Вол’джин. Тени Орды

3

Оглядывая двор монастыря Шадо-пан, Чэнь Буйный Портер чувствовал холод, но не смел этого показывать. Внизу, где он подметал снег, запорошивший ступени, тренировался десяток монахов – все босоногие, а некоторые и вовсе раздетые до пояса. В полном единении, с дисциплиной, какой он не видел и в лучших войсках мира, они принимали стойку за стойкой. Мелькали размытые от скорости удары, хлестали в зябком горном воздухе резкие взмахи ногами. Монахи двигались плавно, и в то же время в каждом их движении чувствовалась мощь – мощь реки, бушующей в каньонах.

Вот только они не бушевали.

В этих более чем боевых упражнениях монахи каким-то образом черпали покой. И это их вполне устраивало. Хотя Чэнь часто наблюдал за ними и почти не слышал от них смеха, не замечал он и гнева. Не этого он ожидал от войск, заканчивающих тренировку, но, с другой стороны, прежде он никогда не видел ничего подобного Шадо-пану.

– Позволите вас на пару слов, хмелевар?

Чэнь обернулся и хотел было прислонить метлу к стене, но остановился. Это не ее место, но и требование настоятеля Тажаня Чжу на самом деле не было просьбой, так что он не мог пойти и отнести метлу туда, где ей полагалось храниться. Вместо этого Чэнь просто спрятал ее за спиной и поклонился главе монастыря.

Лицо Тажаня Чжу осталось бесстрастным. Чэнь не мог бы сказать, сколько лет монаху, но он не сомневался, что пандарен родился задолго до сестер Чан. Не потому, что он казался стариком, вовсе нет. Настоятель излучал жизненную силу кого-то возраста Чэня – а то и Ли. В нем было что-то еще, что-то общее с монастырем.

«Что-то общее со всей Пандарией».

В Пандарии царило ускользающее ощущение древности. Великая Черепаха стара, и ее постройки тоже, но ни одна из них не казалась такой почтенной, как монастырь. Чэнь вырос среди зданий, повторяющих архитектуру Пандарии, но перед оригиналом они были все равно что песчаный замок детеныша перед настоящим. Не то чтобы они не были чудесны, – просто совсем не те.

Чэнь, задержавшись на время в уважительном поклоне, снова выпрямился.

– Чем могу помочь?

– Прибыла депеша от вашей племянницы. Как вы и просили, она посетила хмелеварню и сообщила, что вы будете некоторое время отсутствовать. Она следует к Храму Белого Тигра, – монах слегка склонил голову. – За последнее я вам благодарен. Сильный дух вашей племянницы… неукротим. Ее последний визит…

Чэнь быстро кивнул.

– Будет последним. Рад видеть, что брат Хвон-кай больше не хромает.

– Он излечился, телом и духом, – глаза Тажаня Чжу сузились. – Отчасти то же можно сказать о вашем беженце. Есть признаки того, что тролль пришел в чувство, но исцеление все еще идет медленно.

– О, чудесно. То есть чудесно не то, что Вол’джин исцеляется медленно, а то, что он очнулся. – Чэнь было потянулся отдать метлу Тажаню Чжу, но заколебался. – Просто уберу ее по дороге в лазарет.

Старый монах поднял лапу.

– Пока что он спит. Касательно его и человека, которого вы привели ранее, я бы и хотел переговорить.

– Да, господин.

Тажань Чжу обернулся и в мгновение ока прошел изрядную часть заснеженной галереи, которую Чэнь еще не успел подмести. Монах двигался так грациозно, что его шелковый халат даже не шелестел. Чэнь не видел ни малейшего следа на снегу. Поторопившись за ним, Чэнь чувствовал себя каменнолапой громовой ящерицей.

Через темные тяжелые двери монах повел его вниз, в тусклые коридоры, вымощенные обтесанным камнем. Камень сложили в любопытные узоры, объединявшие каждый блок и вырезанные на них рисунки. Те несколько раз, когда Чэнь вызывался подмести эти коридоры, он гораздо больше времени стоял, потерявшись в их линиях и извилинах, нежели орудовал метлой.

Их путь закончился в большой комнате, освещенной четырьмя лампами. Середина пола была отведена под круглую конструкцию с циновкой. В ее центре стоял маленький столик с терракотовым чайником, тремя чашками, метелочкой, бамбуковым черпаком, чайницей и маленьким железным горшком.

А рядом с ним сидела Ялия Мудрый Шепот – глаза закрыты, лапы на коленях.

При виде пандаренки Чэнь не смог сдержать улыбки и подозревал, что Тажань Чжу знал не только, что он улыбается, но и насколько широко. Ялия привлекла внимание Чэня во время первого же визита в монастырь, и не только своей красотой. В монашке-пандаренке было что-то от чужестранки, что Чэнь заметил сразу – а потом заметил, как она изо всех сил пытается это скрыть. У них было несколько коротких бесед, из которых хмелевар помнил каждое слово. Теперь он спросил себя, помнит ли каждое слово она.

Ялия встала и поклонилась сперва Тажаню Чжу, затем Чэню. Первый ее поклон продлился долго. Второй – не особенно, но Чэнь запомнил время и поклонился точно так же. Тажань Чжу показал на узкий конец прямоугольного столика, рядом с железным горшком. Чэнь и Ялия опустились на колени, и тогда Тажань Чжу последовал их примеру.

– Простите меня, мастер Буйный Портер, за две вещи. Во-первых, я попрошу вас заварить нам чай.

– Для меня это большая честь, господин Тажань Чжу, – Чэнь поднял взгляд. – Сейчас?

– Если вас не затруднит заниматься этим и одновременно слушать.

– Нет, господин.

– И, во-вторых, простите за то, что пригласил сюда сестру Ялию. Мне показалось, ее взгляд может нас просветить.

Ялия склонила голову – хмелевара слегка взволновала ее обнажившаяся шея, – но ничего не сказала, так что и Чэнь продолжил хранить молчание. Он начал заваривать чай и немедленно отметил кое-что, к чему еще не привык, несмотря на все время, проведенное им в монастыре в период жизни в Пандарии: на крышке железного горшка был узор в виде океанской волны. Терракотовый чайник вылепили в виде корабля. Ручка образовывала якорь. Эти решения были не случайны, хотя, что за послание они ознаменовывали, Чэнь не мог догадаться.

– Сестра Ялия, в бухте корабль. Он стоит неподвижно. Почему?

Чэнь аккуратно зачерпнул кипятку из горшка и бесшумно вернул крышку на место, чтобы не отвлекаться во время размышлений. Он влил воду в чайник, затем мягко посыпал измельченного зеленого чая из чайницы. На ее крышке были нарисованы красные птицы и рыбы на черном фоне, а вокруг середины шла полоска со знаками, символизирующими районы Пандарии.

Ялия подняла взгляд и заговорила – голосом мягким, как первые лепестки расцветающей вишни:

– Я бы сказала, господин, корабль стоит благодаря воде. Это основание корабля. Это сама причина его существования. Без воды, без океана не было бы и корабля.

– Очень хорошо, сестра. Тогда вы бы сказали, что вода – это Тушуй, если пользоваться распространенным на Шэнь-Цзынь Су названием, – основание, медитация и созерцание. Как вы и сказали, без воды для корабля нет смысла существовать.

– Да, господин.

Чэнь следил за ее лицом, но не заметил ни единого признака того, что она ищет одобрения. Он бы так не смог. Он бы хотел знать, угадал или нет. Но Ялия, вдруг пришло ему в голову, уже знала, что права. Господин Тажань Чжу спросил ее мнения, следовательно, ее ответ не может быть неправильным.

Едва высунув кончик языка в уголке рта, Чэнь замешал чай с водой метелкой. Мешал он энергично, но мягко. Целью было не взболтать чай в воде с силой, а смешать тщательно. Нужно было очищать сосуд вдоль стенок, стягивать порошок к середине и повторять это движение вновь и вновь. Он действовал споро, превращая два различных элемента в зеленую пену, что густо плескалась в трюме глиняного кораблика.

Тажань Чжу показал на чайник.

– Другие, разумеется, скажут, что причина неподвижности корабля – якорь. Без якоря, приковавшего корабль к месту, его бы выбросили на берег ветер и волна. Якорь, вонзающийся в дно бухты, спасает корабль, и без него корабль был бы ничем.

Ялия склонила голову.

– Если позволите, господин, истолковать ваши слова… то вы считаете, что якорь – это Хоцзинь. Это действие импульсивное, решительное. То, что стоит между кораблем и катастрофой.

– Очень хорошо, – старый монах взглянул, как Чэнь добавил последний черпак кипятка и вернул крышку на чайник. – Вы понимаете, о чем мы говорим, Чэнь Буйный Портер?

Чэнь кивнул, огладив чайник:

– Почти.

– Вы о чае или о своем понимании?

– О чае. Еще пара минут, – Чэнь улыбнулся. – Но насчет воды, якоря и корабля… Я тут подумал…

– Да?

– Я бы сказал, дело в команде. Потому что даже если бы существовал океан, без команды, которой хочется посмотреть, что на другой стороне того океана, не было бы корабля. И это она, команда, выбирает, когда вставать на прикол, а когда отплывать. Значит, вода важна, и якорь важен, раз они начало и конец, но открытиями занимается команда. – Тут Чэнь, рисовавший лапами в воздухе в течение всей речи, остановился. – Но разговор на самом деле не о кораблях, да?

– Нет. Да, – Тажань Чжу на миг прикрыл глаза. – Мастер Буйный Портер, вы привели в мою гавань два корабля. Здесь они на приколе и в безопасности. Но я не могу больше принять кораблей.

Чэнь посмотрел на него.

– Ладно. Мне разливать?

– Вам неинтересно знать, почему я больше не могу принять кораблей?

– Вы начальник порта, вам и решать, – Чэнь налил чая Тажаню Чжу, затем Ялии и себе. – Не забывайте, он еще горячий, и сперва лучше дать листьям осесть на дно.

Тажань Чжу поднял свою маленькую керамическую чашку и вдохнул пар. Тот его как будто успокоил. Чэнь часто видел такое. Одно из главных удовольствий в жизни и ремесле хмелевара – видеть, как его старания влияют на людей. Конечно, большинство предпочитало чаю его алкогольные варианты, но от хорошего и умело заваренного чая вам гарантированы уникальные ощущения безо всякого похмелья.

Настоятель монастыря отпил чаю, затем поставил чашку. Кивнул Чэню. Это стало разрешением Чэню и Ялии тоже отпить. Чэнь уловил самый легкий намек на улыбку в уголках губ монахини. Если кто спросил бы его мнение, то он бы сказал, что неплохо постарался.

Тажань Чжу взглянул на него из-под тяжелых век.

– Позвольте начать заново, мастер Буйный Портер. Вы желаете знать, почему я готов принять ваши два корабля у себя в гавани?

Чэнь даже не раздумывал над ответом:

– Да, господин. Почему?

– Потому что в них есть баланс. Ваш тролль, судя по тому, что вы рассказывали, и тому, что он темный охотник, – несомненно, Тушуй. Второй же, кто каждый день поднимается по горе все выше, а затем возвращается, – Хоцзинь. Один – из Орды; второй – из Альянса. По сути своей они противостоят друг другу, и все же именно это противостояние их объединяет и придает им смысл.

Ялия поставила чашку.

– Простите меня, господин, но возможно ли, учитывая их противостояние, что они попытаются убить друг друга?

– Причин не учитывать эту возможность у меня нет, сестра. Корни вражды между Ордой и Альянсом уходят глубоко. Эти двое несут на себе много шрамов – а человек вдобавок несет их и в разуме, как, возможно, и ваш тролль, мастер Буйный Портер. И кто-то действительно пытался убить вашего тролля. Была то засада сил Альянса или же Орда пошла против своего – мне неведомо. Однако же мы не можем допустить, чтобы они убили друг друга здесь.

– Не думаю, что Тиратан на это пойдет, а Вол’джин… ну, я знаю… – Чэнь с миг поколебался, пока в мыслях всплывали воспоминания. – С Вол’джином я поговорю. Попрошу его обойтись без убийств, хорошо?

Выражение лица Ялии омрачилось.

– Не сочтите меня жестокой, мастер Буйный Портер, но я обязана спросить, не вовлечет ли нас укрывание этих двоих в иностранную политику и розни? И нельзя ли их выдать или вернуть обратно своему народу?

Тажань Чжу медленно покачал головой:

– Мы уже вовлеклись, и это уже принесло свои плоды. Альянс и Орда помогли нам решить вопрос с ша в Танлунских степях. Вы знаете, какое это великое зло и насколько мы уступаем числом. Как сказано давным-давно, враг моего врага – мой друг, какой бы хаос он ни учинял, а ша издревле враги Пандарии.

Чэнь едва не встрял с пословицей: «С кем поведешься, от того и наберешься», но сдержался. Не то чтобы она не относилась к делу – просто сейчас от нее не было пользы, особенно если вспомнить, что многие пандарены относились к странникам вроде Ли Ли и его самого как к «диким собакам». Он надеялся лишь, что Ялия видит его иначе, и не торопился объяснять эту мысль.

Чэнь чуть опустил голову.

– Не уверен, господин, что возможно заставить их – мои корабли или Орду с Альянсом – действовать заодно вечно, каким бы недружелюбным ни был общий враг.

Тажань Чжу усмехнулся, почти беззвучно – эхо смешка не поколебало воздух и на лице его возник не более чем намек на улыбку.

– Я оставил ваши корабли в гавани не для этого, Чэнь. А для того, чтобы, пребывая среди нас, тролль и человек могли учиться, а пока они учатся у нас, мы будем учиться у них. Ибо, как вы мудро говорите, когда больше не будет объединяющих их врагов, они снова вцепятся в глотки друг другу, и тогда нам придется выбирать, кого поддержать.