Властители судеб Европы: императоры, короли, министры XVI-XVIII вв.

Вокруг имени Генриха IV Бурбона сложилось много самых разнообразных легенд. Его ловкость, изворотливость, острый ум, талант политического деятеля, любовные приключения, переходы из одной веры в другую по политическим мотивам, наконец, трагическая гибель от руки фанатика католика Равальяка способствовали созданию необычайно притягательного образа для историков и литераторов. Достаточно вспомнить произведения П. Мериме, А. Дюма и особенно Г. Манна. Образы, созданные этими писателями, неизбежно довлеют над нашим воображением, вызывая читательскую симпатию к этой действительно незаурядной личности. Примечательно еще одно качество первого Бурбона на французском троне: он был редким примером человека, которому удавалось обращать в свою пользу фатальный ход событий. Вдобавок он был единственным королем, пользовавшимся популярностью в народе. Легенды о Генрихе IV кристаллизовались в достаточно устойчивый миф. Великий французский просветитель Вольтер в своей эпической поэме «Генриада» характеризовал его как «политика для всех столетий». Даже для набожных католиков XVII в. он стал истинно католическим государственным деятелем.

«Король-солнце» Людовик XIV, при котором французский абсолютизм достиг расцвета, считал своего деда Генриха IV образцом монарха. Восставшие крестьяне Нормандии в 1639 г. называли период его правления «золотым веком». В годы Фронды [53]парижане собирались у подножия конной статуи Генриха IV, расположенной в конце острова Сите. Не обходилось в то же время и без курьезов. Казненный во время Французской революции конца XVIII в. король Людовик XVI изображал себя как второго Генриха IV, а его жена Мария-Антуанетта рассматривала себя как преемницу знаменитой любовницы короля Габриэллы. Секрет же популярности героя нашего очерка следует, очевидно, искать не только в личных талантах, но и в главной идее, осуществлявшейся в политике, которую он неуклонно проводил всю свою жизнь и которая была велением времени, — идее борьбы за прочное экономическое и политическое положение Франции.

Однако совершенно иную трактовку политики и личности Генриха IV предлагали немецкие историки XIX и первой половины XX столетия. Они, как правило, громогласно и безапелляционно объявляли Францию главным врагом объединения Германии и основной причиной ее политической раздробленности. Характерно, что работы, содержащие подобную оценку, появлялись обычно накануне войн, которые вела Германия против Франции: франко-прусской войны 1870–1871 гг., а также Первой и Второй мировых войн. Название одной из таких книг довольно красноречиво: «Генрих IV. Король Франции и Наварры. Противник германского мира». В этой книге знаменитый король предстает как родоначальник планов французского мирового господства, задумавший покорить мир еще до Ришелье и Людовика XIV. Без Генриха IV, глубокомысленно замечал ее автор, французы никогда не нашли бы путь к Рейну, а их вражда к немцам не стала бы столь значительной. Планы установления гегемонии Франции в Европе действительно проявлялись в политике Ришелье и стали совершенно определенными в действиях Людовика XIV, но разве в то время вопрос об объединении Германии стоял столь же остро, как во времена Реформации и Крестьянской войны, а затем в середине XIX в.? Для Ришелье главным врагом была не Германия как таковая, а австрийские и испанские Габсбурги, угрожавшие национальной независимости Франции, и в этом смысле кардинал явился продолжателем политики, начатой Франциском I и Генрихом II, хотя, подобно им, как только война переходила через государственные границы, он пытался осуществлять планы установления гегемонии Франции в Европе. Людовик XIV уже достаточно осознанно стремился к этому, и его главным противником были австрийские Габсбурги, вовсе не желавшие государственной централизации Германии в то время. Не сокрушив их, французский король не мог надеяться на осуществление своих планов. Но имел ли возможность рассчитывать на реализацию подобных замыслов Генрих IV, ставший королем после мучительных для Франции религиозных войн, когда над Европой начала нависать габсбургская угроза, весьма ощутимая для его страны.

Что же представлял собой Генрих IV Бурбон как человек? В нем уживались две личности. С одной стороны, он был отчаянным рубакой, любимцем женщин и острословом, с другой — ему были присущи изворотливость и дальновидность государственного деятеля, прекрасно чувствовавшего малейшие изменения политической ситуации. Случилось так, что образ бесстрашного воина и покорителя женских сердец в памяти потомков возобладал над образом искусного политика и дипломата. В данном случае легенды оказались гораздо привлекательнее реальности. Горячее солнце юга Франции словно вдохнуло в Генриха, сына короля Наваррского Антуана Бурбона и Жанны д'Альбре, родившегося 13 декабря 1553 г., темперамент и жизнелюбие, но в то же время он получил под руководством своей матери суровое протестантское воспитание. Его отец, также гугенот [54], перешел в католичество, поступив на службу к королю Франции. В 1562 г. Антуан де Бурбон умер, и 9-летний Генрих стал королем Наварры — небольшого государства в районе Пиренеев. В дальнейшем его личность формировали бурная политическая жизнь Франции и шумный парижский двор. Именно здесь он научился видеть в религии средство для достижения политических целей, а обман и вероломство рассматривать как наилучшее орудие в борьбе против сильных врагов. Среди политических и любовных интриг веселого двора короля Карла IX Генрих приобрел гибкость и изворотливость, многократно спасавшие его впоследствии.

Его друзья, строгие гугеноты Дюплесси-Морне и Агриппа д'Обинье, нередко упрекали своего господина за несерьезность и частое применение разных «военных хитростей», но это, однако, не означало, что он был беспринципным человеком. Такое поведение казалось вполне нормальным для политика-реалиста того времени. Вместе с тем Генрих Бурбон проявил себя как государственный деятель широкого масштаба, ему требовался европейский простор, куда он устремился со всей энергией и чисто французской веселой и легкомысленной отвагой. Он был одновременно и мужественным, хитроумным полководцем, и искателем приключений. С ясной улыбкой на лице и веселым взором он всегда находился в гуще сражения. С равным упорством боролся он за победу, врезаясь на коне в ряды испанской пехоты или покоряя сердце неприступной придворной красавицы.

Генрих IV оставил свое имя в ряду крупных военных реформаторов. Может быть, он не произвел такого великого переворота в военном искусстве, как это сделали в начале XVII в. статхаудер Республики Соединенных Провинций Мориц Нассауский и герой Тридцатилетней войны шведский король Густав II Адольф, но все же след его был довольно значительным. Герцог Александр Пармский в 1592 г., во время своего вторжения во Францию, был удивлен, увидев Генриха Бурбона скачущим на коне перед фронтом своего войска, и заметил по этому поводу: «Я ожидал увидеть генерала, а это офицер легкой кавалерии». Ближайший сподвижник короля герцог Сюлли и маршал Бирон говорили ему, что такое поведение во время битвы сопряжено с риском для жизни. Сам же Генрих считал, что, сражаясь во главе своего войска, он вселяет в сердца солдат уверенность в победе, и говорил так: «Лучше я умру с оружием в руках, чем буду жить, видя разрушенным мое королевство, и искать помощи у иноземных государств».

Он разбил кавалерию, вооруженную мечами и пистолями, на компактные эскадроны по шесть или семь рядов в глубину. Такая тактика уже использовалась с середины XVI в. в Германии, но ее эффективность была доказана Генрихом в боях при Монконтуре и Арне-ле-Дюк, и особенно в сражении при Иври, где его армия разгромила войска Католической лиги [55]. В дополнение к тяжеловооруженной кавалерии, король успешно использовал легкую для разведки и внезапных атак на противника. Посаженные на коней аркебузиры (или карабинеры) также стали очень эффективной силой. Эти новшества в тактике конницы позволяли ему добывать победы в боях при весьма ограниченных людских и материальных ресурсах. Все это, вместе с решительностью и смелостью самого Генриха, сделало его кавалерию предметом зависти в Европе конца XVI в.

Он любил охоту и азартные игры и порой проигрывал большие суммы. Свою вторую жену Марию Медичи и любовниц, законных детей и бастардов он обязал жить в мире чуть ли не бок о бок, что шокировало современников. Его упрекали в черствости и неблагодарности, но зато он никогда не был злопамятен. На его жизнь не раз посягали наемные убийцы и заговорщики, но месть Генриха Бурбона бывала жестокой лишь в силу необходимости. Он прекрасно знал цену попавшему в цель острому слову и часто пользовался этим бескровным оружием. Будучи равнодушным к вопросам веры, он дважды в сознательном возрасте отступался от протестантизма (во время Варфоломеевской ночи и в 1593 г., когда отречение сделало его законным королем Франции). Ко всему этому он умел разговаривать с простым народом, в памяти которого остались слова Генриха о курице, которая должна быть каждое воскресенье в праздничном супе крестьянина. Подавив народное восстание в 1598 г., он пошел вместе с тем на уступки крестьянам в целях достижения социального спокойствия, снизив прямой налог и запретив конфисковывать инвентарь за долги. Между 1600 и 1615 гг. цены на пшеницу в Париже были относительно низкими, хотя уровень сельскохозяйственного производства 1560 г. не восстановился и в 1600 г. В то же время за годы его царствования увеличились косвенные налоги (на соль, вино и т. д.). Но в памяти многих поколений он остался прежде всего как герой-воин и полководец, обольститель женщин и жизнерадостный бонвиван. Хотя именно он, и никто другой, заложил фундамент политики Ришелье.

Во главе государства

Вся политическая деятельность Генриха IV была направлена на укрепление национального суверенитета Франции и в то же время на достижение внутреннего мира и экономической стабильности, в чем и заключались причины симпатий французского народа к своему королю. Истоки политики Генриха IV восходят к событиям, происшедшим во Франции еще на первых этапах религиозных войн между католиками и протестантами-гугенотами. В сущности, это была борьба двух крупных дворянских партий Севера и Юга Франции за обладание политической властью в стране. Это соперничество делало весьма сложным положение королевского двора, где у власти фактически находилась вдова Генриха II Екатерина Медичи, будущая вдохновительница Варфоломеевской ночи, не желавшая усиления ни той, ни другой партии и стремившаяся главным образом к сохранению королевского престола за своими четырьмя сыновьями. Происходившая из рода флорентийских банкиров и приходившаяся племянницей папе Клименту VII, Екатерина Медичи выросла в атмосфере интриг и была виртуозом в закулисной борьбе. Она не понимала национальных интересов Франции и преследовала исключительно династические цели. После смерти Антуана Бурбона главой протестантской партии стал его наследник, тогда еще совсем юный король Наварры Генрих Бурбон. Дабы примирить враждующие группировки, было намечено заключить брак Генриха и Маргариты, дочери Екатерины Медичи и Генриха II. Существовал и другой вариант, правда, маловероятный: женитьба Генриха Бурбона на английской королеве Елизавете, но это было бы открытым объявлением войны католической Европе, и, кроме того, Елизавета вообще не собиралась выходить замуж. В этой ситуации главный советник Генриха Бурбона адмирал Гаспар де Колиньи предложил королю заключить брак с Маргаритой Валуа.

У Колиньи были свои далеко идущие политические планы. Религиозный конфликт во Франции стал к тому времени важным фактором европейской политики. Католическая партия, возглавлявшаяся герцогами Гизами, рассчитывала на поддержку испанских Габсбургов, а гугеноты — Англии и восставших против испанского владычества Нидерландов, а также протестантских княжеств Германии и королей протестантских государств Швеции и Дании. В основе замысла Колиньи лежало усиление антииспанской направленности внешней политики Франции. Колиньи предлагал сформировать союз в составе Франции, Англии и протестантских княжеств Германии. В его намерения входило также присоединение Нидерландов к Франции. Осуществление этой программы на практике привело бы к созданию федерации, в которой экономически развитые Нидерланды играли бы слишком большую роль, что не соответствовало интересам значительной части французских дворян и буржуазии. Антикатолическая программа адмирала была направлена, по сути, не только против Испании, но и против королевского двора, духовенства и Парижа и вела к преобладанию протестантизма над католицизмом. Поэтому против нее выступили двор и католический Париж, что и стало главной причиной Варфоломеевской ночи. В августе 1572 г. состоялась свадьба Генриха Наваррского и Маргариты Валуа, сестры короля Карла IX. Это было невиданное событие — католическая принцесса выходила замуж за лидера гугенотов. Многие из сторонников Генриха съехались в Париж, чтобы присутствовать на торжестве.

Этот брак знаменовал собой заключение очередного перемирия между гугенотами и католической партией в 1570 г., когда появился «эдикт примирения» Карла IX. Гугеноты получили свободу вероисповедания, и им были переданы четыре крепости на юго-западе Франции. Адмирал Колиньи стал советником при Карле IX. Брак Генриха и Маргариты должен был закрепить достигнутое соглашение, но он не оправдал этих надежд. Отношения королевского двора с гугенотами снова обострились, и, боясь потерять поддержку Гизов, возглавлявших католиков и имевших влияние даже большее, чем корона, Карл IX решил покончить с гугенотами одним ударом.

В канун праздника святого Варфоломея (24 августа 1572 г.) в Париже началось массовое избиение протестантов (их дома заранее отметили особым знаком — белым крестом). Гаспар де Колиньи был убит в числе первых. Сам Генрих Наваррский остался в живых лишь потому, что согласился стать католиком.

Ранее, в детском возрасте, когда его отец Антуан Бурбон перешел на службу к французскому королю и принял католицизм, маленький Генрих воспитывался как католик. Но после смерти отца мать снова обратила мальчика в кальвинистскую веру, в которой он и был рожден. Вероятно, эти события способствовали тому, что в зрелом возрасте король Наваррский стал с полным безразличием относиться к религии. И теперь, находясь перед выбором — потерять жизнь или сменить вероисповедание, — Генрих Бурбон выбрал второе.

События в Париже послужили сигналом для расправ с гугенотами по всей стране. Приблизительно в течение двух недель происходили погромы и убийства. Число жертв достигло несколько тысяч человек.

Генрих Наваррский в течение четырех лет после описанных событий жил при королевском дворе фактически в качестве пленника. Между тем политическая борьба в стране продолжалась.

Сторонники Гизов, сплотившиеся вокруг Католической лиги, стремились сделать своего главу Генриха Гиза королем. Политика Лиги проводилась под лозунгами борьбы против протестантов. Почувствовав опасность со стороны Гизов, ставший в 1574 г. королем Генрих III Валуа начал переговоры с лидерами гугенотов. Он попытался привлечь на свою сторону Генриха Бурбона, который в 1576 г., воспользовавшись поездкой на охоту, бежал из своего заточения в Лувре и снова принял кальвинизм. К вождю гугенотов был отправлен приближенный короля Рокслор с предложением обратиться в католическую веру и обещанием официально признать его наследником трона. Но Генрих, хорошо знавший нравы двора, не желал потерять поддержку гугенотов и, понимая, что католики не будут относиться к нему с таким доверием, отклонил это предложение.

Разумеется, позиция короля и попытка его соглашения с Генрихом Бурбоном не остались незамеченными католиками, в результате чего возникли две Лиги: Лига католических сеньоров и Лига парижской буржуазии. Лигу сеньоров возглавляли Генрих Гиз, его брат герцог Майенский Карл и архиепископ Реймский Людовик Гиз. С самого начала существования этого союза обнаружилась его теснейшая связь с испанской монархией, игравшей в то время роль бастиона католической реакции, и настроенным решительно против протестантов римским папой Григорием XIII. 31 декабря 1584 г. в Жуанвиле был заключен тайный договор между Лигой и испанским королем Филиппом II о защите католической веры во Франции и Нидерландах. Тем самым Лига связала себя с Испанией и в перспективе сделала возможным вмешательство испанской монархии во внутренние дела Франции. В создавшейся ситуации гугенотский лагерь должен был еще более интенсивно укреплять связи с протестантскими силами в Европе. Взаимное тяготение их к союзу основывалось не только на религиозных симпатиях, но и на антигабсбургских и антииспанских настроениях, ибо, являясь самой могущественной европейской державой того времени, Испания представляла собой угрозу самостоятельности многих европейских государств, к тому же она могла всегда рассчитывать на поддержку австрийских Габсбургов. Испано-английские отношения к тому времени уже грозили вылиться в открытый военно-политический конфликт. Республика Соединенных Провинций [56]вела борьбу с Испанией за независимость, да и немецкие князья посматривали с опаской на австрийских Габсбургов, — не попытаются ли те вновь, как во времена Карла V, уничтожить протестантизм в Германии.

Гугеноты давно уже установили связи с английским правительством. Еще в 60-х гг. молодая английская королева Елизавета оказывала некоторую поддержку их лидерам Антуану Бурбону и принцу Конде. 19 сентября 1562 г. было заключено англо-гугенотское соглашение о взаимопомощи. Оно не имело поначалу далеко идущих последствий, так как королева уже тогда не проявила особой склонности к предоставлению своим союзникам значительной денежной помощи. Денег в английской казне было мало, и, кроме того, Елизавета, прожившая юные годы в довольно стесненных обстоятельствах, хорошо знала им цену. Испанская угроза Англии нарастала. Это обстоятельство способствовало теперь сближению, хотя и довольно осторожному, Англии с Францией, причем не столько с королевским двором, сколько с гугенотами, и оказанию со стороны первой поддержки не только им, но и нидерландским повстанцам. Один из сподвижников Генриха Бурбона Дюплесси-Морне успешно действовал с этой целью при английском дворе в 1577–1578 гг., а затем в 1580 г. После него в Лондон был отправлен граф Франсуа де Сегюр-Парделлан.

Летом 1589 г. в окружении английской королевы вполне определенно возникла идея создания антииспанской коалиции в составе Англии, Франции, Республики Соединенных Провинций, Дании, немецких и итальянских князей. Но этому плану не суждено было осуществиться в полной мере, ибо кинжал доминиканского монаха Клемана прервал жизнь Генриха III, в руках которого, собственно, сходились все нити предполагавшегося союза. Единственным законным претендентом на французский престол стал Генрих Бурбон, так как в конце 1588 г. лидер партии Гизов Генрих Гиз, крупный политик и военный, реально имевший возможность занять трон, был убит приближенными французского короля. Католическая партия оказалась обезглавленной. Но Генрих Наваррский официально пока еще не стал королем и, таким образом, не мог заключать внешнеполитические союзы. Католическая лига склонялась к идее возведения на трон Филиппа II и добивалась одобрения этой акции со стороны римской курии. Папа Сикст V, ярый сторонник папской теократии и враг Реформации, сразу же опубликовал буллу об отлучении Генриха Бурбона от церкви и запрещении протестантам занимать королевский трон во Франции. Но Генрих нуждался в помощи извне со стороны Англии, других протестантских государств, поддержки которых он теперь добивался уже не просто как глава партии гугенотов, а как некоронованный король Франции.

Дипломатическая активность Генриха Наваррского разворачивается уже с начала 80-х гг. и не ограничивается миссиями Дюплесси-Морне и Сегюра. Генрих Бурбон ведет в эти годы весьма активную переписку с протестантскими государями, обращаясь к ним с просьбами о предоставлении военной и финансовой помощи.

Одновременно Генрих посылает письмо за письмом английской королеве. Он-то прекрасно понимает, что в обстановке обострения англо-испанских противоречий Елизавета нуждается в союзнике, противостоящем испанцам во Франции. Но ему нужны деньги и солдаты, и потому во имя защиты истинной веры Генрих просит у нее поддержки и денег, разумеется в долг: бережливая Елизавета просто так, за красивые глаза, денег бы ему не дала. При этом он рассыпается в комплиментах перед английской королевой и заверяет ее в своей искренней преданности. Впрочем, Елизавета прежде всего руководствовалась собственными политическими расчетами. Скаредность английской государыни Генрих будет вспоминать не один раз, когда придет время возвращать долги. Превосходно зная о достаточно сложных отношениях между Англией и Шотландией (Мария Стюарт, родственница Гизов и мать шотландского короля Якова VI, находилась тогда в английском плену), он выражает пожелание Якову VI всегда находиться в хороших отношениях с английской королевой для блага обеих сторон. В эти годы у Генриха Бурбона завязываются довольно тесные отношения с руководителем английской внешней политики лордом Берли.

После гибели у берегов Англии в июле-августе 1588 г. «Непобедимой Армады» политическая ситуация стала меняться. У протестантов Франции и Нидерландов зародились надежды на то, что Испания клонится к упадку, однако, потерпев поражение на море, она еще оставалась довольно сильной на континенте. Английский план создания объединенного союза Англии, Франции, Республики Соединенных Провинций, немецких и итальянских князей против Испании не осуществился. Став единственным претендентом на французский трон, Генрих Бурбон, хотел он того или нет, должен был скорректировать некоторые направления своей дипломатии. Если раньше он мог вовлекать во внутреннюю борьбу во Франции иностранные державы в качестве своих личных союзников, то теперь положение изменилось. Он должен был действовать уже как король Франции, а не как вождь протестантов, тем более что последние находились в государстве в меньшинстве, и для того чтобы упрочить свое положение, государю надо было привлечь на свою сторону католиков, одновременно не оттолкнув гугенотов. Кроме того, разумеется, он не мог и не хотел терять своих союзников-протестантов в Европе. Но это обстоятельство окончательно определило и позиции Гизов. До этого они могли прикрываться интересами веры и борьбы против еретиков-протестантов, теперь же им предстояло либо примириться с Генрихом и прекратить борьбу, либо еще теснее связать себя с Испанией и тем самым создать возможность для открытого вмешательства испанцев во внутренние дела Франции. Гизы сделали выбор в пользу Испании, тем самым потеряв немалую долю популярности среди французских католиков-патриотов: ведь было ясно, что испанцы постараются использовать свое вмешательство не столько для оказания помощи Гизам, сколько для ослабления Франции.

Поддержка протестантских государств в тот исторический момент была чрезвычайно необходима Генриху. Ведь почти все крупные города — Марсель, Тулуза, Руан, Ренн — в конце 1589 г. находились в руках Католической лиги. В Париже были достаточно сильны позиции сторонников Гизов: осада же столицы могла только усилить ненависть католиков к королю Наваррскому. Испанцы из Нидерландов откровенно поддерживали католических экстремистов. Генрих был вынужден лавировать, ибо только такая тактика могла принести ему успех.

В конечном счете, через несколько лет Гизы скомпрометировали себя союзом с испанской монархией. Папа Сикст V, поняв тщетность попыток покончить с Генрихом с помощью булл об отлучении, был готов на условии перехода того в католическую веру признать его французским королем. Но в 1590 г. Сикст V умер. В 1591 г. новый папа Григорий XIV издал две буллы с требованием отречения Генриха от кальвинизма и угрозой отлучения от церкви тех французов, которые намеревались признать еретика сувереном по династическому праву. На первое требование Генрих мог не реагировать, но второе заставило его призадуматься. И тогда 4 июля 1591 г. он подтверждает данное им еще 4 августа 1589 г. обещание утвердить во Франции католицизм и подчиниться решению национального совета, который изберет религию для государства. Но такой вариант не устраивает Эскуриал. Филипп II теперь непосредственно вмешивается вдела Франции. На том основании, что его дочь от брака с Елизаветой Валуа, дочерью Генриха II и Екатерины Медичи, должна стать королевой Франции в случае брака с французским дофином (каким именно, испанский король не уточнял), он объявляет себя протектором французского королевства. Угроза испанской интервенции во Францию становилась вполне реальной. Поэтому Генриху Бурбону так или иначе пришлось пойти на переговоры с папской курией об отречении от кальвинизма. Эти переговоры пытались сорвать испанцы и сторонники Католической лиги. Но самая большая трудность для Генриха заключалась в том, чтобы убедить в целесообразности подобного шага своих сторонников — гугенотов.

В январе 1593 г. в Париже собрались Генеральные Штаты, на которых Генрих объявил о своем намерении обратиться в католическую веру.

Обращение в католицизм, Нантский эдикт и мир с Испанией

К началу 90-х гг. XVI в. во Франции произошли значительные перемены. Страна была разорена войнами и грабежами, в ней царила разруха. По дорогам бродили шайки мародеров. Принцы и вельможи вели себя почти как самостоятельные государи. Начались выступления народных масс. В 1593 г. в Пуату, Лимузене, Перигоре крестьяне с криками «На грызунов!» стали нападать на имения дворян. Все это сыграло на руку Генриху Бурбону. Страна жаждала мира. Единственным выходом из создавшегося положения было восстановление единства Франции, символом которого мог быть, по тогдашним представлениям, только законный король. Но легитимными правами на королевский трон обладал только некоронованный король Франции, протестант Генрих Бурбон. Лишь католики-экстремисты были против него. Даже крупная парижская буржуазия, ранее и слышать о нем не хотевшая, соглашалась признать его французским королем, разумеется, при условии перехода того в католическую веру. В итоге управлявший Парижем комитет шестнадцати, куда входили наиболее ревностные католики, был разогнан. Перед Генрихом Бурбоном открылся путь на столицу. Католическое дворянство стало отходить от Лиги и решило апеллировать к Генриху Наваррскому. Единый король был нужен знати для сохранения ее сословных привилегий и власти. Дворянство было напугано Нидерландской буржуазной революцией и склонялось к сохранению старых феодальных порядков. Город Дьепп одним из первых высказался в пользу Генриха Бурбона. В окрестностях Парижа военные действия были прекращены. Заседания конференции, на которую собрались для выработки взаимоприемлемого решения представители католиков и гугенотов, были закрытыми.

В полдень 22 июля 1593 г. епископы и доктора богословия собрались в капитуле аббатства Сен-Дени. Начался диспут по вопросу об отречении короля от протестантизма. Теологи высказались в целом в пользу отречения. А в воскресенье 25 июля состоялась официальная церемония перехода Генриха Бурбона в католичество. Архиепископ Буржский начал с вопроса к Генриху: «Кто ты?» Генрих ответил: «Король Франции». Архиепископ снова задал вопрос: «Чего ты просишь?» На это Генрих IV сказал так: «Я прошу принять меня в лоно римской апостольской католической церкви». Архиепископ Буржский: «Просишь ли ты от чистого сердца?» Генрих IV: «Да, я хочу и прошу об этом». После этого Генрих Бурбон преклонил колена и произнес слова признания в верности католической церкви как истинный ее сын, что нелегко далось ему. Но это был важный дипломатический шаг на пути к объединению Франции.

Генрих IV был коронован 27 февраля 1594 г. согласно освященному веками обычаю в Шартрском соборе в Реймсе, после чего смог совершить торжественный въезд в Париж 22 марта того же года. Его армия входила в город через ворота Сен-Дени. Испанские войска повсюду изгонялись. Генрих, не желавший столкновений, позволил испанцам во главе с герцогом де Ферия организованно покинуть город в присутствии короля. Три тысячи испанских солдат в головных уборах и с оружием прошли пешим строем. Поравнявшись с королем, они снимали шапки. Так осуществилась одна из целей политики Генриха IV — изгнание испанцев.

Но окончательный внешнеполитический успех зависел еще и от позиции гугенотов, составлявших около 10 процентов населения Франции. Им Генрих IV стремился внушить, что его переход в католическую веру — не только гарантия внутреннего мира во Франции, но и сильный удар по попыткам Испании под предлогом борьбы с протестантизмом вмешиваться во внутренние дела страны. Видные гугеноты Тюренн, Тремойль и Шатильон были недовольны, так как надеялись создать гугенотское «государство в государстве». Другим поводом для возмущения могло служить то, что Генрих IV не проводил по вопросу о своем отречении широких консультаций среди кальвинистов. Нельзя сказать, что это было его ошибкой. Ближайшие советники короля понимали необходимость такого шага, но предупреждали об опасности, которую он может повлечь за собой и которая заключалась в разрушении единства лагеря гугенотов. Английская королева выразила сожаление по поводу обращения Генриха IV в католическую веру, мало того, она ужаснулась; но что, значила ее реакция по сравнению с единством страны и реальной королевской властью, которая позволяла быстрее всего укрепить Францию и сделать ее способной противостоять Габсбургам!

Обращение Генриха IV в католичество отнюдь не изменило его отношений с Республикой Соединенных Провинций и Англией, ибо национальные интересы страны требовали продолжения борьбы с Испанией, которую можно было вести только в союзе с этими странами. Филипп II не оставил надежд использовать Католическую лигу, хотя и изрядно потрепанную, для вмешательства во французские дела. 17 января Генрих IV объявляет войну Испании. Один из ближайших советников короля Вильруа видел в ней три важные цели: сорвать маску защитников религии, которую надели на себя враги короля, получить возможность перенести войну на испанскую территорию, наконец, убедить протестантские государства в том, что, став католиком, Беарнец [57]не собирается капитулировать перед Филиппом II и намерен освободить от иноземцев свои владения. Ведь испанский король не преминул бы воспользоваться еще далеко не стихнувшей религиозной борьбой во Франции для того, чтобы вновь ввергнуть страну в пучину гражданских войн. Антигабсбургский и антииспанский курс внешней политики Генриха IV определился совершенно четко и бесповоротно. Правда, некоторые французские католики опрометчиво полагали, что Генрих TV возглавит европейское католическое движение против протестантизма. Но вряд ли национальные интересы страны требовали вступления в союз на религиозной основе с австрийскими и испанскими монархами. Антигабсбургская линия достаточно ясно стала вырисовываться уже в первые годы царствования Генриха IV. Но думал ли он тогда о европейской гегемонии? В стране была разруха, необходимо было залечить раны, нанесенные тридцатилетней смутой, Франции непосредственно угрожала Испания.

Первостепенной задачей Генриха IV являлось укрепление внутриполитического положения во французском королевстве, а также упрочение центральной власти. Он не был создателем абсолютной монархии во Франции — она начала формироваться до него, но способствовал ее развитию: роль Генеральных Штатов при первом Бурбоне была невелика. Генрих IV без совещания с ними сообразовывался с политической обстановкой как внутри страны, так и за ее пределами и тогда принимал решения. Стиль его правления можно назвать авторитарным, что, впрочем, было обычным явлением для того времени. В письмах к своим ближайшим советникам он нередко указывал, что они — его верные слуги, но не более того. Обыкновенно он посвящал в свои планы очень узкий круг лиц, а порой не открывал своих замыслов никому. В письме к Дюплесси-Морне, спрашивавшего короля о том, справедливы ли слухи, что тот намерен в 1595 г. (в разгар войны) заключить мир с испанцами, Генрих IV высказался весьма характерно: «Хотя ни перед кем в мире, и менее всего перед своими подданными, я не должен отчитываться в своих действиях, но Вам, моему давнему слуге, перед которым я никогда не скрывал тайников своего сердца, я все же скажу, что я об этом совершенно не думаю и этого не сделаю».

В литературе часто бытует мнение, основанное на воспоминаниях ближайшего сподвижника Генриха IV герцога Сюлли (Максимилиана де Бетюна), этого финансового гения французской монархии конца XVI — начала XVII в., о том, что король хотел превратить Европу после сокрушения Габсбургов в федерацию из пятнадцати государств под эгидой Франции; во главе этого образования, в котором признавалось бы равноправие католиков и протестантов, должен был стоять общий совет с региональными советами, призванными улаживать международные конфликты; таким образом, в христианской Европе устанавливался бы вечный мир. Этот план Сюлли получил название «великого замысла». Может ли существовать аналогия между ним и идеей универсальной всеевропейской монархии, которую стремились реализовать Габсбурги во времена императора Карла V? Во всяком случае, если сравнивать эту программу и реальную внешнюю политику Франции тех лет, нельзя не отметить противоречивость французской дипломатии. К величию Франции и даже ее гегемонии стремились многие короли, и план Сюлли в этом смысле нельзя назвать полнейшей химерой. Такие замыслы в окружении Генриха IV вполне могли появиться, но в конкретной исторической обстановке того времени осуществление их было все же маловероятным.

Пока же Франции надо было думать не о гегемонии на континенте, а о защите своих границ в войне против Испании. Именно этими соображениями объясняются ее дипломатические связи с другими странами, прежде всего с Англией и Соединенными Провинциями. В начале 1596 г. в Париже распространилась невероятная новость, что испанцы исчезли из Кале. Елизавета Английская в ответ на просьбу французской стороны охранять Кале ответила, что может это сделать только на время переговоров между Францией и Испанией. Но, поразмыслив, английская королева, не желавшая франко-испанского сближения, согласилась на создание наступательного союза с Францией, что и было зафиксировано в двух соглашениях, подписанных в Гринвиче 24 и 26 мая 1596 г. Но реальная помощь, оказанная французам английской королевой, оказалась почти иллюзорной, ибо они получили не более 2 тысяч солдат. Елизавета обещала выделить еще и денежную сумму в размере 20 миллионов экю, но ее нужно было ждать. В обмен на эту довольно призрачную помощь Франция обязывалась не заключать мир с Испанией без согласования с Англией и Соединенными Провинциями. Но практически этот договор так и не вступил в силу, поскольку до конца 1596 г. сколько-нибудь активных военных действий ни с той, ни с другой стороны не велось. Генрих IV сам писал 17 июля 1594 г., что в борьбе с Испанией он вынужден просить помощи у английской королевы. Обращаясь к ней непосредственно несколько раз в 1595 г., он постоянно указывал на необходимость борьбы против общего врага. Впрочем, Елизавета не зря не хотела оказывать сколько-нибудь значительной помощи Франции. Во-первых, Генрих IV имел далеко идущие планы на море, что никак не устраивало английскую монархию, ибо французский король собирался сделать Ла-Рошель своим главным опорным пунктом для экспансии в Атлантике. Во-вторых, даже если бы Елизавета и хотела помочь Франции, у нее не было финансовых возможностей для этого. Правда, Сюлли не разделял планов Генриха IV превратить Ла-Рошель в базовый пункт французской колониальной экспансии и даже препятствовал героическому предприятию Пьера де Гуаста — основанию французской колонии в Квебеке. Он, как и Генрих IV, стремился к установлению авторитарной централизованной системы управления в стране, но вместе с тем был настроен против торговых компаний, считая, что они не соответствуют французскому темпераменту и что этим больше следует заниматься голландцам, Долгое время считалось, что агенты голландской Ост-Индской компании подкупили его для того, чтобы он стал противником основания французских торговых компаний, занимавшихся морской торговлей, но убедительных доказательств этого нет. С другой стороны, неимоверные усилия Сюлли в финансовой области способствовали тому, что во Франции к началу XVII в. был достигнут редчайший для того времени перевес в доходах государства над расходами. Сюлли был важен для Генриха и в другом отношении. Он являлся своего рода противовесом итальянской камарилье, окружавшей Марию Медичи, на которой Генрих IV женился в 1600 г., добившись за несколько месяцев до заключения брака формального развода с Маргаритой Валуа. Вместе с Марией в Париж прибыло 2 тысячи итальянцев, целая армия тосканских дворян, камеристок, чичисбеев [58], астрологов, во главе которой находились два блистательных кузена Вирджинио и Паоло Орсини. Относясь с презрением к французам вообще, считая их варварами, итальянцы постоянно вмешивались в придворные интриги и оказывали влияние на королеву. Необходимо учитывать также, что великие герцоги Тосканские не были вполне самостоятельными по отношению к испанской короне. Опора на Сюлли обеспечивала Генриху IV надежные тылы во внутренней политике и давала возможность готовиться к дальнейшей борьбе с испанскими Габсбургами. Генрих прекрасно понимал, что продолжение религиозных споров в стране дает испанскому королю повод для постоянного вмешательства в дела Франции.

Обстановка в стране была чрезвычайно сложной. Между 1594 и 1598 гг. гугеноты укрепили свои провинциальные организации. Король использовал для переговоров с гугенотскими ассамблеями наиболее способных дипломатов из числа умеренных католиков, таких как историк Жан-Огюст де Ту, Гаспар де Шомбер, а также протестанта Соффре де Калиньона. Но они были инструктированы не давать гугенотам новых гарантий, и поэтому переговоры шли достаточно туго. В начале 1598 г. Генрих ГУ двинулся в Бретань с 14 тысячами солдат, чтобы подавить последние очаги сопротивления сторонников Лиги, которые довольно быстро капитулировали. 20 марта было подписано соглашение, по которому герцог Меркер отказывался от своего управления в Бретани, получив в качестве компенсации 4 миллиона 295 тысяч ливров. Кроме того, была достигнута договоренность о браке единственной дочери герцога и сына Генриха IV от его любовницы Габриэллы д'Эстре. После этого гугенотские предводители встретились и согласились принять королевские условия. Итоги этого компромисса отразились в Нантском эдикте, подписанном королем в апреле 1598 г. Условия его были таковы: гугеноты получили право свободно исповедовать кальвинизм (кроме ряда городов, в том числе Парижа), однако католическая церковь была объявлена государственной. Гугенотам разрешалось созывать свои политические собрания, они могли занимать государственные должности наряду с католиками. В качестве гарантий исполнения договора им были оставлены несколько крепостей с правом автономии, независимых от центральной власти. Фактически возникло гугенотское «государство в государстве». Нантский эдикт открыл дорогу умиротворению внутри страны и вместе с тем переговорам о мире с испанцами, так как после его появления исчезал предлог для вмешательства во французские дела по религиозным мотивам.

Но этим не были решены все проблемы. Не хватало денег на содержание наемных армий, необходимо было выплачивать долги английской королеве. Сюлли выколачивал деньги из провинций, приобретя в результате ненависть провинциальных казначеев и уважение короля, так что в 1598 г. он был назначен сюринтендантом финансов, то есть главой королевского казначейства. Уплата долгов Англии, Республике Соединенных Провинций и тосканским банкирам была проведена очень сложным, но успешным для французской казны образом: например, 13 января 1596 г. король обратился к Генеральным Штатам Республики Соединенных Провинций с просьбой о продлении выплаты ими денежных субсидий на содержание французской армии, «ибо в этом как никогда величайшая нужда». Кроме этого, король изыскивал и другие способы обогатиться. Генрих IV однажды заметил в письме Елизавете, что он хотел бы заключить брак с приданым, который дал бы ему возможность оплатить долги. Что он и сделал в 1600 г., женившись на толстой и некрасивой, к тому же засидевшейся в девичестве Марии Медичи. Портреты Марии кисти Рубенса все же несколько приукрашивают ее внешность. Эта представительница рода великих герцогов Тосканских, титул которых лишь недавно получило купеческое флорентийское семейство Медичи, была, как все ее родственники, одновременно провинциалкой и интриганкой. Генрих знал об этом, но Мария обладала тем, в чем он тогда крайне нуждался, — деньгами. Отец невесты Фердинанд I дал за дочерью в качестве приданого 5,5 миллиона ливров. Действительно, это была финансовая сделка! Но сумма приданого оказалась меньше суммы долгов и могла только облегчить бремя их выплаты. Одной английской королеве Генрих IV должен был выплатить 4 миллиона ливров. К этому нужно добавить задолженность лондонским купцам, которые, не стесняясь, называли французского короля «неблагодарным Антихристом».

В 1603 г. Сюлли возвратил Англии только треть необходимой денежной суммы. Финансовые споры продолжались вплоть до 1610 г. — года смерти Генриха IV. Сложность ситуации заключалась еще и в том, что Франция субсидировала Республику Соединенных Провинций, возобновившую войну с Испанией, и поэтому английская сторона соглашалась с отсрочкой выплаты долгов. Мало того, французские деньги шли в счет уплаты долгов Республики, и, таким образом, взаимные финансовые претензии становились средством дипломатии. Хуже обстояло дело с немецкими князьями. В 1599 г. князь Христиан Ангальтский согласился с отсрочкой уплаты денег, но в 1602 г. его терпение лопнуло. Вместе с тем, хотя голландцы, англичане и швейцарцы все же получили в том или ином виде компенсацию, немецкие князья остались ни с чем. Некоторые итальянские банкиры (Бонвизи, Сардини, Каппони) умерли, не получив обратно предоставленные деньги. Только Заметти получил возмещение, во-первых, потому, что оказывал финансовую помощь в тяжелые для французского короля 1597–1598 гг. и еще потому, что имел прочные позиции при французском дворе.

Все эти сложные финансовые перипетии очень хорошо объясняют необходимость заключения мира с Испанией. Победить испанцев в таких условиях было в то время невозможно. Поражение же испанского флота при Кадисе от англичан, очередное расстройство в финансовых делах, безуспешность войны с Соединенными Провинциями рассеивали иллюзии Филиппа II, понявшего необходимость пойти на соглашение с Францией. Заключенный и Вервене 2 мая 1598 г. мир между Францией и Испанией повторял условия мира в Като-Камбрези 2–3 апреля 1559 г., т. е. сохранял господство испанцев в Италии, но в то же время гарантировал незыблемость национальных границ Франции. По существу, это был вынужденный компромисс: хотя мечта Филиппа II подчинить Францию не осуществилась, Испания еще полвека сохраняла свое военное и политическое преобладание в Западной Европе.

Кто главный враг?

Но вражда с Испанией не прекратилась, что хорошо сознавалось с обеих сторон. Поэтому Генрих IV продолжал поддерживать Республику Соединенных Провинций, укреплять финансы и внутренний мир в самой Франции. С этой целью он стремился урегулировать отношения с итальянскими государствами, прежде всего с Савойей, по вопросу о Салуццком маркизате, расположенном на границе с Францией. Испанская дипломатия, естественно, всячески препятствовала заключению этого соглашения. Наконец в декабре 1599 г. в Париж прибыл сам герцог Савойский Карл-Эммануил. Французский король предложил ему вместо Салуццо герцогство Брессе. Но испанцы подстрекали того не соглашаться, поскольку не желали видеть Брессе в руках французов и потерять возможность вводить через эту территорию свои войска на землю Франции. В конце концов, Генрих IV в августе 1600 г. объявил Савойе войну. Вступление на ее территорию 50-тысячной французской армии оказалось решающим, и к концу 1600 г. французы овладели всеми землями герцогства к западу от Альп. Испания предоставила Савойе денежную помощь в размере 2 миллионов дукатов, испанские войска уже собирались в Милане. Но в это время Генрих IV опередил испанцев и спешно принял предложение папы Климента VIII о посредничестве, которое он получил в январе 1601 г. Это был тот самый Климент VIII, который, узнав о Нантском эдикте, произнес: «Меня распяли». Во всяком случае, ему было трудно теперь открыто выступать против французского короля. Кроме того, папа, подобно некоторым своим предшественникам, пытался быть совершенно независимым от Испании. На этом и строил свою римскую политику «беарнский лис», как называли Генриха IV его противники.

Попытки Габсбургов окружить Францию со всех сторон своими владениями, тем более что часть наследственных земель самого Бурбона находилась в их руках, не прекратились. Разрыв кольца габсбургских владений со времен Франциска I являлся одной из исторических задач французской внешней политики, и в этом смысле Генрих IV был ее активным продолжателем. С 1601 по 1610 г. на французских границах царил мир, но он был очень хрупок и непрочен, чреват конфликтами и катаклизмами. Франция сохраняла его дипломатическими средствами: с одной стороны, сдерживала Габсбургов, а с другой — помогала своим традиционным союзникам среди малых государств Северной Италии, Германии, швейцарских кантонов. Особенно активно французская дипломатия действовала среди протестантских князей Германии, давних противников Габсбургов. Но князья постоянно враждовали друг с другом, что затрудняло опору на них. В результате Генрих IV сосредоточил внимание на поисках поддержки соседних с Францией князей и городов Рейна. Когда герцог Савойский обнаружил явное стремление напасть на Женеву, Генрих IV дал понять женевцам, что Франция их поддержит. В то же время он, ясно осознавая, что воевать с Испанией французам в эти годы не под силу, старался поддерживать мирные отношения с испанской монархией. Смерть Филиппа давала в этом смысле некоторые надежды, но испанское правительство действовало в ином ключе. Арестовав племянника французского посла в Мадриде, испанцы, вместо принесения извинений, двинули войска к Пиренеям и к Франш-Конте. Генрих IV в качестве ответной меры поддержал заговор морисков в Валенсии. Одновременно французский король с помощью тайных субсидий оказывал воздействие на позиции статхаудера Нидерландов Морица Нассауского. Наконец, 23 января 1608 г. голландцы подписали с Францией союз, который мог для них оказаться полезным в случае разрыва соглашения между Францией и Испанией. Но Генрих IV пошел дальше, став посредником в заключении перемирия между Республикой Соединенных Провинций и Испанией на 12 лет, что могло ему помочь в сближении с весьма осторожным английским королем Яковом I Стюартом, сменившим на английском престоле умершую в 1603 г. Елизавету.

Еще в 1602 г. английская королева пожелала, чтобы между Францией и Испанией был заключен новый мир на более благоприятных для Франции условиях, но Генрих IV просил своего посла в Лондоне де Бомона отвечать английской королеве, что его «королевство еще столь бедное и исполнено столь дурными настроениями, что есть необходимость их успокоить, применив власть». Собственно, предыдущая и последующая дипломатическая деятельность Генриха IV и объясняется стремлением обеспечить внутренний мир, улучшить экономическую обстановку в стране и уже затем усилить политическую активность на европейской арене. Ибо когда в том же 1602 г. Елизавета предложила Генриху IV вступить в союз с ней и Морицем Нассауским против Испании, французский король не счел данный момент подходящим для этого. Его посол де Бомон отвечал английской королеве, что Генрих IV сможет продолжить войну с Испанией в том случае, если ему позволят внутренние дела королевства. Смерть Елизаветы прервала эти переговоры. Отношения с Англией после смерти Елизаветы начали приобретать более осторожный и неопределенный характер. Был ли тут виноват новый английский король Яков I, перенесший на Англию методы управления, к которым он привык в условиях раздираемой противоречиями Шотландии, трудно сказать. Суть дела скорее в том, что в самой Англии обострялась внутриполитическая ситуация, приведшая в конце концов к Английской буржуазной революции середины XVII в. В целях умиротворения Яков I лавировал между различными политическими силами и государствами Западной Европы, начиная с Франции, протестантских княжеств Германии и кончая римским папой. Точнее, чем неопределенными, его действия назвать невозможно. Яков I старался оставаться со всеми в хороших отношениях и поэтому был чрезвычайно пассивен на международной арене. Объективно такая позиция вела к ослаблению роли Англии в западноевропейских делах. К тому же надо было учитывать, что Испания оставалась главной угрозой для нее, и вследствие этого лондонскому правительству следовало поддерживать союзные отношения с Францией и Соединенными Провинциями. Но Франция при Генрихе IV еще не достигла той силы, что при Людовике XIV и даже при Ришелье. Это было еще одно соображение, которым руководствовался Яков I, не решаясь связать судьбу Англии с политикой Генриха IV. Кроме того, англо-французское соперничество в Леванте продолжалось во время царствования Якова I, т. е. до 1625 г., и ухудшило отношения между двумя государствами. Все это в конечном счете повлияло на решение английского короля заключить в 1604 г. мир с Испанией, тем более что расходы на войну были огромными, а результаты незначительными. Английский король тем самым переложил основное бремя расходов по поддержке Голландии на плечи Генриха IV и отстранился от активной антигабсбургской линии своей предшественницы.

Безусловно, англо-испанский союз ни в коей мере не устраивал французского короля, и он прилагал большие усилия для возвращения Англии в лагерь противников Габсбургов. В письме к своему послу в Лондоне Бомону от 22 июля 1604 г. Генрих IV выражал искреннее сожаление по поводу заключения англо-испанского мира: «Если бы я мог только поверить в то, что можно отвратить короля Англии от этого мира, я бы предложил ему начать войну, дабы изгнать испанцев из Нидерландов, и не остановился бы ни перед какими трудностями, но Вы знаете, насколько этот король всегда показывал себя далеким от такой мысли…» Когда же английское правительство, испугавшись усиления Габсбургов, решило выслать экспедицию в защиту подвергшихся агрессии со стороны католических князей Германии герцогов Юлих-Клеве, владетелей небольшого княжества в нижнем течении Рейна, назрела необходимость заключения англо-французского соглашения. Во время переговоров Роберт Сесиль, отличавшийся откровенно антииспанскими настроениями, спросил у французского посла, что произойдет, если Испания вмешается в клевский конфликт. Тот ответил, что Франция сделает все возможное, чтобы англо-французский оборонительный союз оказался действенным. Но гибель Генриха IV от руки Равальяка склонила осторожного Якова I к проведению прежней политики.

Для ведения войны европейского масштаба были необходимы солдаты, оружие, корабли и многое другое. Подготовка к войне требовала напряжения всей финансовой системы королевства. Начиная с 1608 г. Генрих IV и Сюлли повсюду искали деньги. Но кроме них нужны были и союзники. Особенно важной в этом плане была для Франции позиция протестантских князей Германии. Одновременно французский король получал письма от курфюрста Пфальцского и герцога Вюртембергского с предложениями о создании нового союза для защиты их интересов, особенно в связи с началом клевского конфликта.

Конфликт из-за Клеве разгорелся после того, как католик герцог Баварский расправился весной 1607 г. с протестантским городом Донаувертом, который он под предлогом защиты своих тамошних единоверцев захватил силой и, отменив в нем Реформацию, присоединил к своим владениям. В ответ соперничавшие ранее за пальму первенства глава кальвинистов курфюрст Пфальцский и глава лютеран курфюрст Саксонский на рейхстаге 1608 г. выступили с протестом. Император Рудольф II распустил рейхстаг, после чего в том же году был создан Протестантский союз военно-политического характера под главенством курфюрста Пфальцского Фридриха IV. В противовес этому союзу католические князья основали в 1609 г. Католическую лигу под главенством Максимилиана Баварского, начавшего сразу собирать армию. Война становилась неизбежной. Поводом к ней мог стать конфликт из-за наследства умершего в том же году герцога Юлих-Клеве, ибо предводители Католической лиги не хотели, чтобы это герцогство, занимавшее важное стратегическое положение (оно закрывало проход из Германии в Нидерланды, будучи расположенным между протестантскими княжествами), досталось протестантам. Католическую лигу поддерживала Испания. Так что конфликт из-за Юлих-Клеве грозил превратиться в европейскую войну. Для Франции в создавшейся ситуации было особенно опасным начавшееся сближение двух ветвей Габсбургского дома. Поэтому Генрих IV задумал предпринять превентивную войну против Габсбургов и нанести удар им в Германии, прежде чем они раздавят германских протестантов и затем примутся за Францию.

Во время обсуждения вопроса о войне в Королевском совете вспыхнули споры. Президент Совета Жанен, канцлер Силлери и крупнейший дипломат Вильруа склонялись к миру и союзу с католическими державами. Королева Мария Медичи и исповедник короля отец Котон шли еще дальше, высказав пожелание заключить прочный союз с Испанией. Сюринтендант финансов Сюлли был, естественно, против такой позиции. Он настаивал на проведении войны. Злые языки, правда, поговаривали, что Сюлли имел экономические интересы во Фландрии, но не это, конечно, было главным. Мнение Сюлли поддерживалось гугенотами в Королевском совете.

В октябре 1609 г. Генрих IV в ультимативной форме потребовал, чтобы испанские войска и администрация удалились из герцогства Юлих-Клеве. Французский король начал также концентрировать войска в Шампани, чтобы вести их на нижний Рейн. Таким образом, Германия становилась центром внешней политики Генриха IV, а поддержка протестантских князей — средством борьбы против Габсбургов. В декабре 1609 г. Генрих IV обращается к князьям Империи с предложением дружбы и обещанием помощи в случае войны с императором Священной Римской империи и королем Испании. 20 декабря 1609 г. эрцгерцог Австрийский Леопольд опубликовал эдикт с обвинением против протестантских князей Германии. А незадолго до этого принц Конде, отправившийся в Нидерланды, был схвачен там под предлогом нарушения границ. Поскольку принц, недовольный тем, что Генрих IV пытался сделать его молодую шестнадцатилетнюю жену своей любовницей, стал противником короля, это давало испанцам повод, защищая права принца, возобновить гражданские войны во Франции. Генрих IV начал переговоры с князьями достаточно быстро. Одновременно, а точнее 30 января 1610 г., армия Протестантского союза выступила в поход против эрцгерцога Леопольда. Римский папа Павел V под страхом отлучения осудил военные приготовления, желая, как видно, предотвратить прежде всего выступление Генриха IV. Между тем французский король уже собрал для поддержки германских протестантов 30 тысяч солдат. После заключения перемирия с Савойей было подготовлено еще 14 тысяч пехотинцев и 4 тысячи всадников. 22 февраля 1610 г. он отправляет в Англию своего посла де ля Бодери, чтобы убедить английского короля укрепить союз между Англией и Францией и склонить того на сторону протестантских князей Германии. Уже было принято решение 19 мая 1610 г. атаковать границы Империи и Испании одновременно на Рейне и со стороны Наварры. Папский нунций Убальдини срочно отправился в Париж и уже 27 апреля беседовал с Генрихом IV, указывая на ужасы войны и осмелясь упомянуть о нестабильном внутреннем положении во Франции, чреватом опасностями для самого французского короля. Генрих IV ответил: «Не хотелось бы терять плоды моих усилий по подготовке к войне, которая уже стоила мне 500 или 600 тысяч экю, я ничего не изменю. Папа хочет все получить от меня и ничего от испанцев». Убальдини пытался уверить Генриха IV, что война не улучшит положения Франции и что для помощи Юлих-Клеве требуется не более 8-10 тысяч солдат. На это французский король заметил: «Я знаю, что делаю. Мои друзья знают, что я ничего не желаю лично для себя». — «Сир, но мир в христианском мире еще в Ваших руках». — «Если Вы хотите мира, сделайте так, чтобы испанцы подали какой-нибудь знак доброй воли». — «Дайте время Его Святейшеству добиться этого». — «Хватит ожиданий, я решил двинуть армию 15 мая». После этого разговора папа все еще сохранял надежды остановить французского короля. Два экстраординарных посла были Отправлены в Париж и Мадрид. Убальдини снова беседовал с королем 7 мая. Он уверял Генриха IV, что в Праге папский нунций добивается от императора благоприятного для Франции соглашения. Французский король остался непреклонен.

Но 14 мая 1610 г. кинжал фанатика католика Равальяка, давно выслеживавшего свою жертву, оборвал жизнь Генриха IV. Следствию, впрочем довольно поспешному и поверхностному, так и не удалось выяснить, кто же подослал убийцу. Он молчал, несмотря на жестокие пытки. Лишь по косвенным данным (обучение Равальяка в коллеже иезуитов) можно было подумать, что кинжал был направлен иезуитами. Равальяка казнили на Гревской площади 27 мая 1610 г. В итоге расследования была принята выгодная для двора версия об убийце-одиночке. Некоторых вельмож подозревали в том, что они знали о готовящемся покушении. Поэтому Равальяка постарались побыстрее отправить на тот свет.

Католический лагерь был удовлетворен. Император Рудольф II обрадовался при известии о смерти Генриха IV, назвав удар Равальяка «божественным провидением, которое часто помогало светлейшему Австрийскому дому». Но не только враги торжествовали победу. Новое католическое правительство Франции, стремившееся ограничить еретиков-гугенотов, получило свободу действий, и французская армия, уже направлявшаяся к Рейну, была распущена. В Париже отказались от продолжения союза с протестантами. Несколько позднее, в 1615 г., был заключен брак сына покойного монарха Людовика XIII и Анны Австрийской, который должен был символизировать примирение Империи и Франции. Политика Кончини, а затем и Люиня, фаворитов Марии Медичи, не была национальной. Они старались отойти от европейских дел, страна погрязла в пучине внутренних смут, и лишь в 1624 г., когда к власти пришел Ришелье, правительство вновь вернулось к политике, направленной на защиту национальных интересов Франции. Естественно, что Габсбургам были на руку смуты во Франции, ибо в это время они не подготовились к войне европейского масштаба. Австрийские Габсбурги не стали искоренять протестантов в собственных владениях, напротив, даже предоставили чехам свободу вероисповедания. В глубокой тайне готовились они к тому моменту, когда можно будет сделать решающий шаг к восстановлению своей универсальной монархии. Ведь Австрия еще не решила все проблемы с турками, не были отвлечены на других театрах военных действий потенциальные союзники Франции и протестантских князей Германии — Дания и Швеция.

Кинжал Равальяка предотвратил превентивную войну антигабсбургских сил Европы против Империи. И тут возникает вопрос: не было ли решение Генриха IV начать войну именно в 1610 г. ошибочным? Ведь после его гибели во Франции некому было продолжить это предприятие. Его смерть повлекла за собой период длительной политической смуты во Франции и резкое изменение в соотношении политических сил в Европе. Если со смертью Филиппа II в Испании практически ничего не изменилось, то с исчезновением с политической сцены великого политика и дипломата Генриха IV ничто не могло уже оставаться в прежнем состоянии. Генрих IV не успел реализовать все свои планы. Какую пользу он мог бы принести своей стране, если бы не погиб в расцвете сил!