Военные кони

I

Тогда ещё кругом шла немецкая война. Много нужно было для конницы лошадей, и доставали их отовсюду: покупали у крестьян, на ярмарках, забирали без денег, привозили издалека, из степей — от башкир и туркестанцев.

Пригнали раз в полк свежих лошадей, поставили на плацу, распределили — какую куда. Белые лошади шли драгунам, чёрные и жёлтые — гусарам, серые — пограничникам, а лошади в пятнах и никакого цвета — в обоз, возить двуколки и телеги с имуществом.

Пришёл на плац толстый офицер, нарядный, с золотым карандашиком, чтобы распоряжаться.

Пришёл прыщавый писарь — с табуреткой, чтобы разложить бумаги.

Стали водить лошадей мимо них.

Каждую лошадь вёл новобранец. Лошади дрожат: иные от любопытства, иные от испуга, иные просто от злости. Новобранцы дрожат тоже: первый раз лошадей ведут перед начальством.

Остановят лошадь против офицера, скомандуют ей: смирно! — а офицер и не смотрит. Он делает рукой знак: следующую! И ждёт.

Писарю же приходится очень жарко. Он должен записать, куда лошадь идёт, и тут же имя придумать. А лошадей больше сотни в партии, и все имена должны начинаться на букву «ч».

Такой был заведён порядок: старые лошади, кадровые, все на букву «а», резервные из запаса — на «о», а молодые, новенькие — на «ч».

Писарю приходит беда. У него в голове и трёх слов на «ч» нет. Поэтому носит он с собой старый, потрёпанный словарь. Раскроет его и набирает подряд: Чечета, Чечевица, Чаша, Челябинск, Чурбан, Чирий.

Лошадей ведут быстро — только успевай выбирать. А лошадям наплевать, как их называют. Они носятся, фыркают, прядут ушами и очень недовольны, что их водят взад и вперёд.

Упарился писарь совсем, фуражка его съехала набок, пот вытирать некогда, карандаш сломался, — смена не приходит, а в это время подводят замечательного коня.

Конь весь белый, волос лоснится, глаза смуглые, поступь гордая, уши стоят, мундштук покусывает и гривой трясёт.

Взглянул писарь в словарь — ещё больше вспотел. Ни одного слова на «ч» больше нет. Дальше уже на «ш» пошло. Что тут делать?

А конь на месте не стоит. Трясёт новобранца во все стороны. Растерялся писарь, офицер на него строго глядит — почему задержка, — писарь имя придумывает, не придумать никак — не идут имена в голову.

Ждал-ждал конь — как рванёт новобранца, как даст задними ногами по табуретке. Упала табуретка, бумаги рассыпались, подбежали старые солдаты, взяли коня, но он всё волнуется.

— Вот чёрт! — закричал писарь и со злобы взял и написал коня Чёртом.

С тех пор он до конца своей военной жизни так и носил это имя.

II

Пришли на другой день в конюшню новобранцы. Новобранцы службы не знают, лошади тоже не знают, чего от них хотят. Люди лошадей боятся — иные только у извозчиков и видели лошадей; лошади от людей ворочаются, ногами бьют.

Начали новобранцы седлать их. Кто подглядел накануне лошадей потише, тот и бежит к ней. А тихие лошади и есть самые ядовитые.

К Чёрту же подступа вовсе нет.

И с одного бока, и с другого бока заходил к нему солдат с седлом — никак седла на спину не накинуть.

Заплакал новобранец от обиды, но тут увидал его горе старый драгун. Кликнул он ещё народу, и впятером кое-как оседлали.

Один за голову держал, другой за хвост, прижав его к стенке, один за одну ногу, другой за другую, а пятый седло подтягивал.

Как повёл Чёрта новобранец из конюшни, старый драгун сказал ему вслед:

— Я не я — пропадёшь ты с ним, парень!

Вышел Чёрт на поле, хорошо кругом, зелено, ветру много, пошёл Чёрт в ряды, порядка не нарушает.

Вахмистр, старая казарменная крыса, велит садиться. Сели новобранцы. Кони не умеют ни стоять, ни ходить по-военному. А Чёрт как пошёл крутить по полю, боком, боком — понёсся в сторону, обскакал всех, только пыль встаёт.

Новобранец вцепился в седло и ничего не помнит от страха. Вахмистр кричит ему вслед:

— Ноги из стремя вынь, ноги вынь, дрянь паршивая, не хватайся за луку — лучше вались прямо, не смей за луку хвататься! Убью!

Новобранец не слушает. Ветер свистит в ушах, несёт его Чёрт неизвестно куда. Мчал-мчал — как остановится враз точно вкопанный, солдат с него кувырком, как заяц, вниз головой, и покатился по полю.

— Эх, репу копает, дрянь паршивая! — закричал вахмистр. — Что стоишь дураком, пойди, лови коня! Кто тебе ловить его будет?

А Чёрт пасётся мирно, щиплет траву, очень доволен собой. Подошёл к нему, хромая, солдат, протянул руку — Чёрт отскочил на сажень и опять траву щиплет.

Хохочут все вокруг. Солдат снова к Чёрту, Чёрт снова от него.

— Что ты стал в пятнашки играть? — закричал вахмистр. — Дать ему три наряда!

Прыгнул солдат последний раз, схватил за повод, хочет садиться — не даёт конь садиться. Солдат ногу в стремя, а конь его за ногу. Заплакал опять солдат от обиды, но тут езда кончилась, и повели лошадей в конюшню.

III

Каждый день ездят новобранцы, и каждый день с Чёртом тревога: не хочет никому подчиняться конь да и только. Хитрит так, что сразу и не догадаешься, в чём хитрость. Даёт седло нацепить, подпруги затянуть — новобранец рад. Выйдут в поле, только солдат ногу в стремя — и вместе с седлом летит под брюхо к Чёрту, а Чёрт ударит его ногами — и бежать в сторону.

В чём дело? Оказывается, как седло накинут на него, — он возьмёт и надует живот как шар, подпруги затянут по животу, а потом он живот втянет обратно — седло и висит, как на палке.

Был среди новобранцев один жокейский ученик, Кормяк. Был он упрям сам, как лошадь, и крепок.

Сел он на Чёрта, проехал круг-два — ничего. Шатал, шатал его Чёрт — видит, парень держится. Тогда он рванулся вперёд, укусил соседа выше хвоста, тот жеребец следующего, другой — ещё дальше, вмиг все жеребцы друг друга перекусали, бьют ногами, кричат. Поднялся такой шум, что вахмистр завопил тоже:

— Что за ярмарка! Держите дистанцию на две лошади, черти серые!

А Чёрт закусил мундштук и понёс Кормяка.

Таскал-таскал его Чёрт, потом повернул и прямо через канаву на дорогу. А дорога была обсажена низкими деревьями. Испугался Кормяк, что ему голову оторвут деревья, наклонился набок, — этим боком и ударил его о дерево Чёрт. Упал Кормяк в канаву, а коня и след простыл.

Прибежал Чёрт в мыле, злой, страшный — прямо к конюшне. Двери у конюшни распахнуты, но поперёк входа лежала жердь металлическая. Он согнулся в три погибели и проскочил в конюшню, сломал седло начисто о жердь, так что передняя лука к задней пригнулась. Прямо забежал к себе в станок — и отдыхать. Стоит и отдувается.

С этого дня его стали бояться все новобранцы. Пришёл в конюшню вахмистр, посмотрел на него и сказал:

— Арестант ты, арестант! Дайте его старым драгунам, пусть обломают…

IV

Ничему не научился Чёрт за четыре месяца: ни шагу, ни рыси, ни галопу, ни карьеру. Ни за что не мог разобрать, где левая нога, где правая нога. Отдали его в работу старым драгунам.

Старые драгуны — народ знающий, но несильный и старый. Столько перевидали они лошадей, что устали. Им бы по домам идти, землю пахать, или на мельнице сидеть, или ремеслом заниматься, а тут изволь — объезжай лошадей. Кости у них ноют, а приходится ездить.

Скомандуют: «Все к пешему строю готовсь — слезай!» — приходится на всём галопе соскакивать с седла.

Соскочил — сейчас же команда: «Все — садись!»

Сел — опять слезай, слез — опять вскакивай, точно проклятый…

Командовал ими маленький, как пробка, и, как паук, злой эскадронный Рязанцев. Кричит тоненьким бабьим голосом:

— Драгуны, слушай мою команду!

Драгуны слушают и ругают его последними словами.

Пошёл Чёрт дурить и на глазах у эскадронного, да старый солдат уколол его шпорой, взял в повод так, что деваться некуда. Но на барьер не пошёл Чёрт ни за какие шпоры. Врос в землю и стоит. Драгун его шпорит — кровь бежит по брюху, сзади бьют, сбоку бьют — ни с места Чёрт.

Ударил тогда его между ушей драгун.

Обидно старому солдату, но не знал он Чёртова нрава.

Закричал Чёрт от боли, встал на дыбы во весь рост и упал назад вместе с солдатом.

Если бы не успел драгун ногу из стремени выхватить — всю жизнь ходил бы калекой. Упал драгун — конь на него.

Расшиб солдата — едва подняли. А Чёрт вскочил и ухмыляется, покряхтывает и смотрит так, точно говорит: ни за что служить не буду, кого хотите сажайте.

Подошёл эскадронный, взглянул ему в глаза, хотел ударить хлыстом, но Чёрт обнажил зубы и заскрипел.

Испуганный эскадронный отвернулся и приказал:

— Посадить под арест на десять суток.

— За что же меня-то? — закричал драгун.

— Не тебя — а коня…

— Как прикажете? — спросил взводный. — Случай особенный — коня под арест.

— Так, на десять суток половинная мера овса и сена. Как зовут его?

— Чёртом.

— Это и видно! Уберите его…

Так и у старых солдат не ужился Чёрт, а только под арест попал.

Как посидел Чёрт на половинном пайке, рассердился он на всех окончательно. Никого видеть не хочет, никого к себе не подпускает.

Убирает дневальный конюшню, подойдёт к нему навоз вымести — так залягается Чёрт, что подступа нет.

Станки друг от друга отделены были дощатой стенкой. Вдребезги разбил доски Чёрт — с обеих сторон. Подобрали доски, унесли.

Стал Чёрт любоваться на соседних лошадей, потом поссорился с ними, потом подрался, — что ни день, жалоба на него.

Все знали, что конь хороший, а никому не поддаётся. Из других эскадронов приходили смотреть на него, как на диковинку. Пробовали приходить наездники, но он затопает, заорёт, глаза кровью нальёт, — никто его учить не согласен.

— Пока его обломаешь, он тебя три раза убьёт, — говорили наездники, — дикарь, служить не хочет!

А наездники были люди первые в полку по лошадям. Никто лучше их не умел ездить. Они могли ездить и стоя, и лёжа, и на руках.

Когда и наездники от него отреклись, взялись новобранцы его дразнить. Задразнили коня до того, что он не стал больше терпеть человеческого лица около. К себе не пускает. Стоит только платком махнуть — бьёт задними ногами до самой полки, где седло лежит. Сбросит седло, ударит его ещё раза два и только тогда успокоится.

Скоро из-за его нрава увели соседнюю лошадь, соединили ему два станка вместе и привязали на две цепи — чтобы не сорвался. Одичал Чёрт вконец.

Пришёл раз ветеринарный врач, обошёл конюшню, поругался, покашлял и увидал Чёрта.

Осмотрел со стороны: пороков явных нет, вид здоровый, — почему не в работе?

— Да у него в характере и в голове не всё хорошо, — отвечает дневальный.

— Что за чушь? — удивился доктор.

— Верно, господин доктор. Этот конь на нас обижен. Жить с нами не хочет. Не иначе, как сумасшедший…

Не поверил доктор и хотел войти к Чёрту. Чёрт как ударит обеими ногами сразу — седло сверху мимо докторской головы так близко брякнулось, что доктор побледнел, выругался и ушёл.

По субботам белых драгунских лошадей выводили на двор и чистили и мыли с мылом, старательно и добела. Потом, чтобы волос блестел, протирали лошадей сухим углем, и сверкали белые лошади, что гуси. Только один Чёрт стоял в конюшне и орал время от времени для собственного удовольствия.

Заорёт, послушает свой голос: хорошо выходит — опять орёт. Ударят его метлой по спине — успокоится.

Чистили его раза два в неделю, корма давали мало, только следили, чтобы цепи были крепкие — не сорвался бы.

Неизвестно, сколько времени простоял бы он безвыходно в своей тюрьме, как вдруг разнеслась весть, что сам командир бригады будет осматривать конюшни.

Тут и выпало счастье Чёрту приветствовать бригадного по-своему.

V

Очень любили драгуны своего бригадного. Так любили, что, если на улице его увидят, сейчас же через забор — чтобы не попасть на глаза. Он хромал на левую ногу и потому ездить верхом не мог вовсе.

Идёт, он по конюшне, хромает, шипит, покрикивает на солдат и на лошадей. Подходит к Чёрту, остановился.

Поразило его, что лошадь на двух цепях привязана.

— Что это за непорядок? — закричал он на эскадронного. Только он закричал, Чёрт обернулся и закричал на генерала так, что в ушах шум пошёл.

Тогда хромой закричал на Чёрта:

— Смирно! смирно! Смотри, на кого кричишь… На генерала кричишь!

И Чёрт закричал опять. Так они стояли и кричали друг на друга минуты две. Генерал выдохся, и Чёрт замолчал.

— Что это за беспорядок, господин эскадронный? — уже тихим голосом спрашивает генерал.

— Что за беспорядок, вахмистр? — говорит эскадронный, обращаясь к вахмистру.

— Это особый конь, ваше превосходительство, — отвечает вахмистр, — ездить на нём нельзя, он убить человека может, никого к себе не подпускает, лошадей калечит…

— Как же его кормят? — спросил генерал недоверчиво.

— Через верх кормят…

— Как через верх?

— Влезает на ту стенку — напротив — дневальный и сыплет ему в кормушку овса и сена бросает, воду в ведре спускает…

— Что это за чушь! — закричал генерал. — А как же его чистят?

— Чистят его метлой, ваше превосходительство.

— ’ Как метлой?

— Метлой грязь с него издали очищают, но он и метлу обкусывает. Сколько мётел перепортил уже. А если б не чистили, заскоруз бы он вовсе от грязи по собственному невежеству. Упрямый очень. Служить не хочет.

— Не может быть! — закричал генерал. — Как это служить не хочет? Я ему покажу!

Побагровел генерал и прямо, как по уставу полагается, пошёл в станок и прошёл к самой Чёртовой морде.

Все замерли. Генерал стоит и гладит морду коню взад и вперёд, и Чёрт хоть бы что. Так давно к нему никто не входил, что он и не знает, что ему делать. Все стоят и ждут, что дальше.

Поглядел генерал на всех победоносно и перенёс руку свою на шею. Только перенёс он руку, вспомнил Чёрт свои старые обиды и вдруг тряхнул головой и стал поперёк станка: ни повернуться генералу, ни выйти. Запер его Чёрт своим большущим телом.

Стоит генерал, прижатый к кормушке, посерел, чуть водит рукой по шее, а сам не знает, что тут делать.

Солдаты по сторонам в кулаки смеются. Влетел генерал здорово. Конь стоит тихо, а генерал всё рукой по шее водит. Стоят оба и молчат. Дурацкое положение.

Только генерал хотел уйти, конь шагнул на него и придавил к кормушке. Тяжело уже дышит генерал, вспотел; хоть плачь от злости, а сделать ничего не может.

И никто не знает, как ему помочь. Только он двинется, Чёрт его возьмёт и прижмёт обратно. Спину генеральскую всю вымазал о кормушку. Хотел генерал вынуть из кармана платок обтереть пот, как закричал ему вахмистр:

— Ваше превосходительство! Не тяните платка. За здоровье ваше не отвечаю.

Знали все, что вынь генерал платок белый да махни им перед конём — смерть ему будет. Затопчет его конь вместе с платком.

Смутился генерал, потеет, молчит, рукой уже шевелить боится. А конь рад. Поглядит на генерала, подастся чуть в сторону и опять всем телом наедет и толкнёт… До синяков набил генеральскую спину…

Никогда бы не кончилась эта сцена, если б вахмистр не подозвал солдата и шёпотом не сказал бы ему:

— Возьми овса — засыпь ему с той стороны.

Хитёр был вахмистр — старая казарменная крыса.

Как влез солдат с другой стороны на стенку да постучал меркой о кормушку — взглянул Чёрт туда и видит… Что за чудо?

Никогда в это время его не кормили. Да ещё столько овса! Потянул он ноздрями, взял на запах: не обман ли?

Нет, не обман. Пахнет овсом. Полез он в ту сторону и как припал к овсу, ударив в него мордой, — генерал вывалился из станка, что куль с подмокшей мукой, едва на ногах держится. Только и смог показать на Чёрта и, тряхнув ручкой, сказать:

— Эту скотину немедленно продать — к чёрту, чтоб духа не было…

VI

Вскоре после того вахмистр послал солдата покупателя на Чёрта искать. Как узнали солдаты, что сейчас придут покупать Чёрта, сбежались толпой в конюшню. Пришёл и покупатель — маленький, щупленький татарин. Бородка висела у него щипаная, точно из войлока, пальтишко засаленное, руки крошечные, зато глаза широкие, что у птицы.

Оглядел татарин лошадей, похвалил:

— Хорошо лошак, ой, очень хорошо лошак…

Подвели его к Чёрту и отодвинулись.

Пришёл тут вахмистр, взглянул на покупателя и усмехнулся:

— Где ж тебе одному, — помощников поискал бы. Погибнешь с ней — это чёрт, а не лошадь. Гляди-ка, на цепях держится…

Татарин хитро потёр руки и засмеялся.

— Зачем чёрт? Хорош лошак. Пачему продаёшь?

Обошёл он вокруг коня, поглядел внимательно на цепи, которыми тот был привязан, и говорит:

— Седло ему ни к — чему. Зачем обижать лошак? Мы его продавать хорошему хозяину будем. Он работать будыт. Посмотри, пожалуйста.

Татарин спокойно вошёл в станок, снял цепи с Чёрта, вынул из кармана верёвку. Солдаты стояли молча, затаив дыхание, как на смотру. Чёрт увидал верёвку, тряхнул головой, переступил с ноги на ногу и почесался боком о стенку. Татарин надел ему верёвку на шею, закрепил узлом и повернул Чёрта к выходу. Толпа дрогнула. Кто-то из дерзости помахал платком. Чёрт даже не поднял головы.

Татарин вывел его на двор, и тут только Чёрт сделал первое быстрое движение: он потянулся к траве, которой не видел уже давно. И когда татарин уводил его за ворота, изо рта Чёрта торчали недожёванные травины.