III. Поэты вспоминают поэта

Владимир Бээкман БЕГУН Не дает отдохнуть нескончаемый путь…

Не дает отдохнуть нескончаемый путь,

пересохло во рту, ну еще, ну чуть-чуть,

цель заветную глаз не отыщет.

Устает человек, обгоняя свой век,

тень за ним по пятам, продолжается бег,

тень не знает преград, только ты ей не рад,

и душа от нее не приемлет наград,

и когда-нибудь все с нее взыщет.

Чередою столбы, словно вехи судьбы,

ты один на дороге, подвижник ходьбы,

брат иль друг дорогой похвалой, клеветой

не помогут тебе, нету силы такой,

ведь и ты бунтарем не был создан.

Ветер, ветер свистит, словно пуля летит,

и в жару на бегу вдруг тебя зазнобит,

ну еще, ну чуть-чуть, жизнь вместил этот путь.

По волшебное слово не скажешь, вот суть

на покой ты не можешь быть сослан,

несчастливого счастия вечный гонец,

нескончаемый бег — разве это конец?..

Петр Вегин СОН О КЕНТАВРЕ В те дни он снился всей стране…

В те дни он снился всей стране.

Когда бы жили на Луне,

он снился бы тогда и лунным людям.

Сон о Владимире на всех

свалился, словно черный снег.

Забыть пытаемся — да не забудем.

Мне снился конь с его лицом.

С семиголосым бубенцом,

на яблоню похож от белых яблок.

Ямщик свистал, хлестал кнутом,

ямщик не знал, что конь с лицом.

Была дорога вся в колдобинах и ямах.

Жизнь равносильна ямщику,

и конь упал на всем скаку —

как яблоню под корень подрубили.

И, кто любил его, тот взвыл,

а те, кто раньше не любил,

за то, что умер, — тоже полюбили...

Андрей Вознесенский ПЕВЕЦ Не называйте его бардом…

Не называйте его бардом.

Он был поэтом по природе.

Меньшого потеряли брата —

всенародного Володю.

Остались улицы Высоцкого,

осталось племя в «леви-страус»,

от Черного и до Охотского

страна неспетая осталась.

Все, что осталось от Высоцкого,

его кино и телесерии,

хранит от года високосного

людское сердце милосердное.

Вокруг тебя за свежим дерном

растет толпа вечноживая.

Ты так хотел, чтоб не актером —

чтобы поэтом называли.

Правее входа на Ваганьково

могила вырыта вакантная.

Покрыла Гамлета таганского

землей есенинской лопата.

Дождь тушит свечи восковые...

Все, что осталось от Высоцкого,

магнитофонной расфасовкою

уносят, как бинты живые.

Ты жил, играл и пел с усмешкою,

любовь российская и рана.

Ты в черной рамке не уместишься.

Тесны тебе людские рамки.

С какой душевной перегрузкой

ты пел Хлопушу и Шекспира —

ты говорил о нашем, русском,

так, что щемило и щепило!

Писцы останутся писцами

в бумагах тленных и мелованных.

Певцы останутся певцами

в народном вздохе миллионном...

Александр Городницкий Погиб поэт. Так умирает Гамлет…

Погиб поэт. Так умирает Гамлет,

Опробованный ядом и клинком.

Погиб поэт. А мы вот живы, — нам ли

Судить о нем, как встарь, обиняком?

Его словами мелкими не троньте:

Что ваши сплетни суетные все!

Судьба поэта — умирать на фронте,

Мечтая о нейтральной полосе.

Где нынче вы, его единоверцы,

Любимые и верные друзья?

Погиб поэт, — не выдержало сердце:

Ему и было выдержать нельзя.

Толкуют громко плуты и невежды

Над лопнувшей гитарного струной.

Погиб поэт, и нет уже надежды,

Что это просто слух очередной.

Теперь от популярности дурацкой

Ушел он за иные рубежи.

Тревожным сном он спит в могиле братской,

Где русская Поэзия лежит.

Своей былинной не растратив силы,

Лежит поэт, набравши в рот воды,

И голос потерявшая Россия

Не понимает собственной беды.

А на земле июльские капели

И наших жизней тлеющая нить.

Но сколько песен все бы мы ни пели,

Его нам одного — не заменить.

Андрей Дементьев ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ Еще одной звезды не стало…

Еще одной звезды не стало.

И свет погас.

Возьму упавшую гитару,

Спою для вас.


Слова грустны.

Мотив невесел,

В одну струну.

Но жизнь,

Расставшуюся с песней,

Я помяну.


И снова слышен хриплый голос.

Он в нас поет.

Немало судеб укололось

О голос тот.


А над душой, что в синем небе,

Не властна смерть.

Ах, черный лебедь, хриплый лебедь,

Мне так не спеть.


Восходят ленты к нам и снимки.

Грустит мотив.

На черном озере пластинки

Вновь лебедь жив.


Лебедь жив…

Евгений Евтушенко КИОСК ЗВУКОЗАПИСИ Бок о бок с шашлычной…

Бок о бок с шашлычной,

с шипящей так сочно,

киоск звукозаписи

около Сочи.

И голос знакомый с хрипинкой несется,

и наглая надпись:

«В продаже — Высоцкий».

Володя,

ах как тебя вдруг полюбили

со стереомагами автомобили!

Толкнут

прошашлыченным пальцем

кассету

и пой,

даже если тебя уже нету.

Торгаш тебя ставит

в игрушечке-«Ладе»

со шлюхой,

измазанной в шоколаде,

и цедит,

чтоб не задремать за рулем:

«А ну-ка Высоцкого мы крутанем!»

Володя,

как страшно

меж адом и раем

крутиться для тех,

кого мы презираем.

Но, к нашему счастью,

магнитофоны

не выкрадут

наши предсмертные стоны.

Ты пел для студентов Москвы

и Нью-Йорка,

для части планеты,

чье имя — «галерка»,

и ты к приискателям

на вертолете

спускался

и пел у костров на болоте.

Ты был полу-Гамлет

и полу-Челкаш.

Тебя торгаши не отнимут.

Ты наш.

Тебя хоронили,

как будто ты — гений.

Кто гений эпохи.

Кто гений мгновений.

Ты — бедный наш гений семидесятых,

и бедными гениями

небогатых.

Для нас Окуджава

был Чехов с гитарой.

Ты — Зощенко песни

с есенинкой ярой,

и в песнях твоих,

раздирающих души,

есть что-то

от сиплого хрипа Хлопуши...

Киоск звукозаписи

около пляжа.

Жизнь кончилась.

И началась распродажа.

Любомир Левчев РЕКВИЕМ Лето улетело… Перевод с болгарского Р.Рождественского

Лето улетело.

Птицы улетели,

Ты улетел...

Ветер перед Ваганьково

хлопает дверями

телефонных будок.

Горят кленовые листья,

и тянется дым

темными, тонкими, длинными пальцами

к лицу неба.

Будто кто-то там, в земле,

задыхается

и выбраться хочет наружу,

ухватившись хотя бы за что-нибудь...

Да,

там под землею,

действительно, очень тесно.

Могильные плиты

уже задевают друг друга плечами,

толпятся кресты из камня и чугуна,

словно старухи

в очереди за бессмертием...

Я не успел увидеть ни одной знакомой звезды,

кроме тебя,

брат мой, Володя, —

ваше высочество Высоцкий.

Ты лежишь

там,

с краю,

у самых ворот,

где прохожие любят кормить голубей.

Ты лежишь —

сам прохожий,

и голубь, и корм голубиный...

Ну а может, тебя назначили сторожем у ворот?

Что же, если так,

то тогда

прошу тебя: не молчи,

говори, пой, шепчи —

(ты все можешь!).

Пусть люди поймут,

что больше нельзя умирать.

Что для мертвых

уже нет места

ни в земле,

ни на небе!

Что нет уже никакого места

за этой старой оградой!

Еще немного,

и смерть перельется через нее,

как вскипевшее молоко.

И вытечет вся.

И смешается с жизнью.

И это будет концом света...

Не пускай их больше,

Володя!

Скажи им, что они обязаны жить!

Скажи им, что они должны воскресать

Скажи им, что ты под землею оставил

немножечко места

лишь для меня.

Потому что нам очень надо еще

что-то важное сказать друг другу.

Потому что нужно еще сочинить

одну

необъяснимую песню.

Чтоб в ней появляться

и в ней исчезать,

когда наступает

вечер.

Булат Окуджава О Володе Высоцком я песню придумать решил…

О Володе Высоцком я песню придумать решил:

Вот еще одному не вернуться назад из похода.

Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил…

Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.


Расстаемся совсем ненадолго, на миг, а потом

Отправляться и нам по следам по его по горячим.

Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,

Ну а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем.


О Володе Высоцком я песню придумать хотел,

Но дрожала рука и мотив со стихом не сходился…

Белый аист московский на белое небо взлетел.

Черный аист московский на черную землю спустился.

Загрузка...