Внуки Колумба

XVII

Многие знаменательные даты в тысячелетиях человеческой истории погребены под сугробами забвения. Первый человек, который собственными руками добыл огонь, вряд ли мог оценить великое значение своего открытия. Он не умел писать и был слишком слаб, чтобы воздвигать монументы. Мы так и не узнаем дату начала победного шествия человеческого разума.

2 января 1959 года человечество будет помнить до конца своих дней. 2 января 1959 года человек преодолел силу земного притяжения, бросив ракету в беспредельный океан вселенной. Далекий сильный брат перводобывателя огня — советский человек — совершил первый шаг к тому, чтобы из пленника Земли стать хозяином вселенной.

Мир затаил дыхание. Наша древняя, беспокойная планета стала легче на тысячу четыреста семьдесят два килограмма. Блистающая ракета с красным вымпелом стремительным кораблем промчалась мимо Луны и взяла курс на Солнце. Извечная мечта о полете к далеким звездам превратилась в реальный порыв поколения. Инженеры уже проектировали космические корабли, и электронно-счетные машины лихорадочно вычисляли координаты траекторий. Мартены варили сталь для звездных кораблей, химики создавали для них топливо. А искатели с отважными сердцами собирались в путь. Навстречу неизведанным опасностям, новым трудностям и новым победам.

В вантах снова пел свежий попутный ветер: вперед, человек! Вперед! Люди, идите дальше и дальше! Горизонт не предел, а только рубеж. Перед смелыми горизонт отступает.

Это произошло 2 января, за день до того, когда Липст в маленьком скверике, неподалеку от завода, должен был ждать Юдите.

Ия и Робис хотели купить стол — первую настоящую мебель для новой квартиры. Договорились, что Липст тоже пойдет в магазин в качестве эксперта и поможет доставить покупку домой, поскольку Ии уже нельзя было поднимать тяжести.

Липст примчался с большим опозданием, взволнованный и запыхавшийся.

— Слыхали? Ну, что вы скажете? — крикнул он еще с порога.

— О чем? — вытянув навстречу Липсту подбородок, Робис деловито ощупывал свежевыбритые щеки.

— О космической ракете! Не знаете? Радио только про нее и говорит!

Липст коротко пересказал сообщение ТАСС. Робис прикурил и выпустил струю белого дыма.

— Послушай-ка, жена, — сказал он. — Я считаю так: стол сегодня покупать не будем, наш старый развалюга еще продержится. Надо купить радиоприемник. А то живем, как в дремучем лесу.

Несколько часов спустя посреди комнаты уже стояла большая картонная коробка с новейшим приемником завода ВЭФ.

— Господи, бумаги-то сколько! — поразилась Ия, докапываясь в обильной упаковке до приемника.

— Осторожней, осторожней, — пошутил Робис, — не выброси его вместе с тарой!

Липст на скорую руку протянул комнатную антенну. Засветился зеленый кошачий глаз, из репродуктора послышалось жужжание и треск. Потом сквозь шум прорезался торжественный мужской голос:

— Продолжая свое движение, ракета пересекла восточную границу Советского Союза, прошла над Гавайскими островами и продолжает движение над Тихим океаном, быстро удаляясь от Земли… приблизительно в 7 часов 4 января 1959 года космическая ракета достигнет района Луны.

— Слышишь? Достигнет Луны!

Ия вздохнула и нежно погладила полированные бока приемника.

— Звук отличный, — сказал Липст.

— Следующее сообщение о полете ракеты слушайте через час, — закончил диктор.

Из приемника полилась музыка. Ия села у окна. На дворе шел снег. Место у радиоприемника тотчас занял Робис. Блестящие ручки настройки так и манили покрутить их. Стрелка указателя пробежала по шкале. Торжественную увертюру сменила торопливая россыпь слов иностранной речи. Лондон и Бонн, Париж и Рим, Стокгольм и Брюссель — весь мир говорил об одном и том же: ракета, космос, Советский Союз.

— Давай-ка настрой на нашу, — сказал Липст. — Заграница только повторяет сообщения Москвы.

— Невероятно! — мечтательно вздохнул Робис. — Мы тут сидим как ни в чем не бывало, а ракета летит к Луне… Вы хоть понимаете, что за день сегодня!

— Когда-нибудь, через много лет, — фантазировала Ия, — мы сможем рассказать своим внукам: «В тот раз, когда запустили первую космическую ракету, стоял пасмурный январский день. Шел снег. Мы с дедушкой Робисом и дядей Липстом настроили радио…»

— Вашим внукам это покажется не бог весть как интересно, — засмеялся Липст. — Они захотят узнать не про дедушку Робиса и дядю Липста, а о тех, кто построил ракету. «Почему вы делали велосипеды в то время, когда другие создавали ракеты?» — спросят они. И что ты им тогда ответишь?

— Я отвечу: «В те времена велосипеды тоже были нужны».

— «Э-эх! — скажут они. — Ну и неказистые старики у нас…»

— Откровенно говоря, я и сама хотела бы увидеть людей, которые сделали эту ракету. Как они выглядят, как живут, о чем думают?

— Могу тебе сказать, — заговорил Робис. — Будь уверена, не святые сделали ее. Самые обыкновенные люди. Некоторые из них подумывали насчет вступления в комсомол, — Робис подмигнул Липсту, — кое-кто радовался новой квартире и высчитывал дни но календарю, — тут Робис улыбнулся Ии. — Некоторые были…

— …болтунами и баламутами, — перебила Ия, но Робис продолжал свое:

— …несчастными влюбленными. Иногда грустили, иногда веселились. Как вообще заведено у людей…

Снег за окном падал крупными мягкими хлопьями. В комнате полумрак, тихо играла музыка.

Диктор объявил о начале передачи для работников сельского хозяйства. В передней раздался звонок. Робис выбежал открыть дверь. Пришли еще двое гостей — Казис и Вия.

— Только ноги вытирайте как следует, — напомнила Ия.

Казис просунул из передней голову. Он был весь в снегу.

— Вия, нам не о чем говорить с этими буржуями! — сказал он. — Они вон радиоприемник купили себе…

Через минуту, раскрасневшиеся и свежие, они вошли в комнату. На левой щеке у Казиса еще чуть заметно белел шрам. Обстриженные в больнице волосы отрастали. Вию по внешности теперь нельзя было спутать с Ией, но повинна в этом была не Вия.

— Последнюю новость знаете? — спросил Казис, поздоровавшись со всеми.

— А как же, — отозвалась Ия. — У нас, дорогой мой, теперь новейшая радиотехника!

— С новостями надо приходить пораньше, — добавил Робис, — ракета скоро мимо Луны пролетит.

Казис покачал головой:

— Значит, ничего вы еще не знаете: Угис завтра уезжает в Магадан. Сегодня утром я был в райкоме. Оказывается, у него уже и бумаги все на руках. Характеристику дал Шапар.

Липста это сообщение не так поразило, как Ию и Робиса, но, однако, слова Казиса стегнули его, точно плеткой. «Значит, все-таки уезжает. И уже завтра! И в Магадан!..»

Ия назвала Угиса беглецом, Робис предложил позвонить в райком и устроить комсомольское собрание, но Липсту показалось, что вся эта бурная реакция вызвана только неожиданностью — слишком внезапна новость, и друзья просто еще не успели свыкнуться с ней. По сути дела, не было никакого смысла пытаться удержать Угиса.

Вскоре, по-видимому, все это поняли, и шумные пересуды сменились молчанием. Казис ломал спичечный коробок Липста, Вия подсела к Ии и смотрела, как за окном падает снег.

— Когда отходит поезд? — спросил Липст, вспомнив, что завтра в пять часов он должен встретиться с Юдите.

— Что-то около десяти вечера, — отозвался Казис.

— Мне просто не верится, — сказала Ия. — Неужели он уедет? Именно теперь, когда готовят к выпуску мопеды, создаются цехи коммунистического труда, когда конвейер начал работать по вашему предложению. Нет, не понимаю я этого…

Робис подбежал к приемнику и настроился на Москву.

В этот момент в квартире опять зазвенел звонок. Все разом повернули головы к двери.

— Пойди, Робис, открой, — сказала Ия. — Это, наверное, Угис.

Он не стал раздеваться в передней, а сразу влетел в комнату. Увидев Казиса и Вию, немного смутился и покраснел. Словно замерзшего щенка, Угис держал за пазухой радиоприемник «Турист», который тихонько чирикал то же самое, о чем его большой брат на полу вещал самодовольным басом.

— Я только на минуту, — буркнул Угис, комкая в руках мокрую ушанку, — забежал в связи с ракетой. А заодно и попрощаться.

Все молча уставились на Угиса как на привидение.

— Надо еще заскочить на почту и послать телеграмму в Москву, пускай меня зачислят в первую команду астронавтов, которые полетят на Луну, — сказал он, и нельзя было понять, шутил он или говорил всерьез. — Надеюсь, на этот раз мой рост будет преимуществом…

— Послушай, Угис, — сказал Робис, — не валяй дурака. Ты что, действительно завтра уезжаешь?

— Да, — Угис повернулся к Робису и сразу напустил на себя торжественность, — завтра.

— Даже если бы я взял тебя в свою бригаду по сборке мопедов?

— Да, — подтвердил Угис, — даже и тогда.

Казис шагнул к Угису. Их взгляды встретились. Глаза Угиса сделались большими и темными.

— Угис, — сказал Казис, — даже в том случае, если бы я просил тебя не уезжать? Экспериментальный цех расширяется. У Липста скоро кончается срок обучения, и тогда я мог бы тебя…

Угис бросил быстрый взгляд на Вию, потом на Липста, на Ию, на всех по очереди. Лишь на короткое мгновение нескрываемая радость сменила на его лице выражение твердости, но тут же он уверенно повернулся к Казису и отрицательно покачал головой.

— Даже и в этом случае, — сказал он. — Спасибо, Казис! В твоей дружбе я никогда не сомневался.

И добавил после паузы:

— Это дело решенное. Я ведь не бегу от вас. Я уезжаю, потому что считаю это более правильным. Неужели так трудно понять? Да и уезжаю не навсегда.

За окном по-прежнему падал и падал снег.

Последние известия кончились. Оба радиоприемника негромко наигрывали Пятую симфонию Чайковского. Угис сидел рядом с Ией, спиной к Вии, и, подперев подбородок руками, внимательно слушал. Казис стоял у окна и тихонько барабанил пальцами по стеклу. Робис, скрестив руки на груди, ходил взад-вперед по комнате.

Липст сидел на кровати и думал о завтрашнем дне. О Юдите, которая еще могла прийти, и об Угисе, который не мог оставаться. О любви и дружбе, о силе и слабости.

Великолепные аккорды симфонии прикасались к сердцу и заставляли его вибрировать подобно натянутой струне. И, быть может, благодаря тому, что в комнате царило такое странное приглушенное настроение, благодаря тому, что они, наконец, опять вместе, Липст не испытывал колючей грусти расставания.

Да и что значила грусть расставания по сравнению с благородной человеческой жаждой простора? Со стремлением к поиску и открытию? С неудержимым желанием покорить неоглядную даль горизонта?

Были времена, когда отважные искатели бесстрашно отправлялись за моря и океаны, даже не зная, есть ли конец им и край. Шли путями, которых не было ни на одной карте. Ведь и у них где-то оставались друзья и родные. Завтра человек рванется еще дальше. В преодолении непостижимых далей космоса на дорогу уйдут целые человеческие жизни, и лишь следующим поколениям будет суждено достигнуть конечной цели путешествия…

Угис уезжал в Магадан. Ну и что? Это же не означало его исчезновения. Люди могут быть очень далеко друг от друга и все же оставаться очень близкими. Так же, как они могут быть совсем рядом — и быть бесконечно далекими.

Первым эту истину осознал Угис. Угис — отважный, железный парень. «Да, — подумалось Липсту, — странно все-таки. А ведь очень часто мы даже не замечаем, какие замечательные люди идут с нами рядом…»

Стены маленькой комнаты словно раздвинулись, сливаясь с простором окружающего мира. Птицы-мысли летели на сверкающих крыльях через пространство и время.

Ночью Липст плохо спал — во сне он видел Угиса и Юдите. Втроем они подымались на гору. Потом сверху на них ринулась лавина: Юдите исчезла. Они с Угисом долго звали, кричали, но Юдите так и не откликнулась…

Липст пробудился и не мог больше заснуть. В комнате было темно, и лишь чуть синел квадрат окна.

«Придет она или нет? — думал Липст. — Вот и настал этот день». С того дождливого сентябрьского предвечерья, когда они расстались в пустынном сквере, Липст ни разу не видел Юдите. Она словно в воду канула, и Липст ничего не знал о ней. Ехидному замечанию Сприциса насчет свадьбы он не верил. Он по-прежнему любил Юдите и недоумевал, почему ее нет больше рядом. Время смахнуло и развеяло осадок горьких воспоминаний, оставалась лишь нетронутая красота первой любви, которая в череде дней не увяла и не погасла. Это чувство временами щемило, временами перерастало в жгучую боль, но не исчезало. Оно укоренилось навеки, и вырвать его можно было только вместе с сердцем. «Она придет, — думал Липст. — Ведь она не любит и никогда не любила Шумскиса. Затмение может тянуться месяц, год. Затмение не может продолжаться всю жизнь. Она придет…»

Январское утро медленно и нехотя вылезало из черных перин ночи.

Электрическое освещение в цехе не выключали почти до полудня, и оно лишь усиливало гнетущее ощущение, будто время остановилось и не будет конца ночи ожидания.

Незадолго до окончания смены Казис сказал Липсту:

— Поезд Угиса отходит в половине одиннадцатого. Ты придешь?

— Конечно…

— Надо бы минут за десять.

— Хорошо! Я буду раньше.

Липст поглядел на часы. До отъезда Угиса еще целая вечность. Об этом сейчас можно не думать. Через час ему идти на свидание с Юдите. «Придет или нет?» Где-то в глубине души Липст ощущал легкую дрожь. С каждой минутой она пробирала все сильнее. Дрожали губы и пальцы, постукивали зубы.

Из цеха Липст умчался самым первым. Пальто он натянул, когда бежал по лестнице. У ворот толпились практиканты-школьники. Липст протолкался через их веселую ватагу и выскочил на улицу.

Снаружи гораздо светлее, чем казалось из окна освещенного помещения. Недавно выпавший снег, постепенно тая, придавал городу предвесеннюю свежесть. Дул бодрящий ветер, как в марте или апреле, когда начинается ледоход. Липст миновал трамвайную остановку и шел прямо к скверу.

«Придет Юдите? — в который раз спрашивал он себя. — Она придет? Она придет?» — И мысли отзывались в нем лесным эхом: «Придет… придет… придет…»

Вот уже хорошо виден сквер. Сердце колотится, будто хочет выпрыгнуть из груди. Липст не поверил своим глазам. Она! Она! Юдите сидела на лавочке возле детского ящика для песка. Липст пробежал несколько шагов бегом.

Не Юдите… На скамейке сидела девочка в школьном берете. Она даже не походила на Юдите.

Липст остановился и принялся теребить пуговицы на пальто, то застегивая, то расстегивая их. Пуговицы были крупные и никак не пролезали в петли. На часах без десяти пять.

«Погоди, Юдите еще может прийти», — утешал себя Липст. Но уже знал, что она не придет.

Прождав до пяти, Липст решил уйти, но сзади кто-то тронул его за рукав. Это был Казис.

— Ты что здесь стоишь? — удивился он. — Ждешь кого-нибудь?

— Ждал, — кивнул Липст, — но не пришла.

Казис задумчиво посмотрел в глаза Липсту.

— В какую сторону теперь пойдешь? — спросил он, помедлив.

— Надо домой ехать.

Следующая остановка была довольно далеко. Липст оглянулся.

— Пожалуй, я пойду обратно, — добавил он.

Казис взял Липста за плечи. Они стояли один против другого, оба почти одного роста, большие и сильные. Липст за последнее время заметно раздался вширь.

— Назад не иди, — покачал головой Казис. — Пойдем вперед. Пошли. Нам по пути.

— Ты прав, — согласился Липст, — возвращаться не стоит.

На сквер сбежались ребятишки и, весело гомоня, принялись лепить снежную бабу. «И все-таки она придет, — думал про себя Липст. — Когда-нибудь она придет… придет…»

Состав уже подан. Липст, Казис, Робис и Вия с Ией ходили вдоль вагонов и разыскивали Угиса.

Он прибежал за пять минут до отхода и, задыхаясь, сел посреди перрона на тяжеленный чемодан.

— Это здорово, что вы пришли! — воскликнул Угис.

— Мы-то пришли, — Ия воткнула в его петлицу крохотный букетик цветов, — да вот за тебя уже начали волноваться.

— У меня была куча дел: сдать книги в библиотеку, получить белье из прачечной, попрощаться с Алмой…

Вия тоже держала букетик, прикрывая ладонью, словно огонек на ветру.

— Ну, Угис, — сказал Казис, — ну так…

— До свидания. Ведь не навсегда уезжаю.

— И пиши, как там у тебя дела пойдут. Сообщай свои координаты.

Угис не отвечал. Они долго не выпускали руки друг друга.

— Я буду тебе присылать заводскую газету, — пообещал Липст. — А если хочешь, и книги тоже. Только напиши.

— Спасибо, Липст.

— Теперь, Угис, ты поплаваешь на корабле…

— Это еще не скоро…

— Угис поплывет на второй полке, — засмеялся Робис. — Чего тут долго рассусоливать — держи лапу. Ну и вообще — не подкачай там.

Угис пожал руку прежде всего Липсту. Потом Робису. После этого отвернулся и довольно долго проверял замки на чемодане.

— Пожалуй, пора в вагон, — сказал, наконец, Угис. — А то, пока прощаемся, не заметим, как поезд уйдет.

Ия засмеялась.

— На севере холодно. Нос не отморозь. Одевайся потеплее.

— Не беспокойся. Застрелю десяток медведей и сошью себе шубу.

Ия опять засмеялась. Угис взялся за чемодан.

— Ну, так…

— Уги, милый… А со мной? Со мной ты не прощаешься? — Вия протянула руку с букетиком.

Тяжелый чемодан грохнулся на асфальт. Угис подошел к Вии и протянул ей руку. Вия проворно нагнулась и чмокнула его в щеку. Угис встрепенулся, подхватил чемодан и без оглядки побежал к вагону.

— Уги… цветы!

— Счастливого пути! — смеялась Ия.

— Счастливого пути! — кричали Липст, Казис и Робис.

Поезд дал свисток, громко зашипел воздух из тормозов, и колеса медленно повернулись. Угис стоял у окна и махал рукой.

Провожающие шагали рядом с вагоном. Поезд набирал ход.

— Счастливого пути! Счастливого пути!

Постепенно утихло пение рельсов, а друзья все еще махали и шли по освещенному перрону туда, где в темноте скрылся черный силуэт последнего вагона.

Ия достала платок, высморкалась и вытерла лицо.

Наступила тишина, и никто не хотел первым нарушить ее.

Возвещая о том, что впереди путь свободен, вдали светился зеленый огонек светофора.