Воин Марса

Глава 23

Торн медленно открыл глаза, моргнул и в изумлении уставился на расписанный фресками потолок. Фрески изображали марсианскую батальную сцену: осажденный город отбивает штурмующее его бесчисленное войско. Четыре массивные золотые цепи, свисавшие с потолка, поддерживали диван, на котором лежал землянин, укрытый шелковыми покрывалами – ярко-синими, расшитыми золотом. Быстро оглядевшись, Торн увидел, что находится в роскошно обставленной комнате, залитой солнечным светом, который струился из трех больших круглых окон. Прозрачные секторы окон были раскрыты, как лепестки цветов, пропуская утреннюю прохладу. В висячем кресле у дивана сидел седовласый старик, сосредоточенно изучавший содержимое большого свитка.

– Лал-Вак! – воскликнул Торн.

Старый ученый с улыбкой повернулся к нему.

– Ну, наконец-то ты меня узнал, – сказал он и, отложив свиток, подошел к дивану.

– Где я? – спросил Торн.

– Во дворце, где же еще. – Лал-Вак указал на шелковые покрывала и вышитый на них герб. – Это цвета и герб королевского рода Ксансибара.

– Ничего не понимаю. Последнее, что я помню, – пещера…

– Совершенно верно. Нэва оттащила тебя от края пропасти. Ты потерял много крови и лишился чувств у нее на руках. Йирл Ду оставил стражу в захваченном логове мятежников, а потом мы взяли в замке еще пятьсот таккорских мечников и вылетели сюда. Мечники без труда очистили дворец, и народ с великой радостью приветствовал возвращение вила Мирадона. Людям до смерти надоели жестокости Иринц-Тела и Камуда. Но все это произошло шесть дней назад. Все это время ты метался в горячке. Вчера придворный лекарь снял с твоих ран джембал и объявил, что они исцелились. А вечером ты заснул здоровым, глубоким сном, который, по мнению лекаря, должен был окончательно восстановить твои силы.

Торн невольно поднял руку и ощупал шрам на голове. И снова перед его глазами возникла ужасная картина схватки в пещере…

– Бедная Тэйна, – пробормотал он.

– Но Тэйне уже лучше, – сказал Лал-Вак. – Лекарь говорит, что через пару дней она сможет встать на ноги.

– Что?! Я был уверен, что она мертва.

– Меч прошел слишком высоко. Рана оказалась болезненной, но не смертельной.

Торн откинул покрывала и перебросил ноги через край дивана. Голова у него закружилась.

– Куда ты собрался?

– К Тэйне, – ответил Торн.

– Но ведь ты еще не можешь вставать!

– Разве?

Торн выпрямился, неуверенно пошатываясь. Ноги у него подгибались, в голове стоял туман. На столике неподалеку стояли кувшин с пульчо и несколько кубков. Лал-Вак наполнил один и протянул землянину. Тор залпом осушил его и потребовал еще. Затем он, шатаясь, двинулся к душевому шкафу, отказавшись от помощи своего седовласого друга. Сбросив ночную рубаху, он вошел в душ, прикрыл за собой дверь и наступил на пластину. Через несколько минут, весь мокрый, он вышел, протирая глаза. Проморгавшись, Торн увидел перед собой знакомую фигуру с двумя большими пучками сухого мха.

– Ворц! – воскликнул землянин.

– Он самый, господин мой, – отозвался маленький ординарец, проворно вытирая Торна. – Его величество отпустил меня служить тебе, и я надеюсь, что ты меня не прогонишь.

– Ни в коем случае, – ответил Торн. – Если его величество позволит, ты отправишься со мной в Таккор.

– Спасибо, господин мой.

Ворц уже приготовил для Торна одежду и оружие. Торн надел великолепный покров оранжевого цвета с черной каймой – цвета дворянства, медальон с таккорским гербом и пояс с оружием – мечом и дагой, изукрашенными драгоценностями, с рукоятями в виде таккорских змей.

– Ну как, Ворц, приличен мой наряд для визита к даме?

– Мой господин, ты великолепен, – ответил ординарец, и Торн некстати вспомнил, как Ворц облачал его в прошлый раз – в вечер приема у Иринц-Тела, когда он и Нэва открыли друг другу свои чувства и когда их застали врасплох и она обрекла его на баридиевые копи. Но вспомнилась ему и другая картина, смягчившая горечь воспоминаний и немало его озадачившая, – Нэва, которая, рискуя жизнью, перелетела через пропасть и оттащила его от самого края бездны…

– Идем, – сказал он, взяв под руку своего старого друга, – отыщем апартаменты Тэйны.

Некоторое время они молча шли по коридорам. Затем Торн вспомнил об Иринц-Теле.

– Что стало с дикстаром?

– Я покажу тебе, – отвечал Лал-Вак.

Вскоре они остановились перед дверью; ученый снял с пояса большой ключ, отпер дверь и распахнул настежь.

– Входи, – пригласил он.

Торн вошел и тотчас узнал «зал голов». Все так же высились до потолка полки, забитые тысячами зловещих реликвий. Затем Торн увидел в центре зала постамент, на котором одиноко стоял прозрачный сосуд. Глазки-бусинки, подернутые мертвой пленкой, слепо уставились на землянина со сморщенного крысиного личика.

– Иринц-Тел! – воскликнул Торн. – Что ж, не скажу, чтобы я осуждал вила Мирадона.

– Не возводи напраслину на его величество, – отозвался Лал-Вак. – Вил не имеет к этому отношения. На самом деле он даровал дикстару полное прощение и отдал ему во владение превосходное поместье на канале Зилан. Но на следующий день Иринц-Тел исчез. Тогда же, вечером, мы получили анонимное письмо, в котором нас приглашали заглянуть сюда, и мы обнаружили вот это. Скорее всего, это дело рук родственников кого-то из его жертв. Однако следствие не было начато. Дело сделано, и его не исправишь, да и поступок этот вполне оправдан.

Они поспешили уйти из этого вместилища ужасов и дошли до покоев Тэйны. Стражник отсалютовал им и позволил пройти; девушка-рабыня попросила их подождать и отправилась объявить об их приходе хозяйке.

– Я подожду тебя здесь, – сказал Лал-Вак. – Нынче утром я уже навещал юную даму.

Торн вошел один. На мягком роскошном диване под ворсистыми одеялами из синего шелка лежала Тэйна.

– Гар Ри Торн! – слабо воскликнула она, протягивая к нему руки. Торн наклонился, и руки девушки обвили его шею, привлекая ближе его лицо. Губы их встретились. – Тебе не стоило вставать, – с упреком сказала она. – Твои раны намного тяжелее моей.

– Да мои царапины уже зажили, – рассмеялся Торн, – и теперь я готов вернуться в Таккор. Мне не по нраву ни города, ни дворцы.

– Мне тоже, – сказала Тэйна. – Здесь все так огромно, величественно и уныло. И я уже соскучилась по болотам… По рыбалке, охоте и треску хвороста в костре по вечерам.

Торн вдруг подумал, что, уж если он навсегда изгнал Нэву из своего сердца, жизнь будет куда милее, если рядом с ним будет Тэйна.

– Тэйна, – сказал он, – помнишь тот день в доме твоего отца, когда ты захотела кое-что попробовать?

Девушка улыбнулась ему:

– Как же я могу забыть такое?

– Ты сказала тогда, что должна подумать.

– И я много думала с тех пор. Я была так неопытна… Я считала, что любовь можно вырастить и взлелеять, не подозревая, что этот цветок лишь сам всходит и расцветает в сердце.

– Тэйна! Ты хочешь сказать, что наконец…

– Да, Гар Ри Торн. Наконец я нашла настоящую любовь. Она меня настигла, когда я впервые увидала Ков-Лутаса, – да так внезапно, что лишила меня сил и дара речи.

– Ков-Лутас!..

– Ну да. Мы поженимся, как только я выздоровею. Разве ты не знал?

Торн выдавил из себя улыбку, но в сердце у него была пустота… Скорее опустошенность. Он заставил себя произнести все приличествующие случаю слова, пожелать Тэйне счастья и объявить Ков-Лутаса счастливейшим человеком на Марсе. Но в душе он твердил лишь одно: «Сначала Сильвия, потом Нэва, а теперь Тэйна! Это моя судьба – оставаться одиноким и нелюбимым».

Поднявшись, он сказал:

– Я должен подготовиться к отлету. Прощай, и пусть Дэза дарует тебе счастье.

Однако, выйдя из комнаты Тэйны, Торн уже не мог сдерживаться, и Лал-Вак сразу заметил его удрученное выражение лица.

– Отчего такая печаль? – спросил он. – Неужели юная дама чувствует себя хуже?

– Нет, – ответил Торн, – превосходно. – И добавил, помолчав: – Друг мой, каким же я был дураком, когда связывался с женщинами! Отныне с этим покончено раз и навсегда.

– Да в чем же дело? – спросил ученый. – Неужели ты влюбляешься во всех женщин, каких только встречаешь на своем пути?

– Ну, не совсем… но с тех пор, как Нэва предала меня…

– Предала? Да что ты такое несешь? Она же дважды спасала тебе жизнь! О чем это ты толкуешь, мальчик мой?

– Ты знаешь это не хуже меня, – с горечью сказал Торн. – Разве не она отправила меня в баридиевые копи?

Лал-Вак озадаченно воззрился на него.

– Мальчик мой, да ты еще глупее, чем я думал! Она отправила тебя в копи, чтобы спасти от палача. А кто же, по-твоему, помог тебе бежать? Есть лишь три человека во всем Ксансибаре, в чьей власти было устроить тебе побег. Двое из них – Иринц-Тел и Сель-хан. Думаешь, это сделали они?

– Но… Я считал, что это ты!..

– Я принимал участие, – признался Лал-Вак, – но устроила все Нэва – она дергала за ниточки, заставляя плясать чиновников, чтобы достичь нашей цели. Видел бы ты ее на следующий день, плачущую, смятенную, когда она совещалась со мной и Ков-Лутасом, как освободить тебя! А когда побег свершился, она была вне себя от страха, что тебя могут поймать. Каждый день умоляла она меня узнать хоть что-то о тебе. И кстати, тебе бы следовало понять, что все истории о ее бессердечном кокетстве были ложью, распространяемой Сель-ханом и его пособниками, чтобы отпугнуть опасных соперников. Из Нэвы такая же коварная сирена, как из нашей маленькой Тэйны. Я могу поклясться в этом, я ведь знаю ее чуть не с рождения.

Торн был потрясен до глубины души.

– Я был так несправедлив к ней, старый друг, – пробормотал он сокрушенно, – и не только в мыслях. Я открыто оттолкнул ее той ночью в замке Таккор, когда она раскрыла мне свои объятья. Из-за собственного неверия я потерял единственную женщину, которую когда-либо любил!

– Там, в пещере, она спасла тебе жизнь, рискуя собственной, – напомнил ему Лал-Вак. – Разве так поступила бы та, кому ты безразличен?

– Не знаю! – простонал Торн. – Чем больше я встречаю женщин, тем меньше их понимаю!

– Во всяком случае, ты мог бы зайти к ней и попросить прощения.

– Это я сделаю. Пойдем в ее апартаменты.

Когда они подошли к покоям Нэвы, два стражника лихо отсалютовали им и отступили. В приемной их встретила рабыня.

– Скажи своей госпоже, что ее хочет видеть Шеб Таккор, – сказал ей Торн.

Девушка вернулась почти сразу.

– Госпожа не принимает посетителей, господин мой, – сказала она.

Торн повернулся к Лал-Ваку.

– Вот видишь, – сказал он, – я был прав. А впрочем, что еще я заслужил своим неверием? Пойдем, вернемся в мои покои. Я должен приготовиться к отлету.