Волка - убить

15

Утром опять пошел дождь. Судя по виду неба, он зарядил на рассвете и намеревался лить до промозглых туманных сумерек. Прижав трубку к подбородку, Уэксфорд набирал номер Сьюингбери и одновременно пытался опустить жалюзи. В трубке послышались гудки, и тут вошел Дрейтон.

— К вам миссис Энсти, сэр. Я видел её в коридоре.

Уэксфорд положил трубку.

— В кои-то веки гора пришла к Магомету.

— Пригласить ее?

— Подождите минуточку, Дрейтон.

Это был приказ, довольно резкий, но с оттенком увещевания. Молодой человек остановился и послушно повернулся.

— Довольны прошедшим вечером?

Лицо Дрейтона сделалось ещё более замкнутым, если такое было возможно. Он не стал строить невинную мину, но насторожился.

— Да, благодарю вас.

Дождь барабанил по подоконнику. В кабинете стало совсем темно, как будто в девять тридцать утра наступила ночь.

— Я думаю, у вас тут не так уж много молодых друзей? — ласково, как добрый дядюшка, спросил Уэксфорд, но Дрейтону его вопрос показался зловещим.

— Немного, сэр.

— Жаль. Видит бог, моя дочь, кажется, знает всех. Они часто собираются у нас. Очень приличная компания, если вас не раздражает шум. Осмелюсь предположить, что нет.

Дрейтон стоял, будто безмолвный истукан.

— Приходите как-нибудь вечером, — Уэксфорд пристально и холодно посмотрел на молодого человека. — Только один.

— Да, сэр. С удовольствием.

— Хорошо. Я скажу Шейле, она позвонит вам. — Строгость сменилась служебной вежливостью. — А теперь займемся миссис Энсти.

Дождь вызывал у старшего инспектора едва ли не клаустрофобию, словно стена воды отделяла его от остального мира. Он слышал, как струи стекают с подоконника и бегут по обнаженным каменным телам статуй. Увы, дождь никогда не мог толком отмыть их, и сейчас на их плечах и лапах виднелись грязные полосы. Он включил свет, когда вошли Бэрден и миссис Энсти, оба мокрые, как обитатели морских глубин. Зонтик миссис Энсти висел на руке, вокруг ног натекла небольшая лужица.

— Я должна была прийти, — сказала она. — Что-то меня толкнуло. После вашего ухода мне не давала покоя мысль, почему вы упомянули имя какой-то девушки. Я села на первый же автобус. — Она скинула свой прорезиненный плащ и сняла ужасный пластиковый капюшон. На кончике её носа повисла капля дождя, и женщина поморщилась, будто маленькая собачка. — Джефф и девушка. Мне это не понравилось. Как собака на сене, да? Пусть так, только я должна увидеть его. Я слишком давно жду. Собираюсь туда пойти, но сначала решила заглянуть к вам. — Она умолкла, рассмеялась тревожным смехом и спросила: — У него есть девушка?

После этого вопроса все стало ясно.

Незавидна доля дурного вестника, думал Уэксфорд. Теперь ему предстояло выступить в этой роли. Сейчас он сообщит женщине о смерти бывшего мужа. По его мнению, не имело никакого значения, разведены они или нет.

— Есть? — опять спросила она, на сей раз умоляюще.

— Я не смог с ним повидаться, миссис Энсти.

Никакой лжи, никаких экивоков. С этой женщиной такое не пройдет. Бэрден отвернулся.

— Что случилось? Что-нибудь страшное? — Она поднялась, теребя в пальцах целлофановый капюшон. — Он болен? Он…

— Он умер.

Такая весть — всегда потрясение. К ней невозможно подготовиться. Слово изреченное убивает надежду.

— Мне очень жаль, — поспешно сказал Уэксфорд. — Инфаркт. Немногим более года назад. Я уверен, он не страдал.

— Не может быть!

Она как бы озвучивала мысли Бэрдена. Смерть Смита разбивала всю его версию. Он не мог умереть для этой женщины, потому что и она тоже создала себе версию. Версию преобразования своей жизни? Возможно.

— Боюсь, что это произошло.

— Он не умер! — Уэксфорд уловил тонкие истерические нотки, похожие на треск оголенного электропровода.

— Пожалуйста, присядьте. Я налью вам чего-нибудь выпить.

С чувством, похожим на ужас, он наблюдал, как она ощупью отыскивает кресло, в котором только что сидела, отталкивает его и, шатаясь, подходит к стене. Сжав кулаки, она бьется о стену головой. Потом начинает барабанить по шершавой поверхности руками…

Уэксфорд подошел к ней.

— Лучше вызвать кого-нибудь из женщин, — бросил он Бэрдену.

Миссис Энсти пронзительно закричала.

Женщина-офицер забрала у миссис Энсти пустую чашку и протянула ей свежий носовой платок.

— Вам лучше?

Норин Энсти кивнула. Лицо её покраснело и распухло. Волосы блестели от дождя, щеки — от слез. Она являла собой воплощенную скорбь.

Неожиданно Норин отчетливо проговорила:

— Теперь я никогда не смогу попросить у него прощения.

Какое-то мгновение им казалось, что силы вот-вот покинут её. Послышались всхлипывания, похожие на бульканье отсасываемой из вен крови.

— Я больше не буду плакать, — пообещала Норин. Но рыдания не стихали. — Я умру, а он так и не будет знать о моем раскаянии.

Уэксфорд кивнул своей подчиненной, и та покинула комнату, унося чашку и носовой платок.

— Он простил вас. Разве он не оставил вам квартиру?

Казалось, она толком не слышит его.

— Он умер, а я даже не знала.

Уэксфорд подумал о двух женщинах, пришедших хоронить Смита, — старой соседке и машинистке.

— Вы ведь не знаете, что я ему сделала! Мы были женаты восемь лет, прекрасная пара, счастливая. Так все про нас говорили, и это правда, — Рыдания комом застряли у неё в горле. — Он часто делал мне подарки. — Она закрыла клаза и принялась раскачиваться из стороны в сторону. — Мы жили в доме, где размещалась его контора. Рядом были гаражи. Я видела их из своего окна. Я была учительницей, но бросила работу. Джефф меня содержал.

Она говорила отрывистыми фразами. Уэксфорд пододвинул свой стул поближе и сел, опустив голову.

— Рэй Энсти работал в гараже. Я часто наблюдала за ним. Вы знаете, как механики ложатся навзничь, запрокидывая голову? Боже мой! — Она содрогнулась. — Вам все это не нужно. Я лучше пойду.

Ее вещи так и не просохли. С плаща и зонтика натекла лужа, похожая на волдырь. Норин вяло пошарила возле кресла, отыскивая сумочку.

— Мы отвезем вас домой, миссис Энсти, — мягко сказал Уэксфорд. — Но попозже. Вы хотите отдохнуть? Еще два вопроса, и отдыхайте себе.

— Он умер, он недосягаем. Зачем он вам?

— Я думаю, — медленно сказал Уэксфорд, — что нам нужен ваш второй муж.

— Рэй?

— Где он, миссис Энсти?

— Не знаю, — устало ответила она. — Я не видела его несколько месяцев. Он ушел от меня в конце прошлого года.

— Вы сказали, что он работал в гараже? Механиком?

— Полагаю, да. Что ещё он может делать? — Ее перчатки валялись на полу возле ног. Она подняла их и оглядела, будто находки, выловленные со дна пруда. — Вы с самого начала подозревали его? — Ее лицо покрыла мертвенная бледность. Норин попыталась встать. — Вы искали моего мужа, а не Джеффа?

Уэксфорд кивнул.

— Что он натворил? — севшим голосом спросила она.

— Пропала девушка. Возможно, умерла.

— Нож, — пробормотала женщина. Ее глаза закатились. Уэксфорд бросился к Норин и подхватил её на руки, не дав упасть.

— Где вашей сестре чинили машину? — спросил Бэрден. Марголис поднял глаза от своего позднего завтрака, состоявшего из кофе, апельсинового сока и неудобоваримых на вид крутых яиц. На лице его появилась равнодушно-безнадежная мина.

— В каком-то гараже, — сказал он и добавил: — Может, у Которна, а?

— Вы не можете не знать, мистер Марголис. Разве вашу собственную машину не обслуживают?

— За этим следила Энн, — художник перевернул яйцо в подставке скорлупой вверх, как ребенок, забавляющийся первоапрельскими шутками. — Хотя что-то такое было… — Он взъерошил свои волосы, и они сделались похожими на нимб. — Какая-то поломка. Я почти не помню. Вроде, она говорила, будто собирается к кому-то еще. — Он поставил поднос на подлокотник дивана и поднялся, чтобы стряхнуть крошки с колен. — Жаль, не могу вспомнить.

— Она поехала к этому Рэю, мистер Марголис, — едко вставила миссис Пенистан. — Вы же знаете. Возьмите себя в руки. — Она взглянула на Бэрдена, пожала плечами и возвела очи горе. — С тех пор, как исчезла сестрица, он начал разваливаться. Ничего не могу с ним сделать. — Домработница села рядом с Марголисом и окинула его долгим, полным отчаяния взглядом. Миссис Пенистан напоминала Бэрдену мамашу или няньку, приведшую в гости непослушного ребенка. Она склонилась к художнику и запахнула полы его халата, прикрывая пижаму.

— Какой ещё Рэй?

— Не спрашивайте меня, дорогой. Вы же знаете, она никогда не называла фамилий. Помню только, что пару месяцев назад она сказала: «Хватит с меня этой обдираловки у Рассела. Отныне пусть наши машины осматривает Рэй». Я ещё спросила, кто такой Рэй, а она говорит: «Не ваше дело, миссис Пенистан. Хороший парень, и очень меня ценит. А если я скажу, кто он, его могут выгнать с работы».

— Он приходил сюда ремонтировать машины?

— О, нет, дорогой. Тут нет необходимых инструментов. — Миссис Пенистан обвела глазами мастерскую и посмотрела на окно, словно желая показать, что ни в доме, ни в саду нет ни одного предмета, годного для практического применения. — Она сама ездила к нему. Понимаете, он живет где-то неподалеку. Я видела, как она уезжала, но, когда возвращалась, меня тут уже не было. Зато он оставался дома, — она ткнула пальцем в тощую грудь Марголиса. — Но ведь он никогда не слушает, что ему говорят.

Когда Бэрден уходил, они сидели рядом, и миссис Пенистан уговаривала Марголиса допить кофе. Дорожка намокла от дождя, под ногами лежали влажные лепестки. Ворота гаража были открыты, и Бэрден впервые увидел машину Марголиса. Она была зеленая.

Он начал прикидывать, как могло быть обстряпано это дело. Теперь, думал инспектор, понятно, почему использовали черную и зеленую машины и где до полуночи стоял белый «альпин» Аниты. Почувствовав волнение, Бэрден торопливо зашагал к калитке, открыл её, и с кустов боярышника на него, будто из ведра, хлынула вода.

Вот как, должно быть, чувствует себя психиатр, думал Уэксфорд.

Норин Энсти лежала на кушетке в комнате отдыха, глядя в потолок, а он сидел возле неё и слушал.

— Он всегда носил нож, — рассказывала она. — Я увидела его в первый же день, когда Рэй поднялся ко мне из гаража. Джефф работал внизу. Я часто носила ему кофе, а потом стала угощать и Рэя тоже. И вот однажды он сам пришел наверх. — С минуту она молчала, качая головой. — Боже, он был прекрасен. Не смазлив, а именно прекрасен, совершенен, какими и должны быть люди. Какой я сама никогда не была.

Уэксфорду не хотелось прерывать её, но пришлось: ведь он не был психоаналитиком.

— Сколько ему лет?

— Десятью годами моложе меня, — ответила она, и Уэксфорд понял, как больно ей это говорить. — В тот день он поднялся наверх. Мы были совсем одни, и он достал маленький складной нож. Вытащил из кармана и положил на стол. Я никогда не видела их раньше и не знала, что это такое. Мы почти не разговаривали. О чем нам говорить? У нас не было ничего общего. Он сидел, улыбался и делал всякие намеки. — Она почти смеялась, но Уэксфорд слышал её стесненное дыхание. — Я так жалела его, — Норин отвернулась к стене. — К тому времени у меня уже несколько месяцев была зажигалка. Я вспомнила об этом, когда давала Рэю прикурить. Он сказал: «Нет, огонь на твоих губах». Потом посмотрел на зажигалку и спросил: «Он дарит тебе такое? Он дарит тебе безделушки, потому что не может дать ничего другого?» Это была неправда, но, возможно, так казалось со стороны. «И у меня тоже есть безделка», — сказал он, взял нож и прижал к моему горлу. Выступила кровь. Я замерла, а то он зарезал бы меня. Боже мой, я была учительницей французского языка в школе для девочек. Мне никогда не приходилось кричать. По-вашему, пусть бы он убил меня? После его ухода у меня на шее осталась царапина. Я знала: он смотрел на неё все время, пока лежал на мне.

— Смит развелся с вами? — спросил Уэксфорд, нарушая молчание.

— Он все узнал. Это было нетрудно. Я никогда толком не умела скрывать свои чувства. Джефф простил бы меня и начал все сызнова. Он не мог поверить, что я хочу выйти замуж за человека, который на десять лет моложе, рабочего из гаража… Я сходила по нему с ума. Я знала, что он садист и недоумок. Он резал меня, резал по-настоящему. — Она спустила платье. Под левой ключицей виднелся белый рубец. Уэксфорд почувствовал тошноту. Словно кто-то щекотал гортань ногтем.

— Вы всегда были несчастны?

— Я никогда не была счастлива с ним, — она сказала это почти со стыдом. — Не думаю, что я пережила хоть одно мгновение, которое можно было бы назвать счастливым. Он ненавидел Джеффа. Называл себя его именем. Притворялся моим мужем.

Уэксфорд кивнул, представив себе это зрелище.

— Когда звонил телефон, он снимал трубку и с легкой рассеянностью говорил: «Джефф Смит слушает». Потом будто бы спохватывался и поправлял себя. Однажды он отнес вещи в чистку, грязную рабочую одежду, а когда я пришла забирать, они не могли найти квитанцию. Она была выписана на Смита. Если он впутывался во что-нибудь гадкое, то всегда назывался Смитом. Однажды пришла девушка, ей было не больше семнадцати лет, и спросила, тут ли живет Джефф Смит. Он бросил её, и она жаждала его вернуть, хотя он баловался ножом и с ней. Она показала мне рубец на шее. Я сказала ему, что однажды он зайдет чересчур далеко, убьет кого-нибудь, или женщина пойдет в полицию.

— Он зашел чересчур далеко, — сказал Уэксфорд.

— Понимаете, ему нужно видеть кровь женщины, — она говорила спокойно, без ужаса, и Уэксфорд в который уже раз подумал, что привычка притупляет чувства, сглаживает потрясение, убивает жалость. — Я часто думала, что когда-нибудь найдется девушка, которую он не сможет очаровать. Она просто испугается и, возможно, сама зарежет его. Он не очень крупный и сильный физически. Его сила совсем другого рода. Я не раз отбирала у него нож, но он всегда приносил новый. А потом ушел от меня.

— Должно быть, тогда же, когда вы потеряли зажигалку?

Норин Энсти приподнялась на локте, потом села и опустила ноги на пол.

— Я думала об этом, — сказала она. — Может, Рэй взял её. Он брал вещи у меня и Смита, ещё когда мы были женаты. Я не могла доказать, но была убеждена, что он крал дорогие вещи вроде этой зажигалки.

Она вздохнула, закрыла лицо руками, но потом опять уронила их на колени.

— Наверное, Джефф тоже догадывался. Мы с ним о многом никогда не гоаорили, обходили молчанием. О, как мне жаль! — вдруг вскричала она, сжимая кулаки и колотя ими по коленям. — Как мне жаль! Я хочу найти его могилу, поплакать на ней, окропить слезами, чтобы он понял, как мне жаль.

Куда ни посмотри, везде кающиеся женщины, подумал Уэксфорд. Норин Энсти кается, потому что отказалась от любви ради её безобразного подобия. Руби Брэнч — потому, что выдала старого мошенника. А Анита Марголис? Мертвые не раскаиваются. Она уже не могла сожалеть о том, что слишком часто играла в опасные игры с человеком, вооруженным ножом.