Глава 33


Этот день был не из тех, о которых приятно вспоминать, — визиты полиции мало кого радуют. Хилтон ходил с замученным усталым видом и жаловался Аннабел Скотт, к которой питал величайшее уважение, что миссис Хилтон страшно переживает оттого, что все они под подозрением и все равно что зачумленные, так что они боятся, что долго этого не выдержат. Приходящие служанки причитали за чаем, что в доме творится такое, что всякого можно ожидать, и иллюстрировали свои подозрения леденящими душу историями из жизни.

Около полудня Люшес Беллингдон уехал вместе с Аннабел Скотт. Они воспользовались ее машиной, но не раньше, чем Паркер осмотрел ее чуть ли не под лупой.

Дэвид Морей делал первый эскиз Медузы. Если Мойра воображала, что позирование окажется приятным развлечением, которое может увенчаться, если она того захочет, более или менее серьезным романом с Дэвидом, то ее ожидало разочарование. Он держался так равнодушно, словно рисовал дом. То, под каким углом Мойра поворачивает голову, было для него куда важнее того факта, что она позволила своему равнодушному взгляду превратиться в манящий — обычно такая перемена приносила весьма ощутимые результаты. На ее замечание, — что она бы не возражала, если бы Дэвид изобразил ее со змеями в волосах, — он ответил, что в этом нет необходимости и что разговоры его отвлекают. Даже Салли Фостер признала бы присутствие дуэньи совершенно излишним. Возможно, мышеловка и сыр в самом деле наличествовали, но мысли Дэвида были целиком и полностью заняты не Мойрой, но Медузой — мифом, которому уже добрых три тысячи лет.

Что занимало мысли Хьюберта Гэррета или Арнолда Брея, определить было невозможно, но не оставалось сомнений, что оба преисполнены самых тревожных ожиданий.

Мисс Брей чинила белье, не переставая говорить на любимую тему — о промахах и упущениях прислуги. Миссис Хилтон недожарила мясо и приготовила оладьи, больше похожие на горелую кожу.

— Их расстраивает любая мелочь, и я не удивлюсь, если они соберутся уволиться. У миссис Хилтон был именно такой вид — сегодня утром, когда я велела ей испечь к ленчу оладьи. Она заявила, что у нас, мол, только магазинные яйца, поэтому она, видите ли, ничего не может гарантировать, — полная нелепость, ведь в деревне полно яиц, да и с какой стати магазинные яйца будут пригорать!

Мисс Силвер не стала спорить.

— Хорошо, что не было Дюшеса и Аннабел, — продолжала мисс Брей. — Они не выносят горелого. Очевидно, Люшес поехал в Эмберли справиться о своей машине. Надеюсь, он будет осторожен на холме.

Мисс Силвер тоже на это надеялась.

Уилфрид, который по-прежнему не давал Салли проходу, сравнил «Мирфилдс» с моргом. На возражение Салли, что они пока еще живы, он ответил, что это отличие — единственное.

— Дорогая моя, если бы мы были мертвые и лежали на мраморных столах, то по крайней мере не знали бы, что нас убили одного за другим и что полиция навещает нас с утра и до ночи. Только то, что в качестве следующей жертвы могут избрать тебя, удерживает меня от того, чтобы послать самому себе телеграмму: «Беги — все открылось!»

Салли недовольно посмотрела на него.

— Как бы я хотела, чтобы ты ушел и перестал болтать чепуху!

— И оставил тебя на милость маньяка-убийцы, который прячется в здешних кущах? Ни за что! Конечно, то, что никто из нас не знает, кто же он, этот маньяк, придает пикантность этой во всех прочих отношениях банальной ситуации. Я могу подозревать даже тебя, а ты, как бы это ни выглядело невероятным, меня. Как, по-твоему, я бы смотрелся на скамье подсудимых? Корчил бы из себя оскорбленную невинность или пытался растопить сердца присяжных — если таковые у них имеются, — упирая на то, что я жертва, как сказал поэт, «бесчеловечности людской»? Публика столетьями над этим плачет — отчего бы и присяжным не купиться? Или просто валять дурака, чтобы эксперты-психиатры заверили высокий суд, что родная бабушка до смерти напугала меня в колыбельке?

День тянулся еще медленнее, чем вчерашний, — напряжение сделалось невыносимым. Если воскресенье казалось всего лишь нудным и лишь к вечеру возникла известная напряженность, то понедельник сочетал в себе оба качества в превосходной степени. Человечество мудро выстроило время, разделив на равные промежутки, чтобы секунды складывались в минуты, минуты в часы, часы в сутки и так далее вплоть до недель, месяцев и лет, но бывает, что время взбунтуется и смеется над нашим счетом, растягивая секунды до бесконечности или заставляя дни, недели, месяцы и даже годы бешено проноситься мимо.

В «Мирфилдсе», однако, не ощущалось и намека на подобные скорости. Правда, Люшес и Аннабел не ощущали этого замедления времени, но они не находились в «Мирфилдсе» и откладывали возвращение, насколько возможно.

— Почему мы должны возвращаться, Люшес? — спросила Аннабел, когда они свернули наконец на южную, подъездную аллею. — Мы могли бы выехать через другие ворота и отправиться в Лондон. Я бы пошла к Монике Бьюли, а у тебя есть квартира. Через день-два мы бы поженились и были бы вместе, что бы ни случилось.

Но Люшес покачал головой.

— Сначала я должен разобраться с этой историей. Тебя я не имею права в нее втягивать.

«Я уже втянута в нее!» — хотелось воскликнуть Аннабел.

Но что было бы потом? Он бы снова попытался заставить ее уехать, а она бы отчаянно сопротивлялась.

Они вместе вышли из гаража. Перед тем как войти в дом, Люшес обнял Аннабел и привлек к себе. Они не целовались, а просто стояли, обнимая друг друга и ощущая близость, которую не дает никакой поцелуй. Если бы это чувство длилось все грядущие годы, какими бы чудесными они были! Но так как этот момент мог никогда не повториться, оба старались насладиться им в полной мере.

Войдя в дом, они буквально кожей ощутили гигантское общее напряжение — словно канатоходцы, ступившие на проволоку без страховки.

Загрузка...