Владыка битвы

Глава 10

Я медленно повернул голову на голос Гуллы. Стоило пошевелиться, как острый конец копья ещё сильнее вдавился мне в спину.

— Зачем это? — тихо спросил я. — Что тебе нужно?

— Ты меня опозорил. Перед всеми.

— Я защищался. Не моя вина, что твои амулеты слабы против колдовства начертателей. Но, боги свидетели, ты начала первой, Гулла.

Проигнорировав боль между лопаток, я всё же развернулся к молодой женщине на полкорпуса. Копья она не опустила, но и в атаку не пошла. Чего она от меня хотела? Возмездия? Извинений?

— Зачем ты сюда заявилась? — вновь спросил я, изучая ведьму. Она была хороша собой — пожалуй, из всех Тёмных сестёр именно Гуллу можно было назвать настоящей красавицей. Волосы цвета воронова крыла — большая редкость для наших земель. Яркие, словно самоцветы, зелёные глаза, длинные ноги и изящные руки с красивыми тонкими пальцами, испещрёнными татуировками. Одним глазком глянешь на такую сразу поймёшь — ведьма! Притягательная, но опасная.

Гулла явно знала себе цену и умело подчёркивала красоту. Но судя по всему, сила была для неё важнее.

— Я очень зла, — призналась женщина. Я заметил, что глаза её горели гневом, а голос дрожал от волнения. Но колдунья пыталась держать чувства в узде. — Меня ещё никто не выставлял такой тупицей перед всей толпой. Руки чешутся убить тебя за такое, начертатель.

— Это будет нелегко, — улыбнулся я. — Но можешь попытаться, пока я слаб и ранен. Быть может, что и получится. Только как ты объяснишься со Скегги? Я ведь брат ему.

— Убивать я не стану. Пока что. Но нам нужно кое-что прояснить, Хинрик Фолкварссон. Я и мои сёстры уже давно следуем за Скегги. Мы его опора, его защита и сила. Мы его дух, кровь и плоть, ибо всё это разделили с ним. Скегги наш, а мы его.

— Так ты приревновала?

— Я не знаю тебя, начертатель. Не вижу… Не могу увидеть тебя. Той ночью на корабле я пыталась провести обряд зейда, но боги ничего мне не показали. Ты словно мёртв и жив одновременно. Полотно твоей судьбы настолько дыряво, что его, считай, и нет. Как я могу подпустить к Скегги такого, как ты? Ещё и столь могущественного…

Её слова вызвали у меня лишь печальную усмешку. Вот как теперь меня видят другие колдуны. Жив и мёртв одновременно. Быть может, тому виной ритуал обмена, что проводил Ормар? Гродда сказала, что после этого я стану иным, но не упомянула, что настолько…

— Так ты боишься меня, Гулла? Думаешь, я пришёл, чтобы навредить Скегги?

— Я не знаю, чего от тебя ожидать, — хмуро ответила женщина. — Силу ты показал. Сила у тебя есть, и немалая. Твой фетч прекрасен — я видела орла. Но никак не могу взять в толк, зачем богам так одаривать тебя.

Я повернулся к ней лицом и устроился на гальке поудобнее. Уже стало понятно, что Гулла не собиралась убивать меня. Припугнуть, допросить — разумеется. Но смерти моей она не хотела, ибо боялась гнева Скегги. Хорошо всё-таки устроился мой братец.

— Я сын мести. Орудие богов, — сказал я и жестом попросил женщину опустить копьё. — Лишь они ведут меня. Да, меня одарили силой, но завидовать здесь точно нечему. Ты ведь знаешь, кто такие сыны мести? Знаешь, через что проходят начертатели, чтобы обрести власть над рунами?

Гулла коротко кивнула и вонзила копьё наконечником в землю. Знак мира. В нашем с ней случае — перемирия.

— Знаю. Немного. И кому ты обречён мстить? — хрипло спросила она.

— Одному влиятельному конунгу. Скегги я в это вмешивать не хочу и сделаю всё, чтобы моё предназначение его не затронуло.

Гулла выгнула изящную чёрную бровь.

— Так значит, ты с нами ненадолго?

— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Говорю же, боги ведут меня. Сейчас они направили меня к Скегги — значит, им угодно, чтобы я оказался ему полезен. И я готов ему помогать. Тебе не стоит меня бояться, Гулла. Можешь не доверять, можешь не любить меня. Но Скегги я вреда не причиню.

— Клянись кровью! — зашипела ведьма. — Поклянись именами богов и предков.

— Если тебе станет спокойнее, с удовольствием.

Я снял с пояса нож — медленно, намеренно растягивая движения, чтобы эта бешеная колдунья не подумала, что я собрался напасть на неё. Показав ей клинок, я сделал длинный надрез на левой ладони.

— Клянусь именами всех Химмелингов и призываю Всеотца в свидетели, что намерения мои чисты и вредить Скегги Альрикссону я не собираюсь. — Несколько капель крови упали на гальку, и я поднял глаза на Гуллу. — Довольна?

— Теперь да. Нарушишь — сгниёшь заживо.

— У меня и без того неплохие шансы так сдохнуть, если не промою раны, — отрезал я.

Гулла всё ещё взирала на меня с недоверием, но всё же поуспокоилась. Я медленно поднялся на ноги.

— Ну что, теперь можно мне наконец-то дойти до бани?

— Думаю да… Наверное. — Внезапно она вскинула копьё, крутанула в пальцах и снова направила мне в грудь. — Только сперва хочу понять, кто из нас сильнее.

Вот же помешавшаяся на силе и власти баба! Неуёмная гордыня этой красотки начинала меня раздражать. Могли же стать друзьями, но нет же, надо обязательно свести всё к поединку и вопросу, кто окажется сильнее.

— А если проиграешь, что станешь делать? — улыбнулся я, подхватив топор.

— Не проиграю.

Моя улыбка стала ещё шире.

— Ой ли?

— Раз так уверен в себе, загадывай желание, начертатель. Если проиграю, сделаю то, что скажешь. За слова нужно отвечать, но ты будешь вправе с меня требовать.

— Хорошо, — кивнул я. — Если проиграешь, всю луну будешь прислуживать мне за столом.

— Как рабыня?

— Как служанка. Станешь помогать мне с травами и инструментами. Будешь наливать пиво и носить еду.

— И всё? — изумилась Гулла.

— А чего ты хотела? Думаешь, раз уродилась красавицей, но я стану думать лишь о том, что у тебя между ног?

— Да.

— Ну извини, что разочаровал.

— Странный ты, начертатель.

Я не был странным. Я был уставшим, раненым, грязным, вонючим и до смерти голодным. Мне хотелось отскрести от себя кровь, грязь и боль, что были со мной ещё с Маннстунна. Я мечтал о куске ароматного хлеба, мясной похлёбке и кружке пива с солёной рыбкой. Мне нужно было поспать — как следует выспаться в тишине и покое, на ровной земле, без качки, даже если пришлось бы мёрзнуть под звёздами.

И эта красавица Гулла была единственным препятствием на пути ко всем этим долгожданным благам. Кажется, воинствующая колдунья слабо понимала, что я считал её всего лишь досадной помехой, но разъяснять я ей ничего не стал — не приведи боги, оскорбится ещё сильнее. Ну и нрав у этой бабы. И как Скегги терпит?

— Давай, — я указал на наконечник копья. — Покажи, что умеешь.

Хвала Вигдис, да будет она счастлива с богами, что худо-бедно научила меня сражаться с копьеносцами. Правда, мой топор едва ли подходил для такого боя. Древко хоть и было удлинённым — я мог ухватить его обеими руками — но недостаточно. Моё оружие было рассчитано на битву со щитом, но щита у меня, конечно же, не было. С другой стороны, левая рука работала плохо, и я сомневался, что смог бы удержать оборону.

Ладно. Потанцуем. В конце концов, у меня все ещё были руны. Драка — дело грязное, а в грязном деле любая помощь хороша.

Я смазал немного крови с порезанной ладони и украдкой начертил на топорище руны Тройн, Гульг и Бран. Последнюю добавил, моля богов даровать мне ловкости. Нужно быть изворотливым и неуловимым, словно пламя, чтобы улизнуть от наконечника копья.

— Руны чертишь? — Ухмыльнулась Гулла. — Так в себе сомневаешься?

— Если ты не заметила, я ранен.

Гулла тоже что-то быстро нашептала в ладони и провела ими по древку копья. Мгновением позже наконечник едва не воткнулся мне в грудь. Неожиданный, резкий бросок. Я ушёл от удара, держа топор на уровне пояса. Лучше однйо рукой, левая пригодится мне для приёма, который как-то три дня подряд заставила меня отрабатывать Вигдис. Лишь бы сил хватило в раненой руке.

Гулла вновь сделала выпад. Я почувствовал, что права рука налилась силой — руны начали действовать, но чары не могли продержаться долго. Следовало торопиться. Я принял удар на топор — выставил руку с оружием перед собой, меняя направление удара. Вместо того, чтобы воткнуться в моё многострадальное пузо, копьё скользнуло вверх.

— Ох!

Гулла закряхтела, когда удар отдался ей в руки, но копья не выронила. Значит, стройная. Но и правда крепкая. Пару мгновений дерево скрежетало о дерево — ведьма напирала, стараясь не позволить мне отвести удар окончательно. Скрипя зубами и рыча от напруги, я вложил остатки мощи в то, чтобы закончить начатое. Дерево застонало, я рискнул подобраться ближе и неуклюже начертил на копьё руну Нит. Знак разрушения и принуждения. А затем схватил древко раненой рукой — так крепко и надёжно, как мог. В тот же миг поднял топор вверх и развернулся левым боком, продолжая тянуть больной рукой копьё в сторону, где только что была моя грудь.

Женщина взвизгнула — не то от неожиданности, подалась вперёд, не выдержав моего напора, почти потеряла равновесие. Развернувшись, я треснул обухом топора Гулле по ногам. Ни убивать, ни калечить её мне не хотелось — ещё достанется от Скегги, да и наказывать за дерзость нужно милосерднее. Если Гулла — такая, как я о ней думал, то сама сожрёт себя с потрохами в случае проигрыша. Удар пришёлся по икрам, ведьма вскрикнула, выпустила из рук копьё и грохнулась на четвереньки.

Хвала Вигдис за то, что научила меня этому способу. Моя строгая учительница говорила, что самое страшное оружие эглинов — именно копья. Особенно в строю. И я понимал, почему.

Я опустил топор и хотел было обойти Гуллу, чтобы предложить мир и помочь подняться, но она опередила меня — вскочила на ноги, выпрямилась, развернулась, рванула с пояса нож и направилась ко мне.

— Может, уже хватит? — шутливо взмолился я. — Я хочу жрать.

Вместо ответа ведьма устремилась на меня — глаза горели яростью, красивое личико в потёках краски зверски перекошено. Совсем разум потеряла, безумная. И ведь не останавливалась, хотя понимала, что оказалась слабее меня. Не баба — проклятье!

Я молча вскинул топор, чуть прищурился — солнце мешало и резало глаза. Я бросил топор на гальку — покалечу же — и выхватил боевой нож. На малом расстоянии у меня было куда больше шансов обезвредить ведьму, ранив лишь её самолюбие.

Гулла ринулась ко мне ровно в тот момент, когда я успел принять стойку. Она наступала, размахивая ножом перед собой, словно желала меня запутать. «Хочешь понять замысел противника — смотри ему в глаза и следи за ногами» — так говаривала Вигдис. И я следил, но истолковал намерение противницы неверно.

Она ухитрилась меня порезать, сделав ложный выпад. Я отреагировал, опасно поднял руку и заработал царапину, не заметив, что во второй руке у неё тоже был маленький ножичек. Гулла издала торжествующий вопль и тут же ринулась на меня снова. Я увернулся, прыжком оказался за её спиной, повалил брыкавшуюся ведьму на гальку и больно заломил руку, заставив бросить малый клинок.

— Остановись! — рявкнул я. — Ты хороша, я признаю это. Ты ещё прольёшь много крови, но не моей.

Она невнятно рычала, беспомощно дрыгая руками и ногами. Вскоре рычание стало хриплым — пришлось крепко придавить ведьму к земле, чтобы обезвредить. Я забрал оба клинка и наклонился к уху затихшей ведьмы.

— Я не стану тебя бить и резать, поняла? Хватит с меня пролитой крови, чтобы ещё и друзей калечить.

Гулла заскулила.

— Рука…

— Отпущу, если поклянёшься больше не лезть.

— Х-хорошо… Клянусь…

Я тут же отпустил её и слез, позволяя Гулле выровнять дыхание. Пока она приходила в себя, я направился к воде и тщательно отмыл её ножи от своей крови. Кто знает, что ещё может взбрести ей в голову? С человеком можно сотворить много интересного, если обладаешь его кровью. А Гулла была ведьмой, и таких подарков я ей делать не собирался. Она села на гальке, разминая больную руку и хмуро наблюдала за тем, как я вытирал её ножи краем своего плаща.

Вернувшись к ведьме, я протянул ей оружие и подхватил свои вещи.

— Будешь помогать мне до следующего полнолуния, — сказал я, направляясь к выходу из ущелья.

— Буду, — отозвалась ведьма. — Хинрик!

Я обернулся.

— Почему не позовёшь к себе ночью? — с лёгкой обидой спросила она. — Разве я тебе не нравлюсь?

— Потому что ты — женщина Скегги, — ответил я. — А брата я чту и уважаю и отнимать ничего без спроса не стану.

Я оставил её на берегу и отправился к частоколу, где меня ожидали тёплая вода, сытная пища и задумчивый, но всё ещё весёлый Скегги. Гулла не стала догонять меня и тыкать копьями и ножами. Хвала богам, угомонилась.

Но в конце этого странного дня черноволосая ведьма всё же нашла меня — я завернулся в одолженную у хускарлов Скегги шкуру и решил заночевать под небом, в тишине и под взором богов. Гулла принесла мех с кислым эглинским вином, а позже показала, что безумная, почти яростная, страсть была присуща ей не только в бою.

И лишь после того, как я позволил ей победить на ложе из гальки, жухлого тростника и шкур, между нами воцарился мир.

Дни на Хавстейне тянулись медленно, но мне это даже нравилось. В последний раз я смог как следует отдохнуть и выспаться ещё в Бьерскогге, а с той поры, казалось, прошла целая вечность. Скегги сперва перезнакомил меня со своими ближайшими помощниками, а затем дело дошло и до остальных. Понемногу я умудрился выпить и пообщаться почти что с каждым.

Скегги и Глоди продолжали рассылать людей с вестями о сборе хирда на острове. За это время наша скромная армия пополнилась двумя небольшими коггами ярла Невбьерна, что пришли с самого севера Свергланда. Это было гораздо меньше, чем ожидал Глоди, но мой брат не унывал. Длинные летние дни тянулись одни за другим, порой принося то вести, но бури.

На Хавстейне работало несколько лавчонок, я наскрёб несколько монет и купил новую одежду, запасся деревом на амулеты, пополнил сумку с травами — хотя, конечно, у Тёмных сестёр дела с этим обстояли куда лучше. Рыжая Вива творила с мазями чудеса и вылечила все мои раны меньше, чем за дюжину дней. За работой она до боли напоминала мне Айну. Я скучал по умершей подруге и отчасти стыдился, что позволил Гулле приходить по ночам. Но живые должны жить заботами живых, и я отчего-то знал, что Айна бы меня не осудила, как не осудил бы и я, выбери она себе какого-нибудь славного простака себе в мужья.

Повинность Гуллы подходила к концу — до Полнолунья оставалась одна ночь. Вечера на острове выдались ветреными, поэтому я соорудил себе небольшое убежище в скалах. Правда, сердце чуяло, что вскоре пришлось бы окончательно перебираться обратно за частокол, потому как туч на небе становилось больше с каждым днём, и где-то вдали бушевала непогода. Я с сожалением думал о необходимости вернуться к людям.

Воины Скегги были славными, но я никак не мог привыкнуть к такому множеству лиц и голосов. Мне, выросшему на Свартстунне среди тихих жён, воспитанному духами и начертателем, куда больше нравилось почаще оставаться наедине с морем и ветром. Конгерм вернулся, похвастался роскошным оперением и снова исчез где-то в облаках. Мне было приятно думать, что он гостил у богов — Птичий царь всё же, а не простой орёл.

После заката, когда я разжигал костёр, чтобы успеть заколдовать несколько амулетов для воинов Скегги, брат сам нашёл меня.

— А у тебя тут мило, — улыбнулся он, откинув шкуру, защищавшую мой скромный приют от ветра. — Можно?

Я кивну и указал на место у костра.

— Колдуешь?

— Собираюсь. Ночь хорошая. Сильная. Хороша для амулетов на защиту.

Скегги с уважением кивнул.

— Я рад, что ты помогаешь не только мне.

— Это несложно. Главное — есть и спать вовремя. А место здесь сильное. — Я отложил деревянные плашки с вырезанными рунами и уставился на брата. — Почему ты пришёл? Есть дело?

— Да… Не дело. Просьба.

— Рассказывай.

Скегги откупорил мех, и по воздуху потянуло кислятиной. Понятно, опять это противное вино. И что они все в нём нашли? Дорогое, неприятное… Не то что хмельной мёд.

— Ко мне тут на закате кормчие заявились. Все разом. Встревоженные, взбаламученные, словно морского змея увидали. Говорят, надвигается большая буря. С севера идёт, с Ледяного моря.

— Ну погода точно портится, — заметил я. — Уже несколько дней как. Это видно не только кормчим.

— Они говорят, это какая-то особая буря. Которая, если войдёт в Сверское море, то может целую луну оттуда не выйти.

— Я о таком не слышал.

— Кормчим я доверяю, — настаивал брат. — Среди них есть те, кто по морям в саму Сарскую империю ходил. Они точно дело знают и умеют читать по ветру.

— Так тебя беспокоит буря?

— Не совсем. — Скегги щедро отхлебнул из меха и уставился на меня. — Как только мы сюда прибыли, я послал весточку старому другу. Ярлу Сигуру. У него десять кораблей.

— Большое войско.

— Для нас — да. Мы договорились, что он присоединится к нам, потому и торчим здесь. Ждем Сигура. Но сейчас я в сомнениях. Если мы останемся пережидать бурю на Хавстейне, будет плохо. Здесь ничего не растёт, запасов мало. Хавстейн живёт, пока идёт торговля. А в бури корабли ходить не станут.

— А если отправиться на Эглинойр, то пойдём слишком малым числом, — добавил я. — Скверно.

— Я в отчаянии, брат. — Впервые за долгое время Скегги действительно показался мне напуганным, растерянным и… слабым. — Передо мной два пути, и ни один из них нельзя назвать верным. Что бы я ни выбрал, может случиться большая беда. Останемся здесь — помрём с голодухи, и я потеряю войско, которое собирал с таким трудом. Пойдём малым хирдом в Свергло — рискуем там же на берегу и погибнуть. Я же не знаю, как там нас встретят… Пока что обо всем этом знает только Глоди, остальные лишь о чём-то догадываются — я запретил кормчим болтать. Но положение незавидное.

Скегги умолк и долго собирался с мыслями, а затем протянул мне левую руку, раскрыв ладонь.

— Прошу тебя не как брата, молю как начертателя, что наделён силой и отмечен богами. Брось руны и окропи их моей кровью, Хинрик. Помоги спасти мой хирд.