4

У Сергея Рэймонта было все, чтобы радоваться жизни. Он был молод. Ему было только двадцать шесть лет. Он был богат во многом благодаря своему отцу — Александр учредил три трастовых фонда, выгодно использовав законодательство Монако, Лихтенштейна и Гонконга. Сергей был хорош собой. Его ярко-голубые глаза были в точности как у отца, однако, если его отца многие боялись, Сергея все любили. Все расточали ему комплименты, оценив его естественность и простоту, на его образ жизни не влияло его сказочное богатство. У Сергея было все, чтобы радоваться жизни, и, тем не менее, дважды за последние пять лет он пытался покончить с собой.

Первый раз, когда ему был двадцать один год, для этого не было никакой явной причины. Это случилось, когда он был на первом курсе школы бизнеса при Гарвардском университете, куда он, как и его сестра, поступил, чтобы завоевать расположение отца. Он ухаживал за девушками и играл в футбол. Разрабатывал ситуационные моменты для деловых игр, уже знал разницу между деловой активностью, основанной на расширении капиталовложений, и активностью, основанной на снижении производственных издержек. К каждой субботе он подготавливал работу с анализом той или иной ситуации в бизнесе. И когда наступали летние каникулы, они казались ему бесцельными и бесконечными. Никто ничего не ожидал от Сергея, и он ничего не ожидал сам от себя. Ничто не предвещало никаких неожиданностей, и Сергей сам не мог предугадать того, что вскоре произошло.

Вечером, в третий вторник мая, Сергей заглотал целый пузырек таблеток сильнодействующего транквилизатора, который нашел у своего соседа по комнате. Его сосед был связан с какой-то фармацевтической фирмой, и у него был целый склад различных медикаментов, которые он закупал по оптовой цене. Он перепродавал их с хорошей наценкой и использовал вырученные деньги на содержание своего роскошного белого «порше-914». К счастью, по вторникам сосед Сергея всегда производил инвентаризацию своего склада и обнаружил исчезновение целого пузырька таблеток транквилизатора еще до того, как Сергей заснул. Сергея отвезли в больницу и промыли желудок, а потом он посетил врача-психиатра в Бостоне, и тот сказал ему, что он подвержен депрессиям, что Сергей знал и сам. Инцидент замяли, и спустя полтора месяца почти все, включая самого Сергея, который опровергал если не факт, то желание покончить счеты с жизнью, о нем забыли.

Но именно «почти все». К их числу не относился врач-психиатр. Когда Сергей пропустил два назначенных посещения, а в Гарварде сказали, что он проводит летние каникулы где-то в Европе, врач связался с отцом Сергея. Александра не сразу удалось разыскать. В его офисе в Нью-Йорке дали номер телефона в Монреале, а там дали номер в Брюсселе. Рэймонт, который прилетел в Брюссель для участия в конференции стран «Общего рынка», отказался поверить врачу. Он не мог допустить мысли, что его сын мог пытаться покончить с собой. Он сказал, что если Сергей не посещает врача, это его личное дело, и во всяком случае, Сергей сейчас находится в Европе живой, здоровый и бодрый и прекрасно проводит время. Он, Рэймонт, видел его не далее как четыре дня назад и не находит никакого повода для беспокойства.

Ассистент врача-психиатра испытала шок, когда узнала, что Александр Рэймонт отказался поверить, что его сын пытался покончить с собой. Но сам врач никакого шока не испытал.

Он знал, что родители зачастую просто не в состоянии представить себе, что их ребенок стремится покончить с жизнью, а поскольку душевная болезнь в отличие от обычной болезни не имеет ярко выраженных симптомов, людям трудно поверить, что это именно болезнь, и ее, как и все болезни, следует лечить. Что ставило врача-психиатра в тупик, это то обстоятельство, что Сергей Рэймонт использовал в своей попытке самоубийства таблетки.

— К таблеткам обычно прибегают женщины, а мужчины делают это крайне редко, — сказал он. — Женщины, как правило, прибегают к попытке самоубийства с целью послать сигнал отчаяния, то есть взывают о помощи. Мужчины же, раз уж они решаются, убивают себя наверняка. Они стреляются или прыгают с крыши небоскреба. Женщины обычно этого не делают. Но младший Рэймонт прибег к таблеткам…

— А почему, как вы думаете? — спросила его ассистентка.

— В том-то и дело, что я сам не могу ответить на этот вопрос. И это меня беспокоит. Я надеялся, что его отец даст мне какой-то ключ к ситуации. Но, к сожалению, никакого ключа он не дал или не мог дать. А беда ведь в том, что те, кто хоть раз пытался покончить с собой, обычно рано или поздно возобновляют попытку.

Но Сергей какое-то время не повторял попытки. Тем летом он встретил Бритту Сундсвааль. Ей было тридцать один год, она была на десять лет старше Сергея. Дважды замужем и дважды разведена. После первого развода Бритта вышла замуж сразу же. После второго поклялась, что больше никогда не выйдет замуж.

— Слишком много страданий причиняют эти браки, — говорила она своим друзьям. — Я моногамная женщина в мире, где все спят друг с другом.

Правда, друзья не очень-то верили ей. Слишком уж контрастировало спокойное выражение ее лица с ее роскошным телом и жизнелюбием. Когда они встретились с Сергеем, то обнаружили, что оба хотят одного: постоянных отношений без каких-либо формальностей.

Развод Бритты с ее первым мужем — шведским чиновником — прошел спокойно и вполне миролюбиво. Во всяком случае, он никак не отразился на карьере ее мужа. Но второй развод был скандальным и вызвал кучу сплетен, в том числе и на страницах газет. Читатели, жадные до всего, что связано с интимной жизнью, упивались подробностями. Для Бритты вся эта шумиха была отвратительной и унизительной.

Ее последний муж, Тедди Хейлс-Уоррингтон, был эксцентричен и безрассуден. Он всегда и всем хвастался, что ничего не намерен делать полезного и нужного в жизни. Он может это себе позволить, говаривал он, поскольку его предки хорошо пограбили Мидлэнд в Англии в самом начале промышленной революции и нажили такое состояние на производстве твидов и прочих шерстяных тканей, что оно может выдержать любые его экстравагантности. В самый разгар топливного кризиса Тедди нанимал реактивный самолет и доставлял своих пони для очередного воскресного турнира в Девилле. Он играл — и проигрывал. Так, однажды в клубе «Крокфордс» он проиграл свой дом на Маунт-стрит в Лондоне, который стоил не менее четверти миллиона фунтов стерлингов. Спустя три дня или, вернее, три ночи он опять играл с тем же иранцем и отыграл не только свой дом, но еще и выиграл десятилетнюю девочку в придачу. Поженившись, они стали жить на ферме в графстве Девоншир, и в течение шести месяцев, достаточных для того, чтобы Бритта забеременела, они разыгрывали роль сельских джентри. Будучи более ленивой, чем Тедди, Бритта предпочитала оставаться в Девоне, а Тедди такая жизнь быстро наскучила, и он отправился в Лондон. Там его заинтриговала идея соблазнить двух любовниц-лесбиянок, которые жили вместе восемь лет. И Тедди добился своего. Он ухитрился переспать с ними обеими в одну и ту же ночь и даже в одной кровати. Но вся эта история, как ни странно, имела для Тедди счастливый конец. После развода с Бриттой он женился на одной из лесбиянок, на той, что была покрасивее. У них родились трое детей, и они жили мирно и счастливо и, как говорили, никогда не изменяли друг другу. Но что еще более удивительно, это то, что Тедди не только стал образцовым отцом и мужем, но и принялся работать. В банке, который занимался его трастовым фондом, его приняли на работу в качестве младшего партнера, и в конечном итоге Тедди Хейлс-Уоррингтон стал членом правления и приобрел большой вес и авторитет в финансовых делах.

Для Бритты все сложилось не так удачно. Она не только потеряла мужа, хотя, с определенной точки зрения, это была не такая уж большая потеря, но нечто гораздо более ценное: свою безмятежную уверенность, что вся ее жизнь без всяких усилий с ее стороны будет счастливой.

В течение целого года после разрыва с Тедди Бритта жила как монашка и не предпринимала никаких усилий, чтобы как-то управлять течением своей жизни. Ребенком занималась няня-шведка, а сама Бритта бесцельно путешествовала в Лондон, Гштаад, Канны, вела светский образ жизни, по вечерам напиваясь белым вином, чтобы лучше спать. Она пошла на примирение со своим отцом, который не разговаривал с ней с тех пор, как она развелась с Тедди. Не захотев вернуться в Швецию, она купила дом на улице Жан Гужон в Париже и стала играть роль хозяйки в доме отца, который был представителем компании «Сундсвааль миллс» в Западной Европе. Бритта выросла в семье, связанной с бизнесом в области производства стали, и прекрасно знала и проблемы бизнеса, и деловых людей. Она принимала в доме отца бизнесменов, инженеров, оптовых покупателей, правительственных чиновников. Она сообшала отцу о разговорах, которые вели гости, а тем, в свою очередь, рассказывала о мнении отца по тому или иному вопросу. Она научилась сводить вместе нужных друг другу партнеров, и порой ей даже платили за ее деловые услуги. Бритта не так уж увлекалась всеми этими делами, связанными с производством и продажей стали, вопросами прибыли и доходов и денег вообще, но теперь она ощущала, что нашла интерес в чем-то, кроме собственных переживаний. Более того, она обрела чувство уверенности в себе, которое приходит, когда в человеке проявляется способность управлять своей жизнью и вносить свой вклад в какое-то большое дело.

Когда Бритта впервые встретила Сергея Рэймонта, она уже начала обретать чувство успокоенности. Она почти достигла степени, когда после двух неудачных замужеств и последовавшего отчаяния вновь начала нравиться сама себе. Она встретилась с Сергеем, как ни странно, в своей собственной квартире. Несколько итальянских бизнесменов из Турина, связанные со стальным бизнесом, летели через Париж в Питтсбург, и Бритта пригласила их на коктейль. Они привезли с собой блюда из марокканского ресторанчика, а также и Сергея Рэймонта, который был сокурсником одного из бизнесменов в Гарвардской школе бизнеса. Они хорошо поели, удобно устроившись по-средиземноморски на разбросанных вокруг низкого кофейного столика подушках, и хорошо выпили алжирского вина. Вечер закончился в два тридцать ночи. Все были веселы и пьяны.

Проснувшись на следующее утро в состоянии легкого похмелья, Бритта первым делом подумала о Сергее Рэймонте и тут же с огромным облегчением пришла к выводу, что очень хорошо, что он не остался на ночь, во всяком случае, ей не придется думать, как быть с ним дальше.

Вечером того же дня она обедала с двумя болгарами, представителями правительства, которым было поручено закупать за рубежом сталь. Как и многие другие представители коммунистических правительств, с которыми Бритте приходилось иметь дело, они хотели закупить товар только высшего качества.

На них были костюмы, заказанные на Сэвил Роу (естественно, возвращаясь в Болгарию, они не брали эти костюмы с собой), тонкие кожаные перчатки ручной работы из Венеции и мягкие, тоже сделанные вручную, полуботинки. Они обедали в ресторане «Максим», всегда требуя столик с видом на Рю Ройаль, и являли собой карикатуру на капиталистов, заказывая шампанское в хрустале, малосольную черную икру и оставляя такие щедрые чаевые, что даже официанты считали это дурным тоном, хотя и принимали с улыбкой. Вечер закончился около половины двенадцатого. Оба болгарина отправились на свидание с парочкой дорогих проституток, и Бритта, отклонив предложение подвезти ее, отправилась домой одна.

Бритта позвонила консьержке, и пока она ждала, когда та старомодным, огромным ключом, похожим на ключ от ворот тюрьмы, откроет массивную деревянную дверь, ведущую во внутренний дворик, подкатил длинный автомобиль и из него вышел Сергей Рэймонт. Он тут же дал знак шоферу уехать.

— Случилось то, чего я боялась, — сказала Бритта, — вы приехали.

Она была застигнута врасплох и поэтому выпалила то, что у нее было на уме.

— А я боялся, что все же не приеду, — сказал Сергей.

Последующие три дня они провели вместе, изучая тела и души друг друга. Что безгранично притягивало их друг к другу и в то же время делало их совсем не подходящими друг для друга, было то, что оба они не были сильными личностями и оба были необычайно уязвимыми.

В последующие три года они не расставались друг с другом. Сергей переехал в квартиру Бритты. Там впервые в жизни он почувствовал, что у него есть дом. Его отец наотрез отказывался приобрести собственный дом. Он объяснял это тем, что занимается гостиничным бизнесом, и поэтому следует жить в принадлежащих ему и другим отелях, ибо такая практика составляет часть бизнеса. Мать Сергея и ее теперешний муж, этот кинопродюсер, жили как кочующие цыгане. Они без конца мотались между Лондоном, Нью-Йорком и Лос-Анджелесом и всегда жили в квартирах или домах, которые они арендовали либо брали взаймы у друзей. Бритта и Сергей не скрывали своих отношений. Они представили друг друга своим родным и проигнорировали яростное неодобрение обоих отцов. Время от времени они заводили разговор о браке.

— Она слишком стара для тебя и слишком многоопытна, — сказал Сергею Александр и без обиняков пояснил, что он может сделать и наверняка сделает, если Сергей все же женится на Бритте. Александр планировал, что со временем Сергей вступит во владение компаниями Рэймонта. Пока же его единственным средством к существованию были деньги, поступающие от трех трастовых фондов, учрежденных Александром, и он всегда мог распорядиться о прекращении выплат Сергею. Так оно и произойдет, если Сергей женится на Бритте.

— Но она делает меня счастливым! — сказал Сергей.

— Вот и подтверждение! — сказал Александр. — Не только того, что она слишком стара для тебя, но и того, что ты слишком молод для нее. Взрослые сами творцы собственного счастья. Только детям счастье дают другие, если оно существует, это счастье.

Александр был уверен, что Бритта вступила в связь с Сергеем по единственной причине — заполучить деньги Рэймонта. Аликс пыталась заступиться за Сергея и Бритту перед отцом, напомнив, что Бритта — сама наследница большого состояния, так что вряд ли ее можно обвинять в замыслах захватить деньги Рэймонта. Но Александр отмел ее доводы. Его постоянно терзала мысль, что рано или поздно его дети станут добычей охотников за деньгами. Это была его идефикс, и ничто и никто не могли переубедить Рэймонта-старшего. Сложившаяся ситуация никак не находила решения, поскольку Сергей не хотел идти наперекор отцу, которого любил, а Александр, человек исключительно щедрый, никак не мог решиться привести свою угрозу в исполнение. Конец отношениям Сергея и Бритты положил ее отец.

Бертил Сундсвааль не угрожал — он действовал. Это был холодный расчетливый делец, приближающийся к семидесятилетнему возрасту. Этот мультимиллионер всегда сопровождал вручение рождественских подарков своим детям и внукам стоимостью в сто долларов длинными нудными лекциями о том, что главная добродетель — это бережливость, а склонность к тратам и экстравагантности — зло, которое может привести к потере всего состояния.

Бертил не простил своим дочерям, что они родились девочками. Дочери жестоко разочаровали отца во всем. Ни одна из них не дала ему зятя, способного управлять, а впоследствии — ибо Бертил Сундсвааль был реалистом и понимал, что рано или поздно он закончит свой жизненный путь, — и вступить во владение сталелитейными заводами «Сундсвааль», построенными еще дедом Бертила в третьей четверти девятнадцатого столетия, которыми управлял и отец Бертила. Старшая дочь, Сольвейг, называла себя марксисткой и преподавала политологию в Копенгагенском университете. Уже десяток лет она жила с одним профессором того же университета, тоже марксистом. Они жили в пентхаузе, застекленном со всех сторон, с видом на Тиволи, а летние сезоны проводили в Калабрии. Там они купили старинную конюшню и перестроили ее в уютное гнездышко с электричеством, водопроводом, с прекрасной музыкальной системой и обогреваемым бассейном. Ни Сольвейг, ни ее профессор не находили ничего несоответствующего между провозглашаемыми ими политическими убеждениями и тем фактом, что именно доходы Сольвейг, получаемые от ее собственности, а не от их университетских жалований, позволяли им вести образ жизни, которому многие позавидовали бы.

Младшая дочь, Харриет, была стюардессой в авиакомпании «САС» и вышла замуж за летчика, красивого, чувственного и скучного шведа. Она жила с пятью детьми и с редко появлявшимся дома мужем в пригороде Стокгольма.

Она не любила своих сестер, не одобряла их образа жизни, не поддерживала с ними отношений и никогда не бывала у них.

Что касается Бритты, то, по мнению Бертила, она была круглая дура, просто какая-то бродяжка. Она, происходя из семьи, в которой никогда не было разводов, ухитрилась развестись дважды, а теперь открыто жила с мальчишкой, с плейбоем, на десять лет моложе ее. Ведь у Сергея Рэймонта не было ни дома, ни корней, ни работы, ни профессии. Образ его жизни возмущал Бертила до глубины души. Сергей спал до полудня и в четыре часа пополудни, все еще в пижаме, просматривал газеты. Сын Бритты, внук Бертила, находился в швейцарской школе-интернате, и его образованием занимались католики, что приводило Бертила, лютеранина и одновременно атеиста, в ужас. Бертил не ценил вклад в бизнес, который Бритта делала в Париже. По его мнению, быть хозяйкой на деловых коктейлях и приемах — это совсем не то, что ходить каждый день на работу в офис.

Когда Бритта сообщила Бертилу, что они с Сергеем, возможно, поженятся, он ничего не сказал. Зато он тут же сделал два телефонных звонка, один — своему адвокату, а другой — в свой банк, и неделю спустя Бритта получила письмо от отца, отпечатанное его секретарем под копирку, с обозначением, что копии направлены адвокату и в банк с уведомлением, что поступление средств из ее доли доходов, которую она получила по достижении восемнадцати лет, немедленно прекращается.

— Что же теперь мне делать? — спросила Бритта. Ее детство всегда было омрачено отцовской холодностью по отношению к ней и к ее сестрам, и даже теперь, когда она стала взрослой женщиной, он все равно мог наносить ей раны своим холодным и жестким отношением.

— Будем жить на мои деньги, — сказал Сергей. — У меня их достаточно. Не делай из этого проблемы.

Но проблема существовала. Их наполненные счастьем отношения стали претерпевать изменения, и в конце концов Бертил добился того, что хотел. Дело было не в деньгах — их было действительно много, — дело было в том, что деньги значили для Бритты. Для Сергея. Бритта никогда ни от кого не зависела. Никто никогда не зависел от Сергея. И ни тот, ни другая не представляли себе, как жить в сложившейся ситуации. Сергей был щедр, но нередко на него находило раздражение, и Бритта, которая тратила свой ежемесячно поступавший доход так, как она желала, никогда не знала, сколько и когда он даст ей денег. Ей очень не хотелось просить его, а когда все же приходилось это делать, разговор заканчивался скандалом.

— Я же дал тебе пятьсот долларов. Что ты с ними сделала? Съела их, что ли?

— Но ведь это было три недели назад, — говорила Бритта, а затем ей приходилось объяснять, на что она потратила деньги: столько-то на питание, столько-то на парикмахера, на такси, на туалеты, на прислугу, на оплату счетов за телефон, газ и электричество. До этого Бритте никому ни в чем не приходилось давать отчетов, и Сергей ужасно раздражал ее своими расспросами. Разница в возрасте, которая поначалу способствовала их сближению, теперь исподволь, незаметно начала работать против них.

Женщина более зрелого возраста — более молодой мужчина. Мужчина более зрелого возраста — более молодая женщина. Любовники любят говорить, что разница в возрасте ничего не значит. Они говорят неправду. Может быть, неосознанно, но они лгут. Бритта и Сергей никогда не лгали. С самого начала именно разница в возрасте привлекла их друг к другу. Бритта изливала на Сергея безграничную, лишенную всякого критического отношения материнскую любовь, которой не доставалось от нее даже сыну, воспитываемому, как и она сама в детстве, няньками и гувернерами. Сергей, страдавший от своих непредсказуемых неуравновешенных состояний и настроений, нашел рядом с Бриттой душевное спокойствие, гасившее амплитуду маятника его депрессий и возвращения к жизнерадостности. В отличие от его страстной матери и его держащегося в отдалении всесильного отца, которого он никак не мог понять из-за постоянных переходов от приязни к холодному безразличию, Бритта для Сергея была всегда ровной, любящей, всегда опорой. Бритта относилась к нему как мать. И в ее отношении не было ничего невротичного, ничего разрушительного.

— Мой бэби, мой бэби, — любила приговаривать Бритта, лаская его.

— Я ведь твой большой бэби? — спрашивал Сергей. Ответ он знал заранее.

В мире, где секс стал самоцелью, где считали, сравнивали и даже измеряли оргазмы, Сергей и Бритта были согласны в том, что секс как таковой не имел для них очень уж большого значения. Приязнь, объятия, нежные поцелуи — вот что имело для них значение. Посторонние наслаждались картиной безмятежной и преданной привязанности, когда Бритта и Сергей появлялись на людях — всегда рука об руку, ее голова склонялась на его плечо.

Когда Бритта просила у Сергея денег, он уже не мог быть «ее бэби». И когда это случалось, зловещие циклы Сергея начали проявляться вновь и с еще большей силой, чем это было в Гарварде, а затем в Кембридже. Он днями не вставал с кровати, не ел, не принимал душ и не одевался. В его голову постоянно приходили мысли о самоубийстве, и он прикидывал, сможет ли на сей раз довести дело до конца, а с другой стороны, стоит ли это дело необходимых усилий. Бритта узнавала о том, что он выходил из этого состояния, когда он появлялся в халате иусаживался в гостиной с кипой не прочитанных за все прошедшие дни газет, когда он был, как выражался, «в норе». А когда Сергей просыпался, охваченный бурной энергией и оптимизмом, она думала, что он чувствует себя еще лучше, хотя быть с ним в это время было своего рода испытанием. В его голове бурлили идеи относительно бизнеса, и он проводил часы в телефонных разговорах со своими сокурсниками из Гарвардской школы бизнеса о том, как претворить эти идеи в жизнь. Он звонил отцу и предлагал идеи насчет приобретения новых участков для строительства отелей, насчет реорганизации всех пяти компаний Рэймонта и рассуждал на тему о том, что он предпримет, когда в один прекрасный день вступит во владение состоянием Рэймонта. В такие периоды он практически не спал и когда не сидел на телефоне, отправлялся по магазинам и покупал все, что попадалось ему на глаза. Однажды он даже заказал себе дюжину рубашек в «Тернбулл энд Эссер», но стал проявлять крайнее нетерпение, когда ему предложили выбрать расцветки и фасоны.

— Я не могу тратить на это время, — раздраженно сказал он удивленному продавцу. — Выберите сами.

Сергей резко повернулся и стремительно вышел из магазина. Он пошел за Бриттой и повел ее на чаепитие в «Фортнамс», откуда он, как только сделал заказ, тут же вышел. «Потому что официантка, — сказал он, слишком долго не подходила к нам». По мере того как прилив его энергии нарастал, он становился все более раздражительным. Все сердило и выводило его из себя. Однажды Сергей заставил Бритту выйти с ним из такси и идти пешком под проливным дождем, потому что, по его мнению, таксист ехал слишком медленно. Эта спираль продолжала раскручиваться до тех пор, пока внешний мир не начинал подавлять его внутренний мир, и, измученный, он вновь погружался в депрессию.

Дело кончилось тем, что все эти прорывы в жизнь и непредсказуемый и какой-то ожесточенный уход от нее убили в Бритте чувство к Сергею. Ну что ж, он об этом ничуть не жалеет, сказал он. И он вел себя так, как будто действительно не жалеет, до тех пор, пока его сестра Аликс, сохранившая дружеские отношения с Бриттой, не сказала ему, что Бритта собирается выйти замуж.

Австрийские и венгерские аристократические титулы принимаются всерьез очень немногими, в основном официантами в ресторанах. Русские титулы могут быть фактом или выдумкой, но их носители создали для себя новый статус: профессиональных князей. Английские титулы, будь то наследственные или пожизненные, в общем, ценятся. А вот французские титулы, свидетельствующие о принадлежности к королевской фамилии, внушают благоговейное уважение.

Князю Пьеру-Жиль де Лаланд-Дессо было уже сорок, а он еще ни разу не был женат. Он не был ни гомосексуалистом, ни нейтральным. Он был, как говорят французы, серьезным человеком. Имел ученую степень доктора экономики и двенадцать лет прослужил в африканском государстве Берег Слоновой Кости в качестве советника по иностранным делам, поработал как специалист по африканским делам в учреждениях Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке и Париже и был автором широко известного труда «Политическая экономия». Когда Бритта встретила его на одном из приемов в Париже — это было той зимой, когда она окончательно порвала с Сергеем, — Пьер-Жиль только что был назначен на пост вице-президента одной крупной транснациональной корпорации.

Пи-Джи, как звали его друзья, был высок и худощав. Годы, проведенные в Африке, и таблетки атабрина, которые он принимал, когда лечился от малярии, придали его коже оттенок цвета слоновой кости, что резко контрастировало с его черными волосами и карими глазами. Пи-Джи был интересной личностью, не очень необычной для Европы, но необычной для Соединенных Штатов. Он был бизнесменом-интеллектуалом, и, к удивлению многих, у него было прекрасное чувство юмора. Его ухаживания за Бриттой соответствовали его характеру: они были серьезными, терпеливыми и нежными.

Поначалу Бритта думала, что она никогда не заинтересуется им. Он, как и ее отец, был прежде всего бизнесменом. Как и ее отец, он был склонен все принимать всерьез. Но по мере продолжения знакомства Бритта убеждалась, что он во многом отличается от ее отца. Причем отличается в таких чертах, которые имеют для нее большое значение. Он мог проявлять страсть не только в отношении денег. Он не проявлял желания контролировать окружающих его людей. Он был щедр— и в плане финансовом, и в плане эмоциональном. Десять месяцев спустя после их встречи, на Новый год, Пи-Джи преподнес Бритте старинное бриллиантовое кольцо, принадлежавшее еще его бабушке. Они поженятся в апреле. Свадьба состоится в Нейлли-су-Клермон, в доме постройки восемнадцатого века, в котором Пи-Джи провел свое детство. А пока Бритта жила в его парижской квартире. К тому времени, когда Аликс сказала брату о предстоящем замужестве Бритты, Сергей не видел ее больше года. И тем не менее он испытал чувство ревности.

— Не может быть! — сказал Сергей удивленно. — Она что же, считает, что может выбросить меня, как вчерашнюю газету?!

— Но, Сергей, ведь это ты оставил ее, — тоном, напоминающим манеру их отца, уточнила Аликс. Они находились в библиотеке дома Аликс в лондонском районе Белгревия. С тех пор, как Сергей, хлопнув дверью, ушел от Бритты, он работал в лондонском офисе отца, а жил вместе с сестрой и ее мужем.

— К тому же, — продолжала Аликс, — ты же сам говорил, что тебя абсолютно не волнует, увидишь ли ты ее когда-либо опять…

— И вовсе это не так. Понять не могу, как ты могла так подумать…

Подобные парадоксы были свойственны Сергею, и звучали они вполне правдоподобно.

— Но я тебе верила. Бритта верила тебе. Все верили тебе.

Аликс не стала напоминать, что тот факт, что Сергей был в Лондоне и работал в офисе отца, получая жалованье в «Рэймонт менеджмент», имел место по той простой причине, что Александр Рэймонт тоже верил ему.

— И как это люди могут быть такими непонятливыми?! — воскликнул Сергей — Ведь все знают о моих чувствах к Бритте. Йейл сказал мне, что я делаю большую ошибку, оставляя Бритту.

Йейл — это Йейл Уоррэнт, муж Аликс. Сергей поднялся с кресла и направился к двери.

— Ты куда? — спросила Аликс.

— К Бритте.

— О, Сергей, ради Бога…

На следующее утро Сергей улетел в Париж, где Бритта жила с Пи-Джи в его квартире на верхнем этаже дома на Иль де ля Сите, откуда открывался чудесный вид на Сену.

— Это я! — крикнул Сергей через дверь. Он звонил и одновременно барабанил в дверь. — Это я, твой бэби!

— О, Сергей! — открыв дверь, изумленно произнесла Бритта. — Но ведь все уже в прошлом!

— Это и настоящее, и будущее, — сказал Сергей. — Для тебя и для меня. Для нас. Вот увидишь!

Обручальное кольцо на руке Бритты и то обстоятельство, что она жила в квартире другого мужчины, все это не было реальностью для Сергея, а поэтому он вел себя так, как будто это не было реальностью и для других. Он поселился в отеле «Плаза Атене» в номере, который постоянно держал зарезервированным за собой его отец, и начал строить планы, как добиться благосклонности Бритты. Его номер был напротив номера, где жила Джей Джей.

Следуя советам Джей Джей, он ежедневно посылал Бритте подарки, которые они выбирали вместе с Джей Джей: бирюзовое ожерелье с золотыми подвесками, изысканное белье, хрустальные стаканы. Все подарки Бритта неизменно возвращала.

— Сергей, я не приму от тебя никаких подарков. Пожалуйста, перестань присылать их.

Бритта с чувством ужаса и тревоги ожидала ежедневные визиты Сергея ровно в одиннадцать утра. Она знала, что это Сергей, и он будет спрашивать, как ей понравился его очередной подарок, приглашать ее на ланч, в поездку в Буа. Будет спрашивать ее, довольна ли она им, звать на остров Корфу, в Вест-Индию, на Сейшелы.

Бритта чувствовала надвигающуюся опасность и свою вину. Ее захлестывали волны безграничного желания Сергея, его упорства.

— Я хочу быть с тобой, Бритта! Я стану тем, кем ты только пожелаешь, чтобы я стал. Только скажи мне, чего ты хочешь…

Бритта не могла заставить себя произнести ни слова, и Сергей сказал все за нее.

— Я уберусь прочь, если это то, чего ты желаешь, — наконец сказал он в марте. Его второе страстное ухаживание за Бриттой началось в феврале. Когда Сергей покинул ее, она хотела сделать так, чтобы причинить ему боль, вынашивала планы мести. Но теперь, когда случай для этого представился, она обнаружила, что не способна на жестокость.

— Пожалуйста, Сергей, оставь меня! Так будет лучше.

Он ушел, казалось, в спокойном состоянии духа, и Бритта подумала, что с ним теперь будет все в порядке. Но она ошиблась.

Пьер-Жиль, католик, и Бритта, лютеранка, сочетались гражданским браком. Церемонию совершил мэр деревни Нейлли-су-Клермон. Мать Пьер-Жиля, — отец его умер, — была несказанно счастлива, что ее сын наконец женился. Она уж было оставила надежду, что это когда-нибудь произойдет. Она подарила Бритте ящик из сандалового дерева с фамильным столовым серебром, которым князья де Лаланд-Дессо пользовались на протяжении более чем ста лет. Она также дала Бритте адрес ювелира в Париже, сообщив ей, что только ему можно доверять это серебро для чистки и ухода. Что же касается различных вероисповеданий, то, сказала она, эти предрассудки в современном мире не имеют никакого значения. Две тетушки Пьер-Жиля со стороны его отца, одна — старая дева, другая — вдова, яростно с ней не соглашались и проигнорировали свадьбу, назвав ее богохульством.

Из Стокгольма прилетел отец Бритты, который, казалось бы, одобрял новое замужество дочери, если судить по еле заметной улыбке на тонких губах. Он добился, чего хотел: Бритта прекратила связь с Сергеем Рэймонтом. Он также получил дополнительный бонус, что делало его, как расчетливого бизнесмена, поистине счастливым. Пьер-Жиль был тем зятем, которого судьба так долго лишала его. Он был так рад заполучить кандидата в управляющие сталелитейными заводами «Сундсвааль», что подарил ему акции своего концерна. Подобной чести человек со стороны был удостоен впервые.

Присутствовали на свадьбе и сестры Бритты — правда, скорее из чувства долга. Титул Пи-Джи оскорблял слух марксистки Сольвейг, а Хэрриет во время обряда, когда новоиспеченные супруги клялись друг другу в верности в супружеской жизни, сказала таким шепотом, который был услышан всеми тридцатью гостями:

— Интересно, как долго подобная клятва продлится на сей раз…

Сестры ограничились присутствием на свадьбе и наотрез отказались играть роль подруг невесты. В последний момент Бритта обратилась с такой просьбой к Джей Джей, с которой у нее установились дружеские отношения во время второго бурного ухаживания Сергея за Бриттой. Джей Джей с готовностью согласилась.

Но все досадные неприятности, случившиеся во время свадьбы, не смогли омрачить радостного настроения присутствовавших. Апрельский воздух был напоен весенним теплом. Небо было безоблачным. Нежно зеленели кипарисы и платаны. В ярко-изумрудной траве белели нарциссы. Вокруг озерца, образованного речкой, к зеркальной воде склонялись и отражались в ее спокойной поверхности красавицы ивы.

Первая свадьба Бритты состоялась в Стокгольме. Это была довольно нудная процедура — лютеранская свадьба, в ходе которой ее отец мрачно подсчитывал, сколько шампанского выпьют гости. Ее вторая свадьба состоялась в том же самом помещении суда и юридической конторы в Мехико, где она за несколько минут до этого получила свидетельство о разводе. Обряд тогда совершил равнодушный чиновник, да к тому же на испанском языке.

За последние месяцы Бритта поняла, что все вещи, которые, как она всегда говорила, ничего не значат — стабильность, одобрение отца, необходимость иметь в лице мужа защитника, — на самом деле значили очень много. В свои тридцать пять лет, после бурных замужеств и скандальной, утомительной связи с Сергеем Рэймонтом, Бритта ощущала душевное спокойствие. Конечно, она была слишком большой реалисткой, чтобы обманывать себя романтической чепухой, что, мол, она впервые невеста, но она чувствовала, что это замужество будет настоящим.

Свадебный прием, на который было приглашено все население деревни Нейлли-су-Клермон, состоялся на открытом воздухе. Слуги разносили шампанское, заложенное отцом Пьер-Жиля специально для дня свадьбы Пи-Джи, когда он только родился.

Бритта, принимавшая поздравления, не видела Сергея Рэймонта, который шел к месту приема, к выпивающим, веселым гостям, со стороны реки. Первой его увидела Джей Джей. И она увидела в его руках револьвер! Сергей, соответственно одетый в серый фрак, белоснежную рубашку с галстуком бабочкой и в сером цилиндре, остановился перед Бриттой и взял ее руку с обручальным кольцом на пальце так, как будто он просто хотел поцеловать ее.

— Мне больше незачем жить, — сказал он негромким бесцветным голосом. — Я намерен убить себя.

Все произошло в одно мгновение. Как только матово блеснул в его руке ствол револьвера, Джей Джей неожиданно, с быстротой молнии бросилась вперед, схватила его руку левой рукой, а правой выбила у него револьвер.

Он бесшумно упал на траву, а стоящие поблизости, не понимая, в чем дело, ахнули, когда Джей Джей бросилась к Сергею, а тот от неожиданности выругался. Сергей стремительно нагнулся, чтобы поднять револьвер, но Джей Джей опередила Сергея и далеко отшвырнула револьвер носком туфли. Пьер-Жиль подобрал револьвер и, прикрыв его носовым платком, отнес под навес, где находился шеф местной полиции, тоже приглашенный на прием. Джей Джей обняла Сергея за талию и, поддерживая его, провела через террасу, через первый этаж дома к покрытой гравием подъездной площадке. Там она усадила его в свой автомобиль и взяла курс на юг, в Париж.

Они ехали молча через тенистые леса и туманные речные долины департамента Уаза, через места, привлекающие внимание охотников, а также привлекавшие романтически настроенных поэтов в конце девятнадцатого столетия и художников-импрессионистов в начале двадцатого. Сельская идиллия вскоре сменилась пригородами Парижа, серыми и однообразными, как пригороды всех больших городов мира. Затем они въехали в город, находящийся в состоянии перманентной стройки. Грохотали бетономешалки, иностранные рабочие трудились при помощи лопат и кирок. Джей Джей всегда было интересно, откуда они приезжают. Из Вьетнама? Скорее всего, так оно и есть. Эти беженцы теперь перестраивали страну, сделавшую их беженцами. И в этом вечная ирония истории.

Это было довольно грустное зрелище. Джей Джей всегда старалась проехать мимо как можно быстрее, чтобы не расстраиваться по поводу ситуации, которую она не в силах изменить.

Оба они продолжали молчать. Первой заговорила Джей Джей. Это было, когда они остановились на красный свет светофора. Тут ее внезапно осенило:

— Сергей, ты ведь не собирался действительно сделать это, — сказала она. Это был не вопрос, а утверждение.

— Откуда ты знаешь? — удивился Сергей ее проницательности. Он всегда считал, что Джей Джей и не знала, жив ли он еще, или нет.

— Не знаю откуда, но знаю, — сказала Джей Джей.

— Пусть это будет нашим маленьким секретом, — сказал Сергей. И они оба рассмеялись. Сергей засмотрелся на Джей Джей, слушая ее смех. А она не видела, что он наблюдает за ней. Она была столь прекрасна, что казалась существом из другого мира. Ну что ж, его отец всегда отличался отменным вкусом…

На следующее утро, проведя ночь в ласках, они решили пожениться.


Загрузка...