Вернувшись после обеда, редактор «Мегафона» встретил на лестнице издателя. Моложавый на вид издатель был занят новым проектом, однако не преминул спросить, что слышно нового о Четырех.
— На улицах только и говорят, что о втором чтении билля о выдаче иностранцев, да о том, что правительство приняло все, какие возможно, меры для защиты Рамона от покушения.
— А вы верите? — спросил издатель.
— Думаю, что угроза не будет исполнена. На этот раз, по-видимому, Четверка потерпит неудачу.
— Посмотрим, — сказал издатель.
Поднимаясь по лестнице, редактор размышлял сам с собой, как долго еще Четверка будет давать сенсационный материал, и решил, что смелые злодеи все же попытаются осуществить угрозы, хотя и потерпят неудачу. Так и так газете будет работа.
Кабинет его был заперт и погружен в темноту. Он вынул из кармана ключ, отпер дверь и ступил через порог. Протянув руку, он повернул электрическую кнопку. Вспыхнула ослепительная молния, раздался треск. Ошеломленный, редактор отступил в коридор и заорал:
— Срочно электротехника!
Явился электротехник. Кабинет был наполнен густым вонючим дымом. Вместо лампочки с потолка свешивался обрывок витой проволоки. К концу его была прикреплена черная коробка, источавшая густой дым.
Открыли окна.
Электротехник принес ведро с водой и осторожно опустил в него коробку.
Дым слегка рассеялся, и только теперь редактор заметил на своем столе письмо в зеленовато-сером конверте. Он взял его, повертел в руках и вскрыл. Клей на краях конверта еще не высох.
«Милостивый государь,
Когда Вы сегодня вечером хотели зажечь свет, Вы, вероятно, подумали, что стали жертвой проделок, о которых столько пишет в последнее время Ваша газета. Мы просим принять наши извинения за доставленную Вам неприятность. Испытанное Вами неудобство произошло оттого, что мы вывинтили электрическую лампочку и вместо нее вставили заряд магния. Вы согласитесь, что нам было бы так же легко вставить на ее место заряд нитроглицерина, и тогда, поворачивая электрическую кнопку, Вы сами явились бы собственным убийцей. Сделали мы это для того, чтобы засвидетельствовать непреклонное намерение во что бы то ни стало осуществить нашу угрозу в случае прохождения через Палату билля о выдаче иностранцев. Нет силы в мире, которая могла бы спасти сэра Филиппа Рамона от смерти. Мы обращаемся к Вам, как к одному из виднейших руководителей общественного мнения, с просьбой употребить все Ваше влияние на защиту справедливости и заставить Правительство отказаться от проведения несправедливой меры. Этим Вы спасете не только жизнь безобидных людей, нашедших убежище в Вашей стране, но также и жизнь министра Короны, единственным грехом которого, с нашей точки зрения, является его чрезмерное усердие в защите несправедливого и злого дела.
— Фью! — присвистнул редактор, вытирая платком потный лоб.
— Что-нибудь скверное, сэр? — спросил электротехник.
— Ничего, — резко ответил редактор. — Вставьте на место лампочку и убирайтесь.
С плохо удовлетворенным любопытством электротехник посмотрел на коробку в ведре и на свисавшую с потолка проволоку.
— Странная вещь, сэр… Если бы вы меня спросили…
— Я ни о чем вас не спрашиваю. Кончайте свое дело!
Полчаса спустя редактор «Мегафона» оживленно обсуждал с Вельби случившееся.
Вельби был одним из виднейших лондонских журналистов и заведовал иностранным отделом «Мегафона». Выслушав редактора, он весело оскалил зубы:
— Я всегда думал, что это дельные ребята. Уверен, что они исполнят свою угрозу. Когда я был в Генуе, мне рассказали о деле Треловича. Как вы знаете, Трелович был одним из тех, кто участвовал в убийстве сербского короля. Так вот, однажды вечером он пошел в театр и в ту же ночь его нашли со шпагой в сердце. Обнаружились два обстоятельства. Первое — генерал был превосходным фехтовальщиком, и вся обстановка свидетельствовала, что убит он не из-за угла, а на дуэли. Второе — по примеру германских офицеров, он носил корсет, и, по-видимому, противник это обнаружил ударом шпаги. Затем заставил его снять корсет, который и был найден там же, в саду, рядом с трупом.
— И тогда уже знали, что это дело Четырех?
Вельби отрицательно покачал головой.
— Я о них до сих пор не слышал. — Помолчав, он спросил: — Что вы предприняли после истории с лампочкой?
— Расспросил всех швейцаров и лакеев. Все они в один голос заявили, что не видели, как наш таинственный друг (я думаю, что он был один) входил и выходил из редакции. Вы знаете, Вельби, мне становится жутковато. Клей на конверте был свежим. Очевидно, письмо написано в редакции и положено на стол за несколько минут до моего прихода.
— Окна были открыты?
— В том-то и дело, что нет. Они были заперты изнутри и проникнуть через них было невозможно.
Вызванный на место происшествия сыщик присоединился к этому мнению.
— Человек, оставивший это письмо, вышел из кабинета ровно за минуту до вашего прихода, — заключил он, занимаясь тщательным исследованием почерка.
Это был молодой, преданный своему ремеслу сыщик. Он обыскал всю комнату, перевернул ковры, простучал стены, исследовал столы и терпеливо измерил какой-то особенной линейкой каждый дюйм пола и дверей.
— Обычно наш брат с насмешкой относится к тому, что пишут о сыщиках, — заявил он. — Но я много читал Габорио и Конан-Дойла и пришел к выводу, что для раскрытия большого преступления нужно обязательно обращать внимание на мелочи. Вы не находите здесь пепла от сигары или чего-нибудь в этом роде?
— Увы, нет, — ответил редактор.
— Жаль, — вздохнул сыщик и, завернув в бумагу «адскую машину», ушел.
Позже, рассказывая Вельби, как сыщик в лупу рассматривал пол кабинета, редактор, смеясь, заметил:
— Он нашел полсоверена, который я потерял несколько недель назад, и это, правда, была удача…
До поздней ночи никто, кроме редактора и Вельби, не знал о случившемся. В редакции прошелестел неясный слух, будто в «святилище» что-то произошло, но и только. А слухи, как известно, рождают домыслы.
— Слышали, хозяин разбил в кабинете лампочку и до смерти перепугался, — сообщил журналист, заведовавший пароходной хроникой.
— Со мной случилось то же самое, — вставил предсказатель погоды. — Недавно…
Перед уходом сыщика редактор счел необходимым объясниться с ним твердо и решительно:
— Только мы двое знаем о случившемся. Если об этом станут говорить, я буду считать, что это разболтал Скотленд-Ярд.
— У нас нет привычки болтать, — оскорбился сыщик. — А, кроме того, мы вообще попали в грязную историю.
— То-то же, — грозно предостерег редактор.
Редактор и Вельби держали случившееся в тайне до самого вечера.
Тому, кто мало осведомлен в газетном деле, это может показаться невероятным, но опытные люди знают, что важные и сенсационные новости имеют обыкновение просачиваться, прежде чем бывают напечатаны.
Злонамеренные наборщики — а даже наборщики бывают злонамеренными — иногда отливают копии важных известий и выбрасывают их через условленное окошко, под окошком их подбирает терпеливо дежурящий человек и бегом несет в редакцию конкурирующей газеты, где за это ему платят звонкой монетой.
В половине двенадцатого ночи жужжащий и волнующийся улей «Мегафона» пришел в необыкновенное волнение: по всей редакции разнеслась весть о невероятном событии.
Это была потрясающая статья, потребовавшая от «Мегафона» целой дополнительной страницы, набранной жирным шрифтом с аршинными заголовками:
«Четыре в редакции „Мегафона“.
Дьявольская изобретательность.
Новое Угрожающее письмо.
Четыре Справедливых Человека обещают исполнить свое намерение.
Удастся ли полиции спасти сэра Филиппа Рамона?»
— Превосходная статейка! — отозвался редактор, перечитывая гранки.
Он уже собирался уходить домой и переговаривался через дверь с Вельби, кабинет которого находился рядом.
— Неплохо, — признал придирчивый и вечно недовольный Вельби. — В чем дело?
Последние слова относились к лакею, впустившему в кабинет незнакомого человека.
— Этот господин желает с кем-нибудь переговорить, сэр, — объяснил лакей. — Он слегка возбужден, и я привел его к вам. Он иностранец.
— Что вам угодно? — спросил редактор по-французски.
Человек покачал головой и произнес несколько слов на непонятном языке.
— А! — воскликнул Вельби. — Он испанец. Что вам угодно?
— Это редакция этой газеты? — спросил незнакомец, протягивая грязный лист «Мегафона».
— Да.
— Могу я видеть редактора?
Редактор подозрительно осмотрел его.
— Я редактор.
Гость помялся и, наклонившись вперед, нерешительно произнес:
— Я один из Четырех Справедливых.
Вельби вскочил с места, подбежал к нему вплотную и пристально взглянул в глаза:
— Как вас зовут?
— Мигуэль Сери из Хереса.
В половине одиннадцатого закрытый кэб вез Пойккерта и Манфреда, возвращавшихся с концерта, в западную часть Лондона и, проехав через Ганновер-сквер, свернул на Оксфорд-стрит.
— Итак, вы говорите, что хотите видеть редактора, — объяснял Манфред, — они ведут вас наверх, вы объясняете им ваше дело. Они очень сожалеют, что не могут ничем помочь. Вы прощаетесь. Они очень любезны, однако не настолько, чтобы проводить вас до дверей. Делая вид, что ищете выход, вы доходите до редакторского кабинета, зная, что редактора там нет. Проскальзываете в кабинет, совершаете все, что нужно, и выходите, заперев дверь, если вас никто не видел, или громко прощаясь с воображаемым собеседником, если на вас кто-нибудь смотрит в коридоре, — и ваше дело в шляпе.
Пойккерт откусил кончик сигары.
— И пользуетесь клеем, который высыхает только через час, чтобы придать делу как можно больше таинственности.
Манфред засмеялся:
— Свежезаклеенный конверт это праздник для английского сыщика!
Кэб, проехав по Оксфорд-стрит, свернул на Эджуэр-Род, и Манфред постучал кучеру в окошко:
— Мы здесь выходим.
— Вы мне говорили, Кембридж-Гарденс? — сказал кучер, останавливая лошадь.
— Совершенно верно. До свидания.
Подождав, пока кэб скрылся из вида, оба пошли обратно мимо Мраморной Арки, через Парк-Лейн на Пикадилли. Около площади они разыскали ресторан. В стенных углублениях за круглыми столиками сидело много народа; пили, курили и оживленно разговаривали. В одном из стенных углублений сидел Гонзалес и задумчиво курил длинную сигару.
Ни Манфред, ни Пойккерт не выразили удивления, встретив его здесь, но у Манфреда на мгновение остановилось сердце, а на бледных щеках Пойккерта выступили розовые пятна.
Они присели к его столу, выждали, когда лакей получил заказ и ушел. Манфред, понизив голос, спросил:
— Где Сери?
Леон едва заметно пожал плечами:
— Бежал.
— Сегодня утром, перед уходом, вы не давали ему пачки газет?
Манфред кивнул головой:
— Сери ни слова не понимает по-английски. Но в газетах были иллюстрации, и я дал ему, чтобы он немного развлекся.
— В их числе был и «Мегафон»? Предложение награды и полное прощение там напечатаны по-испански.
— Я увидел это только потом, — вспомнил Манфред.
— Это было хитро придумано, — сказал Пойккерт.
— Я заметил, что он возбужден более обычного, объяснив это тем, что вчера мы говорили о новом способе убийства Рамона и той роли, которую должен сыграть Сери.
Лакей расставлял на столе прохладительные напитки, и Леон переменил тему разговора:
— Глупо, когда лошадь, на которую столько поставлено денег, только перед самыми бегами доставлена в Лондон.
— Еще глупее утверждать, будто на пароходе ее поцарапали, и будто она теперь не может бежать.
Лакей ушел.
— После полудня мы вышли погулять, — продолжал Леон. — На Риджент-стрит мы останавливались перед окнами магазинов. Народу было много, и вдруг перед витриной какого-то фотографа я обнаружил, что потерял его. Сери пропал без следа.
Леон отпил из стакана и посмотрел на часы.
— Может быть, это не так уж плохо, — сказал Гонзалес.
— Недалеко отсюда мой автомобиль, — медленно произнес Леон. — В Бернхэме нас ждет яхта, и завтра утром вы можете быть во Франции.
— А ты?
— Я останусь и закончу дело.
— Я тоже, — быстро и решительно заявил Пойккерт.
Манфред подозвал лакея:
— Принесите последние издания вечерних газет.
Лакей через минуту вернулся.
Манфред внимательно просмотрел газетные листы и отложил их в сторону.
— Пока ничего… Если Сери пошел в полицию, нам придется либо отказаться от избранного способа, либо ускорить события. В конце концов, Сери научил нас всему, что нам нужно было знать.
— Ускорять события было бы несправедливо по отношению к Рамону, — возразил Пойккерт. — У него в запасе два дня, и он должен еще получить второе — и последнее — предупреждение.
— Нужно отыскать Сери.
Все трое встали.
— Если Сери пошел не в полицию, то куда?
В вопросе Леона уже слышалась подсказка ответа:
— В редакцию газеты, опубликовавшей объявление на испанском языке.
— Твой автомобиль очень кстати, — заметил Манфред.
В кабинете редактора Сери стоял перед двумя журналистами.
— Сери? — повторил Вельби. — Никогда не слышал. Откуда вы? Ваш адрес?
— Я из Хереса. Андалузия. Работал на виноградниках Снено.
— Где вы живете в Лондоне?
Сери с отчаянием всплеснул руками:
— Откуда я знаю? Кругом дома, улицы, тьма народа. Я только знаю, что город называется Лондон, и что я должен здесь убить человека, министра, за то, что он подписал вредный закон… Так мне говорили.
— Кто? — жадно перебил редактор.
— Остальные трое.
— Как их зовут?
Сери почувствовал западню.
— Я хочу иметь награду, — размеренно произнес он. — И полное прощение. Сначала награда и прощение, затем все остальное.
— Если вы действительно один из Четырех, то вы получите награду… Часть ее я вам обещаю выдать теперь же.
Редактор нажал кнопку звонка и приказал посыльному:
— Бегите в типографию и велите наборщикам не расходиться до моего указания.
Внизу, в типографском отделении, машины гудели и выбрасывали первые листы утреннего издания.
— Теперь рассказывайте все, что знаете, — обратился редактор к Сери.
Тот, уставившись глазами в одну точку на полу, помолчав, упрямо повторил:
— Сначала я хочу награду и прощение.
— Решайтесь! — крикнул Вельби. — Вы получите и награду и прощение! Скажите, кто такие Четыре Справедливых Человека? Как зовут трех остальных? Где они?
— Здесь, — произнес ясный и отчетливый голос.
Вельби мгновенно обернулся. Закрывая за собой дверь, на пороге появился незнакомец в маске, закрывавшей все лицо.
— Я один из Четырех, — спокойно повторил незнакомец. — Еще двое ждут у подъезда на улице.
— Как вы сюда попали? Что вам нужно? — в смятении воскликнул редактор, потянувшись рукой к ящику письменного стола.
— Уберите руки! — приказал незнакомец, и в его руке блеснуло дуло револьвера. — Как я попал сюда, вам объяснит привратник, когда придет в чувство. Пришел же я за тем, чтобы спасти свою жизнь — причина, согласитесь, вполне уважительная и понятная. Если Сери расскажет то, что знает, я погиб. Я пришел удержать его. Вам я не желаю зла, но если вы мне помешаете, я убью вас.
Он говорил по-английски. Сери с выпученными от страха глазами, с расширившимися от волнения ноздрями, шатаясь, прислонился к стене.
— Вы собирались предать наших товарищей, — обратился к нему незнакомец по-испански. — Вы едва не погубили великого дела, и справедливость требует, чтобы вы были убиты.
Он поднял револьвер на уровень груди испанца. У Сери подогнулись колени. Он упал на пол, беззвучно шепча слова молитвы.
— Нет! — вскричал редактор, бросаясь к двери. Но дуло револьвера остановило его.
— Сэр, — произнес незнакомец, и голос его понизился до шепота. — Ради Бога, не принуждайте меня убивать вас.
— Я не позволю вам совершить здесь злодейское убийство! — побледнев от бешенства, кричал редактор, порываясь к двери. Вельби удержал его за руку.
— Бросьте! Он говорит серьезно… Мы бессильны что-либо противопоставить.
— Нет, можете, — невозмутимо возразил незнакомец, и его револьвер опустился.
В дверь постучали.
— Скажите, что вы заняты, — потребовал человек в маске. Его револьвер снова поднялся на застонавшего от страха Сери.
— Убирайтесь! — крикнул редактор. — Я занят.
— Наборщики ждут, — доложил из-за двери голос посыльного.
— Что, по-вашему мы можем сделать? — спросил редактор.
— Спасти жизнь этому человеку.
— Каким образом?
— Дав мне честное слово, что, отпустив нас, вы не поднимете тревоги и четверть часа не будете выходить из этой комнаты.
— Кто мне даст гарантию, что, выйдя отсюда, вы не убьете его?
— А кто даст мне гарантию, что вы не поднимете тревоги, как только я выйду отсюда?
— У вас будет мое честное слово, — сухо заявил редактор.
— А у вас мое, — прозвучало в ответ, — в надежности которого сомневаться не приходится.
Редактор колебался. В его руках была величайшая сенсация. Еще минута, и он узнал бы от Сери тайну Четырех. Даже теперь отчаянная попытка могла бы спасти положение. Наборщики ждали… Но револьвер, по-видимому, был в смелой и твердой руке. Редактор уступил:
— Я протестую, но принимаю ваши условия. Тем не менее, предупреждаю вас: ваш арест и казнь неизбежны.
— Сожалею, — с легким поклоном ответил незнакомец, — что не могу согласиться с вами. Неизбежна только смерть. Идем, Сери, — обратился он к испанцу. — Даю вам слово, что вам пока ничто не угрожает.
Сери покорно склонил голову и, глядя под ноги, направился к двери.
Человек в маске открыл дверь и осторожно прислушался. В это мгновение редактора осенила идея.
— Послушайте, — произнес он. — Когда вернетесь домой, вы можете написать для нас статью о себе? Можете умолчать о стесняющих вас подробностях, но рассказать об идеях… о самой организации…
— Сэр, — с оттенком восхищения в голосе ответил незнакомец. — Вы, вижу, истинный газетчик. Статья вам будет прислана завтра.
Двое из Четырех переступили порог и скрылись в темном коридоре.