Это разрушает чары. Он приподнимается на руках, оказываясь надо мной, но не касаясь, за исключением того места, где я все еще обхватываю его бедра ногами.

— Возвращайся в постель, Роуз, прежде чем я сделаю что-то, о чем мы оба пожалеем.

11

КАЙ


Каждый новый взгляд на Роуз, каждое новое прикосновение к ее коже, каждое вкушение ― еще один камешек в пруду, медленно отягощающем меня. Мне нужно прекратить это, прежде чем станет слишком поздно и я разрушу нас обоих. Роуз все еще спит, когда я тихо прохожу мимо ее закрытой двери и иду в тренажерный зал.

Я с головой погружаюсь в тренировку, как я обычно делаю, когда испытываю стресс, но в этот раз ничего не получается. Я разворачиваю вишневую Тутси Поп, надеваю наушники и сосредотачиваюсь на жжении в мышцах.

Прошло три дня с моего последнего прикосновения к ней. Надо отдать ей должное, Роуз воспринимает это лучше, чем в прошлый раз, и я не давлю на нее, как обычно. Черт, она наверняка радуется перерыву.

Сделав столько отжиманий, что у меня отказывают руки, и я падаю животом на мат, я расслабляюсь, позволяя себе провалиться в резину и привести дыхание в норму. Я закрываю глаза, и тут же на меня обрушивается ее запах. Так сильно, что мне нужно открыть их вновь и поднять взгляд, чтобы убедиться, что она не стоит в дверном проеме.

Конечно, нет. Она никогда не ищет меня первой. Ну, может, если бы она хотела накричать на меня.

Перевернувшись, я провожу руками по поверхности своей эрекции. Роуз оставалась в том же состоянии с тех пор, как я проснулся и проигнорировал ее. Я не могу переступить эту черту с ней, потому что назад дороги не будет. Ни для одного из нас.

Я медленно провожу рукой по своей длине, все еще надежно скрытой в шортах. Если бы она не была столь сломлена, если бы Роуз не прошла через столь многое, я мог бы предложить ей соглашение. Обоюдное удовольствие для друзей.

В моей голове это звучит здорово, но в реальности я знаю, что если прикоснусь к ней, то уже никогда не смогу остановиться. Особенно когда я чувствую, как ее маленькое крепкое тело обхватывает меня. Как Роуз произносит мое имя, когда кончает. Я представлял себе это больше раз, чем хотел бы признать, за последние пару дней.

Как мне выкинуть ее из головы, когда она словно поселилась там? Ее запах, тихая походка ― все это. Это абсолютно нелепо, учитывая, как мало мы знаем друг о друге. И что Адриан и Валентина оторвут мне голову, если я обижу Роуз.

Я принимаю сидячее положение, оставляя в покое ноющий член, чтобы вновь перекатиться на живот и начать отжиматься. Я успеваю сделать лишь несколько отжиманий, прежде чем мои мышцы полностью отказывают. Я стираю пот со лба и тяжело поднимаюсь на ноги, бедра все еще ревут из-за вчерашней тренировки.

В тот момент, когда Роуз проходит мимо двери, я чувствую ее ― запах чистых простыней и нагретой солнцем лаванды. Я вытаскиваю наушники и прислушиваюсь к тому, как она делает себе миску хлопьев.

Остается всего несколько дней до встречи с помощником, чтобы пополнить запасы. По крайней мере, по части скоропортящихся продуктов.

Я пытаюсь представить Роуз на кухне, но затем решаю выйти и просто посмотреть, что она делает. Мы в той или иной мере избегали друг друга с момента нашего прибытия. Она не виновата в том, что я хочу нагнуть ее над стойкой и заставить прокричать мое имя.

Она сидит на той самой стойке, о которой я фантазировал, болтая ногами, но не позволяя им удариться о нижние шкафы. Я улыбаюсь и окидываю взглядом длинную линию ее голых ног.

— Веселишься?

Роуз подпрыгивает и проливает молоко для хлопьев себе на руку.

— Какого черта? Не подкрадывайся ко мне так.

Я кладу наушники в карман и опираюсь на холодильник.

— Я стоял здесь пять минут. Тебе следует быть более внимательной.

Нахмурившись, Роуз вытирает полотенцем руку и возвращается на свое место на стойке.

— Прошу прощения, но я пытаюсь наслаждаться завтраком.

Я позволяю своему взгляду задержаться на ее лодыжках, на краях ее голых бедер в пижамных шортах, на выпуклости ее грудей без лифчика.

— Не дай мне остановить тебя.

На этот раз взгляд Роуз не такой свирепый, и я замечаю в ее глазах намек на страх.

Это мой сигнал вернуться к тренировкам. Я уже собираюсь вставить наушники в уши, когда кто-то стучит в тяжелую деревянную входную дверь домика.

Я смотрю на застывшую с широко распахнутыми глазами Роуз.

— Кто это?

— Откуда мне, черт побери, знать? Я не вижу никого сквозь чертову дверь. — Этим я заслуживаю взгляд с ее стороны, который тут же возвращаю.

Стук раздается вновь, и я тянусь к верху холодильника и нащупываю кобуру, которую я там спрятал в наш первый день в домике.

— Что это? — шепчет Роуз.

Я достаю 9-мм пистолет и держу его направленным в пол.

— А на что это похоже?

Она спрыгивает со стойки и подходит ко мне у входа в кухню.

— А мне можно пистолет?

Я пригвождаю Роуз еще одним взглядом.

— Что? Нет, конечно, нет. Оберегать тебя ― это моя работа.

Она ставит миску с хлопьями на стойку и скрещивает руки под грудью.

— Что если я сама хочу позаботиться о себе? Что если в тебя выстрелят и убьют, и тогда я останусь одна против вооруженного нападающего?

Я подталкиваю ее бедром в кухню.

— Подожди здесь. К тому же, я заметил, как ты веришь в мои способности. Я припомню это позже.

Ее вздох касается моего уха, и я вздыхаю, потому что Роуз ни черта не намерена меня слушать.

— Что это должно значить? Позже?

Стук звучит вновь, на этот раз более настойчиво. Я крадусь к двери, держа в поле зрения и ее, и Роуз.

— Позже, — шепчу я. — Значит, когда я доберусь до твоей задницы и отшлепаю тебя за этот рот.

Роуз сжимает губы, застывая. Наконец я заставил ее заткнуться.

Я проверяю замок на двери, задвигаю засов, а затем открываю дверь одной рукой, держа оружие наготове другой.

С другой стороны по колено в снегу стоит человек, которого я не ожидал увидеть в ближайшее время.

— Селена?

Моя младшая сестра, Селена, поднимает одну идеально подстриженную бровь при виде меня.

— Ты собираешься впустить меня? Я тут сиськи отморожу!

Я по привычке начинаю открывать дверь, но затем останавливаюсь, прежде чем успеваю показать Роуз.

— Чего ты хочешь?

Она взмахом руки указывает на дом.

— Зайти в дом, пока я не отморожу себе соски, как тебе такое?

Я хмурюсь.

— Так женственно и утонченно.

Она закатывает глаза от этих слов.

— Ну, старший брат, я приехала сюда, чтобы увидеться с тобой, поэтому впусти меня, блядь.

Роуз сжимает мой бицепс за дверью и смотрит в пустоту, прислушиваясь. Я рискую взглянуть в ее сторону, и она одними губами говорит:

— Твоя сестра?

Вздохнув еще раз, я стараюсь держаться так, чтобы она не смогла обогнуть раму и пригласить грозу моей семьи войти внутрь.

— Ты должна уехать, Селена. Это место должно быть убежищем. Никто не должен знать, где оно.

Она усмехается.

— Сложновато, когда я являюсь брокером по сделке от твоего имени. Или ты забыл, что ты мне должен?

Если честно, я забыл, что именно она купила домик, но я не думал, что она когда-нибудь здесь появится. Я годами не виделся с Селеной с тех пор, как она возглавила совет в Чикаго. Это позволило моим родителям отправиться на пенсию на тропический остров, а мне и моей второй сестре, Джулии, спрятаться в тени, пока Селена заняла центральную роль.

Мы нисколько не возражали. Мы оба были созданы для жизни в тени.

— Что ты здесь на самом деле делаешь, Селена? — Мое терпение иссякает, поэтому спросить ее напрямую ― единственный способ получить от нее прямой ответ сейчас. При каждом разговоре с ней все крутится вокруг «политический климат ― то, лучшее для наших людей ― сё». — Разве тебе не нужно устраивать переворот или что-то вроде того?

Она дрожит, обхватывая себя руками, плотнее укутываясь в тяжелую серую шубу.

— Если ты не дашь мне войти, я тебя заставлю.

Я не успеваю задуматься над ее словами, как моя сестра протискивается мимо меня в гостиную домика. Я поворачиваюсь, и она смотрит на сжатый в моей руке пистолет.

— Серьезно? Ты собираешься выстрелить в меня, Кай? — Она нагибает голову и изучающе смотрит на оружие. — Девятимиллиметровым? Я заслуживаю по меньшей мере сорока пятимиллиметровый за то, что простояла в чертовом снегу гребаных десять минут.

Ее взгляд смещается к Роуз, которая отчасти скрывается за мной, а отчасти выглядывает из-за моих рук.

— И кто же ты у нас?

Я не отвечаю, и когда Роуз открывает рот, я встаю между женщинами.

— Ты должна уйти. Ты знаешь, что тебе не следует быть здесь.

Селена распахивает шубу, садится, опираясь спиной о диван и закидывая одну ногу на другую. По крайней мере, она надела сапоги, даже если они стоят тысячи долларов и от кутюр.

— Я не уйду, пока мы не наговоримся и не сможем наверстать упущенное.

Я сначала смотрю, потом качаю головой.

— У меня все восхитительно. Все потрясающе. Теперь тебе пора уходить.

— Так не пойдет, Кай, и ты это знаешь. — Она подается вперед и встряхивает шубу, затем встает и обходит диван, чтобы взглянуть на Роуз. — Ты похитил эту милую маленькую штучку?

Роуз застывает и не сводит глаз с моей сестры. Может, она более разумна, чем я считаю.

Селена протягивает руку, которую Роуз с неохотой пожимает.

— Я ― Селена Аквила, сестра Кая.

— Младшая сестра, — поправляю я.

Она закатывает глаза, по-прежнему глядя на Роуз.

— Ну, если судить по уровню зрелости, то старше я.

Роуз смотрит на нас, пока мы грыземся.

Я хватаю ее шубу и пихаю ее ей.

— Пора уходить.

Когда Селена не идет к двери, я подхожу к ней и выбрасываю шубу в идущий снег.

— Как насчет этого? Нужно спасти ее, уверен, ее нельзя мочить. Особенно учитывая эту метель.

Селена скрещивает руки, пока мне не приходится вновь закрыть дверь, чтобы оградить Роуз от дрожи в пижаме рядом со мной.

— Я уже сказала, что пока не собираюсь уходить. Нам нужно наговориться и наверстать упущенное.

Я кладу пистолет на камин и пересекаю комнату, чтобы посмотреть ей в лицо. Господи, мама убьет меня, если я выстрелю в свою сестру, даже если она того заслуживает.

— Почему ты здесь? Чего ты на самом деле хочешь?

Она с минуту изучает меня, а потом Роуз в пижаме.

— Я не услышала ее имя.

— Потому что она тебе его не назвала. Отвечай на мои вопросы.

Роуз изгибает уголки губ в небольшой улыбке. Этого достаточно, чтобы я выстрелил в нее взглядом.

— Не улыбайся. Это несмешно. За ней может быть хвост. Черт, ей могли заплатить за твое убийство, и я ни черта не смогу с этим сделать.

Ее улыбка становится шире, я раздражаюсь и подхожу к камину, чтобы убраться прочь от обеих.

Селена присоединяется ко мне секундой позже, мягкий аромат жимолости ее парфюма почти вызывает тошноту. Запах неплох, но слишком сильный. Теперь все парфюмы кажутся мне такими. Чересчур резкими и испепеляющими мой нос.

— Я действительно приехала проведать тебя, Кай. Давай немного поболтаем, а потом я избавлю тебя от своего присутствия.

Она перекидывает свои длинные каштановые локоны через одно плечо и одаривает меня своей улыбкой бизнесвумен.

— Нет, сначала назови мне одну причину, по которой ты здесь.

Ее улыбка не сходит с лица.

— Я приехала уговорить тебя сдаться совету.

12

РОУЗ


Не уверена почему, но я не могу представить Кая с сестрой. Не то чтобы они не были похожи друг на друга, у них похожие позы, та же самая уверенность, говорящая: «мне по хрен, что ты обо мне думаешь».

Наблюдать за ними это словно смотреть самый сексуальный матч по пинг-понгу в мире. Они оба ослепительны, и от них трудно отвести взгляд.

Селена возвращается на диван, устраиваясь поудобнее среди подушек. Ведет себя так, будто не она только что сбросила бомбу посреди нашей гостиной.

— Что скажешь, старший брат, хочешь облегчить мне жизнь?

Он слегка усмехается, и я узнаю в его ухмылке ловушку.

— И зачем мне это делать? Я не в твоей юрисдикции. Ты не имеешь права решать, что мне делать.

Селена подается вперед и одаривает брата взглядом.

— Эта чертова председательница из твоего города не оставляет меня в покое. Она звонит мне почти каждый день и спрашивает, не задержали ли тебя уже.

Я переключаю свое внимание на Кая и замечаю, как он становится наглым и надменным.

— Ну, что я могу сказать? Я незабываем. Она отведала меня один раз и захотела еще.

Я не могу точно сказать, но что-то в голосе Кая при этих словах приковывает его внимание исключительно к сестре.

— И я сомневаюсь, что она ненавидит идею, что ты должна ей или наоборот, если ты отдашь меня.

Селена изображает свою лучшую имитацию оскорбления, и это так ужасно, что почти комично. Это гораздо лучше мыльных опер.

— Думаешь, я сдам тебя ей? Оставляю тебя в таком состоянии?

Кай опускается в кресло и окидывает сестру взглядом.

— Я тебя умоляю, ты здесь, в моем доме, просишь меня сдаться. Если ты хоть на минуту подумала бы, что мама не окажется у твоей двери в мгновение ока, если сдашь меня, я уже был бы в наручниках в вертолете.

Я не помню, говорил ли мне Кай, что его арестовывал совет. Он был там в то время, когда не появлялся в квартире? Я возвращаюсь на кухню и вновь запрыгиваю на стойку, чтобы понаблюдать. Они оба, кажется, не замечают моего присутствия, пока спорят, и я ничуть не возражаю.

После долгой, напряженной тишины Селена вновь устраивается поудобнее на диване.

— Вообще-то, я приехала проверить тебя, но в основном, чтобы убедиться, что ты еще жив. В конце концов, я получу больше наследства, если ты встретишь трагический конец.

Кай издает звук, наподобие ворчания, но он улыбается, так что, должно быть, я что-то упускаю. Мы с Валентиной пошли бы на все ради друг друга, обсуждать предательство так открыто не представляется мне разумным. По крайней мере, не в этом контексте.

Я смотрю на Кая, пока он изучает свою сестру, сканируя ее лицо, ее тело, но в оценивающей манере, а не в напряженной, как при взгляде на меня.

Я подаюсь вперед, обхватывая руками колени, чтобы упереться в них подбородком. Дерьмо. Он смотрит на меня совсем иначе. Теперь, если подумать, он смотрит на меня так, как я смотрю на новенькую коробку глазированных хлопьев.

В горле образуется ком, и я сглатываю его, собираясь наблюдать за ними незаметно, пока могу.

Селена смотрит на пламя.

— Я не думаю, что они убьют тебя, понимаешь? Ее не очень привлекает идея казни. Она может просто запереть тебя ненадолго. Я замолвлю за тебя словечко, и я думаю, это поможет.

Мягкость исчезает из взгляда Кая.

— Ни за что. Ни за что на свете. Я лучше умру, чем вновь окажусь под контролем этой женщины.

Это, кажется, приводит в замешательство Селену, а вслед за ней и меня. Почему нельзя побыть немного взаперти, по крайней мере, пока они не докажут невиновность Кая или не найдут ему более подходящее место для убежища? Я разглядываю домик и думаю, зачем он привез меня сюда. Он должен владеть кучей домов по всей стране, если судить по его гардеробу.

Селена откидывает волосы через плечо и устраивается на диване поудобнее.

— Я могу тебя как-нибудь убедить?

Кай смотрит, как она устраивается все удобнее и удобнее, его хмурый взгляд омрачается все больше с каждым мгновением.

— Нет. Теперь ты сказала то, что хотела, и тебе пора уходить.

Я слезаю со стойки, желая подойти ближе к Каю, не понимая, почему я испытываю внезапное желание прикоснуться к нему. Прикосновения других людей ко мне были под запретом, но, может, прикоснуться к нему будет не так уж плохо?

Я успеваю сделать лишь шаг, прежде чем Селена продолжает добиваться своего.

— Я знаю, что у нее есть оборудованная по последнему слову техники тюрьма и бесплатные наркотики, чтобы ее заключенным было комфортнее.

Когда Кай стискивает челюсти, я не могу больше сдерживаться. Я подхожу к креслу и сажусь на подлокотник.

— Он сказал, что никуда не пойдет и что тебе никак его не убедить.

Селена переводит на меня взгляд своих темно-карих глаз, свет огня ласкает ее нежную темную кожу. Того же темно-коричневого оттенка, что и у Кая.

— Что ты мне сказала? Я даже не знаю, кто ты, и ты будешь говорить со мной в таком тоне?

Отчасти мне хочется отступить, той части, что скрывалась месяцами, ожидая, когда все станет лучше, ожидая, когда я стану менее сломленной и больше собой. Но я начинаю думать, что так не получится.

— Он сказал нет. Оставь его, если хочешь остаться, а лучше уходи.

Селена сужает глаза и скользит к краю дивана, словно может встать и что-то сделать, но не делает этого. Я не спускаю с нее взгляда, а Кай напряженно сидит рядом со мной в кресле.

— Не притворяйся, что знаешь что-то обо мне или моем бизнесе. Тем более, не полагай, что знаешь что-то о моем брате, чего я еще не знаю.

Кай вмешивается прежде, чем я успеваю ответить.

— Плевать, что говорит эта женщина. Я на условно-досрочном. Адриан и Валентина поручились за меня, и до возобновления слушаний я свободен.

Селена цокает языком, действительно цокает языком на своего брата и поднимается на своих черных сапогах на шпильках.

— Ну, она так не думает. По ее словам, ты покинул свой город, что нарушает так именуемое условно-досрочное. Ты в розыске.

Селена огибает меня по направлении к двери и открывает ее. Холодный воздух пронзает меня, и я съеживаюсь, пока она не скрывается в лучах утреннего солнца.

Через минуту я стряхиваю холод, и когда я вновь смотрю на Кая, он уже стоит у камина. Я даже не услышала, как он сдвинулся с места.

— Что не так?

Кай смотрит на огонь, не глядя на меня.

— Тебе не следовало давать ей отпор. Теперь она заточит на тебя зуб.

— И что? Не то чтобы мне предстояло с ней вскоре увидеться.

Он хмурится еще сильнее и шепчет:

— Никогда не знаешь. Не стоит сжигать мосты, когда даже не знаешь, в какую сторону двигаться.

Я встаю, гнев сжигает меня изнутри.

— Ну, спасибо за это, Йода. Я запомню это для следующего раза, когда женщина будет подталкивать тебя к твоим пределам.

На этот раз он смотрит на меня.

— Сестры всегда подталкивают тебя к твоим пределам. Это их работа.

Я иду к лестнице, но Кай пересекает гостиную и не пускает меня в комнату. Он прижимает руку к моему животу, и я не могу не посмотреть вниз, где он обвивает меня своими большими сильными пальцами.

— Нам нужно собраться и уехать. Теперь она знает, где мы, и она может вернуться с кем-то на хвосте.

Я вздрагиваю, погружаясь в мысли о том, что нужно покинуть это место.

— Нет, я не хочу никуда ехать, и не потому, что мне не нравятся люди, а потому, что мне нравится здесь.

Он приближается ко мне.

— Беречь тебя ― моя работа, и если я говорю, что нам нужно уехать, тогда нам нужно уехать.

Я стискиваю зубы и отступаю, чтобы подняться наверх. Если он хочет, чтобы я уехала, пусть сам собирает мое дерьмо. Что касается меня, они могут похоронить меня в этом домике.

Когда я устраиваюсь в своей теплой постели, смотрю на снег, с книгой на согнутых коленях, я понимаю... что я счастлива. Не настолько, чтобы бегать с радостной улыбкой, но я довольна. Впервые за долгое время я не чувствую себя замкнутой и загнанной, как обычно.

Я еще некоторое время смотрю на страницы, затем закрываю книгу, прижимая к себе листок бумаги, который я нашла в ящике, чтобы сделать закладку.

Теперь снег падает быстрее, и скоро все накроет белая пелена. Невозможно никуда поехать, если мы не сможем увидеть дорогу перед собой.

Кай вваливается в мою комнату, пугая меня до чертиков. Он переоделся в джинсы, оливково-зеленую водолазку и тяжелые ботинки.

— Одевайся. Нам нужно уходить.

Я взмахом руки указываю на окно.

— Ты правда хочешь попытаться уехать в такую погоду?

Он переводит взгляд на дверь и останавливается.

— Блядь. Я забыл, что идет снег.

— А это значит, что люди вряд ли последуют за нами сюда.

Он садится на край моей кровати, его тяжелый вес тянет меня к нему, когда прогибается матрас.

— Если не сейчас, то когда снег закончится, или утром, в зависимости от того, что случится раньше.

Я проглатываю аргумент. В данный момент это кажется бесполезным, так как он все равно не послушает.

— Зачем нам уходить? Мне здесь нравится.

На этот раз он смотрит мне в глаза, стиснув челюсть.

— Тебе понравится где-то еще сильнее, особенно если ты увидишь это вживую.

Есть ли смысл с ним спорить? Не то чтобы Кай вдруг передумал и принял мою точку зрения.

Я устраиваюсь в кровати, зная, что у меня есть еще несколько часов, чтобы насладиться этим снежным раем.

13

КАЙ


Снег перестал идти в ранние утренние часы, и я смотрел, как он ослабевает и останавливается. Отчасти мне хотелось, чтобы снег шел и дальше, чтобы Роуз еще немного побыла в этом месте, где она ощутила умиротворение. Конечно, у суки судьбы были другие планы.

Я был одет уже на протяжении часов и страшился момента, когда мне придется разбудить ее и сказать, что мы уходим. В комнате Роуз темно, когда я крадусь внутрь, и что-то сжимается у меня в груди от факта, что в этот раз она не заперла свою дверь. Меня также радует, что Роуз сладко спит, без кошмаров, даже с неожиданным гостем.

Я осторожно трясу ее за плечо, но она лишь перекатывается, стягивая одеяла и открывая мне вид на ее белые кружевные трусики и задравшуюся футболку.

Черт возьми.

Когда я беру себя в руки, борясь с желанием наклониться и оставить солидный укус прямо на ее восхитительном изгибе бедра, я встряхиваю ее вновь.

— Роуз. Просыпайся, тебе нужно проснуться.

Она вскидывает руку, не попадая по моим рукам.

— Уходи. — Ее приглушенный ответ доносится из-под одеяла, которое она сгребла под подбородком.

— Роуз, если ты сейчас не поднимешься, я выброшу тебя на улицу в снег, чтобы убедиться, что ты бодрая и проснувшаяся.

Она открывает один глаз, закрывает его и затем сдвигается вновь, просовывая одеяла между своих бедер, и будь я проклят, если бы не желал, чтобы на месте этих одеял оказалась моя нога или мой член.

— Роуз. — Я сажусь на край кровати и трясу его. — Просыпайся, Роуз. Нам нужно уезжать. Снег уже прекратил идти, и я не верю, что моя сестра еще не выслала штурмовой отряд.

На этот раз она поворачивается ко мне лицом, сверля меня взглядом.

— Зачем ей это делать?

— Моя сестра ― политиканша. Она ни перед чем не остановится, чтобы стать лучшей.

— Откуда тебе знать? Может, она повзрослела.

Я скриплю зубами и стаскиваю одеяла с ее тела. Роуз ищет их, а я бросаю на пол.

— Потому что для моей сестры нечто меньшее, чем совершенство, ― недостаточно. Я усвоил этот урок много лет назад.

Роуз устремляет на меня яркие глаза.

— О, и как же?

Я опускаю руку и беру её за бицепс, чтобы усадить. Светлые волосы Роуз разлетаются вокруг лица, и я сопротивляюсь желанию прижаться к сладкому изгибу ее грудей.

— Я не собираюсь сейчас в это углубляться. Что если мы заключим сделку? Ты поднимаешься, и когда мы вновь окажемся в безопасности, я расскажу тебе о том случае, когда моя сестра сломала мне ногу ради меня.

Она широко распахивает глаза.

— Она что?

— Нет, я не буду ничего делать, пока ты не начнешь двигаться.

Наконец, Роуз волочится по кровати. Я бросаю ей в лицо пару джинсов и свитер, но она не ловит их, просто позволяет им упасть себе на колени и соскользнуть на пол.

— Одежда, — подсказываю я.

Я отворачиваюсь, надеясь, что она быстро переоденется, чтобы у меня не возникло желания толкнуть Роуз обратно в кровать и остаться еще ненадолго.

Пока она переодевается, я открываю ящики комода и начинаю доставать ее одежду.

— Хэй. — Ее голос все еще хриплый и низкий ото сна. — Прекрати. Не собирай мои вещи. Я сделаю это, когда буду готова.

Я смотрю на кучу одежды у ног Роуз.

— Твое «готова» может быть недостаточно быстрым. Теперь пойдем, или я вытащу тебя на мороз голой.

Она скрещивает руки под грудью и смотрит на меня.

— Ты этого не сделаешь. Мое обморожение не входит в твою работу.

Я выдвигаю еще один ящик и переворачиваю его над чемоданом, что заставляет ее встать с кровати и подойти ко мне.

— Я сказала прекрати. Я пока не хочу уезжать.

Роуз тянет ящик, и я позволяю ей взять его, поскольку я уже опустошил его. Затем я двигаюсь к следующему.

— Ты права. Обморожение не входит в перечень обязанностей, поэтому как насчет этого: если ты немедленно не оденешься, я прижму тебя к стене и одену сам, и я обещаю, что буду делать это медленно и аккуратно.

На ее лице читается чистое возмущение, поэтому Роуз не бросается на меня, когда я опустошаю следующий ящик в чемодан.

Когда комод оказывается пустым, я смотрю на лосьоны и кремы на нем.

— У тебя есть косметичка, или ты хочешь, чтобы я просто засунул все это вместе?

Словно освободившись от чар, она бросается к комоду и заслоняет его своим телом.

— Ты не слышишь меня.

— Нет, но мне и не нужно слышать тебя. Обратное неправда, учитывая, что это я здесь пытаюсь сохранить нам жизнь.

— Тогда уходи ты. Они преследуют тебя. Я больше никому не нужна.

Я поворачиваюсь и роняю чемодан с глухим стуком.

— Думаешь, ты никому неинтересна? Единственная кузина Валентины Доубек? Даю тебе слово, куча народу хотели бы заполучить тебя, чтобы получить за тебя выкуп. — Я опускаю взгляд на выпуклость ее грудей, натягивающих футболку. — Или, может, они оставят тебя в качестве игрушки, симпатяжки для путешествий или чего-то в этом роде.

Роуз пихает меня, и я так удивлен, что спотыкаюсь о чемодан. В тот же миг я тянусь к Роуз и хватаю ее за бедра, в результате чего мы оба теряем равновесие. Когда я поднимаюсь на ноги, я прижимаюсь к ней, заключая ее пышное тело между стеной и моим телом.

— Вот почему нельзя доводить людей, — предупреждаю я. Скорее это шутка, но в ее глазах блестят слезы. — Что такое? — Я жду ее ответа, но она лишь отводит взгляд, напрягаясь всем телом в моих руках. Словно она сдается, поддается и позволяет мне сделать то, о чем я мечтал долгие месяцы. И я, блядь, ненавижу это. Я щелкаю пальцами перед ее лицом и подтягиваю ее подбородок вперед, чтобы встретиться с ней взглядом. — Что не так? Сколько раз нужно повторить? Я не причиню тебе вреда.

Она фыркает.

— А ведешь себя так, будто причинишь. Ты говоришь, что навредишь мне. Откуда мне знать, что ты сделаешь или нет?

В моей груди нарастает пламя, пока я не прижимаюсь к ней, встречая ее взгляд.

— Думаешь, я наврежу тебе, да?

В глазах Роуз все еще присутствует блеск, но твердый изгиб ее челюсти говорит мне, что она не верит в это.

Я поворачиваю Роуз и вжимаю лицом в холодную стену, положив руку ей на затылок, прижимаясь телом к пышным изгибам ее задницы.

— Если бы я хотел навредить тебе, то воспользовался бы этой позой. Так гораздо проще кого-то контролировать.

Она упирается руками в стену, пытаясь освободиться, но я вжимаюсь сильнее, ожидая, пока она перестанет двигаться. Когда Роуз опускает руки, я ослабляю давление, но лишь настолько, чтобы я мог наклониться и посмотреть ей в лицо.

— Что ты видишь, когда я удерживаю тебя подобным образом? Что делает тебя настолько безумной, что ты не можешь не бороться?

— На хуй тебя, — шепчет она.

Я всегда предпочту это глухой тишине и мертвым глазам.

— «На хуй меня», вероятно, не лучшая вещь, которую стоит сказать в подобной позе.

— Отпусти меня сейчас же, — говорит Роуз мягким и колким голосом. Каждое слово достаточно острое, чтобы ранить. Как жаль, но она нравится мне немного агрессивной, немного опасной и даже немного убийственной.

— Ты собираешься одеться и собрать свое дерьмо? — спрашиваю я, не совсем уверенный, что мне хочется отпустить Роуз, даже если она согласится. Мне так хорошо с ней, так много изгибов, и она высокая для женщины, ее макушка достает мне до подбородка. Идеальный рост, чтобы нагнуть ее над чем-нибудь.

Роуз продолжает молчать, и я не могу не восхититься ее решимостью. Если бы она только не использовала ее против меня.

— Ну тогда, полагаю, нам придется остаться здесь, пока люди с пушками не окружат нас и не выволочат отсюда. — Я опускаю голову и делаю долгий вдох ее сладкого запаха. Черт, она всегда так хорошо пахнет. Даже будучи вспотевшей, она побуждает меня желать вкусить ее. Я задаюсь вопросом, какова на вкус будет сладкая киска Роуз, когда она будет покорной и готовой для меня.

Эта мысль пронизывает меня настолько, что я понимаю ― я в двух секундах от того, чтобы потереться о нее. Я пока не могу этого допустить. Роуз не готова к этому, не в подобной позиции. По крайней мере, пока она не покажет мне еще немного той свирепости, которую я люблю.

— Я медленно отойду назад, а ты пойдешь к кровати и возьмешь свою одежду.

Теперь ее голос кажется более спокойным, громким, легко уловимым.

— И если я этого не сделаю? — Я чуть двигаю бедрами, и этого хватает, чтобы она забилась вновь. — Не надо. Не делай этого, пожалуйста.

Я беру ее за подбородок и запрокидываю ее голову достаточно, чтобы я смог посмотреть ей в глаза.

— Сколько раз я должен сказать, что не наврежу тебе? Я так привлекаю твое внимание. Теперь собирай свое дерьмо, и пошли.

Еще один взгляд, но я отстраняюсь от Роуз, гордясь собой за то, что мне удалось выстоять, по крайней мере, в этот раз. Если мы продолжим этот вздор, не знаю, сколько я еще продержусь.

Роуз ударяет в мою грудь, но я готов к этому и не сдвигаюсь с места.

— Какого хрена с тобой не так? Почему ты продолжаешь делать это со мной? Заставляешь меня занимать позиции, которые, как ты знаешь, я ненавижу. Ты знаешь, что мне это неприятно.

Я пригвождаю Роуз долгим взглядом, пока она не начинает успокаиваться.

— Может, это из-за того, что мне ненавистен этот загнанный взгляд в твоих глазах. И особенно мне ненавистны те случаи, когда ты ведешь себя так, будто тебе плевать на мои прикосновения. — Я делаю шаг вперед, но она отходит, пока не упирается спиной в стену. Но я не ограждаю ее в этот раз. — Мне надоело видеть это выражение на твоем лице, Роуз, и я собираюсь помочь тебе избавиться от него.

Она усмехается.

— Как? Оттрахав меня до умопомрачения своим волшебным членом?

Я беру Роуз за подбородок, поднимаю его, чтобы посмотреть на нее, хотя ей наверняка неудобно. Затем удивляя нас обоих, я наклоняюсь и нежно касаюсь ее губ своими. Мягкая ласка осела на них и исчезла.

— Нет, но когда я закончу с тобой, обещаю, ты действительно будешь думать, что у меня волшебный член.

Роуз сужает глаза.

— Это угроза?

Я все еще ощущаю ее у себя на губах, и я хочу большего, гораздо большего.

— Считай это предупреждением.

На этот раз Роуз поднимает руку и дает мне достаточно сильную пощечину, чтобы мне стало больно. Я жду ее ухода из комнаты, после чего потираю несомненно покрасневшее место. Мне нужно пойти за ней, но я собираюсь упаковать ее вещи. Если только чтобы дать мне минутку, потому что, черт возьми, я люблю, когда Роуз становится жестокой со мной. Свирепость в ее глазах возбуждает быстрее, чем что-либо еще.


14

РОУЗ


Кай дает мне пространство, как и должен. Не могу вспомнить момент, когда он начал так сильно давить на меня. Мы только и дело что ссоримся. Чем больше я провожу с ним времени, тем сильнее я это ненавижу. Я не хочу ссориться с ним.

Но я еще не готова думать о том, чего я действительно с ним хочу.

Я смотрю на снежные холмики, скрывающие величественные вечнозеленые ветки. Здесь так умиротворенно, что я не вижу для себя возможности подобных ощущений в каком-либо другом месте. Там будет больше людей, больше звуков, больше вещей, предназначенных для причинения мне боли и моего умопомрачения.

Валентина выжила, как и я. Она пережила, по факту, какие-то пытки, которые Сэл подготовил именно для нее. Я не могу подвергнуть сравнению наш опыт, поскольку никто не рассказал мне о случившемся с ней той ночью, но я знаю, что он не стал бы насиловать ее, как меня. Он предельно ясно дал это понять бесчисленное количество раз. Вэл никогда не была подобна мне. Драгоценность для его короны. Он хотел свою королеву незапятнанной, когда он разделит с ней ложе, сколько бы он ни кичился обратным.

Мороз прокатывается по спине, и я поворачиваюсь, чтобы обвести взглядом комнату. Если Сэл собрался преследовать меня, то он, блядь, не по адресу. Я найду его могилу и посыплю землю солью, прежде чем проведу с ним еще хотя бы минуту ― живой или мертвой.

Восходит солнце, окрашивая снегопад в цвета сахарной ваты. Так красиво. Очень красиво. Я думаю о Кае, о его широких плечах, о том, как пот выступает на них во время тренировок, словно не желая отпускать.

Стук вырывает меня из мыслей и возвращает к реальности. Из этого окна мне не видна дверь, но я замечаю почтовый грузовик в нескольких метрах вдоль дороги, как будто он не желает прорываться сквозь снег. Как и для чего нам нужна почта? Может, здесь жил кто-то другой и забыл обновить адрес?

Я смотрю на лестницу и вслушиваюсь, сверху раздается звук душа. Ну, он не собирается проверять это, так что, может, я должна. Но осторожно.

Я беру одеяло с дивана и накидываю его себе на плечи, поскольку я не поднималась, чтобы надеть брюки.

Я кричу через деревянную дверь.

— Да? Кто это?

Отвечает низкий голос.

— Доставка почты, мэм, для Кая Аквила? Он здесь? Ему нужно будет расписаться.

Я смотрю на лестницу и затем на дверь. Я не должна отвечать, но что если он ждет посылку, с помощью которой нам удастся выбраться отсюда.

— Можете, пожалуйста, назвать имя адресанта?

— Валентина Новак.

Я задаюсь вопросом, зачем ей посылать что-то под своим девичьим именем. Насколько мне было известно, она теперь носила фамилию Доубек. Но, может, она пытается спутать следы. Она могла использовать это имя по массе причин. Я не могу устоять перед возможностью получить что-то от Валентины. Я скучаю по ней так сильно, что не могу даже подумать об этом как следует.

— Секундочку, — кричу я через дверь и поворачиваю замки. Когда последний из них щелкает, дверь распахивается, и я оказываюсь перед дулом пистолета.

Вздохнув, я смотрю ему в лицо.

— Ну, с выбором одежды ты точно переборщил. Серьезно, ты справился с ролью, браво. Ты украл этот почтовый грузовик, или ты какой-то наемный почтовый ассасин?

Он на меня хмурится.

— Заткнись, сука. Я здесь не из-за тебя. Держи свою пасть закрытой и сиди, блядь, на месте. Когда я закончу дела с твоим парнем, я выйду за дверь, и ты никогда меня больше не увидишь.

Я сажусь на диван, но он не оставляет меня в покое. Вместо этого он связывает мне руки хилым узлом, а затем обматывает его вокруг деревянной ножки кофейного столика.

— Ты сказал, что не хочешь мне вредить, тогда зачем привязывать меня?

Он поднимает пистолет, осматривая первый этаж, проверяя место на наличие Кая или ловушек. Кто знает.

— Я не полный дебил. Ты в любую секунду можешь напасть на меня, чтобы спасти его. Мне не нужно, чтобы ты вмешивалась.

Я улавливаю движение наверху и позволяю одеялу соскользнуть с моих плеч.

— Ну, раз мы с ним развлекаемся, может, ты придешь сюда и поможешь девушке?

Он опускает глаза на мою грудь, очерченную футболкой, затем на нижнее белье и голые бедра.

— Без обид, леди, но ты для меня слишком толстая.

Я вздрагиваю и морщусь.

— Да пошел ты, кретин.

Оскорбление, похоже, работает лучше, чем приглашение. Он поворачивается и идет ко мне.

— Что ты сказала, сука?

Я прочищаю горло и делаю глубокий вдох, словно собираюсь устроить представление.

— Я сказала, да пошел ты…

Остальное сказать я не успеваю, потому что Кай подходит сзади к почтальону и оттаскивает назад за горло. Завязывается борьба, и я выворачиваю запястья, пока не высвобождаюсь. Но это не особо играет какую-то роль. Кай уже забирает у парня пистолет и берет использованную на мне веревку, чтобы связать его.

Когда Кай бросает его в кресло, я убираюсь с дороги и прячусь за спину Кая. Через минуту я осознаю, что на нем только полотенце, и боже мой, каждый раз, когда я думаю, что он хорошо выглядит без одежды, богу словно нужно напомнить мне еще раз.

Мужчина борется с веревкой, в то время как Кай просто смотрит на него.

— Какая приятная встреча. Айк, да? Или, может, Иван. Я постоянно путаю ваших парней. — Кай поворачивается ко мне, и что-то в его улыбке кажется из ряда вон выходящим. Почти… диким. — Можно подумать, что их родители научатся не плодиться. Я прав? Учитывая, как много засранцев они продолжают рожать. — Я бездумно киваю, не зная, какую роль играю в этом маленьком сценарии. Кай смотрит на мои ноги и затем передает мне одеяло. — Для справки, я считаю тебя идеальной.

Ну блин. Я с трудом сглатываю, поскольку не могу говорить после этого заявления. Так он слышал, как этот парень назвал меня толстой.

Кай садится на кофейный столик, его полотенце распахивается, чтобы он мог облокотиться на колени, сложив руки.

— Что ты здесь делаешь?

Мужчина, выглядящий почти умиротворенным, молча смотрит на Кая.

Я туже затягиваю одеяло вокруг себя, наблюдая за ними. Мне должно быть страшно, ведь так? Это должно ужасать. Этот человек мало того, что незнакомец, так я еще и сделала ему непристойное приглашение, словно была на него согласна. Нечто подобное я могла сделать… прежде. Крошечная искра надежды разгорелась в моей груди, и я не могу упустить ее. Я хочу вдохнуть в нее воздух, напитать ее, дать ей развиться, но я не знаю как.

Голос Кая возвращает меня к допросу.

— Ты устал ждать, пока один из твоих братьев заменит Сэла после его смерти?

И тут до меня доходит. Этот человек ― один из братьев Сэла. Я замираю, едва дыша и изучая его лицо. Так и есть. У него та же сальная прическа и широкий лоб. Дрессированный неандерталец, так я называла Сэла. У его брата тот же взгляд.

Я шагаю вперед, и Кай чуть уклоняется. Мужчина переводит взгляд на меня, очевидно ничего не ожидая.

Я тянусь и ударяю его достаточно сильно, чтобы у меня свело костяшки и боль пронзила пальцы и запястья.

Мужчина падает обратно на кресло, и я оставляю след на его щеке. Кай подходит ко мне сзади и отводит меня на кухню. Я стою и смотрю на мужчину, пока Кай достает полотенце и лед для моей руки.

— Вот, держи.

Надо отдать Каю должное, он не спрашивает меня, почему я ударила его и почему я представляю, как втыкаю нож ему в грудь.… тем же образом…

Я вырываю себя из прошлого и смотрю на Кая. Капли воды все еще остаются на его шее, словно он едва успел вытереться, прежде чем бросился мне на помощь.

— Ты в порядке?

Я киваю.

— Давай просто узнаем, чего он хочет, чтобы мы могли избавиться от него.

Кай вздергивает одну темную бровь, приподнимая губы в ухмылке.

— Избавиться от него?

Я пожимаю плечами.

— И что с того? Я хочу всадить ему пулю в мозг, чтобы он сгнил в аду вместе со своим братом.

Кай поворачивается и берет пистолет с холодильника, затем поднимает пистолет мужчины с пола, куда тот уронил его во время борьбы. Я смотрю на оба пистолета и перевожу взгляд на Кая.

Он испускает утрированный вздох и протягивает мне свой девятимиллиметровый.

— Ты знаешь, как им пользоваться?

— Нажать на курок.

Он тихо матерится и показывает, как мне держать оружие.

— Держи вот так и затем снимешь предохранитель. Не нажимай на курок. Сожми его. Промахнуться на таком расстоянии практически невозможно, но если промажешь, просто попробуй еще раз.

Мужчина в кресле начинает вырываться.

— Ты действительно позволишь этой суке застрелить меня?

Кай вновь садится на кофейный столик, его темные волосы влажные и забраны назад, глаза сияют. Его резкая улыбка вновь играет на губах, и мне нравится видеть ее направленной на кого-то, помимо меня.

— Конечно, в конце концов, ты назвал ее толстой.

Парень смотрит на меня, где я слабо держу пистолет в руке.

— Я ничего этим не хотел сказать, честно. Ты серьезно красотка, просто не мой типаж.

Я шагаю вперед и откидываю волосы с лица.

— Ты узнаешь меня?

Он качает головой.

— Нет, а должен? Хочешь, чтобы я тебя узнал?

Сэл и его чертовы братья стольким причинили боль, что уже не помнят как самих деяний, так и лиц их жертв. В ту ночь я видела братьев Сэла. Они подначивали его, пока он мучил меня. И ему даже не хватило приличия запомнить мое лицо.

В глазах жгут слезы. Горло горит. Все во мне пылает. Я так зла, что у меня дрожат руки, когда я поднимаю пистолет, чтобы прицелиться.

— Брось, ты серьезно бесишься из-за того, что я не могу вспомнить твое имя? Я встречаюсь со многими цыпочками.

Я смотрю на Кая, который закатил глаза.

— Да, конечно. Скажи-ка мне, почему ты здесь?

На этот раз игривый флиртующий тон исчезает, когда он изучает Кая.

— Я привез посылку.

— И? Как ты нашел нас здесь?

— По адресу.

Мне становится очевидно, что он издевается, и, несомненно, Кай понял это раньше. Он выглядит здесь в своей стихии, разглядывая своего врага, пока пытается получить информацию. Интересно, какую тактику он применил бы ко мне, чтобы получить информацию, если бы она ему понадобилась?

Меня бросает в жар от этой мысли, и я отступаю и ищу посылку, о которой идет речь. Я изучаю адрес и передаю ее Каю.

— Это адрес пентхауса?

Кай кивает.

— Я должен оповестить об этом Адриана. Но они в безопасности. Никому не удастся подобраться к ним и выжить, вот почему этот мудак пошел за мной.

Кай пинает мужчину в ногу и наклоняется посмотреть на него.

— Ты приехал сюда, чтобы я сказал тебе, как расправиться с Адрианом? Даю слово, этого не случится. Ни в этой жизни, ни в любой другой.

Я не спускаю глаз с Кая, ожидая момента, когда он скажет мне, что я могу застрелить этого парня. Мужчина поворачивается и в этот раз смотрит на меня.

— Ой, знаешь, может, я и помню тебя. Ты сиротка Новак, верно? — Его улыбка расплывается в глазах, и я вижу того же человека, который насмехался надо мной в ту ночь. — Теперь я вспомнил. Тогда ты была толще, и, если я правильно помню, ты просила об этом.

15

КАЙ


Я откидываюсь и прижимаю руки с пистолетом к кофейному столику. Бессмысленно мараться кровью, когда Роуз выстрелит этому идиоту в лицо.

Я жду, переводя взгляд на нее и наблюдая за ее лицом. Она может стрелять не в меня, но наблюдение за ней пробуждает во мне тот же крохотный трепет. Видеть, как Роуз защищает себя, даже сексуальнее нижнего белья.

Я вновь смотрю на брата Сэла. Он точно один из них, но я не помню какой именно. Один из ничтожеств, конечно, низведенных на должность игроков в семейных казино. Он никогда ничего не добьется, и я сомневаюсь, что его семья будет скучать по нему, когда его не станет. Что вызывает вопрос: зачем он приехал сюда в поисках скоропостижной смерти?

Я краем глаза кошусь на Роуз. Ее руки чуть подрагивают, но она уверенно держит пистолет. Когда я вновь смотрю на него, в голову не может не прийти мысль о том, как я устал подчищать мертвые тела. Теперь об этом придется позаботиться кому-то другому. Может, Алексей оценит тонкости ликвидации. В любом случае я сделаю это ради Роуз, как я сделал это с Сэлом и отцом Валентины. Никто на этой планете их не найдет.

Я бы скрыл миллион тел, если бы эти смерти принесли ей немного покоя. Вот почему я не прошу Роуз подождать, пока не получу ответы. Ну, до тех пор, пока ее руки не начинают дрожать так сильно, что я боюсь получить пулю в ногу.

Я встаю и обхватываю верхушку пистолета, чтобы аккуратно опустить его.

— Может, сначала мы попробуем получить ответы? Обещаю, это будет грязно и болезненно, так что тебе удастся посмотреть, как этот ублюдок будет кричать.

Роуз кивает, сопя, словно я только что предложил ей рожок мороженого, чтобы взбодрить ее. Она опускает пистолет и садится на диван, пока я занимаю вновь свое место.

— Похоже, тебе выдали отсрочку, парень. Поэтому хочешь ли ты ответить на мои вопросы, чтобы избавить себя от лишних пыток?

Он качает головой, но теперь он бледнее. По крайней мере, он знает, что я хорош в этом дерьме. Если я хочу получить ответы, ему ничто не помешает скрыть их от меня, кроме смерти. Тоже себе проблема.

— Что ты здесь делаешь? — вновь спрашиваю его я. — Он качает головой. — Никаких остроумных ремарок на этот раз. У нас наблюдается устойчивый прогресс. Скажи, кто послал тебя сюда? — Вновь он качает головой. — Хорошо, как насчет сложного вопроса… ты явился сюда за мной или за ней?

Его взгляд метается между мной и Роуз, затем он отводит его в сторону.

— Да, так я и подумал. Видишь. — Я подаюсь вперед, словно собираюсь рассказать ему секрет. — Неважно, что случится, сегодня ты здесь умрешь. Ты можешь умереть в агонии, запятнав себя, или ты можешь помочь мне, рассказать мне правду, и тогда я сделаю все аккуратно и чисто, пустив тебе пулю в мозг.

Я киваю, надеясь, что он кивнет со мной, но он этого не делает.

— Тогда пойдем тяжелым путем. Так что в коробке?

Роуз смотрит на коробку на кофейном столике позади меня. Я поднимаю ее и встряхиваю. Она совсем не кажется тяжелой, поэтому это точно не бомба. Я передаю ее Роуз.

— Откроешь ее для меня? Давай посмотрим, что он нам принес.

Я смотрю, как Роуз уходит на кухню, находит нож, разрезает коробку и открывает ее.

— Это батончик.

Она дрожащими руками достает шоколадный батончик королевского размера и маленький листок бумаги.

— Адресовано тебе, но это для меня.

Я рассматриваю шок и радость на ее лице.

— Ну, по крайней мере, это не бомба. Это правда от Валентины?

Она переводит взгляд на меня.

— Ты собирался дать мне распаковать бомбу?

Я взмахом руки указываю на оставленную на стойке коробку.

— Я сначала встряхнул ее. Это была не бомба.

Роуз садится со своим сокровищем и открывает карточку. Слезы сияют в ее глазах, после чего она смотрит на мужчину.

— Я все равно убью тебя, даже если я благодарна за то, что ты принес это.

Я возвращаюсь к пленнику.

— Так на чем мы остановились? Поскольку мы знаем, что в коробке, и ты бы в любом случае не смог узнать, этот вопрос снимается с повестки. А остальные остаются. Зачем ты сюда приехал?

Он сдвигается в кресле, глядя на нее, потом на меня.

— Я приехал сюда убить тебя. Попытаться реабилитировать честь моей семьи.

— В первую очередь стоит задаться вопросом, была ли у твоей семьи честь. С любого, продающего детей на торгах, должны содрать кожу живьем. — Я смотрю на Роуз. — У меня есть идея. Мы можем освежевать его, чтобы получить ответы. — Я намеренно говорю так, будто приглашаю ее пойти в поход развлечься всей семьей. За долгие годы я понял, что беспечное отношение к пыткам пугает жертв еще больше, чем жестокое.

Роуз морщит нос и качает головой.

— Слишком грязно.

Я уже отворачиваюсь и с улыбкой смотрю назад. Она даже не принимает участия в пытках, но упрощает мне задачу.

— О да, возвращаемся к чести семьи. Что случилось на этот раз?

— Ты не видел завирусившиеся видео? Они навлекли позор на мою семью. Если я убью тебя, тогда, возможно, мы сможем вернуться в общество.

Я не скрываю своего шока.

— Кто-то разослал завирусившееся видео чего?

Брат Сэла отводит взгляд, и я знаю, что это нечто гадкое и постыдное. Особенно, если из-за этого их выкинули из самой престижной преступной организации мира. У общества глупые правила, но они не одобряют ненужного внимания.

Я вздыхаю, с каждой секундой все больше и больше желая выкинуть этого засранца из моего дома, что оставляет единственный вариант ― обещанные пытки.

Но прежде чем я начинаю раздумывать, что его напугает сильнее, я вновь смотрю на него.

— Подожди, как ты узнал, что я здесь, и как ты узнал, что я убил твоего брата?

Роуз замирает, и мне едва удается уловить ее на периферии зрения, но я знаю, что теперь она слушает.

— Это было в докладе совета, со слушания Доубека. Ты признался в убийстве.

Я не отрицаю этого и никогда не стану, иначе, если я решусь отречься, шея Адриана окажется в петле.

— Тогда как ты меня нашел? Я в самой глуши, которая находится по несуществующему адресу.

— Посылка, — начинает он.

Я качаю головой и беру его за подбородок, удерживая его.

— Нет, это не из-за посылки, и даже если из-за нее, как ты вообще сумел до нее добраться? Никто бы тебе ее не отдал.

Он дрожит в моих объятиях, очевидно, понимая, что мое поведение хорошего парня сошло на нет. Когда это касается безопасности Адриана, Валентины и Роуз, я не играю в игры.

— Попытайся еще раз, — мягко говорю я. — Скажи мне правду или пожалеешь об этом.

Брат Сэла открывает свой рот раз, два, словно рыба, хватающая воздух.

— Она была послана совету, и я вызвался доставить тебя председательнице.

Я скриплю зубами, а Роуз заговаривает, сидя на диване.

— Эта женщина помешалась на тебе, да?

Вместо ответа я притворяюсь, что уделяю внимание нашему гостю.

— Видишь, было не так трудно. Ты знаешь, кто сказал совету, где меня можно найти? Одно маленькое имя спасет тебя от моря агонии. — Он качает головой, и я указываю на камин. — Роуз, возьми эту кочергу и нагрей ее для меня немного. — Он дрожит, пытаясь подняться, но я усаживаю его обратно в кресло. Затем я тяну его руки вперед и разглядываю взвихрившиеся до локтей татуировки. — Прости, мужик, придется попортить твои чернила.

Роуз передает мне кочергу, и я рискую бросить на нее взгляд. Она тиха и кажется спокойной, пока наблюдает за мной. Она не садится вновь, просто встает чуть позади моего плеча, не мешая.

Я поворачиваю кочергу так, чтобы ему был виден сияющий наконечник.

— Хочешь попытаться ответить на последний вопрос еще раз? Ты так хорошо справлялся. Хорошая черта, которая избавит тебя от боли перед смертью.

Брат Сэла опять качает головой и начинает тяжело дышать, когда я опускаю кочергу к его плоти. Раздается шипение при контакте, и он кричит так громко, что начинает дрожать всем телом. Я отдираю кочергу, отрывая вместе с ней кусок кожи.

— Видишь, было не так плохо, — язвлю я.

Роуз наклоняется и возвращается обратно.

— Этот запах надолго останется в моей памяти.

Я продолжаю смотреть на мужчину, пока он теряет и возвращается в сознание, но обращаюсь к ней.

— Ты в порядке?

— Конечно, почему нет?

Этот ответ заставляет меня развернуться и взглянуть на ее лицо. Нет, кажется, она в порядке. Нормальная, даже спокойная.

— Потому что мы практически голые пытаем мужчину в нашей гостиной.

Она смотрит на свой кокон из одеяла.

— Я не голая.

Не ожидал, что ее зацепит эта часть, но я не давлю, поскольку наш гость просыпается.

— Как делишки? Хочешь еще по одному кругу?

Он трясет головой, слезы стекают по его щекам.

— Нет, пожалуйста, нет.

— Ты знаешь, как это остановить. Скажи мне, кто донес совету, и я быстро убью тебя. Ты даже этого не почувствуешь, прежде чем умрешь. Поверь мне, у меня было много практики.

Он с трудом сглатывает, и я опускаю кочергу, чтобы вновь прикоснуться к нему, но он кричит.

— Хорошо, хорошо. Просто прекрати.

Я передаю кочергу Роуз, которая возвращает ее в камин.

— У тебя есть для меня ответ?

Он тяжело дышит, и я даю ему собраться. Когда он приходит в себя и успокаивается, говорит:

— Информация пришла из другого совета. Кто-то сдал тебя, сказав, что это поможет его карьере.

Я сдвигаюсь на столе, ничего не показывая, по крайней мере, этому засранцу.

— Хороший мальчик. Теперь давай заканчивать с этим. Нам нужно успеть на вертолет.

Он широко распахивает глаза и мечется взглядом между нами. Роуз шагает вперед и вновь поднимает пистолет. Когда ее руки начинают дрожать, я поднимаюсь и встаю позади нее, чтобы стабилизировать ее хватку.

— Ты не должна этого делать. Я прекрасно могу позаботиться об этом сам.

— Я не успела прикончить старика Новака и не успела наказать Сэла за содеянное со мной. Мне нужно это сделать.

Я наклоняюсь и шепчу:

— Тебе не нужно этого делать. Мертвые мертвы в любом случае. Неважно, кто нажмет на этот курок, клянусь, он никогда не вернется вновь.

Через миг она отпускает оружие, позволяя мне взять его. Я подхожу к мужчине, он умоляет шепотом.

— Не напрягайся. Это для нее, и надеюсь, когда ты увидишь своего братца в аду, ты скажешь ему, кто тебя туда послал.

Я нажимаю на курок без всяких сожалений.

Позади меня ахает Роуз. Я поворачиваюсь, чтобы убедиться, что она не упадет на меня в обморок, но она просто смотрит на мужчину и морщит нос.

— Как ты собираешься убрать мозги с кожи?


16

РОУЗ


Какая-то далекая часть моего разума говорит, что мне должно быть страшно. Но я просто наблюдала за тем, как Кай выстрелил человеку в голову, и я чувствовала себя нормально. Черт, мне даже понравилось. Еще один насильник над детьми получил по заслугам, а это значит, что дети в мире стали чуточку в большей безопасности.

Жалею я лишь только о том, что сама не нажала на курок. Пока Кай разбирается с беспорядком, я иду в свою комнату и продолжаю собираться. Я не хочу уезжать, но теперь, когда покой этого места нарушен, я не могу здесь больше оставаться.

Первым делом я одеваюсь. Я смотрю на себя в зеркало не из-за того, что меня назвали толстой, а из-за того, что задаюсь вопросом, что видит Кай, когда смотрит на меня. Затем я вспоминаю шрамы, столько моей кожи портило и уродовало ему вид. Рациональная часть моего мозга говорит, что он видел все это прежде, поскольку Кай вытащил меня из дома той ночью. Только что проснувшаяся часть моего разума шепчет: «что если ему не нравится, что он видит?»

Заткнув голос в моей голове, я беру еще одежды, чтобы положить ее в чемодан. Затем смотрю на книги, которые Кай даже не подумал упаковать. Я тоже не могу о них думать, поскольку ни одна из них не вместится.

Когда все упаковано, я стаскиваю свой тяжелый чемодан по лестнице. Кай выходит из своей спальни с собственным чемоданом. Его волосы вновь влажные. Ему наверняка потребовался еще один прием душа после того, как он избавился от брата Сэла.

Я стою у двери, размышляя о том, как избавиться от тела, когда ко мне подходит Кай. Как он избавился от того мужчины, когда на земле несколько футов снега?

— Ты в порядке?

Я пожимаю плечами.

— Думаю да? Я не особо уверена насчет того, как я себя чувствую. Или в том, как я должна себя чувствовать. По большей части, я в порядке.

Кай лишь кивает, не заставляя меня пускаться в объяснения.

Я ухожу с пути, и он берет мой чемодан, как будто тот ничего не весит. Я одеваюсь и жду Кая, оставаясь в теплой комнате, пока он не будет готов, чтобы я вышла.

Когда Кай возвращается, он берет свое пальто и перчатки и выводит меня на улицу. Снег мне по колено, но я игнорирую это, пока не замечаю припаркованный возле участка вездеход. Наши чемоданы пристегнуты к кузову.

Кай передает мне белый шлем и затем садится на машину. Я забираюсь к нему за спину и обхватываю его торс руками. Его мышцы напрягаются при каждом движении, и каждое из них пронизывает меня до дрожи.

Кай отстраняется, пока я размышляю о том, что между нами что-то изменилось. Может, это оттого, что я ощутила, словно он впервые отнесся ко мне как к равной. Мы не противостояли друг другу. Мы противостояли другим.

Я бросаю на дом последний тоскливый взгляд и поворачиваюсь вперед, стараясь не вжиматься шлемом в спину Кая.

Мы совсем быстро доезжаем до кромки леса и паркуемся возле черного внедорожника. Снег здесь убран, и я слезаю с вездехода и снимаю шлем с головы.

Кай берет наши чемоданы и загружает их в багажник внедорожника. Он молчит, и я задаюсь вопросом, повлияло ли убийство этого мужчины на него больше, чем он показывает. На тот момент он казался таким уверенным, и создавалось впечатление, что у него все под контролем. Сейчас же он выглядит просто… уставшим.

В машине я пристегиваю свой ремень. Кай делает то же самое и затем замирает, глядя на руль.

— Ты уверена, что в порядке? — спрашивает он.

Я изучаю его, подавшись вперед, чтобы рассмотреть сильную форму носа Кая и эти острые скулы.

— Я в порядке, а ты как?

Он стискивает руль, сжимая кожу, пока она не начинает скрипеть под его руками.

— Полагаю, меня беспокоит то, с какой стороны вся эта ситуация заставила тебя посмотреть на меня. Ты разочарована во мне?

Я прочищаю горло и улыбаюсь, это кажется почти чуждым мне.

— Если я правильно помню, ты как следует постарался предупредить меня о том, что ты не являешься хорошим человеком. Кто-то должен был убить этого ублюдка, если не один из нас, тогда скорее всего один из твоих друзей.

Кай награждает меня недоуменным взглядом, вскидывая брови.

— Моих друзей?

Я пытаюсь вспомнить их имена.

— Как там Адриан вас называет, ребята, своей пятеркой? Верно?

Он рассеянно кивает, а затем более уверенно.

— Да, ты права. Один из них прикончил бы его в итоге. Мужчины вроде него не пропадают с радара и не начинают жить счастливой жизнью.

Я устраиваюсь на сидении и смотрю через лобовое стекло.

— Они и не должны.

Его рука на моей щеке заставляет меня подпрыгнуть, и я вновь перевожу на него взгляд.

— Что?

Он качает головой.

— Ничего, я просто… ничего. Хотел бы я отвезти тебя домой. Чтобы мы оба могли вернуться домой и быть в безопасности.

Кай выглядит мрачным, и мне это не нравится. Меня будто возвращает в прошлое, и я вижу перед собой сурового мужчину, который ухаживал за мной вплоть до моего выздоровления. Который скрывался за толстыми стенами.

— Если мы не едем домой, то куда?

Я смотрю, как Кай включает передачу и выезжает с парковки. По покрытым снегом дорогам он выезжает на чистую автостраду.

— Если мы не можем поехать домой, тогда мы поедем в мой старый дом в Чикаго.

О. Я вздрагиваю, но, к счастью, он этого не видит.

— Разве это не звучало так, будто тот мужчина приехал по наводке твоей сестры, и ты хочешь поехать туда, чтобы она сама с тобой разобралась?

— Я не думаю, что это было по наводке моей сестры, и если даже это ее рук дело, мы все равно столкнулись бы лбами. Я скорее встречусь со своими проблемами лицом к лицу, чем буду скрываться от них.

Я решаю не указывать на то, что мы оба скрывались последнюю неделю или две. Мы погружаемся в тишину, и я думаю о том, что будет дальше.

Через пару часов мы останавливаемся поесть бургеры, и я наслаждаюсь этой легкой тишиной между нами. Она больше не такая головокружительная и не угрожает задушить меня.

Еще через час мы видим знаки, оповещающие о приближении к городу, и начинаем пробираться по пробкам.

Мы подъезжаем к высотке, и Кай выбирается первым, забирая чемоданы. Я выбираюсь вслед за ним и иду по пятам. Он передает ключи кому-то, кого я принимаю за парковщика, и мы входим в сияющее сталью здание. Я поторапливаюсь, чтобы оказаться рядом с ним.

— Куда нам?

Кай указывает вверх большим пальцем, поскольку у него заняты руки. Я нажимаю кнопки в лифте, затем мы выходим в небольшой коридор с одной дверью в конце. Возле нее стоят двое мужчин, выглядя очень официально.

Я наклоняюсь.

— Тут что, кемпинг ФБР? Или мы вошли прямиком в фильм «Люди в черном»?

Его губы изгибаются, но он не дарит мне той улыбки, на которую я надеялась. Я следую за ним в квартиру, и эти мужчины остаются в коридоре.

— Это охрана. Моя мать наверняка прислала их после моей просьбы прислать машину для поездки.

Кай опускает чемоданы и обводит рукой стилизованную под лофт квартиру. Вид из открытых окон невероятный, и я продолжаю восхищаться оживающим вокруг нас городом.

— Это твой дом?

Он пожимает плечами и снимает пальто.

— Когда я в городе, да. Но я провожу большую часть времени с Адрианом в пентхаусе. Там у меня тоже есть своя комната.

Я задумываюсь, найдется ли там для меня комната, когда все это закончится, или меня бросят на произвол судьбы. Хотя наша встреча была краткой, Адриан весьма своевольный человек. Не могу представить, чтобы он захотел присутствия случайной кузины его жены в его шикарном пентхаусе.

Но я не могу думать об этом прямо сейчас.

— Хочешь показать мне тут все?

Кай проводит меня по квартире: по кухне, пустой гостиной, затем заводит в спальню с огромным гардеробом и прилегающей ванной. Есть еще одна комната, но он использует ее в качестве кабинета. У меня уходит секунда, но затем я поворачиваюсь к нему лицом.

— Здесь только одна кровать.

— Здесь никто никогда кроме меня не остается, и я никогда не чувствовал необходимости приобрести гостевую кровать.

Я с трудом сглатываю, мои мысли рассыпаются словно дождь по окну. Всякий раз, когда я думаю, что, возможно, готова к чему-то большему, мир пихает мне в лицо доказательство обратного.

Вместо нытья на этот счет я расправляю плечи и киваю.

— Я обещаю не воровать все одеяла.

Кай изучает мое лицо и затем шагает вперед, пока нас не разделяет всего несколько сантиметров.

— Еще тебе следует сказать, что ты храпишь.

Я удивленно вздыхаю и бью его в грудь.

— Хорошо, я храплю, но это в твоем доме лишь одна кровать, поэтому тебе придется с этим мириться, раз уж ты привез нас сюда.

Кай смеется, а я замираю и смотрю. Черт, он красивый, когда улыбается, и его смех нечто невообразимое. Я нечасто его слышу, но это и понятно, учитывая, что в последнее время ни одному из нас особо было не до смеха.

Его улыбка исчезает.

— Тебе не нужно волноваться. Я могу спать на полу или в кресле в кабинете. Оно удобное.

Что-то тяжелое оседает в моей груди, как камень, мешая дышать.

— Конечно, это тоже имеет смысл, но я чувствую себя виноватой из-за того, что займу твою постель.

Кай заводит меня в гардероб и расчищает мне немного места.

— Можешь распаковать свои вещи здесь. Я вернусь через минуту. Мне нужно привести дела в порядок, и после этого я тоже разберу вещи.

Я киваю, немного благодарная за то, что останусь наедине со своими чувствами на мгновение. Мне хочется быть с ним в одной кровати? Поэтому у меня так тяготит грудь? Из-за разочарования?

Пока я разбираю чемодан, позволяю мыслям и сомнениям окутать мой разум, пока мне не захотелось запрокинуть голову, чтобы вытряхнуть их из ушей. Мне ничего не поделать, если Кай решил, что скорее будет спать на полу, чем возле меня.

У меня не занимает много времени, чтобы разобрать вещи, и затем я смотрю на его чемодан, но решаю не трогать его. Ему может быть предпочтителен особый концепт, и я не хочу напортачить с его системой.

Я слоняюсь по комнате, затем вновь смотрю в восхищении на вид города из спальни. Он схож с тем, который открывается из гостиной, я не знаю, как у него получается что-то здесь делать. Здесь нет занавесок, и это словно смотреть на фотоснимок.

Когда Кай возвращается, он кладет чемодан на кровать и начинает разбирать вещи. Я продолжаю смотреть в окно.

— Это невероятно. Как у тебя получается не стоять здесь и не смотреть в него весь день напролет?

— Наверняка из-за того, что вид из пентхауса Адриана еще лучше, и сейчас я больше чувствую себя дома там. По крайней мере, после стольких лет жизни там.

Я поворачиваюсь, чтобы вновь взглянуть на него. Кай быстро, но эффективно распаковывается, словно делал это уже миллион раз, и я полагаю, так и было во время его путешествий для Адриана.

— И что теперь? — Мое сердцебиение ускоряется, и я сажусь в изножье кровати, складывая руки на коленях. Хлопковые одеяла такие мягкие, что я меняю положение, чтобы погладить их пальцами.

Он прерывает меня легкой усмешкой, наблюдая за тем, как я глажу его постельное белье.

— Подготовимся. Совет примет нас завтра ночью, но мы обязаны явиться, как предписывает приглашение.

Я встречаю его взгляд, размышляя, что за жуткое дерьмо это означает.

Прошло много времени с тех пор, как я была вокруг больше одного-двух людей за раз. Меня коробит мысль о том, что придется находиться в комнате, полной их, и ждать, пока они будут разбирать мои недостатки и набрасываться на мои слабости.

Кай внезапно оказывается передо мной, обхватывая мое лицо руками, затем притягивая меня в объятия.

— Ты сможешь это сделать. Ты уже так далеко зашла, и я буду с тобой.

Мне стоит спросить, откуда он знает, что паника внезапно сдавливает мою грудь так сильно, что я не могу дышать. Но откуда-то он знает. Его сильные руки вокруг меня возвращают часть меня прежней, позволяя мне дышать полной грудью, и я надеюсь, что не подведу его, когда придет время.


17

КАЙ


Приглашение сестры требовало, чтобы мы встретились с советом в парадной одежде. Конечно, как же еще. Моя сестра любит выходки почти больше, чем власть. Утром, после ночи сна урывками, большую часть которой я провел, держась на расстоянии от тихо похрапывающей Роуз, я выплеснул свое отчаяние в душе.

Меньше нескольких минут у меня ушло, чтобы кончить сильнее, чем за всю жизнь, поглаживая мой член и думая о ее мягкой заднице, укутывавшей мой член, пока мы оба лежали обнаженные в моей постели. Это была фантазия, поскольку я все еще в розыске, а ей не нужно излишнее внимание сейчас. К тому же, я не особо уверен, что Адриан не убьет меня за это. Он приказал мне беречь Роуз, а не трахать ее, о чем он мне наверняка напомнил бы, если бы это когда-нибудь случилось.

Черт побери, я так сильно хочу, чтобы это случилось. При каждом ее взгляде из-под этих ресниц у меня встает. Каждый мягкий выпад в мою сторону вызывает желание опрокинуть ее на ближайший стол и отшлепать, пока бледная кожа не покраснеет от моей руки.

Я заканчиваю мыться и выхожу из ванной в полотенце. Роуз сидит в изножье кровати с широко распахнутыми глазами. Она прослеживает путь капель воды на моей груди, и я смахиваю их, наслаждаясь тем, как она облизывает губы.

Это что-то новенькое. Всего несколько дней назад она бы дралась изо всех сил, если бы я приблизился к ней со своей эрекцией наготове. Теперь Роуз смотрит на меня, как будто ее мучает жажда, а я ― последняя капля воды в колодце.

— Позволь мне быстро одеться, и мы поедем в магазин. Это будет недолгая поездка. Нам просто нужно прихватить для тебя некоторые личные вещи. Здесь у меня уже есть одежда.

Роуз не отвечает, и я выхожу из гардероба, затягивая галстук по мере приближения к ней. Она вновь широко распахивает глаза. На этот раз она медленно оглядывает меня с головы до пят.

— Теперь это я здесь раздета? Я уже некоторое время не видела тебя в костюме.

Я заправляю прядь светлых волос за ее ухо.

— Нет, все хорошо. У меня есть определенный образ, и я намерен поддерживать его, пока я здесь, чтобы ни у кого не сложилось неверного впечатления.

Она следует за мной в коридор к лифтам.

— Какого рода впечатления?

Я подмигиваю ей.

— Впечатления, что рядом со мной безопасно. Что я не стану проламывать черепа, как только кто-то переступит черту.

Мы едем в лифте, окутанные тишиной, и водитель встречает нас на обочине. Поездка в магазин не занимает много времени, и Роуз устраивается на диване с горячим чаем. Владелица приносит вещи по одной, чтобы мы могли их рассмотреть. Роуз все это время сидит с выпученными глазами. Она выбирает два платья на примерку, а я жду, пока владелица и ее сотрудники покинут комнату.

Я думаю, что она собирается зайти в примерочную, но вместо этого она встает по другую сторону кофейного столика и снимает туфли с ног.

Я откидываюсь на диване, намереваясь наблюдать за тем, какую бы чертовщину она ни задумала. Мне плевать, что мой член неудобно вжимается в шов брюк прямо сейчас.

Роуз вылезает из джинсов, а затем быстрым движением стаскивает футболку через голову. Я не могу не спросить, стараясь, чтобы в моем тоне не было намека на веселье, чтобы она не подумала, что я смеюсь над ней.

— Что ты делаешь?

Когда Роуз ступает в платье, все остальные мысли о разговоре вылетают из головы. Кремовый шелк обтягивает каждый ее изгиб, придавая ее фигуре вид песочных часов, которой Мэрилин Монро могла бы позавидовать. Я сглатываю, поскольку в горле пересохло.

— Поможешь застегнуть?

Я в одну секунду встаю с дивана и оказываюсь подле нее. Я осторожно застегиваю молнию на ее спине и отхожу назад, чтобы увидеть, как она поворачивается ко мне лицом.

— Что думаешь?

Я смотрю и смотрю, а затем смотрю еще дольше. Она изящная. Я промаргиваюсь, вспоминая, что она ждет ответа.

— Ты выглядишь невероятно. Ошеломительно. Я…

Слабый румянец покрывает ее щеки и видимую часть груди.

— Спасибо. — Роуз зовет владелицу, они быстро делают подгонку и приносят ей подходящие туфли. Мы уходим на несколько сотен долларов беднее, но меня это не волнует. Я куплю сотню платьев, если бы я смог наблюдать, как она влезает и вылезает из них вновь и вновь. Особенно, когда ее груди тряслись, пока она виляла бедрами, чтобы снять платье. Господи, не думаю, что у меня когда-нибудь не будет эрекции рядом с ней, думая об этом сейчас.

Мы возвращаемся в квартиру, и я провожу Роуз в ванную, чтобы приготовиться. В магазине продали косметику, которую она тоже выбрала, и я жду не дождусь, чтобы увидеть ее в полном облачении. Она не появлялась такой с момента нашего знакомства, по крайней мере, официально, и я хочу увидеть эту искру в ее глазах.

Каким-то образом Роуз собирается быстрее, чем я. Ее волосы собраны и заколоты набок, платье идеально сидит на ней, а туфли делают Роуз почти такой же высокой, как я.

— Так что? — Она поворачивается.

Я с трудом сглатываю и иду к комоду в гардеробе. В верхнем ящике находится шкатулка, в которой хранится особенное ожерелье в виде венца, унаследованное когда-то от моей бабушки. Я надеваю ей его на шею, и тихий вздох Роуз стоит затраченных сил на ожидание в магазине, пока она выбирала это платье.

Когда я заканчиваю завязывать бабочку и надеваю туфли, она окидывает меня взглядом.

— Хорошо выглядишь. Тебе стоит чаще носить смокинги. Ты их украшаешь.

Я наклоняюсь и целую ее в щеку, желая, чтобы это были губы. Роуз смотрит мне в глаза, напряжение нарастает, пока дедушкины часы в гостиной не начинают звонить.

— Пора, — шепчу я. — Ты готова?

Роуз кивает, и я вывожу ее в коридор. Охранники не сводят глаз со своей обуви после того, как я награждаю их акульей улыбкой. Никто не прикоснется к ней. Никто даже не посмотрит на нее в этом платье. Никто не сможет смотреть на нее и не возжелать ее, а я сейчас не могу с этим мириться.

Мы садимся в машину и едем через весь город в роскошный музей, который служит штабом Чикагского совета. Когда мы прибываем, я понимаю, что недооценил свою сестру. Весь состав общества Чикаго здесь, они приветствуют друг друга, бросают на нас пренебрежительные взгляды, пока заходят в здание.

Внутри проходит мероприятие, общество снует повсюду, и я улавливаю слова «сезон открыт» и бранюсь. Она могла бы предупредить меня, что общество открыло здесь сезон. Даты близки, но иногда расходятся в зависимости от часовых поясов дома.

— В чем… в чем дело? — шепчет Роуз.

Я улавливаю аромат лаванды и позволяю ему успокоить меня.

— Ни в чем. Моя сестра не предупредила меня, что они уже открыли сезон.

— Вот почему она так хотела, чтобы ты сдался, чтобы заработать очки в обществе?

Я пожимаю плечами и веду Роуз к бару, чтобы выпить, нам обоим нужно слиться с этой толпой.

Выпив, мы поворачиваемся к толпе, направляющейся в главный зал, и я протягиваю ей руку.

— Готова?

Роуз прижимает шампанское к груди и позволяет мне подвести ее к очереди у двери. Служащий записывает имена всех собравшихся, объявляя каждого нового человека. Мы вскоре добираемся до входа, и я иду первым, называя ему свое имя. Он объявляет меня, что вызывает небольшое оживление. Роуз выходит вперед и шепчет мужчине.

Он объявляет ее тем же гулким голосом, что и других.

— Роуз Барон, единственная наследница династии Барон, подопечная почившей династии Новак. Находящаяся теперь под защитой семьи Доубек.

Она встречает меня, но смотрит, когда я не сдвигаюсь с места.

— Роуз Барон?

— Я взяла фамилию Новак, когда была ребенком и переехала к Валентине и ее отцу. Я не пользовалась этой фамилией с самого детства. Пришло время вспомнить, кто я такая, не правда ли?

Язык немеет во рту, и я веду ее к кромке сверкающего зала. Он все еще возбужден после ее объявления, и я бросаю слишком много грозных взглядов, чтобы они не подходили к нам.

— Почему все они смотрят на нас? — говорит она через несколько мгновений.

Я окидываю взглядом пространство.

— Наверняка потому, что они знают, что я в розыске. — Это ложь, но ей и без того было достаточно трудно выбраться из дома в последние месяцы. Я не хочу портить единственную ночь, когда Роуз чувствует себя красивой и счастливой. Только не из-за новости о том, что она еще более желанная драгоценность, чем ее кузина.

Мы огибаем бальный зал, и я веду ее по кругу, чтобы найти высокий стол, на который можно опереться. По крайней мере, пока совет не придет за нами. Роуз цепляется за меня, словно собирается унестись по ветру без якоря.

Я изучаю Роуз, пока она наблюдает за людьми. Черт, она такая красавица. Но Барон. Как я мог не предвидеть этого? Я наводил о ней справки, когда она переехала в мое убежище, но в результате удалось найти только имя и активы Новака. Бездействующая династия Барон богата, богаче Адриана, богаче большинства членов совета. Никто не сможет тронуть ее с ее богатством, если она официально заявит о праве на свой семейный титул. Это также сделает ее слишком породистой для подобных мне.

Конечно, моя семья взрастила здесь совет, но мы были кучкой людей со смешанным происхождением от двух меньших членов их семей. Они любили друг друга, и этого было им достаточно. Им не нужна была власть, как моей сестре.

Мне кажется, что я целую вечность провожаю людей взглядом, пока за нами не приходит служащий совета.

Роуз разглаживает свое платье.

— Нервничаешь?

Я трясу головой и протягиваю руку.

— Я никогда не нервничаю.

— Вообще?

— Никогда. Бессмысленно. Зачем беспокоиться о том, что ты еще не испоганил?

Она бросает на меня взгляд, пока мы следуем за служащим через двойные двери в переднюю.

На возвышении сидит моя сестра и совет Чикаго, все в креслах, подобных тронам. Сестра сделала из себя королеву.

— Чем мы обязаны, старший брат?

Двери закрываются за нами, отгораживая нас от шума толпы. Я на миг окидываю взглядом присутствующих в совете, отмечая отсутствие одного из мужчин, который обычно сидит здесь. Харви что-то там.

— Возможно ли рассмотрение запроса без полного состава совета? — спрашиваю я, не желая раскрывать карты, пока мы не узнаем, может ли она вообще помочь или если она раскроет, что уже воспрепятствовала нам.

Моя сестра сдвигается на своем троне, ее черное платье тускло мерцает под верхним светом.

— Мы собрали большинство, и его достаточно, чтобы не было ничьей. Большего не требуется. Если Харви захочет принять участие в голосовании, он появится на рабочем посту вовремя.

Я смотрю на сестру, но не могу понять ее настроение или значение легкого блеска в ее взгляде.

— Можем мы уединиться?

Она фыркает и взмахом указывает на дверь, как сделала бы истинная королева.

Я выхожу на танцпол и заключаю Роуз в объятия. Она идеально попадает в ритм, позволяя мне вести.

— В чем дело? Почему мы вошли туда и вышли?

Трудно объяснить ей, что у меня плохое предчувствие.

— Не уверен, но я не доверяю происходящему.


18

РОУЗ


Я так легко попадаю с ним в ритм. Словно я танцевала всю свою жизнь. Кай искусно ведет меня по площадке, и что-то подсказывает мне, что он делал это гораздо чаще, чем я.

— Хочешь рассказать, что тебя гложет?

Он крепко сжимает мои руки, но качает головой.

— У меня просто плохое предчувствие на этот счет. Может, нам не следует этого делать. Мы можем уйти сейчас и найти другое убежище.

Я смотрю на него, пытаясь понять, что насторожило Кая. Я никогда не видела его таким раздраженным, и это начинает меня пугать.

— Может, я принесу нам выпить?

Когда я высвобождаюсь из его хватки, Кай отпускает меня, и я иду к бару, чтобы взять два виски. Ко мне подходит мужчина, прежде чем мне удается даже сделать заказ.

— Мисс Барон. Я ― Тедди Фэйрворт. Нас еще не представили друг другу должным образом, но я решил подойти и поздороваться.

Я награждаю его натянутой улыбкой.

— Привет.

— Я удивлен видеть вас здесь, учитывая, что общество считало вас мертвой, а вашу родословную прерванной.

Теперь он привлекает мое внимание. Мне определенно не нравится, как он сказал «прерванной», как будто кто-то планировал расправиться с моей семьей.

— Что это должно значить?

Он поднимает руки в знак покорности, придвигаясь ближе.

— Совсем ничего. Рад видеть вас здесь и, судя по всему, вы не замужем. — Он указывает головой на мою руку.

Иу. Отлично, теперь я для них цель, фамилия, с которой можно заключить союз. Я оглядываюсь, чтобы найти Кая, но он уже идет по танцполу, засунув руки в карманы, как хищник, учуявший запах.

Когда Кай подходит ко мне, он наклоняет лицо, чтобы поцеловать меня щеку.

— Что здесь происходит?

Я указываю на незнакомца напитком в руке и затем отдаю его Каю.

— Тедди, это Кай. Кай, это Тедди.

Они оба кивают, и затем Тедди уходит не прощаясь. Я едва успеваю сделать глоток, как Кай вытаскивает меня на балкон, прислоняет к стене, прижимаясь своим телом к моему.

— Мы пробыли здесь пять минут, и ты уже охотишься за мужем.

Я ударяю его в грудь, гнев обжигает больше, чем проглоченный виски.

— Это было неуместно. Я брала выпивку, а этот мужчина сам подошел поговорить со мной.

Кай утыкается лицом в мою шею и разворачивает меня лицом к стене.

Паника накатывает быстрее, чем я могу ее обуздать, заставляя меня ударить его ногами. Он с легкостью избегает шпильки.

— Успокойся, Роуз. Успокойся. Это я, и ты уже знаешь, как я ощущаюсь напротив твоего тела.

Я пытаюсь унять панику в животе. Он прав. Я знаю, как он ощущается на мне, и он не Сэл. Это не он загоняет меня под себя вновь и вновь.

Кай проводит ртом по моей шее, посылая мурашки по телу.

— O.

— Мне не нравится, что тот мужчина говорил с тобой. Я не хочу, чтобы ты говорила с другими мужчинами. Ты принадлежишь мне.

Я вскрикиваю, когда он впивается зубами в мое плечо.

— Я никому не принадлежу.

Кай поворачивает меня лицом к себе вновь и втискивает свое бедро между моими.

— Посмотрим, маленькая Роуз. Ты моя, и я не откажусь от тебя так просто.

Я обхватываю бицепсы Кая, а он проводит ртом по моей шее до выпуклости груди. При каждом прикосновении его губ во мне разгорается яркое и горячее пламя.

Остальные мои сексуальные опыты были ужасными. Их всегда нужно было терпеть, но это, это... я с трудом сглатываю, сцепляя наши руки.

— Пожалуйста.

Он улыбается мне в кожу.

— Уже умоляешь. Похоже, твое тело уже знает, кому оно принадлежит.

Я ударяюсь головой о стену, пытаясь прорваться сквозь туман в голове. Затем кто-то откашливается, и появляется сестра Кая в мерцающей тафте, оглядывая нас обоих.

— Простите за то, что прерываю. Я думала, мы продолжим наш разговор.

У меня пылает лицо, но мы киваем ей и следуем обратно на вечеринку, затем в переднюю.

Она возвращается на свое место и машет нам рукой, как будто у нее нет всей ночи в запасе. На этот раз заговариваю я.

— Мы просим у совета убежища.

— Убежище, — повторяет Селена. — От чего именно?

Я смотрю на Кая.

— Совет в нашем городе устроил охоту на ведьм. Они хотят истребить семью Доубек и всех связанных с ними. Включая Кая и меня.

Члены совета мгновение перешептываются, и затем Селена встречается со мной взглядом. Я упускаю что-то, но я не знаю что.

— Убежище может быть предоставлено тебе, но не Каю. Он уже под судом своего собственного совета, и мы не можем вмешиваться. Если бы он не был в розыске, тогда мы могли бы помочь. Однако тебе мы можем предложить защиту.

Кай подходит ко мне.

— Спасибо, она примет ее.

Я поворачиваюсь и смотрю на него.

— Она ничего не примет, и ты не будешь говорить за меня.

Селена едва ухмыляется мне, когда я в этот раз встречаюсь с ней взглядом.

— Нельзя ли пересмотреть решение? Кай важен мне, и я не хочу видеть, как ему делают больно.

На этот раз она не совещается с членами совета.

— Мужчины вроде него были созданы для боли. Их работа ― подвергаться боли, чтобы людям вроде тебя не пришлось. Чтобы людям вроде его друга Адриана не пришлось.

Я теряю дар речи. Она бы бросила своего брата вот так, без всякой защиты. Ничего. Это все для меня проясняет. Наверняка она слила его местонахождение, но какой ей от этого толк?

— Что нам сделать, чтобы изменить решение?

Она качает головой.

— Ничего. Решение было принято.

Я делаю шаг вперед, увеличивая дистанцию между мной и Каем. План формируется в моей голове так быстро, что я не успеваю передумать, когда слова вырываются наружу.

— Что если бы он был моим женихом? Тогда бы вы предоставили ему убежище?

Ее взгляд останавливается на мне, затем переключается на него.

— Он не из тех, кто женится, нечто подобное я слышала. Ему слишком нравится играть роль плейбоя.

Мне требуются все силы, чтобы не дрогнуть от этого намека, но я продолжаю, потому что теперь уже нет пути назад.

— Ты видела нас на балконе. Он мой жених, и я хочу, чтобы он тоже был защищен.

Теперь в ее взгляде появляется нечто вроде одобрения, но это из-за того, что я защищаю ее брата или из-за того, что ее брат может унаследовать все, что у меня есть?

Селена вновь говорит со своими людьми, а затем еще раз смотрит на меня.

— Вы оба будете защищены.

Затем она взмахивает рукой, и мы уходим. Через несколько секунд она догоняет нас.

— Вам лучше сделать это официальным в течение следующих сорока восьми часов, иначе указ будет аннулирован. Я убедила их быть снисходительными, но совместная защита обычно предоставляется только женатым супругам.

Я бездумно киваю, только сейчас осознавая последствия совершенного мной. Дерьмо. Мы должны пожениться, иначе его бросят на растерзание акулам.

В действиях Кая нет нежности, когда он тащит меня к машине, заставляя споткнуться на моих дурацких высоких каблуках. Когда-то я любила вечеринки, но это было прежде. То была Роуз, которая думала, что любовь и секс могут быть романтичными с правильным партнером.

Теперь я не такая идиотка.

Мы оба забираемся в машину, и Кай хлопает дверью достаточно сильно, чтобы сотрясти внедорожник. Мне едва удается открыть рот, прежде чем он начинает кричать.

— Какого черта это было? Это не было частью плана. Ты не можешь вот так взять на себя ответственность за меня и сказать всем, что мы женимся. Ты рехнулась?

Я сглатываю ком в горле.

— Брак не должен быть настоящим. Когда ты будешь в безопасности, мы можем развестись. Это неважно.

Кай выглядывает в окно, теперь его голос кажется более мягким.

— Это важно для меня.

У меня болит сердце, и я позволяю тишине осесть, не зная, как все исправить. Как заставить его увидеть меня такой, какой мне хочется.

Мы добираемся до его квартиры, и Кай направляется к дверям, едва дожидаясь, когда я зайду внутрь. Внутри я снимаю каблуки и оставляю их у двери.

— Поговоришь со мной? Прости, хорошо? Прости, что я сделала это, но я не жалею об этом. Не в случае, когда это дает мне шанс отплатить тебе за защиту, отплатить тебе за мое спасение.

Он поворачивается ко мне лицом и спиной к мерцающему городу снаружи.

— Ты не должна расплачиваться со мной за это. Это моя работа.

— Я могу быть для тебя работой, но ты спас меня, и хотя я знаю, что большую часть времени веду себя абсолютно безумно, это значит что-то для меня. Я… — Я с трудом сглатываю и перестаю говорить, прежде чем сболтну что-то лишнее. Что-то большее о себе, что я не смогу вернуть назад.

У меня наворачиваются слезы, и я смотрю в потолок, не желая стоять здесь перед ним и выглядеть как какая-то полоумная енотиха.

— Так что теперь?

Кай не сводит с меня глаз, и этот взгляд пронзает меня насквозь. Что-то изменилось за последние секунды, и я недостаточно умна или опытна, чтобы понять что.

Он сокращает дистанцию между нами и с легкостью поднимает меня на руки.

— Ну, думаю, мы должны начать в спальне.

Мой голос дрожит, когда я смотрю на Кая.

— В спальне?

— Да, в спальне. Если нам предстоит стать супружеской парой, то я планирую воспользоваться всеми преимуществами.

От меня следует еще один удивленный взгляд.

— Преимуществами?

Кай относит меня на кровать и садится на край. Затем он залезает ко мне под платье, чтобы схватить меня за ногу. Кай массирует своими сильными руками мою ступню, и я даже не пытаюсь подавить рвущийся на волю стон.

Хотя после этого я зажимаю рот рукой, потому что смущена, но не настолько, чтобы попросить его остановиться.

— Нравится?

Я киваю и убираю руку, чтобы взглянуть на него.

— Что случилось? Ты кричал на меня минуту назад, а теперь ты здесь касаешься меня… — Я отвлекаюсь, так как не совсем понимаю, что Кай планирует здесь делать.

Он опускает подол моего платья и снимает пиджак и бабочку.

— Я понял, что мне все равно. Принадлежу я тебе или Адриану, неважно. Я защищу вас обоих, несмотря ни на что.

— В этом причина? — Я не купилась, но он забирается рядом со мной на кровать, и сердцебиение отдается у меня в ушах. — Ты просто вот так сдаешься?

Он пожимает плечами.

— Или, может, я планирую соблазнить тебя и держать в кровати сорок восемь часов, пока этот твой план не рухнет. Как звучит?

Я чувствую свое сердцебиение повсюду. В пальцах ног, в животе, на лице, но по большей части в моем центре. Мой клитор пульсирует, вызывая необходимость в прикосновениях во всем теле. Но мой разум кричит держаться от Кая подальше и не позволять этому произойти.

— Ты можешь попытаться, но я не уверена…

— Не волнуйся, Роуз. Я не собираюсь бросать тебя на кровать и трахать, пока на твоей пизде не увековечится мое имя.

Я краснею от этих непристойных слов, даже когда мне становится еще жарче.

— Но…

— Но ничего. Прямо сейчас мне нужно, чтобы ты расслабилась. Дыши, и мы сможем поговорить.

Я успокаиваюсь подле него и позволяю Каю просунуть руку под мою шею, чтобы подпереть ее.

— Хорошо?

— Ты дышишь?

Я киваю и бормочу:

— Да.

— Хорошо. Тебе нужно кое-что знать, прежде чем я коснусь тебя. — На этот раз я ничего не говорю, но не свожу с него глаз. — Ты не сможешь прикоснуться ко мне после того, как я начну, иначе я не смогу воспротивиться и не трахнуть тебя и сделать по-настоящему своей.


19

КАЙ


Роуз широко распахивает глаза, когда я вновь берусь за подол ее платья, но теперь я задираю его до ее талии и сбиваю материал вокруг ее бедер. Роуз изгибается, словно может встать и убежать, но я вжимаю руки в ее бедра.

— Нет, ты это начала. Если бы мы были женаты, я бы ожидал, что ты позволишь мне прикасаться к тебе, как я сочту нужным.

Роуз смотрит на меня, сжав губы в тонкую линию.

— Не любыми способами.

Я легко смеюсь.

— Нет, ты права, только теми способами, от которых у тебя подогнутся пальцы и оставят умоляющей меня не вылазить из постели утром.

Когда она замолкает, я знаю, что она представляет это у себя в голове. Пока она держит свой страх под контролем, я не собираюсь останавливаться. Не сегодня, когда так много мужчин пялились на нее, надеясь заполучить себе. Только через мой труп.

Я провожу по изгибу ее икры, затем до колена, что заставляет ее дернуться и рассмеяться. Чем выше я провожу пальцами по мягким бедрам Роуз, тем сильнее она извивается. Но не из страха, нет, она опускает свой таз, словно может подвинуть свою киску ближе к моей руке, чтобы сократить расстояние. Что заставляет меня улыбнуться. Роуз может быть напугана, но она хочет меня так сильно, что жаждет этого.

Я тянусь пальцами к кружеву ее трусиков, но останавливаюсь. Я держу дистанцию, не желая пугать ее излишней поспешностью. Но даже сейчас только это легкое прикосновение и ее дурманящий аромат сводят меня с ума. Я сжимаю в кулаке свой член через брюки и несколько раз провожу по нему.

Затем я возвращаюсь к исследованию своего приза. Я провожу пальцами по другому бедру Роуз и поднимаюсь обратно. Она придвигается ближе ко мне на кровати с каждым движением моих пальцев. Еще немного, и она упадет ко мне на колени.

— Успокойся, Роуз. Я с тобой. Я не сделаю ничего такого, что тебе не понравится. Доверься мне.

Она хмыкает, словно это глупое заявление, но я не обращаю на это внимания, отвлекаясь на изгибы и впадины ее тела под моими пальцами.

На этот раз, когда я добираюсь до трусиков, я провожу пальцами по шелку, прямо по линии ее тела до клитора. Когда я касаюсь его, Роуз дергается, отрываясь бедрами от кровати.

— O.

— O? — Я смотрю на нее через кровать. — O? Что это значит?

Она с трудом сглатывает.

— Я просто не ожидала таких ощущений.

Я не свожу глаз с ее лица, когда провожу пальцем по уже влажному шелку. Она издает протяжный стон, когда я тру ее чувствительную кожу.

— Тебе это нравится, — говорю я. Она кивает, но мне не требуется подтверждений. Тело Роуз кричит, как ей все это нравится.

У меня начинает болеть член, и я опасаюсь за свои швы. Я опускаюсь на колени на пол и тянусь к краю ее трусиков. Роуз поднимает подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза, и я одариваю ее небольшой улыбкой.

— Просто исследую тебя. Тебе нравится, верно?

Она лихорадочно кивает и опускает голову обратно на постель. Я снимаю кружево и засовываю его в свой карман. Именно этого момента я ждал. Роуз стискивает бедра, но я мягко раскрываю ее, чтобы окинуть взглядом. Каждый сантиметр ее тела покрыт румянцем, и она мокрая оттого, что ей нужно кончить. Мягкие светлые локоны обрамляют ее клитор, и я тру пальцами влажную кожу Роуз, как делал это прежде. Она покачивает бедрами навстречу моей руке, поэтому я делаю это вновь.

— Ты такая красивая, раскрывшаяся для меня подобно пиршеству.

— Пиршеству? — шепчет она.

Я подаюсь вперед и обдаю своим дыханием ее кожу, заставляя Роуз задрожать.

— Пиршеству, — подтверждаю я, затем опускаю голову, чтобы впервые испробовать ее.

Роуз прекрасна, как я и представлял. Ее кожа мягкая и теплая, и вкус ее возбуждения сладок на моем языке. Я утыкаюсь в ее маленькую дырочку и делаю длинные размашистые движения языком по ее клитору.

Она издает какой-то шум, но приглушает его одеялом. Но имеет значение сейчас лишь мой рот на ее коже. Когда Роуз успокаивается вновь, я погружаю в нее свой язык, заставляя ее стиснуть бедра у моих ушей.

Я смеюсь и нежно раскрываю ее вновь.

— Успокойся, любимая, это был всего лишь мой язык. Я не наврежу тебе. Вообще, я собираюсь заставить тебя почувствовать себя действительно хорошо.

Роуз гладит меня пальцами по голове и отдергивает руку, словно не может поверить в то, что сделала. Поэтому я беру ее за запястье и возвращаю ее руку к своей голове.

— Все в порядке.

Затем я возвращаюсь к пиршеству, закидывая ее бедра себе на плечи для лучшего ракурса. Когда я всасываю клитор Роуз, она выдыхает мое имя, и я знаю, что этот звук станет моей смертью.

Я продолжаю делать это, обожая то, как она начинает покачиваться мне навстречу, ища большего, даже если она воюет с собой относительно этого желания.

Накал становится таким сильным, что я не могу не коснуться себя. Я продолжаю вылизывать Роуз и нащупываю пряжку ремня, чтобы выбраться из ловушки моих брюк. Предэякулят прилипает к руке, но я игнорирую это, вместо этого делая длинный взмах языком.

— Ты на вкус как рай, Роуз.

Ее единственным ответом служит тяжелое пыхтение, она массажирует мою голову, словно не может заставить себя вернуть меня в колыбель своего тела.

Я одновременно прохожусь по своей длине и посасываю ее клитор, желая, чтобы я мог встать и толкнуться в нее. Насколько тугой она была бы, встретив мой член? Она бы кончила мгновенно или мне нужно было бы подвести ее к этому? Я позволяю этому проигрываться в моем сознании, пока я двигаю рукой и посасываю ее маленький комочек.

— Скажи, когда будешь близко, Роуз, — шепчу я.

Затем она разбивает мне сердце, произнося:

— Близко к чему?

Этого достаточно, чтобы мой член сжался. Я приподнимаюсь над кроватью и смотрю ей в глаза.

— Ты никогда не трогала себя, никогда не доводила себя до пика?

Она качает головой.

— Нет, не было… меня это не интересовало после…

Мы оставляем эту тему, и я погружаю палец в ее центр, используя его в качестве рычага для большей стимуляции.

— Ты почувствуешь это. Станет нарастать удовольствие, и если ты отдашься ему, обещаю, ты почувствуешь себя восхитительно.

Роуз с трудом сглатывает и кивает.

— Я доверяю тебе.

Я вновь опускаю голову и утыкаюсь в ее клитор, затем сменяю короткие посасывания ударами языка. Не требуется много времени, чтобы возобновились ее покачивания навстречу моему лицу, Роуз лихорадочно цепляется за мою голову, словно хочет вжать меня туда, где ей больше всего это нужно.

— Сделай это, — шепчу я. — Покажи, что тебе нужно.

Она направляет мое лицо к своему клитору.

— Вот, оставайся здесь.

На этот раз я добавляю еще один палец внутри нее и посасываю ее клитор, пока Роуз не начинает пульсировать вокруг меня, дыша громче, и затем она кончает, шепча мое имя.

Я поднимаюсь, у меня ноет член. Роуз окидывает меня взглядом, но не сдвигается с места. Даже не вздрагивает.

— Я не собираюсь трахать тебя. Просто смотри, хорошо?

Когда она кивает, я склоняюсь над ней, чтобы мне была видна ее все еще блестящая киска. Довести себя до оргазма занимает несколько секунд, и я выплескиваю его толстыми нитями на ее бедра. Роуз сосредоточенно наблюдает, пока я в последний раз прохожусь по своей длине.

Я вытираю мягкой подкладкой ее платья свой член, но тщательно втираю свою сперму в кожу ее бедер. Помечая ее ей. Пока Роуз не становится липкой и я не чувствую себя удовлетворенным впервые за много месяцев.

Роуз принимает сидячее положение и смотрит на меня, ее щеки раскраснелись, а волосы в полном беспорядке.

— Это значит, что ты женишься на мне и позволишь мне защитить тебя?

Я нежно провожу большим пальцем по щеке Роуз, от моей руки все еще пахнет ею.

— Нет, любимая. Нет. Я не позволю тебе растратить свою жизнь на меня. Не что-то столь важное.

Что-то искрится в ее глазах, и она отталкивает меня, чтобы соскочить с кровати. Я перекатываюсь на спину, и когда она закрывается в ванной, я наконец издаю долгий вздох и стискиваю челюсти. Сказанное мной было правдой, но я не сказал ей, что мне не хотелось бы ничего больше, чем сделать ее своей навсегда. Она заслуживает кого-то намного лучше. Мужчину, который будет холить и лелеять ее. Роуз слишком много пришлось пережить, чтобы соглашаться на меньшее.

Я поднимаюсь и снимаю одежду, забираясь в постель в одном белье. Когда она выходит из ванной, ее лицо чистое, и на ней ее старая футболка. Я откидываю одеяло, чтобы она могла лечь возле меня. Роуз отодвигается как можно дальше, сохраняя дистанцию между нами.

Я не собираюсь ей этого позволять. Не после того, как только что заставил ее кончить и все еще могу чувствовать ее пульсацию под своей кожей. Я прижимаю ее к себе и выжидаю, пока она дергается, пытаясь вырваться.

— Успокойся. Только то, что я не хочу жениться на тебе, не значит, что я не могу хотеть тебя или касаться.

Она фыркает.

— Только это тебе и нужно ― трахнуть меня, как и любому другому парню?

Я замираю, собираясь отчитать ее за ее предположения, но я не сказал ей правды, и почему она должна верить чему-то иному?

— Ложись спать, Роуз.

— Отъебись, — бурчит она.

Я трусь о ее спину, а она выкручивается и вновь вырывается из моих объятий.

— Нет, ты не можешь сказать, что ты не хочешь меня, а потом продолжать давить на меня, как ты это делал. Либо ты хочешь касаться и не отпускать меня, либо ты не касаешься меня вообще.

Я сверкаю взглядом, потому что мне не нравятся ультиматумы, а этот звучит довольно категорично.

— Думаешь, сможешь навсегда отказаться от моего языка на твоем клиторе?

Она перекатывается, вновь поворачиваясь ко мне спиной.

— Когда я почувствую необходимость, я просто найду для этого кого-нибудь другого.

Мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы не взять ее прямо здесь, овладеть ею и сделать ее своей навсегда. Но это станет концом жизни, какой она ее знала. Я никогда ее не отпущу, и она будет ненавидеть меня за то, что я загнал ее в ловушку, как она всегда делает, когда я делаю то же самое с ее телом.

Я долго смотрю в потолок, желая, чтобы все было иначе, чтобы мы были другими людьми. Я никогда не хотел быть кем-то другим, но ради нее я хочу стать лучше. Кем-то достойным, кем-то, кто может быть ей нужен.

Когда Роуз начинает сопеть, я поднимаюсь с кровати и иду в свой кабинет. Благодаря двум дням защиты совета я смогу хотя бы связаться с Адрианом и немного поработать. Председательская сука не нарушит границы другого совета, чтобы добраться до меня.

В кои-то веки я в безопасности. Благодаря Роуз и ее слишком мягкому сердцу.


20

РОУЗ


Когда я просыпаюсь и перекатываюсь поближе к солнечному свету, мое тело кажется нуждающимся и податливым в то же время, в самом чудесном смысле слова. Я потягиваюсь, но Кая нет рядом. Я одна, и я не уверена, почему от этого становится больно, поскольку мы никогда прежде не спали в одной постели. Никогда не касались друг друга, как прошлой ночью.

Я закрываю глаза и вспоминаю, вызывая этим сильную пульсацию в клиторе. Я также никогда подобного не ощущала. Удовольствие нарастало до тех пор, пока я не почувствовала, что вот-вот распадусь на части. И когда я раскрылась, это того стоило.

Намереваясь найти его и извиниться за то, как я повела себя после, я откидываю одеяло, быстро чищу зубы и начинаю искать Кая по всей квартире. Свет отражается от зданий плотными полосами, но я не могу оторвать взгляд. Пока я не добираюсь до кухни и не застаю его без рубашки, выкладывающего панкейки на тарелку. Теперь ничто не заставит меня перестать смотреть.

— Доброе утро, — говорит он и подталкивает ко мне чашку кофе через барную стойку. Я беру ее, обхватывая руками и ожидая, что он что-нибудь скажет. Может, отругает меня за неблагодарность, что угодно.

Вместо этого Кай протягивает мне тарелку с панкейками и продолжает готовить себе. Я поливаю их сиропом, не сводя глаз с его широких лопаток, мышцы спины напрягаются при каждом движении спатулы. Когда готовка панкейков стала такой сексуальной?

Я делаю еще укус, наблюдаю и жду, когда он закончит и сядет со мной.

Когда Кай это делает, я поворачиваюсь к нему на стуле.

— Так что происходит?

Он вопросительно вскидывает бровь.

— Что ты имеешь в виду?

Я взмахом руки указываю на панкейки, потом на его голое тело, открытую газету на другой стороне стойки.

Он лишь качает головой, словно не понимает.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду.

Я прикусываю губу и смотрю на шоколадные панкейки на моей тарелке. Может, ему просто захотелось заняться готовкой. Это не должно что-то значить.

Кай предельно ясно выразился прошлой ночью, но ничего из этого не должно что-то значить. Проблема в том, что я так много времени пыталась убедить себя, что другие произошедшие со мной вещи ничего не значат, что теперь я жажду чего-то настоящего. Что бы ни было между нами, это настоящее, даже если ему хочется это отрицать.

У меня нет другого выбора, кроме как позволить ему.

Не пытаясь объяснить, я откусываю кусочек и обдумываю варианты. Кай фокусируется на своей еде, а я осознаю, что по-новому осознаю наши тела.

При каждом его движении я не могу не смотреть. Каждое напряжение его мышц притягивает мой взгляд.

И в итоге я оставляю завтрак и возвращаюсь в спальню, чтобы быстро принять душ.

Я принимаю самый интенсивный душ в своей жизни, ожидая, присоединится ли он ко мне. Конечно, он этого не делает. И зачем ему это? Я ничего для него не значу, даже когда пытаюсь спасти его жизнь.

После душа я ищу Кая и нахожу в кабинете, он уже принялся за работу.

Любопытствуя, я обхожу его кругом, чтобы заглянуть ему через плечо.

— Что ты делаешь?

Он закрывает ноутбук и смотрит на меня.

— Это не твое дело, юная леди. — У него игривый тон, но нотка в его голосе говорит о том, что его слова окончательные.

Я сажусь на маленький стул рядом с его столом и с секунду наблюдаю за ним.

— Так что сейчас происходит? Мы остаемся здесь?

Он пожимает плечами.

— Если ты этого хочешь. Мы можем насладиться еще хотя бы одним днем защиты моей сестры, хотя, если они окажутся поблизости, я не услышу ни слова об этом.

Отчасти мне хочется вновь поспорить с ним, но я знаю, что это бесполезно. Кай ясно дал понять, что не хочет жениться на мне. Мне следует встать со стула и уйти в другую комнату, прежде чем я скажу что-то, о чем потом пожалею.

Странно. В домике мне хотелось только побыть наедине с собой. Но здесь оставаться наедине с собой кажется чересчур перманентным. Я исследую его дом еще немного и возвращаюсь в кабинет. На этот раз Кай закрывает ноутбук, как только я вхожу в комнату.

— Что-то еще? — спрашивает он.

Я киваю.

— Да, нам нужно определить следующие действия. Я не могу просто слоняться по твоему дому в ожидании того, когда кто-то попытается убить меня или тебя.

Он усмехается, сверкая глазами.

— Если честно, я сомневаюсь, что убийца придет ко мне домой убивать меня. Скорее всего, он попытается сделать это в менее защищенном месте.

Я повторяю за ним и пожимаю плечами.

— Видишь, это показывает, как много я знаю о попытке убить кого-то.

Я откидываюсь в кресле и наблюдаю за ним.

— Так… что дальше?

Шутливость исчезает с его лица, и Кай встречает мой взгляд.

— Ты должна вернуться домой. Убирайся отсюда, пока можешь, прежде чем кто-то поймет…

Он качает головой и смотрит на свой ноутбук.

— Поймет что?

— Ничего, просто что ты со мной. Если они подумают, что мы вместе, ты станешь легкой мишенью, еще хуже, если они узнают, кто ты.

— Если совет пытается убить тебя, не думаешь, что они уже знают, кто я? Особенно если они выследили тебя специально, когда мы скрывались.

— Возвращайся домой. Если ты не сделаешь это ради себя, сделай это ради меня.

Я выпрямляюсь в кресле, гнев тягучей волной горит в моей груди.

— О, ты хочешь, чтобы я сделала это для тебя ради моей безопасности. И эту чушь несет человек, который наотрез отказывается жениться на мне, чтобы обезопасить себя.

Его рот на секунду открывается, и он потирает затылок.

— Это другое.

— Каким это образом?

— Это просто другое. Нас нельзя сравнивать. Мы с тобой из разных миров.

Теперь он действительно меня выбесил.

— Валентина, несомненно, рассказала тебе, через что мы прошли. Ты знаешь, как это закончилось. Как ты можешь говорить, что я не принадлежу этому миру, когда я росла в крови и насилии? Я видела, как бомба убила моих маму и тетю. Мне тогда стало легче только от того, что они ушли вместе, а потом от того, что им не пришлось видеть, как сильно опустился мой дядя.

Прежде чем Кай успевает ответить, я вновь встаю из кресла, бросая его об стол, и выметаюсь из комнаты. Сейчас мне комфортно только в спальне. Но даже в ней воспоминания о его губах на моей коже чересчур сильны, особенно когда я больше всего на свете хочу, чтобы он сделал это вновь.

Поскольку у меня не так много выбора, я устраиваюсь в кровати на одеяле и кладу на колени открытую книгу. Если Кай хочет поговорить, пусть сам ищет меня в этот раз.

Уже поздний вечер, когда он отыскивает меня и ставит большой стакан воды на прикроватный столик, затем устраивается на кровати у моих ног.

— Роуз…

Я качаю головой, не отрывая глаз от книги.

— Нет. Я не хочу через это вновь проходить. Ты ясно дал понять, что я значу для тебя достаточно, чтобы трахнуть меня, но недостаточно, чтобы жениться. Я поняла, это мужская тема.

— Дело не в этом, и ты это знаешь.

Я по-прежнему не смотрю на Кая, пока он не берет мое лицо и не заставляет меня встретиться с ним взглядом.

— Можешь смотреть на меня, когда мы разговариваем, пожалуйста?

Ощущение его рук на моем теле, даже если только на лице, слишком сильное. Я хочу заползти к Каю на колени и посмотреть, чему еще он может научить меня своими греховными пальцами.

— О, не смотри на меня так, Роуз, иначе все выйдет из-под контроля.

Я сглатываю, в теле вспыхивает желание, но вместе с ним вспыхивает страх.

— Не знаю, готова ли я к этому.

Он касается моей щеки.

— Я знаю, поэтому я не подталкиваю и не буду подталкивать тебя. Ни за что на свете. Это лишь подтвердит то, что ты думаешь обо мне, а я не могу позволить тебе видеть меня похожим на тех других мужчин, которые использовали тебя.

Я вздыхаю.

— Я не чувствую ничего подобного. Правда. Прости, если заставила тебя почувствовать подобное. Это не то же самое, и я это знаю.

Он проводит большим пальцем мучительно медленные круги по моей челюсти, затем по шее и плечу.

— Хорошо, потому что я бы не хотел быть таким же, как все. Особенно таким, как эти мудаки.

Я подаюсь вперед, чтобы ему было удобнее касаться, и я благодарна, когда Кай делает это: он проводит рукой по моей спине, а затем поднимается к моим волосам, массируя их. Так приятно. Я стону, прежде чем осознаю это. Я с трудом сглатываю и встречаюсь с ним взглядом. Кай смотрит на меня так же, как прошлой ночью, словно хочет съесть меня целиком, и мне будет приятна каждая секунда.

— Чего ты хочешь, Кай?

Он замирает, когда я произношу его имя, и смотрит мне в лицо.

— Я хочу быть в безопасности. Я хочу спокойно делать свою работу без необходимости волноваться каждую минуту о той или иной беде. И я хочу, чтобы эта председательская сука сдохла.

Я пытаюсь вспомнить, что он говорил о ней.

— Та, что преследует тебя, та, что послала брата Сэла?

Он кивает, оставляя эту тему.

Я позволяю ему продолжать массировать мои плечи, даже подаюсь вперед, чтобы коснуться его. Он отшатывается так быстро, что я чуть не валюсь на кровать.

— Ты забыла. Ты не можешь меня касаться.

— Я не думала, что это навсегда. Я не смогу касаться тебя до конца твоей или моей жизни?

Его тон суровый, когда он произносит:

— Никогда. Я не могу контролировать себя рядом с тобой.

Я принимаю сидячее положение.

— Тогда не контролируй.

— Не начинай…

Между нами повисает тишина, мое тело жаждет вновь почувствовать прикосновение его рук.

— Почему ты отталкиваешь меня?

Он поворачивается и пригвождает меня к месту взглядом.

— Что? Эту чушь несет женщина, которая только и делала, что отталкивала меня с момента нашей встречи, иногда буквально.

— Ты не можешь использовать то время против меня. Я восстанавливалась и была не в порядке. И я все еще не в порядке, но я чувствую, что я на правильном пути, который дает мне веру в то, что однажды у меня может быть нормальная жизнь. Без тени этих воспоминаний, нависающей надо мной каждую секунду.

Его взгляд смягчается, и он вновь садится.

— Роуз, ты, блядь, убьешь меня.

Я хмурюсь.

— Тогда женись на мне. Позволь мне сберечь тебя, как ты оберегал меня все это время.

Он качает головой, мягкость сменяется тусклым блеском.

— Мы не можем пожениться. Я уже сказал тебе, что не сделаю этого с тобой. К тому же, когда я женюсь, мне нужны определенные аспекты в жене, и девственность не один из них.

Я открываю рот, обрабатывая его слова.

— Прошу прощения? Теперь я недостаточно хороша, потому что я девственница, по твоему определению, а не по моему.

Он сдвигается на кровати и встает.

— Вот так. Больше нечего обсуждать.

Кай выходит, а я не могу больше находиться в этой комнате ни минуты. Я беру кошелек, туфли и выхожу из комнаты. Затем из квартиры. Один из охранников следует за мной снаружи, но я легко ухожу от него. Я проскальзываю в отель с баром и решаю, что надраться до бесчувствия ― это лучший план, чем отдаться тому, кто меня не хочет.


21

КАЙ


Как я мог допустить, чтобы все зашло так далеко и обернулось так плохо? Каждый раз, когда я открываю рот в эти дни, из него относительно ее волнений выливается вся моя тупость.

Роуз не сможет понять, как сильно я хочу сделать ее своей, как сильно я хочу ее под собой, и как красиво, я думаю, она будет выглядеть с моим членом в ее горле. Я хочу ее. Больше чем дышать, есть или трахаться. Больше всего вместе взятого.

Я откидываюсь на кровать. Воспоминания о ее раздвинутых ногах, о том, как она позволила мне испробовать ее, засели там, ожидая, когда я закроюсь от них, чтобы воспрянуть и настигнуть меня.

Это тяжело, но я отмахиваюсь от этих мыслей. Это глупо, но мы не можем сделать это вновь. Сомневаюсь, что мне хватит контроля, чтобы не зайти дальше во второй раз.

Даже прошлой ночью я совсем не спал из страха, что одно прикосновение ее тела к моему станет перебором для моего истончившегося контроля.

Я сажусь и затем возвращаюсь в кабинет. Я дам Роуз время остыть, и затем я найду ее и вновь попытаюсь извиниться и не ляпнуть очередную глупость.

Даже когда я просматриваю запросы команды, в цифровом виде и лично, я все равно не могу выбросить ее из головы. Ее запах витает в воздухе, и я до смерти пытаюсь сопротивляться.

Вместо того, чтобы попытаться сосредоточиться вновь, я иду в гостиную на ее поиски. Но ее там нет. В кухне пусто. Как и в спальне, в ванной, повсюду.

Я прислушиваюсь, напрягая слух в поисках хоть одного шороха. Но слышу лишь шарканье охранников за дверью. Когда я распахиваю дверь настежь, они все смотрят на меня. Ближайший из них к двери приходит в себя первым.

— Какая-то угроза, сэр?

— Вы видели мою подругу? Она вышла сюда?

Они все оглядываются.

— Нет, здесь только мы, сэр. Ваша подруга ушла некоторое время назад. Охранник последовал за ней.

Я киваю в знак благодарности, хватаю кроссовки и мчусь к лифту. Я нажимаю несколько раз на кнопку, нуждаясь в том, чтобы он приехал, пока наконец двери не открываются.

Я словно целую вечность еду в лифте, и затем я выхожу на улицу и осматриваюсь по сторонам. Она здесь никого не знает, поэтому она не могла далеко уйти. Особенно без денег и связей.

Но я научился не недооценивать Роуз. Особенно когда она на что-то решилась.

Я пробегаю по улице, сканируя лица в толпе, пытаясь выделить ее из нее. Мне было бы не тяжело, если бы она действительно была с людьми. Но нет, Роуз бы на это не пошла. Один только тот бал в ту ночь оказался для нее достаточно трудным. Она найдет место, где можно залечь на дно, расслабиться, заглушить боль, которую я ей причинил.

Я поднимаю взгляд на вывеску отеля и замечаю бар через окно. В секунды я протискиваюсь внутрь, выискивая ее светлые волосы, легкий наклон плеч, что угодно.

Но ее здесь нет.

Ко мне подходит коридорный.

— Могу я помочь вам, сэр?

Я качаю головой и ухожу, чтобы найти другой отель с другим баром. Вот куда бы я пошел, будь на её месте.

Я проверяю еще три ближайших отеля, но ее нет ни в одном из них. Ни следа. Я спрашивал персонал, барменов, всех, кто был готов со мной поговорить, но никто не видел ее, насколько они могли сказать по моему описанию.

Как, блядь, совет мог называть это защитой? Как моя сестра могла?

Моя гребаная сестра.

Я вытаскиваю телефон из кармана и набираю ее номер. Конечно, меня сразу переводят на голосовую почту.

— Селена. У тебя, кажется, проблемы с тем, чтобы сдержать свое обещание. Роуз пропала, и я не видел ни одного сотрудника охраны или службы безопасности с твоей стороны. Какого хрена ты называешь это защитой? — я вешаю трубку, желая бросить телефон и наблюдать, как он разобьется, чтобы ослабить жжение в груди. Но это не поможет.

Загрузка...