Жаку
Бывает так, что, как вода, пузырится земля.
«Ягуар» Пола с мерным урчанием мчался по стремительно убегающей вдаль безупречно прямой дороге вдоль побережья Санта-Моники. Было тепло, влажный воздух пах бензином и ночью. Пол вел машину со скоростью девяносто миль в час. На нем были перчатки, похожие на те, что носят автогонщики, и мне почему-то было неприятно смотреть на его руки.
Меня зовут Дороти Сеймур, мне сорок пять лет, лицо слегка поношено, потому что жизнь не слишком-то меня берегла. Я — сценарист, довольно преуспевающий, и все еще привлекательна для мужчин, быть может потому, что они тоже привлекают меня. Я одно из тех отвратительных исключений, которые позорят Голливуд: в двадцать пять я с оглушительным успехом снялась в фильме, в двадцать шесть — укатила в Европу с одним художником левых взглядов, где и спустила все заработанные деньги. В двадцать семь я, никому не известная, без единого цента в кармане и с подпорченной репутацией, вернулась в Голливуд. Так как меня уже успели забыть, и мое некогда громкое имя перестало производить какое бы то ни было впечатление на неблагодарную публику, студия отказалась меня снимать и наняла в качестве сценариста. Я была довольна: автографы, фотографы и премии всегда наводили на меня скуку. Я стала «Тем, Кто Мог Бы Быть» (звучит, как имя какого-нибудь индейского вождя). К тому же крепкое здоровье и богатое воображение, которыми я обязана моему ирландскому дедушке, в конце концов помогли мне завоевать некоторую известность на поприще производства цветной чепухи, что, к моему удивлению, оказалось делом весьма доходным. Так, среди титров историко-эпических лент, снятых компанией «РКБ», зачастую можно увидеть мое имя, и иногда в ночных кошмарах мне является Клеопатра, которая с горьким упреком провозглашает: «Нет, мадам, я никогда не говорила Цезарю: «О, властелин моего сердца!».
Как бы там ни было, на сегодняшнюю ночь властелином моего сердца, или по крайней мере тела, предстояло быть Полу Бретту, и я заранее зевала по этому поводу.
И тем не менее Пол Бретт — очень симпатичный мужчина. Он представляет интересы «РКБ» и многих других кинокомпаний. Пол элегантен, мил, лицом похож на мальчика из церковного хора. Даже такие известные секс-символы нашего поколения, как Памела Крис и Лола Кревет, которые на протяжении десяти лет разбивали на экране состояния и сердца многих мужчин, а также свои собственные длинные мундштуки, были всерьез увлечены им и утопали в слезах после разрыва. Итак, у Пола было богатое прошлое. Однако, глядя на него в тот вечер, я видела лишь белокурого мальчика… маленького белокурого сорокалетнего мальчика, что действовало угнетающе. Но это должно было случиться: после двух недель цветов, телефонных звонков, намеков, свиданий женщина моего возраста считает своим долгом сдаться, по крайней мере в этой стране. И вот настал роковой день: в два часа ночи мы со скоростью девяносто миль в час приближались к моему скромному жилищу, и я с сожалением размышляла о важности сексуальных отношений в человеческой жизни. Хотелось спать. Но на это я не имела ни малейшего права, ведь мне уже хотелось спать вчера и три дня назад… Понимание Пола — «Да, дорогая, конечно» — сменится неизбежным: «Дороти, что происходит? Ты можешь рассказать мне все…». Так что мне предстоит со счастливым видом доставать из холодильника лед, искать бутылку виски, протягивать Полу стакан, в котором будут весело звенеть кубики замерзшей воды, и, наконец, раскинуться на кушетке в одной из соблазнительных поз Полет Годар. После чего Пол приблизится, поцелует меня и выразительно произнесет: «Это должно было случиться, не правда ли?». Да, это должно было случиться.
У меня перехватило дыхание. Пол издал сдавленный крик. Свет фар выхватил из темноты какого-то мужчину, который, как полоумный, или, скорее, как нелепое соломенное пугало из тех, что я видела во Франции, бросился прямо на нас. Должна признать, что мой белокурый малыш обладает отменной реакцией. Он ударил по тормозам, и машина, вильнув вправо, оказалась в кювете, как и ее очаровательная пассажирка — я имею в виду себя. Очнувшись от странных видений, я обнаружила, что мой нос упирается в траву, а руки вцепились в сумочку, что довольно-таки странно, учитывая мою привычку повсюду ее забывать. (Наверное, я так никогда и не узнаю, что заставило меня перед лицом смертельной опасности цепляться за этот маленький предмет.) Я услышала голос Пола, с трогательным беспокойством повторявший мое имя, и с облегчением снова закрыла глаза. Псих, вроде бы, не пострадал. На мне — ни царапины, Пол тоже цел, однако у меня появился формальный повод — нервный шок и тому подобное — провести эту ночь в одиночестве. «Все в порядке, Пол», — пролепетала я умирающим голосом и поудобнее устроилась на траве.
— Благодарение Богу! — воскликнул Пол, который любил прибегать к несколько архаическим выражениям романтического толка. — Благодарение Богу, дорогая, что ты не пострадала! На мгновение мне вдруг показалось, что…
Не знаю, что уж там показалось ему на мгновение, потому что в следующее мгновение, сплетаясь в каком-то неистовом объятии, мы скатились на десять ярдов вниз по откосу. Полуживая, ослепшая, я с раздражением скинула с себя руки Пола и увидела горящий, как факел, «ягуар». Как хорошо застрахованный факел, с надеждой подумала я. Пол тоже приподнялся и сел.
— Бог мой, — сказал он, — бензин!
— Там осталось что-нибудь еще, что может взорваться? — спросила я с мрачным юмором.
Тут я внезапно вспомнила о существовании того безумца. Может быть, в эту самую секунду он горит! Я вскочила на ноги, машинально отметив при этом, что у меня поползли оба чулка, и бросилась к дороге. Пол побежал за мной. Темная фигура распласталась на асфальте. Мужчина был вне досягаемости огня, однако не подавал признаков жизни. Сначала я увидела только каштановые волосы, которым пламя придавало рыжеватый оттенок, затем без труда перевернула его на спину, и мне открылось его почти детское лицо.
Поймите меня правильно. Я никогда не любила, не люблю и не буду любить очень молодых мужчин, хотя в последнее время это превратилось в настоящую моду даже среди моих друзей. Фрейдизм какой-то! Юнцам, у которых молоко на губах не обсохло, нечего делать в объятиях женщин, у которых на губах не высыхает виски. Однако лицо, увиденное мною тогда в свете пламени на дороге, такое молодое, но уже такое суровое и решительное, казалось совершенным и вызвало у меня странное чувство. Мне захотелось убежать от этого человека, и в то же время меня одолевало желание обвить его руками и убаюкать. И это при том, что у меня полностью отсутствует материнский комплекс. Моя дочь, которую я обожаю, удачно вышла замуж, живет в Париже и может лишь мечтать о том, чтобы пристроить мне свой выводок на лето, когда мне приходит в голову провести месяц-другой на Ривьере. Слава Богу, я редко путешествую одна и могу оправдать непродолжительность своих материнских визитов соображениями приличия. Но вернемся к той ночи и к Льюису — этого полоумного, этого пугало, этого потерявшего сознание незнакомца с симпатичной мордашкой звали Льюис — на какое-то мгновение я застыла над ним, не в силах даже положить ему руку на грудь, чтобы проверить, бьется ли сердце. Я просто смотрела на него, и мне было неважно, жив он или мертв. Позже мне придется горько раскаяться в этом странном, непостижимом ощущении, но совсем не в том смысле, в каком кто-то может подумать.
— Кто это? — строго спросил Пол.
Если что-то и восхищает в людях, работающих в Голливуде, так это их мания всех знать или, по крайней мере, узнавать. Вот и Пол никак не мог примириться с мыслью, что он не может обратиться по имени к человеку, которого несколько минут назад едва не переехал.
— Пол, мы не на вечеринке. Как ты думаешь, он ранен?… О!..
Коричневая краска, которая растекалась под головой юноши и лилась прямо мне на руки, была кровь. Я узнала ее тепло, липкость и ужасающую мягкость. Пол понял это одновременно со мной.
— Я уверен, что моя машина даже не прикоснулась к нему, — сказал он. — Наверное, его ранило при взрыве.
Пол распрямился, его голос звучал холодно и спокойно. Я начала понимать слезы Лолы Кревет.
— Дороти, ничего не трогай. Я иду звонить.
Он зашагал в направлении домов, черневших в отдалении. Я осталась одна на дороге, склонившись над человеком, который, возможно, умирал. Неожиданно он открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся.