилигрим умер от голода. Они раздели труп и оставили его в канаве, натянув его жалкую одежду на себя в попытке спастись от холода. Приближалась зима, и их бедственное положение становилось все хуже. Сейчас они были в центральной Бастони, и не знали, куда теперь надо идти, чтобы найти своего господина и повелителя.

Однако, все еще исполненные веры, что они найдут живого святого, пилигримы продолжали таскать с собой разнообразные «священные реликвии»: изорванную туфлю, которую носил Реол; фляжку из тыквы, из которой он когда-то пил; кость со сгнившими остатками мяса, которую он когда-то обглодал и выбросил, и множество других подобных «реликвий».

Несколько пилигримов несли обрывки ярко-синей ткани, расшитой серебром. Это были остатки старых кафтанов, табардов и плащей Реола. На наиболее почитаемом из этих кусков ткани был большой фрагмент священного герба Реола - серебряного единорога на синем поле. Этот кусок гордо носил на груди Клод, самозваный глава пилигримов, горбун с перекошенным лицом.

Мошенник, убийца и вор, Клод путем лжи и угроз занял место во главе группы пилигримов, отнюдь не из чувства веры и верности лорду Реолу, но исключительно по эгоистическим причинам. Став «аббатом» этого сборища оборванцев, он получал лучшее из еды и вещей, которые им удавалось найти, да и ему просто нравилось приказывать другим. Сначала он присоединился к пилигримам лишь пытаясь избежать карающей руки бретонского правосудия. Клод был одним из нескольких крестьян, которых наняли убить некоего дворянина. Попытка убийства молодого рыцаря - Калара из Гарамона - закончилась провалом, и всех замешанных в этом крестьян поймали, подвергли пыткам и повесили. Только Клоду удалось скрыться от стражников.

Сейчас одна из пилигримов, толстая женщина, вся покрытая грязью, выбривала макушку Клода, высунув язык от усердия. Из-за пазухи «аббата» вылезла крыса, подергивая усами. Женщина на мгновение отвлеклась, ее рука соскользнула и срезала клок кожи со скальпа ржавым ножом.

- Глупая баба, - прорычал Клод, повернувшись и ударив ее в лицо мясистым кулаком. Она с криком упала на спину, закрывая лицо от новых ударов. Клод, прикоснувшись к своей голове, поморщился, когда его пальцы испачкались в крови. На выбритой макушке еще оставалось несколько клочьев волос, но Клод решил, что не желает, чтобы эта баба сегодня снова подходила к нему с ножом.

Несколько пилигримов, облизываясь, пристально смотрели на его крысу, и Клод затолкал своего питомца обратно за пазуху, свирепо воззрившись на спутников.

- Даже не думайте его сожрать, - проворчал он. - Сперва вам придется слопать друг друга.

- Святой лорд Реол пошлет пропитание в руки наши, - провыл беззубый пилигрим, его глаза сияли страстью и верой.

- Скорей бы уж, - буркнул Клод.

Один из крестьян встал, чтобы потянуться и размять спину. Секунду он смотрел сквозь пелену дождя на грязную дорогу по другую сторону низкой каменной стены, за которой и прятались пилигримы. Вдруг его глаза удивленно расширились, и он снова нырнул за стену.

- Кто-то идет! - сказал он громким шепотом.

Пилигримы еще больше съежились под своими грязными одеялами, тщетно пытаясь укрыться за ними.

- Кто? - спросил Клод.

- Не знаю, - пришел ответ.

- Это стража?

- Да не знаю! - раздраженно воскликнул пилигрим.

- Тихо ты!

- Не знаю, - повторил крестьянин тише.

- Ну так узнай, - угрожающе прошептал Клод, сжимая в руках тяжелую шипастую дубину.

Пилигрим повернулся и осторожно выглянул из-за стены. Секунду он вглядывался, потом присел обратно.

- Это женщина, - сказал он. - Леди.

- Леди? - изумленно нахмурился Клод. Он повернулся, неуклюже шаркая, подошел к стене и с любопытством выглянул за нее.

Женщина, опустив голову под дождем, шла по дороге, направляясь к ним. Она была одета в длинное лиловое платье, которое, насквозь промокнув, прилипло к ее телу. Хотя шлейф платья был изорван и волочился по грязи, оно явно было сделано из дорогой ткани. Клод подумал о кольцах, которые эта леди, несомненно носила на пальцах, о серьгах в ее ушах, и прикинув, сколько можно запросить за ее волосы, облизнулся.

Он быстро осмотрел местность вокруг, ибо какая знатная леди стала бы ходить по дорогам одна, особенно в такую погоду? Как Клод ни вглядывался, он не видел ни сопровождавших ее стражников, ни рыцарей, ни слуг.

- Похоже, что святой Реол действительно послал нам пропитание, - сказал он с кривой ухмылкой.

Другие пилигримы тоже выглянули за стену.

- Думаешь, у нее есть с собой еда? - спросила толстая женщина.

- Думаю, что за одно ее платье мы выручим столько, что будем сыты целый год, - ответил Клод, не отрывая глаз от ценной добычи.

- Но… она леди! - воскликнул тощий, словно палка, пилигрим с исхудалым лицом.

- Нас же всех повесят, если мы просто посмотрим на нее непочтительно, - добавил другой.

- Вокруг никого нет, и никто не увидит, что случилось, - сказал Клод. - И кроме того, если у нас не будет еды, как мы сможем служить нашему господину Реолу? От мертвецов толку немного.

- Но… она леди! - повторил тощий пилигрим.

Клод, отвернувшись от идущей по дороге женщины, сурово посмотрел на говорившего.

- Много ли ты знаешь благородных леди, которые ходят по дорогам в одиночку и пешком? Наверняка она просто шлюха, распутница. Возможно, поэтому лорд Реол послал ее нам - Бретония станет лучше без нее.

- Клод, ты правда думаешь, что лорд Реол хочет, чтобы мы ограбили ее? - спросил тощий, изумленно выпучив глаза.

Горбун с важностью кивнул.

- Я думаю, что наш долг, как пилигримов святого лорда Реола, поступить именно так.

В действительности Клоду было плевать, что может хотеть от него Реол. Горбун заботился только о собственной шкуре. Убийство знатной леди не беспокоило его ни в малейшей степени, если можно было избежать наказания. Он совершал и худшее.

Снова выглянув за стену, он увидел, что женщина уже не более чем в двадцати шагах. Она должна была пройти близко к стене. Ее темные намокшие волосы были распущены и закрывали ее лицо. Жестом приказав соблюдать тишину, Клод указал трем из своих спутников проползти дальше вдоль стены. Они при этом произвели такой шум, что Клод скрипнул зубами от злости, но, снова выглянув за стену, он увидел, что женщина подходит ближе, казалось, не подозревая об опасности.

Когда она была лишь в нескольких ярдах, Клод вскочил на ноги.

- Давай! - закричал он, и не без усилий перебрался через стену. Его косолапая нога зацепилась за верх ограды, и горбун упал лицом вниз. Но он быстро вскочил и бросился на дорогу, размахивая шипастой дубиной и со свирепой ухмылкой глядя на молодую женщину, которая остановилась, как только он выскочил из-за стены. Если бы не его жестокие намерения, вид Клода мог показаться весьма комичным.

Трое пилигримов выскочили на дорогу за спиной женщины, размахивая сломанными мечами, ножами и дубинками. Остальные спутники Клода вышли на дорогу вслед за ним, их присутствие рядом вселяло в него уверенность.

Их жертва оказалась молодой девушкой, не старше двадцати лет. Если бы она была простолюдинкой, то родила бы к этому возрасту уже с полдюжины детей, и ее спина была бы сгорблена от тяжелой работы в поле, но это явно была знатная леди. Ей не нужно было работать, ее спина была прямой, кожа безупречно белой как алебастр, и Клод с усмешкой заметил, что на ее пальцах блестит серебро.

- Не двигайтесь, юная леди, и вам не причинят вреда, - солгал он, сжимая рукоять дубины.

Клод начал подходить к ней, медленно, будто чтобы не испугать ее. Другие пилигримы тоже начали молча приближаться, окружая девушку, словно собаки, загнавшие кролика.

Однако молодая леди, похоже, не собиралась бежать. Более того, она ни в малейшей степени не проявляла никаких признаков страха, что показалось Клоду странным. Кролики так себя не ведут. Горбун снова осмотрелся, пытаясь заметить, нет ли поблизости стражников. Но дорога была пуста. Тут Клод заметил, что губы девушки шевелятся, словно она что-то шепчет.

- Хватай ее! - закричал он, перехватив дубину обеими руками, намереваясь размозжить голову жертве и завершить дело.

- Думаю, нет, - вдруг сказала девушка. Было в ее голосе что-то странное, заставившее пилигримов остановиться.

Клод увидел один ее глаз, смотревший из-под намокших прядей черных волос. Горбуну показалось, что он видит какие-то движущиеся тени, но он не мог оторвать глаз от внушавшего ужас взгляда девушки. В этом взгляде таилось нечестивое могущество, которое не дано было понять простым смертным. В этих ужасных черных глазах Клод увидел древнюю душу, давно погрузившуюся во тьму.

Слишком поздно осознал он свою ошибку. Это не была беззащитная девушка. Это было нечто совершенно иное, нечто древнее - и злое.

Губы девушки продолжали двигаться, что-то едва слышно шепча.

Тени вокруг пришли в движение со зловещей целеустремленностью. Клод почувствовал леденящий холод, когда одна из теней проскользнула рядом, и пилигрим, стоявший позади него, беззвучно рухнул в грязь, кровь хлынула из его глаз, ушей и носа.

Тени приблизились к нему, и Клод понял, что настал его конец. Он слышал, как тени шепчут, слышал их безумные неразличимые голоса, наполненные ненавистью и неутолимым голодом.

- Подождите, - вдруг сказала девушка, от ее голоса по коже Клода побежали мурашки. Тени замерли, злобно шипя.

Клод тупо смотрел на колдунью, выпучив глаза от ужаса. На ее лице под мокрыми растрепанными волосами появилась улыбка. И улыбка эта не была приятной.

- Ты готов послужить мне, не так ли?

Клод рухнул перед ней ниц лицом в грязь

***

Серебристая луна Маннслиб была уже высоко в небе, когда Калар и его спутники наконец преодолели подъем и увидели перед собой лагерь рыцарей, собравшихся на турнир. Приближалась зима, и ночь была очень холодной, но смех и музыка в лагере, и запах жарившихся оленей и кабанов поднял настроение усталых бастонцев.

Прошлым вечером они выехали за пределы Артуа и оказались во владениях герцогства Леонуа на северо-западном побережье Бретонии. Они ехали всю ночь, лишь на пару часов остановившись отдохнуть. Прошлой ночью было то же самое, и все они были усталыми и измученными. Но они приехали вовремя - турнир должен был начаться на следующее утро на рассвете.

Король и герцоги поощряли турниры в относительно мирное время как средство поддерживать рыцарей Бретонии в боевой готовности и оттачивать их навыки. Южные владения герцогств Каркассон и Брионн были тогда охвачены войной - их осаждали орды крысолюдов, появившиеся из-под Убежищ. А север Кенелля подвергался кровавым набегам кланов огров, спускавшихся с гор Оркала. В большей же части Бретонии в то время не было настолько значительных войн, чтобы призвать к оружию рыцарей из Л’Ангвиля, Леонуа и Артуа, поэтому в этих герцогствах и был устроен турнир.

Многие рыцари прибыли еще неделю назад или даже больше, или по крайней мере, послали вперед своих слуг, чтобы те заняли лучшие места для палаток. Хотя за это время произошло уже много отдельных поединков и ночных пиров, все собравшиеся ждали завтрашнего дня. Завтра должна была начаться основная часть турнира, и, судя по множеству шатров и палаток, поставленных в долине, турнир намечался с внушительным размахом.

Калар и его свита подъехали к шумному лагерю, оглядывая флажки на палатках в поисках гербов друзей и родственников. Большинство присутствовавших здесь рыцарей были из Леонуа, Артуа или Л’Ангвиля - место для турнира специально было выбрано там, где сходились границы всех трех герцогств. Но были видны и гербы участников из более отдаленных земель: Гизоро, Курони, Бордело и Монфора. Был даже один рыцарь из охваченного войной далекого Каркассона.

- Вот, - сказал Бертелис, заметив то, что они искали: флажки с гербами других рыцарей из Бастони.

Калар и его свита повернули коней к бастонским шатрам, а слугам кастелян приказал ехать вперед и найти подходящее место для установки палаток. Крестьяне были измучены, у них не было даже того небольшого отдыха, которым воспользовались в пути рыцари - в это время крестьянам пришлось готовить еду для своих господ и заботиться об их конях, но они знали, что лучше не жаловаться. Безропотно они погоняли своих тяжелых упряжных лошадей, нагруженных палатками, продуктами, сундуками с одеждой и всем прочим, что могло понадобиться их господам, чтобы сделать жизнь вдали от дома более удобной.

- Монкадас, - радостно сказал Бертелис, привстав в седле, чтобы лучше разглядеть флажок с гербом.

Калар тоже увидел герб бастонского барона и улыбнулся. Они с братом сражались под командованием барона полгода назад в походе в Бордело. Тогда Калар и Бертелис вместе с другими бастонскими рыцарями отправились на защиту герцогства Бордело от нашествия огромной армии зеленокожих. Бретонцы одержали победу, но вскоре им пришлось сражаться с еще более опасным врагом - зверолюдами. В то кровавое время барон Монкадас произвел огромное впечатление на братьев. Свирепый как медведь и почти такой же волосатый, Монкадас заслужил глубокое уважение и восхищение молодых рыцарей.

Улыбка сошла с лица Калара, когда он разглядел палатку рядом с шатром барона. Палатка была белой, и над ней развевался флажок с кроваво-красным драконом.

- Похоже, и эта крыса сюда приползла, - процедил Бертелис.

- Малорик, - Калар сплюнул.

Кровная вражда между родами Гарамон и Сангасс длилась уже многие поколения. Малорик, молодой граф и наследник рода Сангасс, был на три года старше Калара, и с самого рождения являлся его врагом и соперником. Калар и Малорик в Бордело сражались на одной стороне, но от этого их вражда не стала меньше, и результатом ее стало смертельное ранение Гюнтера. Несмотря на помощь Малорика в защите замка Гарамон от орды ужасных зверолюдов, ненависть между наследниками двух родов оставалась сильна. На самом деле она стала еще больше после того, как Калар унаследовал титул кастеляна. Малорик своими глазами видел чудовищное существо, которое было братом Калара, и, конечно, рассказал своим друзьям и союзникам о позоре рода Гарамон.

- Может быть, завтра на турнире я надеру ему задницу, - проворчал Бертелис.

- Надеюсь, что один из нас это сделает, - кивнул Калар.

- Пойдем, - сказал Тассило. - Сегодня ночь веселья! Танцы, выпивка и симпатичные мордашки.

- Мордашки ерунда, - сказал Бальдемунд. - Мне интереснее, что у них еще симпатичного.

В центре лагеря были установлены длинные столы, за которыми сидели пирующие рыцари, вокруг них раскинулись просторные шатры. Из этих огромных палаток доносился шум веселья - и звон мечей.

- Похоже, мы не опоздали поучаствовать в дуэлях, - сказал Бертелис. - Зайдем, брат?

- Ты иди, - ответил Калар. - Я постараюсь найти Монкадаса. Мы же не видели его с тех пор как…

Он не договорил. Бертелис понял, о чем речь.

Повернувшись в седле, Калар бросил золотую монету Тассило, который ловко поймал ее.

- Если дуэли еще идут, поставь на моего брата, - велел Калар.

Его кузен кивнул.

- Может быть, я и сам поучаствую, - добавил Тассило с улыбкой.

Калар бросил ему еще одну золотую монету.

- А эту поставь на своего соперника, - сказал он, улыбнувшись.

Пока Бертелис и Тассило в сопровождении четырех крестьян, исполнявших обязанности оруженосцев, пошли к самому большому из шатров, Калар и остальные его спутники сошли с коней, передав поводья ожидавшим слугам.

- Проследите, чтобы кони были почищены, накормлены и напоены, - приказал Калар, даже не глядя на крестьян, к которым обращался. - Ночь холодная, и пусть их укроют хорошенько.

- Теперь пойдем искать Монкадаса, - сказал он.

Тут его нос учуял аппетитные ароматы: запах жарящегося мяса, тушеного лука и чесночного соуса. В животе громко заурчало.

- Но сначала, - добавил Калар, - давайте поедим.

Бретонским дворянам нечасто приходится испытывать голод, и трое рыцарей глотали слюну, проходя к столам сквозь толпу.

- Гарамон! - вдруг раздался громкий бас, и Калар, оторвав взгляд от стоявших перед ним фаршированных перепелок и оленины, увидел мощную фигуру барона Монкадаса. Барон был ростом ниже Калара, но чего ему не хватало в высоту, он восполнял шириной. Его левую глазницу закрывала повязка с геральдической лилией, и всю левую половину лица покрывали красные шрамы. В густой бороде сияла широкая улыбка, и когда Калар встал, барон заключил его в медвежьи объятия.

- Рад тебя видеть, мой мальчик, - сказал Монкадас, крепко хлопнув Калара по плечу. Судя по красноватому цвету носа, барон успел воздать должное подававшимся винам.

- И я рад вас видеть, барон, - ответил Калар. - Вы знаете моих кузенов?

Двое рыцарей поклонились барону, он кивнул им в ответ и снова повернулся к Калару.

- Значит, ты уже владетельный рыцарь, а? И кастелян, не меньше!

- Если бы не вы, я бы погиб в своем первом бою, - сказал Калар.

- Не говори глупостей, мальчик мой, - проворчал барон, хотя Калар заметил, что его слова польстили Монкадасу.

С помрачневшим лицом барон тихо добавил:

- Прискорбно было услышать о смерти твоего отца. Лютьер был хорошим человеком. Я сожалею о твоей потере.

Калар кивнул и, улыбнувшись, поблагодарил.

Монкадас шагнул назад, критическим взглядом окинув молодого лорда Гарамона.

- Ты выглядишь не лучшим образом, парень, - сказал барон. - Чем Фолькар тебя кормит?

- Сплю плохо, - признался Калар.

Монкадас задумчиво посмотрел на него.

- Когда ты становишься главой такого знатного рода, сразу столько всего на тебя сваливается, - негромко сказал он. - Не удивительно, что сначала чувствуешь себя не в своей тарелке.

- Это по мне так заметно? - спросил Калар.

- У тебя неглупая голова на плечах. Ты справишься, - сказал барон.

- Если бы это было так просто, - вздохнул Калар.

- Конечно, это не так просто, но не надо слишком все усложнять. Ты еще не привык к своему новому положению. Ты будешь совершать ошибки, но кто их не делает? Учись на них и не слишком задумывайся о прошлом.

- Постараюсь, барон, - сказал Калар. Несмотря ни на что, он почувствовал, что настроение его улучшилось - впервые за эти месяцы.

- В последнее время судьба не была благосклонна к тебе, парень. Видит Владычица, это правда. Но то, что ты сделаешь в таких условиях, и приведет к твоему становлению как главы рода Гарамон, - сказал Монкадас с необычайной серьезностью. - Или к твоему падению. Теперь все зависит от тебя. Но не забывай, что у тебя есть друзья и союзники.

- Я очень ценю это, барон, - сказал Калар.

Он увидел, как сквозь толпу к ним подходит красивая юная леди. Ее вел за руку мальчик не старше шести лет, облаченный в изысканный миниатюрный комплект доспехов. Увидев их, Монкадас улыбнулся, его прежняя серьезность исчезла.

- Что тебе нужно, так это жена, - пробасил он. - Если ты считаешь, что управлять владениями тяжело, женись, и это позволит тебе переосмыслить твой взгляд на бремя власти. И кстати, позволь представить тебе младшую дочь моей сестры, леди Жозефину.

- Дядя! - юная леди раздраженно покачала головой. После этого она сделала реверанс, оценивающе взглянув на Калара, прежде чем опустить глаза, как положено благовоспитанной леди.

- Леди Жозефина, - Калар поклонился.

- Лорд Калар, - сказала Жозефина улыбнувшись. - Позвольте представить вам вашего троюродного племянника, молодого сэра Орландо из Бордело.

Калар изумленно посмотрел на мальчика и вопросительно взглянул на Монкадаса.

- Юный Орландо - сын племянницы твоей матери, Калар, - сказал барон. - Они близкие друзья моего рода. В конце концов, это я представил твою мать твоему отцу.

- Я не знал, - ответил Калар и снова повернулся к мальчику, смотревшему на него с любопытством.

Калар опустился на одно колено, чтобы не смотреть на мальчика сверху вниз.

- Для меня честь познакомиться с вами, сэр Орландо, - серьезно сказал он.

Мальчик церемонно поклонился в ответ, его лицо было серьезным и сосредоточенным. Вдруг он поднял взгляд вверх и изумленно открыл рот.

- Смотрите! - закричал он, указывая в небо.

Со стороны собравшихся дворян послышались удивленные возгласы и крики восхищения. Калар посмотрел в ночное небо, увидев то, что заметил Орландо.

Сквозь облака с неба спускалась стая крылатых лошадей, лунный свет сиял словно серебро на их боках и пернатых крыльях. На их спинах сидели в седлах рыцари в полных доспехах. Грациозными кругами лошади скользили к земле.

- Рыцари на пегасах! - воскликнул Орландо, его голос был преисполнен восхищения.

Один из рыцарей отделился от других, откинувшись в седле, его пегас прижал крылья к телу и заскользил вниз, словно бросившийся на добычу ястреб, с каждой секундой набирая скорость. В последнее мгновение пегас распростер крылья, и десятки дворян невольно пригнулись, когда крылатый конь пронесся прямо над их головами.

Крестьяне бросились прочь с дороги, когда пегас приземлился, ударив в землю подкованными серебром копытами. Крылатый конь замедлил шаг и остановился, встряхнув головой.

Пегас был крупнее любого боевого коня, его рост достигал, вероятно, двадцати ладоней в холке. Эти животные были известны своей агрессивностью, и хотя они выглядели благородными и ангелоподобными, Калар знал, что они опасны и непредсказуемы, и если разозлятся, вполне могут забить человека насмерть своими копытами. Тем не менее, среди бретонского рыцарства пегасы ценились очень высоко. Выращенный с возраста жеребенка пегас был храбрым и верным существом, готовым бесстрашно нести рыцаря в любую схватку.

Говорили, что большие стаи пегасов летают среди горных вершин над многоярусным городом Парравон, но Калар еще не был так далеко на востоке Бретонии, чтобы убедиться, правда ли это. Из этих стай и происходило большинство пегасов, прирученных в Бретонии. Но такие верховые животные были отнюдь не дешевы, и позволить их себе могли лишь самые богатые рыцари во всей Бретонии. Покупка пегаса-жеребенка еще не гарантировала, что зверь привяжется к своему будущему всаднику и примет его, и немногие были готовы рискнуть, вложив деньги в такое приобретение. Никому не хотелось на высоте двухсот футов от земли внезапно обнаружить, что твой крылатый конь тебя невзлюбил. Тогда никакое богатство не спасет.

Рыцарь, сидевший на белоснежном пегасе, носил поверх лат табард красного и серебряного цветов, а доспехи его сверкали так, что глазам было больно. Табард на груди был украшен геральдическим изображением серебряного пегаса. Когда внимание всех собравшихся обратилось к нему, рыцарь театральным жестом сорвал шлем с головы. Вьющиеся светлые волосы рассыпались по его плечам, и улыбнувшись зрителям победоносной улыбкой, рыцарь соскочил с седла.

Сразу же раздались аплодисменты и возгласы восхищения. Рыцарь, наслаждавшийся всеобщим вниманием, изящно поклонился.

Глаза Жозефины загорелись, когда она устремила взгляд на этого франтоватого рыцаря.

Калар мгновенно невзлюбил его.

- Кто это? - спросил он равнодушным голосом.

Рыцарь был раздражающе красив, и его мгновенно окружила кучка угодничающих поклонников и мужского и женского пола. Он обменялся парой слов с несколькими дворянами, поклонился лордам и поцеловал ручки полудюжине наиболее красивых и знатных леди.

- Лодетэр, - ответил барон Монкадас. - Возлюбленный Парравона. Что бы о нем ни говорили, но он чертовски хороший боец.

Пегаса уже увели. Лодетэр, благоухая дорогими духами, прошел мимо Калара и Монкадаса, едва взглянув на них. Он гордо носил повязанный на плече золотой кушак, означавший лорда турнира, выигравшего эту престижную награду ранее днем.

Увидев леди Жозефину, Лодетэр театральным оценивающим взглядом посмотрел на нее и изобразил на лице восхищение.

- Такой красоте, несомненно, позавидовала бы даже богиня, - сказал он, взяв Жозефину за руку. Не отрывая взгляда от глаз Жозефины, Лодетэр поцеловал ей руку. - Я в восхищении, моя леди.

Жозефина сделала реверанс, не обращая внимания на ядовитые взгляды оказавшихся поблизости дам. С дружеской улыбкой Лодетэр проследовал дальше, и Калар оказался зажат в толпе поклонников, спешивших за Возлюбленным Парравона. Когда в толпе стало не так тесно, Калар заметил, что леди Жозефина слегка покраснела.

Его помрачневшее лицо просветлело, когда он увидел, что сквозь толпу проталкивается знакомая фигура.

- Вот, - мрачно буркнул Тассило, протягивая кошелек с монетами. Калар взял свой выигрыш.

- Судя по синякам на лице, выиграл не ты, друг мой? - спросил он.

- Нет, - ответил Тассило, осторожно потрогав щеку. - Но, по крайней мере, ты получил выгоду от моего унижения.

- А Бертелис?

- Дошел до финала. Он как раз участвует в следующем поединке. Его соперником будет рыцарь, который победил меня - Меровех из Арлона.

- Никогда о нем не слышал, - сказал Калар.

- Я тоже, - кивнул Тассило. - Но с клинком он управляется как дьявол.

Внутри шатра вдоль стен были в несколько ярусов установлены сидячие места, на которых сотни дворян с относительным комфортом могли наблюдать за поединками. Они сидели на набитых пухом подушках, и слуги, ходившие между рядами, подносили им кубки с вином и изысканные закуски: заливное из угрей, бычьи языки, печеночный паштет, уши ягуара, перепелиные яйца. Самые богатые и влиятельные лорды и леди занимали отдельные ложи, обитые бархатом и украшенные их родовым гербами.

Калар увидел лорда Ордерика, хозяина турнира, сидевшего в самой большой и роскошной ложе. Очень толстый и чрезвычайно богатый и влиятельный, лорд Ордерик был пьян и явно наслаждался жизнью. На его лице, измазанном кабаньим жиром, появилась шаловливая улыбка, когда он запустил пухлую руку под платье служанки.

- Туда, - указал барон Монкадас. - У меня тут отдельная ложа.

Похожий на медведя бастонский барон шагал сквозь толпу, ведя за руку леди Жозефину. За другую руку ее держал юный Орландо, рассматривавший все вокруг широко открытыми от восхищения глазами. За бароном шел Калар, его взгляд был прикован к стройной талии Жозефины и плавному покачиванию ее бедер под темно-синим шлейфом платья.

Общий вздох сочувствия вырвался у зрителей, когда на огороженной веревками арене в центре шатра широкоплечий рыцарь получил сильный удар в голову, смявший его шлем, украшенный плюмажем. Его соперник благородно отступил в сторону, позволив секундантам выйти вперед и помочь рыцарю снять шлем. Это проявление благородства зрители приветствовали аплодисментами, и рыцарь, нанесший успешный удар, поднял забрало, улыбнулся и отсалютовал зрителям клинком, а его сопернику быстро наложили повязку на кровоточащую голову. Некоторые молодые леди бросили на арену цветы, и покраснели от смущения, отвернувшись и хихикая, когда рыцарь поклонился им.

Монкадас привел своих спутников в свою персональную ложу, и они, заняв места, стали наблюдать за зрелищем. Маленькому Орландо пришлось встать на сиденье, чтобы смотреть через деревянное ограждение.

Секунданты раненого рыцаря ушли с дуэльной арены, и поединок возобновился. Но он быстро закончился, когда нераненый рыцарь поскользнулся на одном из брошенных на арену цветков. Он пошатнулся, и его соперник нанес ему мощный удар в плечо, поваливший его на землю. Когда меч был приставлен к его горлу, упавший рыцарь признал поражение, хотя, судя по лицу, он был вне себя от ярости.

Взревели трубы, и толпа разразилась приветственными криками. Когда двое рыцарей ушли, на арену, танцуя и кувыркаясь, выскочили жонглеры и акробаты, чтобы развлечь зрителей перед следующим поединком. Одна из них, женщина с слоем грима на лице, держала горящий факел, и, выдувая изо рта горючее масло, поджигала его, выпуская в воздух струю ревущего пламени, словно дыхание дракона. Причудливо одетые жонглеры подбрасывали в воздух сушеных лягушек, управляясь с дюжиной или больше за раз. Толпа хохотала при виде глупых лиц лилипутов ростом не больше ребенка, одетых как миниатюрные рыцари и выехавших на арену верхом на свиньях. Эти «рыцари» поскакали вокруг арены, размахивая деревянными мечами и отчаянно держась за своих «скакунов».

Одна из свиней испугалась выдутой струи огня, и с диким визгом бросилась в толпу вместе с цеплявшимся за нее изо всех сил всадником-лилипутом. Еще двое миниатюрных «рыцарей» сошлись в схватке, и один из них деревянным мечом сшиб со спины свиньи другого, что вызвало у толпы новый взрыв хохота.

- Вон он, - сказал Тассило, указав рукой.

Калар увидел, как его брат, стоя на краю арены, потягивается и разминает мышцы. Один из йоменов Гарамона развернул знамя с гербом Бертелиса - серебряным драконом на черно-красном поле. Калар ободряюще крикнул брату, но его голоса не было слышно в шуме толпы.

Еще один «рыцарь»-карлик вылетел из седла, когда его свинья врезалась в одного из жонглеров, вызвав новый смех в толпе. Одна нога всадника запуталась в веревке, служившей поводьями, и свинья потащила его по арене к пущему веселью зрителей и его товарищей. Смех маленького Орландо оказался заразительным, и Калар заметил, что и сам смеется вместе с ним.

Наконец зазвучали трубы, и арену стали освобождать для поединка. Карликов и их свиней увели с помощью жонглеров. Одну свинью был вынужден ловить силач и тащить ее в загон на руках.

- Восемнадцатый поединок! - прокричал толстый глашатай, его голос разнесся по просторному шатру. - Между сэром Бертелисом из Гарамона, герцогства Бастонь и сэром Меровехом из Арлона!

Калар и его спутники закричали, приветствуя Бертелиса, топая ногами и стуча по ограждению.

Бертелис улыбнулся и помахал зрителям, прежде чем надеть шлем. Йомены помогли ему пристегнуть щит к левой руке, и он вышел в центр арены.

Навстречу ему вышел его соперник Меровех. Бертелис был одним из самых высоких рыцарей Гарамона, но Меровех оказался еще выше. Он шагал по арене вальяжной ленивой и в то же время грациозной походкой, говорившей о невероятной самоуверенности. Двигался он так, словно доспехи были его второй кожей.

Эти доспехи были архаичного, старомодного вида - рифленые с зазубренными шипами по краям. На мгновение они напомнили Калару броню Зеленого Рыцаря, продолжавшего преследовать его в снах. Но броня Меровеха все же отличалась, хотя, вероятно, и была изготовлена в ту же давно ушедшую эпоху - или, по крайней мере, по образцу древних доспехов той поры. Мода на доспехи в Бретонии постоянно менялась, вероятно, так же часто, как времена года, и хотя большинство рыцарей посмотрели бы свысока на того, кто не может позволить себе броню по последней моде, в адрес Меровеха не было ни одного едкого комментария или презрительного взгляда.

Его доспехи были из такой темной стали, что казались почти черными. Поверх них Меровех надел табард безупречно белого цвета. У него не было щита, но на поясе он нес пару мечей. Из геральдических изображений на табарде была лишь простая черная лилия - древний символ чистоты и верности.

Геральдическую лилию в том или ином виде носили почти все бретонские дворяне - и лорды, и леди. Была ли она в виде серебряной подвески на шее, или выгравирована на рыцарских латах, или вышита на платье девушки как символ ее чистоты, лилия являлась древним и сакральным символом. Это был священный цветок Бретонии. В древних легендах говорилась, что сотни лилий внезапно расцвели под полной луной, когда Владычица Озера впервые явилась Жилю ле Бретону, в ту давно ушедшую эпоху героев.

Первым рыцарем, получившим честь носить в своем гербе лилию, был Ландуин - лучший из всех святых спутников Жиля. Самый справедливый, искусный и благородный рыцарь из всех когда-либо живших в Старом Свете, Ландуин происходил из Музильона, который был тогда предметом зависти всех соседей. История Ландуина была историей трагедии и предательства, ставшего пятном на репутации и его самого и Музильона, и это пятно так и не было стерто. «Тем, кто вознесся на наибольшую высоту, больнее всего падать», гласят знаменитые строки из «Смерти Жиля ле Бретона», относящиеся к падению Ландуина.

Подавив дрожь при одном воспоминании о проклятом герцогстве Музильон, Калар вернулся мыслями к настоящему.

Шлем Меровеха был изготовлен в подобии ощерившейся пасти дракона. Когда глашатай и секунданты покинули арену, высокий рыцарь любезно отсалютовал Бертелису. Бертелис ответил на приветствие, и оба рыцаря отошли на шаг назад, ожидая сигнала к началу поединка.

- За Гарамон! - взревел Калар, с силой ударив по ограждению.

Трубачи подняли к губам медные трубы с вымпелами и отрывисто затрубили.

Бертелис вынул из ножен меч и выполнил несколько разминочных ударов, рассекая воздух. Меровех достал больший из двух мечей. Необычно красивый клинок был такого размера и веса, что большинству рыцарей пришлось бы держать его двумя руками.

Глашатай поднял руки, дав знак трубам замолчать.

- Начинайте! - закричал он, отойдя подальше.

Калар подался вперед, внимательно наблюдая за начавшимся поединком.

Бертелис первым нанес удар. Шагнув вперед с быстротой атакующей змеи, он взмахнул мечом, целясь в грудь соперника. Его маневрирование было безошибочным, удар превосходно сбалансированным. Но Меровех отразил его с минимальным усилием и тут же сделал ложный выпад.

Двое рыцарей продолжали кружить по арене. Иногда Бертелис, проверяя защиту противника, наносил удар, который Меровех неизменно отражал едва заметным движением руки. Калар видел, что ни тот, ни другой рыцарь еще не сражаются в полную силу.

Бертелис снова атаковал, нанеся удар сверху. Когда клинок Меровеха поднялся, чтобы отразить его, Бертелис повернул руку, направив меч в шею соперника. Это молниеносное изменение направления удара не раз заставало Калара врасплох на тренировках, но Меровех с легкостью уклонился от него.

Снова и снова казалось, что Бертелис вот-вот нанесет успешный удар сопернику, но в последний момент клинок Меровеха неизменно отражал удар Бертелиса, иногда в считанных дюймах. Калар видел, что его брат становится все более раздраженным. В прошлом это могло заставить Бертелиса атаковать со всей яростью и самому открыться для удара, но теперь он научился управлять своими чувствами, используя гнев для того, чтобы добавить силы и точности движениям своего клинка.

Бертелис провел ослепительно быструю серию ударов, атакуя то сверху, то снизу. Когда Меровех, уклоняясь, шагнул в сторону, Бертелис резко повернулся на месте, его клинок мелькнул в воздухе, направляясь к шее соперника. Это был превосходно рассчитанный и выполненный удар. Но в последнее мгновение Меровех уклонился назад, и меч Бертелиса прошел на расстоянии менее дюйма от него.

Шагнув назад, Меровех отсалютовал Бертелису за отлично выполненный удар, и вытащил из ножен второй клинок - короткий меч, который он держал в левой руке, в дополнение к длинному мечу в правой. Вращая обоими мечами, он шагнул навстречу Бертелису.

Два клинка Меровеха двигались так быстро, что казались размытыми дугами, и зрители завороженно застыли в молчании. Бертелис теперь все время отступал, отчаянно отбивая удары, сыпавшиеся на него, казалось, со всех направлений. У него уже не было времени самому перейти в контратаку, и ему требовалось все его умение и вся сосредоточенность чтобы просто отражать удары клинков соперника.

Меровех отбил клинок Бертелиса в сторону своим коротким мечом, а круговым ударом второго меча выбил оружие из руки оппонента. Меч Бертелиса закувыркался в воздухе и вонзился в землю. Движения Меровеха были такими быстрыми, что Калар едва успел увидеть, что произошло. Но он зааплодировал, когда Меровех отступил назад, благородно позволив Бертелису подобрать меч и продолжить бой.

- Он хорош… - неохотно признал Калар.

Отсалютовав друг другу, рыцари возобновили поединок. Но он длился лишь еще несколько мгновений. Бертелис увидел возможность для удара и сделал выпад, целясь в сердце соперника. Лишь с опозданием он понял, что обманный маневр Меровеха завлек его в ловушку.

Меч Бертелиса был снова отбит в сторону, и два клинка Меровеха скрестились между шлемом и кирасой Бертелиса и замерли, коснувшись кольчужного капюшона, защищавшего шею. Если бы Меровех продолжил удар, Калар не сомневался, что голова его брата покатилась бы по арене - настолько идеальным и убийственно точным было исполнение удара.

Зрители в шатре разразились оглушительными аплодисментами. Калар присоединился к ним, качая головой и удивляясь боевому искусству неизвестного рыцаря. Единственным, кто мог соперничать с Меровехом в мастерстве владения клинком, был прославленный рыцарь Грааля Реол.

Меровех снова отсалютовал Бертелису, прежде чем спрятать оба меча в ножны, и снял с себя шлем. Лицо рыцаря из Арлона было белым, словно первый снег. Волосы его тоже были белыми и спускались на плечи прямо, словно клинки.

Бертелис, казалось, был вне себя от ярости из-за поражения, но Меровех, склонившись к нему, говорил какие-то слова, которых в шуме больше никто не слышал.

Герб Бертелиса был убран с плакатов, установленных по обеим сторонам дуэльной арены. Оставались гербы еще восьми рыцарей, в том числе и Меровеха. Это были финалисты, и они будут продолжать поединки, пока один из них не станет победителем турнира, получив алый кушак и звание «лорда меча». Калар не сомневался, что кушак победителя достанется Меровеху.

- Почему же турнир на копьях выиграл не он? - спросил Калар.

- Меровех не участвовал в копейном турнире, - ответил Тассило. - Он прибыл в лагерь уже после сумерек.

Калар осушил кубок. Его мысли вернулись к гнетущей ответственности его нового положения. Скоро пора будет возвращаться в Гарамон. Он поднял пустой кубок и нетерпеливо махнул рукой, подзывая слугу. Пока слуга наполнял кубок вином, Калар бросил взгляд на своих соседей по ложе.

Леди Жозефина, склонившись вперед в своем кресле, улыбалась и смеялась, разговаривая с кем-то по другую сторону ограждения. Разглядев, кто это, Калар еще больше помрачнел. Его давний враг и соперник Малорик из Сангасса, занимавший место на один ряд ниже ложи, улыбался и болтал с Жозефиной.

Почувствовав его взгляд на себе, франтовато наряженный наследник Сангасса посмотрел на Калара, и хотя он продолжал улыбаться, его взгляд посуровел. Он сказал что-то Жозефине, и они вместе засмеялись. Калар свободной рукой сжал рукоять меча.

Малорик поцеловал руку Жозефины прежде чем уйти, и уважительно поклонился барону Монкадасу. Когда же он прошел мимо Калара, то посмотрел на него с сардоническим весельем.

- Вижу, твоего братца побили, - произнес Малорик, его голос был преисполнен презрения. - Вот так сюрприз. Прославил Бастонь, нечего сказать.

- Иди-иди, крыса сангассовская, - огрызнулся Тассило.

- Надень на своего пса намордник что ли, - процедил Малорик, каким-то образом посмотрев на Калара и его спутников сверху вниз, хотя находился на ряд ниже. - Его тявканье утомительно.

- Проваливай, Сангасс, - прорычал Калар, покраснев от злости.

Малорик, присмотревшись к Калару, усмехнулся.

- Да ты опять пьян. Я слышал, это у тебя теперь часто бывает. А еще я слышал, что новый кастелян Гарамона не в состоянии навести порядок даже у себя в замке, не говоря уже о прочих владениях, и что его старому гофмейстеру приходится управлять за него. Как это печально, - Малорик покачал головой, изображая сожаление.

- Убирайся к чертям, Сангасс, - сказал Калар. - Или я вызову тебя на поединок здесь и сейчас. И на этот раз тебе не за кем будет прятаться.

- Ты тоже теперь не сможешь спрятаться за своим стариком, - ответил Малорик. - Но я не получу удовольствия от победы, убив жалкого пьяницу. Приходи драться, когда протрезвеешь.

- Какие-то проблемы, граф? - раздался голос Монкадаса.

- Никаких, - ответил Малорик. - Но я думаю, лорд Гарамон выпил уже достаточно вина для этого вечера.

Наследник рода Сангасс повернулся, собираясь уходить. Хрустальный кубок в руке Калара раскололся.

Малорик, бросив взгляд через плечо, рассмеялся.

- Ты в порядке, кузен? - спросил Тассило, в его голосе слышалась тревога.

- В полном, - ответил Калар.

ГЛАВА 4

Деревянная кружка выскользнула из руки Ролана и упала на каменный пол, расплескав содержимое. В испуге от внезапного шума, Ролан проснулся, вздрогнув всем телом. Он был одет, и все еще сидел на шаткой деревянной табуретке перед очагом. Моргая спросонья, он слышал, как кружка катится по неровному полу.

В его маленькой хижине было очень холодно и темно. Ролан нахмурился, глядя на очаг, и сильнее натянул на плечи кишевшее блохами одеяло. Ледяной ветер проникал сквозь трещины в стенах, от дыхания в холодном воздухе клубился пар. Завернувшись в одеяло, словно в плащ, Ролан опустился на колени перед очагом, и его суставы пугающе заскрипели. Взяв ржавый нож косы, прислоненный к стене, он потыкал в кучку торфа в очаге. Из-под кусков волокнистой болотной почвы еще поднимался дымок, и раскаленные угли стали потрескивать, когда Ролан поворошил их.

Склонившись, он стал дуть в очаг, пока из-под кусков торфа не показались языки пламени.

Ролан со стоном выпрямился, разогнув спину. Его суставы ныли. Приближалась зима, и Ролан ждал ее отнюдь не с радостью. Он прожил на острове Ландри всю свою жизнь, и видел все признаки того, что надвигающаяся зима будет долгой и суровой. В архипелаге у северо-западного побережья Бретонии были тысячи маленьких островков, хотя большинство из них были пустынны и необитаемы. Остров Ландри был одним из наиболее далеко расположенных от материка, и являлся достаточно крупным, чтобы люди создали на нем постоянное, хотя и небольшое поселение.

Снаружи ветер набирал силу. Ролан услышал, как испуганно заблеяли овцы.

- Проклятые лисы, - проворчал он. Отбросив одеяло, он встал и, шаркая, пошел к двери.

- Эй, пес, ко мне! - позвал он.

Отодвинув дверь обеими руками - кожаные петли давно сгнили и были бесполезны - Ролан поежился от ледяного ветра, дунувшего на него.

- Псина! - крикнул он. - Пошли!

Но его пес забился еще глубже под стол, поджав хвост, и скуля, спрятал морду между лапами.

- Ну оставайся, пусть твой хозяин умрет в одиночестве, - проворчал Ролан.

Он шагнул за порог в ночь, и закрыл дверь за собой. Подумав, он взял ржавые вилы, прислоненные к стене его лачуги. Маннслиб уже взошел в небе, но серебристый диск луны закрывали густые слои облаков, из-за чего ночь была еще темнее.

Его хижина находилась на северной оконечности острова, располагаясь на травянистой возвышенности, откуда открывался вид на темную и бескрайнюю поверхность океана. Над водой царила тьма, был слышен только громкий шум прибоя. Огромные утесы переходили в острые скалы, словно острия ножей, торчавшие из бурных волн. Море билось о скалы с яростной силой, захлестывая их волнами изо дня в день.

Ближайший сосед Ролана жил более чем в миле отсюда, и более трех миль было до деревни Ландри и аббатства, где жила большая часть населения острова.

Ролан едва мог разглядеть в темноте свое маленькое стадо, бледные силуэты овец сбились в кучу в углу загона с каменными стенами, примыкавшего к хижине. Лохматые овцы теснились и толкались, отчаянно стараясь забиться в середину стада, некоторые даже лихорадочно пытались перепрыгнуть стены загона.

Успокаивающе пощелкав языком, Ролан открыл ворота загона и зашел в истоптанную копытами грязь. От этих овец в буквальном смысле зависела его жизнь - если им будет причинен вред, наказание понесет Ролан. Его лорд не был снисходительным человеком.

Шлепая по грязи и опираясь на вилы вместо трости, Ролан начал пересчитывать овец. Они все были на месте и немного успокоились в его присутствии.

Вдруг ветер изменился, и до Ролана донесся запах. Это была сырая звериная вонь, смесь запахов тухлого мяса, пота и мочи; зловоние хищника.

Овец охватила паника. Безумно блея, они пытались вырваться из загона, тщетно стараясь перепрыгнуть каменную стену. С расширенными от страха глазами Ролан развернулся, выставив перед собой вилы.

Сначала он подумал, что это животное, большое, лохматое и рогатое. Оно перелезло через стену с другой стороны загона, выломав несколько камней, которые с трудом смогли бы поднять двое крестьян. Потом Ролан увидел в руке существа большой топор на длинной рукояти, и понял, что это человек огромного роста, на плечи которого наброшена шкура какого-то крупного зверя, а на голове рогатый шлем.

Ролан никогда не был здоровяком, а долгие годы тяжелого труда и скудного питания еще больше согнули его плечи и сгорбили спину. Чужак возвышался над ним, и, подходя к крестьянину, казалось, становился больше с каждым шагом. Ролан подумал, что даже его лорд показался бы низкорослым по сравнению с этим гигантом. Тем не менее, Ролан не был трусом.

- Назад, дьявол! - закричал Ролан, ткнув вилами в воздух.

Чужак рассмеялся хриплым лающим смехом. Облака ненадолго разошлись, в свете луны Ролан увидел пришельца яснее, и сердце крестьянина охватил ледяной страх.

Норсканец…

На острове каждый день возносились молитвы Мананну, и каждый год по праздникам крестьяне приносили жертвы, бросая в океанские глубины разукрашенные чучела, утяжеленные балластом, в надежде, что бог морей защитит рыбаков острова Ландри и разобьет корабли разбойников из Норски. Похоже, что в этот год молитв и жертв было недостаточно…

На островах архипелага были воздвигнуты десятки сторожевых башен, на каждой сложен хворост для костра, и нужна была лишь искра, чтобы поджечь его. Эти сигнальные огни, будучи зажжены, были бы видны на много миль вокруг, и предупредили бы о приближении с моря врага. Почему же ни один из них не был зажжен?

Ролан увидел и других разбойников. Они окружали его хижину, темные и рогатые силуэты двигались в смертельной тишине, словно охотившаяся стая волков. Ролан повернулся и побежал.

Едва обогнув хижину, он увидел, как другой огромный и облаченный в меха норсканец вышибает тяжелым сапогом дверь, раскалывая ее в щепки.

Повернув, Ролан бросился на юг, через продуваемые ветром болота, к деревне, но увидев вдалеке огонь, застыл. Деревня горела.

Из хижины раздался жалобный визг - разбойники нашли верную собаку Ролана. Его руки и ноги дрожали, и он бросился к краю утеса, спасаясь от приближавшихся норсканцев. Почувствовав за спиной открытое пространство, он оглянулся на волны, бушевавшие внизу.

В бухте, простиравшейся к западу от мыса, на котором он стоял, были видны два десятка кораблей. Это не были лодки бретонских рыбаков, не были это и многоярусные большие корабли флотов Курони и Бордело, которые Ролан иногда видел вдалеке. Это были норсканские боевые корабли с квадратными парусами и рядами весел, которые могли нести их по океану со страшной скоростью. Нос каждого из этих кораблей был украшен бронзовым идолом, стилизованно изображавшим кого-то из богов или демонов, а ниже ватерлинии были прикреплены огромные тараны. За норсканскими кораблями рассекали воду черные плавники акул.

Более крупные корабли с двумя, тремя и даже четырьмя рядами весел стояли дальше от берега, в более глубокой воде, а меньшие вылетали из волн прямо на песчаный пляж, словно киты-убийцы, бросающиеся на берег, чтобы схватить тюленя.

Дюжина однорядных кораблей была уже вытащена на берег, и за мгновение до того, как тучи снова закрыли луну, Ролан увидел, как десятки норсканских убийц высаживаются с них и извилистыми тропами взбираются наверх.

С диким взглядом Ролан повернулся к полудюжине разбойников, преследовавших его, и взмахнул вилами. Но крестьянские вилы выглядели жалкими по сравнению с тяжелым, покрытым шипами оружием норсканцев, и Ролан подумал, что вряд ли сможет нанести хоть один удар, прежде чем его прикончат.

В его памяти всплыли жуткие истории о кровавых жертвоприношениях, совершаемых этими северными чудовищами. Истории о еще бьющихся сердцах, вырываемых из груди, о всех видах ужасных пыток, которым подвергались жертвы, прежде чем смерть освобождала их от мук. Он сделал еще шаг назад и почувствовал под ногами край утеса.

Ролан снова посмотрел вниз. Лучше разбиться об эти камни, чем быть выпотрошенным во имя какого-то адского демонического божества. Вилы выпали из его рук и, кувыркаясь, полетели вниз, на острые камни. Со вздохом Ролан закрыл глаза и шагнул с утеса.

Кулак в кольчужной перчатке схватил его за рубашку. Ролан повис над пропастью, задыхаясь и дергая ногами. Норсканец одной рукой отшвырнул его от края утеса, словно Ролан весил не больше новорожденного ягненка. Крестьянин сжался на земле, трясясь как лист на ветру и глядя на норсканцев расширенными от ужаса глазами. Один из них схватил его за волосы и резко вздернул на ноги. Другой норсканец рукоятью топора с силой ударил Ролана по ногам, ломая кости и заставив его упасть на колени.

Ролан закричал, когда его голову откинули назад. Его глаза выпучились, и лезвие топора вошло в его горло.

В небе прогремел гром, словно сами боги выражали свое одобрение.

***

Верховный ярл Эгиль Стирбьорн поставил ногу в тяжелом сапоге на тело умирающей жрицы и выдернул из нее свой топор. Из страшной раны в груди торчали расколотые ребра, вокруг них пузырилась кровь. Глаза умирающей женщины расширились от боли, рот был раскрыт в мучительной агонии, но ярл больше не обращал на нее внимания - просто еще одна жертва из этих слабаков южан, жалкое ничтожество, за убийство которого даже не получить чести. Крутя топоры в каждой руке, Стирбьорн поднялся по ступенькам к разбитым дверям аббатства, оставив жрицу умирать в одиночестве.

Топоры вождя скелингов были древним демоническим оружием, зачарованным дьявольской магией, их лезвия были выполнены в виде волчьих голов. Древки топоров у лезвий были украшены сверкающими кроваво-красными рубинами, изображавшими глаза огромных волков, которые светились таинственным внутренним огнем. Топоры носили имена Гарм и Горм в честь огромных волков, сопровождавших Кхарната в его кровавой охоте в небесах. Это были священные реликвии скелингов, передававшиеся из поколения в поколение.

Воздух был наполнен дымом и звуками бойни - воплями умирающих, лязгом оружия, боевым кличем его воинов. Поднявшись по ступеням, Стирбьорн остановился и оглянулся на море.

Вражеский город, разросшийся вокруг аббатства, словно опухоль, сейчас горел. Еще оставались несколько очагов сопротивления, но противник был слаб, и Стирбьорн даже не чувствовал особенного желания присоединиться к резне. Это не были достойные враги, не такие как грелинги, варги или любое другое из норсканских племен. Не такие как квеллиги и тахмаки из племен курганцев. Даже косоглазые хунги были достойными противниками, боем и убийством которых можно было гордиться. Все это были настоящие мужчины, не знавшие страха.