Во имя Рима. Люди, которые создали империю

Глава 8 Цезарь в Галлии Гай Юлий Цезарь (ок. 100-44 гг. до н. э.)

«Галлия по всей своей совокупности разделена на три части» (Galla est omnis divisa in partes tres) — эти вступительные слова «Записок о Галльской войне» Цезаря по-прежнему знают многие.^{188} Не одно поколение школьников знакомилось с латинской литературой по элегантно простой и грамматически правильной прозе Цезаря, в строках которой нередко звучит неприкрытая горечь. Даже сейчас, когда классика редко входит в состав школьной программы, Юлий Цезарь является одной из немногих знаменитых фигур античности, чье имя известно практически каждому — отчасти благодаря связи с Клеопатрой, отчасти — из-за драматических подробностей его убийства. Оба этих эпизода нашли свое отражение и на театральных подмостках, и на киноэкране.

С каким бы интересом военные историки ни изучали деятельность Цезаря, они, вероятно, вряд ли узнают что-нибудь принципиально новое, и его неизменно будут включать в число самых удачливых и одаренных полководцев всех времен. Наполеон называл Цезаря главным среди величайших полководцев, на чьем опыте можно многому научиться. Находясь на острове Святой Елены, Бонапарт написал критику римского полководческого искусства на материалах «Записок о Галльской войне» и «Записок о Гражданской войне». Французский император далеко не первый предположил, что Цезарь иногда был склонен к преувеличениям в своих трудах. Но если учесть, что собственные высказывания Наполеона в Имперских Бюллетенях породили поговорку «лгать, как бюллетень», не вполне ясно, насколько серьезным недостатком считал Бонапарт преувеличения Цезаря. Современные историки нередко использовали сочинения Цезаря для оценки его способностей в качестве командующего.

Благодаря тому, что «Записки» (Commentaries) Цезаря очень подробны, о его кампаниях нам известно больше, чем о походах всех остальных римских полководцев. Существуют семь книг с описаниями операций в Галлии с 58–52 гг. до н. э. и три, относящихся к Гражданской войне в 49–48 гг. до н. э. Другие книги, написанные после смерти Цезаря офицерами, служившими под его началом, охватывают последние операции в Галлии в 51 г. до н. э. и оставшуюся часть Гражданской войны.

Неясно, публиковалась ли каждая книга в конце каждого года после окончания боевых операций или же все собрание вышло в свет одновременно. Первое предположение кажется более вероятным, и весьма возможно, что «Записки» должны были поведать народу Рима о достижениях Цезаря в то время, как его операции в Галлии еще продолжались. Несколько источников свидетельствуют о том, что Цезарь писал очень быстро и сам Цицерон назвал «Записки» одним из величайших произведений латинской литературы. Их правдивость лишь немногие современники критиковали открыто, хотя один из подчиненных Цезаря утверждал, что покоритель Галлии почти никогда не проверял достоверность сообщений о тех событиях, очевидцем которых ему не довелось быть. В других источниках почти нет упоминаний о походах Цезаря, особенно о войне в Галлии, так что у нас нет альтернативных версий, и его талант как военачальника оценивается почти исключительно по автобиографическим описаниям. Этому, вероятно, могли бы позавидовать полководцы всех времен и народов.

В «Записках» события преподносятся в благоприятном свете для их автора, хотя использование третьего лица на протяжении всего текста делает это менее очевидным. Однако Цезарь не мог всерьез искажать факты, поскольку многие офицеры, находящиеся с легионами в Галлии, часто писали своим семьям и друзьям в Италии. Брат Цицерона Квинт служил одним из легатов Цезаря, и братья регулярно переписывались. О действиях армии было известно достаточно подробно в Риме, так что весьма вероятно, что основные факты точны.

Как бы то ни было, многие историки критиковали отдельные действия Цезаря во время кампаний именно на основании его собственных произведений. Многие считают его гением, однако не лишенным недостатков — человеком, склонным к импульсивным опрометчивым поступкам, чей талант проявлялся как раз в том, что он вытаскивал армию из отчаянных положений, в которые сам же ее и вовлекал. Также его часто называют индивидуалистом, чей стиль командования отличался от действий большинства римских полководцев-дилетантов, по мнению современных комментаторов.

У римлян, как уже говорилось, никогда не было официальных учебных заведений для подготовки командного состава, так что все их полководцы, включая Цезаря, были в этом смысле непрофессионалами. Но сейчас стоит обсудить кампании Цезаря в контексте операций других римских полководцев и, в частности, его современников, таких как Помпей, и решить, отличался ли его стиль командования от их стиля фундаментально.^{189}

Гай Юлий Цезарь родился около 100 г. до н. э. И хотя патриции Юлии утверждали, что ведут свой род от богини Венеры, в течение II века до н. э. только один из них сумел стать консулом. В 80–78 гг. до н. э. он начал военную службу, сражаясь в Азии, где получил гражданский венок. Когда он возвращался в Италию, на его корабль напали пираты и взяли его в плен. Находясь у пиратов, Цезарь не раз заявлял, что, освободившись, вернется и непременно позаботится о том, чтобы каждого разбойника распяли. После того как за него был уплачен выкуп, он по собственной инициативе набрал отряд в ближайших союзных государствах и вернулся, чтобы выполнить обещание, хотя проявил «милосердие» и приказал, чтобы пиратам перед распятием на крестах перерезали горло.

Возможно, Цезарь был военным трибуном в 72 г. до н. э. и, вероятно, участвовал в кампании против Спартака. Цезарь привлек к себе широкое внимание, когда впервые со времен диктатуры Суллы, открыто выставил изображения Мария на похоронах своей тетки и вдовы Мария Юлии[35]. В 63 г. до н. э. он был избран претором на следующий год и сделался Великим Понтификом (высший жреческий сан в Риме). Вторую должность он получил с помощью народного трибуна, который провел закон, изменивший процедуру выборов.^{190}

Формально карьера Цезаря на первом этапе была вполне традиционной, но в его поведении присутствовала некоторая рисовка, его поступки вызывали нарекания и создали ему немало врагов. Он щедро и не по средствам тратил деньги, чтобы завоевать поддержку бедняков. Он устраивал для них пиры и развлечения, стремясь, чтобы все популярные мероприятия ассоциировались именно с его именем. Молодые сенаторы, стремившиеся сделать карьеру государственного деятеля, старались выделиться среди людей своего круга, но Цезарь во всем предпочитал крайности, а если учесть, что он обладал исключительным умом и талантами, то становится ясно, почему его многие не любили.

Ходили слухи, что Цезарь был связан с Катилиной, который в 63 г. до н. э. пытался совершить государственный переворот. Это подозрение только укрепилось, когда в сенате Гай Юлий выступил против смертной казни заговорщиков. Возможно, что и Красс участвовал в заговоре, но так как многие аристократы в Риме были его должниками, против него не стали затевать судебное разбирательство.

Про политические взгляды Цезаря нельзя сказать ничего определенного; он считался повесой, которого природная одаренность и чрезмерное честолюбие делали потенциально опасным. Его многочисленные любовные связи — почти всегда с женами сенаторов или всадников — часто являлись предметом сплетен. Ходили слухи, что во время службы на Востоке у него была гомосексуальная связь со стареющим царем Вифинии Никомедом, поэтому его прозвали «мужем всех жен и женой всех мужей». Такие грубые выпады были обычным делом в римской политике, поэтому очень трудно определить, насколько эта история соответствует действительности, но связи Цезаря с женщинами действительно были частыми и все про них знали. Говорят, что он соблазнил жену Красса Тертуллу и третью жену Помпея Муцию, с которой Великий развелся, вернувшись из Азии. Веком позднее некоторые галльские аристократы станут не без гордости заявлять, что их прабабушки были любовницами Цезаря во время его кампаний.

В Риме Цезарь нередко оказывался в центре скандалов, хотя не всегда по своей вине. Будучи великим понтификом, он должен был провести в своем доме таинство в честь Доброй богини (Bona Dea) — церемонию, на которой могли присутствовать только женщины[36]. Однако во время празднества в доме обнаружили распутного молодого патриция Клодия, переодетого женщиной. Пошел слух, что у Клодия была интрижка с женой великого понтифика. Цезарь сказал, что эта история не соответствует действительности, но развелся со своей женой, заявив: «На мою жену не должна падать даже тень подозрения».

Он снова сумел подчеркнуть свою исключительность и, несмотря на то, что его обаянию многие поддались, — помимо женщин, ставших его любовницами, — его превосходство сильно ожесточило его противников. Самым известным из них был Катон Младший. Катон во всем старался копировать своего знаменитого предка и создал себе славу сурового и неподкупного поборника добродетели. Его ненависть к Цезарю была больше связана с несовместимостью их характеров, чем с различиями в политических взглядах. Во время обсуждения заговора Катилины в сенате Катон заметил, что Цезарю потихоньку передали какую-то записку, и потребовал, чтобы тот прочитал ее вслух, надеясь, что в ней содержится какой-то намек на связь Цезаря с заговорщиками. Цезарь запротестовал, но после некоторого нажима передал записку Катону. Поборник нравственности был огорчен, обнаружив, что это оказалось страстное любовное послание от его единокровной сестры Сервилии (матери Брута, который возглавит заговор против Цезаря в 44 г. до н. э.).^{191}

После пребывания в должности претора Цезарь отправился в качестве наместника в Дальнюю Испанию, где подавил мятеж местных племен и должен был за эту победу удостоиться триумфа. Однако по возвращению в Рим он столкнулся с противодействием со стороны политических соперников и был вынужден отказался от триумфа, чтобы баллотироваться на должность консула. То, как он легко отказался от подобной почести, свидетельствует о том, что Цезарь был уверен в своем избрании, которое давало ему возможность впоследствии еще больше прославиться. Успеху Цезаря содействовала тайная поддержка двух самых могущественных политиков того времени — Красса и Помпея. Великий открыто использовал своих ветеранов, чтобы добиться нужного решения на Форуме. Это привело к тому, что избирательная кампания Цезаря и год его пребывания в должности консула сопровождались беспорядками и насилием. Вскоре всем стало ясно, что эти люди объединились, чтобы господствовать в республике. Второго консула 59 г. до н. э., Марка Кальпурния Бибула, поддерживали более консервативные круги сената, и он поначалу пытался препятствовать действиям своего коллеги. Потомок Венеры ответил тем, что стал применять еще более радикальные методы во время продвижения своей законопроектов, против большинства из которых возражали не из-за их содержания, а просто потому что их предлагал Цезарь. Как-то раз Бибулу вывалили на голову корзину с навозом, и после этого он фактически все оставшуюся часть года не занимался общественной деятельностью. Один остряк заявил, что в этом году было два консула — Юлий и Цезарь.

Сенат по старой традиции распределял провинции среди бывших консулов и преторов, и противники Цезаря, сумев привлечь на свою сторону большинство, напуганное тактикой консула, добились, чтобы ему поручили в будущем году заняться дорогами и лесами Италии. Таким образом у опасного радикала собирались отобрать шанс завоевать богатство и славу, а тем временем по Риму ходили слухи, что его долги достигли фантастических размеров. Этот ход не удался, поскольку с помощью одного из народных трибунов и народного собрания Цезарю предоставили Цизальпинскую Галлию и Иллирию. А затем еще добавили Трансальпийскую Галлию, когда пришло известие о смерти ее нынешнего наместника.

Цезарь получил свои полномочия на пять лет, но затем их продлили до десяти. Хотя этот регион нельзя сравнивать по масштабам со сферой деятельности Помпея — Средиземным морем или Востоком, все же поручение трех провинций одному магистрату было сопряжено с огромной ответственностью. Назначение это было тем более необычным, что в Галлии не велись боевые действия и даже не существовало какой-либо внешней или внутренней угрозы. Следовательно, было трудно оправдать то, что в руках одного человека были сосредоточены такие большие ресурсы.

Цезарь отправился в свою провинцию, отчаянно нуждаясь в славе и захвате большой добычи, но не совсем ясно, каким образом он планировал это сделать. Весьма возможно, что он собирался начать кампанию против сильного и богатого царства Дакия (находившегося примерно на территории современной Румынии). Затем благоприятная возможность неожиданно представилась на границе Трансальпийской Галлии, и Цезарь направил свои усилия туда.^{192}

В начале весны 58 г. до н. э. племя, известное как гельветы, — галльский народ, живший примерно там, где теперь находится современная Швейцария, — затеяло переселение. Маршрут движения гельветов лежал через реку Родан (Рона) и Трансальпийскую Галлию, бывшую в тот момент римской провинцией. Рост численности населения и потребность в новых плодородных землях заставили их отправиться в поход. Цезарь утверждает, что они собирались двинуться к западному побережью Галлии. Он также утверждает, что гельветы чувствовали себя в родных местах как бы зажатыми в тиски и могли только совершать набеги на своих соседей, так как значительная часть их родной территории была окружена горами.

Воинственность была свойственна галльским и германским племенам. Они часто устраивали грабительские набеги, при этом их вожди завоевали не только славу, но и добычу, что позволяло содержать личные отряды воинов. Многие племена, особенно в Южной и Центральной Галлии, уже превратились из примитивных сообществ в государства со своей политической структурой, с выборными правителями во главе. Однако отдельные представители знати по-прежнему обладали значительной властью, которая основывалась на военной силе. Местные нобили находили поддержку у тех, кто был связан с ними родственными узами или долговыми обязательствами.

В работе Цезаря описано немало попыток таких людей захватить верховную власть в своем племени, а иногда и за его пределами. Один такой человек, некий Оргеториг, чтобы усилить свое влияние, ловко женил родственниц на могущественных представителях знати соседних племен, а затем убедил гельветов начать переселение в 61 г. до н. э. Однако пока гельветы готовились к всеобщему походу, из-за амбиций Оргеторига начался конфликт между ним и правителями племени. После неудачной попытки запугать их, его отдали под суд, и он умер при загадочных обстоятельствах. Несмотря на это, один из родственников Оргеторига, его зять, аристократ Думнориг из племени эдуев, должен был помогать гельветам во время их переселения.

Весьма вероятно, что отдельные группировки в нескольких галльских племенах устраивало подобное развитие событий, так как они надеялись с помощью вновь прибывших захватить власть над своим собственным народом или подчинить соседей. За несколько лет до описываемых событий армия германских племен под командованием царя Ариовиста была приглашена в Галлию народом, называемым секванами, и впоследствии стала господствовать на обширной территории в центре Галлии. Вероятно, у миграции гельветов была политическая подоплека, которую Цезарь решил не объяснять и о которой он, возможно, и сам знал не все.^{193}

Смерть Оргеторига не помешала гельветам осуществить свой смелый замысел, и они продолжили готовить провизию к путешествию. Чтобы отрезать себе пути к отступлению, перед отъездом они сожгли свои деревни и поля. Цезарь утверждает, что всего в походе участвовало примерно 368 000 человек, добавляя при этом, что эта цифра основана на записях, хранимых самими гельветами и написанных по-гречески, которые его легионеры захватили в конце кампании.

Как и во многих других случаях, мы не имеем возможности проверить достоверность этой цифры и можем лишь сказать, что в этом переселении участвовало большое количество воинов с семьями. Как прежде кимвры и тевтоны, они передвигались не одной большой колонной, а отдельными группами, рассредоточившись по обширной территории. Цезарь отмечает, что им понадобилось двадцать дней, чтобы перейти реку Арар (современная Сона). Это лишний раз свидетельствует о том, что передвигалось множество отдельных колонн, и этот процесс схож с тем, что происходил на американском западе в XIX веке. В своем повествовании Цезарь постарался устрашить читателей, напомнив им, что некоторые гельветы, особенно племя тигуринов, участвовали в более ранних походах и нанесли поражение армии консула Силана в 107 г до н. э.^{194}

Об этом переселении Цезарь узнал, находясь еще в Риме, и сразу же поспешил в Цизальпинскую Галлию — скорость, с которой он передвигался верхом или в легкой повозке, всегда поражала его современников. Он уже решил помешать любому вторжению на римскую территорию и, кроме того, почувствовал возможность провести победоносную и сулящую выгоды войну, в чем он так отчаянно нуждался. Гарнизон его большой провинции из двух Галлий и Иллирии состоял из четырех легионов под номерами VII, VIII, IX и X, поддерживаемых вспомогательными войсками, о численности которых ничего сказать нельзя. Известно лишь, что они включали испанскую кавалерию, нумидийскую легкую пехоту и, возможно, нумидийских всадников, а также критских лучников И балеарских пращников. Вдобавок какое-то количество воинов было набрано в самой Галлии. Однако только один легион — Цезарь не уточняет, какой именно, и часть вспомогательных войск находились в Трансальпийской Галлии и могли сразу же отреагировать на угрозу. Чтобы задержать гельветов римский полководец приказал разрушить мост через Родан возле Генавы (Женевы).^{195}

Спустя какое-то время к Цезарю прибыла делегация от гельветов с просьбой позволить им пройти через территорию римской провинции и обещая не причинять при этом никакого вреда. Римский командующий заранее решил отклонить эту просьбу, но ответил, что ему нужно время на обдумывание, и попросил их прийти к нему снова через несколько дней. Тем временем он приказал своим солдатам построить ряд укреплений протяженностью более 19 римских миль (17 миль) от Jleманнского озера (Женевского озера) до гор Юра. Когда послы снова явились, проконсул прямо сообщил им, что не позволит гельветам пройти по римской территории и будет решительно препятствовать любой попытке это сделать.

В течение нескольких следующих дней небольшие группы гельветов, чаще под покровом темноты, пытались перейти Родан вброд или переплыть на плотах и прорваться через римский заслон. Пока они старались перебраться через римский ров и стену, к месту переправы успевали подойти резервы Цезаря, эти попытки удавалось пресечь градом метательных снарядов. Гельветы повернули обратно и при помощи Думнорига, пользующегося определенным влиянием, двинулись другим путем через земли секванов.

Оставив своего легата Тита Лабиена во главе войска удерживать укрепленный участок, Цезарь отправился в Цизальпинскую Галлию, чтобы забрать три своих легиона, стоявших лагерем в Аквилее, и набрать два новых легиона — XI и XII. Скорее всего, он заранее отправил им приказы готовиться к выступлению. Во главе этих пяти легионов он затем вернулся кратчайшим маршрутом через альпийские перевалы, несмотря на атаки местных племен, — в то время Альпы еще не были полностью подчинены римлянам. Трудность проведения боевых операций в горах и невозможность завоевать значительную добычу делали кампании в этой области непривлекательными для магистратов, жаждущих славы и богатства. Только лишь к концу I века до н. э. приемный сын Цезаря и первый римский император Август установил полный контроль Рима над этим регионом.^{196}

Цезарь уже перешел Родан, когда получил сообщения от союзных племен, вероятнее всего от эдуев, с жалобой на то, что гельветы разграбили их земли. Он незамедлительно выступил против них и догнал их арьергард, состоявший главным образом из тигуринов, у реки Арар. Вместе с тремя легионами он провел неожиданную ночную атаку. Неприятель оказался застигнутым врасплох: часть галлов была перебита, а остальные рассеяны. Римляне же понесли незначительные потери. (Цезарь упоминает о важности того, что республика отомстила за 107 г. до н. э., и о своем личном удовлетворении от этого поражения тигуринов, поскольку дед его тестя служил под командованием Силана и был убит.) Затем римская армия построила мост через Арар и последовала за основным отрядом гельветов.

У Цезаря теперь было шесть легионов общей численностью около 30 000 человек и 4000 единиц вспомогательной кавалерии, включая эдуев под командованием Думнорига. Послы же гельветов стали теперь просить у римлян землю, говоря, что с радостью поселятся в любом месте, но сразу же отклонили требования Цезаря дать ему своих людей в качестве заложников. На следующий день гельветы ушли. Вспомогательная конница римлян пустилась их преследовать. Но кавалерия гельветов, которая уступала в численности союзникам Рима, обратила преследователей в бегство. Ходили слухи, что бегство возглавлял Думнориг и его люди. Приободрившись, гельветы остановились и выразили готовность вступить в бой. Цезарь отказался и в течение следующих двух недель неотступно следовал за врагом, его авангард держался на расстоянии пяти или шести миль от ближайших отрядов варваров.

Обеспечение войск продовольствием всегда являлось одной из важнейших забот любого командующего, и вскоре армия Цезаря начала испытывать его нехватку. Провизию доставляли по реке Арар на кораблях, но поскольку римляне все больше отдалялись от реки, доставка хлеба становилась все сложнее. Значительное количество зерна Цезарю обязались привезти эдуи, но они не торопились выполнить свое обещание. Цезарь вызвал к себе эдуйских вождей, среди которых был Дивитиак, брат Думнорига, и Диск, в тот момент — верховный вождь эдуев вергобрет (vergobretus). Думнорига обвинили в сознательном утаивании пшеницы и арестовали, но в качестве одолжения Дивитиаку его более никак не наказали.^{197}

В тот же самый день разведчики Цезаря сообщили, что гельветы остановились на ночь на расстоянии восьми миль от римского лагеря на равнине у подножия холмов. Цезарь выслал патруль для изучения самих холмов и подходов к ним. Выяснилось, что там легко пройти, и Цезарь решил провести еще одну неожиданную атаку под покровом темноты. Лабиен и два легиона, ведомые проводниками, которые участвовали в патрулировании, были посланы вперед для занятия возвышенности. Лабиену было строго приказано не вступать в бой, пока он не увидит, что остальная армия идет в атаку.

Через час Цезарь сам повел основные силы по тому же маршруту. Возглавляла колонну кавалерия, а впереди основных сил двигались разведывательные патрули под командованием опытного Публия Консидия, который прежде служил под началом Суллы и Красса и теперь, вероятно, был военным трибуном. К рассвету Лабиен занял позицию на возвышенности, а Цезарь находился от него не более чем в полутора милях.

Гельветы, чье передвижение было плохо организовано, почти не принимали мер предосторожности против возможной неожиданной атаки и ничего не ведали о присутствии римских отрядов. Однако Консидий вернулся и сообщил, что холмы удерживаются неприятелем. Он утверждал, что узнал вражеских воинов по их оружию и украшениям. Цезарь был слишком далеко, чтобы разглядеть такие детали, и ему пришлось предположить, что его передовой отряд в лучшем случае заблудился, а в худшем его постигло несчастье.

Остановившись, он отвел своих солдат к ближайшему холму и построил их в боевом порядке. Прошло несколько часов, прежде чем патрули выяснили, что Лабиен находится там, где и должен был быть. К этому моменту гельветы, все еще ничего не знавшие о вражеской активности, двинулись вперед. Цезарь последовал за ними и расположился лагерем в трех милях от ближайшего отряда.^{198}

Попытка неожиданно напасть на вражеский лагерь не удалась, но этот инцидент для нас несет очень много информации. Примененный метод — первоначальные сообщения разведки были подтверждены патрулями, которые провели рекогносцировку местности и затем служили проводниками для главных колонн, — был бы вполне уместен и в современной армии. Умение уверенно передислоцировать ночью большое количество солдат является признаком высокого уровня военной организации.

Ранее армия Ганнибала показала заметное превосходство над римлянами в способности передвигаться по ночам, особенно перед битвой у Тразименского озера и во время своего ухода из Фалернской области. Только несколько легионов, набранные во времена старой призывной системы были достаточно подготовлены и дисциплинированны, чтобы предпринимать такие маневры. Но к тому времени когда Помпей и Цезарь проводили свои кампании, такие операции уже стали обычным делом. Как и скорость, с которой Цезарь построил мост через Арар за один день, это отражало возросший профессионализм и мастерство легионов под его командованием. Тем не менее всегда сохранялась вероятность возникновения неразберихи во время ночных операций, и в данном случае ошибочный рапорт привел к тому, что атака сорвалась.

К этому времени у армии Цезаря осталось очень мало продовольствия, и поскольку эдуи еще не доставили обещанное зерно, он решил сам раздобыть для войска провизию и направился к Бибракте, главному городу эдуев, до которого надо было пройти 18 миль. Гельветы узнали об этом, когда часть галльской вспомогательной кавалерии дезертировала и перешла на их сторону. Они подумали, что римляне уходят из страха и решили, что теперь самый подходящий момент избавиться от своих преследователей.

Когда римляне ушли, галлы тоже изменили свой маршрут и последовали за ними, время от времени пытаясь напасть на римский арьергард. Цезарь отвел своих солдат к холму, затем послал кавалерию задержать врага и построил легионы в боевом порядке. Четыре подразделения ветеранов построились на середине склона в обычные три ряда. За ними расположились неопытные воины XI и XII легионов вместе со вспомогательной пехотой и |вещевым обозом. Им было велено разбить лагерь, хотя остается неясным, много ли они успели сделать. Цезарь не доверил недавно набранным легионерам места в первых рядах, но надеялся, что вид склона, заполненного солдатами, произведет впечатление на врага.

Вероятно, для командования каждым легионом был назначен дополнительный командир помимо трибунов, руководящих подразделениями легиона. (В другой битве в этом же году квестор Цезаря и пять легатов будут поставлены во главе легионов, чтобы «у каждого воина был свидетель его доблести».)^{199} Примечательно, что Цезарь приказал своей коннице отправиться в арьергард. Он также произнес ободряющую речь — вероятно, несколько раз, поскольку было бы невозможно обратиться ко всем одновременно. Нужно отметить, что Цезарь очень редко подробно пересказывает свои речи, если только не желает сделать очередной политический ход и произвести впечатление на читателя.

Пока римляне готовились к бою, гельветы отвели назад свою кавалерию, а их пехотные отряды выстроились в плотный ряд — Цезарь характеризовал их построение как фалангу. За сражением приготовились наблюдать их семьи в повозках, которые стояли позади воинов.

Гельветы были очень уверены в себе и охотно устремились вверх по склону, чтобы напасть на римлян. Легионеры подождали, пока враги не окажутся в пределах досягаемости для броска пилума — примерно 15 ярдов или чуть больше, учитывая склон, — а затем метнули свои тяжелые дротики. Тактика была такой же, какую применил Марий у Акв Секстиевых, и привела к тому же результату. Маленькие пирамидальные наконечники тяжелого оружия пробивали щиты и доспехи воинов. Некоторые галлы были убиты или тяжело ранены, у многих из щитов торчали тяжелые пилумы, который нелегко было вытащить; галлы бросали щиты и сражались незащищенными. Подъем по склону и опустошительный шквал римских дротиков нарушили ряды гельветов и замедлили их движение. Когда римляне вытащили мечи и устремились вниз по склону в строгом боевом порядке, на их стороне было заметное преимущество.

Несмотря на Это, понадобилось какое-то время, чтобы заставить гельветов начать отступление. Сам Цезарь пишет «наконец» (tandem) — но такое выражение трудно выразить количественно. Варвары отступили примерно на милю и, вероятно, на большей части этого расстояния сражающиеся стороны не находились в тесном контакте. Когда легионы стали наступать, чтобы возобновить бой, они неожиданно столкнулись с новой угрозой. Бойи и тулинги, два племени среди переселенцев, ранее находились в арьергарде и поэтому поздно прибыли к месту боя. Теперь они угрожали незащищенному флангу римлян. Легионы сформировали новый фронт из своих третьих рядов для противодействия этой угрозе, а первый и второй ряды оказывали давление на основные силы неприятеля. На обоих фронтах сражение продолжалось около пяти часов. Гельветы свалили в кучу повозки и вещи, соорудив нечто вроде баррикад, но римлянам все же удалось пробиться через этот импровизированный заслон. Армия Цезаря понесла достаточно тяжелые потери, и три следующих дня римляне ухаживали за ранеными и хоронила мертвых. Галлы проиграли, их потери были значительно выше. Римляне захватили в плен многих известных людей, включая и одну из дочерей Оргеторига.^{200}

Гельветы отступили на территорию лингонов, но Цезарь послал гонцов к последним с указанием не оказывать гельветам никакой помощи, не давать им продовольствия и не сопротивляться римлянам. Угроза голода заставила гельветов отправить послов с просьбой о мире, и на этот раз они выполнили требования Цезаря предоставить заложников. Власть лидеров внутри племенных сообществ редко была абсолютной, возможно, поэтому группа примерно из 6000 человек бежала ночью. Цезарь послал гонцов к племенам, в чьи земли могли направиться беглецы, с приказом задержать их. Почти все они были пойманы и проданы в рабство. Оставшимся гельветам было велено вернуться к себе на родину. Аллоброгам, соседнему народу, жившему в пределах римской провинции, было велено дать гельветам большое количество зерна. Часть его предназначалась в пищу, а остальное использовали в качестве семян.

Однако одному племени переселенцев, а именно бойям, по особой просьбе эдуев было позволено поселиться среди последних. Это поселение должно было защищать римскую провинцию и римских союзников. Цезарь утверждает, что осталось лишь 110 000 гельветов, которые вернулись домой, — но, несмотря на то что римляне любили измерять успехи на войне впечатляюще большими (и по-видимому, достаточно точными) цифрами убитых и взятых в плен, мы должны относиться к этому намеку на то, что 258 000 человек погибли или были обращены в рабство, с крайним скептицизмом.^{201}

Вскоре после поражения гельветов к Цезарю обратились вожди нескольких галльских племен, в том числе эдуев, с просьбой помочь им в борьбе с Ариовистом, который, как они полагали, командовал армией численностью около 120 000 германских воинов. Ситуация выглядела абсурдной, ибо сенат пожаловал германскому лидеру титул царя и друга римского народа именно во время консульства самого Цезаря.^{202}

Заявив, что необходимость защитить союзников Рима и римскую провинцию важнее добрых отношений с германским вождем, Цезарь тут же выступил против нового врага. Несмотря на уверенность полководца, в своих силах, боевой дух его армий оставлял желать лучшего, поскольку торговцы и галлы из вспомогательных войск распространяли слухи об огромной численности и свирепости германцев. Сначала дрогнули трибуны и другие старшие офицеры, затем паника быстро распространилась среди рядовых легионеров и едва не привела к мятежу и отказу двигаться далее.

Цезарь созвал центурионов (их было шестьдесят в каждом легионе) и других офицеров, и попытался ободрить их. Свою речь он закончил заявлением, что независимо от того, как поступят остальные, он намерен двигаться дальше вместе с Десятым легионом, на который он всецело полагался. Эта лесть сразу же склонила солдат этого подразделения на сторону Цезаря, и они поблагодарили своего командующего за веру в их преданность. Остальным же воинам стало стыдно, никому не хотелось, чтобы какой-то один легион затмил остальные. Это был один из первых случаев, когда Цезарь сумел добиться своего, умело манипулируя гордостью римских легионеров.

Женщины-гадалки предсказали германцам, что им не видать победы до новолуния. Об этом римлянам сообщили пленники. Поэтому Цезарь незамедлительно спровоцировал столкновение с Ариовистом и разбил его армию после упорного сражения. На этот раз недавно набранные легионы стояли в первых рядах, и это наводит нас на мысль, что участие в предыдущей кампании повысило их боеспособность. Во время своих походов Цезарь старался подготовить новичков к бою. Он брал центурионов из легионов ветеранов и назначал их на старшие должности во вновь сформированных легионах. Самих же новобранцев он постепенно приучал к тяготам военных кампаний.^{203}

Полное поражение гельветов и разгром Ариовиста — и все в течение одного года — было значительным достижением. Обе эти победы, принесшие полководцу добычу и славу, вполне бы удовлетворили обычного римского наместника и позволили ему занять видное место в сенате. Но для Цезаря это было всего лишь началом. В следующем году он выступил против белгов, народов Северо-восточной Галлии, мотивируя свой поход необходимостью отомстить за нападение на ремов. Поначалу обе армии занимали сильную позицию, не желая оставлять ее и нападать на врага в невыгодных условиях, но противостояние закончилось, когда у белгов иссякли запасы продовольствия.

Армии, состоявшие из различных племен, не имели строго организованной системы снабжения и часто сталкивались с подобной проблемой, посему решено было распустить армию и разойтись по домам. Отступать, когда враг находится в непосредственной близи, всегда рискованно, потому воины, опасаясь нападения, уходили под покровом темноты. Цезарь перешел к активным действиям и начал систематически опустошать земли каждого племени. Белгам потребовалось некоторое время, чтобы снова собрать большую армию, и когда это было сделано, им удалось неожиданно атаковать римлян, когда они сооружали лагерь возле реки Сабис (современная Самбра). Описание этого беспорядочного сражения является одним из самых известных эпизодов «Записок о Галльской войне»:

Цезарь ранее приказал легатами оставаться со своими солдатами, пока не будут возведены укрепления, и теперь ввиду близости врага они сами принимали соответствующие меры, пытаясь создать боевой фронт, а полководец спешил от одного легиона к другому.

Во время сражений Цезарь действовал очень энергично. Он ездил за линией фронта, чтобы, наблюдая за ходом сражения, быстро реагировать на любые изменения обстановки. Надо отметить, что помимо выше описанного боя, больше нет никаких упоминаний о том, что Цезарь командовал пешим. В этом случае, как он говорит, «не было под руками никакого подкрепления», командующий направился к сражавшимся пешком. Он постарался лично воодушевить павших духом воинов; центурионов, которых Цезарь знал, он назвал по имени (и мог, следовательно, впоследствии их наградить), а к легионерам обратился как к общей массе. После чего дал приказы перестроиться и наступать.

Хотя необходимость одолжить щит свидетельствует об опасности ситуации, Цезарь ни разу не говорит о том, что он сам непосредственно участвовал в сражении. Вместо этого он подчеркивает свою роль в восстановлении боевого духа армии и в руководстве ее действиями.

Известны истории о том, как Помпей в рукопашном бою лично убивал или наносил раны противникам, да и сам бывал при этом ранен. О Цезаре подобных рассказов нет. Подобная героика, когда-то столь свойственная Марцеллу и в некоторой степени Помпею, не входила в стиль командования Цезаря. Из «Записок» следует, что его физическая доблесть считалась сама собой разумеющейся, а сила духа несомненной, и полководец был способен с честью выйти из любой ситуации.

В книге Цезаря его легионеры дисциплинированны, верны, храбры и умело приспосабливаются к обстоятельствам; их центурионы абсолютно надежны и презирают опасность. К старшим офицерам отношение несколько иное. Иногда они принимают неверное решение или начинают нервничать и паниковать. А вот простые солдаты или центурионы могут дрогнуть только в очень редких случаях. Сам же полководец никогда не теряет спокойной уверенности и веры в окончательный успех. В бою он находится сразу за первыми рядами сражающихся и переходит от одной важной позиции к другой.

Его старшие офицеры действовали точно так же, они подбадривали солдат и руководили их действиями, хотя и не обладали талантами Цезаря. Каждый из них был закреплен за определенным подразделением и не мог перемещаться во время боя, как ему вздумается. Только в отдельных случаях Цезарь признает, что не предвидел опасности, но обычно в этом случае успевал принять решение другой офицер. Так в битве с Ариовистом именно Публий Красс — младший сын одного из триумвиров, командовавший кавалерией, «был менее занят, чем находившиеся в бою, и двинул в подкрепление нашему теснимому флангу третью (резервную) линию».^{206}

Из всех проведенных Цезарем битв сражение у реки Сабис было одним из самых тяжелых. Во многих отношениях оно являлось битвой солдат и было выиграно благодаря мужеству легионеров, которые не собирались сдаваться, но при этом и полководец, и его подчиненные сделали все что можно, руководя ходом боя. Цезарю удалось стабилизировать подвергшийся атаке правый фланг, состоящий из XII и VII легионов, но положение было спасено лишь тогда, когда Лабиен, осуществивший прорыв слева и захвативший вражеский лагерь, заметил эту угрозу и велел X легиону ударить белгам в тыл.

Вся оставшаяся часть лета ушла на подавление сопротивления белгов. В 56 г. до н. э. Цезарь не сталкивался с сильным противодействием и разделил свою армию, чтобы проводить кампанию в нескольких регионах Галлии одновременно. Возможно, самой значительной победой этого года было поражение венетов в морской битве. Венеты жили на территории современной Бретани. В этом году Цезарь был занят политическими интригами. Одно время даже казалось, что триумвират распадется. Лишь спешно организованная встреча с Помпеем и Крассом в Луке (современная Лукка) в Цизальпинской Галлии при участии более сотни сенаторов, желающих завоевать благосклонность могущественных политиков, позволила Цезарю разрешить спор между двумя своими союзниками. Оба согласились стать консулами на следующий год и обещали добиться, чтобы командование Цезаря продлили до десяти лет.^{207}

Между кампаниями Цезаря в Галлии и операциями Помпея на Востоке много общего. Им обоим было предоставлено гораздо больше средств, чем подавляющему большинству римских наместников, а их свобода действий почти не ограничивалась. Обоим было гарантировано, что их не заменит новый проконсул, поэтому они могли позволить себе строить далеко идущие планы, а не просто стремиться к быстрой славе. Войны, которые они вели, были, по римским стандартам, разумеется, оправданы и велись на благо республике — Цезарь старался подчеркнуть это в своих «Записках». Боевые действия предпринимались для защиты интересов Рима, его союзников или просто ради расширения власти Рима. Независимый народ, не проявивший должного уважения к римскому могуществу, считался гордым и, следовательно, представлял потенциальную угрозу. Поэтому ему было необходимо преподать урок. Глагол «успокаивать» (расаrе) являлся обычным римским эвфемизмом, призванным завуалировать грубое навязывание другим своей воли, он довольно часто встречается в «Записках». Так легионы «успокаивали» племена в Галлии до тех пор, пока не достигли морских и речных рубежей: Атлантики на западе, Британского моря (Ла-Манша) и Германского (Северного) моря на севере и Рейна на востоке.

Войны, проводимые Цезарем и Помпеем, отличались от большинства других, которые велись римлянами, поскольку ключевые вопросы о проведении боевых операций принимались в основном самими командующими практически без всяких указаний со стороны сената. Подавляющее большинство римлян признавало, что эти операции были выгодны Риму. Однако нобили открыто возмущались, завидуя этим двум великим индивидуалистам. Но при этом завистники практически не могли контролировать действия этих полководцев.

Однако даже политические оппоненты не могли сдержать восторг, узнавая о подвигах легионов. Однажды Цезаря обвинили в вероломстве, ибо он напал на германское племя во время ведения переговоров с его вождями, — даже в его собственной книге говорится, что эти обвинения имели под собой основания. Катон произнес речь в сенате, в которой предложил передать Цезаря германцам. Скорее всего, Катон просто хотел подтвердить свою репутацию безжалостного поборника добродетели, поскольку не мог надеяться, что его предложение будет выполнено. Он даже никогда не ставил под сомнение тот факт, что кампании в Галлии проводились в интересах Рима. Как и в случае с Помпеем, противники Цезаря позволяли ему выигрывать войны ради блага республики и ждали его возвращения в Рим, чтобы рассчитаться с ним, когда он снова станет обычным гражданином.^{208}

Цезарь стремился сделать операции в Галлии как можно более эффектными и следил за тем, какой отклик его победы находят в Риме. В 55 г. до н. э. он построил мост через Рейн и подробно описал этот эпизод в «Записках о Галльской войне», ибо такие достижения в области инженерного дела считались так же достойны похвалы, как и победы на поле боя. Перейдя Рейн по мосту, он стал первым римским полководцем, действующим против германских племен на их родной земле (надо отметить, что германцы избегали боя, и Цезарь лишь продемонстрировал потенциальные возможности своей армии). В следующем году операция повторилась, и римляне продемонстрировали местным племенам свою способность создавать подобные чудеса по собственному желанию. И в 55 и в 54 гг. до н. э. Цезарь руководил экспедициями в Британию, в то время таинственный остров для римлян, пока Неизведанный край.

Как пишет сам Цезарь, он считал, что галлам во время недавних кампаний помогали бритты, что и послужило причиной вторжения. Возможно, бритты и оказывали содействие галлам, но вряд ли оно было значительным. Светоний приводит нам другой мотив, утверждая, что Цезаря привела в Британию любовь к жемчугу, поскольку считалось, что на острове его очень много. Как бы то ни было, главным мотивом было желание римлян добиться того, что раньше не удавалось никому.

Британия была страной чудес, обитатели которой сражались, стоя в колесницах, как герои «Илиады», — галлы отказались от колесниц несколько веков назад. Цезарь добился официального подчинения юго-восточных племен острова и обложил их ежегодной данью, хотя нам не известно, выплачивалась ли она когда-нибудь. Важнее то, что объявленные сенатом благодарственные молебствия длились дольше, чем все предыдущие.

Не имеет значения, что обе экспедиции едва не закончились катастрофой, когда значительная часть флота была уничтожена во время штормов, и одно время казалось, что экспедиционные отряды просто будут выброшены на остров. Многие современные комментаторы считают, что экспедиции в Британию были подготовлены плохо и проведены на грани опасного безрассудства. Нет никаких свидетельств того, что кто-либо из современников Цезаря разделял подобную точку зрения. Цезарь был нисколько не храбрее большинства римских полководцев, но он был, несомненно, удачливее.^{209}

Зимой 54–53 гг. до н. э. Цезарь потерпел свою первую серьезную неудачу, когда началось восстание эбуронов, и пламя мятежа быстро распространилось среди других племен белгов. Недавно набранный XIV легион и еще пять когорт подверглись нападению в зимой, и после переговоров с вождем Амбиоригом командир этого соединения заключил перемирие. Затем эти войска покинули зимний лагерь, чтобы присоединиться к остальной римской армии.

Не ясно, были ли дальнейшие действия умышленными или спонтанными — истину в таких делах очень трудно установить, как и в похожих случаях резни во время перемирий в форте Уильяма Генри в 1757 г., Кабуле в 1842 г. и Каунпоре в 1857 г. — колонна римлян попала в засаду в лесистой местности и была фактически истреблена. Цезарь возложил вину за случившееся на раздельное командование (за которое, очевидно, ответственен был он сам, хотя автор «Записок» и не упоминает об этом) и в особенности на легата Сабина, чье поведение Цезарь счел трусливым и противоречащим римским канонам. Другие наши источники рассматривают этот случай как одно из немногих серьезных поражений, виня в нем Цезаря, хотя он лично при этом не присутствовал. Светоний сообщает, что, получив известие об этой резне, Цезарь дал клятву не бриться или не стричь волосы, пока не отомстит за гибель своих солдат.

После этого успеха главные силы эбуронов рассредоточились, поскольку каждый воин вполне был доволен и славой, и добычей, но Амбиориг со своей охраной отправился к нервиям и убедил их напасть на легион, разбивший зимний лагерь на их землях. Здесь командовал Квинт Цицерон, брат знаменитого оратора, который решил держать оборону и отказался начать переговоры о перемирии с врагом.

Цезарь быстро собрал только те войска, которые находились в его непосредственном распоряжении — два легиона неполной численности и какое-то количество вспомогательной кавалерии. Имея в своем распоряжении более 7000 человек, он отправился на помощь гарнизону Квинта Цицерона. Войско Цезаря уступало врагу в численности, а имевшегося продовольствия хватило бы для очень недолгой кампании, но несмотря на это великому полководцу удалось втянуть нервиев в сражение при неблагоприятных обстоятельствах и быстро обратить их в бегство. Когда осада с лагеря Квинта Цицерона была снята, обнаружилось, что почти все его солдаты получили ранения.

Зима еще не закончилась, было трудно добывать продовольствие и фураж и поэтому в боевых действиях наступил перерыв на несколько месяцев. Однако Цезарь возобновил кампанию раньше, чем ожидалось, и быстро организовал ряд карательных экспедиций против взбунтовавшихся племен. В свою очередь, варвары были застигнуты врасплох и не могли защитить от опустошения свои земли. Большинство сдалось, но когда эбуроны попытались сопротивляться, Цезарь объявил, что любой может свободно грабить их поселения. Он предпочел, чтобы неизбежные потери в стычках во время мародерства понесли алчные отряды местных грабителей, вскоре устремившиеся сюда со всей Галлии и Германии, а не его собственные легионеры.^{210}

Первые боевые действия Цезаря в Галлии начинались после обращений вождей союзных племен, точно так же как Ариовиста вызвали в Галлию на помощь сенонам в их борьбе с эдуями. Хотя галльские народы говорили на одном языке и имели общую культуру, отдельные племена были на редкость независимыми и часто враждовали друг с другом. Вожди, стремившиеся встать во главе своего народа, всегда без колебаний искали помощи на стороне для борьбы с соперниками. Многие племена, особенно эдуи, извлекли определенную выгоду из присутствия легионов, но к зиме 53–52 гг. до н. э. практически у всех народов действия римлян в Галлии вызывали возмущение. Тогда местная знать — как те, кто уже испытал на себе железную хватку легионов, так частично и те, кто поначалу был рад прибытию войск Цезаря, — тайно встретились и разработали план восстания. Их мотивы не являлись ни националистическими, ни чисто альтруистическими, поскольку многие надеялись, что слава победителей римлян принесет им власть как над своим народом, так и над соседними племенами и, возможно, царский титул.

Человеком, который вскоре стал лидером восстания, был Верцингеториг из племени арвернов. Сначала ему пришлось добиться признания у своего собственного народа, когда сторонники провозгласили его царем. Тем не менее он скоро набрал армию не только из воинов своего племени, но и из большинства народов Западной и Центральной Галлии. По сравнению с обычными армиями, объединявшими различные племена, войско, которое создал Верцингеториг, было гораздо больше по размеру и значительно более организованным и дисциплинированным, хотя в отношении двух последних качеств оно уступало римской армии. В этот раз снабжению армии было уделено гораздо больше внимания, чем обычно, что дало Верцингеторигу возможность дольше оставаться на месте и не вступать в бой при неблагоприятных обстоятельствах в течение нескольких недель. В 52 г. до н. э. галлы были способны на гораздо более тонкую стратегию, чем ту, которую они применяли в первых столкновениях с Цезарем.^{211}

Первая вспышка восстания произошла в самом начале года в Кенабе (современный Орлеан) на земле карнутов, где два вождя и их сторонники убили всех римских торговцев, которых обнаружили в городе. В это время римская армия была рассредоточена на зимних квартирах по всей завоеванной территории, а сам Цезарь находился в Цизальпинской Галлии. Проводить зиму там вошло у него в привычку, при этом он выполнял свои судебные и административные обязанности наместника, а также следил за тем, что происходит в Риме.

Узнав о восстании, Цезарь поспешил в Трансальпийскую Галлию. Единственными войсками в его распоряжении являлись недавно набранные когорты и рекруты из местных поселенцев, а посылать гонцов к своим прежним войскам с призывом присоединиться к нему не хотелось из боязни, что восставшие могут напасть на легионы по отдельности. К тому же открытое отступление также можно было истолковать как признак страха и слабости, что угрожало побудить другие племена присоединиться к восставшим. Поэтому полководец сам решил направиться к легионам, но, прежде чем сделать этот шаг, надо было принять меры для защиты римской провинции.

Отдельные племена, находившиеся в союзе с Римом, уже подверглись нападению восставших, и это заставило их перейти на сторону Верцингеторига. Цезарь отправил часть своих войск на те земли, которым угрожало нападение восставших, и сосредоточил небольшую ударную группу возле перевалов Кевеннского хребта (современные Севенны), которые вели на территорию арвернов. Все еще стояла зима, и главный перевал считался непроходимым, но Цезарь повел своих солдат по нему, чтобы незамедлительно атаковать противника. Легионерам приходилось расчищать себе путь через сугробы глубиной шесть футов.

Неожиданность была полной, и римская армия два дня беспрепятственно занималась грабежом. Вспомогательная кавалерия была брошена вперед, чтобы посеять панику на как можно большей территории. Вскоре на Верцингеторига посыпались панические сообщения от своих земляков с просьбой о незамедлительной помощи. Он двинул свою главную армию туда, где происходили грабежи, но к этому времени Цезарь передал свое войско под командование Децима Брута, а сам уехал, объявив, что вернется через три дня и приведет с собой рекрутов.

Вместо этого он быстро направился к Вьенне, где его дожидался отряд кавалерии. В состав этого подразделения предположительно входило подразделение из 400 германцев, которым он раньше дал хороших коней и держал в своем непосредственном распоряжении. Даже не оставшись на ночь, Цезарь повел всадников через земли эдуев на территорию лингонов и присоединился к двум зимующим там легионам. Были отправлены гонцы ко всем остальным легионам с приказом всем собраться в одном месте, и прежде чем Верцингеториг узнал, что Цезаря уже нет с колонной, совершавшей набеги, в распоряжении римского полководца была целая армия.^{212}

Итак, римская полевая армия была в сборе, но весна еще не наступила, и у Цезаря не было достаточного запаса продовольствия, чтобы легионы могли долго действовать вместе. Когда Верцингеториг решил окружить Горгобину, главный город бойев, которым в 58 г. до н. э. было позволено поселиться на территории эдуев, Цезарь столкнулся с дилеммой. Запасов продовольствия не хватало для проведения долгой кампании, и он не мог надеяться раздобыть достаточное количество еды и фуража, но любая неудача в защите союзников была бы истолкована как слабость и побудила бы других перейти на сторону врага.

Мятежи обычно начинались с отдельных выступлений, так как многие потенциальные бунтари выжидали, чтобы определить, насколько велика вероятность успеха восстания. Поражения римлян, пусть и незначительные, ободряли колеблющихся, и даже бездействие обычно истолковывалось как признак слабости.

Прошлой зимой Цезарь с небольшим отрядом и при малом наличии продовольствия незамедлительно выступил против нервиев, чтобы помочь Квинту Цицерону. В 52 г. до н. э. наместник Галлии и Иллирии действовал с подобной же смелостью, решив, что лучше рискнуть и предпринять активные действия, чем бездействовать и выглядеть бессильным. Именно такой и была типичная реакция римлян на восстания. При первой же возможности у мятежников перехватывалась инициатива, а затем уже римляне старались удержать ее, бросая в атаку раз за разом любые доступные войска, а не ждать, пока противник соберет большую армию. Этот подход основывался на абсолютной уверенности римлян в неизбежности своей победы. Как правило, даже если их армия была плохо подготовлена, с малыми запасами продовольствия, одной подобной тактики хватало, чтобы внушить благоговейный страх и подавить восстание.^{213}

Цезарь приказал эдуям собрать и доставить ему как можно быстрее зерно. Затем, оставив два легиона охранять армейский обоз, незамедлительно двинулся на помощь бойям. Он усмирил все враждебно настроенные города, лежавшие у него на пути, и конфисковал там все продовольствие и вьючных животных, которых только удалось найти. Одним из этих городов был Кенаб, который был полностью разграблен и сожжен в наказание за убийство римских торговцев.

Наступление легионов убедило Верцингеторига прекратить блокаду Горгобины и двинуться навстречу римлянам. Цезарь только что принял капитуляцию Новиодуна, еще одного укрепленного города, когда появилась галльская армия, вдохнув в жителей новые силы и решимость сопротивляться. Сражение началось между кавалерийскими отрядами обеих армий и проходило с переменным успехом. Наконец Цезарь ввел в бой своих германских всадников, и этот свежий резерв в сочетании со значительным моральным преимуществом германцев, обратил неприятеля в бегство. Город снова сдался, и легионы поспешили напасть на Аварик, одно из самых процветающих и важных поселений битуригов. Цезарь был уверен, что взятия этого города после его первых успехов окажется вполне достаточным, чтобы убедить все племя капитулировать.^{214}

Верцингеториг решил, что на данный момент лучше избегать открытого столкновения с противником и вместо этого надо изматывать легионы, лишая их продовольствия. Он расположился лагерем примерно в 16 милях от Аварика и приказал своей кавалерии нападать на отряды римских фуражиров. Это превратилось в игру в кошки-мышки, поскольку римляне вели себя осторожнее и старались не пользоваться одним и тем же маршрутом больше одного раза, чтобы не угодить в засаду. Битуригов убедили увести или убить свой скот и уничтожить запасы продовольствия, чтобы все это не попало в руки римлян. Дошло даже до того, что они сожгли многие свои деревни и города. Цезарь слал к эдуям и бойям одно послание за другим, требуя доставить ему свежее зерно. Но бойи были малым племенем, припасов они привезли мало, и это продовольствие быстро израсходовали. Эдуи же имели запасы зерна, но их верность Риму уже была поколеблена, поэтому они прислали какие-то крохи.

Цезаря это не остановило, и он приступил к осаде Аварика, приказав построить огромный вал через долину между своим лагерем и городом на холме. Наконец после двадцати пяти дней тяжелого труда был сооружен вал высотой 80 и шириной 330 футов. Это еще раз продемонстрировало мастерство легионов в инженерном деле и их готовность заниматься длительной и нелегкой работой. Надо отметить, что все это происходило в холодную погоду, во время частых проливных дождей и при ограниченном рационе. Цезарь лично следил за ходом работ и разговаривал с солдатами из каждого легиона. Он говорил им, что прекратит осаду, если они сочтут нехватку продовольствия невыносимой. Гордость не позволила легионерам отступить, и они заверили командующего, что доведут начатое до конца.

Осада продолжалась, и галльская армия также начала испытывать нехватку продовольствия. Авторитет Верцингеторига в его армии вовсе не был абсолютным, и другие вожди убедили его подойти к городу и освободить его. Галлы попытались устроить засаду римским фуражирам, но она была обнаружена, и это навело Цезаря на мысль выступить с основной частью своего войска. Верцингеториг был готов вступить в бой, находясь на очень сильной позиции на вершине холма, но не собирался спускаться и биться на открытом месте. Легионеры рвались в бой и были уверены в своей способности разбить неприятеля при любых обстоятельствах. Однако Цезарь решил не атаковать и объявил своим солдатам, что он слишком высоко ценит их жизни и не желает одерживать победы, неся при этом тяжелые потери, если выиграть можно другим образом и с меньшими затратами. Верцингеторигу удалось ввести в Аварик 10 000 воинов для усиления его гарнизона, но больше он ничем не смог помочь городу.

Во время осады защитники действовали очень активно и устраивали вылазки для того, чтобы поджечь возводимые римлянами укрепления. Но осаждающие сумели довести их до нужных размеров и воздвигнуть башни, с которых солдаты могли обстреливать защитников Аварика, находившихся на городской стене. Тогда галлы для увеличения высоты своих стен добавили деревянные башенки, защищенные натянутыми шкурами. Многие местные жители работали в близлежащих железных рудниках и теперь применили свой опыт для рытья туннелей под валом. Когда подкоп был закончен, галлы заполнили шахту горючим материалом и попытались поджечь римские укрепления ночью. Во время этой попытки отряды защитников подбегали к укреплениям римлян и бросали в них факелы, в то время как другие запускали горящие метательные снаряды с городской стены.

Как всегда во время осады, два легиона находились в состоянии боевой готовности, и в этот раз они быстро отреагировали на действия обороны. Завязался упорный бой. Сам Цезарь обратил внимание на одного галльского воина, который стоял на стене возле одних из ворот и швырял большие куски жира и смолы. Этот человек был сражен «скорпионом», одной из разновидностей легких римских катапульт, которая выстреливала с большой точностью и с невероятной силой копьем с тяжелым наконечником. Но место этого человека тотчас занял другой, который также был быстро убит. Снова и снова воины поочередно выходили на эту опасную позицию и погибали. Только тогда, когда вылазки были наконец отбиты, а огонь погашен, галлы прекратили сражение.

Стало ясно, что обороняться бесполезно, а попытка воинов прорваться не удалась. На следующее утро во время сильного дождя, когда враг менее всего ожидал атаки, Цезарь приказал своим легионерам идти на штурм. Стены были быстро захвачены, но еще некоторое время отряды защитников, плотно построившись на узких улочках и рынке, пытались оказать сопротивление. Римляне не обратили на них внимания, сосредоточившись на захвате ключевых точек обороны, и галлы скоро поддались панике.

Город был отдан на разграбление, уставшие легионеры дали выход ярости, накопившейся за время долгой осады, нелегкого труда по возведению вала, а также решили отомстить за Кенаб. От рук впавших в неистовство легионеров погибли почти все: мужчины, женщины и дети. Армия осталась в городе на несколько дней, чтобы восстановить силы, и Цезарь к своему удовлетворению обнаружил там большие запасы зерна.

Уже почти наступила весна, и, безусловно, было не время приостанавливать наступательные операции, поэтому после краткого перерыва римский полководец повел основное войско из шести легионов против Герговии, города арвернов, и послал остальные четыре под командованием Лабиена против парисиев и сенонов на севере. В своих «Записках» автор редко приводит точную численность войск под своим командованием, но, вероятно, его легионы ветеранов были укомплектованы на 50–75 %, то есть в каждом было около 2500–4000 человек, хотя в недавно набранных легионах могло быть больше солдат.^{215}

Потеря Аварика, оборонять который Верцингеториг считал нецелесообразным, только усилила его влияние, и он смог убедить еще несколько племен вступить в союз восставших. В течение какого-то времени даже находившиеся на особом положении эдуи взбунтовались, но Цезарь быстро подавил их выступление. Главная армия галлов заняла позиции на горном хребте возле Герговии. Римский полководец лично отправился на рекогносцировку, и быстро установил, что прямая атака на город вряд ли окажется успешной. Ему также не хотелось начинать долгую осаду, пока не будут налажены поставки продовольствия. Поэтому он разбил лагерь и стал ждать.

В течение нескольких дней между кавалерией и легкой пехотой двух армий часто происходили стычки. Во время одной ночной вылазки Цезарь захватил холм неподалеку от города, застав врасплох небольшой вражеский отряд, и затем велел двум легионам укрепить эту позицию. Римские лагеря соединили друг с другом дорогой для обеспечения непрерывного сообщения. По обеим сторонам дороги выкопали рвы. На непродолжительное время Цезарь отлучился, чтобы урегулировать проблемы с эдуями, а вернувшись, решил предпринять атаку на оставшуюся незащищенной часть горного хребта, которая находилась в расположении армии галлов. Как обычно, он планировал операцию, основываясь на личных наблюдениях на местности и допросе пленных, которые сообщили ему что Верцингеториг перебросил часть воинов с одного участка на другой, который считал наиболее уязвимым.

Ночью римляне выслали кавалерийские патрули, приказав им рассредоточиться по всем направлениям и производить при этом как можно больше шума. На рассвете Цезарь отправил множество рабов и лагерной прислуги в шлемах и вооружении верхом на вьючных животных, прибегнув почти к такой же хитрости, какую применял Помпей. Им было велено образовать кольцо вокруг высокого участка, на котором находился неприятель. Цезарь надеялся, что издали их примут за настоящую кавалерию. Один легион, стараясь привлечь к себе внимание, отправился в том же направлении, но, очутившись в мертвом пространстве, спрятался в лесу. Уловка удалась, и основные силы галльской армии были переброшены, чтобы противостоять мнимой угрозе, оставив основной лагерь почти пустым.

Утром небольшие отряды легионеров начали выходить друг за другом из своего главного лагеря, направляясь в другой, поменьше. И так длилось до тех пор, пока все ядро армии не оказалось там. Затем Цезарь повел их в атаку, каждый легион двигался по разным тропинкам, ведущим к хребту. 10 000 бойцов вспомогательной пехоты из числа вновь ставших верными эдуев шли в наступление другим путем. Атака завершилась быстро и успешно, и римляне вторглись в три лагеря галлов, расположенных на хребте, почти не встретив сопротивления. В одном из них царя нитиобригов Тевтомата едва не захватили в плен — его разбудили как раз вовремя, чтобы он успел полуодетым ускакать на раненом коне.

Нападение прошло очень удачно. Далее Цезарь сообщает нам, что он приказал протрубить сигнал к возвращению. Его любимый X легион, с которым он был, тут же остановился, но сигнал не был слышен на всех участках хребта. Автор «Записок» утверждает, что настоятельно приказал легатам и трибунам строго контролировать действия солдат и не позволять им слишком увлекаться атакой. Однако, несмотря на все усилия, офицеры не смогли сдержать ликующих легионеров, которые двинулись дальше по склону, чтобы напасть на саму Герговию. Поначалу казалось, что импульсивная и плохо организованная атака принесет успех исключительно благодаря напору римских солдат, так как среди малочисленных защитников города распространилась паника:

Однако галлы быстро восстановили силы, и множество воинов двинулось навстречу захватчикам, выстроившись тесными группами за стеной. Женщины перестали просить пощады и принялись ободрять мужчин. К тому же лишь немногим римлянам удалось ворваться в город, они были утомлены и неорганизованны. Долгое время ярость легионеров не позволяла им остановиться, но они сражались в очень невыгодных условиях и понесли серьезные потери. Появление эдуйских вспомогательных войск на фланге атакующих посеяло среди них панику, так как их по ошибке приняли за врагов, несмотря на то что правое плечо у каждого из них было обнажено, чтобы римляне признали в них союзников.

Фабий и Петроний были двумя из сорока шести центурионов, погибших во время этого сражения. Солдат было убито менее 700. Цезарь в «Записках» критикует своих солдат и офицеров только за то, что они были слишком самоуверенными и жаждали заслужить его похвалу. Дав при этом описание примеров героизма и самопожертвования нескольких человек, автор попытался скрыть масштаб поражения. Во время боя Цезарь вызвал две когорты XIII легиона, оставленные для охраны меньшего лагеря, на помощь X легиону. Таким образом, он пытался прикрыть бегство своих солдат. На следующий день Цезарь построил армию и подверг ее суровой критике за непослушание, но никаких взысканий не последовало. Затем римский командующий вывел солдат из лагерей и построил в боевом порядке на очень сильной позиции. Верцингеториг, что неудивительно, не стал нападать при таких неблагоприятных обстоятельствах, и римский командующий смог уверить своих легионеров в том, что, несмотря на недавнюю неудачу, галлы по-прежнему их боятся. Потом он отвел войска, решив, что бессмысленно оставаться рядом с Герговией, тем более что снова возникли проблемы с эдуями, часть которых перебила римский гарнизон в Новиодуне. Город затем подожгли, а большое количество зерна, которое там находилось, сгорело или было расхищено.

После этого успеха восставшие послали множество маленьких отрядов кавалерии для нападения на линии снабжения римлян из Трансальпийской Галлии. Цезарь потерял инициативу в Герговии, и этой неудачи оказалось достаточно, чтобы другие племена тут же присоединились к мятежникам. Но теперь Цезарь предпринял контрнаступление в ином направлении, поспешив к римской провинции форсированным маршем. Его армия перешла вброд вздувшиеся воды реки Лигер (Луара). Во время перехода кавалерия образовала нечто вроде живой преграды, чтобы пехотинцам, поднявшим оружие над головой, было легче идти через воду, доходившую им до груди. Подобным же образом Помпей когда-то переходил через Кир.

Дальше на севере Лабиен, успешно проведя кампанию против парисиев и сенонов, посчитал, что лучше снова присоединиться к Цезарю и действовать против неприятеля сообща. Цезарь полностью одобрил это решение, в «Записках» подробно рассказано, как мастерски легат ввел в заблуждение галльских вождей относительно своих намерений и смог беспрепятственно пересечь реку, а затем уничтожить вражескую армию. Когда начался бой, Лабиен ободрил своих солдат, попросив их представить, что на поле присутствует сам Цезарь и наблюдает за их поведением. Однако каким бы одаренным ни был любой легат, «Записки» ясно дают понять, что подлинным героем всегда был их автор.^{218}

Непродолжительное время обе стороны были заняты перегруппировкой сил. Верцингеториг смог увеличить число воинов в своей главной армии и уговорил других вождей нападать на римлян повсюду. К Цезарю присоединился Лабиен, к тому же удалось собрать еще рекрутов в провинциях и нанять германских всадников и легких пехотинцев с противоположного берега Рейна. Римский полководец заменил маленьких пони германцев на более дорогих и рослых скакунов, большинство коней отдали германцам его офицеры. Затем он двинулся против секванов и лингонов в Восточной Галлии.

Верцингеториг собрал большой отряд кавалерии, чтобы напасть на римскую армию во время марша, и его воины торжественно поклялись не покидать поля боя, пока каждый не проедет два раза через вражескую колонну. Вождь галлов разделил своих всадников на три отряда, и они напали одновременно на фланги и головную часть колонны. В качестве контрмеры Цезарь также разделил свою вспомогательную кавалерию на три отряда и послал каждый из них против трех соединений противника. Всякий раз, когда казалось, что галльским всадникам удалось добиться преимущества, когорты легионеров — согласно приказу — приходили на помощь своим кавалеристам. Это помогло стабилизировать бой, поскольку создавало надежное прикрытие, за которым вспомогательная кавалерия могла собраться и перестроиться, а затем снова вступить в сражение, но при этом движение армии замедлялось.

Наконец германская кавалерия, столкнувшись с врагом, атаковавшим правый фланг римской колонны, пробилась на вершину холма и, наступая вниз по склону, обратила противника в бегство. Это поражение вызвало отступление остальных галльских всадников. Верцингеториг был обескуражен этим поражением кавалерии, так как считал ее самым сильным звеном своей армии. После этой неудачи он отступил к городу Алезия. Цезарь устремился следом с основными силами, оставив вещевой обоз под защитой двух легионов на одном из холмов. Вплоть до захода солнца римляне нападали на арьергард галлов и наносили им тяжелые потери. На следующее утро все римские силы двинулись к Алезии, где обнаружили, что армия галлов расположилась лагерем на возвышенности возле города.^{219}

На этот раз, поскольку все войска оказались сосредоточены в одном месте, и у римлян имелось достаточно продовольствия, Цезарь, не колеблясь, приступил к блокаде города и лагеря Верцингеторига. Пока его легионеры строили линию укреплений длиной приблизительно в 11 миль, включающую в себя двадцать три форта, соединенных рвом и валом, кавалерия прикрывала солдат и принимала участие в стычках с галльскими всадниками. Прежде чем возведение укреплений завершилось, Верцингеториг приказал своей кавалерии вырваться из окружения, чтобы каждый отряд вернулся на свои родные земли передал приказ набирать войска для большой армии, которая должна вернуться и уничтожить врага.

Цезарь утверждает, что около 80 000 галлов остались возле города и что они имели запас продовольствия, по меньшей мере, на тридцать дней. Однако маловероятно, что армия галлов была настолько большой, особенно если учесть, что ее смогли блокировать около 40 000 римлян. Цезарь опять же не называет численности своего войска, и размер каждого легиона в 52 г. до н. э., так же как и количество вспомогательных войск, точно не известны.

Римский командующий узнал о бегстве неприятельской кавалерии и намерении Верцингеторига защищать город. Легионам было велено усилить римские укрепления, которые поначалу состояли лишь изо рва и стены не более шести футов высотой. Теперь вражескую позицию окружал ров с крутыми склонами 20 футов шириной. Галлам было бы трудно перебраться через него, а легионеры могли быстро прибыть к месту нападения. Главная стена из земли и древесины находилась на расстояний 400 шагов от рва, и ее защищали еще два рва, каждый шириной 15 футов. Средний ров по возможности заполнили водой. Сама стена была 12 футов высотой, на ее верхней части были бруствер и дорожка, а через каждые 80 футов установили башенки.

Перед стеной плотными рядами были поставлены заостренные колья, а перед ними находились ряды меньших по размеру кольев, спрятанных в круглых ямах, — ловушки, которые солдаты прозвали «лилиями» из-за их сходства по форме с цветком. Еще дальше впереди имелись ряды острых копий с острыми железными наконечниками, спрятанных так, чтобы острия лишь слегка выступали над землей. Подобные препятствия в некоторых случаях ранили или даже убивали врагов, которые передвигались очень быстро и беспечно, но их основное предназначение заключалось в другом. Двигаясь медленно и с осторожностью, атакующие, вероятно, могли бы пройти сквозь эти ловушки без особых травм, но это неизбежно лишило бы любую массированную атаку скорости.^{220}

Строительство укреплений возле Алезии представляло собой грандиозную задачу. И она усложнилась вдвойне, когда Цезарь приказал построить почти идентичную линию циркумвалации (т. е. насыпи с укреплениями, обращенными наружу). Она была нужна для того, чтобы помешать любой пришедшей на помощь осажденным армии напасть на линии контрвалации (т. е. насыпи с укреплениями, обращенными внутрь). Археологические раскопки, начатые в большом масштабе под покровительством Наполеона III и продолженные впоследствии более современными экспедициями, в значительной степени подтвердили точность описания Цезаря. Как только укрепления были готовы, армия Цезаря, обеспечившая себя продовольствием и фуражом на месяц, была защищена от нападения с любой стороны.

Хотя Верцингеториг устраивал атаки, пытаясь мешать работам, он не смог воспрепятствовать ее завершению. А тем временем племена собирали огромное войско. Цезарь сообщает, что всего собралось 8000 кавалеристов и 250 000 пехотинцев. Однако нам следует относиться к этим цифрам со значительным скептицизмом, поэтому можно только сказать, что у неприятеля было существенное численное превосходство. Такое войско набиралось медленно, и ему требовалось значительное время, чтобы запастись продовольствием и снаряжением. По мере того как осада продолжалась, все население Алезии, не способное держать оружие в руках, — женщины, дети и старики — было изгнано из города, чтобы сохранить быстро тающие запасы пищи.

Цезарь не пожелал пропустить беженцев, и этим несчастным пришлось умирать с голоду на ничейной земле между соперничающими армиями. Что было причиной подобной жестокости — боязнь, что в суматохе неприятель может предпринять атаку, или желание деморализовать галлов ужасным зрелищем, Цезарь не уточняет.^{221}

Вскоре на помощь осажденным прибыла огромная армия и расположилась лагерем на возвышенности на расстоянии мили от римлян. На следующий день она выстроилась на равнине, и осажденные могли разглядеть ее совершенно отчетливо. Кавалерия растянулась примерно на три мили, а пехота расположилась позади нее. Верцингеториг вывел своих бойцов из лагеря и города, и они начали забрасывать участки широкого рва в четырехстах шагах от римских рядов. Цезарь разделил свои войска, чтобы противостоять атаке на обоих направлениях, а затем послал кавалерию вступить в бой с галльскими всадниками.

Однако среди галльской кавалерии были рассредоточены незамеченные поначалу небольшие группы лучников и метателей дротиков. Их неожиданные залпы нанесли потери вспомогательным римских войскам. Когда часть римских всадников была оттеснена, освободительная армия и осаждаемые воины испустили ликующий крик. Во время боев между кавалерийскими отрядами всадники часто отступали, а затем снова быстро собирались и устремлялись вперед, и это столкновение не стало исключением. Оно продолжалось спорадически большую часть дня. Германские кавалеристы Цезаря снова доказали свое превосходство над галльскими всадниками и, предприняв завершающую атаку, обратили врага в бегство. Легкая пехота галлов, оставшаяся без кавалерии, почти вся погибла.^{222}

На следующий день сражения не было, так как галлы готовили лестницы, чтобы взбираться на стены, и фашины, чтобы забрасывать рвы. Главная атака была предпринята в полночь, и ее начала пришедшая на помощь галльская армия. Шум боя возвестил о ее подходе Верцингеторигу. Он немедленно приказал протрубить сигнал к бою. Галлы потоком хлынули в атаку, лавируя между препятствиями и заполняя рвы фашинами, а пращники, лучники и метатели дротиков начали обстреливать укрепления римлян, чтобы отогнать легионеров. Римляне ответили залпом дротиков и камней, которые собрали заранее и держали наготове, и огнем из своих «скорпионов» с башен. Сражение было ожесточенным и беспорядочным, ибо действовать в темноте было затруднительно, но два легата Цезаря — одним из которых был Марк Антоний — отвели войска от фортов, которым непосредственно ничто не угрожало, чтобы помочь легионерам на тех участках, где натиск был особенно силен. Обе галльские атаки были в конечном счете отбиты.

На следующее утро пришедшая на помощь армия сосредоточила основные усилия на штурме наиболее уязвимого участка римлян, на форте, расположенном на пологом северном холме. Форт охраняли два легиона, но сама позиция давала мало преимуществ защитникам. Отборный отряд галлов — как пишет Цезарь, численностью 60 000 — двинулся перед рассветом и спрятался за холмом на позиции, заранее намеченной разведчиками. Отсюда было удобно начать атаку на этот форт. Она началась в полдень, в то время как отряды воинов предприняли ложные атаки на другие укрепления римлян. Верцингеториг не имел возможности связаться с пришедшими ему на помощь войсками и приказал своим солдатам выступать, увидев, как галльская армия идет в атаку.

Цезарь направился к месту, с которого имелся хороший обзор, — укрепления повторяли холмистый рельеф местности — и принялся руководить ходом боя. Всякий раз, когда он видел, что какой-либо участок подвергается сильному давлению, он направлял туда резервы. Самая большая опасность угрожала форту на холме, и так как галлам удалось закидать защитные рвы фашинами и даже миновать значительную часть кольев и ям, прорыв казался неминуемым. На этот раз полководец послал Лабиена во главе шести когорт на помощь двум легионам, оборонявшим форт. Этому доверенному легату была предоставлена большая свобода действий. Цезарь позволил ему командовать по своему усмотрению и даже отступить, если легат сочтет, что позицию не удержать. Сам полководец также двинулся вдоль укреплений, подбадривая легионеров, отбивавших натиск врага.

Солдатам Верцингеторига, осознающим отчаянную необходимость связаться с пришедшими им на помощь войсками, удалось оттеснить большинство защитников на одном из участков стены шквалом метательных снарядов. Галлы наступали, и некоторые уже начали инструментами разрушать земляную стену. Цезарь приказал Дециму Бруту с несколькими когортами отогнать их назад. Вскоре еще одному легату, Гаю Фабию, выделили резервы и велели усилить этот участок. Наконец Цезарь сам стал во главе когорт, часть которых он взял с форта, не испытывавшего сильного давления. Он приказал части кавалерии покинуть выехать через ворота укреплений вдали от сражения, объехать внешние укрепления по широкой дуге и скакать к лагерю на холме, чтобы ударить штурмующим в тыл.

Сам Цезарь повел остальных солдат на помощь осажденному форту. Лабиен, которого сумели оттеснить от стены форта, организовал прочный боевой фронт внутри из своих собственных солдат и всех, кого удалось собрать. Битва подошла к решающему моменту. Предоставим слово самому Цезарю:

На следующий день стало ясно, что римляне добились окончательной победы, когда в лагерь Цезаря явились послы галлов и приняли его требование о сдаче без всяких условий. Цезарь сидел на своем месте перед валом, куда каждый из вождей приходил к нему, чтобы сдаться. Как пишет Плутарх, Верцингеториг, облаченный в свои прекрасные доспехи, приехал на своем лучшем боевом коне. Проведя своего скакуна перед возвышением, на котором расположился Цезарь, вождь галлов спешился, сложил оружие и сел на траву, ожидая, когда его уведут.

Число пленных было огромным — каждый солдат в римской армии получил пленника, чтобы продать его как раба. Это существенно увеличило и без того большое количество пленных, захваченных легионерами Цезаря во время предыдущих кампаний. Плиний считал, что более миллиона людей было продано в рабство в результате завоеваний в Галлии и еще столько же убито. Цезарь отправился в свою провинцию, обремененный долгами, но прибыль от его кампаний не только позволила ему рассчитаться с кредиторами, но и сделаться одним из самых состоятельных людей в республике. Сенат назначил двадцать дней молебствий в честь победы над Верцингеторигом.^{224}

Однако операции в Галлии еще не были полностью окончены. В 51 г. до н. э. произошло еще одно восстание. Оно было куда меньших масштабов, и Цезарь отреагировал на него в своей обычной манере, незамедлительно послав туда войска для подавления всех очагов сопротивления. Город Укселлодун был взят после осады, и воинам, которые его защищали, отрубили кисти рук, как постоянное и жуткое напоминание о том, что может произойти с глупцами, которые осмелятся противостоять Риму.

Не в первый раз Цезарь налагал такое жестокое наказание — он как-то приказал казнить весь правящий совет племени. Для римских военачальников подобные действия считались обычными. Как и многие другие полководцы, Цезарь бывал и великодушен, когда это могло принести ему практическую выгоду. После восстания 52 г. до н. э. с арвернами и эдуями обращались снисходительно, их пленных воинов освободили, а не продали в рабство. Такое отношение к ним Цезаря во многом способствовало возобновлению дружелюбных отношений этих племен к Риму. А вот для Верцингеторига, как и для Югурты и многих других лидеров, которые противились Риму, снисхождения не было. Его держали в плену до тех пор, пока Цезарь не отпраздновал свой триумф. После того как триумфальная процессия Цезаря прошла по Риму, Верцингеторига задушили.