Золотов.
Тело Нины настолько гладкое, что я не могу перестать его трогать снова и снова.
В каждой родинке и даже маленьком шраме на ее колене, наверное, полученным еще много лет назад во времена, когда Нина прыгала по гаражам и вместе с мальчишками во дворе сражалась против вымышленных монстров, я нахожу необъяснимую прелесть.
Эта женщина никогда не отличалась покорностью, и вряд ли сидела тихонько в уголку, расчесывая куклам волосы.
По всем понятиям мне было бы проще отказаться сейчас от нее и не приковывать себя обязательствами, которые точно возникнут, устрани я последний барьер. Близость привяжет ко мне Ниночку, и она будет смотреть на меня другими глазами, рассчитывая на серьезные отношения.
Я понимаю это прозрачно.
А хочу ли я видеть Нину рядом с собой в роли той, что разделит жизнь и все остальное?
Трудно ответить.
В моей голове оглушающим звоном слышится, лишь хочу, хочу, хочу…
Все чувства обостряются, я не могу оторвать от нее взгляд. Все вокруг становится неважным, и я обнажаюсь, совершая то, что задумал. А думал я об этом часто, особенно в дни, когда мы жили мирно, представляя нас в постели, на подоконнике, в примерочной магазина. Мне не надо особого места, главное присутствие Нины.
Целую ее и слышу тихое прерывистое дыхание.
Нина бы кричала, будь мы в квартире вдвоем.
Трогаю ее везде, словно опасаясь, что после кульминации она растворится в воздухе, как мираж и я могу ее потерять. Поэтому фиксирую, крепко обхватив за горло, и снова рассматриваю. Под светом ламп она кажется еще красивее.
Чем дольше мы утопаем в обоюдном пороке, и я чуть ли не вою от удовольствия, тем ярче во мне отзываются ощущения, доводящие до полного умопомрачения.
Я испытывал подобные давно, лет в двадцать. Как раз в ночь студенческой легкомысленной гулянки. Ни с чем не перепутать. Но тогда мне казалось, что все происходит во сне, слишком приятным, чтобы стать правдой.
А сегодня вместе с пламенем, охватившим мою суть без остатка, где-то за спиной между лопатками и ниже по позвоночнику прокатывает волна дикого холода, отрезвляющая меня на мгновенье.
Перед глазами милое лицо Нины стирается, и начинают вспыхивать обрывки воспоминаний как кадры из непрошеного фильма. Очень темно становится. Я вижу еле различимый силуэт девушки с каре. В черной комнате ее освещает только узкая полоска света, пробирающаяся через дверную щель.
Девушка медленно крадется ко мне и усаживается рядом. У нее тонкая шея, плечи. Она до дрожи напоминает Нину, пахнет ей же. И дело не в ароматной воде, а в природном запахе тела, который сводил меня с ума тогда и вот теперь.
Я даже в какой-то момент замираю, не веря самому себе.
— Ты в порядке? — шепчет сегодняшняя Ниночка.
Она словно волнуется от моего внезапного ступора.
Трясу головой, пытаясь избавиться от мыслей, пришедших не вовремя.
— Да…
Отстранившись, переворачиваю ее на живот и снова погружаюсь в соблазн.
Неужели Нина не врала? А я был слеп и глух до ее слов?
В таком случае я претендую на бронзовую медаль по кретинизму, хотя раньше в таких вещах замечен не был.
Сложно сказать, сколько прошло времени, но в какой-то момент я понимаю, что Нина устала. Отпускаю женщину, но будь моя воля, не отказался бы еще.
У Ниночки очень трясутся руки, от сладкого занятия и закончившейся игры, в которой, несмотря на физическое превосходство и полную внешнюю невозмутимость, проиграл я.
Воспоминания не хило треснули меня по голове и навеяли желание скорректировать свои ценности. Если это было в действительности, а не бредом. Скажем, как у погибающего человека в лихорадке.
Нина сползает со стола, прикрываясь ночной рубашкой. Она тоже до сих пор разгоряченная.
— Максим, меня терзают два противоречивых чувства, — в тишине спящего дома признается, — больше ни при каких обстоятельствах не выходить плакать в потемках или же выходить чаще. Как думаешь, я пожалею о содеянном?
Дотрагиваюсь до ее щеки, поправляя выпавшую прядку волос.
— Не знаю.
— Вот и я пока ничего не поняла…
Неуклюже и видно спешной походкой при этом, опустив голову, огибает стол, забирает подушку.
Я лишь наблюдаю за ней, еще не растеряв очарования.
— Доброй ночи, Нин.
— Сложно ответить смогу ли я теперь сомкнуть глаза, — бормочет.
Повинно вздохнув, идет в сторону комнаты.
И я не сразу успокаиваюсь. Требуется около часа побродить в темноте, чтобы привести сердцебиение к нормальному ритму.
Следующим утром просыпаюсь от шума, доносящегося из кухни. Грохот побуждает меня встать с постели.
Помимо пижамных штанов натягиваю футболку, для приличного вида. Все же не медовый месяц, а будни мужчины, у которого в доме, кроме приятной женщины подселились целых два уникальных мальчика.
Зайдя в кухню, вижу распахнутый холодильник, а возле него Диму и Ваню, присевших на корточки. Вдобавок опрокинутый казан с трехдневным пловом, про который я впервые забыл.
Иван торопливо сгребает ладошками рис и отправляет его обратно в казан, зато Дима поднимает кусочек мяса с пола и ест.
Конечно, угрозы какой-нибудь дизентерии нет, я поддерживаю регулярную чистоту, но все равно поступок Димы кажется мне гротескным.
— Вкус такой необычный, — рассуждает, не видя меня. — Похож на баранину.
Его брат увлеченно тянется к кусочку и принюхивается.
— Ага, и пахнет бараниной.
Тут у меня уже не получается наблюдать за происходящим отстраненно. Смеюсь.
Мальчики вздрагивают и опасливо поворачиваются ко мне. Испугавшись за рассыпанный плов, тут же принимаются собирать его вдвоем в ускоренном темпе.
— Все будет чисто! — хором пищат они.
— Уймитесь. Ничего криминального не случилось.
Шагаю за совком. Надо раздать вспомогательные инструменты, пусть меня вид грязной напольной плитки коробит. Я постепенно начал понимать, что о стерильности в доме, где живут дети, можно только мечтать…
Иван держит совок, а Дима, вооружившись одноразовой тряпкой, сгребает плов.
Сев на стул слежу за процессом.
— Вы так удивились, попробовав мясо. Неужели баранина была для вас редкостью?
Мальчики на секунду останавливаются.
— Мы ели всякое мясо. Просто когда готовила мама, все было на вкус как курятина, — говорит Дима.
Ваня в подтверждение кивает, а после морщит нос.
— Кроме самой курицы. Она была на вкус как рыба. Такое, — указывает пальцем на кусок из плова, — мы ели только в купленных шашлыках.
— А бабушка?
— Бабушка всегда варила суп, хотя мы просили пиццу. Но баба Зина говорила, что пицца и бургеры — это еда от Лукавого, — грустно вздыхает.
— Да уж, — ухмыляюсь я. — Дети, вы не представляете, как мне сейчас захотелось вас накормить.
Интересное утро выдается, однако в квартире все еще господствует тишина, оттого и слышно, как в комнате на разрыв трещит телефон, невыставленный на режим вибрации.
Должно быть, Нина отдыхает, раз не вышла в параллель со мной. Не стану ее тревожить.
Иду в комнату и беру телефон с прикроватной тумбы.
Вообще-то, мой рабочий день не начался, но судя по номеру звонящего, требует разговора клиентка. Сомнительная дама, цифры ее сохранил. Это как раз бывшая свекровь Нины.
— Максим Леонидович, — стонет она, едва принимаю вызов, — простите, что так рано, не могла больше ждать. Я молюсь и рассчитываю на встречу с вами. Сделайте упущение бедной старухе.
— Зинаида Васильевна, сердечная, вы же меня и на том свете достанете. В вашем случае лучше согласиться. Так и быть приеду и проведу одну консультацию.
— Ох, ох, как замечательно! Записывайте адрес.
На самом деле будь она простой бабушкой, не имеющей отношения к Семенихиной, тут же занес ее номер в черный список и решал все вопросы через секретаря.
Но мне крайне любопытно, что скажет пожилая женщина.
— Вы только крылья особо не расправляйте. Лететь сию же секунду не собираюсь. У меня приоритеты. И да… сумму за услугу приготовьте в полном объеме. Я не благотворительный фонд.
— Конечно-конечно, господин Золотов!
— Необязательно величать господином, — заканчиваю звонок.
Скидку на возраст ей не делаю, достаточно того что поеду в отдаленную глушь, спустив собственные деньги на бензин, и самое важное — время. Оно стоит дороже всего. Я очень ценю его, ведь трачу часы жизни.
Раздраженно бросаю телефон на кровать.
Настроение сегодня тянется к духовному и прекрасному, но материальная реальность вновь рассеивает иллюзии, напоминая, что без денег никуда не податься.
Возвращаюсь к ребяткам. Приятно удивляюсь, заметив протертый дочиста пол.
— Так что вы хотите на завтрак?
— А что можно? — смущенно спрашивает Дима.
Он стал со мной разговаривать! Я определенно начинаю входить в его зону комфорта.
— Для меня нет рамок. Заказывай, что взбредет на ум, но желательно полезное для желудка.
Тот недолго подумав, подпрыгивает на месте.
— Творожную запеканку!
Зинаиду Васильевну в плотном графике отодвигаю на второй план.
Нина рассказывала, что свекровь постоянно винила ее во всем. Нина не понимала этой виновности, но отчасти и сейчас виновата Ниночка. Страстная ночь вызывает во мне желание больше контактировать с ней и детьми, а не с клиентами.
Берусь за готовку и не забываю дать поручение мальчикам, чтобы не путались под ногами — отправляю смотреть фильм в гостиную.
А сама Нина, как спящая красавица все это время никак не просыпается. Но когда в квартире появляется аппетитный запах от еды, женщина вкрадчиво идет к нам.
Вижу ее, а у самого под ребрами опять разливается тепло, скатываясь ниже под резинку штанов. О…я бы хотел повторить.
У Нины сияют глаза, которые она сразу же отводит. Давит улыбку, пытаясь показать безразличие, но это у нее не получается. И у меня тоже…
Во мне вскипает дух авантюризма, оттого что дети не в курсе наших отношений. Оглядываюсь по сторонам как ярый преступник, желающий, во что бы ни стало украсть новый трофей из-под носа двух мелких стражей. Быстро подхожу к Нине и хватаю ее за талию, рывком прижимаю к себе. Целую, хочу снова вкусить всю сладость ее губ.
— Как спалось?
— Ты даже во сне не оставлял меня в покое… — кокетливо отталкивает. Поправляет футболку и отдаляется. — А где сыновья?
— Телевизор смотрят.
— Пожелаю им доброго утра.
Она снова ускользает. У меня чешутся ладони. Еще бы раз потрогать эту женщину. Накрываю на стол.
Вдруг слышу перепалку, весьма эмоциональную для нашего утра. Шагаю на звуки и застаю Ваню, крепко держащего пульт. Рядом его мать, пытается отобрать вещицу.
— Это слишком жестокий фильм! — ругается она. — Там полно кровищи! Я не разрешаю смотреть, включите мультики!
— Нет! Мы уже большие! — упрямится тот.
Нина пока сильнее сына и вырывает у него пульт, перелистывает на другой канал.
Дима в слезы.
Ваня, надувшись, оборачивается, ища во мне поддержку. Но черт…
Нина тоже смотрит на меня с надеждой.
Я вообще жалею, что сунулся сюда! Вот что я должен сейчас делать? Да и мультфильм, если честно, доверия не внушает. Он старый. Я помню весь сценарий.
— Ваша мама хочет уберечь вас от психологических травм. Поэтому выключим историческую историю про гладиаторов и будем смотреть мультик, где оба родителя умирают в первые десять минут… — пожимаю плечами.
После завтрака дети отправляются в школу под чутким надзором Сильвестра. Охранник теперь дежурит в пределах школы постоянно, всему виной нелепая выходка Семенихина.
Он угрожал мне, повествовал оскорбления бывшей жене и того хуже. Но к детям Алексей не сунется, в противном случае будет собирать свои зубы с асфальта.
И плакать. Горько.
Нина полностью погружена в поиск новой школы. Она не сможет успокоиться, зная, что родственники в курсе, где дети учатся.
Женщина сидит на диване, уткнувшись в телефон и словно не замечает, как я надеваю рубашку, брюки, собираясь в поездку. Лишь когда оказываюсь на пороге, Нина одаривает взглядом.
— Ты на работу?
— Эм…да…сегодня очень странная клиентка жаждет аудиенции.
— Валентинова? — кривится.
— Твоя свекровь.
Нину будто прошибает током. Она дергается как на иголках, роняет телефон и подскакивает с дивана.
— Нет! Я против! — повышает голос, чем удивляет меня стократно.
— А что в этом такого? Напросилась старушка на консультацию, может, на меня посмотреть хочет.
— Ты совершенно не знаешь эту ведьму! — топая, бежит ко мне. — Подлую бабку. Свекровь способна на все! Наговорит с три короба!
— Я не боюсь козней старухи.
Признаться, меня насторожила болезненная реакция Нины. Даже встретиться с Зинаидой захотелось. Что такого вопиющего может поведать она?
Нина скрещивает руки на груди, показывая огорчение.
— Пошли ее, не поступай как дурак.
— Интересно, — прищуриваюсь, — и как часто ты будешь ко мне поворачиваться задницей? Если я стану делать так, как тебе не надо.
— Задницей? — ахает. — Прошлой ночью ты не особо возражал! — Перестает кричать. На самом деле за ее грубостью скрывалась жуткая тревога, — у меня предчувствие плохое.
Я все равно поеду, нравится это Ниночке или нет.
Под аккомпанемент тяжелых вздохов выхожу из квартиры.