Введение

Допустим, что вожди, полководцы и флотоводцы у нас будут. Но где же у них органы, инструменты управления? Откуда они возьмутся? И не придется ли, как всегда приходилось, все это импровизировать вдруг, как-нибудь и как случится, в критическую минуту надобности?

Вице-адмирал И. Ф. Лихачев

«Служба генерального штаба во флоте» (1888)

Опыт Первой мировой войны и, в частности, борьбы на ее морских театрах весьма многообразен и поучителен. Одной из важнейших новаций, привнесенных в практику военного дела крупнейшим военным конфликтом первой трети XX столетия, стали конструирование и апробация системы управления разновидовыми группировками вооруженных сил, решавшими стратегические и оперативные задачи одновременно на нескольких континентальных и морских театрах военных действий. Причем эти задачи — и это одна из ключевых специфических черт Великой войны — решались не только по единому замыслу и плану, но и под единым руководством, которое было институализировано путем учреждения высшего органа стратегического управления действующими армией и флотом.

В России таковым органом стал Штаб верховного главнокомандующего[1], в составе которого функционировало Военно-морское управление. А с февраля (н. ст.) 1916 г. по сентябрь 1917 г. главковерх руководил армией и флотом через два равностатусных органа управления — Штаб и Морской штаб, причем начальник последнего оставался на постах помощника (заместителя) морского министра и начальника Морского генерального штаба, продолжавшего действовать в структуре морского ведомства. Сложный процесс «встраивания» военно-морских руководящих инстанций в контур стратегического управления вооруженными силами, а также опыт — далеко не во всем позитивный — взаимодействия Морского министерства и верховного командования, непростых отношений армейских и флотских начальников и являются предметом настоящего исследования.

Краткий обзор историографии нашей темы представляется уместным начать с упоминания об обстоятельной статье А. В. Шталя «Совместная работа высшего морского и верховного командования России в мировую войну», опубликованной в 1924 г. Эта работа стала одним из первых шагов в изучении системы управления силами военно-морского флота и, в частности, «морских» аспектов деятельности верховного командования в период Первой мировой войны. Автором тщательно проанализированы результаты функционирования органов стратегического руководства военно-морским флотом и сформулирован ряд аргументированных суждений о влиянии эффективности системы управления на решение флотами поставленных задач[2].

Практическая управленческая деятельность верховного командования и, в частности, Морского штаба главковерха детально исследованы Н. А. Даниловым на примере подготовки к несостоявшейся десантной операции в Рижском заливе летом 1916 г. Проследив перипетии формулирования целей и задач операции, выработки замысла, подготовки сил и войск к ее проведению, автор приходит к красноречивому выводу: «В мировую войну успех достигался в большинстве случаев не тогда, когда верховное командование посылало вперед частного начальника (речь идет о командующем Балтийским флотом адмирале В. А. Канине. — Д. К.), а когда последний настойчиво вырывал соответствующее повеление… Этим, главным образом, мы и можем объяснить целый ряд упущенных благоприятных случаев»[3].

В ряду многочисленных произведений выдающегося военно-морского деятеля и ученого М. А. Петрова, который, на наш взгляд, является основоположником отечественной научной школы изучения истории Первой мировой войны на море, в контексте нашей темы представляет интерес статья, в которой выявлены причины и сущность «кризиса морского командования», выразившегося, среди прочего, в смене командующих Черноморским и Балтийским флотами в июле и августе 1916 г. соответственно. Высказав вполне аргументированную точку зрения на причины смещения с должностей адмиралов А. А. Эбергарда и В. А. Канина, автор обоснованно связал эти весьма неоднозначные кадровые решения с общим «параличом» системы стратегического управления военно-морским флотом[4].

В работах В. Г. Симоненко[5] обстоятельно исследована история образования, становления и деятельности Морского генерального штаба накануне и в годы Первой мировой войны. Проследив эволюцию организационной структуры и функционального наполнения подразделений генмора, его роли в процессах стратегического планирования и управления, автор приходит к заключению, что создание штаба было вызвано объективными обстоятельствами, среди которых выделяет «необходимость централизованного руководства развитием морских сил, потребностью разработки оперативных планов их использования, причем согласованных с сухопутным Генеральным штабом, а также обеспечением всесторонней подготовки флота к войне и гибкого управления его боевыми действиями»[6].

С некоторыми выводами В. Г. Симоненко не вполне согласен Р. В. Кондратенко, одна из статей которого посвящена предыстории Морского генерального штаба и содержит обоснованную критику сложившихся в отечественной историографии взглядов на процесс становления органа стратегического руководства Российским флотом. Автор, в частности, подвергает сомнению расхожий тезис об игнорировании «косным» руководством морведа предложений И. Ф. Лихачева об учреждении морского генштаба в 1880-х гг. и вообще об уместности и своевременности этого предложения. Р. В. Кондратенко полагает, что условия для формирования центрального органа управления с функциями генмора сложились не на исходе XIX столетия, а «значительно позже», и находит организационные меры руководства морведа того времени, а именно образование компактного Военно-морского ученого отделения в составе Главного морского штаба, вполне достаточными и «отвечавшими реалиям того времени». Безусловно признавая качество аргументации подобных положений, мы все же склонны усматривать в рассуждениях Р. В. Кондратенко некоторую недооценку роли оперативно-стратегического планирования. Эта недооценка, в частности, находит свое отражение в выводе о том, что среди факторов, предопределивших поражение в войне с Японией, «отсутствие продуманных планов имело второстепенное значение»[7].

Большой интерес представляет монография К. Б. Назаренко «"Мозг" флота России», в который детально исследованы предпосылки, ход и результаты реформы центрального аппарата Морского министерства в преддверии Первой мировой войны. Вместе с тем, при анализе направленности предвоенного стратегического планирования, являвшегося первейшей функцией Морского генерального штаба, автор высказывает ряд весьма спорных суждений. «Практика мировой войны, — полагает, в частности, К. Б. Назаренко, — показала, что для обороны входа в Финский залив достаточно минных заграждений, береговой артиллерии, подводных лодок и легких сил флота. Четыре линейных корабля… для обороны были излишни…»[8]. Нам представляется очевидным, что бригада линкоров-дредноутов типа «Севастополь» не использовалась «для обороны входа в Финский залив» единственно потому, что неприятель ни разу не рискнул проверить на прочность центральную минно-артиллерийскую позицию, устойчивость которой обеспечивали главные силы Балтийского флота и, в первую очередь, упомянутое корабельное соединение. Кстати, в критике процитированного тезиса с нами вполне солидарен О. Р. Айрапетов, опубликовавший весьма обстоятельную и имеющую, на наш взгляд, самостоятельное научное значение рецензию на монографию К. Б. Назаренко[9].

В новейшей работе этого автора приводятся ценные сведения о развитии центральных органов управления морведа в последние месяцы мировой войны[10]. Этому же чрезвычайно насыщенному и динамичному периоду развития управленческого аппарата военно-морского флота посвящена статья В. Г. Кикнадзе и С. С. Войтикова[11]. Работа Военно-морского управления (Морского штаба) при верховном главнокомандующем через призму деятельности контр-адмирала (1917 г.) А. Д. Бубнова рассмотрена в одной из глав биографического очерка, принадлежащего перу И. В. Козыря[12].

В публикациях Г. М. Деренковского[13], А. В. Игнатьева[14], Ю. В. Луневой[15] освещены контакты Морского генерального штаба с коллегами по Антанте, в частности, заключение русско-французской морской конвенции 1912 г. и последующие сношения морских генштабов союзных держав, а также подготовка подобного соглашения с Великобританией в 1914 г. Работа подведомственных генмору заграничных военно-морских агентов (атташе) детально исследована в прекрасно фундированных статьях A. Ю. Емелина[16] и И. В. Завьялова[17]. Формы и результаты работы Морского генерального штаба по информационному обеспечению проведения через законодательные учреждения ассигнований на реализацию кораблестроительных программ проанализированы в публикациях B. В. Савича[18].

В обобщенном виде взгляды российской военно-исторической науки на организационное строительство и функционирование центральных органов военного управления морского ведомства в годы Первой мировой войны представлены в ретроспективной работе, подготовленной коллективом Научно-исследовательской исторической группы Военно-Морского Флота в 1998 г.[19]. Кроме того, отдельные аспекты развития и деятельности центральных органов морского ведомства нашли отражение в статьях, в разные годы опубликованных журналом «Морской сборник»[20].

Среди диссертационных проектов, посвященных проблемам деятельности аппарата управления военно-морским флотом в начале XX столетия, отметим докторскую диссертацию (в виде монографии) И. Ф. Цветкова, в которой, в частности, исследованы причины, направления и результаты реформы учреждений Морского министерства после Русско-японской войны 1904–1905 гг. и показана эволюция организационной структуры и функционального наполнения Морского генерального штаба, создание которого, как справедливо замечает исследователь, стало основным содержанием этой реформы. Заслуживает особого внимания тот факт, что И. Ф. Цветкову удалось весьма рельефно очертить личный вклад высших должностных сил морского ведомства (А. А. Бирилева, Л. А. Брусилова, графа А. Ф. Гейдена, И. М. Дикова, И. К. Григоровича и др.) в формирование системы органов военного управления, функционировавших в период Первой мировой войны.

Вместе с тем вопросы оперативно-стратегического применения флота И. Ф. Цветков затрагивает лишь вскользь, делая при этом некоторые небесспорные выводы. «С точки зрения оперативно-стратегического использования флота в войне совместно с сухопутными войсками дело у российских императоров и морских министров вместе с Главным морским штабом, а затем и Морским генеральным штабом дальше крайне ограниченной и весьма примитивной задачи «защиты от неприятеля побережья империи и столицы государства со стороны моря, как правило, не шло», — замечает, в частности, автор[21]. Однако этот тезис, на наш взгляд, не корреспондируется с накопленным Российским флотом богатым опытом содействия войскам приморских фронтов (армий) как в оборонительных, так и в наступательных операциях и боевых действиях. Заметим, что в рамках совместных действий осуществлялась и подготовка к десантным операциям, идея одной из которых — в Рижском заливе летом 1916 г. — принадлежала лично верховному главнокомандующему Николаю II[22].

Реформирование центрального аппарата морского ведомства в преддверии Великой войны и, в частности, создание Морского генерального штаба стали предметом исследования в кандидатских диссертациях В. Г. Симоненко[23], К. Б. Назаренко[24] (об этих работах можно составить достаточно полное представление по публикациям авторов) и Д. А. Седых. В последнем сочинении, в частности, предложена периодизация деятельности штаба с момента образования до начала Первой мировой войны: автор выделяет этапы первичной интеграции, консервативной стабилизации и, наконец, окончательного утверждения генмора в системе управления флотом. Нельзя не согласиться и с завершающим тезисом Д. А. Седых о том, что «опыт Первой мировой войны наглядно подтвердил своевременность и необходимость проведенной реформы»[25].

Историография развития органов управления флотского звена куда менее обширна. Безусловный научный интерес представляет работа вице-адмирала Ю. А. Пантелеева, изданная в 1949 г. малым тиражом в Военно-морской академии им. К. Е. Ворошилова и ставшая ныне библиографической редкостью. Рассмотрев развитие организационной структуры органов военного управления различных уровней (соединение — флот — морское ведомство) и критически проанализировав эволюцию функционального предназначения штабных подразделений, Ю. А. Пантелеев делает вывод о том, что «штабы флотов и соединений нашего флота перед Великой Октябрьской революцией получили уже вполне определившуюся структуру, и флот… имел уже вполне установившиеся формы управления»[26]. К подобным заключениям приходят и авторы современных исследований истории штабов Балтийского[27] и Черноморского флотов[28]. Некоторые важные особенности организации и функционирования флотских штабов — дислокация, объемы документооборота, порядок доведения информации до подчиненных сил — компетентно проанализированы в статье Ю. Ф. Ралля[29].

В последние годы увидели свет работы, посвященные деятельности оперативных органов штабов командующих Балтийским[30] и Черноморским[31] флотами. В этих публикациях констатируются рост статуса и расширение сферы ответственности этих штабных подразделений в годы Первой мировой войны, обусловленные усложнением характера и повышением интенсивности боевых действий на морских театрах. Так, в историческом очерке, приуроченном к 100-летию оперативного управления штаба Черноморского флота, справедливо указывается на повышение роли оперативных органов штабов флотского звена, которые в период Великой войны «внесли существенный вклад в дальнейшее развитие военно-морского искусства, как в области самостоятельных операций, так и в области взаимодействия с армией»[32]. В исследованиях М. А. Парталы на основе оригинальных документов впервые достоверно реконструированы формирование, реорганизации и деятельность разведывательных органов штаба командующего флотом Балтийского моря[33]. Характеристика историографии нашей темы была бы неполной без упоминания об исследованиях биографического характера, в той или иной мере освещающих управленческую деятельность конкретных должностных лиц, их вклад в практику оперативно-стратегического применения сил военно-морского флота.

До сих пор в нашей стране не опубликовано ни одной полноценной научной биографии высших руководителей морского ведомства периода Великой войны — морского министра адмирала генерал-адъютанта И. К. Григоровича[34] и начальника Морского генерального штаба и Морского штаба главковерха адмирала А. И. Русина. Единственным представителем морских органов ставки, ставшим персонажем сравнительно крупной биографической работы, стал контр-адмирал (1917 г.) А. Д. Бубнов, возглавлявший Военно-морское управление при верховном главнокомандующем осенью 1917 г.[35].

Среди командующих флотами героями капитальных биографических исследований стали только адмиралы Н. О. фон Эссен и А. В. Колчак. Однако если произведение Б. А. Шалагина о командующем Балтийским флотом[36] относится к жанру исторического романа и не может быть отнесено к научным исследованиям в строгом смысле слова, то перипетиям жизни А. В. Колчака посвящен целый комплекс основательных монографических работ[37]. Эти сочинения, регулярно выходящие в свет с начала 1990- х гг. и носящие откровенно апологетический характер, с достаточной полнотой раскрывают политические, научные, личные аспекты биографии адмирала. Новейшая работа А. В. Смолина, отличающаяся опорой на многие ранее не известные оригинальные документы и взвешенными оценками, посвящена деятельности командующих флотами Балтийского и Черного морей — А. И. Непенина и А. В. Колчака — в начале завершающей кампании Первой мировой войны[38]. Однако автор, детально реконструировав реакцию адмиралов на революционные события, оставил за скобками собственно военный компонент работы командующих и их штабов в годину политических потрясений. Деятельность же А. В. Колчака как военно-морского руководителя, к сожалению, по сию пору не становилась предметом самостоятельного исследования. Наша журнальная публикация[39] может рассматриваться лишь как первый шаг к разработке этой актуальной темы.

При всем этом нельзя, разумеется, утверждать, что личности российских адмиралов и морских офицеров периода Первой мировой войны остаются вне поля зрения отечественных исследователей, о чем свидетельствуют публикации в сборниках биографических очерков[40], материалах научных конференций и чтений[41], сборниках статей[42] и периодической печати[43]. Вместе с тем, несмотря на очевидное повышение интереса к этой тематике в последние годы и устранение довлеющих идеологических догм, российская военно-историческая наука далека от исчерпывающего решения задачи выявления вклада должностных лиц в развитие теории и практики военного управления и военно-морского искусства в 1914–1917 гг. В сравнении с обширной и многогранной литературой об отечественных флотских деятелях других войн первой половины XX века, биографический сегмент «морской» историографии Первой мировой войны по сей день выглядит малоубедительным.

Особого внимания заслуживают исследования деятельности адмиралов и офицеров Первой мировой войны, принадлежащие перу представителей русского военно-морского зарубежья. Оказавшиеся в изгнании моряки возвращали истории имена своих сослуживцев, которые в советской историографии либо замалчивались, либо подавались исключительно в негативном свете по идеологическим мотивам[44]. Несмотря на то, что эти сочинения носят в большинстве своем чрезмерно политизированный характер, они представляют несомненный научный интерес, так как содержат малоизвестные подробности жизненного пути исторических персонажей, проливают свет на мотивы некоторых управленческих решений.

Резюмируя краткий историографический обзор, заметим, что отечественными специалистами, бесспорно, достигнуты существенные успехи в изучении системы управления в Морском министерстве Российской империи начала прошлого столетия. Однако приходится признать, что опыт организационного строительства и функционирования органов стратегического руководства и оперативно-стратегического управления силами флота (за исключением Морского генерального штаба) остается на периферии исследований предыстории и хода Первой мировой войны. Практически не освещены сложный и не всегда эффективный механизм координации работы военно-морских руководящих инстанций (морские органы ставки верховного главнокомандующего — морской министр с подчиненным ему генмором — командование флотов), разграничение функций и организация взаимодействия ставки, Военного и Морского министерств, а также армейских и флотских начальников на местах в ходе совместных операций и боевых действий на приморских направлениях.

Основой привлеченного к исследованию корпуса источников являются законодательные акты, а также уставные, руководящие и иные официальные документы, позволяющие составить представление о нормативной базе деятельности должностных лиц и органов военного управления в ходе строительства флота и его применения в военное время.

В работе, в частности, использованы отдельные книги «Свода морских постановлений» и его «Продолжений» — систематического собрания морских узаконений. К исследованию привлечены, главным образом, материалы первой книги Свода — «Общее образование управления морским ведомством» — и некоторых из ее продолжений. К этой же группе отнесены «Собрания узаконений, постановлений и других распоряжений по Морскому ведомству» за 1906–1917 гг. (некоторые из них озаглавлены «Указатель правительственных распоряжений по Морскому ведомству»), являющиеся хронологическими собраниями распоряжений, касавшихся деятельности Морского министерства[45].

Положения об органах военного управления флота и морского ведомства[46], а также «морские» статьи «Положения о полевом управлении войск в военное время»[47] отражают структуру и функциональное наполнение элементов системы управления военно-морскими силами. Безусловно, необходимо упомянуть и о главном флотском регламентирующем документе — Морском уставе (издания 1914 г.), где, среди прочего, были определены основы боевой и повседневной организации сил, общие обязанности должностных лиц и т. п.[48].

Отложившиеся в Российском государственном архиве военно-морского флота (РГАВМФ) планирующие, директивные, отчетно-информационные боевые документы и служебная переписка Военно-морского управления при верховном главнокомандующем и Морского штаба главковерха (фонд 716), Морского министерства (главным образом, Морского генерального штаба — фонд 418), командования и штабов флотов Балтийского и Черного морей (фонды 479 и 609 соответственно) составили фактологическую основу исследования процессов управления силами со стороны органов верховного командования и управляющих инстанций флотского звена.

Однако, при всей значимости и репрезентативности этих материалов, следует признать, что некоторые из документов (главным образом, аналитического характера) характеризуются явно выраженной тенденциозностью и не вполне корректной интерпретацией фактов. Наиболее, на наш взгляд, яркий пример такого рода — доклад по Морскому штабу верховного главнокомандующего от 26 июня (9 июля) 1916 г., в результате высочайшего одобрения которого командующий флотом Черного моря адмирал А. А. Эбергард был заменен вице-адмиралом А. В. Колчаком[49]. Проведенный нами анализ содержания доклада, принадлежащего перу флаг-капитана Морского штаба главковерха капитана 2 ранга А. Д. Бубнова и подписанного начальником этого штаба адмиралом А. И. Русиным, показал, что авторами документа двигало не столько желание объективно оценить положение дел на флоте и обстановку на Черноморском театре военных действий, сколько стремление переложить на комфлота ответственность за собственный «идейный стратегический тупик» (формулировка М. А. Петрова[50]); и для достижения этой цели высшие морские чины ставки сочли возможным по ряду вопросов ввести императора в заблуждение[51].

Коллекции документов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) — в частности, материалы ставки верховного главнокомандующего (фонд 2003) и главных командований и штабов общевойсковых объединений, в оперативное подчинение которым поступали действующие флоты, — дали возможность выявить специфику функционирования контура управления объединениями и группировками военно-морских сил в годы Первой мировой войны. Документы фонда 2100 (Штаб главнокомандующего войсками Кавказского фронта) позволяют реконструировать процесс взаимодействия штаба флота Черного моря с командованием Кавказской армии в ходе подготовки и ведения оборонительных и наступательных действий на побережье Анатолии.

Хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи Историко-документального департамента МИД (АВПРИ) документы фондов «Архив "Война"» (фонд 134) и «Секретный архив министра» (фонд 138) содержат сведения о заключении русско-французской морской конвенции (1912) и подготовке морского соглашения с Великобританией (1914), координации действий Российского флота и военно-морских сил союзников, закупках импортного вооружения и военной техники, организации межсоюзнических морских перевозок и других сюжетах, имеющих отношение к деятельности Морского министерства. В фонде «Дипломатическая канцелярия при Ставке. 1914–1917 гг.» (фонд 323) отложились делопроизводственные документы подразделения Штаба верховного главнокомандующего, курирующего внешнеполитические аспекты работы высшего военного командования.

Мемуарный фонд высших руководителей флота и морского ведомства периода Первой мировой войны весьма невелик. Записки последнего морского министра Российской империи адмирала генерал-адъютанта И. К. Григоровича имеют несколько конспективный характер[52]. Это, к сожалению, относится и к неопубликованной «автобиографии» вице-адмирала М. А. Кедрова (1933 г.)[53], фактически управлявшего Морским министерством в апреле — мае 1917 г. Об этом периоде своей деятельности Михаил Александрович упоминает лишь вскользь, хотя в его записках содержатся чрезвычайно любопытные подробности взаимоотношений в среде государственного руководства и высшего военно-морского командования. Что же касается адмирала А. И. Русина, который, будучи начальником Морского генерального штаба и Морского штаба верховного главнокомандующего, играл ключевую роль в стратегическом руководстве военно-морскими силами, то его литературное наследие, увы, ограничивается кратким очерком подготовки флота к войне[54] и еще более краткими воспоминаниями о Морском корпусе[55].

Из числа командующих флотами оставил воспоминания (точнее, подробный проспект задуманных, но так и не написанных мемуаров) лишь А. В. Немитц[56], возглавлявший Черноморский флот с июня по декабрь 1917 г. Уникальность управленческого опыта Александра Васильевича состоит в том, что он, будучи перед войной офицером оперативного отделения Морского генерального штаба, принимал непосредственное участие в стратегическом планировании, а затем, работая в ставке и командуя флотом, претворял в жизнь планы войны на Черном море. Будучи без преувеличения выдающимся флотским офицером своего времени, А. В. Немитц имел свою точку зрения (зачастую не совпадающую с мнением вышестоящего начальства) на вопросы по кругу своей служебной деятельности и имел гражданское мужество отстаивать собственное мнение, иногда во вред своей карьере. Эти обстоятельства придают особую ценность его рассуждениям и оценкам, содержащим целый пласт ранее неизвестных сведений и неожиданных выводов по многим проблемам применения отечественного военно-морского флота.

С некоторой долей условности к разряду мемуарных источников можно отнести неоднократно публиковавшиеся протоколы допросов А. В. Колчака (командующий Черноморским флотом в 1916–1917 гг.) чрезвычайной следственной комиссией в Иркутске в 1920 г. В своих показаниях, являющихся, по существу, подробной автобиографией, адмирал проливает свет на многие детали своей служебной деятельности, а также анализирует и оценивает строительство и применение отечественного флота накануне и в период Первой мировой войны[57]. «Эта книга…, — справедливо отмечает автор опубликованной в 1926 г. рецензии, — может считаться замечательным документом, характеризующим годы подготовки флота к войне 1914 года и участие в ней. В то время как за границей в этой области вышел целый ряд капитальнейших трудов, разного рода мемуаров, тактических исследований и т. п., представлена разнообразная литература, вплоть до памфлетов, мы страдаем значительным недостатком такого рода сочинений, и каждый новый источник может сослужить большую пользу…»[58].

Среди мемуаров сотрудников морских органов ставки центральное, на наш взгляд, место занимает выдержавшая несколько изданий (первое — в Нью-Йорке в 1955 г.) книга А. Д. Бубнова, который с начала войны состоял флаг-капитаном Военно-морского управления, затем Морского штаба главковерха и осенью 1917 г. возглавлял флотский орган верховного командования. В этом сочинении приводятся развернутые, хотя, разумеется, не всегда беспристрастные характеристики некоторых флотских руководителей и должностных лиц ставки, уникальные сведения об организации ее работы и, главное, компетентные суждения о роли морских структур штаба верховного главнокомандующего в управлении действующими флотами[59].

Более компактны, но не менее интересны неопубликованные «Воспоминания вице-адмирала Д. В. Ненюкова» (датированы 1925 г.)[60], выявленные в коллекции «Русского заграничного исторического архива» российским историком В. Б. Кашириным. Д. В. Ненюков, возглавлявший в 1914–1916 гг. Военно-морское управление при верховном главнокомандующем, высказал целый ряд существенных замечаний об организации и эффективности работы «флотских» органов ставки, а также общем ходе военных действий на российских морских театрах Первой мировой войны.

В контексте настоящего исследования представляют определенную ценность наблюдения о работе ставки из дневника великого князя Андрея Владимировича[61]. Еще более интересны воспоминания великого князя Кирилла Владимировича, служившего в Военно-морском управлении, затем в Морском штабе верховного главнокомандующего. Особый статус члена царствующей династии (в частности, выходящее за рамки обычной служебной субординации и недоступное подавляющему большинству чинов ставки личное общение с императором), позволило Кириллу Владимировичу сделать весьма критические выводы о деятельности органа стратегического руководства вооруженными силами[62].

Обращение к мемуарам и опубликованным фрагментам дневников Б. П. Апрелева[63] позволяет существенно дополнить представление о стиле работы и организации повседневной деятельности Морского генерального штаба и Военно-морского управления при верховном главнокомандующем. Некоторые подробности о работе военно-морских органов ставки можно обнаружить и в воспоминаниях М. К. Лемке, проходившего службу в Управлении генерал-квартирмейстера Штаба главковерха[64]. Наряду с тщательно зафиксированными личными наблюдениями автора, эта работа содержит значительное количество текстов документов ставки, фронтовых и армейских управлений и других военных и правительственных учреждений.

Из числа мемуаристов, служивших в штабах командующих флотами, выделим прежде всего С. Н. Тимирева, возглавлявшего в 1915–1916 гг. распорядительную часть штаба Балтийского флота[65]. Ценность принадлежащих его перу «Воспоминаний морского офицера»[66] состоит, на наш взгляд, не только в подробном изложении деталей «кухни» штабной работы, но и личностных характеристиках и особенностях отношений в среде флотского истеблишмента, которые, как это и бывает обычно, оказывали существенной влияние на функционирование системы управления.

В записках А. А. Саковича, бывшего во время мировой войны старшим флаг-офицером оперативной части штаба командующего Балтфлотом, приводятся любопытные сведения, касающиеся механизма принятия оперативных решений. На примере выработки замыслов и принятия решений на так называемую «Мемельскую операцию» и на перевод в Рижский залив линейного корабля «Слава» (в июне и в июле 1915 г. соответственно) автором проанализирована деятельность разведывательного отделения, оперативной части, а также личная работа начальника штаба и командующего флотом. При этом А. А. Сакович делает интересные, хотя, на наш взгляд, небесспорные выводы относительно профессиональных и деловых качеств высших должностных лиц флота — командующего вице-адмирала В. А. Канина, флаг-капитана по оперативной части капитана 1 ранга А. В. Колчака, его помощника капитана 2 ранга князя М. Б. Черкасского, начальника 1-й бригады крейсеров контр-адмирала М. К. Бахирева и др. Весьма дискуссионными и не лишенными политической конъюнктуры выглядят тезисы о «сугубой пассивности, робости и бедности оперативного мышления» командования Балтфлота, страдающего, по мнению А. А. Саковича, «отсутствием воли к борьбе» и впадающего «в умственную панику при одном намеке на риск»[67].

Вел дневниковые записи и И. И. Ренгартен, стоявший во главе разведки Балтийского флота. Однако, к сожалению, этот чрезвычайно ценный источник, сохранившийся за 1913–1917 гг. и отложившийся в РГАВМФ[68], не опубликован полностью; в разные годы в периодических изданиях были напечатаны лишь отдельные его фрагменты[69].

Р. Р. Левговд, бывший в годы Великой войны флаг-офицером штаба командующего флотом Черного моря, в своих записках зафиксировал любопытные сравнительные наблюдения стилей работы штаба при А. А. Эбергарде и А. В. Колчаке[70].

Фрагментарные сведения о работе оперативных подразделений органов управления содержатся в воспоминаниях М. И. Смирнова, служившего в предвоенные годы в Морском генеральном штабе[71], и, в известной мере, И. А. Кононова, возглавлявшего в преддверии мировой воины оперативную часть штаба командующего морскими силами Черного моря[72].

Среди мемуаров армейских офицеров, имевших отношение к военно-морскому флоту, особое место занимают неопубликованные воспоминания С. Н. Сомова, который с осени 1915 г. до окончания военных действий состоял помощником начальника военно-сухопутного отдела оперативной части, а затем самостоятельной военно-сухопутной части штаба командующего Черноморским флотом[73]. Самобытность этого источника состоит прежде всего в том, что он является одним из очень немногих «флотских» мемуаров, принадлежащих перу армейского офицера, не связанного корпоративными узами с персонажами своих записок. Чрезвычайный научный интерес представляют подробные данные о взаимодействии Черноморского флота и Кавказской армии в ходе Эрзерумской и Трапезундской операций 1916 г., поскольку решение вопросов организации совместных действий с сухопутными войсками входило в круг непосредственных служебных обязанностей мемуариста. В отличие от упомянутых выше воспоминаний, написанных в большинстве своем моряками, сочинение С. Н. Сомова является своеобразным «свежим взглядом со стороны» и поэтому содержит абсолютно беспристрастные рассуждения автора о широком спектре проблем, связанных со службой штаба флота Черного моря.

Последнее относится и к запискам Ф. П. Рерберга, состоявшего начальником штаба Севастопольской крепости и по делам службы работавшего в тесной связи со штабом Черноморского флота. В заметках Ф. П. Рерберга можно встретить весьма ценные наблюдения о работе этого органа управления в бытность вице-адмирала А. В. Колчака командующим флотом[74].

Среди эпистолярных источников особое место занимают опубликованные фрагменты переписки ярких представителей «эссеновской школы» и выдающихся флотских офицеров своего времени — В. М. Альтфатера и А. В. Колчака[75]. Частные письма, написанные совершенно свободно и откровенно, содержат уникальные и зачастую нелицеприятные подробности «из первых рук» о деятельности ставки, главного командования 6-й армии и командования Балтфлота в 1914 и 1915 гг. По нашему мнению, эти сведения являются существенным дополнением к информации, содержащейся в официальных бумагах.

Завершая конспективную характеристику источниковой базы настоящей работы, упомянем о документированном справочнике «Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801–1917», в четвертом томе которого содержится систематизированная информация о компетенции, функциях, структуре и руководящем составе подразделений Морского министерства. Приведенные в справочнике данные отличаются не только высокой достоверностью, но в некоторых случаях и научной новизной: в частности, здесь впервые опубликованы данные о малоизвестном органе морведа — Походном штабе морского министра, существовавшем с мая по декабрь 1917 г.[76]

Загрузка...