Водный мир

Глава седьмая Карнавал аллигаторов

Расколотая чудовищным ревом, тишина раннего утра над лагуной внезапно разлетелась вдребезги, и страшный рокот мотора прогрохотал мимо окон апартаментов отеля. С усилием и неохотой Керанс оторвал вялое тело от кровати и заковылял прямо по рассыпанным на полу книгам. Затем он пинком распахнул сетчатую дверь на балкон — в те самые мгновения, когда громадный гидроплан с белым корпусом стремительно пролетал мимо по лагуне, два его длинных и ступенчатых подводных крыла нарезали идеально ровные ломтики сверкающих струй. Когда тяжелая волна разбилась о стену отеля, сгоняя колонии водяных пауков и тревожа летучих мышей, что гнездились среди гниющих бревен, Керанс успел заметить в кабине высокого широкоплечего мужчину в белом шлеме и спасательном жилете, с прямой спиной стоявшего за рулем.

Мужчина вел гидроплан с непринужденностью беспечного пижона, разгоняя размещенные спереди два мощных турбовинтовых двигателя, пока судно ударялось о широкие волны, расходившиеся по лагуне, прыгая и ныряя подобно моторке, одолевающей гигантские валы, выбрасывая вверх целые облака радужных брызг. Расслабляя длинные гибкие ноги, мужчина пружинил по мере энергичного движения гидроплана, как возничий, правящий идеально послушной упряжкой горячих коней.

Прикрытый каламитами, которые к тому времени уже успели так разрастись по балкону, что всякие усилия их подрезать давным-давно стали казаться бесполезными, Керанс наблюдал за гидропланом, скрытый от чьих-либо глаз. Когда судно разогналось на второй круг, Керанс разглядел щеголеватый профиль, ясные глаза и белые зубы; вся наружность мужчины выражала радостное покорение стихии.

Серебристые штифты патронташа посверкивали у мужчины на поясе, и когда он достиг дальней стороны лагуны, последовала серия коротких взрывов. Сигнальные ракеты взрывались над водой подобно зазубренным алым зонтикам, искры рассыпались вдоль берега.

В последнем энергичном броске, с диким воем моторов, гидроплан вильнул в сторону и унесся прочь по каналу к следующей лагуне, а волны от его пролета нещадно трепали листву. Керанс ухватился за перила балкона, наблюдая, как растревоженная неугомонная вода лагуны снова пытается устояться, гигантские споровые деревья качало и трепало по-прежнему взбаламученным воздухом. Тонкая пелена алых паров уплывала к северу, пропадая вместе с глохнущим шумом гидроплана. Неистовое вторжение шума и энергии вместе с прибытием этой странной фигуры в белых одеждах на время смутило Керанса, грубо выдернув его из вялой апатии.

Прошедшие после отбытия Риггса шесть недель он прожил почти в полном одиночестве в своем мансардном номере отеля, все глубже и глубже погружаясь в безмолвный мир окружающих джунглей. Продолжавшийся рост температуры — термометр на балконе теперь регистрировал максимальную полдневную температуру в пятьдесят пять градусов — вкупе с расслабляющей влажностью почти отметали возможность покинуть отель после десяти утра; до четырех часов лагуны и джунгли пылали огнем, а к этому времени Керанс обычно слишком уставал, чтобы сподобиться на что-то большее, нежели возвращение в постель.

Весь день он сидел у закрытых ставнями окон своих апартаментов, прислушиваясь к шелестящему движению сетчатой клетки, что сжималась и расширялась от жары. Многие здания по краю лагуны уже исчезли под обильной растительностью; массивные плауны и каламиты застилали белые прямоугольные фасады, одаряя еще более густой тенью ящериц в их оконных логовищах.

По ту сторону лагуны беспрестанное заиливание уже начало образовывать сверкающие наносы, тут и там возвышавшиеся над береговой линией подобно гигантским склонам какого-то отдаленного золотого рудника. Свет барабанил по голове Керанса, омывая уровни, погруженные ниже его сознания, затягивая его вниз, в теплые прозрачные глубины, где формальные реалии пространства и времени уже не существовали. Ведомый сновидениями, он двигался вспять через всплывающее прошлое, через процессию все более странных ландшафтов, сосредоточенных на лагуне, каждый из которых, как однажды заметил Бодкин, судя по всему, представлял собой один из его спинномозговых уровней. Порой круг воды мог быть призрачным и оживленным, порой — вялым и мрачным, а берег, похоже, образовывали глинистые сланцы, подобные тусклой металлической шкуре рептилии. И все же мягкие берега могли снова зазывно засветиться сверкающим карминовым глянцем, а теплое, ясное небо и абсолютная пустота длинных песчаных отрезков наполнить его утонченным и нежным страданием.

Керанс всей душой стремился к этому нисхождению через археопсихическое время для его завершения, одновременно вытесняя из головы мысль о том, что когда это наконец произойдет, внешний мир сделается для него чуждым и невыносимым.

Порой он неустанно вносил в свой ботанический дневник записи о новых растительных формах, а в течение первых недель несколько раз навещал доктора Бодкина и Беатрису Даль. Однако и того, и другую все больше занимало их собственное нисхождение в глубины тотального времени. Бодкин совсем погрузился в личные грезы, бесцельно плавая по узким протокам в поисках затонувшего мира своего детства. Однажды Керанс наткнулся на доктора, когда тот, опершись на весло, отдыхал на корме своей маленькой металлической шаланды, пустыми глазами упираясь в торчащие из воды здания. Бодкин глядел прямо сквозь Керанса и даже не откликнулся на приветствие.

С Беатрисой, однако, несмотря на ее внешнюю отчужденность, у Керанса оставался полноценный, пусть и скрытый союз, молчаливое осознавание своих символических ролей.

Новая серия сигнальных ракет взорвалась над дальней лагуной, где располагались станция и многоквартирный дом Беатрисы, — и Керанс прикрыл рукой глаза от ярких метеоров, буквально вонзившихся в небо. Вскоре в нескольких милях оттуда, среди лежащих к югу ильных равнин, взлетела серия ответных ракет, слабые дымки от которых быстро рассеялись.

Итак, незнакомец за рулем гидроплана был не один. Почуяв перспективу надвигающегося вторжения, Керанс собрался с духом. Расстояние, разделявшее ответные сигналы, было достаточно велико, чтобы указывать на присутствие более чем одной группы, а также на то, что гидроплан был всего лишь разведывательным судном.

Плотно закупорив за собой сетчатую дверь, Керанс снова зашел в апартаменты, стягивая со стула куртку. Против обыкновения он заглянул в ванную и встал перед зеркалом, рассеянно ощупывая недельную щетину. Волосы его были белы, как жемчуг, а эбеновый загар и обращенный в себя взгляд придавали ему вид культурного и рафинированного бича. Полное ведро грязной воды натекло из неисправного дистиллятора на крыше, и Керанс плес-пул пригоршню себе о лицо. Символический ритуал, по крайней мере в его понимании, был выполнен, причем исключительно в силу привычки.

Воспользовавшись багром с металлическим наконечником, чтобы отвадить отдыхающих на пристани игуан, Керанс столкнул катамаран на воду и отплыл; небольшой балласт ровно вел его судно по ленивым волнам. Объемистые комки водорослей расходились под дном судна, а жалящие жуки и водяные пауки разбегались у него перед носом. Было начало девятого, и температура составляла всего двадцать пять градусов — сравнительно приятный и прохладный воздух был свободен от гигантских полчищ москитов, которых немного позднее выгонит из их логовищ жара.

Пока Керанс правил по протоке в сто метров длиной, что вела в южную лагуну, в небо взлетели новые сигнальные ракеты, и он опять услышал вой носящегося взад-вперед гидроплана, время от времени замечая стоящую за рулем фигуру в белом костюме. Заглушив у входа в лагуну подвесной мотор, Керанс тихо заскользил под нависшей листвой древовидных папоротников, следя за свисающими с их ветвей водяными змеями, потревоженными набегающей волной.

Пройдя еще двадцать пять метров вдоль берега, Керанс пришвартовал катамаран среди росших на ступенчатой крыше универмага хвощей и побрел по бетонному скату к пожарному выходу на стене соседнего здания. Затем он одолел пять этажей до плоской крыши и улегся за низким фронтоном, поглядывая на располагавшуюся поблизости громаду многоквартирного дома Беатрисы.

Гидроплан шумно кружил у входной бухточки в дальнем конце лагуны, мужчина в белом костюме заставлял его нырять туда-сюда, словно всадник, укрощающий строптивого жеребца. Взлетели еще ракеты — причем некоторые всего в четверти мили оттуда. Наблюдая за происходящим, Керанс обратил внимание на негромкий, но все нарастающий рев, резкие голоса животных — не особенно отличные от тех, что издавали игуаны. По мере того как этот рев приближался, смешиваясь с монотонным гудением моторов, к нему добавился еще и шум рвущейся и отбрасываемой в стороны растительности. В самом деле — по курсу входной бухточки громадные древовидные папоротники и каламиты один за другим валились в воду, качая ветвями, будто штандарты побежденной армии. Все джунгли буквально разрывались. Полчища летучих мышей взлетали и бешено рассыпались по лагуне, их верещание глушилось нарастающим ревом турбин гидроплана и взрывами сигнальных ракет.

Внезапно вода в устье бухточки поднялась на метр-другой, затем по ней, круша растительность, прошлось что-то вроде чудовищного затора из бревен — и обрушилось в лагуну. Миниатюрная ниагара пенящейся воды каскадами выплескивалась наружу, подгоняемая сзади напором приливной волны, на которой неслось несколько прямоугольных суденышек с черными корпусами, схожих с катером полковника Риггса, краска облезала с глаз и зубов гигантских драконов, намалеванных у них на носах. С экипажем из дюжины темнокожих фигур в белых шортах и майках на борту каждой, шаланды выруливали к центру лагуны, а последние из осветительных снарядов все еще вылетали с их палуб в общем гаме и возбуждении.

Почти оглушенный общим шумом, Керанс таращился на громадный рой длинных бурых чудищ, что мощно плыли, взбивая пену массивными хвостами. Таких крупных аллигаторов он еще не видел, многие были за восемь метров в длину — и все они яростно толкались, пробиваясь на чистую воду, жадной стаей крутясь вокруг теперь уже неподвижного гидроплана. Мужчина в белых одеждах, уперев руки в бока, стоял у открытой дверцы кабины и торжествующе глазел на выводок рептилий. Он небрежно махнул командам на трех шаландах, затем широким жестом обвел лагуну, указывая, что они должны там пришвартоваться.

Пока его негритянские помощники снова запускали моторы и перебирались к берегу, мужчина критическим оком изучал окружающие здания, его волевое лицо самодовольно кривилось. Аллигаторы роились, будто борзые вокруг своего хозяина, а над головой утренний воздух пронзали раскатистые крики сторожевых птиц — нильской ржанки и каменного кроншнепа. Все больше и больше аллигаторов присоединялось к стае, курсируя бок о бок по часовой стрелке вокруг гидроплана, пока там не собралось по меньшей мере две тысячи — грандиозная группа воплощенного рептильного зла.

Мужчина с криком вернулся к рулю — и две тысячи пастей приветственно приподнялись над водой. Вдруг ожившие пропеллеры подняли гидроплан и понесли его вперед. Острые подводные крылья по дороге врезались прямо в несчастных тварей — судно двигалось прочь по сообщающейся протоке в соседнюю лагуну, а громадная масса аллигаторов неслась позади. Впрочем, несколько пар отделились и курсировали по лагуне, рыская среди затопленных окон и отваживая игуан, которые выбрались понаблюдать. Другие проскальзывали в здания и занимали позиции на едва-едва покрытых водой крышах. Позади, в самом центре лагуны, взбитая вода беспокойно бурлила, то и дело выбрасывая на поверхность белое брюхо дохлого аллигатора, задавленного гидропланом.

Пока наступающая армада направлялась к протоке слева от него, Керанс выбрался из пожарного выхода и по наклонной крыше заскользил к катамарану. Однако прежде чем он до него добрался, пущенная гидропланом мощная волна, качнув судно, направила его по течению — и оно выплыло прямо в надвигающуюся массу. За считанные секунды катамаран был перевернут и потоплен под нажимом аллигаторов, с боем пробивавшихся в протоку, — разорван на куски хищно щелкающими пастями. Крупный кайман, замыкавший строй, заметил стоящего по пояс в воде среди гигантских хвощей Керанса и вильнул к нему, пристально глядя на возможную добычу. Тогда Керанс быстро отступил назад по покатой крыше и, раз поскользнувшись, все же успел добраться до пожарного выхода, пока кайман на своих коротких крючковатых ногах ковылял из мелководья.

Задыхаясь, Керанс оперся о поручень, глядя сверху вниз в холодные немигающие глаза, которые бесстрастно его изучали.

— А ты отличный сторожевой пес, — сказал он без злобы. — Славно тебя выдрессировали. — Затем Керанс вынул из стены свободный кирпич и обеими руками швырнул его прямо в шишку на носу у каймана, ухмыляясь, когда тварь заревела и подалась назад, раздраженно хватая зубами хвощи и плавающие обломки катамарана.

Через полчаса, после нескольких незначительных стычек с отступающими игуанами, Керанс сумел одолеть две сотни метров береговой линии и добраться до многоквартирного дома Беатрисы. Девушка встретила его прямо у лифта, глаза ее были тревожно распахнуты.

— Роберт, что происходит? — Беатриса положила ладони ему на плечи и прижалась лицом к влажной рубашке. — Ты видел аллигаторов? Их же там тысячи!

— Видел ли я аллигаторов? Да один чуть меня не сожрал прямо у твоего порога. — Высвободившись, Керанс поспешил к окну, отодвигая пластиковые жалюзи. Гидроплан уже вошел в центральную лагуну и теперь стремительно по ней кружил, а свора аллигаторов следовала у него в кильватере. Те, что оказывались в хвосте, отрывались, чтобы расположиться на своих постах вдоль берега. По меньшей мере тридцать или сорок аллигаторов остались в предыдущей лагуне и медленно курсировали по ней небольшими патрулями, время от времени отвлекаясь, чтобы разобраться с беспечной игуаной.

— Эти дьявольские твари, надо полагать, их сторожевые псы, — решил Керанс. — Вроде прирученной труппы тарантулов. Если вдуматься, лучших сторожей не сыскать.

Беатриса стояла рядом, нервно теребя воротник шелковой рубашки цвета нефрита, которую она носила поверх черного купальника. Хотя ее апартаменты начинали выглядеть обветшалыми и неопрятными, Беатриса продолжала увлеченно заботиться о своей внешности. Несколько раз, когда Керанс ее навещал, девушка сидела перед зеркалом в спальне, машинально накладывая бесконечные слои патины подобно слепому живописцу, вечно подправляющему портрет, который он уже едва помнил, из страха, что иначе совсем его забудет. Волосы Беатрисы всегда были безупречно убраны, косметика вокруг глаз и на губах наложена превосходно, однако ее отчужденный, рассеянный взгляд наделял ее восковой, холодной красотой безжизненного манекена. Наконец она все-таки встряхнулась.

— Но кто они, Роберт? Этот мужчина в гидроплане меня пугает. Лучше бы здесь был полковник Риггс.

— Он теперь в тысяче миль отсюда, если еще не добрался до Берда. Не волнуйся, Беа. Пусть даже они выглядят как пиратская команда, нам просто нечего им дать.

Большой трехпалубный колесный пароход, гребные колеса у которого располагались и спереди, и сзади, вошел в лагуну, медленно двигаясь к трем шаландам, остановившимся в считанных метрах от того места, где швартовалась база Риггса. На пароходе находилось снаряжение и груз, палубы сплошь были уставлены крупными тюками и оборудованием в брезентовых чехлах, так что надводного борта в средней части судна оставалось всего сантиметров пятнадцать.

Керанс догадался, что это плавучая база группы и что люди эти подобно большинству других пиратов, все еще блуждающих по экваториальным лагунам и архипелагам, заняты грабежом затопленных городов, главным образом востребуя тяжелое специализированное оборудование вроде генераторов электроэнергии и коммутационной аппаратуры, поневоле брошенное правительствами. Формально подобное мародерство было в высшей степени наказуемо, однако, по сути, власти были готовы щедро платить за любое спасенное имущество.

— Смотри!

Беатриса схватила Керанса за локоть. Она указывала вниз, на экспериментальную станцию, на крыше которой стояла потрепанная, взъерошенная фигура Бодкина. Доктор медленно махал людям на колесном пароходе. Один из них, гологрудый негр в белых слаксах и белой фуражке, в ответ начал что-то выкрикивать в мегафон.

Керанс пожал плечами.

— Алан прав. Как ни крути, нам следует объявиться. Если мы им поможем, они скорее отчалят и оставят нас в покое.

Беатриса заколебалась, но Керанс твердо взял ее под руку. Гидроплан, теперь уже свободный от своего антуража, возвращаясь, пересекал центральную лагуну. Судно легко прыгало по воде, оставляя за собой роскошный след пены.

— Идем. Если успеем спуститься к пристани, возможно, он нас подбросит.