Таисия
Взрывается во мне изнутри. Орошает тугие стеночки семенем, точно из брандспойта. Его мышцы сжимаются, сокращаются от пережитого мощного оргазма. Конечно, ему в кайф… А меня он затрахал так сильно, что я пошевелиться даже не могу.
Касается лбом в испарине моего лба. Тяжело дышит. Приходит в себя. Член, все еще полутвёрдый, даже после получасового забега, все еще во мне.
Только бы не второй раунд… второго мои нежные израненные стеночки не выдержат больше…
Наконец, поднимается. Снимает себя с меня. Из меня вытекает его семя, окрашенное розовой девственной кровью.
Мне стыдно. Пытаюсь сомкнуть раскиданные в разные стороны ноги. Пытаюсь свести их вместе, но тяжело.
Плюсом к тому же меня начинает дико колотить.
Давид, отвернувшись медленно курит, надев на себя джинсы.
Я же пытаюсь нащупать хоть что-нибудь, чтобы прикрыться и хоть немного согреться. Слезы тоже рекой текут из глаз. Мне страшно и обидно за все, что сейчас произошло. Это должно было случиться с Ванессой! Не со мной! Права была моя дорогая тетя. Нужно было сидеть в своем Мухосранске, а не по столицам кататься. Докаталась, называется.
Давид оборачивается на меня. Смотрит на то, как меня колотит.
Затем мощно изгибается, подхватывает рубашку с полу. Бросает ею в меня.
– Демида тоже колотило. Когда теряешь много крови – тело теряет тепло.
Не слушаю его. Кутаюсь в его рубашку точно в пуховик. Уже легче. Я уже хотя бы не так нага и беззащитна перед ним.
Давид проходит мимо меня.
– Хряк! – орёт в раскрывшуюся дверь.
Сквозь дверь слышны звуки музыки и разухабистый свист. Наверно мы сейчас в каком-то помещении ночного клуба, или в подвале, или на втором его этаже.
– Ну что, Дава, можно теперь нам мясца свежего натянуть? – ухмыляясь в комнату заходит лысый верзила.
Голодный взгляд в мою сторону. Неужели Дава теперь бросит меня на растерзание к этим ублюдкам? Но я и так вся растерзана… Моей дырочке передышка нужна, а не дюжина крепких членов в нее!
Неужели Хряк не видит в каком я состоянии? Неужели ему приятно трахать кровоточащий кусок мяса? Наверно, да. Для них я и есть кусок мяса, ничего более.
– Возвращайте девку Бондарю. – рычит Дава.
– Дава… – осторожно начинает Хряк. – Пацаны ждут.
– Выберите телку из клуба и выебите ее хорошенько! – пылит Давид. – А с Бондарьской дочки хватит!
Хряк делает шаг в мою сторону, грубо хватает за шею, дергая на себя. Ставит на ноги, а они дрожат, разъезжаются и почти не стоят. Я слабая. Мне так холодно. Мое сознание уже почти спутано и уплывает за горизонт из этой прокуренной комнаты, где судьбу решают два моих мучителя.
– Отвезите ее откуда привезли! – Давид почти не смотрит на меня. – Верните Бондарю! С нее хватит!
– Дава, ты уверен, что минет и один трах – это реально кровная месть? – усмехается Хряк, продолжая сдавливать мое горло.
– Для начала пойдет! – рычит.
– Нет! – Хряк грубо перехватывает меня, выуживая что-то из кармана.
Шарк! – воздух разрезает нечто острое. А затем, это острое впивается мне в шею.
– Хряк!!! – огромные влажные глаза Давы расширяются на половину его лица, – Ты охуел что ли?!
Мне не больно. Я не понимаю, что произошло. Что-то щекочет по горлу, будто Хряк плеснул мне на грудь нечто теплое и липкое.
– Ты че, блядь наделал, недоносок?!
Я скашиваю глаза вниз. Кровь. Много крови. И она бежит и бежит, заливая рубашку Давида, в которую я сейчас кутаюсь.
Откуда эта кровь? – только успеваю подумать я.
– Хряк, сука, быстро скорую вызывай!!! – рычит Дава, подхватывая меня на руки. – Еб твою мать!!! – шарит у меня где-то ниже подбородка. – Вот, вот так, девочка, я зажал, я держу.
Он кажется мне таким забавным… вообще все происходящее становится очень даже забавным. Я пытаюсь улыбнуться. Вокруг меня суетится много народу, а Дава сверху, удерживает порез. Такой милый, испуганный… невероятно красивый! Я уже ничего не соображаю. А Дава хлопает меня по щекам:
– Не уплывай, девочка, держись!!! Не засыпай, главное!
– Мы что на море? – слабо улыбаюсь я.
– Молчи! Заткнись и молчи! – орет на меня. – У тебя эйфория от потери крови началась!
– Вон, врачи, Дава, отпусти ее! – это последнее, что я слышу, прежде чем образ бандита растворяется передо мной окончательно.