Влюби меня за день, Валентин

Глава 12. "Запрещенные" устрицы

Вздрагиваю от порыва ветра и жду его решение.

Можно наделать глупостей, осознать их и принести извинения. Но стоит понимать, что ни один человек на свете не обязан прощать.

Это его право.

— Ива, — хмурит брови Вэл невозмутимо. Убирает электронку. — Не надо. Всё нормально. Пожалуйста, не переживай.

— Перестань мне мешать извиняться перед тобой, Костров, — неловко улыбаюсь, делаю шаг и наклоняюсь, чтобы ухватиться за руку.

Разворачиваюсь и веду его обратно в номер. Мимо стола, тяну к кровати в форме сердца.

Светло-зеленые глаза больше не шарашат равнодушием, словно электрическим током. В них легкая ирония и интерес.

В номере тихо, свет приглушен. В коридоре слышен какой-то разговор. Наверное, соседи.

Решаюсь.

— Должен признаться, я считаю извинения беспричинными, но мне нравится ход твоих мыслей, — ворчит он, когда я хватаюсь за края его толстовки и тяну плотную ткань наверх.

Справившись, заботливо поправляю белую хлопковую футболку, облегающую крепкое туловище, и целомудренно отвечаю:

— Не знаю, о чем ты… Просто хочу вернуть всё как было, ммм… до того, как я начала умничать. Мне так будет комфортнее.

Нежно берусь за его запястье, обхватываю его пальцами и старательно пытаюсь снять часы.

Вэл пристально за мной наблюдает, словно принимает решение, а затем массивные плечи как-то враз расслабляются, и он легко смеется. Это похоже на полнейшую капитуляцию, которой я и добивалась.

Вэл как настоящий мужчина проявил великодушие и не стал дальше лелеять обиду. Не разыграл драму и не самоутверждался за счет моей ошибки. Это, безусловно, подкупает.

Да-да, мы действительно сейчас живем в таком мире, где мужественность удивляет, а настоящие поступки восхищают.

Сердце останавливается от трепета, и я путаюсь, не могу справиться с кожаным ремешком.

Костров тактично забирает свою руку и сам снимает часы. Откладывает их на прикроватную тумбочку, к тем самым презервативам, эротическим картам и смазке. И смех и грех.

— Спасибо, Вэл, — тихо произношу, указывая в сторону стола. — Поужинаем?

Он размещает руки в карманах и кивает, галантно пропуская меня вперед. Усевшись на стул, вытираю влажные ладошки о штаны и позволяю телу расслабиться.

Уф…

Я порядком виновата за свои поспешные выводы и сомнения, но чувствовать себя на шахматном турнире, бесконечно просчитывая дальнейшие ходы и поведение соперника, тоже не хочется.

Здоровые отношения — это про комфорт. Если в присутствии любимого человека или друга вы никак не можете расслабиться и выдохнуть, у меня для вас плохая новость — кто-то из вас просто играет. Играет!

А ведь любая игра когда-то заканчивается поражением. Особенно в случае, если одна из сторон не в курсе про правила.

— Я сначала вечера чувствую себя не в своей тарелке, — признаюсь честно.

Была не была.

Если решила быть открытой, нужно идти до конца.

Стискиваю в руках вилку и кончиками пальцев прохожусь по белоснежному фарфору.

— Почему? — удивляется Вэл. — Я сделал что-то не так? Это из-за номера?

Пошел на уступки, но общается довольно сдержанно. Даже с фанатками сегодня болтал приветливее.

Не так-то ты и прост, Костров!

— Устрицы, — смотрю на красивые раковины и краснею. — Я никогда их не пробовала…

— И?..

— Мне стыдно, — опускаю взгляд.

Тишина пугает, но я продолжаю ждать какой-либо реакции от своего друга детства.

— Стыдно за то, что не пробовала устрицы, Ива? — непонимающе проговаривает Вэл.

Если бы он посмеялся или начал иронизировать, я бы, честно признаюсь, не выдержала.

— Ну да, — нервно мотаю головой. — Ты такой весь современный, модный. Татуировки эти…

— Татуировки? А с ними что не так? — осматривает свои руки.

— Нет, — закусываю губу, улыбаюсь и спустя секунд десять продолжаю: — Это, видимо, со мной не так…

Жизнь научила меня в любой непонятной ситуации искать причины прежде всего в себе.

— То есть я первый в мире человек, пострадавший из-за устриц, Ива?

Тоже не выдерживаю и хихикаю.

— Позволь, я тебе помогу, — говорит он, вставая и передвигая стул ближе.

Плюхается на него, тянется за тарелкой. Мышцы на его руках напрягаются. Это эстетически приятное зрелище, на котором я, как в музее, зависаю.

Придя в себя, замечаю, что Вэл изумленно за мной наблюдает и трясет салфеткой.

— Давай, конечно — с энтузиазмом соглашаюсь. — Прости.

Костров тут же приступает к дегустации:

— Я люблю маслянистый вкус устриц. Не знаю, возможно, кто-то посчитает меня идиотом, но для меня они вообще больше похожи на грибы. Поэтому, мне интересно, что ты скажешь.

— Так как их едят вообще? — включаюсь.

— Смотри, — он двигает блюдо, берет одну раковину с подушки из колотого льда и специальной вилкой подцепляет мякоть.

Под пристальным взглядом повторяю за ним все действия.

— Молодец. Я больше люблю просто с лимонным соком.

— Мне тогда тоже, — подставляю свою устрицу.

Вэл, сминая дольку лимона, щедро поливает мякоть. Глаз не отвожу от длинных, ухоженных пальцев.

— Так, — сосредотачиваюсь. — Я слышала, что их не надо жевать. Это меня немного пугает. Боюсь подавиться.

— Ешь, как ты хочешь. И вообще, расслабься, — мягко проговаривает Вэл, поглядывая на моё перепуганное лицо. — «Устричная» полиция нравов вряд ли сюда доберется, а я тебя не сдам. Клянусь нашей дружбой.

Смотрим друг на друга в упор, замираем и… одновременно широко улыбаемся.

Даже как-то светлее в номере становится.

Пожалуй, в этот момент… вот только сейчас мы с Костровым окончательно миримся. Снимаем защитные маски и снова становимся такими, как есть.

Просто Ива и просто Вэл. Парочка друзей из бараков, которые едят устрицы в лучшем отеле родного города. Те, у кого, пожалуй, всё получилось. У него так точно!

— Спасибо, Костров, — шепчу, переводя взгляд на свою устрицу.

Задержав дыхание, подцепляю содержимое раковины и отправляю в рот. Активно пережевываю, пытаясь уловить малейшие ощущения, которые распространяют по телу мои вкусовые рецепторы.

— Как? — с любопытством приподнимает брови Вэл. Быстро подхватывает и съедает свою устрицу.

— Хмм… — прикрываю губы ладонью.

Подцепляю со стола бокал и щедро отпиваю шампанское. Нос щекотят мелкие пузырьки.

— Очень странный вкус, Вэл. Непротивный, как многие утверждают. Мия как-то сравнивала устрицы с соплями… Нет, совсем не похоже.

— Ну так и?..

— Но мне не очень нравится запах сырой рыбы… или водорослей, не знаю, как объяснить тебе.

— Значит, не понравилось? — усмехается.

— Понравилось, но… больше я не буду.

— Ладно, принял, — он тоже делает глоток шампанского и облизывает губы.

— Кстати, — откидываюсь на спинку стула, — а ты знал, что устрицы могут менять пол? Как-то играла в университетский квиз и там был такой вопрос.

— Впервые слышу, Заучка, — закатывает Вэл глаза и потирает больное колено.

Вдруг испытываю отвращение к его девушке. Как можно было так поступить с любимым человеком? Наверное, это вопрос риторический.

— Устрицы рождаются самцами, но их органы могут производить как сперматозоиды, так и яйцеклетки, в зависимости от потребности, — поучительно рассказываю.

— Тогда у этих ребят проблемы, — кивает он на блюдо в центре стола.

— Почему?..

— На территории нашей страны такие финты вроде как запрещены, — произносит на полном серьёзе.

Даже глаза не улыбаются.

Откидываю голову назад и хохочу от всей души.

— Обожаю твоё чувство юмора, Костров.

— Хоть в чем-то угодил, — произносит он грустно, но меня больше этим не пронять.

— Ой, ты прибедняешься. Ты ведь знаешь, что нравишься мне.

— Я почти под дулом пистолета вытребовал у тебя это признание.

— Если бы это было не так, я бы не стала реагировать на нашу несовместимость так, как отреагировала…

Вдруг замолкаю. Пожалуй, слишком рано вспоминать мою глупость. Мы оба ещё не остыли.

— Мне просто интересно, — проговаривает Вэл, отодвигая блюдо с двуполыми устрицами. — Ты всех своих парней прогоняла через эту прогу?

— Всех? — вспыхиваю. — У меня были только одни отношения, про которые ты знаешь. Кстати, откуда?..

— Одни… — произносит Вэл, хмыкая.

Мой вопрос, естественно, игнорирует.

— Да, — легко признаюсь. — Лет с пятнадцати… я безответно любила Мирона Громова. Такая дурочка была.

— Мира?.. Уже начинаю тихо его ненавидеть, — недовольно выговаривает.

— Да, ну ты брось, — машу рукой. — Он даже не знает об этом, и если когда-нибудь он или Мия узнают, я сгорю со стыда. В эту же секунду.

Прикрываю руками пылающие щеки. Костров вызывает во мне какое-то дичайшее желание быть откровенной.

— Ладно, Кудряшка. Я унесу этот секрет в могилу, как и тот, что обещал вчера ночью.

Многозначительно на меня смотрит.

— Боже, перестань меня смущать. Не подумав, ляпнула про месячные и сейчас каждый раз со стыда сгораю. Просто «рука-лицо», Костров.

— Да ладно тебе, Ив. Лучше скажи, что будешь есть? Я так понимаю этих… — кивает в центр стола, — «небинарных личностей» ты забраковала.