Воля за пределами воли?

ИСТИНА МОЛЧАЛИВАЯ ТАЙНА

В мире существует лишь один Мистический Учитель. Он абсолютен, анонимен и дан нам как постоянное отсутствие. Ведь он подобен Дао, фактически он и есть Дао, значит, и заметить его нельзя, можно лишь слиться, соединиться с ним. Естественно, что это единение нельзя понимать физически или как имитацию этого Великого Учителя — ведь он пустотен и поэтому не только не поддается имитации, но даже и невообразим в нашем сознании.

Он дан нам как тип переживания, как особое миропонимание. Это не объяснишь и не расскажешь.

Наступает молчаливое, невыразимое восприятие истины. Ушу превращается во внешний символ этого внутреннего восприятия. Каждый ученик, каждый последователь бесконечно стремится воплотить в себе образ Мистического Учителя, пролонгированного в Вечность.

Здесь и ответ на то, почему столь большое значение китайцы придавали самым малейшим тонкостям биографии известных мудрецов, хотя многие из них были явно полулегендарными личностями, например, знаменитый Бодхидхарма. Ведь перед нами на самом деле не биография Бодхидхармы или легендарного основателя тайцзицюань Чжан Саньфэна, а всего лишь иллюстрация к образу Мистического Учителя, его видимое воплощение. Мастера, передавая духовные импульсы из поколения в поколение, заставляют этого Учителя вновь и вновь возвращаться в мир, в бесконечном потоке духа переживают его просветленное состояние сознания.

Этот мотив «вечного возвращения» тесно связан с пониманием «истинной традиции» ушу. В новое и новейшее время в среде тайных обществ и религиозных сект присутствие этого духовного импульса стало ощущаться особенно ярко. Именно в китайских тайных обществах, многие из которых представляли собой гигантские сообщетва бойцов ушу, окончательно воплотилась идея о вечном преемствовании Дао, идущая от древних даосов, чань-буддистов и первых учителей ушу.

Перед нами реальное воплощение того полускрытого чувства, которое появляется в момент проникновения во внутренние потоки мира, в невидимую реальность Дао. Это не просто игра сознания, попытка смистифицировать экзальтированных поклонников, но вполне реальное, хотя и незаметное для стороннего наблюдателя приобщение к неумирающему духу, определяющему существование видимого мира.

Именно эта «истинная традиция», этот духовный импульс и составляют суть традиции в ушу. Не приемы, не способы тренировки, не ритуалы, а некое внутреннее духовное состояние, переживание, особое видение мира как самого себя, непрекращающееся ощущение принадлежности себя к древу совершенномудрых Учителей. Все остальное — приемы, комплексы — является либо внешним оформлением этого внутреннего духовного импульса, либо, подобно психомедитативной тренировке, методом проникновения в собственные континуальные потоки сознания.

Умение воспринять традицию зависит во многом от способностей самого ученика, и нередко у талантливого Учителя могли быть бесталанные ученики. Впрочем, это случалось редко — истинный мастер просто не имеет возможности тратить время на тех, кто априорно не способен понести школу дальше. Великий мастер тайцзицюань Ян Баньхоу годами искал себе учеников и при этом прогонял десятки поклонников со своего двора, утверждая, что никто из них не способен понять и сотую долю учения, которое заключает в себе его стиль.

Кажется странным — разве можно заранее сказать, из какого ученика вырастет настоящий мастер, а кто на всю жизнь останется лишь старательным имитатором? Но именно тем и отличается мастер ушу, что безошибочно понимает суть человека, который «пришел к его стопам». Остальное — дело времени. Ушу не просто учит человека быть терпеливым, спокойным и духовно сильным, но еще и требует немалого времени для того, чтобы эти качества помогли открыться в учении самым глубинным слоям его сознания.

Сколько лет надо для этого? Послушаем, как отвечает на этот вопрос мастер тайцзицюань Ян Чэнфу: «Один человек захотел узнать, сколько потребуется времени, чтобы овладеть тайцзицюань. Я сказал ему: „Мой друг, когда дело касается боевых искусств, о них нельзя рассуждать в понятиях времени. Учитель может использовать одни и те же методы для передачи своего знания, но способности каждого ученика — разные. Некоторые обучаются за год-два, некоторые достигают мастерства за три-пять месяцев. А есть и такие, которым не удается ничего постичь и после десяти-двадцати лет тренировок. Достижение в этом искусстве заключается не в обретении физической мощи или времени обучения, не исключительно в индивидуальных умственных способностях. Я уже изучаю это искусство в течение пятидесяти лет, но часто ощущаю потребность обратиться к учителю“».

Удивительная способность китайского учителя: он считает себя вечным учеником и его обучение никогда не превращается. Он постоянно ощущает себя в потоке трансформаций и самосовершенствования, никогда не равен самому себе и стремится к вершине.

Поэтому вопрос о времени обучения, о «количестве лет», необходимых для тренировки, Ян Чэнфу кажется просто бессмысленным. Вся жизнь человека, каждый ее миг — есть практика ушу.

Не случайно он подчеркивает, что боевые искусства бесконечно превосходят физическую тренировку и являются способом развития своих духовных способностей.

Истинная традиция передается только при личностном общении и се нельзя описать в тексте, прочесть и выучить, не случайно все мастера ушу смеются над обучением ушу по книгам. Понимание того, что существует лишь передача «от сердца к сердцу» и никакой другой, пришло в Китай еще в середине 1 тысячелетия до нашей эры. Именно тогда зародилась мысль о том, что мудрец учит уже одним своим присутствием. Лао-цзы объяснял: «Мудрец действует недеянием и учит молчанием.

Мириады созданий, не испытывая никакого вмешательства, возникают благодаря этому». Таким образом, молчаливое обучение мастера, Великого учителя, носит вселенский созидательный характер, создавая все вещи и в то же время не вмешиваясь в их естественный ход развития.

Мысль о внесловесной передаче истины путем личного общения проиллюстрировал даос Чжуан-цзы (IV век до нашей эры). Он рассказал: «Хуань-гун, пребывая в покоях, читал нараспев старинную книгу. А колесник Бянь обтесывал неподалеку колесо. И вот, отложив долото и молот, он поднялся в покои и осведомился у князя:

— Осмелюсь спросить, что за слова читает государь?

— Это речи мудрецов, — ответил Хуань-гун.

— А мудрецы эти живы? — спросил колесник.

— Умерли, — ответил князь.

— В таком случае то, что Вы, государь, читаете, — это лишь винный отстой, что остался от древних.

— Я, князь, читаю книгу, — сказал Хуань-гун, — а о ней смеет рассуждать какой-то колесник? Если есть, что сказать — говори, если нет — умрешь!

И колесник Бянь сказал так:

— Я, ваш слуга, гляжу на это с точки зрения своего ремесла. Когда обтесываешь колесо не спеша — работается легко, но колесо выходит непрочным. Когда же поспешаешь — и работается трудно, и колесо не прилаживается. Умением — не спешить и не медлить — владеют руки, а сердце только откликается. Словами этого не передашь — ведь тайна ремесла осталась где-то между ними. Я неспособен даже намекнуть на нее сыновьям, а сыновья неспособны от меня ее принять.

И вот в свои семьдесят лет я продолжаю обтесывать колеса. А уж древние тем более не в силах передать свое учение — потому что умерли. Стало быть, то, что Вы, государь, читаете, — лишь оставшийся после них отстой!»

В связи с тем, что «истинная традиция» передавалась тайно, неприлюдно, в акте духовного общения двух людей, она часто называлась еще и «тайной передачей» — мичуань. К мичуань в различных школах ушу относили вполне конкретные вещи, например, некоторые приемы, комплексы, принципы, медитативные упражнения, философские тексты. Полный канон шаолиньцюань, начиная от элементарных учебных комплексов вплоть до сложнейших методов боя, также носил наименование «тайной шаолиньской передачи». Но разве, скажем, простейшие шаолиньские комплексы, известные любому ученику с первых месяцев занятия, можно считать тайной? К тому же они еще с XVIII века были опубликованы и ни от кого особо не скрывались.

Здесь нам приходится столкнуться с особым характером понятия «тайны» в ушу. «Тайная передача» — это не то, о чем нельзя говорить прилюдно, а то, о чем вообще невозможно сказать.

Понятие «тайны» похоже на понятие «сокрытости» Дао, которое ни от кого специально не прячется, но постичь его дано лишь просветленному человеку.

Истинная традиция всегда — тайная традиция, так как существует в виде скрытого духовного потока за многоликостью различных движений, приемов, разговоров, наставлений, трактатов.

Не будем, конечно, отрицать, что существуют «тайные разделы» в различных стилях ушу, например, особенности ударов по точкам, использование подручных средств для боя («тайное оружие»), управление психикой противника и т. д. Преподаются они лишь на высших этапах обучения наиболее доверенным ученикам, полностью овладевшим не только технической базой стиля, но и морально-нравственными принципами ушу, называемыми «боевой моралью».

Даже в «безобидном» стиле тайцзицюань существуют «тайные» надавливания на точки, приводящие к частичному обездвижению соперника, потере сознания или даже смерти. Тем не менее до многих вещей можно дойти самому, зная основы анатомии, психологии, кинематики движений, хотя это потребует не один десяток лет.

Неоднократно приходится сталкиваться с тем интересным фактом, что многие комплексы ушу, называемые «тайной передачей», по своему техническому арсеналу и прикладной мощи ничем не лучше, нежели «открытые» комплексы.

Причем сами носители ушу зачастую не способны объяснить это явление. Но можно посмотреть на этот факт и с другой стороны: комплексы «тайной передачи» не ведут напрямую к овладению какими-то тайнами, а сами символизируют то, что на этапе изучения данного таолу человек приобщается к каким-то потаенно-невыразимым вещам в ушу. Фактически это некие знаки, говорящие, что ученик получил «допуск» или прошел посвящение в число наиболее доверенных людей, способных продолжить школу.

То же относится и к тайным трактатам. Например, существует «Канон тайной передачи тайцзицюань», «Канон тайной передачи шаолиньцюань», открыто опубликованные в разных вариантах. Но тайна состоит не в самом тексте, не в том, что написано, а в том, что стоит за текстом, в той эмоции сознания, которую может вызвать мистический текст ушу у ученика.

Многие способы тренировки, описанные в тайных трактатах, требуют десятков лет занятий, но сама «тайность» трактата гарантирует то, что усилия при правильном соблюдении всех методик увенчаются успехом.

Тайна для ушу, таким образом, — не прием, не слово, а «истина», некий глобальный принцип, который стоит за всем этим и который можно понять лишь через много лет занятий. А это значит, что «тайная традиция» связана с понятием священного в жизни. Такой характер тайности, которая кажется полной открытостью, приложим, в частности, и к китайским тайным обществам. Хотя они считались «тайными», об их существовании прекрасно знала вся местная чиновничья администрация и даже центральные власти. Но их «тайность» говорила о том, что эти общества несут в своих недрах понимание того мистического начала жизни, которое недоступно обычному человеку. Тайна для Китая всегда есть способ приобщения к потоку «истинной традиции».

«Истинная традиция» проявляется как передача возврата к прошлому, к такому «доформенному» состоянию в запредельно-далеком, где формы сливаются в один общий образ, соединяющий всех последователей этой традиции в единое тело. При впечатляющем разнообразии форм, стилей, направлений, методов тренировки ушу в своей основе едино. Переливаясь множеством красок и полутонов, оно неизбежно оказывается тождественным самому себе, как «самовозвратно» Дао, дающее проявление «десяти тысячам ве-щей». Но если ушу целостно и, как учили мастера, единится в лоне «истинной передачи», почему же вместо процесса сближения и слияния стилей шел процесс их «расползания» в разные стороны?

Ответ на этот вопрос состоит как бы из нескольких слоев. Прежде всего, каждый учитель имеет свои индивидуальные склонности, конкретные физиологические особенности, привычки, свой склад ума. Но более глубинный ответ заключен в самой сердцевине той культуры, которая породила ушу. Китайская почва определила момент передачи традиции и восприятия «истины» непосредственно лично, как момент интимного общения ученика с мастером, а фактически — человека с Дао. Происходило то, что называлось «Великим следованием», когда человек своей волей, своим сердцем уподобляется потоку Дао и, таким образом, не имеет «постоянного сердца», проще говоря, индивидуальной души. Своей душой ученик сливается с сердцем учителя, а следовательно, и с потоком истинной традиции. Так происходит акт усвоения культуры, а она интимизируется, сокращаясь до индивидуальной личности и одновременно раздвигая свои рамки, в бесконечность.

Личная передача, позволяющая интериоризировать понятие «истинного» в мире, делает человека всем. Этот процесс присутствует в обучении ушу в предельно концентрированном виде и позволяет уловить «невыразимо-утонченную природу» ушу вне форм и даже, в конце концов, вне образов, исключительно как момент трансформации воли.

При полном единстве и повторяемости этого момента конкретно-личностная ориентация обучения приводила к несхожим внешним проявлениям, равно как несхожи у двух людей почерки, даже если они и учились у одного наставника. Ведь, по большому счету, передавались принципы, а форма служила лишь емкостью для этой передачи.

Содержание не зависит от упаковки, 'равно как кувшин не определяет, что в него налито, а единство принципов не ведет к единой форме.

Традиция «истинной передачи» жива в Китае и до сих пор, хотя поддерживается крайне небольшим кругом традиционных школ. Их миссия передать целиком тот духовный импульс, который был воспринят их предшественниками сотни лет назад. Если нет «истинного ученика», соответствующего самой глубине культуры ушу, то лучше не обучать никого, нежели преподавать недостойному, или, как говорили в школах ушу, «лучше уж вовсе не передавать, нежели передавать поверхностно». Базовый трактат по искусству меча одной из старых школ ушу '«Наставления по мечу Куньу» объяснял:

«Иметь возможность передать и не передать — это значит потерять человека. Не уметь передавать, но передавать — это значит потерять искусство меча. Но если предположить, что человек — не истинен, то лучше потерять и человека, и искусство меча». Истинная традиция останется жить лишь в сердцах достойных и открытых для Неба людей как бесконечный импульс духа совершенномудрых древности.