Владетельный рыцарь

Мгновение спустя Реол открыл глаза, в них сиял белый святой огонь, яростный и напряженный. Рыцарь Грааля отсалютовал клинком, оставившим в воздухе слабое свечение, и кивнул норсканцу. Вождь варваров прекратил беспокойно шагать туда-сюда и направился к рыцарю Грааля, топоры в его руках, казалось, изнывали от нетерпения.

Бойцы снова столкнулись, зазвенев оружием, обмениваясь ударами с такой скоростью и мастерством, что невозможно было уследить за ними.

Калар заметил, что перестал дышать - настолько он был поглощен схваткой между этими необыкновенными воинами. Он знал, что никогда в жизни больше не увидит ничего подобного. Каждый из бойцов был чемпионом, которые появляются едва ли раз в столетие, и подвиги обоих, несомненно, будут долго помнить будущие поколения.

Реол старался обойти своего более крупного противника, каждое движение рыцаря Грааля было идеально сбалансировано, его сияющий клинок сверкал, как молния, отражая свирепые атаки норсканца. Они сражались еще несколько долгих минут, каждый стремился нанести смертельный удар, и каждый не уступал в мастерстве другому, и лишь несколько ударов попали в цель, и ни один из них не был смертельным.

После серии жестоких ударов они разошлись на шаг назад, оба противника тяжело дышали. Норсканец истекал кровью из дюжины ран, куски доспехов свисали с его тела. У Реола шла кровь из раны на лбу, куда он получил скользящий удар, его броня была пробита в двух местах, кровь сочилась из ран в бедре и плече.

Но ни один воин не намеревался уступать, и спустя лишь несколько мгновений отдыха они снова бросились в бой, рыча от усилий, когда их оружие скрестилось.

Норсканец, зарычав, обрушил на Реола сверху мощный удар одного топора, намереваясь разрубить противника надвое. Рыцарь Грааля, держа меч двуручной хваткой, круговым движением парировал, и топор, скользнув по клинку Дюрендиаля, врезался в заледеневшую землю. Второй топор варвара со свистом рассек воздух, этот удар был направлен в бедро Реола, и Калар напрягся.

Ловко повернув запястья, Реол продолжил круговое движение мечом, и его клинок, сверкнув, перерубил руку норсканца в тот самый момент, когда топор со свистом устремился к ноге рыцаря Грааля. Отрубленная рука лорда Хаоса упала на землю, все еще сжимая топор. Удар Реола был так великолепно выполнен, так безупречно рассчитан, что Калар не сразу понял, что произошло.

Варвар взвыл от боли и ярости, из обрубка его руки хлестала кровь. Но все же он сумел вторым топором отбить новый удар Реола, направленный ему в пах. Норсканец отразил еще два молниеносных удара и шагнул назад, пытаясь увеличить расстояние между собой и атаковавшим противником.

Мощный удар топора заставил Реола отскочить назад, что дало норсканцу столь нужное ему пространство. С обрубка его левой руки кровь капала в снег, варвар шипел от боли и ярости.

Реол настороженно кружил вокруг норсканца. Кровь, запачкавшая синий с серебром табард паладина, стекла с него, словно вода с промасленной кожи, не оставив ни пятнышка. Норсканские воины начали хором кричать какое-то слово - имя? - снова и снова, топая ногами и стуча оружием по щитам.

- Стир-бьорн! Стир-бьорн! Стир-бьорн!

Громкое эхо их крика разносилось по всему замку, отражаясь от внешних стен и заглушая крики бретонцев, которых было куда меньше. И норсканский вождь, казалось, черпал новую силу из этого звука.

- Стир-бьорн! Стир-бьорн! Стир-бьорн!

С бешеным ревом норсканец бросился на Реола, удар его топора был направлен в шею рыцаря Грааля. Реол смог парировать удар, и сам атаковал, целясь в горло варвара, но норсканец сумел отбить меч своей толстой наручью. Рыцарь Грааля отразил еще два удара топора, но каждый из них заставлял его отступить назад, а норсканец продолжал яростно атаковать.

Реол уклонился в сторону от свирепого удара, и варвар смог окровавленным обрубком левой руки зацепить шею рыцаря Грааля. Прежде чем Реол успел высвободиться, норсканец обрубком руки толкнул его на себя, и одновременно с сокрушительной силой ударил коленом в грудь. Кираса паладина вогнулась от удара, а варвар еще раз двинул его коленом в грудь, еще больше сминая его доспех.

Но рыцарь Грааля смог высвободиться, и его клинок оставил кровоточащий разрез на лице варвара.

Реол едва успел увернуться от страшного удара, топор просвистел в волоске от его лица. Отскочив в сторону, рыцарь Грааля ударил по бедру варвара. Дюрендиаль разрубил толстую броню и твердые, как железо, мышцы, и ударился о кость. Паладин вырвал меч, и когда норсканец попытался ударить его обрубком левой руки, клинок вонзился в нее. Острие меча пронзило мышцы покалеченной руки и вышло с другой стороны.

Резко вывернув левую руку, норсканец обезоружил Реола. Ярко сиявший Дюрендиаль торчал из толстых мышц. С ошеломляющей скоростью варвар ударил противника обрубком руки с воткнутым в нее мечом, и святой клинок вонзился в шею Реола.

Рыцарь Грааля отшатнулся назад, из рассеченной шеи хлынула кровь. Топор норсканца взвыл в воздухе и срубил голову Реола с плеч.

Калар пошатнулся от ужаса, увидев, как голова рыцаря Грааля закувыркалась в воздухе, разбрызгивая кровь. Упав на землю, голова покатилась, и когда замерла, то взгляд широко распахнутых мертвых глаз был устремлен на цитадель, рот открыт, словно в удивлении. Волшебное белое пламя в глазах Реола погасло.

Тело паладина упало на колени, из обрубка шеи фонтаном била кровь. Потом безжизненное тело рухнуло в снег.

Бретонцы застыли в мертвой тишине, потрясенно глядя на обезглавленный труп своего чемпиона. Калар издал стон ужаса, неверяще качая головой, в его глазах застыло потрясение.

- Владычица милостивая, нет… - выдохнул Бертелис.

- Стир-бьорн! Стир-бьорн! Стир-бьорн!

Клич норсканцев не умолкал, становясь все громче.

Норсканский вождь повернулся и всадил топор в труп рыцаря Грааля, словно лесоруб в бревно. Хромая, огромный воин подошел к голове Реола и склонился, чтобы поднять ее. Калар снова застонал, глядя, как вождь высоко поднял за волосы голову паладина, чтобы все видели ее. Устремив взгляд в небеса, норсканец победно взревел.

Словно в ответ в темных тучах сверкнула молния, осветив их изнутри, мгновение спустя раздался раскат грома.

На долю секунды Калар увидел еще один силуэт, словно наложившийся на тело норсканца - силуэт черного демона невероятной мощи. Он был выше норсканского вождя на целых четыре фута, с раздвоенными копытами, его глаза горели адским пламенем. За спиной его были сложены огромные темные крылья, клыкастая пасть извергала черный дым. Голову демона венчали две пары изогнутых рогов, его угольно-черные мускулы перекатывались, излучая силу. Прежде чем силуэт исчез, Калар заметил, что у демона только одна рука, а в другой он держит топор в виде волчьей головы, камни-глаза которой сверкают красным. Спустя долю секунды силуэт демона пропал, и Калар удивленно моргнул, не зная, видел ли он это в действительности или нет. Это был образ того, чем станет норсканский вождь в будущем? Или это его истинный облик?

- Стир-бьорн! Стир-бьорн! Стир-бьорн!

Калар пошатнулся, когда оглушительный клич норсканцев прогремел над цитаделью. Он увидел, что вражеский вождь обернулся к своим воинам и прорычал приказ, сделав жест кровавым обрубком руки.

Норсканский колдун вышел вперед, с дикой улыбкой на свирепом лице, и воткнул в снег древко копья, направив наконечник к небу. После этого вождь насадил на копье голову Реола, и орда варваров разразилась новыми криками. В небе зловеще прогремел гром.

Колдун порезал себе руку и произнес заклинание. Норсканский вождь снова повернулся к цитадели.

- Верните мне моего сына! - прорычал он, его голос вонзился в разум каждого из уцелевших бретонцев.

- Калар! - воскликнула Элизабет, когда двери в ее комнату распахнулись. Ее измученное лицо на мгновение просветлело, когда она увидела его. Но лицо молодого лорда Гарамона было застывшей мрачной маской, и он не смотрел на Элизабет. За ним в комнату вошел герцог Адалард в сопровождении толстого, потеющего маркиза Карабаса.

Элизабет сидела в постели, держа спящего спеленатого ребенка на руках, ее лицо покраснело. Рядом в бархатном кресле с высокой спинкой сидела Анара, ее хрупкое тело почти не было видно за огромным креслом.

- Значит, он мертв, - бесстрастным голосом произнесла Анара.

Калар кивнул в ответ, и успел заметить слезы в глазах сестры, прежде чем она отвернулась.

- Я почувствовала, когда он умер, - сказала она. - Но надеялась, что ошиблась.

- Он храбро сражался, - произнес Калар надтреснутым голосом. До сих пор не верилось, что Реол мертв.

- Значит, вы пришли за ребенком, - сказала Анара, и Элизабет встревоженно повернулась к ней.

- Да, - холодно ответил Калар.

- Ребенок обещан Фее-Чародейке, - заявила Анара, вставая с кресла.

- О чем вы говорите? - выдохнула Элизабет, испуганно прижимая ребенка к груди.

- Это всего лишь норсканский ублюдок! - прорычал Калар, в первый раз взглянув на Элизабет с того времени, как вошел в комнату. Она испуганно отпрянула от его гнева, на ее глаза навернулись слезы.

Ребенок проснулся от резкого голоса Калара и заплакал.

Калар выругался, и снова повернулся к сестре. Анара стояла, вздернув подбородок, ее лицо выражало решимость. Калар вспомнил, что у нее было такое же упрямое выражение лица, когда она была еще ребенком. Его лицо застыло.

- Мы должны отдать им ребенка, - холодно произнес он.

- Вы не можете забрать его, - сказала Элизабет. Калар заметил, что ее лицо было необычно бледным и истощенным, в глазах сверкал лихорадочный блеск. Она качала сына, плакавшего на ее руках. - Он говорит со мной… говорит прямо в моей голове. Он не хочет идти с вами. Вы не можете его забрать.

- Она не в себе, - вздохнула Анара. - Ей многое пришлось перенести.

Калар посмотрел на Элизабет, в его глазах мелькнула жалость.

- Она придет в себя? - спросил он.

- Может быть, - ответила Анара. - Со временем.

- Реол дал слово, - тихо сказал Калар. - Я должен забрать ребенка.

- Он уже обещан Фее-Чародейке, - заявила Анара.

- Если мы не отдадим ребенка норсканцам, это опорочит честь Реола, - прошипел Калар, не сводя глаз с Элизабет, которая сидела, раскачиваясь, и что-то шептала.

Калар понимал, что если его сестра откажется отдать младенца варварам, ни герцог, никто другой ничего не смогут сделать. Как все фрейлины Владычицы, Анара действовала вне бретонской феодальной иерархии, и имела больше полномочий, чем даже герцоги. Хотя фрейлины богини редко пользовались этой властью на практике. Лишь король имел больше власти, чем они, но Фея-Чародейка могла отменить и его приказ.

- Молодой кастелян Гарамона говорит правду, леди Анара, - подтвердил герцог Адалард. - Как ни мучительно это для меня, мы должны отдать ребенка. Если мы поступим иначе, это опозорит память Реола.

Анара продолжала пристально смотреть на Калара, и он понял, что она сейчас колеблется. Ее глаза снова наполнились слезами, и она опустила взгляд.

- Зачем ты покинул меня? - прошептала она. - Глупый человек…

Сморгнув слезы, она подняла голову.

- Ответственность за последствия вашего решения ляжет на вас двоих и только на вас, - произнесла она наконец, сурово посмотрев сначала на Калара, а потом на герцога. - Какое бы зло ни постигло Бретонию, если это дитя останется жить - а Бретонию неизбежно постигнет зло из-за этого ребенка - вы будете тому виной и причиной.

- Я согласен, - сказал Калар.

- Согласен, - кивнул герцог Адалард после секундного размышления.

Анара отошла в сторону, печально покачав головой. Калар, укрепившись духом, подошел к постели Элизабет.

- Он не хочет идти с вами, - сказала Элизабет. Она крепко зажмурила глаза и начала трясти головой. - Он причиняет мне боль! Он говорит, что перестанет мучить меня, если вы все уйдете! Уходите! Не забирайте его у меня! Я нужна ему!

Элизабет явно испытывала боль, она крепко прижала к себе плачущего младенца.

- Отдай мне ребенка, - тихо сказал Калар.

Она продолжала плакать, качая головой.

- Элизабет, - хрипло произнес Калар, взяв из ее рук спеленатого младенца. - Ты должна отдать его мне.

Элизабет закричала от боли и горя, когда ребенка забрали у нее. Калар повернулся к ней спиной, держа дитя в руках. Элизабет рыдала и вопила, цепляясь за него, когда он уходил.

Калар посмотрел в лицо плачущего ребенка. Он выглядел так же, как любой другой младенец, не было никаких внешних признаков таящегося в нем зла. На головке ребенка рос пучок светлых волос, а глаза его были серебристо-серыми. Он был крупным ребенком, сильным и здоровым, его крик исходил из сильных легких. Калар пытался не слушать отчаянные рыдания Элизабет, когда уходил из комнаты.

В коридоре ждали Бертелис, Малорик и другие рыцари, их лица были мрачны.

Калар спустился по величественной мраморной лестнице, эхо его шагов разносилось по коридорам главной башни. Кроме этого единственными звуками были плач ребенка в его руках и безумные вопли Элизабет, раздававшиеся в коридорах наверху.

Спустившись по лестнице, он пошел по широкому залу, направляясь к выходу из главной башни во внутренний двор цитадели, его сопровождали герцог Адалард и маркиз Карабас. За ними наблюдали десятки рыцарей, собравшихся в зале, безмолвных и почтительных, словно присутствовавших на похоронной процессии. Имперский посол Дитер Вешлер поклонился, когда они проходили мимо.

Пройдя половину зала, Калар услышал придушенный крик, и, обернувшись, увидел Элизабет, одетую в ночную рубашку, и пытавшуюся бежать за ним. Ее удерживал Бертелис на верхних ступенях лестницы. Позади в тени стояла Анара.

- Пожалуйста, Калар, не надо! - закричала Элизабет. - Он напуган, любовь моя, и он причиняет мне боль! Он не нарочно… Верни его мне, и боль прекратится. Я нужна ему!

Элизабет отчаянно сопротивлялась Бертелису, ее ногти вцепились ему в лицо. Выругавшись, Бертелис оттолкнул ее, встав на лестнице, чтобы не позволить ей пройти.

- Калар, пожалуйста! - умоляла Элизабет.

- Молчать, шлюха! - прорычал Бертелис. - Отравительница! Лживая блудница! Убийца! Все это твоя вина! Все рыцари, погибшие здесь, умерли из-за тебя! Все! Реол погиб из-за тебя!

Элизабет ударила Бертелиса по лицу, эхо удара разнеслось по залу.

Из уголка рта Бертелиса потекла кровь, его глаза сверкнули яростью. Он ударил Элизабет тыльной стороной руки, возможно, сильнее, чем намеревался. Молодая дворянка пошатнулась от удара, потеряв равновесие, ее босые ноги соскользнули с гладких мраморных ступеней.

Калар затаил дыхание, увидев, как Элизабет падает. Бертелис попытался схватить ее, но не успел, и Элизабет полетела вниз по ступеням. Она сильно ударилась головой об угол одной из ступеней, и ее тело безжизненно замерло по пути вниз по лестнице.

Бертелис сделал несколько шагов вниз по ступеням к ней, его глаза были испуганно расширены. Анара оттолкнула с пути Бертелиса и, быстро спустившись, склонилась над упавшей девушкой. Проверив пульс, она посмотрела Калару в глаза и покачала головой.

Калар замер, его тело сотрясли рыдания. Ребенок в его руках продолжал плакать, эхо его крика разносилось по залу.

Бертелис посмотрел на своего брата, его взгляд был полон отчаяния и ужаса.

- Я… я… - произнес Бертелис, потрясенно качая головой.

- Пойдем, - сказал герцог Адалард, тронув Калара за плечо. Мгновение Калар смотрел на брата, потом повернулся и вышел из зала.

Выйдя из дверей главной башни, он спустился по ступеням в маленький внутренний двор цитадели. Под ногами хрустел снег. Небо над замком наполняли хриплые крики ворон и воронов. Калар направился к воротам, с каждым шагом его лицо каменело.

Огромные ворота в привратном укреплении цитадели распахнулись, уцелевшая опускная решетка поднялась с лязгом цепей. Лишь полчаса назад через эти же ворота выходил Реол.

Герцог шел рядом, его присутствие было успокаивающим. Он держал голову гордо поднятой, даже когда шел по коридору привратного укрепления, заваленному трупами. Сотни мертвых тел лежали грудами, убитые стрелами и кипящим маслом. Трупы застыли в жутких позах, скрюченные смертными судорогами, у многих обожженная кожа покрылась волдырями и слезала с мышц. Зловоние было отвратительным.

Взгляд Калара остановился на силуэте, ждавшем их за привратным укреплением. Вражеский колдун. Жилистый варвар ощерился, словно лисица, глядя на ребенка в руках рыцаря. Калар ощутил, как в нем вскипает ненависть.

Огромный вождь варваров стоял в двадцати шагах от цитадели, скрестив руки на широкой груди. Сейчас он казался Калару еще больше, чем при взгляде со стены, и молодой кастелян стиснул зубы, ничего так не желая сейчас, как увидеть норсканца мертвым. Рядом с вождем стояла молодая женщина в варварских доспехах и с оружием. Она была так похожа на вождя, что можно было не сомневаться, что она его дочь.

Норсканский воин в черной броне подтащил тело Реола за ногу и бесцеремонно бросил его у ворот цитадели.

Норсканский вождь прорычал что-то на своем непонятном языке, в его голосе Калару послышалась насмешка.

Колдун перевел слова вождя, говоря на бретонском языке с сильным акцентом.

- Верховный ярл скелингов говорит, что вы можете оставить себе труп, - сказал колдун, ухмыляясь и показывая зубы, заточенные, словно острые клыки. - Голову он оставит себе, чтобы сила врага перешла к нему, отныне и навсегда.

Калар ощетинился, но, прикусив губу, не сказал ничего.

- Забирай ребенка и проваливай, норсканская мразь, - процедил герцог.

- Да, ребенок, - сказал колдун, его глаза сверкнули. - Дай его мне.

Челюсть Калара дрогнула, он посмотрел на герцога. Адалард кивнул, явно неохотно, и Калар настороженно подошел к колдуну.

Подойдя ближе, он почувствовал запах, исходящий от колдуна. Это было зловоние логова хищника - смесь запахов гниющего мяса, сырой шерсти и пота. И что-то еще, странный металлический запах, от которого по коже ползли мурашки.

Все инстинкты требовали выхватить меч и пронзить мерзкую тварь насквозь, но Калар подавил это побуждение. В его глазах горела жажда насилия, но он протянул плачущего ребенка врагу.

Колдун выхватил ребенка из его рук, победно оскалившись, а потом плюнул в лицо Калару. Рыцарь почувствовал, как горячая слюна потекла по его лицу. Зарычав, он схватился за меч, но герцог Адалард мгновенно схватил его за руку. Выругавшись, Калар оставил клинок Гарамона в ножнах.

Вражеский колдун презрительно фыркнул и пролаял что-то на норсканском языке - явно оскорбление. Повернувшись спиной к Калару, колдун направился к своему вождю.

Повелитель варваров принял у него ребенка, и младенец сразу же прекратил плакать. Огромный норсканец с лицом, окрашенным в устрашающий дьявольский красный цвет, улыбнулся своему сыну. Ребенок фыркнул и улыбнулся в ответ.

Норсканец поднял ребенка в одной руке и повернулся к своему войску. Он прорычал два слова во всю силу легких - эти слова могли означать только «мой сын». Норсканская армия торжествующе взревела.

- Ребенок у нас, - радостно заявил Бьярки. - Давайте теперь прикончим всех этих ублюдков. Великий Кхарнат возрадуется их крови и их черепам, украсившим его трон.

- Я согласна, - прорычала Рефна. - Пусть они все сдохнут за смерть моей сестры.

Фрайгерд, старшая дочь Стирбьорна, погибла от клинка вражеского ярла в золотых доспехах, и Рефна тяжело переживала ее потерю.

- Нет, - ответил Стирбьорн, улыбаясь и глядя на радостное лицо своего сына.

- Нет? - удивился Бьярки. - Почему, во имя истинных богов?

- Сегодня я победил достойного врага, - сказал Стирбьорн. - Могучего чемпиона, не уступающего самым сильным противникам, с которыми я сражался. Я дал слово, что, победив его, я покину эти берега, как только мне вернут моего сына. Я почту его память, сдержав свое слово.

- Почтить его память? - Бьярки сплюнул. - Да это мягкотелый ублюдок-южанин! Он не заслуживает такой чести.

- Я сказал нет, Бьярки. Пока.

Стирбьорн повернулся к вражеской каменной крепости и увидел ярла южан в золотых доспехах. Рядом с ним стоял другой воин. У этого были темные волосы, он носил красно-синий табард поверх доспехов. На груди табарда был вышит серебряный дракон. Хороший символ. Для норсканцев он означал могущество, воинскую силу и страсть. Этот воин был молодым и излучал ненависть. Это чувство Стирбьорн понимал. Если бы этот молодой рыцарь был рожден норсканской женщиной, он бы заслужил благословение великого Кхарната и стал бы воистину могучим воином.

- Переведи им, - приказал ярл, и начал говорить.

- Я почту память вашего убитого чемпиона и сдержу свое обещание. Я покину эти берега, но потом я вернусь. И тогда рядом со мной будет мой сын. Вместе мы опустошим ваши земли. Мы убьем всех мужчин, женщин и детей, которых найдем, и разрушим до основания все ваши каменные крепости. Тогда мы не дадим пощады никому. Тогда вам не удастся выторговать себе жизнь.

Когда Бьярки закончил переводить, молодой рыцарь в красно-синем табарде резко произнес что-то в ответ.

- Что он сказал? - спросил Стирбьорн.

- Он сказал «я буду ждать», мой ярл, - ответил Бьярки.

Стирбьорн улыбнулся и кивнул молодому рыцарю.

- Надеюсь, что так, - сказал ярл. Повернувшись, он направился к своим воинам, выкрикивая приказы.

Спустя два часа норсканцы ушли, их корабли, украшенные драконьими головами, отплыли в море, поворачивая на север. Своих убитых норсканцы бросили, не став хоронить. Тысячи и тысячи трупов остались гнить под стенами, берега Леонуа усеяли обломки разбитых кораблей.

- Я буду ждать, - повторил Калар.

Клод очнулся, вздрогнув, когда его крыса больно укусила его за уцелевшее ухо. Он вскрикнул, чувствуя удушье, трясясь от холода и не видя ничего вокруг. Он промок до нитки и замерз до полусмерти. Как ни странно, вокруг пахло яблоками.

Не сразу удалось вспомнить, что произошло. Он был не мертв, по крайней мере, пока. Он был внутри бочки на складе в нижнем этаже привратного укрепления порта. Почти полтора часа он провел в ледяной воде, притворяясь мертвым, стараясь выглядеть как всего лишь очередной всплывший труп, пока не представилась возможность спастись. Он все-таки выбрался на берег, как полузахлебнувшаяся крыса, его конечности онемели от холода. Сумев не привлечь ничьего внимания, он пробрался сюда, на склад, и залез в полупустую бочку, устроившись на куче гниющих яблок и прижав колени к груди, прежде чем закрыться сверху крышкой.

Сейчас он откинул крышку, и, выглянув из бочки, осмотрелся. Не увидев никого и не услышав ничего, он осторожно выбрался из бочки и разогнул болевшую спину.

Стараясь держаться в тенях, он прокрался к входу в привратное укрепление, приготовившись при малейшей опасности нырнуть назад. Выглянув из двери, он оглядел гавань замка Леонуа. Врагов не было видно. Даже корабли норсканцев все исчезли. Увидев силуэты, двигавшиеся по улицам, он пригнулся, но потом разглядел, что это ратники герцога разбирают трупы.

Норсканцы ушли. Это было чудо!

И он был жив!

Клод посмотрел на обрывок ярко-синего плаща, который он сжимал в руках, и потер им лицо, чувствуя приятное прикосновение меха горностая. Приложив кусок плаща к губам, Клод поцеловал его. Неужели этот обрывок действительно имеет защитную силу? Неужели его молитва к Реолу была услышана?

Подумав над этим некоторое время, Клод пришел к заключению, что это, должно быть, Реол защитил его. Другого объяснения не было.

- Я воистину его пилигрим, - благоговейно прошептал Клод.

У него ушел почти час, чтобы добраться до цитадели, и к тому времени, когда Клод пришел туда, его живот был полон еды, найденной в покинутых домах, и он оделся в новую одежду, снятую с трупа, на которой почти не было пятен крови. Еще Клод обзавелся кошельком, набитым монетами, а на свои толстые пальцы нацепил несколько медных и бронзовых колец, которые снял с мертвецов, иногда отрубая вместе с раздутыми пальцами.

В общем, Клод чувствовал себя очень довольным, но это новообретенное чувство благополучия исчезло, когда он увидел труп Реола. Обезглавленное тело рыцаря Грааля лежало на каменном алтаре посреди площади перед цитаделью, окруженном цветами и свечами. Сотни скорбящих бретонских дворян проходили мимо алтаря, отдавая последнюю дань уважения святому паладину. Клод молча присоединился к толпе крестьян, ожидавших в стороне.

Ему пришлось ждать шесть часов. Суровые стражники удерживали толпу крестьян на расстоянии двадцати шагов, но наконец очередь начала двигаться. Однако простолюдинам не позволялось подходить к телу святого паладина ближе чем на десять ярдов, и Клод раздраженно топнул ногой - он надеялся утащить какую-нибудь святую реликвию с тела рыцаря Грааля, на случай если волшебная сила обрывка плаща Реола уже кончилась. В рукаве он держал наготове нож, надеясь, если получится, отрезать палец.

Клод разочарованно надул губы, привстав на цыпочки, чтобы разглядеть труп. Вокруг алтаря стояло слишком много стражников, чтобы была хоть какая-то надежда прокрасться мимо них и утащить реликвию. Придется подождать, пока рыцаря Грааля похоронят. Клоду уже приходилось быть грабителем могил, и он не побрезговал бы осквернить один из садов Морра еще раз.

Он уже собирался уйти, когда вдруг услышал голос:

- Задержите этого крестьянина! Да, этого!

Чья-то рука схватила Клода за шиворот и оттащила назад.

- Этот мерзавец что-то украл у вас, мой лорд? - спросил стражник, схвативший Клода, и крестьянин увидел, что к ним подходит молодой рыцарь.

Клод сразу узнал лорда Гарамона и шепотом выругался. Он уже сталкивался с этим рыцарем несколько раз за последний год. Однажды он едва сумел избежать повешения за браконьерство во владениях Гарамона, а спустя некоторое время был даже нанят, чтобы убить этого рыцаря. После этого Клод тоже едва спасся. Он опустил голову как можно ниже, молясь Реолу, чтобы лорд Гарамон его не узнал, иначе болтаться ему в петле.

- Отпусти его, - приказал рыцарь, и стражник повиновался, не упустив, однако, случая отвесить Клоду подзатыльник. Крестьянин бросил на ратника злобный взгляд.

- Я тебя где-то видел, да? - спросил лорд Гарамон, прищурив глаза.

- Вряд ли, мой лорд, - промямлил Клод, опустив глаза.

- Нет, я тебя знаю. Ты один из пилигримов Реола, так?

- Э… - только и смог сказать Клод, не зная, что лучше ответить.

- Отвечай на вопрос, скотина! - пролаял стражник, влепив Клоду еще один крепкий подзатыльник.

- Хватит, стражник, - резко произнес рыцарь.

- Простите, мой лорд, - пробурчал ратник, свирепо посмотрев на Клода, словно получил выговор по его вине.

- Так ты был одним из пилигримов Реола? - повторил вопрос рыцарь.

- Да, мой лорд, - ответил Клод наконец.

- И что ты будешь делать сейчас? - спросил рыцарь, и Клод напрягся.

Это был опасный вопрос. Клод облизал губы, пытаясь придумать ответ, который не привел бы его на дыбу и виселицу. Каждый крестьянин в Бретонии принадлежал какому-либо лорду. Они были прикреплены к земельным владениям лорда и без его разрешения не могли и нужду справить. Те из крестьян, кто отправлялся в паломничество, становясь пилигримом, могли обладать немного большей свободой. Но так как святой покровитель Клода был теперь всего лишь кормом для червей, Клод не имел больше права претендовать на паломничество. И если бы стало известно, что Клод убежал от своего господина, беглого крестьянина могли выпороть, кастрировать и повесить гнить в клетке на стене замка.

- Я… э… - выдавил он.

- Думаю, он просто дурак, мой лорд, - сказал стражник, но быстро заткнулся, когда рыцарь недовольно посмотрел на него.

Прежде чем Клод успел придумать подходящий ответ, рыцарь снова заговорил.

- Ты умеешь готовить? - спросил он.

Клод моргнул, удивленный вопросом, и быстро закивал головой.

- А чистить доспехи?

Клод снова энергично закивал.

- Хорошо. Если ты не служишь больше никакому лорду, я предлагаю тебе службу, - сказал лорд Гарамон. - Из уважения к твоему покойному покровителю, да благословит его душу Владычица. Ты будешь моим слугой. Согласен?

Клод опять с энтузиазмом закивал головой и крепко сжал в руке обрывок плаща Реола. Снова святой рыцарь Грааля помог ему. Все было не так уж плохо.

- Калар, - позвал Бертелис, протолкнувшись сквозь толпу. Глаза младшего сына Гарамона покраснели, его губы дрожали.

- Я… я очень сожалею, - сказал он не в силах смотреть Калару в глаза. - Это был несчастный случай. Я не хотел…

Калар холодно посмотрел на него.

- Ты убил ее, - обвиняюще сказал он.

- Брат, пожалуйста… - прошептал Бертелис, лицо которого выражало страдание.

Голос Калара, лишенный эмоций, прервал его.

- С этого дня у меня больше нет брата, - сказал Калар. Повернувшись спиной к Бертелису, он ушел. За ним косолапо бежал горбатый крестьянин.

ЭПИЛОГ

Калар мрачно взирал на два тела, повешенных на стенах замка Гарамон: предатель и ведьма.

Три месяца назад, в Леонуа, после гибели Реола, Калар пришел к постели своего умирающего кузена Тассило. Он был потрясен - и разочарован - узнав, что умирающий рыцарь участвовал в заговоре против него, и Тассило умолял о прощении. На смертном одре он покаялся, от кого исходил приказ убить Калара.

Калар холодно посмотрел на труп старого гофмейстера Фолькара, покачивавшийся в петле на ветру.

В действительности он был удивлен, что организатором заговора оказался Фолькар, потому что Калар подозревал леди Кэлисс, мать Бертелиса. Калар ощутил секундное чувство вины за то, как он обошелся с Бертелисом, но подавил в себе это чувство. С тех пор, как он вернулся в Гарамон, леди Кэлисс закрылась в своих покоях, что вполне устраивало Калара.

Даже если она не убийца, все равно она ядовитая гадина, и Калар не хотел даже смотреть на нее.

Ведьма оказалась внезапной находкой. Ее извлекли из глубокой темницы замка Гарамон по приказу Калара, и он потрясенно понял, что узнает ее. Не по внешности - он был уверен, что никогда раньше не видел эту дряхлую старуху. Нет, по ее исполненному ненависти взгляду - и Калар понял, что и она узнала его.

Он приказал немедленно вырезать ей язык, и не чувствовал себя спокойно, пока не увидел, что она перестала дергаться в петле.

- Снять ведьму, - велел Калар. - И сжечь.

Горбатый слуга кивнул.

- А второго? - спросил он.

- Пусть висит в назидание всем предателям, - произнес Калар.

Поклонившись, горбун ушел. Калар, лорд-кастелян Гарамона, повернулся и зашагал по залам и коридорам своего замка. Слуги и крепостные кланялись, когда он проходил мимо. Он поднялся по лестнице, громко стуча каблуками по ступеням, и прошел по коридорам, увешанным портретами прежних владетелей замка Гарамон.

Он прошествовал на балкон, выходивший на восток. Ярко светило утреннее солнце, на небе не было ни облачка.

Здесь, на солнце, был накрыт стол для завтрака, за которым уже сидели его гости.

Барон Монкадас, пустые глазницы которого закрывала шелковая повязка, фыркал в тарелку, несомненно, услышав какую-то шутку Орландо, юного родственника Калара. Напротив мальчика сидела племянница Монкадаса леди Жозефина. Она приветливо улыбнулась Калару, когда он подошел к столу.

Услышав шаги Калара, Монкадас повернул голову в его сторону.

- Это ты, мальчик мой? - пробасил барон. Калар слегка встряхнул головой и на его лице появилось подобие улыбки.

- Я уже такой же мальчик, как вы - Фея-Чародейка, - ответил Калар.

- Ха, - Монкадас махнул рукой. - Когда доживешь до моих лет, все кто младше тебя, будут казаться тебе молодыми. Составишь нам компанию за завтраком?

- Нет, - сказал Калар, и увидел разочарование на лице Жозефины. Калар ощутил глубокое сожаление. Ему действительно была небезразлична эта девушка, и если бы его сердце не было настолько ожесточено страданием, он полагал, что полюбил бы ее. Она была бы прекрасной супругой, но ему уже был уготован иной путь.

- Значит, ты все-таки твердо решил? - спросил барон, из голоса которого исчезло все веселье.

- Да, - ответил Калар.

Он повернулся к своему троюродному племяннику. Орландо заметно помрачнел. Калар понял, что мальчик не хочет, чтобы он уходил.

Калар положил клинок Гарамона в ножнах на стол перед семилетним Орландо.

- До того дня, пока я не вернусь с победой, вы назначаетесь кастеляном Гарамона, юный лорд-рыцарь, - произнес Калар.

Никто ничего не сказал. Да и говорить уже было нечего. Калар поклонился и ушел.

Он ощутил, что на сердце давно не было так легко. Словно с его плеч сняли тяжкое бремя. Он знал, что оставляет свои владения в надежных руках. Барон Монкадас обещал, что останется с Орландо и будет от его имени управлять кастелянством, пока мальчик не достигнет совершеннолетия или пока не вернется Калар.

Твердым шагом он шел по коридорам замка Гарамон - его дома, который он вот-вот покинет, а надолго ли - знает одна Владычица. Вполне возможно, Калару больше никогда не будет суждено увидеть залы родного замка, но даже эта мысль не ослабила его дух.

Ускорив шаг, Калар направился в маленькую часовню Владычицы на нижнем этаже замка. Перед входом в часовню стояло его копье, и Калар взял его в руки, прежде чем войти в скромную часовню его семьи, где молились многие поколения рода Гарамон.

Войдя в часовню, он благоговейно положил копье на алтарь. Горели сотни свечей, наполняя часовню безмятежным светом. Встав на колени перед алтарем, Калар склонил голову.

- Владычица доблести и славы, - начал он, произнося ритуальную клятву приглушенным почтительным голосом. - Я возлагаю мое копье, символ долга, на Твой алтарь. Я оставляю тех, кого любил. Я оставляю все, и беру с собой в путь лишь оружие. Ни одно препятствие не остановит меня. Ни одна просьба о защите не будет мной отвергнута. Луна не застанет меня дважды в одном месте, дабы не сочла Ты меня нерадивым. Я отдаю свое тело, сердце и душу Тебе, о Владычица, и буду искать Тебя, где бы Ты ни была. Это моя Клятва Поиска, и я приношу ее Тебе, Владычица милосердия, и молю покарать меня, если я окажусь недостойным.

Калар почувствовал, как дух Владычицы наполняет его внутренним теплом, и понял, что принял правильное решение.

Это был единственный путь, которым он мог доказать свою чистоту - другим рыцарям и самому себе. Это был единственный путь освободиться от снова и снова повторявшегося кошмара Зеленого Рыцаря. Пришла пора встретиться со своим страхом, сразиться с ним и победить.

Пришло время принять Клятву Поиска, и не знать покоя, пока не удостоится он того, чтобы посетила его сама Владычица и предложила испить из святого Грааля. У многих рыцарей путешествие в Поиске заняло десятилетия, и большинство их погибло, так и не добившись цели.

Из тех же рыцарей, которые преуспели в своем Поиске, многие умерли, испив из Грааля. Лишь самые чистые сердцем, не несущие в себе ни капли скверны, могли выжить, испив божественный нектар.

Калар улыбнулся. Он отправлялся в Долгое Путешествие; теперь он был Рыцарем В Поиске.

Была уже почти полночь, и Бертелис съежился у потрескивающего костра, замерзший и промокший до нитки. Он сидел среди темных развалин. Когда-то это была часовня Грааля, но она уже давно была заброшена и разрушалась под натиском природы и стихий, а ее осыпающиеся стены заросли плющом и мхом.

Младший сын Гарамона поднял голову, услышав топот копыт по дороге, и увидел, как сквозь дождь к нему приближается на коне рыцарь в белом плаще. Когда рыцарь подъехал ближе, Бертелис увидел его герб: заметную черную лилию. Его челюсть отвисла от изумления. Это был никто иной как Меровех из Арлона, тот самый рыцарь-альбинос, который победил Бертелиса на турнире перед вторжением норсканцев. Бертелис встал, чтобы поприветствовать знаменитого фехтовальщика, смутившись своего жалкого положения.

- Эй, на биваке! - позвал Меровех, подъехав на расстояние двадцати шагов. - Можно подойти к вашему костру?

- Прошу, мой лорд, - отозвался Бертелис.

Рыцарь, натянув поводья, посмотрел на младшего сына Гарамона и поднял забрало своего шлема, открыв лицо, белое, словно снег.

- Бертелис, не так ли? - спросил Меровех, разглядев его герб.

- Это честь, что вы помните меня, лорд Меровех, - ответил Бертелис, поклонившись.

- Я же говорил, что мы еще встретимся, - сказал Меровех. - Ваше фехтовальное искусство произвело на меня сильное впечатление. У вас хороший потенциал.

- Боюсь, что мое скромное умение выглядит весьма бледно по сравнению с вашим искусством, мой лорд, - вздохнул Бертелис.

- Ах, всему можно научиться, - Меровех улыбнулся, демонстрируя острые клыки. - А я очень хороший учитель.