Сознание — это тайна, а связь сознания с материей еще более таинственна. Каким образом определенная совокупность молекул и энергии вызывает осознанность? Это лишь один из множества вопросов, с которыми мы сталкиваемся как сознательные существа. В этой книге мы задаемся вопросами, которые касаются необычных состояний сознания, когда мы воспринимаем явления, обычно нами не воспринимаемые.
Сознание обладает безграничным числом состояний, и люди имеют доступ лишь к некоторым из них. Бодрствование, глубокий сон, медитация и психоз являются примерами таких состояний. Мы можем попасть в подобное состояние с помощью врожденных биологических ритмов, таких как цикл сна и бодрствования. Нарушения нормальной физиологии, например высокая температура, болезнь, потеря сна, голод и пост также вызывают различные состояния сознания. К тому же на сознание воздействуют разнообразные вещества, содержащиеся в растениях и синтетических препаратах[15].
Многие животные употребляют в пищу некоторые растения и их части из-за эффекта, изменяющего сознание. Например, слоны обливают себя жидкостью из перебродивших фруктов, пчелы бесконечное количество раз возвращаются к цветкам дурмана, а кошки — к кошачьей мяте, которая вызывает у них своего рода наркотическое опьянение [16]. Некоторые авторы предполагают, что животные инстинктивно стремятся к интоксикации[17]. Мы можем допустить, что в доисторическую эпоху ранние гоминиды [18] имитировали поведение животных, с которыми они делили экосистему, а также употребляли в пищу растения для того, чтобы попасть в измененные состояния сознания.
В некоторых своих ранних работах Эндрю Уэйл предполагает, что существует особое человеческое стремление к получению опыта измененных состояний сознания[19]. Некоторые из применяемых методов изменяют нашу биологию с помощью климатических, то есть относящихся к окружающей среде, или поведенческих моделей (например, пребывание в парильнях, вращение по кругу и продолжительные песнопения). Еще одним способом пережить измененное состояние сознания является проглатывание психоактивных растений.
Во всем мире и во все времена люди употребляли огромное количество растений и растительных продуктов из-за их изменяющего состояние сознания эффекта. Они пили вино, жевали листья коки [20], пили кофе, курили опиум, а также жевали, курили и нюхали табак. Химические соединения, присутствующие в тех или иных растениях, являются самыми непосредственными причинами этого эффекта: в вине таким соединением является этанол, в листьях коки — кокаин, в опиуме — морфин, в кофе — кофеин, в табаке — никотин [21].
Согласно религиозным верованиям, основанным на единении с природой, растения обладают разумом. Многие представители западной цивилизации, которые испытали на себе глубокие переживания, вызванные приемом аяхуаски (психоделического отвара из растений, распространенных в долине реки Амазонки), могут подтвердить очевидное существование «личности» этого растительного напитка, с которой они общаются, находясь под воздействием отвара.
Хотя подобный феномен вызывает вполне предсказуемую реакцию сторонников материалистической науки, он, тем не менее, указывает на сферы сознания, содержащие интеллект, не принадлежащий человеческому роду, который может оказаться нам полезным в борьбе за дальнейшее существование человечества.
Как мыслящие существа, мы присваиваем категории вещам, с которыми сталкиваемся. Таким образом, мы можем указать на различные виды эффекта, вызываемого разными препаратами. Как наилучшим образом классифицировать препараты, изменяющие состояние сознания? Много лет назад я присутствовал на лекции доктора Александра Шульгина, посвященной химическому составу психоделических препаратов. Доктор Шульгин — химик, который работает в Сан-Франциско, в районе залива, и является создателем сотен лекарственных средств и новых психоактивных соединений[22]. Это прекрасный оратор, который к тому же владеет первичной информацией. Стремясь к тому, чтобы публике, не обладающей достаточными знаниями в области химии, его объяснения были понятны, доктор Шульгин начал лекцию с описания простой модели, согласно которой все психоактивные препараты принадлежат одному из классов: ↑s, ↓s и Хs.
Мы обычно называем препараты, принадлежащие к классу ↑, стимуляторами, возбуждающими/повышающими настроение, отсюда и символ в виде стрелки, указывающей вверх. Веществом, принадлежащим к этой категории и знакомым всем нам, является кофеин, содержащийся в кофе, чае и других безалкогольных напитках. Другие представители этого класса: никотин в табаке; кокаин в листьях коки; синтетические амфетамин и метамфетамин; катинон в распространенном на Среднем Востоке и в Северной Африке растении — кате [23]; риталин [24] — лекарственный препарат, назначаемый для лечения синдрома дефицита внимания; и ареколин, содержащийся в семенах арековой пальмы и входящий в состав жевательной смеси, распространенной в Азии и на побережье Тихого океана.
Воздействие препаратов категории ↑s довольно легко описать: у большинства стандартная доза таких препаратов вызывает усиление различных психобиологических функций, включая внимание, точность и скорость мышления, бодрствование, уровень тревожности и моторную/двигательную активность. Однако прием слишком большого количества препарата группы ↑ выталкивает за границы сознания и приводит к таким эффектам, как припадки, обусловленные интоксикацией нервной системы и аритмией, что может привести к смертельному исходу в результате интоксикации сердечно-сосудистой системы.
Вещества группы ↓s принято обозначать как седативные, или успокаивающие/понижающие настроение. Мы называем их снотворными препаратами, когда наша цель — вызвать сон; анксиолитическими средствами [25] — когда нужно снизить общее возбуждение, но сохранить бодрствующее состояние; и анестетиками [26] — в случаях, когда следует добиться невосприимчивого, инертного состояния. Алкоголь, бензодиазепины, алпразолам (или ксанакс) и валиум, опиатные наркотики, распространенное в Полинезии и на Гавайских островах растение кава-перец [27] и анестетики принадлежат к этой категории.
Их воздействие относительно легко описать — по сути оно противоположно воздействию ↑s. Использование этих препаратов вызывает сонливость, смещение внимания, замедление процессов мышления. Токсичные дозы могут привести к коме, легочной и сердечно-сосудистой недостаточности.
Воздействие препаратов группы Х находится в центре внимания авторов этой книги, поскольку оно может предоставить внутренний путь для выхода во внешнее пространство, — но не потому, что их воздействие относительно незаметно, а потому, что оно очевидно при эффективных дозах. Боле того, возникает ощущение, что эти вещества изменяют качество сознания, а не вызывают общее усиление или ослабление психических/умственных процессов, которое мы наблюдаем при воздействии веществ класса ↑s и ↓s соответственно. Вещества Х воздействуют на те аспекты сознания, которые мы непосредственно связываем с ощущением себя как человеческого существа, то есть на определенные способы мышления, чувства, восприятие и волю.
Обычно мы называем воздействие средств категории Х психоделическим или галлюциногенным. Эти препараты занимают уникальную позицию в надсемействе изменяющих состояние сознания химических веществ. Эмоциональный накал дискуссий об этих веществах обусловлен удивительной природой их воздействия на психику[28].
Трудность точного и последовательного описания эффекта от воздействия психоделических препаратов привела к огромному разнообразию их названий: галлюциноген или иллюзоген — вызывающий галлюцинации или иллюзии; психоделик — проявляющий душу или сознание; энтеоген — порождающий божественное; мистикомиметик — имитирующий мистическое состояние; онейроген — вызывающий сновидения; фанеротайм [29] — вызывающий фантазии; психодислептик — нарушающий мышление или вызывающий беспокойство ума; психотомиметик — имитирующий психоз; психотоген — вызывающий психоз; психотоксин — яд, вызывающий психоз; шизотоксин — яд, вызывающий шизофрению; и делириант — вызывающий делирий, или бред. Каждое название фокусирует внимание на определенном элементе интоксикации и способе интерпретации эффекта от воздействия препарата[30].
Галлюциноген — наиболее распространенный медицинский и юридический термин для таких веществ. Хотя галлюцинации и вызываются интоксикацией в результате приема психоделических препаратов, так бывает не всегда. Также надо согласиться, что практически во всех культурах понятие галлюцинация подразумевает, что по своей природе воспринимаемые видения и голоса «нереальны». Этот непреднамеренный скрытый смысл термина галлюциноген, вероятно, отражает более или менее сознательный скептицизм в отношении невидимых реальностей. Замечу при этом, что применять средства и модели науки к нематериальным явлениям можно точно так же, как и к материальным.
Хотя термин психоделический и вызывает ассоциации, связанные с определенным политическим и социокультурным феноменом, восходящим к бурным 1960-м, я предпочитаю его всем другим терминам, применяемым в настоящее время. Эта некорректная с точки зрения филологии амальгама [31] греческих и латинских корней имеет отношение к самому важному качеству этих препаратов — проявлению души (или сознания). Они показывают нам наш разум и протекающие в нем процессы с новой точки зрения. Однако за пределами этого уровня обобщения остальные термины предполагают обозначение либо слишком обширной совокупности качеств, либо, наоборот, ограничиваются отдельными специфическими качествами, на которые оказывают определенное воздействие соответствующие препараты.
Существуют антропологические данные и артефакты, позволяющие предположить, что люди использовали психоделические растения на протяжении тысячелетий или даже десятков тысяч лет. Теренс Маккена, философ, изучавший психоделики, пристально рассматривал африканских предков человека, не обладавших членораздельной речью. Он предположил, что протогоминиды использовали вызываемые психоделическими грибами видения как вспомогательное средство для удачной охоты. Неожиданным побочным эффектом их использования оказалась стимуляция развития речи — вероятно, благодаря уникальному свойству психоделиков смешивать и соединять зрительные и слуховые ощущения. Наши предки могли видеть звуки, которые они издавали, что предоставляло им беспрецедентный дополнительный уровень абстракции, с помощью которого они могли манипулировать передаваемой информацией[32].
Мы можем добавить к этому рассуждения Гордона Уассона, нью-йоркского банкира и любителя-миколога [33]. В 1950-х годах Уассон сообщил о своей находке — церемониях, которые проводились в Мексике с применением грибов, содержащих псилоцибин [34]. Большинство антропологов полагало, что подобные ритуалы были забыты столетия тому назад. Пережив опыт, сопровождавшийся невыразимым восторгом, и получив видения, вызванные интоксикацией после приема грибов, Уассон предположил, что психоделические растения были ответственны за первоначальные проблески религиозных переживаний у человека: эти опыты служили доказательством того, что невидимые, автономные, необычные реальности существуют за пределами завесы повседневной жизни[35].
Таким образом, существуют теории, согласно которым психоделики растительного происхождения ответственны за два уникальных творения человечества: язык и религию. Почему же так сложно получить информацию о психоделиках? Маятники раскачиваются из стороны в сторону. Вероятно, переход от первоначального матриархального мировоззрения к более патриархальному явился причиной исключения психоделических растений из основополагающих религиозных и социальных практик. Матриархальная, основанная на почитании природы и земли цивилизация, в изобилии населенная божественными существами, возможно, отреагировала на незначительный конфликт между использованием психоделиков растительного происхождения, которые использовались для общения с духами, и философией, которая постулирует неразделимость природы и человека. Патриархальные религии Востока и Запада, с другой стороны, выработали дихотомический взгляд, отделяющий человеческих существ от остальной природы, и, как правило, проявляли откровенную враждебность по отношению к духовному значению всего материального и земного[36]. Это не было оригинальным учением основателей упомянутых религий, кроме того, священничество в конце концов прибрало к рукам и теорию, и практику. Религиозные деятели заимствовали мировоззрение, основанное на духовном соответствии, и преуспели, вытеснив использование психоделических растений за пределы религиозной практики, в область нелегального и тайного. Люди, занимавшие высокие должности в церковной иерархии, в лучшем случае рассматривали психоделические, вызванные приемом определенных растений опыты как не приносящие полезной информации или ведущие к деградации, в худшем — осуждали употребление таких растений как зло, которое требовало искоренения [37].
Единственным значимым общественным институтом человечества, который с самого начала своего существования рассматривал психоделики растительного происхождения в качестве важного компонента религиозной и духовной деятельности, является шаманизм. Позже в этой книге мы обсудим значимость шаманского подхода к использованию психоделических растений и препаратов для современности.
В рамках традиционной западной науки антропология является той областью, которая фокусирует внимание на применении психоделических растений и их роли в различных обществах. Более, чем любая другая научная дисциплина, она поддерживает интерес к таким растениям и препаратам после нескольких столетий сокрытия информации о них на Западе[38]. На протяжении последних шестидесяти или семидесяти лет психоделические препараты в нашей культуре изучались с точки зрения науки и медицины — главным образом психиатрии, психологии и нейробиологии.
В 1890-х годах немецкий химик Артур Хеффтер выделил мескалин из кактуса пейот и в результате серии экспериментов на самом себе определил его психоактивность. В последующие двадцать или тридцать лет этот препарат привлекал некоторое внимание научной общественности[39]. Однако такие резко выраженные побочные эффекты мескалина, как тошнота и рвота, а также недостаток обоснованного психологического и биологического контекста, в рамках которого можно было осмыслить его воздействие, ограничивали изучение данного препарата.
С точки зрения биологии, существует очень незначительное количество данных, имеющих отношение к тому, как препараты воздействуют на мозг. С точки зрения психологии, в теории Фрейда, господствующей в то время, было принято неодобрительное отношение к тому, что считалось религиозным или духовным состоянием сознания, которые рассматривались как инфантильные или регрессивные. Исключением из альтернативных состояний сознания, не вызывавшим презрения у фрейдистов, было использование метода свободных ассоциаций — варианта гипноза — в психоаналитической практике.
Швейцарский психиатр Карл Юнг, в одно время наиболее последовательный ученик Фрейда, придерживался более широких взглядов на религиозный и духовный опыт и считал, что такого рода опыт оказывает значительное влияние на психологическое развитие человека. Тем не менее вопросы о психоделиках растительного происхождения, как и о синтетических, в его произведениях не рассматриваются. Это удивительно, поскольку первые упоминания о синтезе и использовании ЛСД появились в Швейцарии более чем за десять лет до смерти Юнга.
Ситуация изменилась в середине 1940-х годов, когда швейцарский химик Альберт Хофманн синтезировал ЛСД и вскоре после этого описал его сильное воздействие на психику[40].
Биологический и психологический контексты, в рамках которых и было осуществлено открытие ЛСД, оказались более благоприятными, чем условия, при которых был открыт мескалин. Психология начинала исследовать универсальную силу психоанализа для объяснения и лечения каждого психологического состояния. К тому же медицина в целом стремительно развивалась благодаря открытию основных биопатогенных процессов, например эффективного лечения инфекций с помощью антибиотиков. В психиатрии изучение биологии стало рассматриваться как еще один способ объединения различных областей медицины, что ликвидировало разрыв между психическим и физическим состоянием, образовавшийся в результате чрезмерной опоры на психоанализ Фрейда.
ЛСД не имел такого количества постоянных эффектов воздействия, в частности не вызывал неприятных желудочно-кишечных расстройств, в отличие от мескалина. Еще более поразительной была его эффективность, в тысячи раз превосходившая эффективность мескалина. ЛСД активен в дозах, равных миллионным долям грамма, в то время как мескалин — в тысячных долях грамма. Развитие психофармакологии дало новый импульс для применения на практике результатов исследования ЛСД.
В 1948 году ученые открыли, что серотонин (5-гидрокситриптамин, или 5-HT) участвует в механизме, благодаря которому кровеносные сосуды сокращаются в ответ на повреждение. Вскоре после этого исследователи обнаружили серотонин в мозге. Дальнейшее изучение серотонина продемонстрировало его воздействие на поведение лабораторных животных. В результате этих более поздних открытий серотонин был признан первым известным нейротрансмиттером [41], химическим веществом естественного происхождения, изменяющим функции мозга благодаря своему воздействию на нервные клетки. В конечном итоге исследование показало, что ЛСД оказывает свое воздействие благодаря изменению функций серотонина в мозге[42]. И эта теория совершенствовалась и усложнялась в течение последних шестидесяти лет.
Использование в начале 1950-х годов хлорпромазина [43] (торазина [44]) как первого антипсихотического лекарственного средства способствовало появлению еще одного объекта исследования в рамках зарождающейся биологической психиатрии. Впервые лекарственный препарат мог селективно блокировать иллюзии и галлюцинации пациентов, больных психозом, не погружая их в сон. В этом состояло его отличие от барбитуратов, которые были единственными медикаментами, применяемыми ранее для лечения таких состояний.
Открытие этих трех веществ — серотонина, ЛСД и торазина, воздействующих на мозг в условиях опознаваемых биологических процессов, возвестило наступление новой эры научных исследований в области психофармакологии, изучающей воздействие веществ на психику. Серотонин является активным нейротрансмиттером естественного происхождения. ЛСД — препарат, воздействующий на серотонин и вызывающий состояние, которое можно считать подлинным психозом. Торазин блокирует психотические симптомы у пациентов с эндогенными психозами, такими как шизофрения.
Удивительно, что наше общество забыло, насколько решающим было значение ЛСД на ранних стадиях развития психофармакологии. Более того, его изучение продуктивно до сих пор. Напрашивается сравнение с патриархальной культурной, «забывшей» о роли психоделических растений в духовной и религиозной деятельности. С конца 1940-х до конца 1960-х годов сотни научных статей и десятки книг, монографий и научных конференций были посвящены последним новостям в области исследований психоделических препаратов. Многие ключевые фигуры академической психиатрии и фармакологии начинали карьеру именно в этой области. Президенты Американской психиатрической ассоциации, заведующие кафедрами психиатрии, советники и представители Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных средств — все отдали дань области исследования психоделических препаратов. Это было время экспериментов, которые к тому же хорошо финансировались.
В психиатрии существовало несколько подходов к изучению и применению психоделиков. Одна группа исследователей сфокусировалась на взаимосвязи «мозг — мышление», которую эти препараты могли прояснить (изучение отношений «структура — деятельность»), то есть изучалось, каким образом структура отдельного вещества влияет на его фармакологию, какова связь между структурой определенного соединения и его воздействием на мозг и как это воздействие сказывается на поведении и субъективных реакциях.
Ученые использовали несколько более или менее приблизительных итоговых показателей для оценки эффектов воздействия препаратов на мозг — в частности, переменные характеристики, такие как локализация и определение параметров изменений, которые вызывает ЛСД в живом мозге. Например, ученые могли присоединить радиоактивный атом к молекуле ЛСД и затем инъецировать ее животному. Используя радиометрическую фотографию, они, с помощью определения местоположения «освещенных» областей, выявляли, какого места в мозге эта молекула ЛСД в итоге достигла. Ученые также определяли воздействие психоделического препарата на электрическую активность внутри отдельных нейронов.
Следующим шагом, отражающим более тесную связь между фармакологией и биологией организма, было изучение физиологических реакций на эти препараты, таких как колебания температуры, кровяного давления и уровня гормонов крови. Определяя, какие системы нейротрансмиттеров участвуют в возникновении этих биологических эффектов, и затем сопоставляя воздействие психоделика на эти параметры, ученые могли проследить, какие системы мозга изменяются под влиянием психоделиков.
Наименее непосредственными, но наиболее важными итоговыми показателями были изменения в поведении животных и психологии людей. Например, препарат, отчасти похожий на ЛСД по своей структуре, мог вызывать определенные изменения в поведении лабораторных животных. Эти изменения были в большей или меньшей степени похожи на те, которые вызывал ЛСД. И у людей этот «подобный ЛСД» препарат вызывал больше эмоциональных и меньше зрительных эффектов, чем ЛСД. Когда ученые определили основной рецептор, или физиологическую фармакологию, этого нового препарата, они могли сформулировать гипотезу о связи между фармакологией и поведением животного и/или субъективной реакцией человека. Важно иметь в виду, однако, что как бы ни были сложны выявленные нами модели поведения животных, в установлении субъективных реакций ничто не заменит данные о человеке.
Другие исследователи полагали, что психоделические препараты — полезное средство для изучения психоза. Вызывая «образцовый» психоз у психически нормальных добровольцев и внимательно оценивая его, они надеялись понять природу эндогенных заболеваний, имеющих общие черты с интоксикацией, вызванной этими препаратами. К тому же, если ученые могли обнаружить фармакологическое противоядие для образцового психоза, они могли применить эти вещества для лечения эндогенных психотических заболеваний: препарат, блокирующий воздействие ЛСД, мог помочь в лечении шизофрении, если у вызванных ЛСД состояний и шизофрении действительно были общие черты.
Логическим следствием подхода под названием «образцовый психоз» стал сосредоточенный поиск эндогенного психоделического химического вещества. Если бы ученые могли распознать подобные ЛСД соединения в организме человека, у них появилась бы возможность описать его свойства и разработать способы блокировки образования шизотоксина или реакции на него. В результате у нас было бы отличное средство для лечения психоза естественного происхождения.
Действительно, в 1960-х годах в нескольких сообщениях описывалось существование в человеческом организме сильного и обладающего кратковременным действием психоделика-триптамина ДМТ, или 5-метокси-ДМТ. Эти соединения тогда стали широко известны. Позже мы более подробно рассмотрим историю исследования эндогенных триптаминов.
Разновидностью подхода «образцовый психоз» являются эксперименты с этими препаратами, которые исследователи проводили на себе. Они полагали, что получение опыта психоза усилит их сопереживание пациентам, имеющим подобные расстройства.
Исследователи также отмечали, что добровольцы сообщали об эмоциональных и психологических процессах, которые протекали в результате приема психоделических препаратов и были сходны с теми, что имеют место во время курса психотерапии. Например, в психотерапии исследователи психоделических методов надеялись использовать возросшую внушаемость, вызванную интоксикацией под воздействием психоделических препаратов, для укрепления взаимосвязи между пациентом и психотерапевтом. Они считали, что повышение визуальной материализации мыслей и чувств позволяет более глубоко исследовать предполагаемые неосознаваемые конфликты. Новые, обусловленные большей креативностью связи между мыслями, воспоминаниями и чувствами могли также предоставить возможность для проведения более глубокой психологической работы, чем та, что была возможна в психотерапии без использования таких препаратов; это, в свою очередь, привело бы к гармоничному разрешению конфликтов.
Отчеты, описывающие усиление творческих способностей под влиянием психоделиков, также относятся к психотерапевтической модели. Многое из того, что проявляется во время эффективного психотерапевтического курса, в основном является творческим по своей природе и включает в себя применение новых, более осознанных методик, имеющих отношение к психическим структурам и процессам. Вызванное приемом психоделического препарата изменение психических процессов может оказаться полезным для развития новых подходов к решению проблемы.
В годы интенсивных исследований психоделиков было поставлено огромное количество психотерапевтических экспериментов с участием сотен пациентов с психическими расстройствами широкого спектра. Эти исследования позволили получить обнадеживающие данные, которые предполагали эффективность лечения состояний, неустранимых другими методами: невротических и психотических расстройств, а также изменений личности, злоупотреблений различными веществами и зависимостей. Результаты первоначальных исследований часто оказывались положительными, но было затруднительно распространить выводы, полученные в одной области исследований, на другую. Внезапное прекращение исследований в начале 1970-х годов препятствовало естественному развитию процесса точной регулировки процедур и отбора пациентов для оптимизации любого нового метода лечения.
Сходство между воздействием психоделических препаратов и менее патологическими, крайне измененными состояниями сознания, такими как мистические и околосмертные переживания, оказались в центре внимания небольшой, но авторитетной группы исследователей. Они полагали, что более надежное, достижимое с помощью психоделического препарата состояние может пролить свет на некоторые из этих естественно возникающих психоделических состояний. Они надеялись лучше понять природу этих состояний и воспользоваться их потенциально полезными свойствами, избежав следования религиозной дисциплине или любым другим догмам. Эти исследователи были ответственны за создание трансперсональной психологии [45], которая активно развивается и сегодня.
Военная разведка и контрразведка также осуществляли секретные научные исследования в тот период. Центральное разведывательное управление (ЦРУ) США и вооруженные силы финансировали и проводили эти проекты отчасти благодаря усилиям, предпринятым в странах, чьи цели мы рассматривали как враждебные нашим, например в Китае и Советском Союзе. Исследователи предпринимали попытки использовать психоделики в качестве средства для «промывания мозгов» [46] или «сыворотки правды» [47]. Недостаток надежности эффектов, порождаемых этими препаратами, привел к приостановке столь пагубных проектов. Есть документально подтвержденная информация, что эти исследования, хотя и не были противозаконными, проводились в строжайшей тайне[48].
Исследования психоделиков на добровольцах завершились почти так же внезапно, как и начались, после принятия в Соединенных Штатах законодательного акта 1970 года о веществах, находящихся под контролем правительства. Вскоре подобные законодательные акты были приняты по всему миру, в основном благодаря деятельности Организацией объединенных наций (ООН) под эгидой США. Данный акт прекратил академические исследования, оградив упомянутые препараты практически непроницаемой бюрократической стеной. Закон был принят академическим сообществом, правовыми и здравоохранительными органами из страха, что эти препараты слишком опасны для использования. К тому же законодатели посчитали, что исследователи не в состоянии предотвратить распространение этих препаратов среди населения. Поведение и высказывания Тимоти Лири во время исследований псилоцибина в Гарвардском университете только усилили эти опасения.
Принятию закона, который теперь кажется опрометчивым законодательным актом, также способствовали политические беспорядки в Соединенных Штатах, связанные с войной во Вьетнаме, и внедрение в общественное сознание средствами массовой информации идеи, что эти препараты приведут к безнравственному и анархистскому образу жизни. Исследование психоделиков на добровольцах в результате было прекращено на двадцать лет, но исследования на животных продолжались. Следующие два десятилетия были посвящены более или менее удачным попыткам понять основные механизмы воздействия психоделиков на мозг.
К тому же, несмотря на прекращение психотерапевтических исследований, санкционированных и финансируемых правительством, применение психоделиков в психотерапии продолжалось, хотя и нелегально. Экспериментаторы использовали различные подходы для оптимизации воздействия препаратов на терапевтический процесс: психоанализ Фрейда, аналитическую психологию Юнга, гештальт и элементы практик современного шамаманизма. Подобная деятельность была чрезвычайно распространена, несмотря на недостаточное количество достоверных источников и невозможность публичного обсуждения.
Распространение психоделиков в полевых и уличных условиях никогда существенно не уменьшалось, даже после того как эти препараты приобрели новый статус и их применение было ограничено законодательно. Индивидуальное использование этих препаратов для получения удовольствия, психологических прозрений и в целях духовной практики оставалось столь же популярным, как и их применение для расширения социальных контактов на рок-концертах, дискотеках и других подобных мероприятиях.
Следует пояснить, что мы имеем дело с невероятно сложным семейством препаратов, или, выражаясь более точно, с чрезвычайно сложными разновидностями опыта, которые эти препараты позволяют пережить. Мы должны более внимательно рассмотреть различные психоделики и производимые ими эффекты, попытавшись понять, что эти эффекты могут рассказать о человеческом сознании и о том, как мы можем использовать эти вещества для собственного блага и с наименьшим ущербом.
Начнем со знакомства с основными молекулами, то есть с химическим составом этих препаратов. Для этого рассмотрим «классические» психоделики: ЛСД, псилоцибин, ДМТ и мескалин. Существуют две химические группы, к которым относятся эти вещества: фенилэтиламины и триптамины. Психоделики-триптамины обладают триптаминовым ядром — гексагональным (шестиугольным) шестиатомным углеродным кольцом, соединенным с пентагональным кольцом, состоящим из четырех атомов углерода и одного атома азота. К пентагональному кольцу присоединена цепь из двух атомов углерода с одним атомом азота на конце. Наш организм легко синтезирует основной компонент триптамина из триптофана — аминокислоты, представленной в обычном рационе питания.
Типичным представителем триптаминов является и ДМТ, или N,N-диметилтриптамин, у которого два атома углерода присоединены к одному атому азота на конце цепи. ДМТ содержится во многих растениях, а также в организмах всех млекопитающих. Он был обнаружен в крови, моче, спинномозговой жидкости, в мозговой и легочной тканях человека. Ученые определили и клонировали ген человека, который заставляет энзимы [49] выполнять функцию катализаторов на последней стадии синтеза ДМТ. Более того, ДМТ входит в состав вызывающего психоделические галлюцинации амазонского напитка, известного как аяхуаска. Федеральные судебные власти Соединенных Штатов и других стран разрешают употребление ДМТ в составе аяхуаски отдельными церковными организациями (такими как O Centro Espirita Beneficiente Uniao do Vegetal).
Другой родственный триптамин — 5-метокси-ДМТ, или 5-MeO-ДМТ. Он содержится в большинстве тех же растений и в организмах тех же животных, что и ДМТ. Более известный триптамин — псилоцибин, активный ингредиент магических грибов. Структура псилоцибина в основном та же, что и у молекулы ДМТ, только к гексагональному шестиатомному углеродному кольцу ДМТ присоединена фосфатная группа — один атом фосфора и четыре атома кислорода.
В число более сложных производных соединений триптамина входит знаменитый психоделический препарат ЛСД [50], или ЛСД-25 — диэтиламид лизергиновой кислоты, также известный как просто «кислота». Его лизергамидный [51] остов содержит основной компонент триптамина. Еще одним сложным триптамином является африканский психоделик ибогаин [52], обнаруженный в ибоге и обладающий, по общему мнению, свойством избавлять человека от алкогольной и наркотической зависимостей.
Другим значимым химическим семейством классических психоделиков являются фенилэтиламины. Они содержат фенилэтиламиновое ядро — гексагональное шестиатомное углеродное кольцо, соединенное с боковой цепью из двух атомов углерода и одного атома азота. Несмотря на то что амфетамин и метамфетамин, два сильных препарата, входящих в группу ↑s, принадлежат к данному семейству, нас больше интересуют вещества, оказывающие типичное психоделическое воздействие, самым известным из которых является мескалин [53].
Мескалин — активное вещество, которое содержится в кактусе пейот (Lophophora williamsii), распространенном на юго-западе США и в северной части Мексики.
В обрядах Исконной американской церкви, к которой принадлежит значительная часть коренного населения Северной Америки, до сих применяется пейот, и его использование защищено законами США и Канады.
Александр Шульгин синтезировал огромное количество аналогов фенилэтиламина — химических родственников мескалина, в разной степени схожих с мескалином и амфетамином[54].
Существуют и другие препараты с психоделическими свойствами, синтетические и обнаруженные в растениях; впрочем, как правило, мы не считаем их классическими психоделиками. Эти соединения, однако, обладают фармакологическими качествами, в большей или меньшей степени похожими на свойства классических препаратов этой группы. Примерами таких веществ могут служить сальвинорин-A, обнаруженный в шалфее предсказателей (Salvia divinorum), 3,4-метилендиоксиметамфетамин, или МДМА (известный как экстези), кетамин, фенилциклидин, или ПСП (также известный как ангельская пыль), декстрометорфан [55] и, вероятно, большая доза марихуаны.
Фармакология классических галлюциногенов достаточно хорошо изучена. Ученые продолжают формулировать гипотезы, касающиеся механизмов действия этих соединений, но к настоящему моменту разработана только общая схема лишь с некоторыми деталями. Большинство препаратов в организме человека присоединяется к рецепторам клеток-мишеней. Эти рецепторы, состоящие из молекул белка и жира, образуются естественным образом для получения химической информации о внутреннем состоянии организма и внешней среде. Гормоны присоединяются к специфическим рецепторам, принадлежащим различным видам клеток: например, инсулин прикрепляется к жировым клеткам для замедления обмена веществ, а тиреоидный гормон [56] соединяется с рецепторами клеток сердца.
В мозге сконцентрировано большое количество рецепторов для различных нейротрансмиттеров, синтезируемых в самом мозге или в других тканях (в частности в пищеварительном тракте). Эти химические вещества обеспечивают направление для передачи нервных импульсов и информации между клетками мозга. Крошечное пространство, называемое синапсом, отделяет смежные нервные клетки. Нейроны распространяют информацию внутри клеток с помощью электрических импульсов. Когда импульс достигает окончания нейрона, он высвобождает некоторое количество нейромедиатора, который он ранее синтезировал. Нейромедиаторы присоединяются к рецепторам соседних клеток. В качестве примеров нейротрансмиттеров можно привести серотонин (5-HT), ацетилхолин, допамин, или дофамин, норэпинефрин, гамма-аминомасляную кислоту, или ГАМК, и глутамат[57].
Хотя серотонин встречается в организме повсюду, а главным образом в пищеварительном тракте и крови, в мозге находится небольшое количество этого вещества, за исключением шишковидного тела, квазиоргана [58] нервной системы. Тем не менее, серотонин по-разному воздействует на различные функции мозга, которые включают в себя управление физиологическими системами, такими как сердечно-сосудистая и эндокринная, а также системой регуляции температуры. Он также влияет на области мозга, ответственные за эмоциональные состояния, познавательную деятельность и работу органов чувств.
Ученые быстро определили, что ЛСД и другие классические психоделики изменяют системы серотонина, взаимодействуя с серотониновыми рецепторами и активируя таким образом клетки, которым принадлежат эти рецепторы[59]. Однако иногда, в зависимости от биохимического окружения соответствующих нейронов, ЛСД может вызывать антисеротониновые эффекты.
За последние несколько десятилетий модель взаимодействия классических психоделиков с серотониновыми рецепторами — средствами, благодаря которым эти препараты оказывают свое воздействие, не вызывает сомнений. Дальнейшие исследования детализировали важность определенных видов серотониновых рецепторов, их местоположение и природу каскадных эффектов, инициирующих первичное взаимодействие этих препаратов с рецепторами[60]. Классические психоделики воздействуют на системы серотонина в областях мозга, которые имеют отношение к определенным психическим функциям, изменяющимся под влиянием этих препаратов: например, в лобных долях психоделики оказывают воздействие на мышление; в лимбической системе — на эмоциональные состояния; в зрительных и слуховых участках коры головного мозга вызывают появление зрительных и слуховых эффектов.
Другие системы нейротрансмиттеров являются более существенными для воздействия нетипичных психоделиков. Например, МДМА вынуждает нейроны высвобождать серотонин и дофамин, а не присоединяться непосредственно к серотониновым рецепторам клеток, расположенных вдоль основного направления передачи нервных импульсов. Сальвинорин-А воздействует на определенный тип опиатного рецептора, который обычно проводит воздействие опиатных обезболивающих и опиоидов естественного происхождения — эндорфинов [61]. Декстрометорфан, фенилциклидин и кетамин изменяют опиатные и глутаматные системы достаточно сложным и взаимосогласованным образом.
Несмотря на то что основные принципы фармакологии этих препаратов достаточно хорошо изучены, важно помнить о существовании гносеологической лакуны в психофармакологии: в любом отдельном случае мы не способны установить связь между субъективным опытом и изменениями в химии мозга. Люди, находящиеся под влиянием ЛСД, не ощущают, что он изменяет функции их серотониновых рецепторов, вместо этого они испытывают блаженство или ужас, а также видят и слышат то, чего не видят и не слышат другие люди. Эта гносеологическая лакуна действует даже в случаях с препаратами, обладающими менее сильными эффектами, такими как антидепрессанты, успокаивающие вещества и стимуляторы. Например, люди, принимающие флуоксетин [62], или прозак, чувствуют меньшую подавленность, но они не ощущают, что у них повысился уровень серотонина или что количество их рецепторов уменьшилось.
В случае взаимосвязи между мозгом и сознанием мы можем точно указать местоположение и характер соответствующих физиологических изменений, но какую роль они играют в психике любого отдельного индивидуума в любой определенный момент времени, остается абсолютной тайной.
Кроме химических и фармакологических свойств психоделиков следует охарактеризовать, как быстро начинают проявляться и как долго длятся эффекты от их воздействия. При внутривенном введении ДМТ или его курении воздействие начинается в течение нескольких секунд и завершается приблизительно через 30 минут. Что касается ибогаина, то при приеме внутрь появление эффектов начинается через час и даже больше, а его воздействие продолжается от 12 до 14 часов. При приеме внутрь ЛСД и мескалина эффекты проявляются через 30–40 минут после проглатывания и длятся от 8 до 12 часов. При приеме внутрь псилоцибина и аяхуаски воздействие начинается в течение 20–30 минут после проглатывания и спустя 6–8 часов становится едва ощутимым.
Вероятно, описать воздействие психоделических препаратов на сознание так же сложно, как и сознание само по себе. Эти вещества влияют на все компоненты сознания: самосознание, чувства, мышление, волю, эмоции, восприятие и взаимосвязь понятий. Одной из сложных задач, осуществляемых психоделиками, является последовательное соединение изменяющих сознание свойств. Поскольку под их влиянием изменяется множество функций, они вынуждают нас изучать более внимательно саму природу сознания — его основные качества и нормальную деятельность.
Сенсорные эффекты часто преобладают при интоксикации, вызванной психоделическими препаратами, и именно эти эффекты обусловили появление распространенного термина галлюциноген. Изменения зрительного восприятия поразительны и могут включать в себя ощущения присутствия видимых, жужжащих, вибрирующих полей вокруг физических объектов, а также исчезающих границ этих объектов. Может также наблюдаться усиление, уменьшение или изменение интенсивности цвета и тона. Иногда цвета вызывают слуховые ощущения, возникает смешение сенсорной информации — эффект синестезии [63]. Те, кто принимает психоделики, могут наблюдать явления, которые другие не видят, вне зависимости от того, закрыты их глаза или открыты. К тому же наблюдаемое с закрытыми глазами может накладываться на внешний мир, который они видят, когда открывают глаза.
Люди под воздействием психоделиков могут видеть относительно простые геометрические вихри в пространстве или на каком-либо объекте или более сложные образы с множеством деталей. Некоторые из этих видений чрезвычайно сложны и могут состоять из хорошо согласованных и узнаваемых объектов, например живых существ, механизмов и пейзажей. Люди, находящиеся под воздействием психоделиков, могут даже воспринимать белый свет, который, по утверждению мистиков, является духовным или Божественным откровением.
Звуки становятся нежными или болезненно резкими. В другой форме синестезии люди могут «видеть» звуки. Ранее не воспринимаемый ритм — пульсирующий, интенсивный или механический — может стать ясно различимым, также можно услышать один или несколько голосов. В некоторых случаях люди не слышат вообще ничего либо оказываются в состоянии функциональной глухоты.
Эффекты воздействия на тактильные ощущения, как и на гравитационные, могут быть ярко выраженными. Они варьируются от чувства отделения сознания от тела до крайней гиперчувствительности к внутренним и внешним физическим стимулам.
Эмоциональные изменения также достаточно поразительны и могут колебаться между чувствами непреодолимого ужаса и неописуемого блаженства. Может проявиться потрясающая текучесть эмоций, с быстрой сменой крайних состояний радости, гнева, страсти, ненависти, стыда и величия. В другое время человек может вообще ничего не почувствовать, то есть не ощутить эмоций, или, наоборот, оказывается способен пережить эмоциональные состояния, присущие другому существу, реальному или воображаемому, как свои собственные.
Процесс мышления может ускориться, замедлиться или качественно измениться. Людям, переживающим такой опыт, может показаться, что изменилась перспектива или точка зрения на процесс мышления и его содержание. Под воздействием психоделиков можно пережить личные и философские прозрения или же ощутить полную свободу от мышления и неспособность обрабатывать какую-либо когнитивную информацию. Также может появиться способность объединять противоположности или видеть поразительные различия внутри некоторого ранее воспринимаемого единства. К тому же психоделики могут влиять на чувство реальности: человек может ощутить свой опыт как «более реальный, чем действительность» или почувствовать совершенную нереальность происходящего. Бывает, что информация приходит из новых источников — цветок или облако могут вызвать прозрение или раскрыть тайные значения природных явлений. Существа, с которыми люди встречаются во время видений, могут сообщать информацию о себе, о находящемся под воздействием препарата человеке или о природе реальности.
Под влиянием психоделиков можно пережить изменение отношения к «другому». Обычно в это время повышается внушаемость: легче попасть под влияние других людей. Восприимчивость к межличностным сигналам и языку тела информирует о ранее непонятых чертах «других» — их сильных сторонах, противоречиях, взаимосвязях и эмоциональных состояниях. Более того, собственная личность человека может измениться в направлениях, которых он не ожидал и не предвидел. Вероятно также, что люди обретут способность в результате достичь состояния, когда они добровольно ограничивают свои реакции на других. Они также могут пережить усиление чувства сопереживания существам и предметам, таким как животные, растения, камни и даже машины.
На переживания, вызванные психоделическими препаратами, оказывают сильное влияние установка и окружение. Исследователи разработали концепции установки и условий (они будут подробно обсуждаться далее), чтобы объяснить чрезвычайно изменчивые эффекты воздействия психоделиков. Так, эффекты меняются в зависимости от того, предлагается одна и та же доза разным людям или та же самая доза одному и тому же человеку в разное время[64]. Препараты классов ↑s и ↓s порождают сходные эффекты у разных людей и у одного и того же человека в разное время.
В случае с психоделиками мы должны обратить особое внимание на то, как индивидуум воспринимает внутреннее и внешнее окружение, потому что оно сильно влияет на реакцию на психоделический препарат. В некотором смысле установка и обстановка имеют такое же решающее влияние, как и доза препарата.
Установка обычно имеет отношение к тому, каковы особенности личности принимающего препарат и испытывающего на себе его воздействие. Это и индивидуальное состояние в данный момент, и более постоянные биологические и психологические особенности. Состояние включает в себя психологические и физиологические факторы, такие как настроение, здоровье или болезнь, недавно съеденная пища или выпитый напиток, уровень тревожности, отношение к психоделику и предыдущие опыты его приема. Следует также принимать во внимание более масштабные особенности характера, долговременные психологические и биологические качества, такие как щедрость или скупость, принятие нового или отказ от него, доверие или подозрительность к человеческой отзывчивости. Мы также должны учитывать врожденные особенности, например количество и чувствительность определенных рецепторов в мозге и других органах.
Обстановка имеет отношение к внешнему окружению, в котором человек принимает препарат. Если психоделический сеанс проходит на свежем воздухе, то важно, какова погода — приятная, безопасная, комфортная или безрадостно дождливая, ветреная, шумная, опасная или полная городского хаоса. Если препарат принимается в помещении, имеет значение, какова обстановка в нем: теплая, безопасная, домашняя или высокотехнологичная, стерильная, с механизмами и исследовательскими приборами в помещении.
Столь же важное значение имеют и люди, которые находятся рядом с принимающим препарат. Оказывают ли они поддержку или враждебно настроены по отношению к личности или опыту, вызываемому психоделическим препаратом? Принимали ли они сами психоделики? Эта информация важна для вопросов, связанных с эмпатией и составлением документа — согласия, основанного на документально подтвержденной информации. Другими словами, могут ли люди, находящиеся рядом с принимающим препарат, действительно сопереживать этому опыту? И насколько хорошо они объяснили, чего можно ожидать, находясь под воздействием этого вещества? Они ввели препарат этому человеку? И если это так, то почему? Сделали они это с целью исследования и сбора данных? Было их намерение психотерапевтическим либо оно имело шаманский или религиозный контекст? Они хотели просто принять участие в эксперименте или преследуют цель воспользоваться повышенной восприимчивостью и повиновением принимающего препарат? Также важно узнать, считают ли они, что психоделики вызывают безумие или мистический опыт. Стоит принять во внимание и другие факторы: как они одеты, как пахнут и передвигаются в пространстве.
Следует отметить, что большая часть противоречивых данных, которые были получены на первом этапе исследований психоделиков, явилась результатом недостатка внимания к установке и особенно к окружающей обстановке. Принципиальная оценка психоделического опыта, как позитивного, так и негативного, в значительной степени зависит от того, достаточно ли внимания уделяется вопросам комфорта и безопасности, а также от того, как те, кто находится рядом с принимающим препарат, относятся к его тревоге, когда она появляется.
Психоделики могут также оказывать неблагоприятное физическое или психологическое воздействие либо и то и другое одновременно. Классические психоделические препараты являются физически безопасными. Я не располагаю ни единым сообщением о смерти, явившейся результатом передозировки этих веществ и непосредственно вызванной их приемом. Однако вероятны другие риски. Под влиянием препаратов люди иногда бывают склонны к такому поведению, результатом которого может стать серьезное заболевание или летальный исход. Например, человек поверит, что он умеет летать и прыгнет с крыши.
В середине 1960-х и начале 1970-х годов средства массовой информации уделяли большое внимание сообщениям о разрывах хромосом и врожденных дефектах у детей, рожденных матерями, которые принимали ЛСД в период беременности[65]. Позже более тщательные исследования опровергли распространившие ранее тревожные слухи, хотя и привлекли гораздо меньше внимания[66].
Что касается отрицательных психологических эффектов, то проявляются такие, которые характерны для острой интоксикации, вызванной психоделическим препаратом, например паранойя, ступор и нарушение самоконтроля. Эти феномены являются ограниченными во времени. Именно эта кратковременность воздействия фактически подтвердила предположение о том, что психоделические препараты могли быть полезны для вызывания клинически достоверных отдельных эпизодов психоза в психотомиметической модели. Когда напуганным и дезорганизованным людям требуется лечение, в первую очередь нужно предоставить спокойное, без стимулов, поддерживающее и обнадеживающее окружение, то есть использовать метод «отвлечения разговорами». Более сильные реакции тревоги или потенциально опасные уровни возбуждения могут потребовать применения антипсихотического или успокаивающего медикаментозного лечения.
Потенциально травматическая природа полноценного психоделического опыта может привести к явному психиатрическому заболеванию после того, как острое воздействие препарата прекратится. Кроме того, исследователи-первопроходцы обнаружили, что эти «психоделические несчастные случаи» крайне редки. Низкий процент таких последствий был выявлен в результате тщательного осмотра добровольцев, внимательного наблюдения за их сеансами и предоставления последующей медицинской поддержки в случае необходимости. Если нарушения психологических функций сохраняются более 24 часов, это указывает на то, что результатом приема психоделика явился определенный синдром, а не специфический ЛСД-психоз. Причиняющее страдания, интенсивное психологическое воздействие переживаний, вызванных психоделическим препаратом, может, следовательно, положить начало психозу, а также маниакальным состояниям и депрессии. Другими словами, воздействие психоделического препарата может быть похожим на психическую травму, полученную в результате насилия, стихийного бедствия, или военный невроз.
Изучение случаев психиатрической госпитализации и обращений в службу экстренной медицинской помощи людей, принимавших ЛСД или подобные психоделики, обычно показывало наличие психологической нестабильности или реального психического заболевания, существовавших и ранее у большинства таких индивидуумов. Кроме того, эти пациенты часто использовали другие вещества в комбинации с психоделиками, например алкоголь, амфетамин или ПСП. В конечном итоге сильное влияние установки и обстановки ограничивает возможность распространения воздействия этих препаратов на контролируемое окружение, как это описано в сообщениях о психоделических несчастных случаях.
Длительные или запаздывающие симптомы, приписываемые воздействию ЛСД и других психоделиков, включают в себя флешбэк [67] и постгаллюциногенное нарушение восприятия. Флешбэк — это эпизод повторного переживания определенных сенсорных, когнитивных или эмоциональных состояний психоделического опыта после промежуточного периода, во время которого человек не принимает этот препарат. Большинство людей, которые пережили эти состояния, не сообщали о них врачам, потому что считали их интересными, доставляющими удовольствие или ограниченными во времени. Только когда флешбэк мешает привычной деятельности и причиняет страдания, люди сообщают об этих симптомах тем, кто может оказать им помощь.
Флешбэк, по-видимому, является феноменом генерализации [68], то есть определенные внутренние и внешние сигналы напоминают личности о психоделическом опыте и вызывают другие связанные с ним особенности интоксикации. Например, человек может почувствовать тревогу определенного характера или связанную с определенным конфликтом, которая будет похожа на беспокойство, пережитое в психоделическом состоянии, или вернуться в состояние, когда он получил этот первоначальный опыт, или встретить того, с кем разделил этот опыт. В силу ассоциативных возможностей мышления эти пусковые механизмы могут вызвать другие характерные особенности психоделической интоксикации, такие как зрительные и когнитивные эффекты. Лечение в таких случаях обычно включает в себя подбадривание и совет полностью исключить прием любых изменяющих состояние сознания препаратов. В более острых случаях возврата психоделического состояния могут быть полезны когнитивно-бихевиористский подход [69], обучение методам релаксации или успокоительные лекарственные средства[70].
Существует также редкий синдром, который может вызвать более субъективное расстройство личности, чем флешбэк. Постгаллюциногенное нарушение восприятия, или ПГНВ, является достаточно тяжелым, изнуряющим расстройством, по большей части затрагивающим зрительное восприятие. Этиология этого нарушения неясна, и оно с трудом поддается лечению. ПГНВ, возможно, имеет отношение к возбуждающим, квазиэпилептическим симптомам в зрительных путях головного мозга. Психоделические препараты могут тем или иным образом чрезмерно стимулировать эти пути или зрительную систему, которая изначально особенно чувствительна к воздействию таких веществ[71].
Тем не менее, несмотря на реальные риски для психического здоровья, с которыми сопряжен прием психоделиков, и большую популярность, которую приобрели эти препараты за последние 30–40 лет, процент несчастных случаев, связанных с их приемом, остается достаточно низким на протяжении десятилетий. Сейчас люди принимают их в меньших дозах (по крайней мере, при первоначальном знакомстве с подобными веществами), чем раньше, и зачастую бывают гораздо лучше своих предшественников 1950-х годов осведомлены о влиянии установки и окружения на минимизацию отрицательных эффектов.
Изучение влияния психоделических препаратов на человеческое сознание возобновилось в Европе в конце 1980-х годов (исследование мескалина) и в Соединенных Штатах в начале 1990-х годов (исследование ДМТ). Эти новые исследования — можно сказать, скромные по масштабам — были сфокусированы на тщательном описании эффектов воздействия препаратов с использованием психофармакологических техник. В значительной степени эти методики явились результатом достижений в области исследований на животных, которые ученые-клиницисты стараются подтвердить или опровергнуть в своих экспериментах на человеке.
Консервативный характер этого первоначального возобновления исследований является (по меньшей мере, частично) результатом крайней восприимчивости к политической подоплеке таких экспериментов на людях, в частности в контексте «борьбы с наркоманией» и неприятными ассоциациями с подогретым наркотиками молодежным движением 1960-х годов. Количество современных исследований в Соединенных Штатах и Европе неуклонно растет. Стали проводиться эксперименты по лечению невроза навязчивых состояний с использованием псилоцибина, по изучению природы мистического опыта и помощи в облегчении боли и страданий, связанных с неизлечимыми стадиями рака и посттравматическим стрессом. Интересно отметить, что не было начато новых исследований с использованием ЛСД.
Кроме того, ученые продолжают разрабатывать новые теории и подходы в области антропологии, образования и религиоведения, касающиеся оптимального использования психоделиков и основанные на полевых исследованиях и анализе исторических данных о применении этих веществ в других культурах.
Здесь мы приводим адреса двух веб-сайтов, которые предоставляют текущую информацию о продолжающихся и предстоящих исследованиях с классическими и нетипичными психоделиками (такими как кетамин и МДМА): www.heffer.org (Исследовательский институт Хеффера) и www.maps.org (Ассоциация комплексных психоделических исследований).