Вне рамок приличия: Друг моего сына

Глава 29

ЛИЗА

— Господин Громов, — наше затянувшееся уединение прервал мужской голос аккурат со стуком в дверь. — Пора начинать, уже толпа волнуется.

— Иду, — бросил в стороны выхода Герман и потом мне: — А теперь прости, — шаблонно роняя, встал из-за стола, — оставляю тебя наедине с мыслями… Но не задерживайся, — даже не обернулся, выходя из комнатки с гордо выпрямленной спиной.

Провожала его рассеянным взглядом, а в голове звучал набат голосов, Германа и Руслана. И особенно слова парня вдалбливать в черепушку, будто мечтали отпечататься на кости на века. В груди было нестерпимо больно. Так больно, что разминай/не разминая не легчало. На глаза набежали едкие, злые слёзы.

Он сделал это! Громов посмел меня шантажировать!

Я кипела от гнева, бессилия… и жажды его поставить на место! Но как? Как это сделать, не подставив других?

Не желала здесь оставаться, но шоу продолжалось, Я была важной пешкой, от которой требовалось присутствие, но от действий которой мало что менялось — в игре Громова!

Прихоть, блажь… Пешка в руках низкого человека.

Я побоялась сбежать, поэтому перевела дух и вернулась в зал, где уже во всю громыхали голоса, шелестела публика, щёлкали фотоаппараты, гудела прочая техника.

Моё место пустовало…

— Лиз, — не сразу среагировала на волнение Марго. — Лиз, — вторила подруга, подтолкнув меня плечом меня, — что случилось? На тебе лица нет… Он… тебя обидел? Угрожал? Нам уже бежать?..

— Всё нормально, Маргарита, текст давай, — не своим голосом пробормотала, забрав из её рук папку, где должен был быть мой текст. На немой вопрос в испуганных глазах подруги, настоятельно кивнула: — Потом поговорим…

Мероприятие длилось пару часов. Сначала в поддержку Громова выступали значимые люди города, потом сам виновник торжества, потом шквал вопрос… я уж грешным делом решила, что участь меня миновала, но нет:

— Вы готовы? — ко мне незаметно подошёл один из теневых помощников-организаторов, остающихся за кадром, но без участия которых подобные мероприятия могли бы провалиться.

— Да, — папку в руках держала. Пока выступали другие, я успела несколько раз пробежаться глазами по тексту речи и даже сделала несколько пометок.

— С богом, — послала меня Анисимова. Я промолчала. На трибуну шла, как на эшафот, и всё не могла понять, почему не отпускало чувство, что мои злоключения только начались? Остро ощущала, что вот-вот случится ещё что-то, от чего я окончательно буду в плену.

Но уже остановившись на сцене возле микрофона, замерла — почему нет молнии и грома? Не могло же всё быть так просто и гладко.

Но зал тоже затаился, все с ожиданием смотрели на меня. А когда наткнулась на прямой взгляд Громова, опять накатило жуткое чувство безысходности.

Втянула воздуха, поправила лист с речью, пока меня представляли толпе. Опять подняла глаза, пробегать по лицам в зале и коротким вспышкам…

Три минуты позора и я свободна! Смогу обдумать свою ситуацию в тишине и наедине с собственными мыслями…

— Вечер добрый, — шаблонную поздоровалась, настраиваясь на короткую читку, и впервые в жизни речь всего на пару минут казалась нескончаемой.

Старалась не смотреть в сторону группы Громова, и на своих тоже — я вообще мало кого видела — массу, и этим спасалась от дрожания голоса, неуместных пауз.

А когда взглядом зацепилась за конец финальной строчки, ощутила радость:

"Мы бесконечно признательны Герману Анатольевичу Громову за безвозмездную помощь нашей клинике. Благодаря таким людям не умирает надежда. Благодаря таким поступкам и делам мы имеем возможность спасать жизни", — много пафоса, но в наше время любой жест от меценатов приходилось озвучивать. Анонимность нынче не в моде, и о всех великодушных деяниях спонсоры предпочитали услышать премного «спасибо»!

Это малая плата за их великодушие, ведь за деньги в наше время купить можно гораздо больше. И Герману я благодарна не лживо, а от чистого сердца, поэтому и говорила без фальши, порой заменяя текст своими словами. И зал это оценил.

Шквал аплодисментов. Вспышки телефонов, фотоаппаратов… Я покивала в благодарность за внимание и, прощаясь, вздохнула с облегчением — ура, мучения завершены. Было собиралась уйти со сцены, как гул зала прорезал мужской голос:

— Лучше скажите, на какое число у вас назначено торжество! — А вот и гром. Настало такое гробовое молчание, что если бы прилетел комар, все бы только на него и обращали внимание.

Но в зале был свой «комар», и его громкий писк услышали отлично! Мне даже не пришлось выискивать в толпе кто это был. Народ и чуть расступился во все глаза таращась на смельчака, явно пришедшего для скандала. А личная охрана Громова тотчас подсуетилась, и к нему с разных сторон двинулась. Но молчание тянулось, зал ждал хлеба и зрелищ.

— Я… — придвинулась к микрофону, толком не зная, как отвечать на подобные провокации. — Даже если было назначено, а бы отказалась от комментариев, — дала понять, что эту тему обсуждать не собираюсь.

И молила, чтобы секьюрити быстрее устранили/припугнули хотя своим грозным видом «проблему».

— Да перестаньте, — продолжал парень, прекрасно видя, что для его шоу осталось немного времени, потому что грозные мужики приближались со всех сторон. Потому и не удирал — снимал на телефон и припохабенько ухмылялся. Знал, что наброситься без видимой причины не посмеют. Он не делал ничего противозаконного — всего лишь задал неудобный вопрос. И примирить силу охранники могут, если только он сделает что-то из ряда вон выходящее, а так… побоятся на скандальном видео засветиться. Особенно учитывая важность для репутации Германа.

— Громов никогда не делал таких крупных пожертвований и в благотворительности участвовал только, если выгода светила больше… — он явно чувствовал себя на коне. — А тут… от щедрот своих… какой-то часто клинике, где людей за деньги лечат, перевёл средств? — он издевался хотя в его словах была соль. Толпа зароптала сильнее. Я в поисках спасения, глянула на Германа, к неудовольствию отметив, что он уже поднимался на трибуну. ГЕРОЙ!

Мне, скорее всего, стоило бы промолчать, но вступилась за «дело»:

— Вы, наверное, прослушали, но именно благодаря таким пожертвованиям клиника имеет возможность лечить бесплатно: чем больше нам удается собрать, тем большему количеству людей помогаем. И неважно единичное пожертвование или систематические вливания. Не важны мотивы и причины. Мне даже всё равно откуда деньги — лишь бы на них можно было спасать жизни! А если у кого-то возникают сомнения в рациональности использования средств, то вопросы не к Громову, а к той организации, куда сумма была отдана. В этом случае — к нашей клинике! И мне всё равно, помогал ли Герман Анатольевич кому-то раньше. О человеке говорят его дела. И на сегодняшний день — средства, пожертвованные Громовым, спасли уже не одну жизнь. Поэтому он достоин восхищения и благодарности, а не обвинений и упрёков. Это всё, прошу меня простить, — дала понять, что разговор окончен.

Даже если парень был прав, кто он такой, чтобы упрекать других? За ним числятся большие заслуги?

Я разозлилась, я вообще не желала участвовать в этом мероприятии — Я ХОТЕЛА ТИШИНЫ И СВОБОДЫ!

Но уйти мне не позволил Герман:

— Не спешите, Елизавета Сергеевна, — преградил собой путь для побега, — раз уж подняли этот вопрос, я бы хотел все сплетни разрешить раз и навсегда. Властным жестом заставил толпу замолкнуть и прислушаться к его словам: — Я хочу служить народу и во благо любимого города, и я агитирую за чистоту намерений. Подняли вопрос — отлично, я отвечу: — Помощь клинике «Здоровье» — была не из-за моей симпатии к Лазаревой Елизавете Сергеевне, но, да, познакомившись с ней ближе, я понял, что о такой женщине мечтал всю свою жизнь. И раз народ желает знать, — выдержал театральную паузу. У меня кровь в жилах прекратила бег, сердце замерло в ожидании самого жуткого объявления, которого никак не ожидала, но уже видела его неотвратимость.

— ДА! Я покорён силой этой женщины. Её красотой! Её неуёмным стремлением давать надежду больным. Преданностью делу. Её умом, рациональностью и порядочностью. Она сокровище, которое нельзя упускать! А я не из тех, кто не пользуется шансом. Так что, да! Её собираюсь на ней жениться…

Меня из без того потряхивало от каждого слова Германа, а на последнем предложении, земля из-под ног ушла. Я ждала… но всё равно опешила.

ОН не мог этого сделать! ОН не имел права!!! Это говорить во всеуслышание. ОН ведь не посмеет… Мысль ускользнула, когда Герман красноречиво повернулся ко мне. Как-то угрожающе-спокойно посмотрел…

НЕТ! НЕТ!!!

— Вы станете моей женой? — Встал на колено под дружный ах толпы, усиленные вспышки и нарастающий гомон. Кольцо в бархатной коробочке, словно готовился к этому спектаклю, не пойми откуда взял. Раскрыв, мне протянул.

От Гула в башке уже ничего толком не понимала. Сердце билось так громко и быстро, что было больно.

НЕНАВИЖУ!!!

Громов нашёл способ не получить от меня грубый отказ. И больше не давал времени…

Напряжение зашкаливало, молчание затягивалось, меня лихорадило всё сильней… толпа ждала. Герман тоже — и глядел снизу-вверх обманчиво терпеливо.

И как никогда остро, на своей шкуре поняла, что сейчас не он был в неудобной ситуации, несмотря на то, что проситель, а я! Мне было не по себе…

Он специально! Нарочно выкручивал мне руки!

— Это так неожиданно, — зазвучала хоть как-то, суматошно подбирая слова. Мы всё же на публике, жадно идущей скандала, сенсации.

— Просто скажи "да", — таранил прямым взглядом в его шелестящем тоне, услышала предостаточно угрозы.

И я… не то кивнула, не то мотнула головой, ясно слыша всё, что Громов сказал до начала мероприятия.

