На флангах снова послышался рев и вой, и на этот раз Калар расслышал сквозь ветер что-то еще: крики людей, вопивших от боли и ужаса. Он бросил взгляд на восточный фланг, но почти ничего не увидел в метели, хотя ему показалось, что заметил какие-то огромные силуэты, словно гигантские животные, покрытые мехом - и рыцарей скачущих назад в смятении и панике.

Это зрелище внушало тревогу, но Калар мало что мог сделать - лишь сосредоточиться на выполнении своего долга, и он снова обратил все внимание на центр и врага перед собой. Кроме того, даже если норсканцы как-то сумеют разбить бретонские фланги, их собственный центр будет уже почти разгромлен.

Увидев, что враг бежит, бретонцы снова протрубили в рога, и армия Леонуа бросилась в прорыв.

Рыцари впереди уже догнали норсканцев, которые, видя, что им не убежать, повернулись и бросились на бретонцев, свирепо размахивая топорами. Многие из них были убиты на месте, копья пронзали их и сбивали с ног.

Бретонские рыцари ворвались в брешь, образовавшуюся в боевом порядке норсканцев. Калар нацелил копье на бегущего варвара. Тот резко повернулся, но копье Калара ударило его в грудь, прежде чем норсканец успел взмахнуть топором. Наконечник копья пробил его грудную клетку насквозь и вышел из спины, но при этом копье вырвалось из рук Калара. Рыцарь выхватил из богато украшенных ножен холодно блеснувший древний меч рода Гарамон.

Еще больше норсканцев бежало и было сражено. Калар обрушил удар меча на голову одного из варваров, разрубив ему череп.

Калар заметил, что норсканцы бегут не прямо от бретонцев, но по направлению к своим флангам. Оглядевшись вокруг, Калар с тревогой понял, что ни один из замеченных им врагов не был тяжело вооруженным элитным воином, которых бретонцы ожидали встретить в центре.

«Здесь что-то не так», внезапно осознал он. Его взгляд обратился на смутно видневшийся силуэт огромного кургана, на котором, по легендам, обитали призраки.

Внезапно раздался такой грохот, как будто рушилась гора. С вершины кургана в небо взлетела комета, сиявшая дьявольским красным пламенем. Она поднялась высоко-высоко, и Калар следил за ее полетом, открыв рот от изумления. Вот ревущая комета достигла высшей точки и устремилась к земле: прямо в боевые порядки атакующих бретонцев.

- Владычица, защити нас, - прошептал Калар. Адское пламя с небес с ревом падало на долину, и он услышал крики ужаса и паники в рядах бретонцев.

Дьявольский снаряд врезался в землю среди рыцарей в пятидесяти футах слева от Калара. Его выбило из седла, земля содрогнулась от страшного удара, вопли людей и предсмертное ржание коней вознеслись к небу, заглушив вой бури. Волна жара от взрыва обожгла легкие Калара, он глотал горячий воздух, задыхаясь, доспехи нагрелись так, что стали жечь тело.

Рыцари, оказавшиеся близко к взрыву, были изжарены заживо в своих доспехах. Плоть людей и коней лопалась и горела вместе с табардами и знаменами. Взрывом в земле выжгло круг более пятидесяти ярдов в диаметре, снег и лед в нем мгновенно превратились в пар. Сотни людей были убиты этим первым залпом, их плоть обугливалась от страшного жара, кровь вскипала в венах.

Трупы тех, кто оказался близко к взрыву, были совершенно неузнаваемы - обугленные скорчившиеся останки, еще продолжавшие гореть. Адский сверхъестественный жар этого пламени был настолько сильным, что металл доспехов плавился и тек, словно ртуть, разливаясь по земле шипящими лужами.

Рядом с головой Калара мелькнули конские копыта. Повсюду вокруг кони визжали от ужаса и вставали на дыбы, рыцари отчаянно пытались удержать их. От зловония горелого мяса Калара затошнило. Он с трудом встал на ноги. Заметив на земле в нескольких футах драгоценный клинок рода Гарамон, Калар бросился к нему, не обращая внимания на опасность, и сжав эфес меча, спрятал его в ножны.

- Калар! - раздался крик рядом. Оглянувшись, Калар увидел Бертелиса, сквозь хаос охваченных паникой коней и людей бросился к брату, и, схватившись за его седло, перевел дыхание. Здесь было меньше вероятности быть затоптанным или убитым ударом копыта.

- Что во имя Владычицы это было? - спросил Бертелис.

Калар лишь покачал головой.

- Сигибольд? - спросил он.

- Убит, - ответил Бертелис.

Калар заметил поблизости коня без всадника, уши животного были прижаты к голове, а глаза выпучены от ужаса. Бросившись к коню, Калар ухватился за поводья и сел в седло. Напуганное животное встало на дыбы, но Калар не позволил сбросить себя, и конь, почувствовав твердую руку, стал успокаиваться. Калар быстро огляделся вокруг, оценивая обстановку.

Герцог Адалард, к счастью, не был убит взрывом, и Калар увидел, что он и большинство рыцарей Леонуа еще атакуют центр противника, намереваясь перебить тех немногих норсканцев, которые еще продолжали разбегаться. Теперь было ясно, что норсканцы лишь заманивали бретонского герцога дальше в глубину своего расположения. Калар увидел, что с флангов приближаются огромные воины в доспехах из черного железа - настоящие гиганты в рогатых шлемах и меховых шкурах поверх брони, их были тысячи, и они окружали бретонцев.

Калар с горечью понял, что норсканцы обманули бретонских рыцарей, оказывая слабое сопротивление и заманив их в центр. Это была простая, но отлично выполненная уловка, и Калар ощутил отчаяние, понимая, что, по всей вероятности, ни один рыцарь не выйдет из этого боя живым. Теперь удар молота был готов обрушиться, и норсканцы окружали рыцарей со всех сторон, словно волки загнанную жертву.

Внезапно метель прекратилась, и Калар увидел, что первый удар молота уже обрушился.

Он увидел тысячи трупов бретонцев, лежавших в снегу на флангах, их тела были буквально разорваны на куски.

С растущим отчаянием глядя на фланги, Калар заметил, как из-под сугробов выскакивают прятавшиеся там варвары и бросаются на рыцарей и пехотинцев на оконечностях боевого порядка бретонцев. Калар слышал их боевые кличи, они набросились на бретонский фланг, прорываясь сквозь ряды ратников, топоры норсканцев собирали кровавую жатву, рубя бретонцев без пощады.

- Это бойня, - прошептал Калар, поворачивая коня, чтобы оглядеть поле боя. Уцелевшие бастонские рыцари остановились, охваченные смятением. Никто не отдавал приказов. Со всех сторон Калар видел тысячи норсканцев, надвигавшихся на них. Ратники и лучники-крестьяне в тылу, увидев приближавшегося врага, обратились в бегство, бросая оружие.

Видя этот разгром, Бертелис выругался и рванул поводья, одергивая испуганного коня.

- Значит, умрем здесь! - воскликнул Бертелис сквозь шум ветра. - Убьем столько этих шлюхиных отродьев, сколько сможем!

- Нет! - ответил Калар, встряхнув головой. - Мы должны отступить. Здесь мы уже не сможем одержать победу.

- Трус! - раздался крик, и повернувшись, Калар увидел Малорика. - Вы хотите навлечь позор на бастонских рыцарей, бежав с поля боя словно крестьяне?

В четырехстах ярдах впереди с вершины кургана в небо с грохотом взлетела новая смертоносная комета, и хотя места ее падения не было видно из-за возобновившейся метели, земля снова содрогнулась от страшного взрыва, и вопли сгорающих заживо были слышны сквозь снежную бурю.

- Этот бой проигран! - закричал Калар. - Что толку умирать здесь? Если мы останемся в живых, то сможем хотя бы отомстить!

- Бой еще не закончен! - прорычал Малорик. - Рыцари Бастони! За мной!

Калар выругался, но растерявшиеся рыцари откликнулись на призыв и снова стали строиться в боевой порядок. Малорик, возвысив голос, обратился к ним:

- Мы должны скакать на помощь герцогу Леонуа! - воскликнул Малорик, подняв меч. - Это наш долг как рыцарей короля Бретонии! Вы со мной?

В ответ послышались одобрительные крики, но Калар молчал, его лицо было мрачным. Внезапно ветер сменил направление, и Калар увидел, как приближаются норсканцы - тысячи и тысячи их. Казалось, они не особенно спешили.

- Я не пойду за сангассовским псом! - прорычал Тассило.

- Тогда будешь заклеймен как трус и предатель! - ответил Малорик достаточно громко, чтобы услышали все. Рыцари Гарамона вспыхнули яростью. Тассило схватился за меч, но Калар остановил его.

- Король желал бы, чтобы мы пришли на помощь его брату герцогу! - крикнул Малорик, разозленный нежеланием Калара и его рыцарей. - И мы поможем ему, с вами или без вас, гарамонцы!

Кузены Калара смотрели на него, ожидая его решения. Он чувствовал на себе взгляд Бертелиса и знал, что его брат хотел сражаться, даже если это означало идти в бой за наследником Сангасса. Все инстинкты Калара говорили ему, что это безумие, но все же он кивнул.

- Хорошо, - сказал он.

Бастонцы все как один перешли в галоп, бросившись в снежную бурю на помощь герцогу и его войску. В метели было мало что видно, но Калар знал, что враг уже почти рядом, и был уверен, что эта безумная попытка обрекает их на смерть.

Ветер снова изменился, и бастонские рыцари увидели армию Леонуа. Все воины герцога Адаларда были вовлечены в отчаянный бой. Норсканцы атаковали армию герцога с трех сторон. Бегущие варвары, очевидно, остановились, выбрав это место для упорной обороны, и здесь встретили яростную атаку рыцарей Леонуа. Потери норсканцев несомненно были высоки, но они смогли остановить атаку строя рыцарей, и теперь фланги бретонцев были полностью охвачены противником. Бойня была ужасной, сотни рыцарей Леонуа были уже стащены с седел и изрублены.

Малорик приказал бастонским рыцарям атаковать, направившись в самое сердце битвы. Из снежной бури выходили новые и новые норсканцы, и Калар понял, что теперь рыцари полностью окружены. Однако бретонцев ожидало нечто еще худшее. Вождь варваров приготовил для них еще один сюрприз.

Земля вдруг задрожала, словно от землетрясения, и вой ветра был заглушен чудовищным ревом, тем же, что Калар слышал перед началом боя. Как будто трубили в огромные рога, но Калар не мог представить, какого размера нужен рог, чтобы произвести такой звук.

Ему не пришлось долго ждать, чтобы увидеть источник этого звука, и от увиденного кровь застыла в жилах.

Из снежной бури появились три громадных силуэта, от каждого шага этих чудовищ содрогалась земля.

Это были огромные мохнатые звери, каждый высотой был со стену замка. Из их широких морд росли длинные мускулистые хоботы. Один из зверей поднял хобот к небу, и над полем боя снова разнесся ужасный рев. Гигантские твари были четвероногими, с большими ушами, покрытыми темной шерстью, и маленькими глазами, в которых горела ярость. У каждого зверя из пасти торчали четыре огромных бивня, спускавшихся почти до земли.

На спинах этих чудовищ были прикреплены огромные деревянные паланкины, их борта покрыты шкурами и увешаны щитами, в них помещались десятки воинов.

Норсканцы, сражавшиеся с бретонцами, бросились в стороны, но многие из них не успели или оказались слишком увлечены боем. Чудовищные звери с топотом двинулись вперед, топча и норсканцев и рыцарей, каждым ударом своих мощных бивней подбрасывая в воздух людей и лошадей. Бивни пронзали и коней и всадников, брызги крови летели во все стороны, огромные хоботы сжимали людей, ломая ребра и конечности, прежде чем зашвырнуть жертву куда-то в метель. Других давили огромные ноги, превращавшие рыцарей вместе с доспехами в кровавые лепешки.

Сотни рыцарей погибли, когда три чудовища ворвались в их ряды, подобно неостановимой стихийной силе. Еще больше было убито топорами и дротиками, которые метали норсканцы из паланкинов на спинах зверей. Копья и мечи били по ногам мохнатых чудовищ, но это было все равно что бить по камню. Эти удары были лишь булавочными уколами для гигантских тварей, которые, казалось, совсем не чувствовали боли.

Армия Леонуа и так едва держалась под напором орд свирепых норсканцев, атаковавших с трех сторон. Появление этих трех гигантских зверей окончательно сокрушило ее. Одного лишь их зловония было достаточно, чтобы кони обезумели от ужаса, и по всей линии бретонцев распространилась паника. Центр бретонской армии был смят, огромные мамонты с легкостью прорывались сквозь ряды рыцарей, убивая все на своем пути. Сотни благородных рыцарей Бретонии остались на поле боя в виде неузнаваемых кровавых пятен, втоптанные в землю, еще больше было убито страшными бивнями или изрублено кровожадными варварами, с новой яростью набросившимися на охваченных паникой рыцарей. Удары топоров сбивали рыцарей с седел и отрубали ноги обезумевшим от страха коням.

Знамя Леонуа упало и было затоптано. Десятки тысяч черных птиц-падальщиков, жаждавших плоти мертвецов, спускались с небес, борясь с ветром. Калар понял, что он в начале боя принял за грозовую тучу, оказалось огромной стаей этих птиц.

Калар увидел вождя норсканцев. На высоком троне в паланкине на спине одного из мамонтов сидел могучий седобородый воин в доспехах из темного металла. Калар ощутил яростную ненависть к этому варвару, ставшему причиной гибели такого множества благородных рыцарей. Его взгляд упал на фигуру, сидевшую у ног вождя, и Калар почувствовал, что его кровь стынет в жилах.

Элизабет!

Рыцари бежали с поля боя, не думая о чести и достоинстве, бросив тела своих убитых товарищей. Калар чувствовал, что богиня недовольна ими.

Герцог погиб, и боевые порядки бретонцев охватила паника.

Армия Леонуа была разгромлена.


ГЛАВА 9

Была уже почти полночь. Стирбьорн стоял в кругу своих хускарлов на вершине большого кургана. Сражение прошло успешно, армия всадников-южан была разбита, и ярл чувствовал одобрение богов. Кровопролитие еще больше разожгло его желание, и он жадно взирал на соблазнительно изогнувшуюся перед ним ведьму.

На ней была лишь легкая рубашка, сквозь которую виднелись очертания ее тела. Ее руки и ноги были обнажены, она не надела даже обувь, но явно не ощущала холода зимней ночи. Каждый дюйм ее кожи от ног и рук до лица был покрыт ритуальными рунами, вырезанными на ее теле опытной рукой Бьярки. Эти порезы были неглубокими, нанесенными лишь настолько, чтобы на коже выступила кровь, и они никак не портили ее красоту. На самом деле они только усиливали ее привлекательность для ярла, ибо зрелище крови всегда возбуждало его.

Ведьма создала освященный круг на вершине кургана, и за пределами этого круга собрались воины Стирбьорна. Границы круга были очерчены порошком цвета запекшейся крови, от которого поднимался красный дым и зловоние, похожее на запах внутренностей из вспоротого мечом живота. Восемь тел - воины, которых Стирбьорн передал для жертвоприношения - были расположены на равных расстояниях по границам круга. Каждое тело находилось на одном из восьми наконечников звезды - символа истинных богов.

Каждый из жертвенных воинов был прибит гвоздями к А-образной раме, их руки широко раскинуты, а ноги свисали в двух футах от земли. Кожа с их тел была содрана, а грудные клетки вскрыты, ребра сломаны и раздвинуты в стороны, открывая грудную полость. Не все из них были мертвы. Те, кто еще был жив, издавали тихий стон из ртов, лишенных языков, дергаясь, когда птицы-падальщики клевали их мокрые от крови внутренности, погружая острые клювы в мягкую живую плоть. Их сердца, открытые стихиям, неровно бились во вскрытых грудных клетках. Они дергали головами, тщетно пытаясь отогнать алчных ворон и воронов.

С А-образных распятий свисали измазанные кровью зловонные куклы-тотемы, медленно крутясь, когда ветер раскачивал их гнусные раздутые туловища. Ближайшая кукла изображала ребенка, к ее голове были приколоты светлые волосы с сединой. Ярл понял, что это его волосы. Пара рогов, вероятно, козлиных, торчала с подбородка куклы.

На голову куклы сел ворон, но, поняв, что это ненадежный насест, взлетел, громко каркая. Кукла-тотем закачалась из стороны в сторону.

В жаровнях в виде черепов горели резко пахнущие травы и корни, раскаленные угли ярко светились на ледяном ветру.

В центре круга были сложены треножником три пятнадцатифутовых древесных ствола, очищенных от ветвей, связанные цепью с шипами, образуя некое подобие каркаса палатки, но ничем не покрытые. Остаток цепи свисал с центра треножника, и на нем висела еще одна кукла-тотем. Ржавый крюк в ее спине был продет в звено цепи, кукла висела в четырех футах над землей, медленно покачиваясь.

Земля под куклой была устлана меховыми шкурами, и на них возлежала ведьма, извиваясь и тихо говоря что-то на языке демонов. Ее глаза были затуманены, она проводила руками по своему телу, от чего сердце Стирбьорна билось еще быстрее. Галлюциногенный дым от жаровен действовал и на ярла, и он видел призрачные силуэты демонов, пляшущих вокруг ведьмы и ласкавших ее тело. Его желание было сильно как никогда; все, чего он хотел сейчас - шагнуть вперед и овладеть ею.

- Еще нет, - сказал Бьярки, стоявший рядом, словно угадав мысли ярла. - Зачатие должно произойти точно в правильный момент.

- Сколько еще ждать? - спросил ярл хриплым голосом.

И словно сами боги ответили на его вопрос, внезапно дунул резкий порыв ветра, заставив угли в жаровнях светиться еще ярче. Подобно дыханию богов, в освященном круге поднялся вихрь. Под действием наркотического дыма Стирбьорн увидел демонов и духов, голоса которых звучали в вое ветра. Оскалившиеся морды смотрели на него, когтистые лапы тянулись к нему. Ветер усилился, и ярл увидел и других тварей: бескожих крылатых существ с головами ящеров, обнаженных женщин с птичьими когтями вместо рук и ног, чудовищ с огромными пастями, полными гнилых клыков и червей. Стирбьорн улыбался, глядя как демоны кружатся в воздухе, царапая его кожу и вцепляясь в его бороду.

Ветер усиливался, смерч взвился высоко в небо над освященным кругом, и сами тучи начали кружиться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Вскоре все небо напоминало один из тех огромных водоворотов, которые иногда появлялись у берегов Норски, угрожая кораблям. Центр этого бешено кружащегося вихря находился прямо над освященным кругом. Посреди клубящихся туч появился участок чистого неба, и Стирбьорн, затаив дыхание, узрел огромное зеленое око богов, смотревшее сквозь облака прямо на него.

Покров туч был разорван силой ветра, и ярл увидел, что зеленая луна полностью взошла и нависает, казалось, прямо над головой. По его телу побежали мурашки, когда его окутало сияние зеленого света, и он услышал, что стоны ведьмы стали громче. Ярлу, одурманенному наркотическим дымом, казалось, что луна — это действительно огромный глаз с узким зрачком наподобие змеиного. Он чувствовал злобу, волнами исходящую от этого глаза, и опьяненно улыбнулся; сами боги будут наблюдать за зачатием. Воистину, его сын будет благословлен Великими Силами!

Облизав губы, Стирбьорн посмотрел на шамана.

- Сейчас? - спросил он, его голос был похож на звериное рычание.

Жилистый провидец кивнул и на его лице отразилось восхищение.

Стирбьорн сбросил свои меховые одеяния и вошел в пределы освященного круга. Когда ярл пересек границу круга, от кровавого порошка поднялись клубы дыма, и Стирбьорн больше почувствовал, чем увидел, как призрачные демоны поднялись навстречу ему, окружая его и злобно шипя. Краем глаза он замечал движущиеся тени, пытавшиеся вцепиться в него призрачными когтями, но слышал, как демоны шипели от боли и отступали, хотя от ледяного прикосновения их когтей его плоть немела.

Вдруг Стирбьорн почувствовал прикосновение нежных теплых рук и забыл о демонических призраках, забыл о том, что на него смотрят хускарлы, забыл даже, что сами боги взирают на него с небес. Он смотрел на ведьму, на ту, которая должна родить ему сына, и она вложила в его руки кубок, полный напитка с сильным ароматом. Ярл осушил кубок одним глотком и закрыл глаза. Напиток обжег его горло, и когда Стирбьорн открыл глаза, то изумился, ибо все цвета теперь казались гораздо ярче, чем раньше, ибо сияли с почти болезненной яркостью.

Когда колдовской напиток стал оказывать действие, все чувства Стирбьорна обострились до прежде невообразимого уровня. Перегрузка ощущений была ошеломляющей. Ярл отбросил кубок и устремил взгляд на женщину, изогнувшуюся на земле перед ним.

Ведьма, облизав губы, посмотрела на него, ее глаза стали полностью черными. Она заключила ярла в свои объятия, и под взором богов было зачато демоническое дитя.


Десятки птиц взлетели в небо, наполнив воздух хлопаньем крыльев и испуганными криками, нарушив тишину лесной поляны. Крошечные светящиеся лесные духи с призрачными крыльями метнулись прочь, исчезнув во мгновение, словно их здесь и не было.

Величественный единорог, пивший воду из зеркального пруда, поднял голову. Его бока сияли подобно лунному свету, а великолепный рог, выраставший из его лба, сверкал жемчужным блеском. Единорог посмотрел на свою хозяйку глубоким проникновенным взглядом.

Моргиана открыла свои миндалевидные глаза и повернулась к благородному созданию.

- Ты тоже это почувствовал, - произнесла она, ее голос был тихим и мелодичным.

Единорог топнул копытом и встряхнул головой.

Ужасные картины огня и крови еще стояли перед ее взглядом, и она содрогнулась от неистовой жестокости этих образов, которые почувствовала благодаря своему дару предвидения. Она снова увидела еще не рожденное дитя, демонические глаза которого сверкали бешеной яростью. Она увидела его уже молодым мужчиной, вокруг его рогатой головы сияло пламя, и прибрежные города Бретонии лежали в руинах, а океан до самого пылающего горизонта был полон десятков тысяч норсканских кораблей. Вопли бесчисленных невинных душ, отправленных на жертвоприношение темным богам, заставили ее вздрогнуть, она видела высокие курганы из черепов под бурлящими небесами. Она видела плачущих детей и чувствовала зловоние горящей плоти.

Моргиана села, скрестив свои длинные стройные ноги. Она двигалась с неземной грациозностью, каждое ее движение было удивительно плавным, каждый жест - бесконечно легким. Она держалась как королева, но ни одна королева Бретонии не обладала такой властью, какой владела Моргиана.

Во всей Бретонии не было более высокой власти, чем Фея-Чародейка. Она могла лишать трона королей, и отвечала только перед самой богиней.

С золотого пояса вокруг ее стройной талии свисало бесценное волшебное зеркало, и она подняла этот могущественный артефакт к лицу. Ее собственный безупречно прекрасный лик холодно воззрился на нее. Волосы были стянуты сложным головным убором по последней бретонской придворной моде, а царственное вечно юное лицо было бледным.

Фея-Чародейка слегка дунула на зеркало. На изящных серебряных украшениях появился иней, отражение в зеркале покрылось дымкой, словно окруженное непроницаемым туманом.

В зеркале начали появляться силуэты, сначала призрачные, словно сон, но постепенно принимавшие все более четкие формы. Бледная темноволосая девушка, запрокинувшая голову в экстазе, и могучий воин, целующий ее в шею.

Фрейлина Владычицы открыла глаза и посмотрела из зеркала прямо на Фею-Чародейку. Ее любовник продолжал целовать ее, не замечая, что за ними кто-то наблюдает.

Моргиана протянула руку к девушке в зеркале, и посмотрела ей в глаза. Пальцы Феи-Чародейки прошли сквозь поверхность зеркала, которая была холодной, словно лед. Поверхность зеркала стала податливой, как вода, по ней пошли волны, силуэты девушки и ее любовника замерцали, когда рука Моргианы окунулась в зеркало.

Фея-Чародейка коснулась кончиками пальцев головы девушки. Моргиана почувствовала, как молодая фрейлина содрогнулась, когда видения того, что может произойти, если демоническое дитя останется в живых, проникли в ее разум. Это длилось лишь мгновение, и Фея-Чародейка убрала руку из зеркала. Рука онемела от холода, но Моргиана не обратила на это внимания.

- Что я должна делать, госпожа? - спросила девушка из зеркала. Ее любовник напрягся и поднял голову, оглядываясь в поисках того, с кем она говорила.

- Принеси дитя мне, Анара, - прошептала Фея-Чародейка. Ее взгляд скользнул по широкому выразительному лицу любовника фрейлины. - Возьми Реола с собой. Его меч пригодится.

- Как пожелаете, госпожа, - ответила Анара.

Картина в зеркале померкла, и теперь на Фею-Чародейку смотрело только ее отражение. В глазах Моргианы мелькнула печаль.

- Прости, Анара, - прошептала она.


Кубок, который ярл осушил и отбросил, покатился по краю круга из кровавого порошка, отмечавшего освященное место. Дым поднялся там, где брызги жидкости пролились из кубка, и Бьярки присел перед ним. Его ярл и ведьма наслаждались страстью в объятиях друг друга в священном круге, но провидец не смотрел на них, сосредоточив свое внимание на кубке. Осторожно подняв его, чтобы не нарушить границу ритуального круга, Бьярки поднес кубок к носу и принюхался. Нахмурившись, он прикоснулся пальцем к небольшому количеству жидкости, оставшейся на дне кубка, и лизнул палец, пробуя зелье ведьмы на вкус.

В напитке чувствовались разнообразные травы и корни, а также вытяжка из грибов, вызывающих видения - эти ингредиенты шаман хорошо знал. Но кроме этого ощущался еще какой-то горький вкус, который Бьярки заметил, хотя не мог точно определить, что это было. Нахмурившись, Бьярки встал, протолкнувшись сквозь круг опьяненных наркотическим дымом хускарлов, и тщетно пытаясь понять, что же это за вещество.

Бьярки спустился к подножию холма, слыша, как исполненные страсти крики ведьмы разносятся по долине. Шепча что-то себе под нос, провидец вошел в свою палатку, продолжая ломать голову над тем, что же за вкус он ощутил в колдовском напитке. В его палатке были развешаны связки трав, корней, внутренности животных и людей, и провидец начал пересматривать их, надеясь, что что-нибудь подстегнет его память.

Не найдя ничего похожего, он сел на пол и начал выворачивать свои седельные сумки, развязывая ремни и разворачивая кожаные тюки, в которых были сотни маленьких карманов. В каждом из карманов был спрятан аккуратно завернутый сверток из кожи и шерсти, перевязанный высушенными сухожилиями и конскими волосами. В каждом из этих свертков хранился редкий ингредиент, собранный Бьярки или кем-то из его предшественников, или же купленный, привезенный из земель курганцев, хунгов или южан, или даже еще более далеких стран: из жарких лесов людоящеров во многих месяцах морского плавания на юго-запад; из царства Короля-Дракона на далеком востоке за великой стеной; или из страны песка и пыльных демонов далеко на юге.

На этих свертках были выжжены норсканские руны, обозначавшие что именно там спрятано. Некоторые свертки Бьярки никогда не открывал - прежде у него не возникало в этом необходимости. Провидец рассматривал свою драгоценную коллекцию с растущим чувством раздражения.

Наконец Бьярки сдался и, усталый и злой, лег на меховые шкуры.

Как только его начало клонить в сон, в голову пришла догадка.

- Витой корень, - сказал он вслух. - Хитрая сука.

Ведьма добавила большую дозу смертоносного корня в напиток ярла, замаскировав его сильным запахом других ингредиентов зелья. Бьярки знал, что этот корень, принимаемый регулярно в маленьких дозах, медленно убивает человека, иссушая его мышцы и пожирая изнутри. Это был изощренный способ уничтожить врага, избежав при этом подозрения, потому что симптомы отравления были похожи на множество изнуряющих болезней, и только очень опытный знаток трав мог определить ядовитый корень. Ведьма же добавила его в напиток Стирбьорна в таком количестве, что от него жертва должна была впасть в глубокий сон и больше не проснуться - если не принять противоядие. К счастью, приготовить это противоядие было относительно просто.

Бьярки быстро начал разворачивать свертки и толочь корни, молясь богам скелингов, чтобы не было уже поздно.


Хегтесс вздрогнула и открыла глаза, почувствовав резкий толчок в животе. Холодное рассветное солнце едва проникало сквозь пелену низких облаков, и вершина кургана была покрыта свежим снегом. Но обнаженное тело ведьмы было закутано в меховые шкуры, расстеленные в ритуальном круге, и она чувствовала холод только на щеках.

Ее руки скользнули по животу, который еще несколько часов назад был гладким и плоским - и почувствовали заметную выпуклость. Кожа на животе натянулась под бременем новой жизни. Хегтесс ощутила, как демоническое дитя снова толкается внутри нее - на этот раз еще сильнее - и охнула от боли. Она ощущала, как еще не оформившиеся мысли ребенка текут сквозь ее разум, словно неразборчивый шепот, спутанный и неясный, но пульсировавший с удивительной яркостью. Какая сила!

Боги Хаоса явно благословили это зачатие, и ведьма подумала, что родит не более чем через месяц. Она с тревогой подумала, насколько сильным будет мальчик к тому времени, когда родится. Он уже был очень силен, хотя его сила была не сосредоточенной и смутной. Когда он научится владеть этой силой, то будет невероятно могущественным. Он будет - если выживет - обладать такой силой, которую ведьма не в состоянии постигнуть.

Хегтесс села несколько неуклюже, непривычная к тяжести ребенка внутри нее. Завернувшись в меха, она бросила взгляд на лежавшего рядом ярла скелингов. Он тоже был укрыт меховыми шкурами, и она не видела его лица. Она не слышала его дыхания. Ей было почти жаль убивать его: он был прекрасным любовником.

Тем не менее, его смерть была необходима - он никогда бы не позволил ей сделать то, что она намеревалась сделать. Она покинет этот зловонный лагерь, укрывшись в тени своей темной магии, и родит ребенка одна, в глуши лесной чащи. Обмануть разумы часовых будет просто, и даже в этом вряд ли возникнет необходимость; скелинги праздновали свою победу всю ночь, и сейчас едва ли кто-то из воинов проснулся.

Снова ребенок толкнулся внутри нее, и она охнула.

Когда этому ребенку будет лишь пять лет, он уже окажется способен на такие вещи, которым ведьме пришлось учиться не один век, и она сомневалась, что тогда сможет одолеть его. Но новорожденный? Да, у него есть сила, но он не знает, как владеть ею, у него еще просто не будет необходимого самосознания, чтобы защищаться. И он умрет задолго до того, как сумеет овладеть своей дарованной богами силой.

Она погладила живот.

- Через месяц боги услышат крик твоего рождения, - прошептала она. - И тогда ты умрешь - от моего ножа. А я буду жить вечно.

- Я так не думаю, - сказал голос над ее ухом.

Вздрогнув, она обернулась и увидела, что ярл Стирбьорн смотрит на нее, его глаза были холодны, словно лед. Но как? Он выпил столько яду, что хватило бы убить мамонта!

Она начала шептать заклинание, которое должно было вызвать ее призрачных демонов-хранителей и разорвать душу Стирбьорна в клочья, но ярл ударил ее по лицу, и она, вскрикнув, упала. Она даже не видела, как обрушился удар, и боль была обжигающей. Перед глазами засверкали звезды, и она уже чувствовала, как на лице распухает синяк.

- Курганская сука, - прорычал ярл. - Ты думала, что я позволю тебе причинить вред моему сыну? Думала, что сможешь убить меня?

Хегтесс не могла говорить, все еще оглушенная ударом ярла. Она попыталась отодвинуться от него, но он схватил ее за волосы и откинул ее голову назад. Она была беспомощна, и на мгновение подумала, что он убьет ее.

Пока Стирбьорн держал ее, другие руки опустили на ее голову страшное колдовское устройство из черного железа. Провидец скелингов, отрешенно подумала она. Конечно, это он догадался, что выпил Стирбьорн, и составил противоядие. Будь он проклят!

Устройство, которое принес провидец, было клеткой, изготовленной в виде шлема, и от него пахло кровью. Ведьма видела, что на его железных полосах выгравированы руны Темного Языка, и отчаянно забилась, крича, словно животное, пытаясь не позволить надеть его на себя.

Стирбьорн снова ударил ее, и от этого удара она едва не лишилась чувств. Ведьмовская маска была закреплена на ее голове. Шипы, направленные внутрь, оставили глубокие царапины на ее коже, и она вздрогнула. Лицевая часть маски-шлема открывалась на петлях, как дверь, и когда эта дверь была закрыта, острый металлический шип, фиксировавший язык, вошел в рот ведьмы, пронзив щеки и язык, и воткнувшись в нёбо. Хегтесс едва не захлебнулась собственной кровью, наполнившей горло.

Ее руки были вывернуты за спину и крепко связаны веревкой. Бьярки присел перед ней на корточки, злорадно усмехаясь. Глаза ведьмы сверкнули ненавистью. Но она не могла произносить заклинания, ее руки были связаны, и она была беспомощна, как младенец.

- Витой корень, - сказал Бьярки, все еще ухмыляясь. - Ловко придумано. Я едва не опоздал. Еще полчаса - и отец твоего нерожденного ребенка стал бы кормом для червей.

Ярл Стирбьорн встал, потянулся и крикнул слугам принести доспехи.

- Уведите ее, - указал он на связанную Хегтесс. - Мы идем к побережью.


- Расскажи нам еще историю? - попросил один из крестьян. Просьбу поддержал еще десяток крестьян, собравшихся в хижине и потевших от жара горящего очага.

Клод, жуя черствый хлеб, намоченный в мясном соусе, усмехнулся и вытер подливку с подбородка. Он махнул рукой, и один из крестьян-слушателей подал ему кувшин с дешевым вином. Клод с удовольствием сделал глоток.

Крестьяне в ожидании смотрели на Клода, и он наслаждался тем, что был в центре внимания, рассказывая о великих подвигах славного рыцаря Грааля Реола.

Клод добрался до Леонуа на северо-восточном побережье два дня назад, приехав на повозке с овощами, и с тех пор наслаждался гостеприимством местных жителей. Для его слушателей он был отважным авантюристом, героическим пилигримом, ищущим своего господина, и они с радостью кормили и поили его в обмен на его истории.

- Ладно, расскажу еще историю, - сказал он, причмокнув губами.

«Все как нельзя лучше», подумал Клод с улыбкой. Он сможет разыгрывать этот спектакль здесь еще несколько недель. Сунув за пазуху половину сухаря для своей крысы, Клод посмотрел на слушателей, ловивших каждое его слово, и начал рассказывать еще одну красочную историю, как он, простой крестьянин-пилигрим, спас жизнь святого паладина Реола.


ГЛАВА 10

Волны неустанно бились о белые камни стен замка, и эхо этих ударов звучным грохотом раздавалось в дворцовых залах. Брызги пены и ледяной воды взметались к стенам крепости, долетая до самых бойниц. С темных, покрытых тучами небес падал снег, и хотя едва наступил полдень, было уже темно, словно в сумерках.

Калар стоял на северо-восточной стене, не обращая внимания на снег и ветер, и мрачно глядел на горизонт. Он чувствовал вкус соленых брызг на губах и холод снега, обжигавший его лицо.

Прошло три недели после сокрушительного поражения армии Леонуа, когда он, словно низкородный крестьянин, был вынужден бежать с поля боя, спасаясь от ярости норсканских варваров. Он чувствовал, что Владычица недовольна им и другими бастонскими рыцарями, которые отступили, преследуемые ревущими ордами Хаоса.

Бойня была ужасной, и норсканский вождь наблюдал за ней со своего трона на спине огромного мамонта, смеясь каждый раз, когда чудовищный зверь разбрасывал людей и коней каждым ударом своей тяжелой головы.

Калар содрогнулся, вспомнив жуткий рев громадных чудовищ, ворвавшихся в ряды рыцарей, топча и убивая все на своем пути. Казалось, гигантские звери не замечали боли, не обращали внимания на десятки копий, вонзавшихся в их ноги, похожие на стволы деревьев, и едва замечали мечи, врубавшиеся в их толстые шкуры.

Калар испытывал растущее отчаяние. Как может человек сражаться с такими зверями? Как может армия противостоять им?

Сжав кулак, Калар с яростью ударил по холодному камню бойницы.

Он подумал о леди Элизабет, о девушке, которой он отдал свое сердце, а она его так жестоко предала. Она была последним человеком, которого он ожидал увидеть посреди того ужасного боя - пленница у ног норсканского вождя на спине могучего зверя.

Снова он видел большие глаза Элизабет, полные слез, когда она пыталась подойти к нему, после того, как он узнал о ее попытке убить его отца, кастеляна Гарамона. Снова он видел страдание, боль, отчаяние - любовь - в ее глазах, и словно ледяные когти сжали его сердце. Он думал, что женится на Элизабет, когда вернется из похода в Бордело, и даже представлял, как он будет просить ее руки.

Он ненавидел ее. Он разбила его мечты. Она отравила его отца, превратив его в иссохший скелет. И он ненавидел себя за то, что часть его все еще любила ее.

Она была там, подумал Калар, глядя вдаль. Пленница в руках жестокого норсканского вождя. Он ощутил новый прилив гнева при мысли о том, какие ужасы могла испытать Элизабет во власти повелителя варваров и его свирепых воинов. Что бы она ни сделала, такого она не заслужила.

Глядя на горизонт и видя, как с севера надвигаются штормовые тучи, и вдалеке сверкает молния, Калар выругался. Он чувствовал себя таким беспомощным. Возможно, сейчас она уже в Норске. Если она вообще еще жива.

Бой окончился страшной резней, и воспоминания о ней наполнили Калара гневом и отвращением. Их враги были озверевшими дикарями. Он видел, как норсканцы в неистовстве рубили тела рыцарей на куски уже после того, как в битве, ставшей бойней, не осталось никакой чести. Он видел, как светловолосые дикари вцеплялись зубами в горло рыцарям. Он видел огромных варваров в черной броне и мехах, добивавших раненых, обезглавливая их ударами своих тяжелых топоров. Никому не давали пощады. Даже рыцарских коней, оставшихся без всадников, рубили на части, и огромные мутировавшие псы вырывали из их тел большие куски мяса.

Герцога Адаларда смогли вынести из боя, хотя прославленное знамя Леонуа было потеряно. Чудесным образом герцог оказался жив; его лишь оглушило ударом по голове. Несомненно, сама Владычица защитила его. Свита его приближенных рыцарей поспешно увезла его с поля боя, доставив в замок Леонуа на западном побережье, на стенах которого стоял сейчас Калар.

Норсканская армия после своей победы огнем и мечом прошла по побережью. Еще неделю Калар и другие уцелевшие рыцари, которые не сопровождали герцога, пытались сдержать наступление варваров, но из десяти тысяч рыцарей выжило лишь полторы тысячи, и они мало что могли сделать.

Они участвовали в арьергардных боях с норсканскими всадниками, но это были лишь малые стычки, потому что у рыцарей просто не было такой численности, чтобы серьезно угрожать норсканцам в решительном бою. Рыцарей было слишком мало даже для того, чтобы помешать норсканцам грабить и разрушать деревни и маленькие городки на их пути по побережью. Настроение в лагере бретонцев было мрачным.

К тому времени, когда войско рыцарей из Курони соединилось с остатками разбитой армии Леонуа, половина норсканской армии уже погрузилась на корабли. Подошедшее подкрепление было прискорбно малым, потому что большинство направленных из Курони рыцарей повернули назад, как только стало ясно, что норсканцы не пытаются пройти дальше в глубину Бретонии. Только молодые странствующие рыцари, отчаянно желавшие заслужить славу, продолжили свой путь из Курони.

Калар был удивлен, увидев среди куронских рыцарей знакомое лицо: это был никто иной как Дитер Вешлер, дворянин из Империи, который сражался вместе с бастонскими рыцарями против орков и зверолюдов полгода назад. Выглядел имперский капитан еще более причудливо и странно для бретонского взгляда: раздутые рукава с разрезами, множество застежек, пышный плюмаж из перьев, и лакированные доспехи из вороненой стали.

Как оказалось, теперь Дитер был официальным имперским послом в Бретонии, хотя он признался Калару, что уже устал от королевского двора с его бесконечными интригами и подковерной борьбой, и поэтому ухватился за возможность отправиться на войну, считая, что именно так он лучше всего сможет укрепить связи между Бретонией и Империей.

Как ни рад был Калар увидеть своего старого товарища по оружию, он испытал настоящую ярость, узнав, что целое войско, отправленное из Л’Ангвиля, повернуло назад, как только стало ясно, что норсканцы не угрожают границам их герцогства.

Тем не менее, сражаясь рядом с Дитером, Калар и уцелевшие бастонские рыцари хорошо проявили себя в дерзком нападении на арьергард норсканцев, когда почти вся армия варваров уже грузилась на корабли. Но этот бой уже мало что значил: вождь норсканцев - и Элизабет - уже покинули бретонские берега.

В бессильной ярости Калар стоял на покрытом снегом берегу, окруженный мертвыми и умирающими бретонцами и норсканцами, и смотрел, как последние корабли варваров уходят в море. После этого было мрачное путешествие до замка герцога Леонуа, в дне пути оттуда. Калар и другие бастонские рыцари ехали в молчании, сопровождая раненых. Две ночи они были гостями герцога в его крепости на острове - одном из самых внушительных и защищенных замков в Бретонии.

Замок был расположен на острове у северо-западного побережья Леонуа, примерно в 400 ярдах от материка.

Калар услышал, как кто-то поднимается по ступеням, но даже не стал оборачиваться. К нему подошел Бертелис и молча встал у бойниц, глядя на море.

Братья стояли в тишине, слушая шум прибоя и глядя на падающий снег. Лишь неделю назад никто из них еще не видел океана, и Калар с детства мечтал его увидеть, но представлял его себе совсем не так. Он воображал прекрасные сине-зеленые волны, искрящиеся солнечным светом и полные жизни, но не эту бушующую ярость бескрайнего пространства черной ледяной воды.

- Мы возвращаемся в Гарамон, брат? - спросил Бертелис, его голос звучал тихо.

Калар вздохнул. Он не хотел возвращаться в свои наследственные владения и принимать всю ответственность за них, но понимал, что нельзя больше уклоняться от исполнения своих обязанностей кастеляна.

Как ни отвратительно было это признавать, он больше ничего не мог сделать для спасения Элизабет. Она была уже за морем, у норсканцев.

- Да, - ответил Калар наконец. - Пора возвращаться домой. Готовь людей.

Бертелис кивнул и уже повернулся, чтобы уйти, когда вдруг громко затрубили рога.

Калар нахмурился.

- Что там еще? - спросил он.

Они увидели, как толпы людей бегут к восточным воротам, и услышали крики радости и восхищения. Ворота открылись, опускная решетка была поднята, и снова затрубили рога.

- Должно быть, кто-то важный прибыл, - сказал Бертелис, и братья начали спускаться по лестнице, чтобы присоединиться к толпе у восточных ворот.


Реол, рыцарь Грааля, святой паладин Владычицы, воплощение рыцарского совершенства, ехал сквозь толпу, высоко подняв голову, а рядом с ним ехала фрейлина Владычицы.

Казалось, что даже тучи в небе ненадолго разошлись, когда эти двое святых слуг Владычицы въехали в замок Леонуа под звуки труб и крики восторга, осиянные солнечным светом.

Реол сидел на могучем угольно-черном коне, достигавшем двадцати ладоней в холке, а фрейлина ехала без седла на изящной серой лошадке. Рыцарь Грааля высоко воздел свое сияющее серебряное копье Арандиаль, а на другой руке держал шлем. Его лицо было бесстрастным и казалось вечно молодым.

Поверх сияющих доспехов рыцаря Грааля был надет табард ярко-синего цвета, вышитый серебром. Фрейлина Владычицы была облачена в легкое пурпурное платье, волосы ее стянуты изысканным головным убором, лицо скрыто шелковой вуалью.

С плеч Реола свисал толстый плащ, окаймленный горностаевым мехом и закрепленный на груди золотой застежкой в виде священного Грааля Владычицы. Лишь те, кто пил из Грааля, могли носить такие эмблемы - те, кто встречался лицом к лицу с самой богиней и был сочтен достойным. Рыцари Грааля были самыми почитаемыми людьми во всей Бретонии, безупречными образцами чести и доблести.

Калар затаил дыхание, снова увидев прославленного святого воина. Реола окружала зримая аура святости, и его глаза сияли могуществом Владычицы.

Сам герцог Леонуа был среди вышедших встречать рыцаря Грааля, и он низко поклонился Реолу и фрейлине Владычицы. Калар и Бертелис пробились сквозь толпу, чтобы услышать его слова.

- Лорд Реол и госпожа фрейлина, ваш визит - честь для меня, - сказал герцог Адалард. - Все здесь в вашем распоряжении. Я немедленно велю приготовить апартаменты для вас. В эту ночь мы устроим праздник в честь вашего прибытия!

Реол поднял руку, и радостные крики в толпе, раздавшиеся после слов герцога, утихли.

- Ваше гостеприимство делает нам честь, мой лорд герцог, - сказал Реол. - Однако нас ждут более важные дела. Норсканцы.

- Норсканцы ушли, - сказал герцог, нахмурившись.

- Нет, - ответила фрейлина, и Калар вздрогнул, узнав ее голос. Это была его сестра Анара.

- Нет, госпожа фрейлина? - удивленно переспросил герцог Адалард.

- Норсканцы не покинули бретонские земли, - сказала Анара, ее голос казался отрешенным и потусторонним. - Они стоят лагерем в тридцати милях к западу. Они осквернили храм Владычицы на острове Ландри и убили всех его жриц. Я слышу, как их души кричат в страхе, лишенные вечного покоя.

- Леди Элизабет? - воскликнул Калар, протолкнувшись сквозь толпу. Он покраснел, почувствовав, как сотни глаз обратились к нему. Анара посмотрела на него, никак не проявив, что она узнала брата.

- Она там, - сказала Анара. - И ее нужно вырвать из рук неверных норсканцев. Такова воля Владычицы.


ГЛАВА 11

Калар вздрогнул от порыва ледяного ветра, хлестнувшего по площадке наверху башни. Пегасы топали копытами, явно не слишком впечатленные своими новыми всадниками, и рыцари Парравона гладили шеи крылатых коней, успокаивающе шепча им что-то. Парравонцы были так же недовольны этим назначением, как и их пегасы, и Калар напрягся при мысли, что придется оседлать одного из этих своенравных крылатых зверей.

- По коням, - приказал Лодетэр.

Калар поморщился, глядя, как Бертелис с восхищенной улыбкой ловко вскочил в седло. Пегас фыркнул и сразу же встал на дыбы, захлопав своими мощными крыльями, не желая терпеть незнакомого всадника. Но Бертелис удержался в седле, улыбаясь, словно безумец, и резко дернул поводья. Пегас дрожал от злости, прижав уши к голове, но все же начал успокаиваться, когда новый всадник, крепко держа поводья, заговорил с ним твердым спокойным голосом.

Реол уже сидел на своем крылатом коне, спокойный как всегда, и его пегас казался таким же спокойным и безмятежным. Анара погладила шею пегаса, предназначенного для нее, и крылатый конь опустился перед ней на колени, позволяя ей легко сесть в седло, к изумлению парравонских рыцарей. Она, казалось, не обратила внимания на странность ситуации, погруженная, как всегда, в собственные мысли.

Калар, глядя на пегаса, на котором предстояло лететь ему, почувствовал, как у него пересохло во рту, хотя он ни на минуту не пожалел о том, что настаивал на своем участии в спасении Элизабет. Парравонцы не очень-то хотели брать Калара с собой, но Реол поддержал его желание, и с рыцарем Грааля никто не стал спорить, даже когда Бертелис заявил, что тоже отправится с братом.

Крылатый конь был великолепным существом, крупнее бретонского рыцарского скакуна, и белым, словно первый снег. Его грива была густой и состояла из перьев и волос, могучие крылья пегаса были прижаты к телу, как у орла. Пегас злобно покосился на Калара, из раздутых ноздрей зверя шел пар. Калар нервно глотнул.

- Боишься, Гарамон? - усмехнулся Малорик, глядя на него со спины своего пегаса.

Калар мрачно посмотрел на наследника Сангасса. Он не мог поверить, что рыцарь Грааля Реол предложил Малорику принять участие в спасении Элизабет. Разве Реол не видел, что сангассовский ублюдок просто предательский пес?

- Садись на него как на обычного коня, - посоветовал парравонский рыцарь, державший поводья пегаса. - Только быстрее продень ноги в стремена и держись крепче - пегасы не любят чужих.

Калар кивнул и покраснел, чувствуя на себе взгляды спутников. Взявшись одной рукой за луку, он поставил ногу в стремя и подтянулся в седло. Пегас сразу же встал на дыбы, резко встряхнув головой, и завертелся на месте. Калар учился ездить верхом еще раньше, чем ходить, и привык объезжать непокорных коней, но никогда он еще не сидел на таком большом и могучем скакуне, и сейчас с трудом удержался в седле.

Пегас вздыбился, захлопав своими сильными крыльями и подняв облако снежной пыли. Калар почувствовал, что его едва не выбросило из седла, когда пегас резко вскинул круп.

- Но! - воскликнул Калар, как он надеялся, твердым и властным голосом. Используя всю тяжесть тела и силу руки, он повернул голову пегаса вправо, одновременно работая правой ногой, чтобы заставить скакуна переместить задние ноги, лишая их опоры. Пегас фыркнул, сопротивляясь, но ничего не мог сделать и начал успокаиваться, понимая, что его всадник не из слабых.

- Если повредишь ему рот, то заплатишь компенсацию, бастонец, - высокомерно предупредил парравонский рыцарь.

- А какую компенсацию вы заплатите, если он сбросит меня в море? - проворчал Калар.

Заставив наконец пегаса признать свою власть, хотя бы временно, Калар оглянулся на замок Леонуа и окружающее его море, пытаясь не обращать внимание на неприятное чувство в животе. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Центральная башня, на которой они стояли, поднималась выше, чем все остальные башни на стенах замка, давая великолепный обзор островной крепости и окружающего ее моря. Крепость была воистину внушительным оборонительным сооружением, и хотя Калар полагал, что слова герцога о невозможности взять ее штурмом в немалой степени продиктованы гордостью, он видел, что будучи обеспечена сильным гарнизоном и достаточным запасом продовольствия, крепость могла выдерживать осаду много месяцев, возможно даже лет.

Ее стены были высокими и толстыми, на верхних площадках башен стояли огромные требюше. Каждая башня обеспечивала лучникам возможность стрелять вниз, в случае если бы враг пытался забраться по стенам с каждой стороны. Даже самые маленькие из башен этой крепости были в три раза выше любой башни замка Гарамон. Фактически в пределы замка герцога Леонуа могло вместиться, наверное, десять таких замков, как Гарамон.

С высоты Калар смотрел на плотную застройку домов в пределах замковых стен, тянувшихся к гавани Леонуа. В спокойных водах защищенной стенами гавани на якоре стояло около дюжины кораблей. Мощное привратное укрепление, защищавшее вход в порт, было после цитадели самой защищенной частью крепости. Огромные ворота порта были такого размера, что самые большие корабли бретонского флота могли свободно проходить через них, проплывая под самой громадной опускной решеткой, которую только видел Калар.

Местные рыцари с гордостью рассказывали, что когда решетку опускали, она своим весом заставляла подниматься из-под воды вторую решетку, действуя как противовес. Эти две огромные железные решетки - одна опускавшаяся, а вторая поднимавшаяся - соединялись на несколько ярдов под водой, образуя неодолимый барьер.

Взгляд Калара скользнул от порта к храму Мананна, расположенному на вершине скалы в южной оконечности острова. Он видел статую морского бога, взиравшего на открытое море с вершины круглого храма, с трезубцем в руке и окруженного свитой странных существ - наполовину львов, наполовину рыб.

Хотя официально богиней-покровительницей бретонской знати была Владычица Озера, нужно было быть глупцом, чтобы не выразить почтение повелителю океанов, особенно когда собираешься путешествовать по его владениям - или над ними. Калар еще раньше сегодня сделал пожертвование золотом храму Мананна. Мысль о том, чтобы упасть с пегаса в океан, наполняла ужасом. Калар знал, что если такое случится, то в своих доспехах он пойдет ко дну как камень. Одна лишь мысль о глубоководных чудовищах, которыми правил Мананн - безымянных слепых и бледных гигантских тварях, обитавших, как говорили, в кошмарных глубинах океанах - заставляла содрогнуться от ужаса. Калар надеялся, что пожертвование было достаточным, чтобы благополучно вернуться из полета над океаном на твердую землю.

- Сколько лететь до острова, который осквернили норсканцы? - спросил Реол.

- Примерно час, если ветер будет благоприятным, - ответил Лодетэр.

- Пусть Владычица защитит вас всех, - сказал Тассило. Он стоял с другими кузенами Калара, Бальдемундом и Хьюбальдом, и выглядел встревоженным.

Калар кивнул и натянул поводья - его пегас вновь начал проявлять беспокойство.

- Пора отправляться, - сказал Реол. Словно поняв рыцаря Грааля, его пегас расправил широкие пернатые крылья, словно орел, готовящийся к охоте.

Живот Калара снова свело от холодного страха, но так как больше никто не проявлял никаких признаков испуга, Калар изо всех сил старался скрыть страх.

- Я всегда мечтал летать, - сказал Бертелис. На мгновение он снова стал похож на того восторженного мальчика, которым был раньше, с глазами, горящими жаждой приключений, а не на того предельно серьезного молодого человека, которым он стал после возвращения из похода в Бордело.

Калар совсем не чувствовал подобного восторга, и крепко вцепился в поводья, так стиснув зубы, что стало больно.

- За славу Парравона, Владычицу и короля! - воскликнул Лодетэр, воздев копье.

- Скорее уж за славу Лодетэра, - тихо проворчал Малорик. Калар улыбнулся бы, если бы не пытался изо всех сил подавить свой страх.

- В воздух! - приказал Лодетэр, и повел своего пегаса к краю площадки.

- Владычица, защити меня, - прошептал Калар, глядя, как другие пегасы галопом мчатся к краю башни. Его крылатый конь хотел присоединиться к ним, и Калар отпустил поводья и слегка пришпорил его.

Первый пегас уже спрыгнул с края, перескочив бойницы и захлопав сильными крыльями. Потом наступила очередь скакуна Калара, и рыцарь не смог сдержать крик, когда его пегас взмыл в воздух.

На мгновение наступила словно бы невесомость, и желудок Калара поднялся к горлу. Стены внезапно исчезли, и между ним и землей в сотнях ярдов внизу был только воздух. На одну тошнотворную секунду показалось, что он падает навстречу верной смерти.

Потом пегас замахал крыльями, и они поднялись в воздух. Пегас держал передние копыта перед собой, словно в прыжке. Без понуканий со стороны Калара, который думал только о том, как не упасть, его крылатый конь резко развернулся и полетел за остальными пегасами, облетавшими башню. От сильного ветра глаза Калара заслезились, и он, изо всех сил вцепившись в седло, с безотчетным ужасом смотрел на дома у подножия башни далеко внизу.

Пегасы развернулись на запад и спустились ниже, к стене. Пролетая мимо одной из огромных башен, охранявшей подходы к острову с запада, Калар смутно услышал приветственные крики людей и краем глаза заметил развевавшиеся флаги, но он был слишком занят тем, чтобы удержаться в седле. На мгновение пегас сложил крылья, камнем устремившись к земле, и Калар не удержался от стона. Пролетев низко над западной стеной, он увидел ратников, махавших руками. Изумленно выпучив глаза, он разглядел волны, бившиеся о скалы далеко внизу. Теперь пегасы летели над океаном, оставив позади замок Леонуа, и под ними не было ничего кроме ледяных глубин.

Калар осознал, что затаил дыхание, и медленно выдохнул, стараясь расслабиться. Ветра хлестали летящих пегасов, заставляя их то непредсказуемо взмывать вверх, то терять высоту. Впереди не было видно ничего кроме открытого моря и грозовых туч, лишь иногда из черных вод поднимались острые скалы. Калар выругался.

Услышав крик, он повернулся и увидел, что Бертелис радостно машет ему рукой. Калар проигнорировал его и снова повернулся вперед, устремив взгляд в море и с мрачной решимостью вцепившись в поводья.

- Час… - вздохнул он. Сейчас это время казалось вечностью.


Пегасы сделали разворот и, кружась, начали снижаться сквозь тучи. Калар замерз, и все его тело ныло от боли - было просто невозможно расслабиться в седле, зная, что летишь в сотнях футов над океаном. Сквозь темные тучи не было видно ничего. Сейчас они могли находиться в тысяче футов от земли или в дюжине.

Наконец в тучах показался просвет, и Калар увидел внизу остров, который заняли норсканцы. Он заметил бесчисленные силуэты людей, двигавшихся при свете тысяч костров. С такой высоты они казались крошечными, но Калар по своему опыту знал, что каждая из этих фигурок - свирепый бесстрашный воин почти на голову выше любого бретонца. Над океаном стелился низкий туман, но Калар смог разглядеть тысячи норсканских кораблей, вытащенных на пологий берег острова. Его ярость вспыхнула с новой силой, когда он увидел оскверненные руины часовни Владычицы в южной части острова.

Эта часовня, казалось, стала средоточием буйного веселья норсканцев, и Калар слышал пьяные крики, рев и громогласный хохот, раздававшиеся оттуда. Часовня обгорела, ее крыша провалилась в нескольких местах, позволяя снегу попадать внутрь.

Потом тучи снова сомкнулись, закрыв от него вид на остров, но и скрыв от врага приближение рыцарей на пегасах. Подобно стае огромных птиц, летящих клином, пегасы мчались сквозь темные тучи, снижаясь. Во главе строя летел Лодетэр. Калар не представлял, как парравонский рыцарь отслеживает правильность курса, но, похоже, Лодетэр знал, куда он ведет своих спутников. Они спустились еще ниже, и Калар откинулся в седле, когда пегас стал спускаться слишком резко. Казалось, в любой момент они могли врезаться в землю или упасть в океан.

Они прорвались сквозь низко висевшие тучи, и Калар увидел, что они теперь летят на высоте примерно 150 футов. Под ними было море, частично скрытое густым туманом. Лодетэр, очевидно, снова вывел их к морю, чтобы подойти к острову с другой стороны, с которой норсканцы не ожидали противника.

Калар выругался, когда его пегас резко нырнул вниз, падая, словно камень, и войдя в область густого тумана. Теперь пегас летел очень низко, задевая копытами гребни ледяных волн и направляясь к скалам острова впереди.

Волнение на море было сильным, и пегас Калара, взмахнув крыльями, поднялся немного выше, избежав огромной волны, угрожавшей накрыть их. Крылатый конь с удовольствием встряхнул головой, когда ветер хлестнул их облаком соленых брызг с верхушки волны.

- Глупая скотина, - проворчал Калар, выплюнув соленую воду изо рта.

Стая пегасов повернула на восток, бесшумно летя сквозь туман и направляясь к скалистой бухте. Там не было норсканских кораблей, потому что на подходах к бухте из воды торчали острые скалы, делая безопасный заход в нее невозможным. К счастью, здесь не было видно ни одного норсканца - эта часть острова, очевидно, была врагам не интересна. Далеко впереди Калар видел оскверненную часовню Владычицы, зловеще освещенную изнутри пламенем костров.

Влетев в бухту, пегасы стали садиться на землю. Калар остановил своего крылатого коня и соскользнул с седла. Его ноги тряслись, но снова оказаться на твердой земле было здорово, и Калар вздохнул с облегчением.

- Не свалился все-таки? - спросил Малорик, уже стоявший поблизости. Калару было приятно видеть, что наследник Сангасса, несмотря на всю свою заносчивость, выглядел бледным и усталым - полет явно и на него подействовал.

- Извини, что разочаровал, - ответил Калар, хотя его губы онемели от холода.

Лодетэр приглушенным голосом приказал двум парравонским рыцарям поднять стаю пегасов в небо, чтобы избежать риска их обнаружения.

- Что если они нам срочно понадобятся? - спросил Бертелис.

- Они будут недалеко, - ответил Лодетэр, посмотрев на младшего из братьев Гарамон так, словно тот был насекомым.

- Кому-нибудь еще пришла в голову мысль, что норсканцы вряд ли будут просто стоять и смотреть, как мы войдем в их лагерь и заберем Элизабет? - спросил Малорик.

- Что, испугался? - усмехнулся Калар.

- Просто я не дурак, - огрызнулся Малорик. - Мне тоже не безразлична ее судьба, Гарамон.

- А она плевать на тебя хотела, - сказал Калар, ощутив новый прилив ненависти и ревности. В Бордело как раз перед битвой со зверолюдами они с Малориком снова повздорили - в этот раз насчет Элизабет. Малорик заявлял, что шарф на его руке был подарком от нее. Калар тогда хоть и разозлился, но счел его слова очередной провокацией. Однако уже тогда у него мелькнуло подозрение, что наследник Сангасса мог говорить правду.

- Замолчите оба, - приказал Реол тихим, но твердым голосом.

Калар немедленно замолчал, чувствуя стыд от того, что заслужил упрек святого паладина.

- Сила Владычицы скроет наше приближение, - сказала Анара, ее голос звучал странно и отрешенно, а сама она смотрела вокруг так, словно видела вещи, которых другие не замечали. - Мы будем подобны призракам, незримо идущим в ночи.

Калар содрогнулся, обменявшись встревоженным взглядом с Бертелисом.

- Не говорите, - тихо велела Анара. - Не делайте резких движений. Не доставайте оружие. Все это может нарушить призрачный шаг и станет смертью для всех нас.

Все рыцари, кроме Реола, настороженно посмотрели на хрупкую фигуру Анары, но дружно кивнули. Каждый из них взирал на фрейлину Владычицы со смесью почитания, подозрения и страха, ибо пути приближенных Владычицы были странны и не от мира сего, хотя, несомненно, их направляла сама богиня.

Когда пегасы взлетели в небо и, направляясь к морю, исчезли в тумане, Анара начала напевать заклинание. Калар не понимал ее слова, но от их звучания волосы на его голове вставали дыбом, а во рту ощущался металлический привкус. Глаза Анары закатились, она воздела руки к небесам, произнося непонятные слова тихим потусторонним голосом.

Калар ощутил, как по коже побежали мурашки, и волна сильного холода окатила его, заставив содрогнуться. На его доспехах стали появляться кристаллы льда, а от дыхания в ледяном воздухе пошел пар. Густой туман, нахлынув со стороны моря, начал окружать рыцарей, встревоженно озиравшихся вокруг. Жгучий холод проникал все глубже в тело Калара, заставив все суставы заныть от боли и делая мучительным каждый вздох. Нарастающий на доспехах лед угрожал заклинить сочленения его брони. Руки и ноги Калара онемели, и он чувствовал, как это онемение расползается дальше по телу.

Внезапно стало трудно держать глаза открытыми. Все, чего хотел сейчас Калар - лечь на землю и погрузиться в забвение.

Моргая и изо всех сил сопротивляясь этому побуждению, Калар оглянулся на Бертелиса, который выглядел бледным и измученным, и в его глазах был виден страх. Туман продолжал клубиться вокруг, поглощая рыцарей, и Калар ощутил, как ледяное прикосновение достигло его сердца.

«Должно быть, это и есть смерть», подумал он. Так хотелось лечь и утонуть в забвении. Он сможет забыть о тягостных обязанностях кастеляна, исполнять которые он не считал себя достойным. Он сможет забыть о своих сомнениях в чистоте собственной крови. Все, что нужно сделать - лечь и закрыть глаза. И больше ничего уже не будет иметь значения.

«Не сдавайся!», раздался голос сестры в его разуме, прозвучав с такой силой, что Калар вздрогнул. «Если ты сдашься сейчас, то будешь навсегда потерян в этом месте, ни живой, ни по-настоящему мертвый».

Слипавшиеся глаза Калара открылись, и он сосредоточил взгляд на лице Анары. По ней никак не было видно, что она разговаривала с Каларом в его разуме, ведь она продолжала произносить свое заклинание.

«В этом месте?», растерянно подумал Калар. «А где мы?»

Он не удивился, когда Анара ответила ему, и ее голос снова прозвучал в его голове.

«Мы в царстве теней, между мирами. Это не мир живых и не мир мертвых».

Калар огляделся вокруг. Казалось, окружающая местность не изменилась, ее лишь окутал туман. Но присмотревшись, Калар понял, что это не так. Вокруг все было другим, размытым и нечетким, что он даже не сразу это заметил. Все стало бесцветным, погрузившись в оттенки серого, словно смутное воспоминание о полузабытом сне.

«Пойдем», сказала Анара в его разуме, и на этот раз Калар понял, что она обращается ко всем рыцарям. Реол был рядом с ней, его глаза сияли священным светом. Анара шагнула вперед. Туман расступился перед ней, словно толпа крестьян перед королевой, и рыцари пошли за ней.

Они двигались в тишине, а каждый звук казался приглушенным, словно услышанным издалека. Шум волн, оглушительно грохотавший лишь несколько минут назад, теперь звучал едва слышно, и даже вой ветра казался далеким. Калар нахмурился, вдруг осознав, что больше не чувствует дуновения ветра, и хотя он промерз до костей, но не ощущал снега на лице. Снежинки даже не опускались на него. Он протянул руку, чтобы поймать одну снежинку, но она пролетела прямо сквозь его ладонь, словно он был лишь бесплотным призраком.

- Что… - начал он, но вовремя вспомнил предупреждение Анары не говорить. По выражению лица Бертелиса Калар понял, что его брат тоже пытается понять, что происходит. Они уходили с берега вглубь острова, постепенно поднимаясь по склону холма, и Калар изумленно заметил, что все вокруг казалось нереальным; все было как во сне.

Сам склон, по которому они шли, был призрачным, и, казалось, вовсе не имел цвета. Камни и росшие на них низкие кусты были расплывчатыми и нечеткими, словно послеобразы, которых не было в реальности. Калар попытался схватить рукой высокую травинку, но его рука прошла сквозь траву, словно та тоже была призрачной.

Посмотрев на оскверненную часовню, Калар увидел, что она тоже выглядит как слегка искаженный призрачный силуэт, и даже костры, горящие внутри нее, не имели цвета - они просто светились ярко-белым.

Внезапно впереди появились двое норсканцев, вышедших из-за россыпи камней впереди, и направлявшихся прямо к рыцарям, держа в руках топоры. Они были не больше чем в десятке ярдов и не могли не заметить группу рыцарей впереди. Калар с удивлением увидел сияющие сферы света в груди каждого норсканца.

Его рука метнулась к мечу, но кто-то схватил его за руку. Когда Калар увидел, что это был Малорик, в нем вспыхнул гнев, и в то мгновение ему хотелось немедленно зарубить сангассовского пса на месте. Как смеет эта тварь прикасаться к нему!

Малорик покачал головой и указал вперед. Посмотрев туда, Калар увидел, что норсканцы не проявляют агрессии и, казалось, вообще не видят рыцарей, хотя те были от них всего в полудюжине шагов. Он снова посмотрел на сиявший свет в груди норсканцев. Этот свет шел изнутри них.

Калар похолодел, увидев, что взгляд норсканцев обратился к нему, но они смотрели скорее сквозь него. Также он заметил, что эти двое воинов были полупрозрачными, и, как и все остальное в этом царстве теней, казались призраками. Или, более вероятно, он сам и его спутники в действительности были здесь призраками.

Более крупный из норсканцев, огромный воин, который был выше всех бретонцев, явно был раздражен и переругивался со своим спутником на грубом норсканском языке, хотя их голоса казались приглушенными, словно звучали издалека. Норсканец меньшего роста указывал на бухту, и Калар предположил, что, вероятно, варвар увидел или услышал что-то. Наверное, эти норсканцы были часовыми.

Анара и Реол не обратили на них никакого внимания и продолжали подниматься по склону, усыпанному галькой. Норсканцы прошли прямо сквозь них. Призрачные силуэты варваров шагали дальше, продолжая переругиваться, и Калар вздрогнул, когда они прошли сквозь него. Он не почувствовал ничего кроме легкого дуновения тепла от сияющего света в груди норсканцев.

Изумляясь колдовской силе, которой владела его сестра, Калар вместе с другими рыцарями поднялся на покрытый галькой холм и увидел внизу лагерь норсканцев. Десятки тысяч воинов расположились на отдых в снегах, их палатки усыпали всю местность, насколько хватало взгляда. Дальше возвышались другие холмы, и Калар видел бессчетные костры, окруженные норсканцами, которые ели, пили и дрались.

У каждого из них в груди сияла сфера света, и Калар видел, что у некоторых свет был ярче, чем у других. У пары воинов - возможно, таких было один-два на тысячу - свет в груди горел так ярко, что глазам было больно смотреть на него.

Между двумя явно пьяными воинами разгорелась ссора, каждого из них подбадривали товарищи, и один из них вдруг всадил свой топор в шею другого. На снег хлынула кровь, казавшаяся Калару совсем черной, еще одним ударом победитель отделил голову врага от плеч и высоко поднял ее, но не это привлекло внимание Калара. Его взгляд был притянут к свету души убитого норсканца. Он увидел, как сфера света стала тускнеть и погасла совсем, словно задутая свеча.

«Быстрее», прошептала Анара, и рыцари пошли дальше за фрейлиной Владычицы и Реолом, направлявшимся к руинам часовни.

Они шли через норсканский лагерь, проходя прямо сквозь палатки и воинов, словно призраки. Огромный боевой пес поднял голову и зарычал, когда они проходили мимо, но пьяный норсканец пнул его, заставив замолчать.

Они шли прямо сквозь костры, на которых жарилось мясо животных и людей, и не чувствовали ничего, проходя сквозь пламя.

Вдалеке они слышали трубный рев огромных мамонтов, которые нагнали такой ужас на армию Леонуа, но где держат этих гигантских зверей, Калар не знал.

Повсюду, куда бы он ни обратил взгляд, он видел следы жестокости норсканцев. Тела, насаженные на воткнутые в землю копья, чья кожа была содрана с мышц и на кровоточащей плоти выжжены отвратительные символы. Варвары натягивали содранную с людей кожу на свои щиты и тяжелые наплечники, и мазали свои доспехи и лица кровью жертв.

Воины, казавшиеся более зверями, чем людьми, сидели на корточках у ободранных туш животных, разрывая их когтями и зубами, словно псы, рыча на всех, кто подходил близко.

Они прошли мимо воина, чей свет души горел особенно ярко. Огромный норсканец с головы до ног был облачен в черную броню, из его шлема торчал один изогнутый рог. За спиной он носил пару зазубренных мечей, каждый клинок был покрыт светившимися колдовскими рунами. Из его пасти высунулся раздвоенный, словно у змеи, язык, пробуя на вкус воздух, когда Анара прошла мимо него. Норсканец поднялся, принюхиваясь, словно чувствуя их, но его глаза, черные, будто смола, скользнули по ним, не заметив. Даже с его сверхъестественными способностями он не мог их обнаружить.

Все инстинкты Калара кричали, требуя выхватить меч и атаковать этих злобных мерзких варваров. Само их присутствие здесь было оскорблением богини, и Калар содрогался от ненависти, шагая по вражескому лагерю. Они убили столько благородных рыцарей три недели назад, и Калару отчаянно хотелось обрушить на них возмездие Владычицы.

Они шли колонной, направляясь к оскверненной часовне на вершине мыса. Перед храмом были воткнуты в землю копья с кровавыми знаменами, сделанными из содранной с людей кожи и развевавшимися на ветру, которого Калар не чувствовал. Окна маленького храма, сделанные из цветного стекла, были разбиты, и Калар увидел тела девушек в одеяниях храмовых послушниц, прибитые гвоздями к стенам. На их лбах были вырезаны символы страшных богов норсканцев, а глаза выклеваны воронами, во множестве сидевшими вокруг. На острове были десятки тысяч воронов и ворон, они громко каркали и дрались за укрытия от холодного ветра.

«Она близко», раздался в его голове голос Анары.

Если Анара и чувствовала гнев при виде осквернения храма ее богини, то никак этого не проявила. Двери храма были разбиты со страшной силой, петли полностью выдраны из стены. Вокруг во множестве были разбросаны мертвые тела мирных жителей, изуродованных настолько, что почти невозможно было узнать в них людей. Многие из них были наполовину съедены птицами-падальщиками и псами.

Реол собирался подняться по ступеням и войти в храм, но Анара остановила его, взяв за руку, и направилась в обход храма.

Рыцари пошли за фрейлиной Владычицы, слыша изнутри храма приглушенные звуки буйного веселья.

Они поднялись высоко на мыс, где вокруг были только голые скалы, отвесно обрывавшиеся в океан, бушевавший далеко внизу. Калар вздрогнул от неожиданности, когда вдруг послышался приглушенный удар и сверху - прямо сквозь него - упал человек с топором в спине, и посыпались осколки цветного стекла. Калар шагнул в сторону, глядя, как упавший тщетно пытается подняться и умирает, а свет его души медленно гаснет.

Калар пошел дальше, вместе с другими рыцарями, обходя храм. И то, что он увидел за храмом, наполнило его ужасом.

В землю были воткнуты восемь толстых деревянных столбов, расположенных в виде круга. Их почерневшая от огня поверхность была расписана дьявольскими символами. Они тоже были призрачными и нечеткими, как и все в этом проклятом царстве теней. К каждому столбу была прикреплена цепь. Все восемь цепей сходились в центре круга и были приварены к толстому металлическому ошейнику, надетому на шею молодой женщины.

Женщина была явно беременна, и на ее голову был надет шлем-маска в виде клетки. Это устройство было похоже на маску позора, которые иногда использовались в Бретонии для наказания крестьянок за сплетни и сквернословие. Но эта вещь наполнила Калара особенным отвращением, потому что в ней было что-то колдовское и противоестественное. Тени вокруг нее корчились, словно живые, на ней были выгравированы страшные руны, которые светились со зловещей яркостью, связывая женщину столь же крепко, как цепи и маска.

На столбах был растянут грубый навес - тяжелый холщовый парус с норсканского корабля, как догадался Калар. Навес давал женщине некоторую защиту от непогоды, а снаружи круга из столбов были разожжены костры. На земле под женщиной были расстелены меха, но из-за натянутых цепей она не могла лечь на них - в лучшем случае она могла только сидеть, вытянув голову вперед, цепи заставляли ее сидеть прямо. То, что с кем-то обращаются с такой жестокостью, само по себе вызывало у Калара отвращение, но такое обращение с беременной женщиной было чем-то непостижимым.

Вокруг столбов стояли два десятка вооруженных охранников, повернувшихся спиной к кострам, чтобы те не мешали их ночному зрению, но Калар не обратил на них внимания, его взгляд не отрывался от беременной женщины. Хотя она тоже была призрачной и расплывчатой, и ее лицо было закрыто отвратительной маской-клеткой, Калар узнал в ней что-то невероятно знакомое.

- Элизабет… - прошептал он в ужасе.

Призрачные силуэты ближайших часовых немедленно повернулись к нему. Один из норсканцев пробормотал что-то, глядя прямо на Калара, и одной рукой сделал жест, отгоняющий духов. Калар схватился за меч, сжав кулак на богато украшенной рукояти.

Другие часовые подняли оружие и щиты, настороженно оглядываясь вокруг. Элизабет, словно пробужденная внезапной тревогой ее пленителей, застонала и подняла голову, ее цепи зазвенели.

- Во имя Владычицы… - прошептал Калар, невольно сделав шаг вперед.

Один норсканец пролаял что-то на своем грубом языке и поднял к губам рог, чтобы протрубить сигнал тревоги, который поднимет на ноги всю норсканскую армию.

Реол неожиданно пришел в движение. Он выхватил свой священный меч Дюрендиаль, засиявший в этом призрачном царстве теней эфирным пламенем. Такое же пламя засверкало в глазах рыцаря Грааля, пылая гневом Владычицы, и норсканцы отшатнулись от него, а на их лицах отразился ужас, когда перед ними внезапно появился грозный призрак.

Рыцарь Грааля разрубил голову первого часового вместе с рогом, который тот едва успел поднять. Клинок прошел сквозь череп, мозг и зубы с такой легкостью, словно раскаленный нож сквозь сало. Не успела половина черепа норсканца отлететь в сторону, как Реол шагнул вперед и убил еще двоих, его клинок молниеносно разрубил мускулистый торс одного, а второй умер мгновенно, когда рыцарь Грааля неуловимым выпадом в лицо пронзил насквозь его череп. Реол двигался с такой сверхъестественной ловкостью и скоростью, что еще никто не успел сделать ни одного движения, а трое норсканцев уже были мертвы.

- Бей их! - воскликнул Реол, и Калар, выхватив из ножен клинок Гарамона, бросился навстречу призрачной фигуре норсканца с топором. Калар заметил, что его меч тоже светится, хотя и гораздо слабее. В его глазах на мгновение все расплылось, когда он вышел из царства теней снова в реальность.

Все ощущения вернулись, обрушившись на Калара потоком, ошеломляющим своей яркостью. Шум боя вокруг казался оглушительным, он снова чувствовал и обжигающий ледяной ветер, и жар костров, горевших поблизости. Он чувствовал запах крови и смерти.

Калар всадил клинок в глотку норсканца, прежде чем враг успел отреагировать на его появление. Голубые глаза варвара выпучились, когда меч, рассекая плоть, разрубил позвоночник, кровь, пузырясь, хлынула из смертельной раны.

Лодетэр и Малорик зарубили еще двух часовых, и когда Калар выдернул клинок из трупа норсканца, он увидел, как Бертелис раскалывает череп еще одному. Реол двигался в схватке с невероятной скоростью, словно живой аватар гнева Владычицы, каждый удар его клинка убивал врага.

Через пару мгновений все охранники были мертвы. Калар подбежал к Элизабет. Она встала при звуках боя, и Калар видел ее большие глаза, изумленно смотревшие вокруг из-за решетки ее страшной маски. Калар изумленно смотрел на ее раздутый живот, который явно указывал, что она была на последних сроках беременности. Как такое возможно? Когда он видел ее в последний раз - тогда в битве, на спине мамонта, всего три недели назад - она была тонкой и стройной, как всегда.

Он беспомощно посмотрел на цепи, сковывающие Элизабет, не зная, как освободить ее. Внезапно рядом оказалась Анара. Она положила руки на железный ошейник вокруг шеи Элизабет, произнесла одно-единственное слово… сверкнула вспышка света, и ошейник развалился.

Когда цепи больше не удерживали ее, Элизабет обмякла, склонившись, и Калар подхватил ее на руки.

- Сильное колдовство, - сказал Реол, глядя на шлем-маску на голове Элизабет.

- Снимите это с нее, - умоляюще произнес Калар.

- Попытаюсь, - сказала Анара. Возложив руки на клетку из черного железа, она закрыла глаза. Из-под ее ладоней пошел дым, и Калар закашлялся от зловония горящей плоти. Элизабет, неспособная говорить из-за железного кляпа с шипами, застонала от боли, и Калар крепко держал ее странно незнакомое тело, не давая ей упасть.

- Брат… это от тебя? - спросил Бертелис, глядя на беременную Элизабет.

Калар покачал головой.

Ужасные руны, выгравированные на прутьях железной клетки, засветились багрово-красным. Калар увидел, как по лицу Анары потекли капли пота, а ее лоб покрылся морщинами от боли. Дым и вонь горелого мяса продолжали подниматься из-под ее рук, и руны на клетке-маске засветились еще ярче. Наконец раздался звук, похожий на треск льда, и страшная железная конструкция разломилась на части и свалилась с головы Элизабет. Кожа с рук Анары так и осталась прилипшей к раскаленному железу.

Анара упала, потеряв сознание от боли, но Реол успел мягко подхватить ее. Калар посмотрел на открывшееся лицо Элизабет.

Она в ответ взглянула на него с улыбкой, от которой кровь застыла в его венах. Глядя в ее глаза, он увидел, что они стали черными, словно ночь, будто в них закапали чернила.

Калар выпустил ее из рук, отпрянув, будто внезапно понял, что обнимает гниющий труп.

- Ты не Элизабет… - выдохнул он.

- Да, я не она, - сказало существо, носившее тело Элизабет. Оно начало говорить на языке, от звука которого у Калара свело живот от ужаса. Вокруг из ниоткуда возникли чудовищные рогатые тени. Он услышал дьявольский шепот в ушах, и меч выпал из его онемевших пальцев.

Потом он ощутил, как призрачные когти вонзаются в его плоть, и, застонав от боли, рухнул на колени.


ГЛАВА 12

Оскверненный храм изнутри был полон дыма костров и запахов пота и жарящегося мяса. К уцелевшим балкам крыши поднимался шум пьяного веселья. Воины кричали, поднимали рога с хмельным питьем и смеялись. Молодой скальд рассказывал сагу о подвигах Кнута Кровавого, берсеркера из племени скелингов, который сражался в войске самого Вечно Избранного Асавара Кула.

Этот прославленный герой принимал участие в разграблении кислевитского города Праага два века назад. Утолив жажду крови там, он потом отправился на север и вошел в сердце земель, которых коснулись сами боги, где мечты и кошмары становились реальностью. Скелинги слушали с удовольствием, ревом и криками выражая свое одобрение, когда скальд повествовал о битве между Кнутом и могучим Жаждущим Крови - высшим демоном Кхарната. Этот бой закончился тем, что берсеркер сломал хребет демона, и Силы даровали ему самому демоничество и вечную жизнь, вознаградив его упорство.

В одном углу храма вспыхнула драка. Огромный бородатый хускарл, бушуя в пьяной ярости, разбросал нескольких норсканцев, опрокинув столы с едой и питьем. Один из его неудачливых противников вылетел из окна с топором в спине, разбив цветное стекло, еще полдюжины валялись на полу в крови. Еще один взвыл, когда хускарл ударом кулака, словно молотом, раздробил ему руку.

Ярл Стирбьорн сидел, откинувшись на спинку своего трона, поставленного на ступенчатый помост, едва прислушиваясь к словам Зумары. Гном Хаоса, стоявший на одну ступень ниже трона, злобно рычал, брызгая слюной:

- … обещал мне рабов, человечек! А мы тут сидим на этом забытом Хашутом камне, и ничего не делаем!

- Терпение, Зумара, - сказал Стирбьорн, отмахиваясь от слов разъяренного гнома. - Когда ведьма родит мне сына, мы снова вторгнемся в земли южан.

- Ты лжешь, человечек, - заявил Зумара, поставив ногу на помост. Боевые псы Стирбьорна сразу же вскочили, оскалив зубы и зарычав на гнома. Зумара, ничуть не испугавшись, зарычал в ответ на них, хотя подходить ближе не стал. Стирбьорн прикрикнул на псов, и они тут же сели обратно, не отрывая взгляда от гнома.

- Когда эта сука наконец ощенится, ты наверняка поспешишь обратно в земли скелингов, - сказал гном. - Но если ты не исполнишь своего обещания, я наберу себе рабов из твоего народа, и начну с твоих дочерей.

Фрайгерд и Рефна, стоявшие по обе стороны трона своего отца, ощетинились. Рефна схватилась за меч, ее лицо исказилось от ярости. Гном был ростом вполовину ниже светловолосой воительницы, но весил раза в три больше нее. Хмыкнув, он потянулся за своим двусторонним топором.

- Позволь мне вырвать его сердце и принести его в жертву Кхарнату, отец! - сказал Рефна.

Стирбьорн поднял руку, чтобы предотвратить возможное насилие, и весело посмотрел на гнома.

- Только дурак стал бы оскорблять женщину скелингов, Зумара, - сказал он. - Их ярость куда смертоноснее, чем даже у мужчин.

- А тот, кто думает, что может обмануть дави, тот мертвый дурак, - прорычал гном.

Бьярки сидел, скрестив ноги, у подножия трона Стирбьорна, прислушивался к разговорам вокруг и, опустив голову, улыбался про себя. В действительности он был согласен с заявлением гнома: Стирбьорн слишком размяк. Провидец полагал, что ярл скелингов останется в Бретонии после великой победы на вороньих полях и пройдет путем разрушения по его родине, столь ненавистной ему. Бьярки жаждал участвовать в этой резне, в истреблении людей, которые тогда отвернулись от него. Он так давно мечтал вернуться в поместье своего отца и убить там всех. И он не ожидал, что ярл, словно испуганный ребенок, спрячется здесь, на этом острове, чтобы его сын родился в безопасном месте, не позволяя тем самым сбыться кровавым мечтам Бьярки.

- Твой сын должен быть рожден в окружении смерти! - возражал Бьярки Стирбьорну в первый день после победы. - Первым звуком, который он услышит, должен стать шум боя! Вопли умирающих, рев победителей, лязг стали, разрубающей плоть!

Стирбьорн схватил его за горло, лицо ярла вспыхнуло гневом, глаза сверкнули.

- Кто здесь ярл? Помни свое место, Маленький Медведь.

Стирбьорн оттолкнул его. Бьярки поморщился, потрогав синяки вокруг шеи. Он не привык к такому обращению. Каким бы жилистым и мускулистым он ни был, по сравнению с могучими скелингами он выглядел тощим и маленьким. А Стирбьорн был крупнее, чем любой из его избранных хускарлов. Однако лишь немногие из скелингов осмелились бы навлечь на себя гнев богов, применив насилие к их избранному провидцу.

Прежде чем Бьярки смог прохрипеть проклятие, Стирбьорн указал на него толстым пальцем.

- Не возражай мне в этом, Бьярки, - предупредил его ярл опасным голосом. - Ты мне как сын, но я не буду рисковать моим родным сыном, оставаясь здесь, в чужой стране.

Бьярки знал, что многие из скелингов были недовольны решением ярла покинуть страну южан. Он слышал шепот недовольства среди вассальных вождей, служивших Стирбьорну. И когда после рождения сына ярл объявит о возвращении в Норску, провидец вовсе не удивится, если Стирбьорну будет брошен вызов, и ему придется сражаться, чтобы сохранить власть, которую он так успешно удерживал последние несколько десятилетий.

Бьярки оторвался от этих размышлений, внезапно почувствовав, что магические руны, сковывавшие ведьму Хегтесс, разрушены.

- Ведьма! - закричал он, вскочив на ноги и прерывая спор Зумары со скелингами. - Она освободилась!

Стирбьорн мгновенно вскочил с трона и схватил свои топоры Гарм и Горм.

- За мной! - взревел он, и его оглушительный голос разнесся по оскверненному храму.

Все замерли, молодой скальд замолчал на полуслове, даже буйный бородатый хускарл, державший за шиворот очередного противника и готовившийся проломить ему голову, остановился.

Сметая всех со своего пути, ярл помчался к боковой двери, ведущей во двор храма, за ним бежали его боевые псы. Бьярки бросился вдогонку за своим ярлом, за ним устремились дочери Стирбьорна, а секунду спустя - и все воины, присутствовавшие в храме, выхватив мечи и топоры.


Казалось, будто ледяные клинки вонзились в его плоть, и Калар задыхался от боли, чувствуя, как они проникают все глубже, к его сердцу. За всю свою жизнь он не чувствовал такой страшной боли, и его глаза едва не выскочили из орбит, когда он попытался сосредоточить взгляд на лице призрачного существа перед ним.

Оно было не более реальным, чем тень, и Калар мог смотреть прямо сквозь него, хотя в нем можно было смутно различить подобие странного, лишенного черт лица. Оно повернуло голову и склонилось к Калару, внимательно глядя на него, словно проявляя любопытство к боли, которую оно же причиняло. Калар застонал от невыносимой боли, когда эфирные когти существа окружили его сердце. Он знал, что оно может убить его в любой момент; все, что нужно было сделать - сжать призрачную руку, и сердце Калара лопнет, как дыня под ударом молота.

Кошмарный призрак, казалось, наслаждался мучениями Калара. Он видел, как силуэт тени содрогается, словно смеясь от удовольствия, слышал ее возбужденный шипящий шепот. Он в ужасе смотрел, как тень подняла другую руку к его лицу, острые, словно иглы, когти из черного дыма были готовы пронзить его мозг. И Калар никак не мог помешать этому, парализованный болью и ужасом.

Шипение страшной тени внезапно оборвалось, и она отвернула свое странное лицо от Калара, словно услышав какой-то звук. Клинок Реола, сверкающий, словно ртуть, разрубил ее призрачную голову, и тень испустила ужасный вопль.

Калар упал, задыхаясь от боли, когда тень выдернула свои когти из его плоти. Длинные конечности призрачного существа судорожно сжались, оно забилось в агонии. Голова призрака была разрублена пополам, каждая половина странно свисала с плеч, и Калару показалось, что он сходит с ума, когда поверх очертаний тени стал проявляться второй силуэт.

Это была ужасная бескожая тварь, она корчилась в агонии, от ее разрубленной головы поднимался словно маслянистый дым. У твари не было ни глаз, ни носа, только безгубый рот, наполненный маленькими острыми зубами. Демон жутко взвыл и забился как будто в судорогах. Калар видел эту страшную картину, наверное, лишь долю секунды, после чего демон снова стал призрачной тенью, но теперь Калар знал, что он узрел истинный облик этого существа.

Потом оно пропало, рассеявшись черным дымом и оставив после себя зловоние гниющего мяса. Калар смутно слышал крики своих товарищей рыцарей, и слышал, как Бертелис хрипит от боли.

Грудь Калара онемела от прикосновения когтей демона, но к пальцам постепенно возвращалась чувствительность, и, поднявшись на ноги, Калар подобрал свой выпавший из рук меч. Тени мелькали вокруг, и он увидел, как одна из них поднялась между ним и Бертелисом. Младший брат Калара отступая, пытался отогнать призрака взмахами меча. Глядя сквозь призрачного демона, Калар видел лицо брата, искаженное от боли и ужаса.

Демон скользнул вперед, и клинок Бертелиса прошел прямо сквозь его призрачное тело. Удар никак не повредил дьявольской тени, нависшей над Бертелисом и занесшей когтистые руки, готовясь вонзить их в его плоть. Калар закричал и бросился вперед, клинком Гарамона ударив призрачную тварь.

Ее шепот перешел в вопли, и тень повернулась к нему, а из раны демона шел маслянистый дым. Тварь нанесла удар длинной когтистой рукой, и снова на долю секунды Калар увидел ее истинный облик. Обнаженные мышцы бескожей руки демона блестели от крови, и из кровоточащей плоти пальцев на шесть дюймов выступали острые кривые когти. Калар отскочил, увернувшись от когтей, и ударом серебристо сверкавшего клинка Гарамона отрубил руку демона по локоть. Тварь снова взвыла. Новым ударом Калар рассек шею демона. Было такое ощущение, что удар пришелся лишь по воздуху, но демон растворился во тьме, оставив после себя трупное зловоние.

Двое парравонцев Лодетэра лежали на земле, корчась в агонии. Калар видел, как рухнул третий рыцарь, когда одна из теней вонзила когти в его голову. Несчастный забился в ужасных мучениях, кровь хлынула из его носа, язык вывалился изо рта, глаза закатились, а сам он корчился в жутких судорогах, мышцы рук и ног затвердели, как от столбняка, спина неестественно выгнулась.

Умиравший страшной смертью человек, казалось, привлек внимание демонов. Они склонились над ним, их головы были лишь в нескольких дюймах от лица умирающего, и словно полностью поглощенные этим зрелищем, демоны забыли обо всем остальном. Вокруг каждого из умирающих собралось несколько демонов, увлеченно наблюдавших за последними мгновениями их жизни.

Лодетэр яростно ударил своим клинком, и две тени рассеялись черным дымом. Калар видел, что Малорик отступает от еще двух демонов, появившихся из ниоткуда, лицо наследника Сангасса было бледным, его меч проходил сквозь призраков, не причиняя им вреда. Бертелис выругался, ударив мечом другую тварь без всякого результата.

- Держись со мной, - велел Калар, отгоняя тварей древним мечом Гарамона, который, как говорили, был благословлен самой Владычицей. Он всегда думал, что это всего лишь легенда, но теперь поверил в нее. Тени-демоны боялись сверкающего клинка, и старались держаться подальше, злобно что-то шепча.

Очистив от врага какое-то пространство перед собой, Калар рискнул бросить взгляд вокруг.

Анара уже поднялась с земли, опираясь на свой белый посох, ее глаза были устремлены на… существо, похожее на Элизабет. Калар вскрикнул, когда трое теней набросились на его сестру, но он напрасно испугался. Когда они метнулись к ней, подняв эфирные когти, фрейлина Владычицы прошептала что-то и ударила посохом о землю. Вспыхнула ослепительно сверкающая сфера света, полностью закрывшая Анару. Двое демонов, попавшие в сферу, мгновенно превратились в дым. Третий отпрянул, но его тут же разрубил пополам сияющий клинок Реола.

Глаза рыцаря Грааля сверкали волшебной силой, он приближался к безумно хохотавшей ведьме. Из-за ее плеч и простертых рук появлялись десятки демонов-теней, летевших на святого паладина, вставая на его пути, а ведьма пятилась к краю скалы.

Реол рубил и рубил их, шагая вперед, его клинок мелькал в ослепительном танце, тело рыцаря Грааля изогнулось, словно он боролся против сильной бури. Десятки демонических теней летели на него, протягивая призрачные когтистые руки, чтобы пронзить его, но Реол, непрерывно и молниеносно двигаясь, прорубался сквозь них, прокладывая путь к ведьме.

Калар охнул, почувствовав, как бритвенно-острые ледяные когти вонзились в его ногу, и вся нога сразу же онемела. Бертелис закричал, но он ничем не мог повредить призрачным демонам, и Калар уже думал, что сейчас умрет. Этого не произошло благодаря Лодетэру, разрубившему своим сияющим мечом спину тени, нависшей над Каларом. Демон взвыл, и его тело рассеялось в воздухе черным дымом.

Кивнув в знак признательности, Калар повернулся, его меч описал в воздухе сияющую дугу, отгоняя очередного демона. Он увидел Малорика, окруженного тенями, наследник Сангасса поднял свой щит, пытаясь отразить удар демона, но это была тщетная попытка. Призрачная рука прошла сквозь щит, и Малорик закричал.

На мгновение давний соперник Калара смотрел прямо на него - сквозь напавшего демона - и Калар увидел в глазах Малорика отчаяние. Калар знал, что Малорик слишком горд, чтобы звать на помощь, и секунду спустя, увидел в глазах наследника Сангасса пламя ненависти.

«Он не ожидает, что я приду к нему на помощь», понял Калар, и снова почувствовал противоречивые эмоции: удовлетворение от того, что Малорик сейчас умрет, и некое возмущение от того, что Сангасс ожидает бездействия с его стороны.

Еще один демон возник за спиной Малорика. Наследник Сангасса не заметил новой угрозы и не ожидал, что тень сейчас вонзит свои когти в его голову.

Все как будто замедлилось. Смутно Калар услышал боевой клич норсканцев, и понял, что враг их обнаружил. Маленький отряд рыцарей будет уничтожен очень быстро, но сейчас это, казалось, было не столь важным. Весь мир Калара словно сжался; все, что он видел сейчас - что его смертельный соперник сейчас погибнет.

Потом все вокруг снова замелькало очень быстро.

Калар закричал, предупреждая Малорика о новой угрозе, и прыгнул вперед. Его клинок сразил одного из демонов, оказавшегося на его пути, на мгновение мелькнул жуткий истинный облик твари, потом она рассеялась зловонным дымом. Малорик, вероятно, думая, что следующим ударом Калар зарубит его, поднял щит и приготовился ответным ударом всадить меч в шею Калара, не подозревая об опасности за спиной.

Тень, стоявшая позади Малорика, нанесла удар, и Калар бросился вперед, чтобы вмешаться. В тот самый момент, когда эфирные когти демона прошли сквозь шлем наследника Сангасса, Калар сделал выпад над плечом Малорика, и пронзил демона.

На мгновение он увидел слепое бескожее лицо твари, пронзенное его мечом, прежде чем демон испарился.

Меч Малорика оказался лишь в нескольких дюймах от горла Калара, глаза наследника Сангасса были широко раскрыты от потрясения. Калар отвернулся от него, бросившись атаковать других демонов, окружавших их обоих.

Лодетэр поднял к губам серебряный рог и протрубил в него, после чего повернулся, чтобы встретить бежавшую на них орду норсканцев. Еще больше парравонских рыцарей было убито, их оружие оказалось бесполезным против демонов. Группы дьявольских теней все еще стояли над корчившимися в агонии телами, с восхищенным шипением наблюдая, как люди умирают.

Реол сражался против настоящего потока демонов. Они полностью окружили его, нанося удары когтями. Было невозможно определить, сколько их, потому что их силуэты слились в один кошмарный вихрь ярости, кружившийся вокруг рыцаря Грааля и почти полностью скрывший его из вида.

Калар отвел взгляд от сражавшегося Реола, снова услышав рев врагов из плоти и крови. Поток норсканцев устремился на рыцарей, подняв топоры и копья. Впереди их мчался огромный воин, в котором Калар узнал их вождя - гигант семи футов ростом, с сединой в волосах и бороде. В каждой руке вождь варваров держал по огромному топору, а его лицо было маской ярости.

Двое громадных боевых псов вырвались вперед, обогнав хозяина и устремившись прямо на Калара, но вождь прорычал команду, указав на ведьму. Псы мгновенно изменили направление, устремившись к ведьме, которая продолжала пятиться к краю утеса.

Лодетэр снова затрубил в рог и, разрубив призрачное тело очередного демона, бросился навстречу норсканцам.

Анара кричала какие-то слова, которые Калар не мог понять. Он догадался, что она произносит заклинание, и, крича громче и громче, она снова ударила посохом о землю. Ударил порыв ветра и снова сверкнула вспышка света, взорвавшись с колоссальной силой.

Калара швырнуло на землю, почти ослепив, но когда он, поднявшись, моргнул, то увидел, что последние демоны исчезли.

Ведьма, казалось, тоже была ошеломлена могуществом магии Анары, но быстро пришла в себя. Калар ощутил глубочайшее отвращение, увидев, как черты лица Элизабет исказились ненавистью и злобой, когда она посмотрела на Анару, и почувствовал, что ведьма собирается с силами.

В ее черных глазах сверкнула молния, но прежде чем ведьма успела выпустить ее, один из огромных норсканских псов повалил ее, и его челюсти сомкнулись на руке ведьмы. Раздался отвратительный хруст костей, когда зверь перекусил ей руку, и ведьма закричала от боли, ее сосредоточенность на заклинании была нарушена. Другой пес прыгнул на нее, вцепившись ей в бедро и тряся головой, швырнул ведьму, словно тряпичную куклу.

Потом на рыцарей набросились норсканцы. Огромный вождь варваров первым убил врага, разрубив топором одного из парравонцев. Страшный топор прорубил доспехи, плоть, ребра и позвоночник, забрызгав все вокруг кровью. Рыцарь упал, разрубленный надвое.

Мелькнул топор, направленный в голову Калара, и он с трудом смог отбить удар отчаянным движением меча, хотя сила удара едва не сломала ему руку. Наконечник копья чиркнул по его шлему, и Калар вслепую ударил мечом. Внезапно тяжелый сапог со страшной силой врезался в его грудь, швырнув его на землю.

Взлохмаченный длинноволосый норсканец прыгнул ему на грудь. Этот варвар был далеко не таким крупным, как остальные, и его волосы и глаза были темными, тогда как другие норсканцы были светловолосыми и со светлыми глазами. Однако он казался даже более свирепым, чем его товарищи, его глаза сверкали безумием и неким подобием того сверхъестественного света, который сиял в глазах Анары, и Калар подумал, что это, наверное, какой-то норсканский колдун или жрец. Мускулистая грудь варвара была покрыта татуировками, на его плечи наброшена звериная шкура. Взгляд Калара скользнул по змеевидному кинжалу, который норсканец держал в обеих руках, нацелив клинок в горло рыцаря. Калар отчаянно пытался сбросить свирепого дикаря, но безрезультатно.

В лицо норсканца врезался щит, сломав ему нос и сбросив его с груди Калара. Бертелис встал перед братом, защищая его, пока Калар вставал на ноги.

Норсканский вождь сразил еще одного парравонца, разрубив его от макушки до грудной клетки. Голова другого рыцаря слетела с плеч, срубленная огромным мечом, который держал гигант в черной броне, выглядевший невероятно пьяным.

Исполненный ярости взгляд вождя был устремлен мимо рыцарей, отчаянно пытавшихся сформировать оборонительный круг против окружавшей их орды норсканцев. Калар рискнул оглянуться назад, чтобы увидеть, что там происходит. Лишь в нескольких футах от края мыса Реол ударом ноги отбросил одного из псов от Элизабет. Зверь отчаянно цеплялся за край скалы, но не удержался и с воем полетел на камни внизу. Другого пса рыцарь Грааля пронзил колющим ударом меча, держа его двумя руками, словно огромный кинжал. Меч пробил мускулистую шею пса, пригвоздив его к земле. Зверь умирал, корчась и рыча в луже горячей крови.

Калар услышал, как норсканский вождь взревел в ярости, бросившись на рыцаря Грааля и отбрасывая с пути своих воинов.

Ведьма, держась одной рукой за раздутый живот, пыталась встать на ноги. Другая рука была окровавлена и безжизненно висела. Но в ведьме еще оставалась колдовская сила. Она резко вдохнула, в ее глазах сверкнули искры.

Лодетэр снова протрубил в серебряный рог, и воздух над ведьмой внезапно наполнился хлопаньем крыльев. Белый силуэт огромного коня появился из-за края утеса, в его седле сидел рыцарь. Ведьма резко повернулась и протянула руку к пегасу, с ее пальцев сорвалась вспышка энергии и ударила пегаса в грудь.

Крылатый конь закричал, его плоть начала иссыхать и отмирать, словно темное колдовство вытягивало из тела всю влагу. Его мышцы сохли, кожа сморщивалась, и уже через мгновение из тела пегаса выпирали ребра, как у трупа месячной давности, а голова представляла собой лишь череп, обтянутый высохшей кожей, иссохшие глаза ввалились в пустых глазницах.

Кости сломались, будто сухие ветки, не в силах больше выдерживать вес пегаса, и несчастное существо рухнуло на землю, с треском ломая крылья. Пегас ударился о землю, сломав все четыре ноги, и весь высохший, но еще каким-то странным образом живой, перевалился через край утеса, увлекая с собой всадника.

Ведьма снова повернулась к Анаре, но фрейлина Владычицы, подняв посох, ударила ее прямо между глаз. Удар свалил ведьму, и она без чувств упала на землю.

Из-за края утеса вылетали другие пегасы, нырявшие в гущу схватки. Они били норсканцев своими мощными крыльями, ломая руки и повергая врагов на землю, их копыта проламывали черепа. Только на одном пегасе сидел всадник, и этот рыцарь всадил свое копье в тело одного из норсканцев, пронзив варвара насквозь.

- По коням! - скомандовал Лодетэр, прыгая в седло своего пегаса, уже расчистившего от врагов пространство вокруг хозяина. Внезапно брошенное копье ударило парравонского рыцаря в плечо, пробив наплечник и вонзившись глубоко в мышцы. Лодетэр содрогнулся, захрипев от боли.

Бертелис едва отразил мощный удар, искореживший его щит, но молниеносным ответным выпадом разрубил горло врагу, из смертельной раны фонтаном хлынула кровь. Повернувшись, Бертелис быстро вскочил в седло пегаса.

Перед Каларом приземлился пегас, отгоняя норсканцев ударами копыт.

- Что с Реолом и Анарой? - крикнул Калар, пытаясь разглядеть их в хаосе боя.

- С ними все хорошо, - ответил Лодетэр, вырвав копье из раны в плече и отбросив его. - Скорее в седло, Гарамон!

Калар сунул ногу в стремя и мгновенно вскочил в седло. Мелькнул вражеский клинок, нацеленный в него, Калар парировал удар своим мечом, разнесся звон стали о сталь. Пегас встал на дыбы и взмахнул крыльями, и Калар быстрым ударом сверху вниз разрубил шлем и череп норсканца.

Управляя пегасом с помощью коленей, Калар развернул его, бросив взгляд вокруг.

Пегас поблизости упал, его ноги были подрублены топором, белоснежную шерсть залило кровью. Еще один рыцарь был убит, яростная норсканская воительница вырвала его из седла и зарубила. Норсканцы полностью окружили рыцарей; короткая передышка, которую дало прибытие пегасов, была потеряна.

Лодетэр уже поднялся в воздух на своем крылатом коне, другие пегасы тоже нетерпеливо стремились взлететь.

Еще один пегас был убит, огромный топор разрубил его грудь. Рухнув на землю, крылатый конь сбросил с себя всадника и придавил его своей тяжестью.

Калар ударил мечом по руке норсканца, пытавшегося схватить поводья его пегаса. Отрубив пальцы варвару, Калар сам едва избежал удара топора.

- Пошел! Пошел! - крикнул он, пришпорив пегаса. Крылатый конь сорвался в галоп, отбрасывая с пути норсканцев и, разбежавшись, поднялся в воздух. Мимо головы Калара пролетело брошенное копье. Он увидел, как еще один из взлетавших пегасов с воплем упал - тяжелый топор, кувыркаясь в воздухе, попал пегасу в правое крыло, сломав его.

Поднявшись в воздух, Калар посмотрел вниз. Он увидел Анару в седле пегаса и Реола, который садился на другого крылатого коня, держа в руках бесчувственное тело ведьмы.

Калар увидел, как вражеский вождь с бешеным ревом бросился к Реолу. На пути предводителя варваров оказалась Анара, ее пегас встал на дыбы, в воздухе мелькнули могучие копыта с серебряными подковами. Норсканец, не устрашенный мощью крылатого коня, рванулся вперед, схватил пегаса за поводья и с нечеловеческой силой пригнул его к земле. Заставив пегаса потерять равновесие, норсканский вождь всадил в его шею огромный топор, фонтаном хлынула кровь.

Пегас Реола вряд ли смог бы нести троих, и Калар отчаянно рванул поводья, разворачивая своего пегаса в сторону Анары. Она успела соскочить со своего умирающего скакуна и теперь оказалась лицом к лицу со страшным вождем норсканцев.

Калар направил своего пегаса вниз, намереваясь атаковать врага со спины, его меч со свистом рассек воздух.

Норсканец почувствовал угрозу и успел отскочить, перекатившись и лишь на дюйм избежав клинка Калара. Пегас, опустившись, ударил копытами о землю, и Калар протянул руку сестре. Они взялись за руки, и фрейлина Владычицы вскочила на пегаса позади брата. Могучий крылатый конь, пробежав несколько шагов, спрыгнул с края утеса и взлетел в небо.

Калар оглянулся через плечо и увидел, как пегас Реола, державшего бесчувственное тело Элизабет, взлетел за ними. Огромный вождь норсканцев, стоя на краю утеса, со сверкающими яростью глазами рычал в бешенстве.

Отвернувшись, Калар устроился поудобнее в седле и похлопал пегаса по шее.


Бьярки подошел к Стирбьорну, вытирая кровь с разбитого носа. Ярл с яростью смотрел, как белые силуэты пегасов исчезали вдалеке, направляясь на восток.

- Я хочу вернуть ее, Бьярки! - прорычал Стирбьорн, посмотрев на провидца, в глазах ярла горел гнев богов. - Даже если для этого придется перебить всех этих ублюдков южан до последнего, я верну ее!

Бьярки улыбнулся и в предвкушении облизал острые зубы.


ГЛАВА 13

За стенами замка Леонуа, стоя в тени огромной цитадели, Клод дрожал от холода и пытался выпрямиться, насколько это позволяла его горбатая спина. Йомен-стражник, проходя вдоль рядов крестьян, хмурился и выкрикивал приказы. Клоду снова повезло - лишь немногим из жителей предместий на материке позволили пересечь пролив и укрыться за стенами крепости на острове.

Норсканцы появились на горизонте с рассветом, и паника расползлась по предместьям, как вши по ночлежке. Вдалеке были видны паруса бесчисленных кораблей варваров, занимавших море, насколько хватало взгляда. Крестьяне десятками тысяч устремились к пристаням, отчаянно пытаясь попасть на борт одной из барж, перевозивших грузы и людей между городом на материке и крепостью на острове.

В мирное время эти баржи делали между материком и островом по полдюжины рейсов в день, перевозя продовольствие, рабочих и герцогские налоги. Их шкиперы служили герцогам Леонуа уже много поколений и хорошо знали свое дело. Лишь когда море было особенно бурным, они прекращали перевозки.

Охваченные страхом толпы простолюдинов бежали к пристаням, вспыхивали драки в отчаянных попытках проникнуть на плоскодонные баржи, но их встретил гарнизон ратников герцога, имевших приказ никого не пускать. В разгоревшейся драке были убиты десятки людей, но ратники сдерживали толпу, пока не подошел отряд рыцарей герцога. Рыцари въехали в толпу, убивая бунтовщиков десятками и заставив остальных рассеяться.

Только тем, кого сочли пригодным для участия в обороне - тем, кто мог сражаться - было позволено переправиться на остров, потому что пространство за стенами замка было ограничено, и невозможно было дать убежище всем, кто в нем нуждался. Тем, кто был сочтен бесполезным для обороны замка - в их число вошли женщины, дети, старики и больные - ратники герцога советовали бежать на запад и искать убежища в деревнях в дне пути отсюда. Никакой охраны им не предоставили - все способные держать оружие были нужны для защиты замка в предстоящей осаде.

Один крикливый торговец из крестьян, толстый и самодовольный, начал ругать ратников, крича, что долг герцога - защищать тех, кто трудится на него и платит ему налоги. Клод поспешил отойти подальше от глупого торговца, как и остальные крестьяне поблизости - они уже догадывались, что будет дальше. Ратники с дубинками избили толстяка до полусмерти, оставив его валяться в грязи и крови. После этого никто больше не смел открыто выражать свое недовольство. Они понимали и принимали свою участь, и не жаловались на нее. По крайней мере, пока их могли слышать ратники.

Клод услышал слух, что знаменитый рыцарь Лодетэр, Возлюбленный Парравона, две ночи назад провел смелый налет на норсканцев и спас прекрасную принцессу из плена варваров. Также слышал Клод и то, что эту историю рассказывают люди, нанятые парравонским рыцарем. Хотя кто-то мог сказать, что это клевета, Клод был готов поверить, что так оно и есть.

Эта история выглядела очень героической и романтической, особенно в преувеличенных пересказах прошлой ночью, но сейчас, когда стали ясны ее последствия, Клод очень хотел, чтобы Лодетэр оставил эту принцессу там, где она была. Крестьянин никогда не видел от знати ничего хорошего, напротив, знатные превращали его жизнь в сплошные несчастья. Теперь ему, вероятно, придется умереть здесь из-за какой-то знатной девки. Все те, кому не позволили укрыться в замке Леонуа, тоже скорее всего обречены на смерть - а это около десяти тысяч крестьян. Клод с мрачным весельем - но отнюдь не с удивлением - подумал, что знатные вполне готовы пожертвовать жизнями стольких простолюдинов, чтобы спасти одного из своих.

Тем не менее, Клод, будучи эгоистом и себялюбцем, очень радовался, что оказался одним из тех, кого сочли достаточно сильным, чтобы участвовать в обороне замка. Конечно, ему не хотелось сражаться - раньше ему уже приходилось участвовать в войне в Бордело, и тогда он был напуган до ужаса. Но Клод считал, что за крепкими стенами замка куда безопаснее, чем вне их.

И это суждение оказалось правильным. Спустя лишь несколько часов после того, как корабли норсканцев были замечены на горизонте, варвары окружили крепость на острове, и сотни их кораблей причалили к берегам материка. Со стен крепости бретонцы бессильно наблюдали, как варвары разоряют поселения на материке. Пепел сгоревших домов все еще кружился в воздухе, падая с неба, словно темное подобие снега. Бретонцы видели, как всадники врага помчались на запад. Клод подумал, что мало кто из крестьян, бежавших из предместий к западу, выживет.

Несколько норсканских кораблей были потоплены камнями из огромных требюше, стрелявших с башен крепости. Гигантские противовесы приводили в движение огромные рычаги боевых машин, тяжелые камни взлетали высоко в воздух, и хотя большинство из них не долетало до вражеских кораблей, с плеском падая в океан, некоторые норсканские корабли, оказавшиеся в пределах досягаемости, были разбиты в щепки. Бретонцы на стенах разражались радостными криками, когда вода вокруг разбитых тонущих кораблей окрашивалась кровью - упавших в море норсканцев пожирали акулы, следовавшие за кораблями. Но вскоре настроение защитников крепости снова стало мрачным, когда они увидели, насколько многочисленны силы врага.

За пределами дальности требюше норсканцы сформировали блокаду острова. Их корабли были связаны вместе, образовав непреодолимую стену, и еще сотни их прибывали к берегам материка. Несколько кораблей были не похожи на остальные - огромные, с гигантскими клетками, встроенными в палубы. Что было в этих клетках, Клод не мог разглядеть, но раздававшийся оттуда трубный рев заставлял его кишки сжиматься от ужаса.

Загрузка...