Власть

10

Шанхай

В тридцатых годах двадцатого столетия Шанхай был крупнейшим городом Китая, а для любителей книг о дальних странах – воплощением интриг, заговоров и романтики, которыми был так богат «таинственный восток».

Китайцы, однако, видели другой Шанхай – тот, что символизировал оборотную сторону иностранной интервенции: где чужие армии защищали интересы иностранного бизнеса, дети работали по тринадцать часов в день на фабриках, принадлежащих западным промышленникам, а в парках висели объявления, уведомляющие о том, что нахождение на их территории собак и китайцев запрещено.

В этом Шанхае на американских фабриках эксплуатировали рабский труд китайцев, лишившиеся родины московские графини занимались проституцией и шпионажем; торговцы опиумом, контрабандисты, занимающиеся ввозом оружия, и британские банкиры были увлечены отчаянной погоней за барышами; калеки-попрошайки, фанатики-коммунисты и девочки-проститутки жили неосуществимыми мечтами.

Шанхай. Калейдоскоп людей, богатства, деградации и махинаций. Царица Востока и китайская блудница.

Героический период в истории города начался с Опиумной войны 1842 года, когда Китай попытался воспрепятствовать Британии наводнить страну опиумом. Британия выиграла эту войну, заставив Китай отдать ей Гонконг и открыть пять китайских портов, среди которых был Шанхай, для британских торговцев. Америка, Франция и Япония потребовали для себя аналогичных «концессий» – размещения на китайской земле своих банков, фирм, занимающихся импортом и экспортом товаров, военных баз. Причем все концессии, включая консульства, не подчинялись китайским законам.

Через сто лет Шанхай превратился в богатейший и оригинальнейший из всех китайских городов, где слились воедино запад и восток. Пришельцы с запада построили для себя небоскребы и похожие на крепости «компаунды», – большие уродливые здания, расположенные на широком бульваре вдоль реки Хуанцу. За пределами китайской части города районами, занятыми иностранцами, руководили сами обитатели, охраняя их с помощью собственной армии и полиции. Войска, морские пехотинцы и полиция бдительно охраняли крупнейшие заграничные капиталовложения в мире. Доля одной только Англии в шанхайских капиталовложениях составляла больше четырех миллионов фунтов стерлингов.

Иностранное экономическое господство не сделало богаче большинство китайцев, жизненный уровень которых был чрезвычайно низким. Оно лишь обозлило их, создав в Шанхае благодатную почву для появления революционеров, радикалов и политических экстремистов.

В 1921 году на втором этаже шанхайской школы для девочек, что на улице Счастливого предприятия, была основана Коммунистическая партия Китая. Партия эта сразу вступила в конфликт с генералом Чан Кай-ши, невысоким, со скрипучим голосом, руководителем Гоминьдана, наиболее влиятельной политической партии Китая. Гоминьдан стремился показать себя прогрессивной партией, ставящей своей целью удалить из страны всех иностранцев и создать мощное демократическое государство, однако на деле Гоминьдан был не прогрессивной, а некомпетентной и насквозь коррумпированной организацией.

На деле власть в процветающем Шанхае принадлежала Триадам. Тайные общества обогащались на торговле наркотиками, на азартных играх, вымогательстве и публичных домах, число их исчислялось тысячами человек. Среди союзников и сторонников Триад были дипломаты, банкиры, общественные деятели. Чан Кай-ши сам долго состоял членом Триады, что воспитало в нем уважение к безграничной власти секретных обществ.

Задумав захватить Шанхай, китайскую «жемчужину», Чан отказался от мысли использовать для этого армию, поскольку считал своих людей неспособными выполнить столь важную задачу. Лучше положиться на Триады, которые никогда его не подводили. Как и обещали, они передали маленькому генералу Шанхай, уничтожив и замучив тысячи коммунистов, либералов и бастующих рабочих.

Воспользовавшись случаем, Чан сумел избавиться от тех членов Гоминьдана, которых не любил или боялся. Жены и дочери его поверженных однопартийцев были проданы в бордели и на городские фабрики. Маленький генерал не упускал таких возможностей.

Помогая Чану в достижении его целей, Триады вскоре получили формальное признание в национальной политике. Их члены, среди которых встречались государственные служащие, журналисты и агенты разведки, общались теперь с дипломатами, банкирами, промышленниками и генералами Чана. Трое главарей преступного мира были назначены почетными правительственными советниками. Одному было присвоено звание генерал-майора. Небеса даровали тайным обществам успех, которого они не могли предвидеть даже в самых дерзких своих мечтах.

В свою очередь Чан обратил внимание на торговлю наркотиками. Он заключил с Триадами соглашение, по которому последние обязались в течение многих лет выплачивать ему миллионы долларов, вырученных от торговли наркотиками. Маленький генерал никогда не был последним в погоне за деньгами.

Линь Пао родился на шанхайской текстильной фабрике, когда вспыльчивый мастер ударил ногой по животу его беременную тринадцатилетнюю мать, после чего у нее неожиданно начались родовые схватки.

Мать Пао, худенькая темноволосая девочка по имени Конь, родила его у станка, за которым работала по двенадцать часов в день. По ночам она спала под этим же станком на грязном лоскутном одеяле. Никто из работающих детей не имел права покидать окруженную высокими стенами и строго охраняемую фабрику без разрешения.

Семья Конь продала ее на французскую фабрику сроком на пять лет, как рабыню. Мастера, который изнасиловал ее и откусил ей оба соска, звали Чун Сунг. Этот дюжий сорокалетний мужчина, работавший прежде рикшей, поставлял работающих у него детей педофилам из числа иностранных бизнесменов. Стоило детям не изготовить дневной нормы продукции – и его могли уволить. Лучше пусть эти маленькие мерзавцы подыхают у своих станков, чем он потеряет тепленькое местечко, где можно неплохо подзаработать сводничеством.

Работа волновала его куда больше, чем беременность Конь. Поэтому, когда на восьмом месяце беременности переутомленная девочка упала в обморок во время работы, вспыльчивый мастер стукнул ее ботинком по животу, чем ускорил появление на свет Линь Пао.

Чуну не нужны были изможденная Конь и ее младенец, он нуждался в здоровых рабочих, которые своим трудом помогали сохранять ему место. Мать и ребенка вскоре продали Тэн Сэну, пятидесятилетнему косолапому гробокопателю, пьянице и умственно неполноценному. Каждый год он выкапывал из земли труп своей матери, заворачивал его в одеяло и носил на спине по улицам Шанхая, демонстрируя всем изменения, произошедшие с матерью после смерти. Вдобавок ко всему он был скрягой, сжигавшим за год лишь три свечи и воевавшим с собаками за жалкие обрезки из мясной лавки.

Он жил в китайской части Старого города в отвратительной трущобе с расположенными близко друг от друга деревянными лачугами, с уродливыми нищими, со вспышками холеры. На узких улицах валялись множество трупов бедняков, умерших от голода и холода. Многочисленные бордели Старого города были укомплектованы девочками до пятнадцати, большинство из которых умирали, не достигнув двадцатилетнего возраста.

Жизнь с Тэном была невыносимой, и долго возле него никто не задерживался. Те, кого он не успевал убить, либо убегали, либо накладывали на себя руки. Для Конь ад длился почти три года, до того, как Тэн, озверев от спиртного, разорвал ей горло зубами. Ее худой труп присоединился к тридцати тысячам тел детей, не нужных матерям, бедняков, умерших от голода и жертв убийств, которые ежегодно находили в реках, каналах и темных переулках Шанхая.

Жить с Тэном маленькому Линь Пао было ничуть не легче, чем его матери. Гробокопатель обращался с ним жестоко, заставляя просить милостыню на улицах, совершать мелкие кражи и сопровождать западных туристов, решившихся самостоятельно осматривать достопримечательности китайского квартала. Он также таскал еду в продовольственных лавках, опустошал карманы у пьяных и дрался с другими юными любителями копаться в мусоре за лучшие находки. Когда Линь Пао возвращался домой с пустыми руками или приносил мало, Тэн беспощадно избивал его. Мальчишка, по мнению Тэна, был угрюмым маленьким мерзавцем с дерзкими глазами.

К двенадцати годам Линь Пао уже три года проработал гробокопателем, отдавая все заработанные деньги Тэну. Он был сильнее большинства мальчиков своего возраста, исключительно энергичный и был решительно настроен выбиться из нищеты, царившей вокруг него. Он также был полон решимости избавиться от ненавистного гробокопателя.

Подозрительный и горячий Линь Пао не доверял никому и с большим трудом сдерживал свои чувства. Он всегда говорил то, что думал, охотно дрался и вел себя настолько дерзко, что даже полицейские его боялись. Вскоре на него обратили внимание местные головорезы, торговцы наркотиками и члены Триады «Стошаговые Змеи». Предпочтя Триаду ненавистному Тэну, Линь Пао ушел от гробокопателя, но сперва он отомстил этому умалишенному, который сделал его жизнь адом на земле.

Пао подсыпал гербицида в любимое блюдо Тэна, свинину с капустой, отчего гробокопатель и его последняя сожительница – девочка пятнадцати лет, умерли мучительной смертью. Девочка, которую Тэн лупил не меньше, чем ее предшественниц, была слабоумной, и нельзя было рассчитывать на то, что она будет держать язык за зубами. Лучше убить ее, решил Пао, чем рассказать ей о яде, она может предупредить Тэна.

Среди тысяч жителей трущоб, умирающих ежемесячно от голода, болезней и насилия, это двойное убийство Линь Пао осталось незамеченным. Полицейские облегчали себе работу тем, что большинство смертей в Старом городе относили к естественным, пусть это и не было так. Постановили, что Тэн Сэн и его умственно отсталая секс-рабыня умерли от остановки сердца. Их кремировали, и пепел бросили в ближайший канал.

Стошаговые Змеи заставили Линь Пао работать в качестве курьера, доставлявшего сообщения, наркотики и деньги членам Триады. Он работал усердно, умел держать язык за зубами и был очень осторожен. Приказы выполнял беспрекословно, с уважением относился к старшим и вскоре приобрел репутацию надежного и заслуживающего доверия парня.

Вскоре после того, как он начал работать на Триаду, Пао повстречал своего первого настоящего друга, тоже курьера Триады, незаконнорожденного сына торговца опиумом и пятнадцатилетней горничной. Этого маленького веселого и пронырливого мальчика с искалеченной ногой звали Сон Суй. Отец бросил его, и курьер жил в старой джонке на реке Вампу. Линь Пао к нему привлекли его энергия, жизнерадостность и умение мыслить.

Хотя Сон и был младше Линь Пао на год, он был больше уверен в себе. Он научил Пао видеть глупые стороны жизни и смеяться над ними. Смешно все, что происходит не с тобой, говорил ему Сон. Именно он дал почти неграмотному Линь Пао элементарные знания – учил читать газеты, обучил первым словам на английском, настаивал, чтобы Пао ходил в кино, утверждая, что кино поможет Пао развить свой ум. Он познакомил Пао с китайской оперой – знакомство это в дальнейшем перерастет в страстную любовь, которая сохранится у него на всю жизнь.

Постукивая по своей голове указательным пальцем, Сон говорил: «Быть умным – это все равно, что быть счастливым. Так что, мой большой друг, сперва научись уму-разуму, а счастье само придет».

Сон делился с Пао едой, одеждой, своей грязной джонкой, а также своими знаниями о деятельности и истории Триады. Триады, говорил ему Сон, это восьмисотлетняя система тайных политических и боевых обществ. Свое название они получили от равностороннего треугольника, представляющего человека, небо и землю.

Триады начинали с того, что помогали бедным в их бесконечной борьбе против богатых. Вначале Триады состояли из крестьян, нищих, слуг, монахов – всех их объединяла идея патриотизма. В наши дни говорил Сон, тайные общества не так уж озабочены патриотизмом. «Наш бизнес есть бизнес, – сказал он как-то Линь Пао. – Иностранцы называют нас преступниками, но они не знают Китая. Что плохого в том, что бедный человек желает заработать деньги своим трудом? И никто не должен указывать, каким трудом он будет их зарабатывать».

Мы все одна семья, говорил Сон. Член Триады может быть уверен, что его братья ему помогут. Но раз ты связал себя с Триадой, то никогда уже не сможешь от нее уйти.

До этого времени Пао не подпускал к себе людей, никому не доверял и смотрел на мир, как на источник постоянных опасностей, однако вскоре заметил, что его тянет к смешливому и умному Сону. Впервые в жизни он чувствовал себя хорошо в компании другого человека.

В прошлом хрупкий, хромой Сон часто становился жертвой хулиганов, которые обижали его, несмотря на весь его ум и умение читать. Линь Пао прекратил эти оскорбления с помощью своих кулаков, ног и зубов, а также с помощью камней, ножей и украденной у полицейского дубинки. В бою он был беспощаден и дрался до последнего. Вскоре юные шанхайские бандиты усвоили, что задеть Сон Суя означает столкнуться с Линь Пао и его неистовой энергией.

Они стали неразлучны. Вместе ходили к проституткам и курили опиум, обворовывали пьяных французских моряков и тащили собольи коврики, которыми богачи закрывали моторы своих припаркованных лимузинов. Меньше чем через год после встречи они дали ритуальную клятву быть кровными братьями, поклялись защищать друг друга, разделять судьбу и заботиться о детях друг друга. Свою дружбу они ценили в тысячи раз дороже, чем родственные связи.

Июль 1937. Японские войска вторглись в Китай, заставив гоминьдановское правительство Чан Кай-ши бежать во внутренние районы страны. Самые тяжелые бои происходили в течение первых двух лет. За оставшиеся шесть лет не произошло ни одной крупной битвы. Япония оказалась неспособной завоевать громадные сельские территории Китая, как не могла должным образом оккупировать территорию, которую захватила. Тем временем Гоминьдан и китайские коммунисты дрались между собой не реже, чем с японцами.

К 1939 году японцы наводнили северные районы Китая морфием и героином – как для получения прибыли, так и для того, чтобы развратить население и ослабить его волю к сопротивлению. Триады поставляли наркотики под покровительством Японии.

В районах Китая война, по существу, завершилась, боевые действия прекращались. Две противостоящие армии превратились в коммерческие организации: побросав оружие, китайцы и японцы принялись активно торговать друг с другом. Кроме наркотиков, они торговали оружием. В это взаимовыгодное сотрудничество включились и Триады, и оно продолжалось вплоть до конца войны.

Во время войны Линь Пао и Сон Суй стали членами Триады. Во время обряда посвящения, длившегося в течение трех дней, убили цыпленка и позволили его крови стечь в чашу с вином. Затем надрезали и взяли кровь из левых средних пальцев Пао и Сона, смешали ее с вином и кровью цыпленка, и после этого смесь выпили все члены Триады в знак кровного братства.

Затем мальчики взяли в руки перевернутые благовонные палочки и повторили тридцать шесть торжественных клятв в верности Стошаговым Змеям. Обоим присвоили кодовые номера и научили подавать рукой секретные сигналы, позволяющие членам Триады общаться между собой в присутствии других людей. Так Пао и Сон Суй стали членами организации, способной предоставить им все, что они пожелают.

К пятнадцати годам крепко сложенного Пао арестовывали за вооруженное ограбление, изнасилование и убийство, но ни разу не судили и не сажали в тюрьму. Его крутой нрав долго был способен терпеть только Сон Суй. Особенно грубо Пао обращался с проститутками, трех таких женщин он убил в пьяном гневе. Сон был первым, кто назвал его Черным Генералом в честь демона из китайских сказок, который пожирал молодых женщин.

Зная жестокость Пао, ему поручили перевозить морфий и героин из Шанхая японским военным в Ухань и Нанкин – эти восточные города пали в начале войны. Он доставлял оружие военачальникам на севере и привозил обратно золото, грабил машины, перевозившие присланные из Америки медикаменты, которые Триада продавала затем на черном рынке.

Ездить по сельской местности в то время было рискованным занятием. Путешественникам угрожали воры, вооруженные бродяги, тугуны, китайские и японские дезертиры. Вот почему главари Триады всякий раз покидая относительно безопасный оккупированный японцами Шанхай, в числе других брали своим телохранителем Пао.

Пао также умел заставлять людей выполнять волю Триады. Стоило ему нанести визит, как лавочники, студенческие агитаторы и владельцы борделей в один момент принимали точку зрения Триады. Те, кто продолжал упрямиться, получали от Триады традиционное предупреждение – гроб у дверей.

Вдвоем Сон Суй и Линь Пао занялись журналистом, чьи нелестные статьи о Стошаговых Змеях раздражали главарей Триады. Пао задушил жену журналиста и помог Сон Сую положить под труп мину-ловушку. Когда муж попытался поднять тело жены, мина взорвалась, и он погиб.

«Кто-то должен был предупредить нашего приятеля журналиста, – заметил Сон Суй, – что жизнь – источник многих бед».

В другой раз Пао, Сон Суй и еще трое поехали из Шанхая в соседнюю деревню, где должны были убить известного предателя и палача по имени Ду. Маленький, с большим носом и большими ногами, Ду, которому было за пятьдесят, разбогател во время войны. Его люди нападали на поезда с беженцами, проходящие мимо их деревни, убивали пассажиров и присваивали их ценные вещи, одежду, домашних животных и даже золотые зубы мертвецов. Последнее ограбление поезда оказалось для Ду особенно удачным. Его люди убили более двухсот пассажиров, трое из которых были курьерами Триады, перевозившими золотые слитки.

Пао и его товарищи верхом по открытой местности двигались в направлении деревни Ду, когда их заметил японский истребитель. Летчик без колебаний обстрелял их группу, убив всех, кроме Пао и Сон Суя. «Мы пойдем в деревню Ду и выполним задание, – сказал Пао. – Триада не может оказаться слабой или ленивой». Они продолжали путь вдвоем на одной лошади. Двигались медленно, и им пришлось остановиться в бамбуковом лесу, где пили воду из ручья вместе с оленем и фазанами. Костер мог привлечь внимание, и ужин они съели холодным. Первым сторожить их лагерь вышел Пао.

Через несколько часов он проснулся от ударов и, открыв глаза, увидел, что его окружили люди с ружьями, дубинками, топорами и вилами. Он, как идиот, заснул во время караульной службы, и его взяли в плен люди Ду. Сон Суя нигде не было видно.

В деревне Ду Пао отказался отвечать на вопросы и назвать свое имя. Он плюнул Ду в лицо и обозвал уродливым карликом. Пао знал, что его убьют, даже если он все расскажет. Лучше умереть, не сказав, что за ним стоит Триада. Стошаговые Змеи отомстят за Пао и отправят длинноносого Ду к праотцам, когда он меньше всего будет ожидать этого.

Пао дорого заплатил за свое молчание. Его избили до бесчувствия, затем привели в себя и засунули в рот грязную, пропитанную мочой тряпку. Когда он опять отказался говорить, ему лили в горло бензин и до крови били палками по ступням ног. Жестокий допрос длился три дня, в течение которых ему не давали ни пить, ни есть. Люди Ду дразнили Пао, приготовив себе еду из его лошади и съедая ее перед ним.

Ду сказал Пао: «Ты будешь говорить, упрямец, потому что завтра мы проделаем дырки в твоих руках, пропустим через них проволоку и привяжем ее к джипу. Потом мы будем таскать тебя по деревне, пока ты не попросишь меня выслушать тебя».

На рассвете дверь камеры Пао открылась, и ему велели подняться. Ночью он не мог спать – так болели раны. Не давала ему спать еще и ненависть к Ду. Голос велел ему встать в присутствии японского офицера. Пао поднял опухшие глаза и увидел трех японских военных в сопровождении Ду и его заместителя. Оба китайца, словно трусливые псы, пресмыкались и раболепствовали перед захватчиками.

Пао попытался разглядеть старшего офицера, маленького мужчину в гимнастерке защитного цвета, гамашах, щеголявшего саблей. Его маленькая рука в перчатке лежала на огромном бинокле, свисавшем с шеи. Он заговорил на ломанном китайском с высокомерием и презрением, за которые японцев ненавидели во всем Китае.

Тусклый свет в камере и опухшие глаза не давали ему разглядеть лицо офицера, но голос Пао узнал, и сердце его бешено застучало в груди. Японским офицером был Сон Суй. А люди с ним были членами Триады в японской военной форме. Линь Пао потребовалось все его самообладание, чтобы сохранить бесстрастное выражение.

Сон Суй играл свою роль, как хороший киноактер. Он потребовал объяснений, почему пленника не отправили в местный японский штаб в соседней деревне. Ду начал было отвечать, когда Сон Суй стукнул его ногой по икре. "Обращайся ко мне «Ваша честь», – сказал Сон. Склонив голову, Ду принялся извиняться.

Ду извинялся бесконечно долго и Сон прервал его. «Отведи пленника в свой дом, – приказал он. – Я хочу допросить его лично и в нормальных условиях. У тебя есть телефон?» Ду гордо закивал. Он обладал единственным в деревне телефоном.

В доме Ду из бамбука и глины Сон приказал жене Ду побыстрее приготовить еду для своих людей. Потом он потребовал, чтобы ему предоставили телефон. Предатель отвел их в заднюю комнату, стараясь показать себя услужливым хозяином и опасаясь новой вспышки гнева со стороны японского офицера. Когда они вошли в комнату, Сон закрыл дверь и кивнул Пао. Затем Сон вырвал телефонные провода из стены, а Пао задушил Ду голыми руками.

Они обнялись, и Сон рассказал, что отошел по нужде и услышал, что люди Ду окружают Пао. Без оружия он не осмелился прийти на выручку Пао, вокруг которого было так много людей, и тихо просидел в кустах, пока все не ушли. Два дня он провел в Шанхае, организовывая эту спасательную экспедицию. Пао снова обнял его, и Сон сказал, что если бы знал, что от Пао так воняет, то никогда бы не вернулся. Они рассмеялись.

Они вышли из комнаты и направились в кухню, где один из них перерезал горло жене Ду. Наверху они нашли спящую мать Ду. Старуха громко храпела и брызгала слюной, возле кровати, в стакане лежала ее вставная челюсть. Пао задушил ее подушкой.

В подвале они увидели четырнадцатилетнюю служанку, лепившую свечи из животного жира. Пао настоял на том, что сам задушит ее. В конце концов, ведь он был Черным Генералом, карающим женщин за их грехи. Перед уходом из дома Пао вернулся в комнату Ду с тесаком и отрубил ему руки. Затем ножом вырезал на грузи Ду название Триады. Вор заслуживает того, чтобы лишить его рук. И мир должен знать, что Триада никогда не бывает слабой и ленивой.

Уезжая из деревни на джипе, Пао, Сон Суй и остальные члены Триады ели еду, приготовленную женой Ду. Потом Пао и Сон Суй начали петь песни из своих любимых китайских опер. Кончилось, как обычно, тем, что все заслушались Пао, обладавшего удивительно красивым голосом и певшего с большим чувством.

Чунцин, Китай. Август 1944

Из джипа, припаркованного возле больницы, Линь Пао и Сон Суй видели всю ссору. Наступали сумерки, и спокойная беседа между двумя американцами, мужчиной и женщиной, постепенно переходила в скандал.

Мужчину, капитана американской армии, звали Нельсон Берлин. Женщина была его сестрой. Ее звали Роуда. Она была миссионеркой лютеранской церкви и медсестрой. Он пытался уговорить ее не выходить замуж. Оттуда, где сидел Пао, было видно, что у капитана Берлина мало что выходит. Сестра была полна решимости заполучить мужа. Ее братец зря терял время.

Капитану Берлину было чуть больше двадцати. Это был невысокий, коренастый мужчина с большой головой, большими ушами и низким голосом. На нем была новая желто-зеленая рабочая форма американской армии, стальная каска и тяжелые кожаные ботинки. Он стоял, расставив ноги, и махал в воздухе вытянутым указательным пальцем, чтобы придать своим словам убедительность. На его брезентовом поясе висела фляга, две небольшие патронные сумки и коричневая кобура, в которой лежал револьвер с перламутровой рукояткой. Он говорил громко и явно выходил из себя. Линь Пао и Сон Сую он не понравился – они сочли, что этот сукин сын слишком любит распоряжаться и кричать.

Роуда Берлин была на год младше брата. У нее были каштановые волосы, карие глаза и родинка в уголке большого рта. На ней был помятый и испачканный кровью халат, и казалось, ее совсем не интересовало, что говорит ее брат. Вид у нее был усталый. Когда Нельсон Берлин хотел дотронуться до нее, она его оттолкнула. Сестра презирает брата, подумал Линь Пао. Интересное дело.

Пао докурил сигарету, раздавил ее о стенку машины и закурил новую. Капитан Берлин и еще примерно дюжина американцев, что приехали с ним, были ужасными глупцами. Прожили в Чунцине две недели и ничему не научились. По-прежнему думают, что можно сделать невозможное, что океан можно вычерпать решетом.

Американская миссия в Чунцине была обречена. Янки, может быть, и не знали об этом, зато Линь Пао знал. Они приехали сюда, чтобы уговорить генерала Чана пойти на сотрудничество с коммунистами, чтобы нанести поражение японцам. Еще одна нереальная мечта. Чан был поглощен уничтожением красных, чья растущая популярность угрожала его власти. Коммунисты, говорил он, это опасная болезнь. Японцы – лишь чепуха, царапина на коже.

Расположенные на северо-западе и юге войска коммунистов составляли самую мощную боевую силу Китая, но Чан препятствовал получению ими оружия и снаряжения. Американская помощь проходила через него, и коммунистам ничего не доставалось. Маленький генерал смотрел вперед. После поражения Японии неизбежна всеобщая гражданская война. Чан пользовался возможностью ослабить своего главного противника.

Хотя красным не хватало оружия и медикаментов, армия их обладала высоким боевым духом, исключительной дисциплиной и пользовалась поддержкой миллионов китайцев. Напротив, правительство Чана было коррумпированным, неумелым и непопулярным. Мужчин в его армию забирали насильно и в дороге связывали, чтобы они не разбежались прежде, чем доедут до пункта назначения. Начиная с 1938 года, армия Чана не представляла серьезной угрозы для японцев.

Некоторые американцы считали, что хорошо снаряженная армия коммунистов сумеет добить японцев. Дать им, что они хотят, – и они быстренько завершат войну. Американская миссия, в которую входил Берлин, хотела вооружить красных, но она не могла сделать этого без того, чтобы не оскорбить Чана. Когда речь шла о коммунистах, маленький генерал становился чрезвычайно обидчивым.

Расположенный на крутых холмах Чунцин стал во время войны столицей Гоминьдана. В результате притока беженцев его население увеличилось до двух миллионов человек. В начале войны японские летчики подвергали город жесткой бомбардировке, нанося бомбовые удары по ночам, когда река Янцзы превращалась в длинный серебристый палец, указывающий на город. В конце концов бомбардировки прекратились, но остались разрушенные взрывами дома, постройки и дороги, которые нужно было восстанавливать.

Основанный миссионерами чунцинский госпиталь работал круглые сутки, в нем лечили беженцев и раненых бойцов сопротивления. Линь Пао и Сон Суй снабжали госпиталь необходимым для раненых морфием, заламывая за него непомерную цену. Прибыль, независимо от источника, всегда сладка.

Последняя перевозка морфия в Чунцин закончилась для Пао и Сон Суя длительной остановкой в этом городе. Триада приказала им остаться в этом городе и войти в подчинение Гоминьдану до дальнейших распоряжений. Линь Пао нашел Чунцин невыносимо жарким и вонючим. Сильные и продолжительные дожди тоже действовали ему на нервы.

Пао и Сон Суй говорили на английском и были знакомы с Роудой Берлин. Благодаря этому знакомству они были назначены к Нельсону Берлину в качестве переводчиков, шоферов и проводников. Люди Чана велели им также шпионить за Берлином и его сестрой и все сведения передавать секретной полиции Чана.

Роуда Берлин откровенно критиковала Чана, который, как она считала, был не многим лучше вора или убийцы. Она была невысокого мнения о нем как о боевом командире: в каждом бою он повторял те же ошибки и использовал людей как пушечное мясо. Как политик Чан не мог устоять против того, чтобы набить карманы американской помощью. Америка должна очнуться, говорила она, и перестать верить бредням, которые несет пропагандистская машина Чана.

Секретная полиция желала знать, пыталась ли Роуда Берлин заставить брата принять ее точку зрения.

Сидя в джипе, Линь Пао и Сон Суй сделали свои выводы относительно брата и сестры. Он охвачен собственническим инстинктом, сказал Пао. Очень, очень обеспокоен, добавил Сон Суй. Капитан ведет себя, как ревнивый любовник, заметил Пао. Сон Суй согласился, прибавив, что с ним следует быть осторожным, поскольку ревность часто убивает.

На инструктаже Пао узнал от агентов секретной полиции Чана кое-какие сведения о капитане Берлине. У него была очень удобная работа в государственном департаменте в Вашингтоне – без пуль, бомб и вони гниющих трупов, и все-таки он попросил назначить его в это представительство. Секретная полиция, как всегда хорошо информированная, знала, что главная цель его приезда в Китай – отнюдь не желание ускорить завершение войны. Он приехал сюда, чтобы помешать своей сестре выйти замуж за миссионера. Капитал Берлин, сказал агент секретной полиции, очень любит свою сестру. Возможно, слишком любит.

Перед госпиталем стояли на часах двое китайских солдат-мальчиков подросткового возраста в синей трофейной форме японских морских пехотинцев. Оба были вооружены ржавыми русскими винтовками без патронов. Вокруг них женщины и старики складывали в кучу мешки с песком в гнетущей тишине. В двери госпиталя входили и выходили раненые, женщины, дети; некоторых несли на руках и носилках. Никому не было никакого дела до препирающихся американцев.

Линь Пао услышал, как Роуда Берлин сказала своему брату:

– За две недели, что ты здесь находишься, ты довел меня до безумия. Прошу, оставь меня в покое. Тебя не касается, за кого я выхожу замуж. Я приехала в Китай, чтобы от тебя избавиться.

Берлин сказал:

– Ты его не знаешь. Как ты можешь выйти замуж за человека, которого не знаешь? Через два дня я уезжаю. Прошу тебя, поедем со мной.

Начал моросить дождь. Линь Пао посмотрел на потемневшее небо. Опять боги мочатся на землю. Когда он вновь посмотрел на американцев, Роуда Берлин, оттолкнув брата, быстрыми шагами шла к госпиталю. Не успела она подойти к дверям, как навстречу ей вышел высокий атлетического сложения мужчина с рыжеватыми волосами и длинными руками. Пао ухмыльнулся, а Сон Суй издал звук поцелуя.

Мужчину звали Томас Сервис. Это был врач миссии, за которого Роуда собиралась замуж. Пао увидел, как Сервис обнял женщину и взглянул через плечо на ее дорогого братца. Дорогой братец был взбешен. Он плюнул на землю и ушел.

– Братцу хотелось бы стать любовником, – сказал Сон Суй.

Пао посмотрел на него и ухмыльнулся. Разумеется.

Через несколько секунд Нельсон Берлин с покрасневшим лицом забрался в джип, плюхнулся на заднее сиденье и зафыркал, словно рассерженный зверь. Он стиснул зубы и сжал кулаки. Неожиданно он стукнул рукой по влажному сиденью перед собой. «Увезите меня отсюда, – сказал он. – Обратно в мой дом. Быстрее, черт побери. Быстрее».

Скорее я рехнусь, чем этот дождь прекратится, подумал Нельсон Берлин. Эти ежедневные дожди действительно сведут его с ума. Если недавно, когда он был возле госпиталя, дождь только моросил, то теперь снова лил как из ведра. Ной со своим ковчегом едва ли уцелел бы в таком потопе.

Люди Чана поселили Берлина в маленьком, из двух комнат, доме на узкой извилистой улочке. В доме был бетонный пол, дровяная печь и один кран с холодной водой, которым Берлин пользовался вместе с соседом из другой комнаты. Ванну заменяла старая бочка из-под масла; нужду справляли в деревянную бадью, которую опорожняли прямо на улице, затем промывали водой и дезинфицирующим средством.

Ни один белый в здравом уме не согласится по своей воле жить в таком свинарнике. Но идет война, и выбирать не из чего.

Жилищная проблема в Китае стояла очень остро. Берлину в его свинарнике жилось все-таки гораздо лучше, чем беженцам, которые ночевали в парках, на улицах и на кладбищах, рискуя быть зарезанными во сне каким-нибудь психом.

Вместе с ним в доме жили две китайские ищейки – отвратительный Линь Пао и его хромоногий маленький приятель по имени Сон Суй, которого Берлин называл Чоп Суй[5]. У этих любителей риса были такие рожи, что можно было не сомневаться – они за грош любому голову свернут. Они носили револьверы и были покрыты шрамами от пуль и ножей. Оба были не старше двадцати, однако соседи и горожане относились к ним с почтением, граничащим с раболепием. Эти ребята были не так просты, как могло показаться на первый взгляд.

Находясь один в гостиной, Берлин сел на пустой упаковочный ящик и наполнил водкой чашку для чая. Снаружи барабанил по ставням дождь, вода протекала сквозь черепичную крышу в нескольких местах. Берлин не обращал внимания на двух китайцев, которые сидели в соседней комнате на низких табуретках и ели бог знает что.

Тот, что поменьше, охотно выполнял всякого рода просьбы. Американские сигареты, шоколад «Милки Вэй», бензин, новые шины, чистые носки. Попроси его – и он тебе из-под земли все достанет. Что касается Пао, то он был из тех людей, с кем лучше не встречаться в темном переулке. Берлин не доверял ему настолько, насколько было возможно при сложившихся обстоятельствах.

Это была первая поездка Берлина в Китай, и, если Бог существует на небесах, то она окажется последней. Все, что он знал об этой стране из книг, не шло ни в какое сравнение с тем, что он увидел. Чем скорее он уберется из этой мерзкой страны, тем лучше.

Берлин ненавидел каждый дюйм этого рисолюбивого узкоглазого рая. Ненавидел его народ – двуличный, ненадежный и один из самых жестоких на грешной земле. Ненавидел его монотонный говор, его переполненные, грязные и узкие улицы и отвратительную привычку плеваться везде, где вздумается.

Ненавидел запах рыбы, который исходил здесь от всякой пищи, и запах нечистот, от которого нельзя было спастись. Берлин питался армейским неприкосновенным запасом, консервированным колбасным фаршем, шоколадными плитками и кока-колой без льда. Не бог весть какая еда, но все равно лучше, чем та, которую поглощали местные жители.

Его отец, богатый нью-йоркский владелец отеля, воспользовался своим влиянием и помог сыну получить офицерское звание и непыльную работу в Вашингтоне. Если бы не Роуда, он ни за что бы не приехал в Китай, где шанс получить пулю в зад был весьма высок. Двух недель, проведенных в этой вонючей дыре, более, чем достаточно. Благодарю покорно.

Он видел детей, умирающих от голода, мужчин, которым снарядом оторвало челюсть, старух, арестованных за каннибализм, потому что у них не было пищи. Видел, как пытают заключенных в секретных тюрьмах Чана. Если их будущее ужасно, то у Берлина еще все впереди. Он хотел переждать войну в комфорте и затем вместе с отцом заняться гостиничным бизнесом. Почему бы ему не попытаться сделать свой первый миллион до того, как ему стукнет тридцать?

Как может Роуда переносить Китай? Переносить такой ужас? Господи, ей даже нравится здесь. Столько времени проводит в госпитале, учит детей в школе при миссии и еще умудряется заниматься каллиграфией. Чудо-девочка, как называл ее отец. Роуда по-прежнему оставалось чудом.

Берлину ее ужасно не хватало. Два года не видеть ее лица, не слышать ее голоса, не ощущать аромата ее духов. Не было дня, чтобы он не думал о ней. За два года она лишь раз написала ему, прислала открытку, в которой сообщала, что выходит замуж. Проклятая открытка принесла ему столько боли.

Он любил свою сестру. Любил страстно и ничего не мог с собой поделать. Эта безумная любовь жгла его душу. Он уже давно перестал чувствовать стыд и вину. Достаточно было боли, которую он испытывал, не видя ее. Чувство поглощало его.

Два года назад он признался ей в своей любви. Она хотела отнестись к его признанию как к шутке, но не смогла. Она вспомнила, как он прикасался к ней, делая вид, что это происходит случайно, как открывал дверь ванной, когда она купалась, как следил за ней, когда она одевалась. Вспомнила, как настороженно он относился к мальчикам, которые за ней ухаживали. В ответ на его признание заплаканная Роуда пообещала помолиться за него. Она попросит Бога ниспослать на Нельсона свою благодать, чтобы он перестал думать о ней так.

Благочестивая Роуда. Справедливая Роуда. Ходила в церковь и чтила Бога. Она собиралась обратиться к Господу, чтобы тот направил Нельсона на правильный путь. Она не хотела ничего говорить отцу, который мог не понять. Но Нельсон не должен больше никогда говорить с ней так.

Через неделю он напился пьяным и начал приставать к ней. Вскоре после этого она уехала из страны с направляющимися в Китай миссионерами, ничего не сказав отцу и Нельсону. Просто собралась и уехала. Решила на многие годы посвятить себя благородному делу в чужих краях. И обстоятельства, видимо, подвигли ее еще на один решительный шаг.

Когда Берлин появился в Китае, сестра не встретила его с распростертыми объятиями. Он не хотел ее обижать и дал ясно ей это понять. Все, что ему было нужно – чтобы она хорошо подумала над своим намерением выйти замуж. Чтобы подумала прежде, чем выходить за нищего святошу, у которого и горшка-то своего нет.

Она что, хотела состариться в этом Китае, спросил он. Дома она могла бы быть богатой женщиной. Компания отца расширяла свою деятельность, он строил отели в других штатах и одновременно начинал новое дело, перед отъездом Нельсона в Китай купил небольшую компанию по производству конфет. Берлин ждет не дождется того момента, когда начнет работать с отцом. Роуда могла бы работать с ними. Ее будущее в Америке, а не в Китае.

В небольшом чунцинском доме Берлин потянулся к бутылке водки. Пустая. Будь оно все проклято. Он швырнул бутылку в сторону, она ударилась о каменную стену, осколки разлетелись во все стороны. Он заплакал. Он всегда плакал из-за Роуды. Был ли он пьян? Возможно. Возможно, он специально хотел напиться. Он откупорил третью бутылку водки и огляделся в поисках чашки.

Он должен забрать Роуду из Китая. Должен вернуть ее в старую добрую Америку, где кончатся ее мучения. Он должен отнять ее у этого святоши и у всех остальных святош, с которыми она водится.

Берлин сказал Роуде, что пользуется здесь кое-каким влиянием. Американцы снабжали Чана деньгами, оружием, шелковыми чулками для его женщин и пенициллином для его приятелей на тот случай, если они схватят гонорею. Тогда пусть Чан сделает кое-что для Нельсона Берлина. Пусть закроет миссионерскую организацию, в которой состоит Роуда, если она не вернется домой со своим братом. Китайцы уже подозревали Роуду в античановских настроениях, так почему бы не воспользоваться этим, чтобы заставить ее вернуться домой?

Почему же Америка поддерживала двуличного и неразборчивого в средствах Чана? Даже Нельсон Берлин смог раскусить этого маленького велеречивого ублюдка, который способен предать собственную мать, и которого ненавидит большая часть его собственного народа.

Зачем же поддерживать его? Затем, что Соединенные Штаты не знали правды о Чане и, по большому счету, не хотели знать. Американцы всегда питали слабость к героям, а пропагандистская машина Чана выставляла его именно таким. У него также были известные и важные друзья в Белом Доме, государственном департаменте и армии США. Только тронь этого мерзавца – и они за него горой встанут. Критиковать Чана значило в самом скором времени распрощаться со своей карьерой на общественном поприще.

Впрочем, судьба Чана волновала Нельсона Берлина меньше всего. Его волновала Роуда. Он хотел уговорить ее съездить на месяц-другой в Америку отдохнуть. Возможно, время, проведенное в Штатах, образумит ее. Кто знает; Одно было несомненно: Берлин всегда добивается своего. Честным путем или нет, но добивается.

Из другой комнаты Линь Пао наблюдал, как Берлин пьет водку прямо из горлышка. Глотнув прозрачной жидкости, он опустил голову и заплакал. Пао ухмыльнулся. Ну и зрелище. Сперва человек поглощает водку, затем водка поглощает человека.

Пао наблюдал, как капитал Берлин поднялся на нетвердых ногах и наподдал лежащую на полу каску, которая отлетела на другой конец комнаты. Американец принялся проклинать Томаса Сервиса, и Пао покачал головой с притворным сожалением. Ревность лишает человека разума.

Неожиданно Берлин качнулся, сделал шаг вперед и упал лицом вниз. Он лежал тихо и не шевелился. Линь Пао и Сон Суй продолжали есть и наблюдать за ним.

Через несколько минут Берлин застонал и с большим трудом повернулся на спину. «Хочу видеть мою сестру», – сказал он.

Пао продолжал отправлять в свой рот лапшу палочками для еды, не сводя глаз с американца.

Берлин торопливо сел.

– Сейчас, чертовы ублюдки. Я хочу видеть ее сейчас. Вы слышите, что я говорю, узкоглазые выродки?

Управление лютеранской миссии

Роуда Берлин сидела на деревянном складном стуле возле окна цокольного этажа и смотрела на разбушевавшийся ливень. Рядом стоял Томас Сервис и растирал ее плечи. Они были одни. Их товарищи – врачи, медсестры, учителя – дежурили в госпитале, проводили библейские чтения или отсыпались после бессонной ночи.

Она рассказала Томасу о своем последнем разговоре с Нельсоном, о его угрозе закрыть миссию, если она не вернется в Америку. Томас Сервис улыбнулся: «На все воля Божья, – сказал он, – Твой брат ничего не изменит. Миссия существовала здесь до того, как он приехал, и Бог даст, будет существовать и после».

Роуде пришлось согласиться. Неожиданно она перестала бояться своего брата. Томас прав. Мы все в руках Божьих.

Она слушала, как дождь стучит по окнам. Снаружи вся территория миссии была затоплена водой. Стоков на ней не было, и вода заполнила все подвалы миссии. Завтра им на выручку придут чунцинские лютеране с ведрами.

Сквозь ливень Роуда едва могла различить стоящую в двадцати футах от окна зенитную пушку. Боже, как она ненавидит эту штуку. Ее присутствие на территории миссии символизировала все то, что она презирала в Чане и его бандитской шайке.

Заявив, что родина в опасности, гоминьдановцы навязали эту пушку лютеранам. Руководители миссии протестовали, говоря, что они приехали сюда, чтобы спасать жизни, а не отнимать их. Их протест оставили без внимания. Пушку оставили во дворе миссии до тех пор, пока последний японский захватчик не будет изгнан за пределы страны.

Пушка была чехословацкого производства, ржавая и сломанная. С момента появления на территории миссии она так и не была укомплектована людьми и не произвела ни одного выстрела. Так она и стояла уродливой серой грудой металла, покрытая птичьим пометом и забытая всеми, кроме проживающих при миссии сирот, которые превратили ее в огромную игрушку. Типично китайский способ: все делать ради показухи, пусть даже во вред делу.

С другой стороны, Роуда понимала, что лютеране еще хорошо отделались. Бандиты Чана могли закрыть миссию, захватить часовню, общежитие для сирот, школу миссии, И, разумеется, госпиталь. Вороватые прислужники Чана были известны своей алчностью и бесчестностью.

Стоя позади Роуды, Томас Сервис наклонился и поцеловал ее волосы. Она повернула голову и улыбнулась ему. Осталось лишь семь недель до их свадьбы. Через семь недель они станут мужем и женой. Ей хотелось, чтобы этот день наступил как можно скорее.

Он обладал всем, что она ценила в мужчине. Он был христианином, добрым и трудолюбивым. Он уважал ее желание остаться до свадьбы девственницей. Врачи, медсестры, евангелисты миссии сходились во мнении, что Томас Сервис – лучший врач в южном Китае, если не во всем Китае.

Он помог ей привыкнуть к этой суровой стране, которую она теперь начинала любить. Приехав, Роуда не была уверена, что выдержит больше недели. Мухи, москиты, крысы сводили ее с ума. Она едва не упала в обморок, когда впервые увидела прокаженного. Вокруг нее китайцы умирали от холеры, оспы, тифа и массы других болезней, названия которых просто нельзя было запомнить.

И еще шла война. Боже, сколько было жертв. Мужчины, женщины, дети сотнями проходили через госпиталь, их тела были изуродованы пулями и снарядами. Роуда, которая до того никогда не выезжала за границу, начала подумывать о том, чтобы сесть на первый вылетающий из Чунциня самолет.

Томас Сервис заставил ее изменить решение. Он любил китайцев и служил им всем сердцем. Его отец и мать, лютеранские евангелисты, основали миссию в Чунцине. Они работали там, пока в 1940 году не погибли при налете японской авиации. Их похоронили рядом на вершине холма, откуда видна была гавань, по которой буксиры тащили груженые джонки.

Томас Сервис вырос в Китае, а когда началась война, учился в высшей Медицинской школе при колледже Рида в Орегоне. Я вернулся потому, что не мог не вернуться, объяснил он Роуде. Ему предложили службу во флоте в территориальных водах Соединенных Штатов, после которой его ждала доходная работа в Америке.

Он сказал Роуде, что у него было предчувствие, что его родители не переживут войну. Поэтому он решил находиться рядом с ними, пока это возможно. После его возвращения они три года прожили вместе. Возвращение в Китай оказалось самым правильным поступком в его жизни.

Роуде тоже понравилось в Китае. Она была нужна здесь. Желание помогать людям в ней сочеталось со стремлением распространять слово Божье, и нигде она не была так счастлива, как в Китае. В Китае она была свободна от Нельсона и его неестественного чувства.

Когда она впервые рассказала Томасу Сервису о Нельсоне, он сказал, что это крест ее брата, а не ее. Сейчас, когда дождь усилился, он обнял Роуду и прошептал: «Нельсон не имеет никакого отношения к нашей жизни. Забудь о нем. Думай о нас. Мы поженимся и будем работать в Китае, пока не умрем и нас похоронят на холме рядом с моими родителями».

Роуда встала со стула и обвила руками его шею. «Хорошо. Потом однажды утром мы проснемся и все вместе позавтракаем».

Они засмеялись, и когда загремел гром, она поцеловала Томаса и услышала сквозь раскаты вскрик. Она повернулась и увидела, что в дверях стоит ее брат и держит в левой руке пистолет с перламутровой рукояткой.

Будучи хорошими шпионами, Линь Пао и Сон Суй должны были выполнять свои обязанности. Поэтому они пренебрегли приказом Нельсона Берлина остаться в джипе. В соломенных шляпах конической формы и американских военных непромокаемых накидках они последовали за пьяным американцем, который, пошатываясь, шел по территории лютеранской миссии. Чем сильнее лил дождь, тем больше Линь Пао сомневался в необходимости подвергать им себя таким неудобствам.

Преследовать пьяного капитана было нелегко. Дождь и темнота делали его почти невидимым для двух членов Триады. Несколько раз капитан падал в грязь. В нескольких ярдах позади него Пао и Сон Суй ждали, пока он поднимется и продолжит путь. Ждали и промокли до нитки.

Но Линь Пао понимал, что им нужно выдержать эту ужасную ночь. Капитан слабо контролировал себя, и было весьма вероятно, что до утра он наделает глупостей. Пао и Сон Суй должны быть поблизости, чтобы стать свидетелями его действий. Полученная информация могла оказаться полезной для Триады, которая умела заставить человека платить за свои ошибки.

Приблизившись к зенитному орудию, Пао и Сон укрылись за наваленными рядом с ним мешками с песком. Присев на корточки, они стали смотреть на управление миссии. Почти все окна были темными. Но не все.

Нельсон Берлин вглядывался в тускло освещенное окно нижнего этажа. Видимо, ему не понравилось то, что он увидел. Он отшатнулся назад, выругался и замахал руками. Затем он потерял равновесие и сел в грязь. Показал зданию кулак, поднялся и, покачиваясь пошел к входу. Остановился, чтобы вытащить пистолет, открыл дверь и вошел.

Пао и Сон Суй выбежали из укрытия и понеслись к зданию. Прогремел гром, не разбирая дороги, они хлюпали по глубоким лужам. Левая туфля Пао застряла в грязи, но он продолжал бег – капитана нужно было держать под близким наблюдением.

Первым окна достиг Пао.

Томас Сервис шагнул к Нельсону Берлину, уверенный, что сможет поговорить с ним и убедить, что Роуда вольна распоряжаться своей жизнью. Высокий рыжеватый мужчина стоял, опустив руки: он хотел, чтобы Берлин знал, что он не желает ему зла. Он уже хотел сказать это, когда Берлин выстрелил ему в грудь. Сервис упал.

До той ночи Нельсон Берлин стрелял из своего пистолета только по мишеням и однажды в поместье своего отца в округе Датчиз, штат Нью-Йорк, подстрелил белку. Выстрелив в Томаса Сервиса, Берлин удивился тому, как легко и приятно убить человека. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким сильным. С пистолетом в руке он может подчинить себе весь мир.

Рыдающая и стонущая Роуда сидела на полу, обхватив голову Сервиса руками, и покачивалась взад и вперед, Разгоряченный водкой и содеянным, Берлин, не в силах больше сдерживаться, спрятал пистолет в кобуру, подошел к Роуде и оторвал ее от Сервиса.

Она вскрикнула, и он ударил ее по лицу. Потом он рывком поднял Роуду на ноги и поцеловал, почувствовав соленый вкус ее слез; он проник языком в ее рот, а когда она расцарапала ему лицо, ударил еще раз. Она попыталась ударить коленкой его в пах, однако он успел повернуться и удар пришелся в бок. Ему было больно, но не настолько, чтобы он прекратил свои попытки.

Потом она оказалась на полу; зажав ей рот одной рукой, он другой начал рвать на ней блузку. В этот момент погас свет, и они оказались в темноте. Лежа на Роуде, Берлин справился с рубашкой, но она укусила его за руку, и тогда он схватил ее за горло и начал душить. Он слышал, как давится его сестра, но сжимал руки, пока она не обмякла.

Он перестал душить ее, но она была еще жива. Он сорвал с нее рубашку, сунул руку под лифчик и сжал маленькую грудь. Потеряв голову от возбуждения, он расстегнул ее пояс и стащил с нее брюки и трусики. Затем приподнялся на колени и снял с себя штаны и трусы. Чувствуя себя на грани оргазма, он быстро вошел в нее и через мгновение кончил.

Распластавшись, он продолжал лежать на своей сестре, пока она не зашевелилась под ним. Когда она прошептала: «Боже милостивый», вся страсть Берлина исчезла, и он ужаснулся. Страх был так велик, что у него захватило дыхание. Сквозь окно в комнату проникал слабый свет, но ему казалось, что темнота сгустилась, неся с собой грядущее зло, которое наверняка уничтожит его.

Берлин вновь поднялся на колени, посмотрел на ее заплаканное лицо в синяках, и когда она сказала: «Зачем ты сделал это?», он понял, что никогда больше не захочет слышать ее голоса, никогда больше не захочет вспоминать об этой ночи. Поэтому он задушил ее своими руками, упал возле нее и зарыдал.

Когда Нельсон Берлин открыл глаза, на него смотрели Линь Пао и Сон Суй.

Пао с притворным почтением снял с себя шляпу.

– Капитан, сэр, вы хотите выйти из этой неприятной ситуации, избежав наказания?

Берлин кивнул. Страх отнял у него силы, и он потерял способность мыслить здраво, и был готов отдать свою душу всякому, кто избавит его от этого кошмара.

– Да, хочу.

Пао присел на корточки возле него.

– В таком случае вы должны поступать так, как мы скажем.

– Я понимаю.

Пао покачал головой.

– Вы не понимаете, капитан. Но со временем поймете. Сегодня ночью мы ничего не станем от вас требовать. Речь идет о будущем. Не беспокойтесь о том, что случилось этой ночью. Но когда вы покинете эту комнату, вам придется повиноваться некоторым из моих друзей. Мы послужим вам, а вы послужите нам.

– Только помогите мне. Умоляю, помогите мне. Я сделаю все, что вы скажете.

– Капитан, сэр, с этого момента вы будете поступать, как мы скажем, когда придет время.

После капитуляции Японии в 1945 году Америка настаивала на перемирии между Чаном и коммунистами. Однако о прекращении огня не могло быть и речи. Никто не хотел идти на уступки. У коммунистов была сильная армия, освобожденные от японцев земли, их поддерживали миллионы соотечественников. Им незачем было плясать под дудку гоминьдановцев.

Допустить красных в правительство было для Чана все равно, что открыть лисе курятник. Он понимал, что если не покончит с коммунизмом, то, в конце концов, его растущая популярность будет стоит Чану политической власти. Компромисс Чана не устраивал. Стоит ли давать веревку своему палачу?

Через год после окончания войны с Японией Чан первым нанес удар: его армия атаковала войска коммунистов в Маньчжурии. Но ему оказалось не под силу справиться с красными армиями, возглавляемыми популярным в народе Мао Цзэдуном. Чан показал себя плохим военачальником, неспособным возглавить и вдохновить войска, и солдаты тысячами перебегали на сторону Мао, прихватив с собой американское снаряжение. Трехлетняя гражданская война завершилась полным поражением Чана.

Он бежал на Тайвань, гористый остров недалеко от юго-восточной границы Китая, однако, успев обчистить китайские музеи, банки и военные склады. Его добычей стали золотые запасы страны вплоть до последнего слитка. Триады помогали маленькому генералу осуществлять грандиознейшую хищническую операцию со времен разграбления Европы нацистами.

На Тайване отношение к Чану было отрицательное. Однако оппозиция маленькому генералу просуществовала там недолго. По его приказу войсками были замучены и уничтожены тысячи тайванцев, часть оппозиции была вынуждена уйти в подполье, многие бежали из страны. Чан подчинил себе остров с помощью тех же кровавых средств, что использовал двадцать лет назад при подавлении шанхайского восстания. Как всегда, маленький генерал считал, что имеет право на все.

Юго-запад Китая. Здесь в отдаленной провинции Юньнань армия Мао изгнала из китайской земли последние полки Гоминьдана в зону на стыке Бирмы, Лаоса и Непала. Эта зона, родина горных племен Шань, являлась крупнейшим мировым поставщиком незаконного опиума и носила название «Золотой треугольник».

Опасаясь, что Мао может теперь попытаться захватить всю юго-восточную Азию, ЦРУ снабжало гоминьдановскую армию оружием в «Золотом треугольнике» и планировало вторжение в Китай. Гоминьдан, однако, не собирался сражаться с «красной угрозой». Воины Чаня в «Золотом треугольнике» решили основательно заняться наркобизнесом. Они поставили себе целью взять в свои руки торговлю героином в юго-восточной Азии. Прибрать к рукам весь героиновый рынок.

«Золотой треугольник» был ничейной полосой. Власть в нем принадлежала сильнейшему, и сильнейшим являлся Гоминьдан. Остатки армии Чана легко покорили бирманские горские племена и заставили их увеличить производство опиума. Горцев насильно забирали в гоминьдановскую армию. Китайцы женились на местных женщинах, это приносило им больше новобранцев и больше опиума.

Для Гоминьдана успех в «Золотом треугольнике» стал реваншем за поражение в своей стране.

Гоминьдановцы наводнили юго-восточную Азию опиумом, который химики Триады превращали в героин и морфин. Пао никогда не был так загружен работой. Действуя на территории Тайваня и Гонконга, он возил наркотики не только по всей Азии, но и в Европу и Америку. Вместе с Сон Суем они охраняли руководителей Триады во время поездок по «Золотому треугольнику». Они также сопровождали химиков Триады из Гонконга в лаборатории, производящие героин в горах Бирмы.

Линь Пао давал взятки таиландским полицейским, которые охраняли партии наркотиков, проходившие через их страну. В Таиланде он и другие члены Триады покупали или похищали детей у родителей, душили младенцев, вырезали внутренние органы и заполняли маленькие тельца килограммами героина. Затем женщины, разыгрывавшие из себя матерей, перевозили своих «спящих младенцев» через границу в Малайзию.

Пао создавал контрабандные пути между производящими наркотики лабораториями в Гонконге и на Тайване и китайскими кварталами в Сиднее, Сан-Франциско, Торонто, Амстердаме, Маниле, Нью-Йорке. Он перевозил наркотики на контейнеровозах, в антикварных столах и футбольных мячах; в чемоданах с двойным дном; в пластиковых пенисах, которые германские стюардессы провозили в своих влагалищах. На главарей Триады произвело большое впечатление то, что Пао смог успешно перевезти пятьдесят фунтов героина из Тайваня в Бразилию.

В двадцать пять лет Линь Пао, благодаря своим бойцовским качествам, смог получить почетную должность Красного Шеста – официального исполнителя воли Триады. Он быстро оправдал оказанное доверие, собственными руками задушив секретного агента китайской полиции, внедрившегося в Триаду. Он защищал игорные дома Триады от нападений противников в Гонконге, он организовал похищение сингапурского банкира с целью получить за него выкуп и вместе с Сон Суем отправился в Гонолулу, чтобы убить японского банкира, который позволил себе злоупотребить деньгами Триады.

По мере того, как слава Линь Пао росла, враждебно настроенные Триады предпринимали несколько покушений на него и назначили цену за его голову. Черный Генерал стал мишенью для своих врагов. В Лондоне Триада Серебряный Бамбук потребовала, чтобы все китайцы, ввозящие героин в Англию, платили ей мзду. Она также хотела получить право распространять героин на территории Англии. Тех, кто отказывался повиноваться, убивали. Серебряные Бамбуки ждали, когда Пао бросит им вызов.

Им не пришлось долго ждать. Все знали, что Пао не выносит угроз и презирает тех, кто позволяет себя запугать.

В одну влажную июльскую ночь он и Сон Суй привезли два килограмма героина владельцу китайского ресторана в Сохо, крупнейшем районе Лондона, где живут иностранцы. На рассвете они вышли из ресторана на пустынную Дик-стрит, где на них напали шестеро китайцев с двумя доберман-пинчерами, вооруженные ножами и стальными стержнями. Серебряные Бамбуки хотели наказать Черного Генерала в назидание другим.

Пао выстрелил одному нападавшему в голову, другому в грудь, но доберманы свалили его на тротуар. Пистолет вылетел из его рук, и собаки мигом оказались на нем.

Лежа на спине под рычащими собаками, Пао видел, как Сон Суй выстрелил одному Серебряному Бамбуку в живот, и тот упал на тротуар. Но коренастый китаец с красной лентой на голове ударил Сона стальным стержнем по руке, и тот выронил оружие. Стиснув от боли зубы, Сон попятился назад, схватился за раненую руку. Коренастый вразвалку пошел на него.

Маленькому брату грозила смерть.

Разъяренный Линь Пао обхватил руками туловище собаки, сломал ей хребет и отбросил в сторону. Поднявшись на колени, он ударил вторую собаку кулаком по голове, сбив ее с ног. Затем вскочил на ноги и нанес удар каблуком собаке в бок, сломав ребра. Она заскулила, он схватил ее за ошейник и швырнул в коренастого, который наступал на Сон Суя.

Собака ударилась о спину мужчины, толкнув его на Сон Суя. Он не успел выпрямиться, как Сон Суй ткнул пальцами левой руки ему в глаза, рванул ногтями глазные яблоки. Вскрикнув, тот выронил стальной стержень. Сон Суй подхватил коренастого и стукнул его по правому колену. Когда тот схватился за ногу, Сон Суй наотмашь ударил его железякой по лицу.

Пао набросился на оставшихся. Здоровенный мужчина с широким лицом дико взмахнул ножом, полоснул Пао по грудной клетке. Превозмогая боль, Пао ударил его ногой в пах, нанес удар кулаком в горло и затем лбом по лицу.

Последний из нападавших, тощий мужчина с прилизанными волосами, закричал и согнулся пополам, пытаясь ударить Пао по голове стальным стержнем. Пао пригнулся, ударил тощего ногой по лодыжке, затем обошел его, положил ему руки на плечи и швырнул на тротуар. Прежде, чем тот успел подняться, Пао ударил его ногой по голове.

Владелец ресторана вызвал врача-китайца, который молча принялся обрабатывать руку Сон Суя и ножевую рану на груди Пао.

– Немедленно уезжайте из Англии, – сказал владелец ресторана. – Серебряные Бамбуки выпьют вашу кровь за то, что вы сделали с их людьми. Мы все в опасности.

Пао осторожно дотронулся до своего перевязанного бока и посмотрел на Сон Суя. Сон Суй улыбнулся и сказал владельцу ресторана:

– Мы с братом уедем тогда, когда закончим свои дела.

Через два дня главарь Серебряных Бамбуков ждал дома жену, которая ушла за покупками, когда его неожиданно навестили два констебля лондонской полиции. Они сообщили ему печальное известие: его жену нашли задушенной на лестничной клетке одного из крупнейших лондонских универмагов.

Потрясенный главарь Триады опустился в кресло, и в этот момент зазвонил телефон. Он поднял трубку и услышал мужской голос, произнесший на кантонском диалекте: «У тебя есть еще две дочери». И больше ни слова.

Как всегда, лондонская китайская община отказалась помогать полицейским в расследовании убийства женщины, но осведомители связывали его с нападением Серебряных Бамбуков на исполнителя воли одной из Триад по прозвищу Черный Генерал, действующего на территории Тайваня и Гонконга. Никто точно не знал, уехал Черный Генерал из Англии или нет.

Осведомителям было известно только то, что этим убийством он отомстил своим врагам. И еще им было известно, что отныне Серебряные Бамбуки прекратили попытки получать дань от Триады Черного Генерала.

В сорок лет Линь Пао женился на Айлин Кун, очаровательной и веселой солистке одного из ведущих гонконгских оперных театров. К тому времени он уже был богатым и влиятельным человеком, человеком, чье положение в мире тайных обществ давало ему неограниченную власть. Обаятельная и знаменитая, она стала ему наградой за жизнь, отданную борьбе.

Линь Пао знал многих женщин, но Айлин была самой страстной из тех, кого он знал. Он был опьянен ею. Ее страсть была под стать его страсти, и в постели она удовлетворяла каждое его желание и потребность. Его страсть к ней была безграничной и ненасытной. Он делал все, чтобы угодить ей, и гордился, видя зависть на лицах других мужчин.

Их сближал интерес к пекинской опере. Айлин приятно удивило, что его знание этого музыкального жанра превосходит ее. Это все благодаря маленькому брату, сказал он. Сон Суй познакомил его с оперой, когда они были еще мальчишками и жили в Шанхае. Пао признался Айлин, что когда-то мечтал петь с профессиональными артистами. К сожалению, ему не хватило решимости петь на сцене.

У него была коллекция музыкальных инструментов, состоящая из плоского барабана, кастаньет, тарелок, больших и маленьких гонгов, а также коллекция костюмов – расшитые доспехи, аксессуары, которыми пользовались знаменитые исполнители, длинные платья с вышитыми драконами и фениксами. Одна мысль о музыке утешала его, признался он Айлин.

Когда Пао спел для нее, она была тронута до слез. У него был превосходный голос. Он мог петь роли шэн – мужские партии для пожилых и молодых мужчин. Еще он мог исполнять роль цзин – шумливых генералов и молодых авантюристов. По ее просьбе они иногда пели вместе – и это были счастливейшие мгновения его жизни.

В свою очередь Пао не жалел денег для карьеры своей жены. Он финансировал постановки, в которых она играла главные роли, платил критикам, чтобы те давали о ней восторженные отзывы, и заключил контракт с поддерживаемой Триадой фирмой грамзаписи. Ее фотографии висели на видных местах во всех его домах. Пао был так влюблен, что охотно расстался с несколькими своими любовницами. Только Сон Сую хватало смелости называть ее тем, чем она была – дорогой куклой.

У них был один сын, Хинь, который так походил на своего отца, что его прозвали Маленьким Генералом. Вместе с Айлин мальчик стал самым дорогим из того, что было у Пао. С появлением жены и сына в его жестокую жизнь спустилась частичка небес. Ему оставалось только надеяться, что жизнь мальчика не будет такой опасной, как его жизнь. Астрологи и гадалки, которых звали, чтобы они предсказали будущее Маленького Генерала, видели впереди только хорошее. Благоприятные предсказания гарантировали им хорошую оплату и помогали избежать ярости Пао.

Через год после рождения сына Пао включили в руководящий совет Триады – исключительно почетный пост. Теперь он находился только в Гонконге и Тайване. Оттуда он посылал других исполнять свою волю в «Золотом треугольнике», Таиланде, Австралии и Америке.

По мере того, как руководитель Триады старел и слабел, членство в совете обретало огромное значение. Следующий руководитель Триады будет выбран из совета. Последний руководитель благоволил к двум людям. Один из них был Пао Линь. Другой – его заклятый враг.

Более разных людей было трудно представить. Пао олицетворял молодость и новшества: он считал, что Стошаговые Змеи должны приспосабливаться к изменяющимся временам. Чань Фау, его более зрелый соперник, предпочитал вести дело традиционными методами без всяких отклонений. Перемены, говорил он, лишь средство умножения человеческой глупости. Чань Фау хотел петь старые песни.

Это был худощавый невозмутимый человек лет семидесяти с небольшим, поглощенный личной гигиеной настолько, что мыл руки чуть ли не ежечасно и по нескольку раз в день менял одежду. Способности его были ограничены, а амбиции безграничны. Он заискивал перед старшими и превозносил себя до небес. Пао устал от бесконечных рассказов о битвах второй мировой войны, в которых Чань Фау принимал участие на стороне Чан Кай-ши, утверждая, что приходится Чану дальним родственником.

Пао видел за собой будущее, а на Чаня Фау смотрел как на прошлое. Пао выступал за расширение деятельности Триады: почему бы не получать прибыль от продажи героина непосредственно вновь образованным бандам, например, негритянским и испанским в Америке? Почему они должны продавать героин только итальянским гангстерам?

Надо держаться итальянцев, говорил Фау. Если мы начнем выходить на черных и испанцев, то рискуем оскорбить итальянцев. Мы не в состоянии воевать с ними на их территории. К тому же Фау не доверял черным и испанцам. Слишком ново для нашего бизнеса, сказал он. Нельзя рвать с традициями. Будем продолжать работать с итальянцами, которые уже доказали, что достойны нашего доверия.

Пао и Чань Фау также расходились во мнениях относительно Нельсона Берлина. Пао поддерживал вложение денег в компанию Берлина, которая уже владела отелями по всей Америке, в Мексике, Канаде и на Гавайях. Американец купил также фирмы по производству сигарет, электронного оборудования и детских игрушек. И планировал дальнейшее расширение своего бизнеса.

Чересчур амбициозен, заявил Чань Фау. А если вдруг он вздумает удрать от нас? Что будет, если он умрет или в Америке начнется новая великая депрессия? Наше соглашение с мистером Берлином не нуждается в совершенствовании, говорил Фау. Он не видел смысла в том, чтобы давать американцу дополнительные средства.

Пао не соглашался. Триада ничего не дает Берлину, сказал он. Она продолжает развивать первоначальный вклад, сделанный, когда Триада устроила дело так, что за убийство Роуды Берлин судили и казнили раненого Томаса Сервиса. Ее брат немедленно отблагодарил Триаду, вылетев из Чунцина с четырьмя килограммами героина в гробу сестры.

Берлин, говорил Линь Пао, бесценен для Триады, поскольку «отмыл» миллионы долларов через свои компании. Американец – хороший бизнесмен, рост его бизнеса выгоден Триаде. Если Берлину понадобятся деньги, Триада должна предоставить их ему.

Расширение, утверждал Пао, есть жизнь. Сокращение – смерть. Он стоял за новые капиталовложения в Америке и Европе, предпочитая их простому помещению денег Триады в банки, где они будут лежать без дела. Фау спорил с ним. Для него успех означал крупный счет в банке, а не торговые улицы или земельные участки. Давайте черпать силу из нашего славного прошлого, говорил он. Будущее само о себе позаботится.

Пао и Чань Фау оба стремились стать во главе Триады. О компромиссе между ними не могло быть и речи, и ни один не хотел быть в подчинении у другого. Их взгляды были слишком различны, чтобы они пошли на уступки.

Второй день рождения Хиня Линь Пао и Айлин решили отпраздновать в доме Пао, в Счастливой долине Гонконга. Трехэтажный кирпичный дом, выходящий окнами на гавань, был построен сто лет назад английским военным офицером, который держал у себя ястребов и первым познакомил британскую королевскую колонию с табачной клизмой.

Соперничество между Пао и Чанем Фау вынудило их надолго задержаться в Гонконге. Они выжидали. Руководитель Триады умирал от лейкемии и рака предстательной железы в больнице на Кеннеди-роуд. Жить ему оставалось лишь несколько дней, и ожидали, что он вот-вот назовет своего преемника.

Фау ждал его решения в Ши-О-Бич, где в особняках за высокими стенами обитали наиболее влиятельные горожане Гонконга. У него был четырехэтажный кирпичный дом, расположенный в лесу на вершине холма, в котором он жил с четырьмя женами – по одной на этаже.

Пао пригласил на день рождения сына немногих. Среди гостей были Сон Суй с женой и тремя маленькими сыновьями, а также двое самых близких Пао помощников с женами и детьми. Один из помощников прилетел из Сингапура – знак верности, который Пао оценил по достоинству. Единственно, что омрачало вечер, так это отказ Айлин петь. Она казалась раздраженной, как один из тигров в личном тайваньском зоопарке Линь Пао. Устала, сказала она. Несколько часов репетировала новую роль, объяснила она Линь Пао. Он простит ее на этот раз? Конечно.

Был теплый апрельский вечер, и стол накрыли на свежем воздухе, на веранде. Оттуда Линь Пао был хорошо виден ипподром в Счастливой долине, где его лошади участвовали в бегах вместе с лошадьми банкиров и президентов корпораций. Однако он думал не о лошадях и тотализаторе, когда держал Хиня в одной руке и указывал вдаль другой. Он указывал на запад, на Америку, где когда-нибудь Хинь пойдет учиться в школу. Сын Черного Генерала заслуживал самой лучшей участи.

Пришло время развертывать подарки. Слуги вынесли стол с подарками из дома, поставив перед входными дверями. Когда смеющиеся взрослые и дети собрались вокруг стола, Пао передал Хиня Сон Сую, крестному отцу мальчика, и взял конверт из кучи подарков. Я искал счастья и теперь нашел его наконец, подумал он.

Конверт от Сон Суя раздувался от денег. Мужчины улыбнулись друг другу. «Купи моему крестнику американскую машину», – сказал Сон. Пао заключил его в объятия. Братья навеки, прошептал он. Сон прошептал то же самое. Клятва на крови, данная ими в Старом городе, по-прежнему связывала их.

Пао начал открывать другие подарки Хиня, Сон Суй опустил мальчика на пол и встал возле Пао. Мой крестник захотел конфетку, сказал он. Неожиданно из дверей вышла Айлин, схватила Хиня и торопливо вернулась в дом. Пао нахмурился. Что за странности?

Но Айлин вела себя странно весь день. Гости Пао и дети молчали. Жена Сон Суя наклонилась к двери и заглянула в дом. Она повернулась, чтобы что-то сказать Пао, и в этот миг стол с подарками с грохотом взорвался.

Пао спас от взрыва Сон Суй, стоявший между ним и столом. Однако, ударная волна сбила с ног Пао, и он упал на газон перед домом. Он лежал в полубессознательном состоянии, истекая кровью, глаза его были устремлены на яркое солнце. Голова и левая рука его были охвачены мучительной болью. Он ослабел, мысли путались: еще немного – и он потеряет сознание.

С огромным трудом он посмотрел в сторону дома. Часть веранды была разрушена: подарки, еда и тела людей были разбросаны по газону. Дверь дома сорвана с петель и лежала на газоне возле Пао. Перед, входом в дом пылало пламя. Все передние окна были выбиты или покорежены.

На газоне мужчины и женщины истерическими голосами звали на помощь. В клубах черного дыма, поднимающегося над домом, мелькали куски оберточной бумаги. Превозмогая боль, Пао попытался сесть. Лицо его было липким от крови, кожа – влажной и холодной.

Впереди, на площадке лестницы, ведущей в дом, он увидел маленькую девочку с застывшим лицом и остекленевшими глазами: взрывом ей оторвало правую ногу, подол платья был в огне. Возле нее лежала окровавленная голова Сон Суя. Тела нигде не было видно.

Пао сумел подняться на колени, но встать на ноги не смог. Он ничего не видел правым глазом, боль в руке была невыносимой. Он сел на газон и увидел, что слуги в белых кителях осторожно пробираются через охваченный пламенем дверной проем и бегут к нему. Линь Пао протянул к ним руки и упал, выкрикнув имя жены. Через мгновение он потерял сознание.

На следующий день Пао очнулся в коулунской больнице. Взрывом у него оторвало левую кисть, и он потерял правый глаз. Сон Суй погиб вместе с женой и двумя детьми. Погиб один из его помощников, другой остался жив, но потерял обе ноги. Пострадали также жены и дети помощников, но самым тяжким ударом для него стала смерть Сона, Пао не мог сдержать слез. Потеря маленького брата стала для него невосполнимой: большего горя он не знал.

В больнице констебль британской полиции Мартин Мэки сообщил Пао, что кто-то подложил часовую бомбу в подарки Хиня. В присутствии наблюдавших за ними в молчании членов Триады Мэки сказал, что Пао уцелел лишь по счастливой случайности. Не знает ли он, кто пытался его убить? Пао покачал головой. Он понятия не имел, кто мог совершить такой поступок.

Я простой бизнесмен, сказал он Мэки. Занимаюсь недвижимостью, золотом и мониторами для компьютеров. Пао также строит храм для бедных в районе Ваньчай. Теперь он освятит этот храм именем его брата Сон Суя, который погиб, спасая жизнь Пао. Мартин Мэки улыбнулся и сказал: «Я слышал, Сон Суй тоже состоял членом Стошаговых Змей».

Пао отвернулся к стене и ничего не ответил.

Когда полицейские ушли, Пао сел в кровати и посмотрел на забинтованную культю левой руки. Затем дотронулся до бинтов, закрывающих пустую глазницу, и сказал:

– Чань Фау и моя жена пытались меня убить, – он поднял над кроватью изувеченную руку и снова опустил. – Мой сын. Он с ней?

Старшим в палате оказался Чжан Ву, невысокий поджарый мужчина лет тридцати с внимательным и безжалостным взором охотника. Через несколько мгновений он кашлянул и сказал:

– Да, ваш сын с ней.

Голос Пао был едва слышен:

– И они оба сейчас с Чанем Фау?

– В его доме, который очень хорошо охраняется.

– Кто-нибудь из детей Сон Суя остался в живых?

– Чун, старший сын.

Чун был серьезным восьмилетним мальчиком, который унаследовал ум отца, но без его чувства юмора. Он был крестником Пао.

Пао кивнул.

– Позаботьтесь о нем. Охраняйте его круглые сутки.

– Будет сделано.

– Сейчас я хочу поспать. Разбудите меня ровно через час. После сна я займусь Чанем Фау, – после продолжительного молчания он сказал: – Никогда больше не называйте имя моей жены.

– Я понимаю, – сказал Чжан.

– С этого дня у меня нет жены. Этой женщины больше не существует.

Чжан Ву почесал волосатую бородавку под нижней губой и внимательным взглядом посмотрел на стоящий на столе кувшин с водой, думая над тем, хватит ли Линь Пао сил бороться с Чанем Фау, и если нет, то как это скажется на судьбе Чжана Ву. Чань Фау не прощал своих врагов.

Чжан Ву был реалистом и не хотел оказаться на стороне проигравшего в этой борьбе. Черный Генерал стал инвалидом. Возможно, ум его тоже повредился. Его опозорила жена, попытавшаяся убить его и убежать с сыном. Такой поворот судьбы любого заставит упасть духом.

Чжан Ву посмотрел на Линя Пао и подумал: этот больше не боец. Был, да весь вышел. Теперь настал час Чаня Фау, старого генерала и кузена Чана, от которого лидер Гоминьдана несколько раз отворачивался.

Фау и четыре его жены находились в прекрасно охраняемом и почти неприступном доме. Окруженный кирпичной стеной дом стоял уединенно на лесистом холме и охранялся множеством вооруженных людей. Тот, кто захочет выбить старого генерала из его крепости, должен обладать целой армией и большим везением. Чжану Ву казалось, что у Черного Генерала не было теперь ни того, ни другого. Пока он лежал раненый и жалел самого себя, члены Триады в массовом порядке переходили на сторону Чаня Фау. Все видели в нем победителя.

Хорошо осведомленный о делах Триады Чжан Ву знал, что покушение на Пао вызвало целый поток телефонных звонков от членов Триады со всех концов мира. Лишь немногие были адресованы Черному Генералу. Подавляющая их часть раздавалась в доме-крепости Чаня Фау; звонившие хвалили его за смелость, проявленную в борьбе с Пао и заверяли Фау в своей вечной преданности. Ву считал, что Линь Пао больше достоин чести стать главарем Триады, но теперь ему придется пересмотреть свою оценку.

Некоторые члены Триады думали, что Линь Пао был убит при взрыве. Чжан Ву подозревал, что Чань Фау позволил себе использовать обман с тем, чтобы посеять панику среди сторонников Линь Пао. Старый генерал был способен на такие грязные поступки.

В больнице Пао лежал лицом к стене. Чжан Ву казалось, что он не дышит. Можно было подумать, что он умер. Если бы это было правдой, то жизнь Чжан Ву, конечно бы, упростилась.

Бедный Черный Генерал. Он больше не выглядел таким свирепым. Он казался маленьким и беззащитным. Куда делся Линь Пао с его ужасным нравом человека, привыкшего все делать по-своему? Может быть, тот Линь Пао исчез вместе со смертью Сон Суя. Хитрый маленький хромуша оказал неоценимую помощь в его подъеме на вершину тайного общества. Но теперь Сон Суй отправился к праотцам. Черному Генералу придется привыкать к одиночеству.

Советы Сон Суя помогли бы Черному Генералу противостоять Чаню Фау. Без него Линь Пао был обречен на поражение. Теперь даже небеса не смогут помешать Чаню Фау стать следующей Головой Дракона.

Пао зашевелился под одеялом и глубоко вздохнул. Потом перекрестился и подтянул одеяло к подбородку, как будто собирался заснуть. Но тут он заговорил голосом столь властным, что Чжан застыл от неожиданности, прислушиваясь к каждому слову.

Казалось, слова Пао были предназначены для одного Чжана, словно он сумел прочитать мысли маленького человека с холодными глазами. Не поднимая головы от подушки, Пао сказал:

– Через три дня Чань Фау умрет, и я стану Головой Дракона.

Чань Фау сидел за столом тикового дерева в своем просторном выходящем на рододендроновый сад и двор рабочем кабинете и расписывал шелковый свиток. Это был макемоно – горизонтальный свиток, разворачивающийся справа налево и затрагивающий одну определенную тему, в данном случае отважные военные подвиги Фау.

Только никаких подвигов Фау не совершал. Во время войны, как и остальные члены штаба Чана, он сотрудничал с японцами, использовал предоставляемые американцами средства в личных целях и посылал своих солдат погибать в бессмысленных битвах. Он был придирчивым, строгим и трусливым командиром. Солдаты называли его Цыпленком с железной задницей.

Тема в макемоно развивалась как в поэзии или музыке, возбуждая интерес зрителя рисунками по мере того, как разворачивался свиток. Такие свитки никогда не выставлялись на длительное обозрение, их хранили в парчовых мешках или деревянных ящиках, чтобы показывать в особых случаях.

Чань Фау был хорошим художником. Он умело пользовался кистью и чернилами, нанося черные тени, затем светло-серые и наконец добавлял для пущего эффекта смесь клея и воды с небольшим количеством краски. Наносил мазки он быстро, не задумываясь ни на секунду. Как того и требовал этот древний вид искусства, он использовал вид сверху для передачи перспективы и расстояния. Тема Чаня Фау: спасение им генерала Чана Кай-ши из горящего штаба Гоминьдана при воздушном налете.

Рисование на макемоно требовало, чтобы художник эмоционально был связан со своей темой, чего Чаню было довольно легко добиться. По прошествии времени и на расстоянии его личное видение и понимание войны стало единственно правильным. Только его правда была достойна быть услышанной.

Свиток был близок к завершению, когда во второй половине дня в дом Чаня Фау без предупреждения пришел сержант полиции Питер Юн. Фау не любил, когда ему мешали, и поэтому Юн был нежеланным гостем. Однако хозяину ничего не оставалось, как отложить свое занятие и поговорить с полицейским, являвшимся к тому же членом Стошаговых Змей.

Юн был худощавым нервным мужчиной с напряженными тонкими чертами лица и кривой улыбкой. Чань Фау считал его мелким и бесхребетным человеком, неспособным бороться или отстаивать что-то. Помочись на его туфли – и он поблагодарит тебя за это. Однако то, что он имел доступ к бумагам в полиции, делало его бесценным.

Вместе с сопровождающими Юна двумя констеблями полиции в тиковых защитного цвета рубашках, шортах и синих форменных фуражках его пропустили в дом и проводили в рабочий кабинет Чаня Фау. Двое телохранителей хозяина остались стоять в коридоре, спиной к закрытой двери. Констебли Юна стояли по другую сторону от двери.

Юн извинился за несвоевременное вторжение и сказал, что ему необходимо было побеседовать с достопочтенным Чанем Фау как можно скорее. Этого нельзя было сделать по телефону. Никак нельзя было. Он снова извиняется за вторжение.

Чань Фау взмахом руки велел ему прекратить извинения.

– Кончай трепать языком, черт возьми. Говори прямо, зачем пришел, – сказал он.

Юн подошел, держа в руке «дипломат», к столу, за которым сидел Фау.

– Линь Пао продал вас американским сыщикам, занимающимся наркотиками здесь, в Гонконге, – сказал он. – Он дал им сведения о запланированных поставках наркотиков в Соединенные Штаты и Канаду.

Чань Фау нахмурился и положил свою кисть.

– Для чего ему рубить сук, на котором сидит?

– На котором вы сидите, а не он. Скоро наступит ваша очередь стать Головой Дракона. Вину за эти потери возложат на вас. Линь Пао слишком слаб, чтобы вести с вами борьбу, и хочет, чтобы его грязное дело делали за него американцы.

Чань Фау кивнул:

– Да, понятно.

– Вы будете нести ответственность за конфискованные наркотики. Все будут считать, что это ваша ошибка. Пао хочет, чтобы ваш престиж пошатнулся. Хочет, чтобы члены Триады решили, что вы не умеете работать. Что вы – плохой руководитель.

– Я понимаю.

– Пао думает, что сможет ослабить вас с помощью американцев. Он уверен, что члены Триады восстанут против вас, если под вашим руководством Триада потерпит значительный урон. Потом вмешается он и выручит тайное общество. Еще он хочет вернуть своего сына.

Чань Фау сердито фыркнул.

– Интересно, как он собирается отнять его у меня? Пока мальчик со мной, Пао должен вести себя осмотрительно, и он знает это.

Сержант Юн закивал головой.

– О, он понимает, что вы находитесь в лучшем положении, чем он. Поэтому он собирается выдвинуть обвинение против Айлин. Ему известно, что она находится здесь с мальчиком. Он считает, что она не сможет проигнорировать вызов в суд без ущерба для себя.

– Поясни.

– Он собирается обвинить Айлин в краже из его компании, занимающейся операциями с недвижимостью, с целью купить себе частный театр.

Чань Фау покачал головой.

– Всем в Гонконге известно, что он предоставлял ей все, что она желала, потому что в постели она доставляла ему удовольствие, какого он не испытывал ни с одной другой за всю свою дурацкую жизнь. Ни один суд не поддержит его грязную интригу.

Юн пожал плечами.

– Я только повторяю то, что слышал. Судья Нян, который, как вам известно, является близким другом Пао, выдал соответствующий ордер. Я принес с собой его копию. Айлин обвинят также в похищении их ребенка. Либо она ответит на обвинения, либо станет лицом, скрывающимся от правосудия, и я не думаю, что она выберет второе.

Чань Фау, прямой, как шомпол, в форме генерала Гоминьдана, нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. Он влезал в свою старую форму, чтобы обрести вдохновение для создания своих героических рисунков. Если бы Пао находился здесь, в этой комнате, Фау лично бы застрелил этого проклятого предателя. Юн правильно поступил, сообщив Фау эти сведения.

Военный опыт Фау в составлении стратегических планов сослужил ему хорошую службу в Триаде. Правда, он не сумел убить Пао. Но теперь ему казалось, что Черный Генерал задумал совершить самоубийство. После того, как общество узнает о его планах стать осведомителем, он не проживет и недели.

Насколько было известно Чаню Фау, Пао все еще находился в больнице. Шанхайский ублюдок, возомнивший себя королем, потерял руку и глаз в результате взрыва бомбы-сюрприза, подготовленного для него самим Фау. Он также потерял двух помощников, в том числе умного и опасного Сон Суя. Благодаря своим смелым действиям Чань Фау захватил тактически важный пункт, в то время как позиция Пао значительно ослабла.

Чань Фау, который большую часть своей жизни был профессиональным солдатом, очень гордился своей смекалкой. Он был из тех людей, кто всегда смотрит далеко вперед. Пао не понравился ему сразу, как только он его увидел. Этот шанхайский ублюдок был чересчур упрямым и чересчур упорным в достижении своих целей. К тому же он был грубым, непредсказуемым и лишенным всякого изящества. Он был гориллой, а не лисой. Пусть он и занимается работой гориллы, а более тонкие дела пусть уступит другому.

Так как руководители тайного общества любили Пао, Фау делал вид, что тоже его обожает. Однако гориллу не удалось провести с помощью лицемерия. Он был не из тех, кто заискивает перед своими почитателями. Мало удовольствия получил Фау, когда узнал мнение Пао о себе. Шанхайский ублюдок считал его жеманной старой девой, человеком, способным нанести удар в спину, и не скрывал желания скормить Фау своим тиграм.

Эти двое людей жили в разных мирах.

Чань Фау, однако, был лисой, и лиса перехитрила гориллу.

Когда Айлин было пятнадцать лет, ее душой и телом владел Фау. Тогда она еще ходила чумазая, пахла коровами своего отца и не знала, что такое помада. Ее семья была среди миллиона военных беженцев, которые наводнили Чунцин, где при штабе генералиссимуса Чана Кай-ши служил Чань Фау.

Рваная одежда, грязная кожа и деревенские манеры не могли скрыть красоты Айлин. Чань Фау был не единственным мужчиной, кто добивался ее, но был самым могущественным. Он заключил сделку с отцом Айлин, который решил, что лучше получить за дочь то, что можно, чем не получить ничего, и лишиться ее.

Семья получила продукты, заброшенную конюшню для жилья, удостоверяющие личность документы, и что самое главное, покровительство Чаня Фау, Взамен Фау отдали Айлин. Через полгода она надоела Фау, и он продал ее одному из своих командиров за пятьдесят американских долларов.

Десять лет назад Фау вновь встретился с Айлин, которая стала очень привлекательной и ужасно честолюбивой. Ночью, которую они провели вместе, и во время которой она поразила его разнообразием сексуальным приемов, она попросила его о помощи. Не даст ли он ей денег, необходимых ей, чтобы начать карьеру оперной певицы? Ей надоело работать в магазине.

Чань Фау немного подумал, лаская ее полные груди, и решил выполнить просьбу. Однако за услугу ей придется платить, и на его условиях. Она согласна? Конечно. Даже если для этого нужно будет развестись с мужем? Конечно. По правде говоря, она давно хочет избавиться от этого старого хрыча, своего мужа.

После той ночи Фау больше никогда не спал с ней и не встречал ее в обществе или наедине. Она получила его заем в цюрихском банке: деньги поступили туда через холдинг-компании в Панаме и на Багамских островах. Теперь Айлин была частью его долгосрочного плана. Она была его тайным оружием, агентом, ждущим своего часа.

Долг Айлин и увлеченность Пао китайской оперой позволили Чаню Фау за нос привести Пао к крушению. Свести гориллу и певичку оказалось проще простого. Айлин была одной из самых знаменитых и желанных женщин в Гонконге. Как Фау и предполагал, Пао решил добиться ее.

Фау не просил ее выйти замуж за Линь Пао; ему было бы достаточно, если бы она спала и шпионила за гориллой. Свадьба была идеей Линь Пао.

Поразмыслив, Чань Фау позволил Айлин сочетаться браком. Почему бы и нет? Она всегда будет скрытым кинжалом, нацеленным в сердце Линь. Пао. В то же время она сможет наслаждаться роскошной жизнью жены главаря одного из самых могущественных тайных обществ. Как и все хорошие планы, этот требовал дальнего расчета. К чему нападать на врага открыто, если можно навредить ему украдкой?

В своем рабочем кабинете Чань Фау внимательно слушал сержанта Юна и не заметил, как двое констеблей навинтили глушители на стволы своих пистолетов.

Оставив пистолеты в руках, полицейские спрятали их за спину. Один из них, маленький кривоногий мужчина в темных очках, повернулся и приоткрыл дверь. Шепнув что-то телохранителям, он закрыл дверь и встал на место.

Сержант Юн продолжал рассказывать о запланированном Пао предательстве, потом положил свой «дипломат» на стол, чтобы документально подтвердить свои слова. В этот момент в дверь постучали, кривоногий констебль вначале приоткрыл ее, чтобы посмотреть, кто пришел.

Затем оба отступили в сторону, чтобы впустить Айлин в сопровождении телохранителя. На ней был голубой чонсам с разрезами по бокам, соломенные сандалии на ногах, черные волосы спадали на плечи. В руках она держала притихшего Хиня. На ее красивом лице не было косметики, и оно было напряженным. Когда в комнату за ней вошел телохранитель, кривоногий констебль аккуратно закрыл двери.

Увидев Айлин, Чань Фау нахмурился. Он не посылал за ней. Она сказала:

– Я пришла, как вы приказали. И принесла мальчика.

Чань Фау поднялся из-за стола. Что, черт возьми, здесь происходит? Он уже готов был обругать Айлин, когда двое констеблей подошли сзади к телохранителям Фау и выстрелили им в головы. Потрясенный Фау упал обратно на стул.

Кривоногий констебль прижал дуло пистолета к горлу Айлин и приказал ей молчать. От страха у нее расширились глаза и она кивнула. Второй констебль запер дверь кабинета, подбежал к Чань Фау и прижал пистолет к его голове. Все это заняло не более пяти секунд.

Стоящий перед старым генералом нервный сержант Юн сказал:

– У меня не было выбора.

Чань Фау выпрямился на стуле. Он несколько овладел собой, как и следовало тому, кто служил вместе с генералиссимусом и участвовал в его делах. Он быстро оценил ситуацию. Раз они не убили его – значит осуществляют какой-то план, требующий его участия. Что ж, посмотрим, что будет дальше.

Эту отсрочку казни он намеревался использовать в своих интересах. Он находился на своей территории в окружении своих людей – и это было большим преимуществом. Немного хитрости – и он одержит победу. Двух дешевых бандитов и этой тряпки Юна недостаточно, чтобы одолеть его. Интересно, кто руководит этими марионетками, подумал он.

Чань Фау сказал:

– Позвольте вас предупредить, план ваш обречен на провал. Вошли сюда вы без особых проблем, но заверяю вас, выйти будет куда сложнее. В доме и вокруг него находятся десятки вооруженных людей. Как вы собираетесь провести меня мимо них?

Чаня Фау вдохновили собственные слова. Разве сейчас он не писал историю героя? Свою историю. Он поднялся со стула и продолжал:

– Только попробуйте увести меня из моего дома. Я прикажу своим людям стрелять. Лучше умереть сейчас, чем потом. Однако если вы меня убьете, то лишитесь своего главного заложника и останетесь ни с чем. Так что, как видите, вы обречены на поражение. Я предлагаю вам сложить оружие, и тогда я, возможно, смогу подумать о том, чтобы вас простить.

Кривоногий китаец приказал Айлин подойти к столу вместе с ребенком. Потом он кивнул сержанту Юну, который открыл дипломат, достал переговорное устройство и передал кривоногому. Тот включил его, повернулся спиной к Фау и заговорил шепотом. Послушав несколько секунд, он кивнул и выключил устройство. Он улыбнулся Фау и велел ему подойти к окну, выходящему во двор.

– Гляди, – сказал он.

Линь Пао сидел на заднем сиденье темно-синего «мерседеса», припаркованного в сосновой роще в нескольких ярдах от особняка Чань Фау. Слева от него сидел Чжан Ву. На сиденье между ними лежало портативное переговорное устройство. На переднем сиденье двое мужчин с автоматическими винтовками наблюдали, как мимо них проехали три грузовика и остановились возле входа в особняк. В грузовиках находились люди Пао.

Когда у ворот собрались охранники, люди Пао начали спрыгивать с грузовиков. За ними сразу последовали десятки рыдающих и стонущих женщин, которые спотыкались и мешали друг другу. С помощью криков, ругани, кулаков и прикладов люди Пао заставили женщин стать неровным строем. Женщины – их было тридцать четыре – оказались между особняком и людьми Пао, которые стояли позади них, нацелив оружие на их головы.

Среди женщин были молодые, старые и среднего возраста. Здоровые и калеки. Некоторым из них было за восемьдесят. Некоторым – меньше десяти. Все они были испуганными. И голыми.

Некоторые пытались прикрыть себя руками, другие поворачивались спиной к особняку, чтобы скрыть свой позор. Во дворе особняка мужчины подбегали к воротам, кто смеялся, кто сзывал поглазеть своих друзей.

Неожиданно люди Фау принялись ругаться и кричать. Эти женщины были их женами, матерями и дочками. Несколько охранников стали дергать ворота, готовые выбежать наружу. Люди Пао выстрелами в воздух заставили их отступить обратно.

Обнаженные женщины, рыдая, звали своих мужей и молили о помощи. Некоторые из них лепетали, что очень боятся Линь Пао. Их мужья, однако, были беспомощны и могли только наблюдать за происходящим. Хотя они превосходили числом людей Черного Генерала, поделать они ничего не могли, потому что тот захватил их женщин.

В «мерседесе» Пао кивнул Чжану, и тот что-то сказал в переговорное устройство. Через несколько секунд один из людей Пао спрыгнул с грузовика и пошел к воротам, махая белым носовым платком, словно белым флагом. Он коротко переговорил с людьми Фау и вернулся к машине. Охранники не обратили внимания на то, что он внимательно смотрел на темно-синий «мерседес», почти не видимый за высокими деревьями.

В своем рабочем кабинете Чань Фау нервно трогал медали на груди и смотрел вниз на дикую сцену, разыгрывавшуюся перед ним. На голых женщин у ворот его дома. На своих охранников, которые стояли, беспомощно опустив руки. Все это было совершенно невероятным. Фау охватил страх.

Радио в руке кривоногого запищало. Включив его на прием, тот начал слушать. Потом он взглянул на Фау и мотнул головой в сторону двора. Люди Фау складывали оружие. Даже те, что находились внутри дома, торопливо выходили, подняв над головой оружие. Ворота теперь были открыты.

Сердце Фау бешено забилось в груди, когда он увидел, что во двор в сопровождении вооруженных людей входит толпа женщин. За ними медленно следовали два грузовика. Женщинам велели остановиться под окном его рабочего кабинета. Фау отвернулся. Но кривоногий легонько стукнул по его щеке дулом пистолета.

– Гляди, – сказал он.

Фау видел, как его людей разоружают и затем сажают у восточной стены, заставив положить руки за голову. Только после этого «мерседес» выехал из сосновой рощи, заехал во двор и остановился возле женщин.

Стоя у окна, Чань Фау вдруг почувствовал острую боль в животе. Несмотря на очки, все поплыло у него перед глазами. Ему было трудно смириться с разворачивающимися перед ним событиями. Они не поддавались описанию.

Как объяснить, что в его двор вводят голых женщин? Как объяснить, что его охранники открыли ворота и теперь сдаются чужакам без единого выстрела? Может быть, это галлюцинация? Сон, который невозможно понять?

Его разум отказывался принять происходящее. Наверняка произошла какая-то ошибка. Если Чань Фау сумеет сесть поговорить с тем, кто руководит этими людьми, этот странный случай благополучно разрешится. Стоит ему обменяться несколькими словами с нужными людьми, и справедливость будет восстановлена. Чань Фау был героем войны. Конечно, это внушает уважение.

Он вдруг осознал, что смотрит во двор и шепотом спрашивает себя, почему они не дерутся. Почему не защищают своего генерала?

Позади него кривоногий сказал:

– Пошли.

Чань Фау, сержант Юн и Айлин должны были спуститься во двор. Маленький Хинь уснул на руках у матери.

В коридоре у лестницы Чань Фау остановился.

– Я должен поговорить с Головой Дракона, – сказал он.

– Разве вы не слышали новость? – спросил его Юн. – Голова Дракона скончался незадолго до того, как я пришел к вам. Врачи сделали все возможное, но спасти его не смогли.

– Почему мне не сообщили об этом?

– Видите ли, это вам нужно выяснить с Линь Пао.

Чань Фау прищурился. Неожиданно у него пересохло в горле. Линь Пао. Конечно, это он. Фау сказал:

– Нам с ним нужно прийти к какому-то соглашению. Должен сказать, я разочарован тем, что мои люди не оказывают сопротивления.

Кривоногий ответил:

– Черный Генерал дал им пятнадцать секунд на то, чтобы сдаться. В противном случае он обещал убить их женщин.

Сержант Юн сказал Чаню Фау:

– Боюсь, я и ваши люди предпочли вам своих женщин. Как и предполагал Черный Генерал. Мне грустно говорить об этом, но моя жена и дочь находятся внизу. Говорят, жены и матери двух врачей, лечивших недавно скончавшегося Голову Дракона, тоже сейчас во дворе.

Чжан Ву приказал перерезать телефонные провода в особняке Чаня Фау.

Затем из дома вынесли кожаное кресло и поставили перед садом. Положив на землю перед креслом магнитофон, Чжан Ву помог Пао выбраться из «мерседеса». На Пао был зеленый больничный халат, пижама и тапочки. Единственный здоровый глаз вместе с пустой глазницей были скрыты под темными очками.

У входа в дом Чань Фау и Айлин напряженно наблюдали, как Чжан Ву подводит Пар к креслу. Усевшись, Пао кивком головы подозвал Чжана Ву, который наклонился, выслушал произнесенное шепотом распоряжение и затем передал людям Пао.

Всем женщинам, кроме Айлин, приказали войти в дом под охраной. Шесть людей Пао расставили вокруг дома, приказав стрелять, если кто-то из женщин попытается бежать. Охранников предупредили, что за приставание к женщинам их тоже ждет расстрел.

Если бы люди Фау оказали сопротивление, Пао немедленно бы приказал убить женщин. Но когда женщины вошли в дом, Пао сказал Чжану Ву, своему новому помощнику:

– Если я хочу завоевать доверие людей Фау, то глупо без нужды унижать их женщин.

Чжан Ву согласился с ним. Как он мог недооценивать Пао.

За три дня Пао организовал великолепный контрудар по Фау, мобилизовав из Манилы и Сингапура людей, которых Фау не знал в лицо. С Сон Суем или без него Черный Генерал будет замечательным Головой Дракона.

Передав приказ Линь Пао людям во дворе, Чжан подошел к Айлин, забрал у нее мальчика и отнес его Черному Генералу.

Отец и сын были счастливы снова увидеть друг друга. На глазах у всех они начали обниматься и целоваться. Достав из кармана халата пластмассовую игрушечную ракету, Пао дал ее восхищенному Хиню, который, играя, постукивал игрушкой по груди отца. Пао снова обнял и поцеловал мальчика. В течение нескольких секунд во дворе слышны были только карканье летающих в небе ворон и плач Айлин. Потом Пао передал сына Чжану, и тот отнес его в дом.

Вернувшись во двор, Чжан прокричал что-то шоферам грузовиков. Те сразу завели моторы. Чжан кивнул, и четверо охранников, подхватив с двух сторон Чаня Фау, потащили его к грузовикам.

Фау настойчиво требовал, чтобы ему позволили поговорить с Пао. Требовал к себе уважения, соответствующего его рангу и заслугам. Не может быть, чтобы Линь Пао отказался от разговора с ним.

– Я заслуживаю уважения, – кричал Чань Фау. – Понимаете? Уважения.

Его никто не слушал.

К его рукам и ногам привязали веревки, которые затем привязали к грузовикам. Несколько мужчин, среди которых были как люди Фау, так и Линь Пао, опустили глаза или отвернулись к стене. Некоторые закрыли глаза и зажали уши. Чань Фау со взъерошенными волосами и свисающими с одного уха очками по-прежнему требовал уважения к себе, когда Чжан Ву дал шоферам сигнал, подняв и опустив руку. Грузовики поехали в противоположные стороны и разорвали старого генерала на части.

Айлин упала в обморок.

В полубессознательном состоянии ее подтащили к Пао те же четверо, что привязывали Чаня Фау к грузовикам. Пао кивнул Чжану, и тот приказал раздеть ее и положить на землю. Пао включил магнитофон, который теперь лежал у него на коленях. Двор огласился пением Айлин.

Пао положил магнитофон на землю и с большим трудом поднялся с кресла. Протянул руку к Чжану. Тот достал из заднего кармана перочинный нож, раскрыл его и подал нож Пао.

Айлин подняла глаза на мужа и попросила пощады.

Пао медленно приблизился к ней, его тапочки шаркали по мощеному двору. Став между двумя державшими Айлин мужчинами, он наклонился и неторопливо провел ножом по ее животу. Вопли Айлин смешались с ее пением.

Порез был неглубоким. Кровь выступила, но порез в сущности был длинной царапиной. Обезумевшая от страха и боли Айлин отчаянно забилась в руках мужчин, сдирая кожу о камни двора. Пао только холодно взглянул на нее и пошел назад.

Опустившись в кресло, он стал смотреть, как четверо мужчин, прижимавших Айлин к земле, достают из карманов перочинные ножи.

Обнажив лезвия, они взглянули на Пао. Он кивнул.

Через сорок минут, начав с разреза, сделанного Линь Пао, четверо мужчин аккуратно содрали кожу с верхней части туловища Айлин и сняли через голову. Все, кроме Пао, Чжан Ву и кривоногого полицейского, отвели глаза от страшного зрелища.

Четверо мужчин, которые сняли с нее половину кожи, встали и посмотрели на Пао. Он поднялся на ноги и бросил им магнитофон, потребовав, чтобы они продолжали свое дело. Айлин должна умереть медленной мучительной смертью.