Властелин сердец

Глава девятая

Похороны были пышными. За два месяца трагически погибло две голливудских знаменитости. Считая Джерри Болтона. Несчетное количество венков от бесчисленных живых покрывало кладбище. Я была с Полом и Льюисом. Три могилы… После Фрэнка был Болтон. И вот я снова иду по этим узким, ухоженным дорожкам. Я похоронила трех человек, таких разных и таких похожих своей слабостью, жестокостью, алчностью и разочарованностью, трех человек, охваченных безумием, столь же загадочным для них самих, как и для окружающих. И, если задуматься, это особенно угнетало. Что именно ставит жизнь между людьми и их самыми сокровенными желаниями, их пугающей решимостью быть счастливыми? Сам ли это образ счастья, который они рисуют для себя и который противоречит их жизни? Или это время? Или отсутствие такового? Или ностальгия, грызущая нас с самого детства?

Вернувшись домой и сидя между двумя моими мужчинами, я говорила об этом, задавая свои трудные вопросы и им, и звездам. Ни те, ни другие не могли мне ответить. Надо сказать, что звезды мигали столь же немощно на мои слова, как и глаза собеседников. Из магнитофона лились звуки «Травиаты», самой романтической музыки в мире, от которой меня всегда клонило к размышлениям. Наконец их молчание мне надоело.

— Льюис, ты счастлив?

— Да.

Его напряженный ответ должен был меня образумить, но я настаивала:

— И ты знаешь почему?

— Нет.

Я повернулась к Полу:

— А ты, Пол?

— Надеюсь, что скоро буду абсолютно счастлив.

Этот намек на наш предстоящий брак немного меня охладил. Я сделала вид, что не поняла.

— Но послушай, вот сидим мы здесь втроем, тепло, земля круглая, на здоровье не жалуемся, мы счастливы… Так почему же у всех наших знакомых такой голодный, хищнический взгляд?.. В чем тут дело?

— Имей совесть, Дороти, — простонал Пол, — я не знаю. Читай газеты, там полно статей на эту тему.

— Почему никто никогда не говорит со мной серьезно? — яростно воскликнула я. — Я что, глупая гусыня? Совсем дура?

— С тобой просто невозможно всерьез говорить о счастье, — ответил Пол. — Ты — живой ответ. Не могу же я обсуждать существование Всевышнего с самим Всевышним!

— Это потому, — коротко бросил Льюис и запнулся, — потому… потому, что ты хорошая.

Он резко поднялся, и на него упал свет из гостиной. Он поднял руки, словно собираясь произнести пророчество, да и вообще выглядел необычно.

— Ты… пойми… ты хорошая. Люди, в большинстве своем, плохие, и поэтому… поэтому не могут быть хорошими даже к себе самим, и…

— Боже мой, — отозвался Пол, — почему бы нам еще не выпить? Где-нибудь в другом месте?.. Ты с нами, Льюис?

Он впервые пригласил его, и, к моему удивлению, Льюис согласился. Мы решили отправиться в один из клубов хиппи рядом с Малибу. Все трое забрались в «ягуар» Пола, и я со смехом отметила, что внутри Льюис смотрится куда лучше, чем перед капотом, как было тогда, когда мы увидели его впервые. После этого мудрого замечания мы поехали вниз по дороге, и ветер свистел в ушах и слепил глаза. Я чувствовала себя замечательно, сидя между своим любовником и младшим братом, почти что сыном, — двумя красивыми, щедрыми, добрыми мужчинами, которых я любила. Я думала о бедной Лоле, погибшей и зарытой в землю, о том, как мне невероятно повезло, о том, что жизнь — это волшебный дар.

Клуб был переполнен молодежью, в основном бородатой и длинноволосой, и нам с трудом удалось отыскать свободный столик. Если Пол хотел меня просто заткнуть, то это ему вполне удалось: музыка так грохотала, что говорить не имело ни малейшего смысла. Но все же, вокруг скакала и прыгала веселая толпа, а виски оказалось вовсе недурным. Я не сразу заметила отсутствие Льюиса. Только когда он сел за наш столик, я обратила внимание на его странный, немного остекленевший взгляд. Это было странно: он никогда не пил много. Заиграла медленная музыка, я потанцевала с Полом, и уже возвращалась к столику, когда случилось непредвиденное.

Какой-то самоуверенный бородатый парень, попавшийся мне на пути, толкнул меня.

— Простите, — автоматически пробормотала я, но он так нагло на меня уставился, что мне стало страшно. Ему было лет восемнадцать, на улице наверняка стоял его мотоцикл, а несколько глотков спиртного оказались слишком большой дозой для его детского организма. Он очень походил на тех негодяев в кожаных куртках, о которых постоянно писали в журналах.

— Что ты здесь делаешь, старуха? — буквально пролаял он.

Чтобы выйти из себя, мне хватило секунды. А в следующее мгновение у меня перед глазами, словно снаряд, мелькнуло человеческое тело и вцепилось в горло длинноволосому. Это был Льюис. Они покатились по полу, переворачивая столики, прямо под ноги танцующим. Грохот был страшный. Я пронзительно окликнула Пола и увидела, как он пытается пробиться сквозь толпу в ярде от меня. Но молодежь, явно наслаждаясь зрелищем, стояла вокруг дерущихся плотным кольцом и не давала ему пройти.

— Льюис, Льюис! — крикнула я, но он с глухим рычанием катался по полу, все еще держа парня в кожаной куртке за глотку.

Так длилось примерно минуту, целую минуту настоящего кошмара. Внезапно они прекратили драку и, обессиленные, застыли на полу. В полумраке клуба их фигуры различались с трудом, но это затишье пугало куда больше ударов. Тут кто-то крикнул:

— Да разнимите, разнимите же их!

Сзади меня возник Пол. Он отпихнул зрителей, если их вообще можно так назвать, и бросился вперед. Затем я увидела руку Льюиса. Длинную, тонкую руку, вцепившуюся в горло неподвижно лежащего парня. Пол склонился над ним, разогнул, один за другим, его пальцы, после чего меня в полуобморочном состоянии довели до стула и усадили на него.

Конец истории довольно сумбурен. Толпа зажала Льюиса в одном углу, а в другом откачивала кожаную куртку. Так как никто и не думал сообщать в полицию, мы втроем тут же покинули клуб. Льюис казался спокойным, спокойным и отрешенным. Все молча сели в «ягуар». Пол тяжело дышал. Он достал сигарету, прикурил ее и протянул мне. Затем закурил другую. Мотор он пока не заводил.

Я повернулась к нему и, как можно веселее, сказала:

— Ну и ну… Вот так вечерок…

Он не ответил и, перегнувшись через меня, пристально посмотрел на Льюиса.

— Что ты принял, Льюис? ЛСД?

Льюис промолчал. Я резко выпрямилась на сидении и взглянула на него. Его голова была откинута назад, глаза уставились в небо, в другой мир.

— Впрочем это отнюдь не оправдывает того, — мягко продолжил Пол, — что ты едва кого-то не убил… Что случилось, Дороти?

Я замялась. Ответить было не так-то просто.

— Тот парень решил, что я немного… м-м-м… старовата для их компании.

Я ждала, что Пол рассмеется или возмутится, но он только пожал плечами, и мы тронулись с места.

Всю дорогу до дома в машине царило молчание. Льюис, похоже, спал, а мне не давала покоя мысль, что он, видимо, накачался своим любимым ЛСД. До сих пор я ничего не имела против наркотиков, просто мне лично хватало алкоголя, все же остальное меня пугало. Кроме того, я боялась самолетов, подводного плавания и психиатрии. Я чувствовала себя уверенно лишь на земле, сколько бы грязи на ней при этом ни было. Когда мы приехали, Льюис вышел первым, пробормотал что-то бессвязное и исчез в доме. Пол помог мне выбраться из «ягуара» и проводил меня на террасу.

— Дороти… помнишь, что я говорил тебе о Льюисе еще тогда?

— Да, Пол. Но ведь теперь он нравится тебе. Разве не так?

— Да. Это правда. Я…

На мгновение он запнулся, что совсем было на него не похоже, а затем взял мою руку и поцеловал ее.

— Он… знаешь, я думаю, он немного не в себе. Ему, кажется, жаль, что он не убил того парня.

— А кто может быть в себе после дозы этой жуткой дряни? — логично заметила я.

— Но факт остается фактом: он склонен к насилию, и мне не нравиться, что ты живешь с ним в одном доме.

— Честно говоря, я думаю, он слишком увлечен мною, чтобы причинить вред.

— В любом случае, ему предстоит стать звездой, и ты скоро от него избавишься. Так сказал мне Грант. Они решили построить на нем свою следующую кампанию. Что уж там, талант у него есть… Дороти, когда ты за меня выйдешь?

— Скоро, — ответила я, — очень скоро.

Я наклонилась и быстро поцеловала его в губы. Он вздохнул. Я оставила его и пошла в дом, посмотреть, что поделывает завтрашняя суперзвезда. Льюис лежал, растянувшись на моем мексиканском ковре и обхватив голову руками. Я отправилась на кухню, разогрела кофе и налила ему чашку, репетируя в голове речь с вреде наркотиков. Затем вернулась в гостиную, опустилась на колени рядом с ним и довольно энергично потрясла его за плечо. Никакого эффекта.

— Льюис, выпей кофе.

Он не двигался. Я еще сильнее встряхнула его. Видимо, он бился с ордой китайских драгун и разноцветными змеями. Это меня немного разозлило, но тут я подумала, как он дрался из-за меня час назад, а подобный поступок способен растопить сердце любой женщины.

— Льюис, дорогой, — шепнула я.

Он перевернулся на спину и бросился ко мне в объятия. Его трясли, колотили, душили какие-то странные, могучие рыдания, и он снова напугал меня. Он положил голову мне на плечо, мой драгоценный кофе пролился на ковер, а я, неподвижная, растроганная и испуганная, слушала, как с его губ прямо мне в волосы сыпались слова бессвязной исповеди:

— Я мог убить его… О, я должен был… еще бы секунда, и… Говорить все это… тебе… Ах, я должен был… должен был… его…

— Но послушай, Льюис, нельзя же так драться с людьми, это неразумно.

— Свинья… он же свинья… у него глаза зверя. У них у всех глаза зверей… у всех… ты не видела… Они бы оторвали тебя от меня и загрызли… тебя… тебя, Дороти.

Я погладила его по затылку, ласково взъерошила волосы и поцеловала в макушку, немного растерявшись, словно перед детским горем.

— Ну же, успокойся, все хорошо, все хорошо… — бормотала я ничего не значащие слова.

Стоя на коленях, с его головой на моем плече, я почувствовала, что у меня начинает сводить икры, и сказала себе: подобные сцены уже не для женщин моего возраста. На моем месте следовало бы оказаться юной, трепетной девушке, способной вернуть ему веру в себя и вкус к жизни. Я же хорошо знала, какой бывает жизнь, слишком хорошо знала. Наконец он успокоился. Я отпустила его, он осел и снова вытянулся на ковре. Укрыв его вязаной шерстяной шалью, я, еле переставляя ноги от усталости, отправилась наверх, в свою спальню.