Ворчание ездового пса-2

Тут только вчера на ветке про внуковскую катастрофу в который раз уже приводили ссылки на Ершова как аргумент в споре. Кто‑то из оппонентов вякнул было что‑то против, пытался обозвать меня сказочником и пустобрехом; на него наехали и спокойно указали невеже, что он заблуждается. Спасибо, в частности Роме Радионову: он за меня таким невоспитанным болтунам беспощадно пасти рвет.

Прочитал на прозе отличный рассказ Вячеслава Ледовского «Противники». Всего одна страничка. Вот так и надо писать. Не удержался и написал рецензию, вернее, отзыв: «Снимаю шляпу. Мастер».

Интересные вещи читаю на авиа ру. С одной стороны, нехватка пилотов в авиакомпаниях. С другой – фанатики бьются, чтобы за последние деньги, законным путем раздобыть CPL – хоть в России, хоть за рубежом. С третьей – без авиационного образования на большие лайнеры не берут.

Если собрать все это в кучу, то высшим авиационным властям следовало бы дать поблажку рвущимся в небо фанатикам, преодолевающим препоны. Сынки летчиков, устроенные папами в Академию и УВАУ, ленивы и нелюбопытны; им кормушка уже обеспечена. Но их мало, а дефицит пилотов растет, да и надо же думать о будущем российской авиации. Ну, дали вроде бы квоту 200 мест гастарбайтерам, готовят поправку в ВК РФ. Но это капля в море. И надо не забывать, что в авиации еще полно стариков, которые тянут и тянут, но таки вынуждены будут скоро уйти.

Короче, пока бардак. Я‑то интересуюсь этой темой потому, что достают письмами, просят совета. Пока я однозначно никому не советую лезть, особенно тем, кому за 30. Пока улита доедет – уже уйдет здоровье, а жизнь сломаешь. Может, в течение года–двух что‑то сдвинется, что‑то прояснится. Но уж очень неповоротлива Россия, а в авиации это означает отсталость навсегда.

Уже однозначно ясно: авиация России навсегда утратила самостоятельность и вынуждена катиться по чуждым рельсам, причем, направление этих рельс – в задницу. А через десять лет она станет такой, как, к примеру, авиация Зимбабве. И не воскреснуть.

Я об этом говорил еще десять дет назад и оказался на сто процентов прав. А оппоненты мои, поцреоты, теперь заткнулись. Но все теперь считают, что они и сами так думали, причем, всегда. А через 10 лет войдут в мужицкую пору инфантилы–рюкзачки, те, кто родился в 90–е, чьи понятия о былой славе нашей авиации весьма смутны, размыты и противоречивы. Они просто отметут эту славу – ту, которую зарабатывал своими руками в том числе и престарелый Ершов, над сказочками которого о ездовых псах они будут смеяться, крутя пальцем у виска.

Но читать таки будут!

Смотрел утром передачу о кухне телерепортажа с футбольного матча. Поразила сложность технологии телевизионщиков. И две мысли возникли в воспаленном мозгу. Первая – каков должен быть уровень профессионализма и слетанности команды. А вторая… вторая поглубже.

Человечество все дальше и глубже погружается в инфантилизм. Теряется разница между реальностью и витруалом, а в реальной жизни – теряется разница между действием и игрой. Игра все больше и все шире определяет путь общества потребителей. Вокруг игры вертятся громадные деньги. Игрой и обслуживанием игры заняты миллилоны. А реальным трудом, хотя бы производством тех же телекамер и оборудования… тоже пока еще миллионы. А что дальше?

Ну, и т. д.

С глубоким прискорбием. Умер некто Померанц, на 95–м году. Кто такой? Ой, вэй, та то ж икона правозащитников и европейских либерастов, человек мира и, как он сам утверждал, – человек без корней и прочей почвеннически–патриотической белиберды. Мыслитель, философ, эссеист. Помер! Буаже муай, как теперя жить?

И шо? А ничё. Этих мыслителей подняла на щит гомосексуальная Европа. А я, русский почвенник–поцреот и ярый гомофоб, считаю, что, путь Померанца приведет Россию в анус, и быстро. А тогда уже будет поздно пить боржоми, и та часть Земли, которая называлась Русью, станет просто частью педерастического мира… на радость вот таким, без корней, жидкам–философам.

Если когда‑нибудь в России и приживутся европейские либеральные нравственные ценности, то только через путь авторитаризма и патернализма, приживутся постепенно, потом, по мере нарастания тонкого слоя гумуса. Так что померанцы пришли слишком рано. И ушли к такой‑то матери. Их принял Б–г. (Б–г – это у них Бог так пишется, по–кошерному).

Жид, без корней, будет указывать мне, русскому хохлу, путь в интернационал. Комсорг, бля. Вот тут слово жид уместно. Это они, суки, насмерть подрубили корни России, а их вы****ки теперь устраивают бесовские пляски на амвонах наших храмов. И поэтому всех правозащитников, начиная с Боннэр и кончая Алексеевой, которые молились на этих померанцев, – фтоппку.

Еще блогеры поминают некоего Башлачева: 25 лет назад он взял да и выпрыгнул себе из окна. Ну, типо кумир рока. Горожаны его боготворят; я же к року отношусь безразлично. Ну, история рассудит. А пел он про нечто эдакое, от чего у них бегают мурашки… а объяснить, почему бегают, – не могут: мол, словами не выразишь. Ото и все. Послушал я пару песен его… не понял ничего. Тупой я, видимо. Это ж не Бетховен. Да и вкус мой не приемлет примитивного бряцания на гитаре и выкрикивания слов не в лад, пусть даже и преисполненных вселенским смыслом. А то еще впаривают и помоешный рэп…

Так как народ, в основном, интересуется моими Летными дневниками, то напрашивается мысль: а не продолжить ли их дневниками пенсионерскими. Ну, продолжние «Таежного пилота» о полетах на Ту-154 смысла не имеет. А вот жизнь графомана на пенсии, история создания «Страха полета» все еще просится на бумагу. Но что это кому уже даст?

Полистал я свои пенсионерские записи. Уже ведь делал попытку собрать все, касающееся истории создания «Страха полета», «Таежного пилота» и «Летных дневников», да бросил. Но от безделья можно с ума сойти, поэтому засяду‑ка еще раз. Главное – набирать текст уже не надо, материал есть, его очень много; надо только выбрать и сформатировать.

Итак, бывшие симмеры Костя, Дима, Макс и Игорь уже капитаны Боинга-737; причем, Дима на нем пилот–инструктор, а Костя летает КВС вообще на Б-757 и недавно получил допуск на 767. Макс летает КВС на А-320. У каждого из них налет уже более 4000 часов.

Остался из них с тремя лычками пока один Олег, но и его уже прочат в командиры. Конечно, годик‑то придется полетать вторым. Он освоил В-737NG, собирается тренироваться на II CAT ICAO. Заодно заочно кончает Питерскую академию, уже на 5–м курсе.

Ну, надо было инглиш учить вовремя: уже бы тоже капитаном летал.

Заканчивает ввод в КВС Слава Снытко. Коля Евдокимов в отпуске; выйдет – и тоже садится на левое кресло.

Вот – будущее нашей авиации, вот – смена старому командно–летному составу. В эту молодежь, помимо древнего здравого смысла старой школы, уже накрепко вбиты и CRM, и все новые инструкции и законы. И я тайно надеюсь на то, что вокруг этого костяка вновь начнет формироваться красноярская школа летного мастерства.

Читаю биографию Чехова. Поражаюсь его ну совершенно беспорядочной, богемной жизни. Ну, правда, авторский взгляд англичанина–биографа весьма специфичен. Он о множестве, сотнях чеховских рассказов упоминает вскользь, зато подробности его путешествий по публичным домам подчеркиваются, а перипетии создания и проталкивания на сцену четырех его пиес освещаются подробно и с пиететом. А для меня эти истасканные пьесы – ничто. Нуль. Зато современные креативные забугорные режиссеры на них уж отоспались. Однако, глядя даже вскользь на фрагменты этих постановок, я плююсь. Тот же Черный квадрат. Каждый, в свободе своей, волен понимать и трактовать эту муру как ему вздумается. Сваабода! А не хочешь – не смотри. Я вот и не смотрю.

Создал я два опуса, озаглавил их «Графомания-1» и «Графомания-2». Ну, это названия пока рабочие. Чистое, абсолютное описание процесса создания «Страха полета» и «Летных дневников» и все перипетии вокруг, включая реакцию автора на происходящие в этот период катастрофы, а также авторские разсуждения о форумах – все это в форме дневника.

Куда это все прилепить? И зачем?

Мне кажется, само название приглашает заглянуть сюда начинающих пейсателей, особенно на Прозе. Сверхзадача – расширить «узкие круги», моей известности, короче, самореклама.

Вот вычитываю и пытаюсь почуять, что получилось. Если предыдущие опусы я ориентировал на людей, интересующихся авиацией, то нынешние – на начинающих графоманов, интересующихся процессом написания опуса и выкладывания его на суд публики, да обратной связью автора с читателем и связанными со всем этим переживаниями.

Очень неуверенно я пока все это чувствую. Вернее, пока вообще не чувствую. Надо читать и читать, пока уляжется, отлежится и создаст впечатление. И править, править.

Вторую часть я жесточайше обрезал, оставив буквально деловые записи. В первой же полно лирических отступлений, касающихся личности автора. Надо их вырезать, чтобы не было вообще поводов для беспокойства.

Вообще, первый раз у меня такие сомнения и такая подвешенность.

Только не спешить.

Дочитал «Жизнь Антона Чехова». Грустно. Не мед у него была жизнь, особенно в последние годы. Может, оттого и пиэсы у него получились такими беспросветными.

Начал перечитывать Шукшина.

Тут поразила меня одна реплика в форумном споре – о дальнейшей судьбе нашего авиапрома. Человек обратил внимание на то, что в Штатах нет МАПа, а есть фирмы, типа Боинга, у которых всё своё: свои НИИ, свои КБ, свои заводы, свои учебные центры. И это у них так испокон веку. То есть, централизация в узком кругу фирмы. А у нас – централизация на государственном уровне если и была – так в условиях же тоталитарного государства. Нынче же все развалилось и пошло по руслу вожделенного рынка, а государство лишь надувает щеки. Попытка создания ОАК привела только к распилу денег.

Нужна централизация. Ну раз нет у нас опыта создания с нуля фирм типа Боинга, надо использовать опыт социалистического планирования и централизации. Кто‑то подал хорошую идею создания Министерства Авиации вообще. То есть: и МАП, и военная, и гражданская авиация вместе. Да только разве наших европеоидов убедишь.

Выбросил из «Графомании» все, что только можно. И теперь эту высосанную вещь сбросил в свой архив, озаглавив ее «Дневник графомана». Надо все‑таки дать Наде просмотреть, хоть по диагонали: ведь прочитать все 13 авторских листов она будет не в силах. А я через несколько дней еще раз пересмотрю и еще безжалостнее вырежу все повторы, мелочевку и дачные эпизоды.

В десятый раз вычитал и выправил «Дневник графомана», выбросил около 50 000 знаков лишнего текста. Надя говорит, что лучше бы это не публиковать, не позориться. Да и я сам не решаюсь пока. Так‑то, со стороны, вроде читателю должно быть интересно: я в этом опусе рассматриваю несколько катастроф, толкую о судьбе авиации… Мои поклонники примут; остальной народ мне как‑то до лампочки. А в общем, на мою репутацию эта скоростная компиляция особо не должна повлиять, тем более что писать больше не собираюсь. Здесь я расставил все точки над i.

Снова и снова вычитываю и режу, режу, режу!

Урезал «Дневник графомана» до приемлемых 417 тысяч. Ну, еще раз пробегусь, найду еще повторы, вырежу, и как только подойдет к 10 авторским листам – выложу.

Дорезал до 395 тысяч знаков. Еще раз пробежался. Ну, с богом: выложил у Мошкова и на Прозе. Дал ссылку Белову. Править абзацы буду потом.

Вот думаю: концовка этих записок графомана оптимистичная, обещающая читателю еще какие‑то опусы в будущем. А я потом наваял всего только продолжение «Таежного пилота». Тянет ли оно на заявленный уровень?

Сел, еще раз бегло пролистал. Ничо так. Сойдет. А дальше писать точно не о чем.

Открыл на Прозе «Дневник графомана», еще раз перечитал. Ну, в общем, впечатление об этом опусе у меня сложилось. Рассуждения о смысле писательской работы соседствуют здесь с рассуждениями о судьбе авиации, перемежаясь углубленным анализом свежих катастроф и морально–этическими сентенциями. Ну а что еще может сказать дед. Да, кроме того, весомое место занимает самореклама – в виде спокойной, подтвержденной цифрами констатации моего достойного места в авиационной литературе.

А то. Сам себя не похвалишь…

Ну, буду не спеша ждать, пока заметят, а потом уж получу порцию обычных упреков в яканье.

Однако я уже не тот робкий дилетант. Идите‑ка вы все.

Дал ссылку Сокерину на полный вариант на Прозе.

На Либ ру меня вчера открыло и захлопнуло 485 человек, сегдня с утра – уже за полсотни. На Прозе поменьше, но тоже заметна активность. На авиа ру восхваления перемежаются откровенным неприятием и осуждением моей гордыни; ну, как и должно быть: шавки лают. Иные вообще не приемлют, им неинтересно. Иные пространно цитируют. Кто‑то откровенно вызывает меня на словесный поединок, аж заходится. Вывесили ролик с Чапаевым: «А ты – ну хто ты такой есть?» Короче, народу развлечение.

Не, ну читайте Хайко, Андриевского, Потемкина, Шишкина, Поправкина, наконец. Мало их, что ли – современных летчиков–писателей о гражданской авиации. Они скромные, не якают.

Я же в этом опусе подбил, так сказать, бабки. Раз я больше ничего не напишу, то пусть они уж, хоть через силу – а примут к сведению ту оценку, которую я сам себе нескромно дал и которую один из читателей не поленился выложить пространной цитатой. И уже поневоле потом будут рассматривать и оценивать все мое творчество через эту призму.

А дожидаться, пока тебя заметят, пока тебя похвалят, пока сложится общественное мнение, пока твои опусы получат официальную литкритику… Бандерлоги ничего этого и не заметят, побегут читать ЖЖ очередного Навального.

В понос же, летящий с вентилятора, я как‑то стараюсь не внюхиваться. Этот запах мне давно привычен. Да оно через недельку вывоняется. Скорее всего, нынешняя летная молодежь, да и молодежь вообще, со мной расплюется. Слишком откровенно я выложил все, что думаю о них и об этом форуме, – чего же мне от них ждать. Ну, останусь на перроне 20 века. Мы не понимаем друг друга, и никогда не поймем. Перелом жизни был слишком резкий.

Жалеть? Вряд ли стоит. А вот писать больше не буду, точно. Ничего лучшего я не сотворю; даже вот этот «Дневник графомана» явственно показал, что планку мне уже не удержать. Ну, тем яснее будет читателю мотив, почему Ершов перестал писать. Все естественно. Посудачат, осудят за непомерную гордыню и забудут. Останутся «Раздумья ездового пса» и «Страх полета». А сиюминутная публицистика не имеет будущего.

Скучно жить на этом свете, господа. Надо переключаться на что‑нибудь помельче, поближе к земле. Отписался.

Март 2005–го – март 2013–го… восемь лет в интернете. И хватит.

На авиа ру пошла вторая страница обсуждения. Начинают прорезаться трезвые голоса. Давние мои зоилы еще полаивают, но тон сбавили.

Все устаканивается. Просто я хорошо подхлестнул аудиторию: читают все мои произведения подряд.

Общее мнение о Ершове осталось прежним. Добавилось понимания. Ну, еще предстоит обсуждение на авсиме; представляю, как вскинутся мои давние неприятели.

Тут же позвонила с работы Надя: она ревниво следит за обсуждением на форуме, за оценками и за почтой. Переживает, что мое имя опять треплют. Ну, мне даже приятно такое ее внимание.

Десять лет назад родились «Раздумья ездового пса». И вот – конец писанины. Десять лет – целая жизнь в литературе. Причем, вживую этого пейсателя Ершова мало кто видел. Я не обивал пороги издательств, не тусовался на токовищах, не общался с собратьями по цеху, не пил с ними в Доме литератора, не заводил нужных связей, не обмывал с друзьями свои литературные успехи в ресторанах, напрочь отметал телевидение. Вся моя литературная жизнь – виртуальная.

Интересно, что бы сказали недоброжелатели, упрекающие сейчас меня в непомерно раздутом эго, самолюбовании, зазнайстве и яканье, – если бы я постоянно тусовался на виду? А так – аскетическая, затворническая жизнь анахорета, где‑то там, в глухой сибирской тайге.

Две жизни мне достались: в небе и в литературе, да еще, считай, третья в деревне на земле. И тому, и другому делу я отдал все свои способности, без остатка, честно. И нигде никто никогда меня не продвигал – везде всего добивался сам и вел себя достойно. Вот – суть моего непомерно раздутого эго и самомнения.

А теперь я ухожу с подмостков. Абсолютно удовлетворен. Честно прошел свой путь.

Нет, ну, перед аудиторией могу немножко и пококетничать: мол, полеты – это да, а писанина – так, хобби, левой ногой, от скуки…

Но на самом деле я сорок пять лет подряд упорно и настойчиво трудился. Чувствовал какой‑то долг, следовал ему неукоснительно. И вот долги все розданы.

У многих ли долгая и однообразная работа на одном месте вызвала острое желание писать? И у многих ли это желание писать так плодотворно подпитывалось положительными эмоциями от долгой и однообразной работы? И многие ли написали так, что не стыдно оставить после себя написанное уходящим поколениям?

Мне – не стыдно.

Снова объявился в СМИ пресловутый КВС Литвинов. Оппозиция использовала его в очередной попытке дискредитировать Путина – вот вам новый пёс, типа Доренки: «Ату Путена, ату!»

Ну, хам. Я его брезгую. Выскочил в Новой газетенке, облаял президента со всех сторон и… и что? Смелый патррриёт. Фу, противно. И тут же – собачий хор болотников.

Мне стыдно за то, что он тоже пилот. Бросил бы тогда свою полетань да и пошел по тропе небезызвестного журнализда Кашина, что ли.

Большинство на форуме в восторге от этого высера. Вернее, большинство из тех, кто взлаял вослед. Тем дальше мне надо держаться от этого сборища школяров. Просто из гигиенических соображений.

Умер Анатолий Чмыхало. С глубоким прискорбием, на 89–м году… Красноярский писатель, он наваял несколько нетленок; я запомнил название одной только книги: «Половодье». Не знаю о чем, не читал. Что‑то историческое, гражданская война в Сибири, Колчак…

Но твердо знаю, что был он важным литературным чиновником в Красноярске и третировал Астафьева, а после смерти и вовсе оклеветал его.

О таких мертвых лучше – ничего.

Ну что ж: 2013 год таки будет ознаменован концом моего творчества. Да особо и не страдаю. Грустно, конечно. Но… уже не быть мне пилотом – я же с этим смирился.

А на Либ ру «Страх полета» уже как три года подряд все на первых местах, и средний балл его все это время держится в пределах 9,0. И по общему подсчету, если брать все мои произведения скопом, – ни у одного из авторов здесь нет среднего балла выше 8,0 – только у меня. Каждый опус – практически выше восьмерки. Каждый! За исключением многострадальной 5–й части Дневников: у нее 5.45.

Поэтому мне и нечего стесняться. И зоилам моим крыть нечем. Они, конечно, умнее всех… а остальные двести тысяч читателей шагают с ними не в ногу. Ну, пусть не двести тысяч – но несколько сот человек поставили же мне высокие оценки.

Я все задумываюсь о роли и значимости всяческих форумов и моем личном отношении к ним.

Если бы меня напрямую об этом спросили, я бы сказал, что форумы как вид общения между культурными людьми изживают себя. Культурные люди ими брезгуют. Виртуальное пространство заполонили рюкзачки, не имеющие понятий об элементарной культуре общения. Да и где б им было той культуре научиться.

Я предпочитаю эпистолярное общение, причем, не в виде СМС, а со стремлением корреспондента уложить мысль в 10–15 строчек лаконичного и емкого текста. Это заставило бы человека работать мозгами. В общении со мной, во всяком случае.

Знать, что авторитетный человек оценивает твою способность к мышлению и общению в письме и может тут же дать тебе, имярек, оценку в ответном письме – это не гавкать на всю улицу из‑за угла, прикрывшись ником.

Но скорее всего, победит вал рюкзачкового мышления. Ну такой вот культурный спад в обществе.

Блоги эти, или как там их, ЖЖ, тоже раздражают. Выкладывается на суд общественности любой мусор головы, причем, без малейшего стеснения, тем более – без самокритического подхода. Вот, мол, люди добрые, – моя душа нараспашку!

Я свои дневники внутри глубоко переживаю. Это мое сокровенное – и далеко не все я осмелился выложить на суд общественности, да и то, после отлеживания в течение многих лет. Я за базар отвечаю. А эти – нет. Бандерлоги, и правда.

Твиттер же в моем понятии – просто примитивное, о 140 знаках, чириканье гомы сапиенса… а по сути – не сапиенса, а существа, едва дотягивающего до примитивного эректуса. Скоро будут общаться исключительно смайликами.

С утра читал материалы по расследованию катастрофы Ту-134 в Петрозаводске летом 2011 г. Дело в том, что следствие закончено и названы стрелочники, допустившие нарушения в сертификации аэродрома.

Я как пилот не вижу здесь никакой связи. Пилотское дело – используюя всю имеющуюся информацию и свой профессионализм, довести самолет до ВПР и принять грамотное решение. В данном случае экипаж не проявил должного профессионализма, и нарушения сертификационных правил стрелочниками ну никак не могли повлиять на неблагоприятное развитие ситуации. Все до этого летали, все справлялись.

Точно так же получилось и в Смоленске, и в Игарке.

Короче, летчики должны уметь летать.

Человек тут прислал мне предложение: он недавно познакомился с престарелым Миттой, хочет через него найти режиссера, желающего снять фильм по повести «Страх полета», просит моего благословения.

А я себе и думаю. Ну, найдется человек, найдется спонсор, поставят фильм… и все изгадят. Нет, повесть явно не кинабельна. Так и напишу ему. А впрочем… пусть пробует. Все ж реклама среди креаклов.

Вечером отремонтировал растрепанный и зачитанный чуть не до дыр том «Мертвых душ»: аккуратно отодрал обложку с изорванными остатками коленкорового корешка, все подклеил изнутри бинтом, потом так же аккуратно вклеил переплет на место, проветрил на балконе от запаха клея, потом лег и с удовольствием вновь начал перечитывать любимого писателя. Какой прелестный русский язык! – я его прямо вкушаю.

Я зачитывался Гоголем в школе; Оксана с детства выросла на этой книге, и Юлька тоже не обошла ее вниманием. Мне книга в детстве досталась уже потертой, с карандашными записями предыдущих читателей на форзацах и цветными пометками в тексте. Я их все оставил: раритет!

А ну‑ка – я четыре раза писал знаковые, этапные сочинения на одну и ту же тему: «Образы помещиков» – по любимой книге, которую чуть не наизусть выучил. Естественно, сочинения были блестящие. Видать, уже тогда какая‑то связь образовалась и протянулась вплоть до «Раздумий ездового пса». Было с кого мне брать пример. А теперь уже мои читатели отмечают «неповторимый ершовский слог». Ну, им виднее.

Вечер. Звонит журналист с какого‑то там канала телевидения: здравствуйте, вот мы тут делаем проект… Короче, какие шаги требовалось бы предпринять, чтобы восстановить авиацию… вот вы, мол, в своих книгах писали…

Я не знаю, какие. И никто не знает. Пусть об этом задумываются молодые и ищут свои пути, а невидимая рука рынка пусть им помогает. А я занимаю позицию стороннего наблюдателя. Мы, старики, тут уже не подмога.

Отшил я его вежливо. Он с горечью поблагодарил… ну, хоть за мои книги – он их таки читал.

Библиотека Мошкова явно решила меня выдавить из раздела «Современная литература». В марте у меня посещаемость была за 2500; в статистике оставили 250. Повычеркнули и по отдельным дням: ни следа не осталось в статистике от сотен посещений в первые дни после появления «Дневника графомана». Короче, кто‑то порылся хорошо. И это – сразу после опубликования крайнего опуса, «Дневника графомана», в котором я прямо ссылаюсь на рейтинги, посещаемость и первые места именно в библиотеке Мошкова. Вот дождусь, как только вычеркнут «Страх полета» из ТОП-40, где он уже несколько лет занимает первое место, сразу снесу всю страницу и больше здесь не появлюсь. Хватает и без Мошкова информации в интернете о моих опусах.

А ты как думал. Здесь вотчина москвичей, о которых ты столь нелестно отозвался, а это ж ядовитые черви. Вот, укусили.

Но они ж думают, что Ершову это больно – как должно быть больно любому графоману, мечтающему о популярности. А мне по фигу. Я слишком уже стар для этого, да и наелся.

А – пошли они подальше. Снес страницу. Завершен этап пребывания на этой тусовке. Спасибо, что дали мне на ней раскрутиться… но играть по вашим правилам не буду.

Сергей, мой крайний корреспондент, таки отправил предложение об экранизации «Страха полета» престарелому Александру Наумовичу Митте. Ну, поглядим. Нужен я тому Митте.

Правда, попутно стал он меня воспитывать: мол, что‑то рановато вы утратили типа жизненную силу. Меня это задело. Но спорить не стал. Ты поживи с мое – поймешь. Сломай в старости всю свою жизнь и с нуля займись новым интересным делом… и догори в нем.

Еще письмо от очередного читателя. Меня он хвалит, о своей несостоявшейся жизни горюет… и что ему скажешь. Тяготят меня такие письма.

Так вот и течет жизнь пенсионера. Но пока бездельем не мучаюсь.

Опубликован отчет МАК по катастрофе Руслана И. Ну, невеселые подробности. Летал он с пассажирами целый день, заправляясь автобензином Б-92, а при его использовании расход топлива в полете возрастает. Топливо заканчивалось; последних пассажиров докатывал уже на соплях; один из них все фотографировал; снимки эти, вплоть до последнего, за несколько секуд до катастрофы, прояснили картину. Двигатель остановился на высоте метров 150, от полной выработки топлива. По закону подлости, поляна, пригодная для вынужденной посадки, оказалась как раз под ними. Разворачиваясь на 180, с неработающим двигателем, вблизи от кромки леса, Руслан превысил крен аж до 81 градуса, передрал ручку и свалился в штопор.

Одной из причин катастрофы назван малый опыт пилота. И, как я понимаю, не столько малый опыт пилотирования, сколько малый опыт предусмотрительности, самоконтроля и принятия решений. Риск не оправдался. Азарт. «Держи козу». Вот так просто.

Открыл отчет и вчиталася подробнее. Особенно заинтересовал меня раздел «Данные о личном составе». И там черным по белому прочитал я следующее.

После окончания школы Руслан учился в Троицком техническом училище ГА, откуда был на третьем курсе отчислен «по собственному желанию». Как‑то устроился (без диплома?) в АТБ Ташкентского ОАО на должность авиатехника (!) по обслуживанию Як-40. Обслуживая Як-40, заочно закончил Егорьевское АТУ ГА в 1991 г., получил диплом техника. Вот и всё, чего он достиг в авиации.

Далее судьба его покрыта мраком. Выныривает он лишь через 20 лет – владельцем какого‑то захудалого пароходства на Волге. Это со средним‑то образованием.

В 2011 году, раздав в аренду свой речной флот, состоящий из рыдванов типа несчастной «Булгарии», он отучился в питерском учебном центре АОН на Як-18Т, получил свидетельство пилота–любителя (о чем сообщил мне в письме). К этому моменту налетал 42 часа, из них 10 самостоятельно.

Комиссия предполагает, что общий налет на самолете СМ-2000П, на котором он и погиб, составил часов 35–50. Итого получается, что человек всего‑то в небе пробыл менее 100 часов – а взялся людей катать по воздуху, организовав вместе с уважаемыми людьми аэроклуб и взяв в аренду просроченный самолет.

И вот теперь передо мной вырисовывается образ шарлатана. Все его намеки про прошлую летную работу, про то, что Ершов напоминает ему его старого командира с Ту-154, про сравнение особенностей пилотирования СМ-200П и Ту-154, про свой налет на Цессне и Л-410, про намерения получить СРL и устроиться на АТR-42, про то, как он вводит в строй курсантов, и т. д. и т. п., вплоть до телефонного звонка мне на дачу с упоминанием о встрече с Медведевым и Путиным, – все это было блефом. Возможно – да скорее всего – брехней было и позиционирование им себя как хозяина пароходной компании – ведь подтверждающих этот статус документов никто ж у него не спрашивал. Человек, может, и положительный в своих намерениях, может, и компанейский, и организатор, и бизнесмен, и товарищ, и свой в доску парень, – но оказался, в общем‑то, мошенником, умеющим втираться в доверие, пускать пыль в глаза и использовать все это в своих интересах. Два курултая–круиза, которые он, используя свои связи в пароходстве, организовал для авиарушников,

видимо, преследовали тоже какую‑то его дальнюю цель. Множество выложенных в сети фотографий его рядом с летчиками–испытателями, другими заметными людьми и т. п., явно из той же оперы.

На авиа ру его, естесссно, причислили к лику магистров. В своем профиле он указал:

Образование – «Высшее».

Компетентность – «Летная и техническая эксплуатация самолета ТУ-154Б-1, Б-2, малая авиация».

О себе: «Закончил училище, работал в УзУГА. После развала СССР, переехал в РФ. По–прежнему считаю, что есть очень большое количество людей, в частности пилотов, поопытнее и поумнее, чем я. Освоенные типы: Як-18Т, Як-40, Ту-154, ДА-20, Сигма-4, СМ-2000. Общий налет около 3000 часов».

И бог его таки наказал. Ведь, косвенно, на его совести много загубленных душ. Я начинаю понимать, каким образом престарелая «Булгария» все еще оставалась на плаву и почему он сдрыснул в кусты аккурат перед ее гибелью. Можно только догадываться и о неисповедимых путях его за 20 лет между работой технарем в Ташкенте и созданием собственного аэроклуба.

Горько и обидно. Все былое мое уважение к Руслану рухнуло под давлением единственного аргумента: дилетант. Личность яркая, но авантюрная. Авиационный Остап Бендер.

Я не стремлюсь теперь, после смерти, очернить человека. Он и хорошего для людей сделал много, но в мелочах был, что называется, Ноздрев, и для красного словца не стеснялся мимоходом приврать, попиариться, и не слабо.

А я‑то купился. Думал же, что благородная мечта восстановиться на летной работе глодала человека долгие годы… попытался как‑то морально помочь «бывшему пилоту Ту-154»… А теперь испытываю ощущение, как будто болтун мне плюнул в душу.

И все, кто с ним работал, наверно в душе плюются. И те, кто тогда решился на круиз на старых теплоходах, теперь содрогаются.

Поэтому, видимо, так мало откликов на годовщину смерти Руслана. И, наверное, царствия небесного ему не видать.

У Францие парламент принял закон о педерастических браках с правом усыновления пидорскими парами приемных детей. Все ж цивилизация… блин – до каких высот! А у нас Путин говорит: я даже не представляю, как бы восприняло такой закон население России… Чечни, к примеру, или Татарстана.

Ничего, вот уйдет нынешний консерватор–президент, изберет наррёд себе какого‑нибудь продвинутого твиттера, айфоню… глядишь – гомикам и кинут кость. Они ж, мол, не виноваты – процент такой в природе есть. И, что характерно, с ростом цивилизации и прогресса, европейского типа, процент этот с каждым годом становится все больше и больше. Видать, сама природа прислушивается к раздолбленному анусу Европы.

Дочитал «Камо грядеши». Несмотря на мои твердые атеистические убеждения, принял роман безоговорочно. Талант есть талант. Читал буквально с увлечением.

И во что превратилась христианская религия нынче? За две тысячи лет человечество стало настолько искушенным… а ему предлагается на сто рядов пережеванная кашица из тех же самых, еще живым Христом проповедуемых истин, которые, будучи откровением для первобытного ума, оказались в те времена способными придать простому человеку стальную твердость убеждений. Тогда была Вера… сейчас профанация и суета. И везде нарастает неприязнь к церкви.

Артур прислал видео: прицепил под хвостом камеру и снял несколько своих посадок. И что же: практически все посадки скоростные, на три точки. Теперь понятен тот его прогрессирующий козел: чуть с опережением на переднюю ногу – и пошла скакать машина по бетону.

Я ему дал несколько советов. Да он и сам видит, что явно не добирает штурвал; теперь хочет продлить этап выдерживания. Ну, пусть работает дальше. Но поразительно, как новые технологии помогают распознать ошибку. Правда, мы в свое время без этого как‑то обходились.

Читатель–эмигрант из‑за рубежа пристал с идеей: мол, выложите свои реквизиты, а мы, желающие отблагодарить, перечислим деньги за ваши выложенные в сети опусы, в порядке материального поощрения.

Я ответил ему, что я не испытываю нужды и не желаю материальной благодарности за свои произведения, а вылаживать реквизиты считаю недостойным. Имя надо беречь от сплетен.

На авиа ру выступил специалист Трансаэро по безопасности полетов и качеству. Высказал в ясной форме то, что смутно беспокоило меня в последние годы.

Так называемые эксперты, к чьим голосам прислушиваются руководители отрасли, это пожилые люди, с понятиями 20–го века. А авиация ушла далеко вперед. Это как скачок при переходе на реактивные самолеты. Надо искать экспертов помоложе.

Система подготовки пилотов так и осталась советской, с прошлого века, и безнадежно отстала от реалий дня, хотя и пересыпана новациями экологически–философского пошиба. Надо готовить летчиков, а не философов–экологов, а значит, абсолютно большую часть времени отдавать полетам, причем, самостоятельным, пилотажу. И учеба должна укладываться в пару лет, а вышку потом можно получить заочно.

Ну, и так далее. То есть: Вася, ты правильно делаешь, что уже ложишься на дно. Отработанный материал, шлак. Не тебе давать советы молодым менеджерам.

Ясно, что отечественная, самобытная, кровью написанная концепция ушла в небытие. Сталинская авиация почила в бозе. То, о чем я с тревогой говорил 10 лет назад, произошло. Теперь у нас авиация западная, а отечественного в ней – только летный персонал, уже переживший кризис и начинающий все быстрее и увереннее катиться по западным рельсам. Соколы теперь – с европейско–американским взглядом хищных глаз. Авиапром валится в пропасть, КБ разрушены, попытки гальванизировать трупы последних советских разработок терпят фиаско, а творческий потенциал иссяк.

Ну и что. Полетишь в Турцию не на Ту-204, а на Б-757, только и всего.

Я настолько осознанно, целеустремленно дистанцировался от этой новой авиации, что, действительно, утратил к ней всякий интерес. Самолет прошуршит над головой… глянешь и вернешься к своим заботам. Зато сердце не болит.

И какой я эксперт, какой там, к черту, магистр на этом словоблудном форуме. Но рубаху рвать не буду, каяться не в чем; просто утихну.

Но когда меня упрекнут в отсутствии патриотизма, скажу так: ребяты, вы ж сами погубили один из его основополагающих столпов – гордость за великую авиационную державу. Вы ж сами продались Западу. Вы ж сами променяли патриотизм на эффективное менеджерство. Вы ж сами подставили анус радужному западному гею.

Переход на более прогрессивный, европейский путь развития потребовал вот такой жертвы – разрушения собственной авиации и утраты гордости за свою державу. Да какая там уж теперь держава – так, вялоразвивающееся государство.

Я это принял как неизбежную историческую истину, сижу и в ус не дую. Советское воспитание развило во мне столь сильное чувство выживаемости, что любой поворот судьбы я приму без страха и приспособлюсь. А вы там вертитесь. И учите, учите себе английский.

Опубликован шорт–лист Патриаршей премии этого года. Девять кандидатов… все те же, ну, или подобные им деятели. То они пасутся в экспертном совете, то в совете попечителей, то они профессора Литинститута, то секретари писсоюзов, то главные редакторы, то профессора богословия, то престарелая заморская княгиня царских кровей, то попик.

Вычитал тут про электросамолеты. Уже летают ведь. Небольшой двигатель на 50 квт, литиевые аккумуляторы весом в сотню кг, и человек летает 45 минут. Идеальный вариант для учебных полетов.

Конечно, мотопланеры, да еще с наклеенными солнечными батареями сверху, в ясный день могут пролетать сотни километров, подзаряжаясь на ходу.

Короче, технологии прогрессируют, и уже не за горами массовый легкий электросамолет, который в эксплуатации проще автомобиля, но стоит пока еще дорого из‑за применения дорогих композитов.

Революция наступит, когда разработают легкий и емкий аккумулятор. Тогда ниша СЛА заполнится электролетами, а на земле расширится ниша легких электромобилей. Бензиновым же двигателям останется место в более тяжелых весовых категориях.

Мысли сетят. Вот в прошлом апреле я был весь в ожидании результатов Патриаршей премии, на что‑то там еще наивно надеялся. Прошел год – и все надежды растаяли. Сейчас, какие бы перспективы ни сулили мне коммерсанты–доброжелатели, я уже не поверю ни во что, кроме их сугубого интереса сшибить на Ершове копейку. И вообще, надежд никаких в старости нет. Все настоящее должно делаться в зрелом возрасте, а на старость не надо оставлять никаких дел, не строить планов и твердо осознать: лучше уже было, а теперь будет только хуже и хуже.

В маасковской газетенке дискуссия: нужна ли нынче в доме большая библиотека. Я сам лично думаю, что в большинстве советских семей книги считались зримым свидетельством духовности, а в нынешние времена являются надежным показателем того, что человек живет прошлым. И сам я отказался от большой библиотеки, вывез часть книг на дачу, а библиотекой детей пользуюсь лишь изредка. И дети‑то держат библиотеку, в общем, ради Юльки… которой она явно тоже не шибко нужна. Настало время электронной книги.

У меня в доме, ну, десяток книг, из них три Донцовой, одна Акунина, две или три каких‑то классиков прозы для домохозяек: Платовой, Нестеровой, Вильмонт… откуда они взялись? А – вспоминаю: Донцову дал мне из туалета Гаврилюк, для общего знакомства с аффтаром; остальные попали к нам вообще случайно. Это – в зале, на виду: мол, чукча не читатель, чукча писатель. А в кабинете (он же спальня) – стоят Экзюпери, Шукшин, Гоголь, Сенкевич, Гюго… те, что я взял у детей почитать, да еще подборка книг Пономаренко по безопасности полетов и психологии летного труда.

Не, ну меня поразило выражение одной столичной мадам, бывшей выпускницы Литинститута, а ныне владелицы парфюмерного магазина. Она распродала свою библиотеку букинистам. Так вот, эта интеллигентка мимоходом упомянула, что кто‑то видел, как на помойке валяются книги этих… писателей второго плана, типа почвенника Астафьева…

Ах ты, сука. Ах вы, черви марсианские. Для вас первым планом, видимо, идут педерастические западные горожанские кьеркегоры и прусты с кафками, да говноеды сорокины. Какая же почва у вас под ногами?

Сижу кручу песню Сокерина:

Размывается небо разрезавший след,

Рядом с ним я остался душою.

Как без неба прожить? Я не знаю ответ,

Безнадежно больной… синевою…

Таки берет за сердце. Молодцы мужики: Виктор Сокерин, Альберт Шайхутдинов. Теперь надо сделать клип, разослать его воинам. И будут сталинские соколы ронять слезу в стакан…

Когда‑то я писал, что по сумме человеческих качеств капитан корабля не уступает генералу или там профессору. А если командир корабля – сам генерал? А если он еще и поэт? Вот и песня останется после него, будет жить своей жизнью, и будут петь ее пацаны–лейтенанты… Хорошо.

Вот думаю себе. Ну что общего уже может быть между стариком, прожившим всю жизнь при советской власти, ею воспитанным, да еще и не в худших нравственных принципах, – и молодым поколением, родившимся в середине лихих 90–х в стране, корчащейся в судорогах дикого рынка. Какие принципы у него? Какие идеалы? И о чем мне с ним говорить?

Если бы я задумался об этом 20 лет назад, глядя на колыбельку этого младенца… да никогда бы я для него ничего не написал.

Я тогда, в наивняке своем, думал, что этот надлом страны быстро заживет и все покатится по прежним нравственным рельсам, а значит, мои мысли о вечном будут востребованы; я торопился, писал на коленке…

Хрен там. Рельсы эти ржавеют в бурьяне, заполонившем все пространство разрухи. Волшебная рука рынка щедро сеет что попало и где попало и регулирует чудесным образом естественный отбор. Этот отбор смачно перемалывает молодое мясо вместе с надетыми на его худые плечи рюкзачками. Выживает сильнейший.

Нынешнее молодое поколение – выкидыш цивилизации. Она его не доносила до нормального восприятия действительности. Действительность страшнее эйфорических упований на компьютер и интернет.

Как я теперь понимаю слова покойного Виктора Астафьева: «Я покидаю этот мир, полный злобы, и мне нечего вам сказать…»

И я тоже остался там, в 20–м веке, перед разломом истории. Мне уже не перепрыгнуть через пропасть… да оно мне и не надо. Оттуда мне кой–чего кидают на пропитание; остальное добываю старым опытом выживания.

Но это не значит, что нам, сорока миллионам стариков, следует в отчаянии заламывать руки вослед уходящему в компьютерное будущее «Титанику». Глядишь – он таки довезет молодых до земли обетованной. Но довезет ли, и до какой еще земли – мы об этом уже никогда не узнаем.

У старика два пути. Один – всячески цепляться за уходящий последний вагон с пирогами и нестись семимильными шагами за ним по шпалам, спотыкаясь, задыхаясь и боясь отпустить немеющие руки. А другой путь – вглядеться в неспешную жизнь на своем заросшем травой полустанке и попытаться сосуществовать с нею в гармонии.

Вот Боярский, кумир миллионов, знаменитый мушкетер, благородный рыцарь… Ну и останься ж таким в памяти потомков. Нет – он возглавил движение борцов против запрета на курение. Ну не смешно ли? Зато на виду. Шумим, шумим… Вспенивание говен. Ну, и за лоббизм ему производители курева, надо полагать, подкидывают на пиво.

Самолеты все падают. В прошлом году летом из Серова взлетел Ан-2 и пропал. Искали его полгода, тысяча людей, тысячи квадратных километров обшарили; потом прекратили поиски. А вчера таки нашелся: в восьми километрах от аэродрома, в заболоченном лесу, сгорел.

Еще упал в Баграме В-747: грузовик, вез бронетранспортеры; на взлете, видимо, плохо закрепленный груз сыграл назад; после отрыва корабель пошел вверх, потерял скорость и свалился с высоты примерно 350 м. Есть впечатляющее видео.

В Киргизии американский топливозаправщик (типа В-707) упал в горах.

Но я на все это реагирую спокойно. Самолеты должны падать, раз они тяжелее воздуха. Царствие небесное погибшим. И всё.

В блогах появился большой пост о моих «Раздумьях», разбор, разъяснение, обширная аннотация, с множеством цитат, озаглавленная «Хейли отдыхает…» Попутно наткнулся в сети на кусок «Страха полета», дочитал до конца. Да, ребяты, вы тоже читайте себе, читайте. Лучше пока никто ничего подобного не написал.

Чувство спокойной гордости.

Ох и любишь же ты себя…

Костя передал мне привет от Димы Ширяева. Тот уже за штурвалом не летает, а подсаживается проверяющим сзади; вот и к Косте подсел недавно. Ну и разговорились о Красноярске, в частности, и Ершова вспомнили. Дима между делом критиковал меня, что, мол, во время оно я закрыл такой хороший рейс на Львов… Ну, пусть простит. А так‑то он отзывается обо мне хорошо. Дык… а попробуй теперь сказать о Ершове плохо – могут и не понять.

Вчера вечером сходили к детям на оладьи. Тоненькая Оксана сноровисто хлопотала у плиты, мы с Надей и Игорем пожирали горячие нежные оладьи с добавленной в тесто капустой… объедение; пробовали разные чаи, которыми благодарные больные буквально завалили детей. Короче, семейная атмосфера.

Спрашиваю: ну как, освоилась на новой машине? Вроде да, как будто век на ней ездила… но вот правой стороны все‑таки еще габаритов не чувствует.

Пришла с танцев внучка, разделась – крупная, красивая, спокойная, величественная… И мы вокруг нее завертелись, глаз с нее не сводили. Она теперь центр семьи, она наша надежда, всё для нее. Счастливая Оксана быстро убрала за собой, присела рядом с нами, клюнула оладышек… Потом хвалились обновками: Юлька демонстрировала новые туфли, Оксана показывала платья. И такое разлилось тепло, такая уютная обстановка охватила, что уходить не хотелось. Как живой воды хлебнули.

Шли домой мимо парка, в который Надя вложила в молодости свое здоровье. Старый парк помолодел, зазеленел, только упрямые вязы все еще не верят, что через неделю лето, стоят угрюмо–голые. Надя ворчала, что ни одна собака не вспомнит, кто возродил парк. А я подумал: люди все равно в душе скажут человеку спасибо, а назовут имя или нет – не главное. Главное – след на земле оставлен, для людей.

Эдуард поделился своей печалькой: летал с двумя пассажирками, и на посадке во время пробега Бекас его скапотировал: подломилась передняя стойка по старой трещине; ну, обошлось, только всех залило бензином. Вины его нет, но неприятный осадок остался; друзья рекомендуют немедленно слетать на чем‑нибудь другом, чтобы сбить начало возможной фобии. Хотя что ему страхи – он старый парашютист. Ну, написал я ему пару ободряющих строк. Он еще зовет меня в конце июня на слет СЛА в Уфу, за их счет. Нет, отказался я.

Вообще, с Бекасами произошло столько инцидентов, аварий и катастроф, столько на них погибло пилотов, что поневоле приходишь к мысли: это детище Меглинского в смысле пассивной безопасности явно неудачное. Ну, не мне судить; я делаю выводы только по информации в сети и отзывам летчиков.

Перечитал письмо Виктора Баравкова, вновь открыл его страницу на Прозе, а там новый рассказ: о первом полете мальчика пассажиром на самолете, полете, ставшем первой ступенькой на пути в реальную авиацию. Пронзило до слез: автор явно одарен талантом сказать что‑то свое, главное, большое. Пусть язык его еще не развит, пусть грамотность не на высоте – главное, на высоте его сердце. А талант есть.

Но не так‑то просто написать открытую рецензию. Я очень осторожно теперь выкладываю свои мысли в сеть. Может, просто дать краткий ответ и указать свой е–мейл? А в личной почте уж распишусь, побеседуем.

Так я и сделал.

Тут же день Кирилла и Мефодия был. В Москве к нему приурочили праздник русской словесности и русской песни. На Красной площади устроили действо: полуторатысячный хор пел советские песни, те, что все поют; народ активно подпевал, было много молодежи. Церковь там хорошо постаралась тоже. Короче, завершилось все хором Глинки «Славься», пушечным боем с фейерверком и маршем «Прощание славянки». Мы с Надей смотрели шоу с удовольствием. Полезная инициатива, объединяющая славянские народы.

Еще раз перечитал ветку на авиа ру, посвященную «Дневнику графомана». Один пост мне там понравился: типа, хорошо Ершов отхлестал современную молодежь, честно и откровенно!

Таки да. Лишний раз убеждаюсь: современное молодое поколение столь быстро вознеслось в горние выси рыночного капитализма, что выложенные мною на суд общественности призывы и человеческие ценности выглядят в его глазах кучкой гниющих помоев. Я это поколение чуть презираю и сильно жалею: им никогда не понять… Да они и не нуждаются; у них свое понимание. И я этого своего презрения от них не скрыл.

Вот, дожил я до того момента старости, когда рушится вся твоя система ценностей, безжалостно раскачиваемая новой жизнью. И ведь понимаю, что правда за ними. И заключается эта правда не в том, что она есть истина, а в том, что ее признает нынешнее большинство.

Однако же: выросши и возмужав, пропустив свою правду через нажитый опыт, это же поколение признает, что таки есть общие, непреложные истины, что старик Ершов кое в чем, кое–где, самую малость, был таки прав… а мы были молодые дураки.

А дожив до старости, это же поколение отшелушит свой юношеский нигилизм, смахнет прагматизм и станет говорить уже своей смене о тех же вечных ценностях, о которых говорю им нынче я. А те больно хлестнут стариков: не нужен нам ваш сраный опыт, мы сами добудем свой!

Так было и так будет всегда. И я спокойно кладу свои кирпичики в общее здание человеческой нравственности.

Какой‑то сторонник Малевича прислал мне маленькое эссе по поводу Черного квадрата. Без оценок, просто мысли по поводу. Ну, я лично ничего против самого художника не имею. Я против того, что толпа высоколобых поклонников воспевает осанну тому, чего нет, косясь при этом друг на друга и раздувая ложную значимость сабжа до немыслимых размеров. Не стоит геометрическая фигура тех миллиардов, которыми богатые снобы швыряются, используя одиозный артефакт как аргумент в мерянии писюнами, сиречь кошельками.

Отвечу коротко: я Ваше видение проблемы уважаю, но позвольте мне остаться при своем мнении. Ну, для прояснения приведу еще предыдущий абзац: о том, чего нет.

Жизнь моя на даче течет ровно. Часа полтора поработаю – полтора же часа полежу, иной раз в легкой дреме. И так весь день, равномерно. Тихая музыка, старые знакомые мелодии, вечером рюмка–другая, крепкий сон, подъем с петухами. Кстати, соседи–фермеры у нас в торце завели себе курятник, так молоденький петушок буквально будит. И такое соседство меня абсолютно не напрягает.

Руки на ночь густо мажу кетоналом, надеваю перчатки и в них часок перед сном листаю журналы, благо Игорь их туда навез предостаточно. Мазь помогает, утром руки раскачиваются легко.

Мозг отдыхает. Время желаний ушло, живу растительно. Никто меня не трогает.

Приехал домой: почта редкая. Вот вышел на меня через своего внука, живущего в Крыму, мой первый инструктор Владимир Павлович Дьяков, хочет пообщаться. Ну, я с удовольствием. Полагаю, старый шкраб может гордиться своим учеником. Отправил ему свой скайп и телефон.

Сокерин сбросил видеофильм о встрече с однополчанами.

Спокойная жизнь.

Новый рассказ Баравкова о спортивных соревнованиях кордовых моделей интересно написан, но впечатление снова тонет в чудовищном тексте. Я плюнул, выправил и отправил автору, пусть не обижается, а сравнит.

Чем скайп нехорош: это несвобода. Вот теперь сижу, жду сеанса связи и боюсь, что начнут звонить старые корреспонденты.

Поговорил по скайпу с Дьяковым, правда, без видео: связь, видимо, с мобильника. Старику уже 78, но еще катается на роликовых коньках, молодец. Пролетал 33 года, был инструктором и комэской, последние годы инструкторил на Ми-8; потом работал преподавателем в училище 11 лет. Из моих опусов читал он только мою биографию да «Страх полета». И – поверил! Спрашивает: ну, дали Климову Героя РФ? Гордится мною. В училище обо мне помнят. Короче, адресами обменялись, напишу ему письмо. Приятно было пообщаться.

Тут на днях дозвонился до меня то ли продюсер, то ли режиссер. Короче, мол, разрешите изобрести сценарий по «Страху полета». Мол, мы тут изучим материал и по мере прояснения выйдем на вас с более конкретным предложением.

Ну, изучайте.

Пока льет, и льет, и льет дождь, сижу читаю ЖЖ Денокана и Летчика Лехи. Первый стал выкладывать записи обо всех своих полетах, в подробностях, близких к очерковой форме; второй же образно описывает процесс своего переучивания на лайнер В-777. Я сижу и тихо завидую.

С другой стороны, радуюсь, что хоть два современных пилота взялись освещать авиационному читателю кухню нынешней авиации. Преемственность налицо. Правда, Денис пишет суховато… но грамотно, язви его; Леха же более талантлив в художественных подробностях, но допускает грамматические ошибки. Ну, они еще молоды и успеют написать много интересного о том, в чем я уже ни бельмеса не понимаю. А дело авиационного просвещения продолжится.

Написала мне краткую рецензию на «Страх полета» на Прозе Нина Ядне. Просит прочитать две последних главы из ее новой повести и тоже оценить.

Прочитал. Ну, во–первых, о городской сутолоке мне неинтересно; во–вторых, многословно, с ненужными подробностями. Ее тундровые рассказы меня потрясли – они написаны явно, не в пример, лучше. Я ей так и написал.

Интересно: известная ненецкая писательница, член того, член этого, лауреат, академик и пр. интересуется мнением какого‑то Ершова. И вот переживаю: не обидел ли человека резким и нелицеприятным словом. Но я сказал то, что думаю. Надеюсь, она оценит прямоту.

Единственно, надо попросить у нее e‑mail и подробнее пообщаться в закрытом от графоманов виде.

Так и сделал.

С утра несколько писем. Немного заумное от читательницы… странная девушка. Вчера прислала скачанную откуда‑то статью о том, что, мол, Боинг погубит в России школу Нестерова и Чкалова; спрашивает моё мнение. Я кратко ответил, что таки да. Умерла так умерла. И вот она уже развивает какие‑то биологические параллели и ассоциации. Ну, промолчу.

Артур прислал очередной пост из своего блога, с видеоматериалами. Ну, молодец парень. Вот–вот сдаст на CPL.

А вот исповедь киевского мальчика Андрея Васягина, из рюкзачков, пробившегося в небо своим горбом, выдавила скупую слезу. Таки сорвала ему черепицу моя книга. Цитирую:

«Ваши книги познакомили меня с профессией, и позволили ощутить в полной мере, чего я могу лишиться. Если бы всё зависело только от моего желания! Впрочем, это само по себе тоже не мало. Как известно, побеждает не сила, а воля! Решение было принято. Я сделаю всё что смогу! Будь что будет. Главное, я поступаю по совести».

Окончив университет (бывший КИИ ГА), мальчик накопил денег и поступил в частный летный центр. И вот вылетел самостоятельно:

«Василий Васильевич, как и Вы в своё время, после этого полёта я понял, что это – моё! И я испытываю огромное желание учиться и работать над собой. Я был рад поделиться с Вами впечатлениями и рассказать о начале моей полётной истории. Она могла бы не начаться без Вашего лётного и литературного таланта. И я уверен, к моим словам могут присоединиться сотни вдохновлённых Вами молодых людей. Они, как и я, мечтают о небе, и, несмотря ни на что, стремятся овладеть самой красивой профессией!

Василий Василевич, не прервётся нить. И не прервётся она благодаря таким людям как Вы. Не тревожьтесь, глядя в лица молодых, мы УЖЕ идём на смену! Огромное Спасибо за Ваш труд! Крепкого здоровья и долгих лет Вам и Вашим близким!»

Да уж… Всходят семена. Конечно, это будет уже другое поколение, но оно упорно рвется к солнцу. Просто будет другая авиация.

Написал письмо своему инструктору, получилось 6 страниц, ну, я там цитировал себя, раннего. Сердечное письмо; старику будет приятно. Сейчас схожу на почту, отправлю.

Читаю репортажи Дениса Оканя, как он переучивался на Боинг в Америке. Ну, умница парень. Ему надо писать… только чуть более одушевленно.

Особенно мне понравилось в его опусах, как авиакомпания припугнула переучивающихся, что если они не привезут из Штатов сертификат, то будут вынуждены вернуть по 25 000 баксов за обучение. Это был лучший стимул. Сравнивая с нашим прошлым переучиванием в Ульяновске, делаю вывод в пользу рыночных отношений. У нас была сплошная пьянь.

Читаю статьи Дениса в его ЖЖ, о грубых посадках. Сломано немало копьев, сравниваются два подхода, западный и совковый, пена летит…

А я себе и думаю. Ну как же это я пролетал 35 лет и не совершил ни одной грубой посадки, а паче ни разу не выкатился из‑за желания сесть помягче. Значит, общий уровень техники пилотирования, постоянно соотносимый со здравым смыслом, был у меня выше среднего. Я умозрительно понимаю все аргументы сторон, но совершенно не приемлю объяснения, типа, как Арабский Летчик говорит: «у меня второй пилот всегда выравнивал очень низко… ну а тут не успел». А куда ж ты, старый хер, смотрел?

Совковый подход был строг, жесток, несвободен. Я – воспитанник именно такого подхода. И я над собой работал под этим кнутом; результат налицо. А молодым ребятам свободы хочется. И у них эта проблема существует. Пилоты ломают самолеты, и к ним никто не предъявляет претензий – а то ж, мол, руки начнут дрожать. Разбитые самолеты списывают – и ничего, компания проглатывает пилюлю. У нас же в совке каждый такой случай был событием союзного масштаба, с санкциями, и пилот знал, что ему не поздоровится. И я знал об этом, и боялся, и работал над собой, и достиг определенных высот, и учеников тому же учил.

Автоматизация полетов поневоле приводит к изнеженности летного персонала. Повышение уровня комфорта расплавляет характер, нивелирует личность именно там, где требуются всплески воли.

Стоит ли удивляться, что при такой философии – не только полетов, а и всей жизни – западное общество деградирует. Вон Обама в открытую говорит, что однополые браки будут приняты на всей территории США, и провозглашает он это на официальном собрании сообщества пидарасов и лесбиянок, на котором как президент страны считает необходимым присутствовать. А в армии теперь льготы однополым парам.

А в Лейпциге университет принял единый род названия студентов и преподавателей. Независимо от пола теперь студенты называются студентками, преподаватели – преподавательницами, профессора – профессоршами. Это надавили феминистки. И эта терминология – именно официальная. В приватном разговоре к студентке с бородой можно обращаться по–старому: эй, студент, дай закурить.

Скоро у них и в армии звания будут: сержантка, майорка, полковница, генералка.

Ну не театр ли абсурда? Бабам дискомфортно, видите ли. А у нас стюардесс величают по–мужски: бортпроводник. И ничего, никто не протестует.

Эти свободы Запада уже приближаются к анархии. И законопослушного человека все время давит основная несвобода: как бы не нарушить чего из чужих свобод.

С такими свободами… я – за Сталина. В его времена слово «пидарас» было нецензурным ругательством, а гомики сидели в тюрьме, их там у параши держали. Летчик же был сталинским соколом. Тогда гражданские летчики, в сапогах и погонах со звездочками, ходили по площадям, провожаемые завистливыми взглядами, а нынче там эти радужные геи в стрингах петушатся. Элои…

Почта обычная: одно письмо от читателя, да Сокерин сбросил ссылку, да Баравков прислал новый рассказ.

Один мой читатель, умница, инженер–электронщик, 30 лет, пишет: «Сейчас, по- моему, гордость за выход книги в одном из крупных издательств сродни победе в конкурсе на лучшую проститутку города». И вообще умные мысли высказывает. Предлагает мне открыть электронный кошелек для пожертвований: мол, нынче многие этого не стесняются…

Я – стесняюсь. Обойдусь без пожертвований.

Юлька в разговоре об усыновлении детдомовских детей однополыми парами сказала: это все равно лучше, чем оставлять детей в этих ужасных детдомах, а нормальных семей, чтобы усыновить всех брошенных детей, все равно не хватит.

Вот мнение поколения рюкзачков. Они считают геев и лесбиянок нормальным явлением.

Я не стал ее переубеждать. Им с ними жить, пусть они как‑то сами обустраивают свое нравственное будущее.

Сам же я считаю, что это ЛГБТ – абсолютное зло, чума, СПИД, и, пока еще не поздно, надо его уничтожать, в корне, безжалостно и жестоко, сейчас. Пусть народ бьет пидоров на улицах. Иначе человечество восплачет.

А впрочем… кто восплачет‑то, если все станут пидорами? Да они просто вымрут. Вернее, им афро–азиатские морлоки будут поставлять детей, а те будут вырастать такими же геями. А потом арапы объявят элоям джихад.

Да пошли они все. На мой век и нормальных людей хватит. Я как‑то перестал заботиться о будущем человечества. Правда, в письмах людям все еще употребляю высокую риторику. Зачем?

Иди, иди, дед Вася, в природу. Доживай свой век гармонично, наслаждайся тем, что у тебя еще осталось.

Слушаю различные варианты Лакримозы. Тут тебе и фон Караян, и хор Бортнянского, и современные переложения, и Турецкий, и какой‑то вообще Купрявичюс; и быстро, и медленно, и динамично, и вообще тягу–у-уче, и галопом… Каждый дирижер вправе сказать: я так слышу! Но во всех случаях – это узнаваемая мелодия, ни нотки не изменено, нюансы выдержаны в соответствии с партитурой.

Зато у живописе на одну и ту же тему столько извращений! Оне так видят!

Скачал несколько вариантов Реквиема, выберу потом лучший.

Позвонил мне Дима, хочет встретиться: есть темы, надо бы обсудить; с ним хочет приехать и Коля Евдокимов.

Димке смертельно наскучили полеты из Красноярска. Инструкторская должность неблагодарная: целыми днями в эскадрилье, а летать приходится по выходным. Каторга замучила. А тут соблазняет Гайер: приглашает к себе в Норд Винд, с переучиванием: сначала на 767; а тут же к ним приходят и «три топора», В-777. В нынешней летной среде «три семерки» считаются вершиной пилотской карьеры: ничего более навороченного пока еще не придумано – ни Дримлайнер, ни хваленые Эрбасы, включая и 380–й, ничем не круче. Недаром Летчик Леха так расписывает свое переучивание и все плюсы этой прекрасной машины.

Ясное дело: мой ученик Гайер абы кого не возьмет, а слухами земля полнится: мои ребята таки хорошие пилоты и капитаны. И вот Димка заметался. Хочется и освоить лучшую в мире машину, и от этих смычков отдохнуть в длинных рейсах, на чугунной жопе… и сомнения.

У Коли Евдокимова были проблемы с медициной. Там у них докторша какая‑то заполошная, человек пять уже прижучила за мелочевку, летать не давала. Ну, теперь‑то Коля вроде ВЛЭК прошел, просится, как ни странно, на ввод к Диме. Покинсоха что‑то вообще вводить отказывается, видать, его тоже затрахали работой. А Димка не отказывается, но весь в сомнениях: его давит Колин авторитет. Ну, я с ними проведу воспитательную работу. Авторитет теперь для Коли – пилот–инструктор Боинга-737 Дмитрий Хохлов; и баста.

Олега сегодня встретил, перебросились парой слов. Каторга его затрахала тоже: уже в этом месяце 75 часов, а впереди еще 4 рейса. Ну, где‑то с 5 июля у него вроде отпуск, там увидимся, побеседуем.

Баравков выкладывает свои опусы на Прозе без моей правки. Ну, тогда пусть сам грамоте учится. А то я слишком ретиво взялся ему указывать. Он делает явные успехи.

Сокерин сбросил мне полуторачасовой фильм–интервью с набирающим обороты пилотом Литвиновым. Я в торец ответил, что даже смотреть не буду: мерзкая личность.

Поверить в то, что успешный капитан Аэрофлота, зарабатывающий 10 000 долларов в месяц, прям анус рвет – так у него душа болит за стрряну, за нарррёд… Да кастрируйте меня на этом месте. И лезет, лезет на трибуну, в навальные рвется.

Прочитал во «Взгляде» интересную статью Мартина Шаккума, первого заместителя руководителя фракции «Единая Россия» в Государственной думе, «О политике монетарных либералистов».

Ага. Теперь хоть стали критиковать внука писателя и его кодлу. Наелись либерастическими ценностями.

Хотя статья умная. Только вот кто возьмется разработать национальную идею и впарить ее наррёду… теперь уже махровому потребителю?

Ну, пущай же витийствуют навальные с литвиновыми.

Читаю очередной опус Дениса в ЖЖ: «Плохой проверяющий». Человек должен давать оценку проверяемому и мучается, страдает, когда вынужден поставить неудовлетворительную оценку. Это очень хорошее, порядочное качество Личности. Денис растет и растет в моих глазах.

Утром пришло письмо от киношного деятеля. Группа компаний, работающая в дистрибьютерской области кино- и видеопроката, через него ищет контакта со мной насчет экранизации «Страха полета». Ну, пока источник финансирования они не нашли, режиссера и сценариста тоже; хотят вроде бы и меня привлечь к написанию сценария. Ну и типа мяса нарастить. И какие‑то намеки на опцион.

Это мы уже проходили. Они хотят создать фильм–блокбастер, въехав в рай на чужом транспорте.

Я сразу раскрыл карты: мол, заработать на мне, как Эксмо в свое время, да еще с кабалой, я не позволю. Считайтесь с автором эксклюзивной идеи. Ну и ряд безусловных требований. Пусть думают.

Мне оно как‑то по фигу, удастся ли экранизировать повесть. Лучше не создать никакого фильма (а я склоняюсь к уверенности, что так оно и будет), чем изваять очередное кинодерьмо, извратив при этом идею, как вот, к примеру, с экранизацией «Дюны» Харберта. Ну нет ни такого режиссера, ни таких актеров. Времена такие, что не рождают кинохудожников в России. Дельцов – да. А тема слишком специфична, вглубь ее режиссеру, да и актеру, вряд ли удастся проникнуть.

Вот, например, Жженов в роли капитана. Не, ну какие‑то там решения он принимает, озвучивает. А так – глыба и глыба. А Климов у меня – пилотирует! Как это показать? Как раскрыть средствами кино его мысли?

Ладно, пусть они там вертятся. Оно им надо, пожалуй, больше, чем автору идеи. Идея и так живет и распространяется в сети; мне этого достаточно.

Но отдавать этим акулам исключительное право, да еще за бесценок… Опыт сношений с Эксмо дожен пригодиться. Я очень изменился за эти два года.

Продюсер откликнулся прытко. Час беседовали по телефону, он меня все охмурял и прощупывал. Ну, рассмотрели мы кандидатуры сценаристов. Ну, перебрали режиссеров, я их не знаю. Есть один, молодой, они вместе учились, он увлекся повестью, но пока не знает, как воплотить. Рассматривали актеров. Обсасывали нюансы моих требований. Коснулись и меркантильной стороны, где я нагло затребовал больше, чем они предлагают. Но все это пока разговор о намерениях. Ну, Денис уже подключает юристов в работу над договором.

Поторговаться, что ли. А впрочем, что зря нервы трепать… я согласен.

Конечно, работа над сценарием вместе с маститым сценаристом, или кто там уж будет, а потом еще и борьба с режиссерскими заскоками, да роль авиационного консультанта – это не хухры–мухры, таки отберёт здоровьица. Но, как сказал Денис, «ваша миссия еще не завершена».

Им, молодым, интересно. А я уже как‑то теряю вкус. Ну, буду вяло брыкаться. А там пусть что хотят, то и делают. В конце концов, рецензенты напишут: слабый фильм по сильной повести Ершова. Фильм ей – прекрасная реклама.

Что – новая, третья, киношная жизнь начинается?

А – от скуки. Сам‑то я палец о палец не ударил. Меня, как всегда, нашли.

Завязалась переписка с Ниной Ядне. Она все уговаривает меня писать дальше. Я пытаюсь объяснить, почему больше делать этого не хочу. Из интереса снова стал перечитывать ее произведения, частью и автобиографичные. Ну… материально небогатая жизнь, полная подводных камней и борений. Но из незамысловатых ее тундровых рассказов сочится такая чистота, такая искренняя правда жизни, что глаза увлажняются. Это – настоящее!

В телефонном разговоре Денис уж так активно наседал: мол, давайте скорее работать, а то поджимают конкуренты… Если все пойдет без задержек, я на днях подпишу исправленный договор и отправлю его почтой.

Денис осыпает меня комплиментами и рвет рубаху, что, мол не хочет китайских пилотов в Расее, а хочет русских. А дед Ершов, жила, упирается.

Но патриотизьма – отдельно, а меркантилизьма – отдельно.

Я вот прислушиваюсь к себе и думаю: а ведь тебе, Вася, все равно. Равнодушен ты ко всем этим перипетиям. И согласишься ты на их условия И чтоб отстали. А они ж не отстанут.

Читал о Хейли и Бахе. У Баха мне понравилась жизненная философия – не оглядываться в прошлое, жить настоящим и будущим.

Между прочим, год назад 72–летний Бах еще летал, пытался на небольшой амфибии где‑то сесть на маленькую площадку, зацепил ЛЭП, болтался на проводах, но люди спасли, остался жив и в общем‑то здоров.

Позвонил Денис. Обговорили нюансы договора. Он полностью принял мои предложения.

Удача?

Ну, посмотрим. Отправил ему реквизиты.

Посмотрел я новый вариант договора, он меня вполне устраивает, завтра отпечатаю, подпишу и отправлю. Ну, человек вертится. Курочка‑то в гнезде… а я могу и вообще не дожить.

Казалось бы, надо скакать от радости: впервые мне за творчество заплатили серьезную сумму. А я уже давно перегорел.

Дима Чеботарев похвалился: ввелся капитаном на А320. Ну, молодец! Ну, порадовал!

Эти ребятишки мне все как дети. Я радуюсь их успехам и молю бога, чтоб оградил от неудач. Они все Личности, достойные люди, выстрадавшие свою мечту. Я их люблю. Это — отнюдь не планктон.

Нина Ядне дала краткий отзыв на Прозе на мои «Летные дневники». Мол, хоть и много производственного, но читается с интересом. И как, мол, с таким напряженным ритмом жизни, можно остаться человеком и не запить?

Я сдержанно ответил, что у меня вроде получилось.

Прошла половина 2013 года. Оглядываясь, вижу, как стремительно спустился я с литературных высот на прозаическую землю. «Дневник графомана» был уже обязаловкой: типа, раз в год надо же какой‑то след оставлять; он стал подведением литературных итогов и разложил по полочкам мое спокойное убеждение в своей литературной состоятельности.

Дальше пошли земные заботы, я в них закружился, завертелся… И внезапное предложение экранизировать «Страх полета» воспринял как‑то косвенно, вскользь, как само собой разумеющееся. Я всем уже все доказал. И – ушло.

Семидесятый год моей жизни должен быть спокойным. Как сказал Пауль: «господи, ты забрал у меня возможности – так забери и желания».

Десять лет литературной деятельности дали мне одно важное понимание: я осознал мировоззренческий разрыв между поколениями. В сомнениях, обидах, нападках и комплексах обратной связи, я, наконец, прозрел и разочаровался в молодежной аудитории нынешнего дня. Зрелые, порядочные, думающие читатели приняли меня безоговорочно; рюкзачки же отвергли, как советскую занозу из 20–го века. А так как я всегда стремлюсь к вечным ценностям, следует критически отнестись к сиюминутным оценкам моего творчества московской молодежью, отбросить популизм и самому себя оценить с точки зрения будущего: я туда как авиационный писатель таки вошел; предложение об экранизации – только лишнее тому подтверждение. Вот, пожалуй, чем будет отмечен мой 2013 год.

Не надо оглядываться в прошлое: это пройденный этап и цену ему я знаю. А вот что ждет меня в будущем?

Что, что. Старость и забвение. Как только время прикроет флером обыденности новизну моих опусов, круги расходиться перестанут. Подавляющему большинству читателей нынче нужно ведь сиюминутное развлекательное чтиво – и потом в урну его. А окаменевший узкий круг будет перечитывать Ершова, но это уже скорее снобизм.

Антон Кузнецов пишет: «в 68–й раз перечитываю Дневники…» Ну, он человек очень впечатлительный; таких мало. Однако то, что Ершова таки перечитывают, наверное и есть главный результат, итог и гордость моей жизни. Летал, писал, переживал, переваривал, – и все для того, чтобы потом кто‑то еще и еще раз открыл страницу и освежил запомнившуюся мысль. И в споре с оппонентом вырвется аргумент: а вот у Ершова…

Да оно так уже и есть, повсеместно: меня цитируют. И я воспринимаю это совершенно спокойно. Пускай в узких околоавиационных кругах – но мне было что сказать, и я сказал.

В Сан–Франциско неудачно сел корейский Боинг-777: ударился в торец на последних углах атаки, снес шасси, оторвал хвост, загорелся, но практически все успели эвакуироваться; погибло всего два человека из почти трехсот.

Я думаю, человеческий фактор: ИЛС была отключена, пилотировали врукопашную, потеряли скорость, раскачали машину на глиссаде.

Из проскочившей информации на авиа ру: у второго пилота налет на этом типе всего 48 часов. Ну, явно зевнули корейцы скорость на визуальном заходе.

На форуме тут же завязалась оживленная дискуссия симмеров с пилотами о таком вот факторе: а могла бы уборка(!) закрылков перед торцом настолько увеличить качество, что самолет перетянул бы торец?

Что тут скажешь. Во–первых, не убрать, а уж тогда довыпустить, что ли, чтобы за счет потери кинетической энергии и кратковременного роста подъемной силы перетянуть эти несколько десятков метров и потом шлепнуться уже вообще без скорости – но на бетон. Ну, нелетающие люди, напичканные теорией. Все в голове теоретиков перепуталось. А главное: вот за три секунды до торца этим автоматическим пелодам Боинга прям сверкнуло насчет закрылков.

Лучше бы им сверкнуло, что на скорость‑то глянуть надо!

Евгению Евтушенко исполнилось 80 лет. Старик, живой скелет… Мне доходит седьмой десяток – если доживу до его лет, неужели буду вот такой же развалиной?

А таки классик. Его цитируют на всех углах. Единственный из великих, кто остался после 20 века, остальные вымерли. Да и сам живет вдали от родины, в приютивших его Штатах. Вот счастье‑то: гениальный российский современный поэт, так сказать, совесть наррёда… догнивает вдали от того несчастного народа и вертаться не хотит. Поэт же ж в России больше чем поэт – не так ли?

Сидел в устатке на веранде, завернувшись в теплый халат, с бутылочкой пива, вдыхая прохладу с привкусом легкого дыма курильницы от комаров, любовался тысячу раз виденным тихим пейзажем, наслаждался мертвой тишиной и вселенским покоем, думал о вечном.

Пришло новое поколение – ребята, родившиеся в те дни, когда танки палили по Белому дому… ну, это волки. Один такой, сопля через плечо, на днях выжимал меня на обочину в дорожном горле, встраиваясь слева в ряд… пацаны, как всегда, торопились… а дед, пропустив вперед себя порядочный Крузер с прицепом, на котором красовался квадроцикл, еще одному встроиться не давал: ну уж очень пацан нагло, не включая поворот, давил меня бортом праворульной раздрызганной Тойоты, сидя бок–о-бок, в полуметре, глядел мимо оловянными глазами и ловил миллиметры, уже по встречке, норовя все‑таки любой ценой пролезть вперед, а не встроиться сзади… а я завелся и не пускал, прилипнув к заднему борту прицепа. Ну ты ж хоть рукой махни, человеком будь – я пойму! Надя завелась тоже и уже чуть ли не матом просила меня, что, б…дь же, не заводись! Я опустил стекло и в лицо мальчику сказал, что сынок, ты – пидарас; притормозил, пропустил его… а Надя молила: отстань, отстань, он же, падла, сейчас подставится! Ну, отстал. Из другого окна ушедшей

вперед торжествующей Тойоты выставилась рука такого же сопливого мальчика–пассажира, показывая мне какой‑то палец. Это у них типа современной европейской фиги, что ли; для меня это не оскорбительно. А мальчики торжествовали. Любой ценой – вперед!

Вот такое поколение выдавит нас. И это естественно; только нынче все происходит жестче и динамичнее. Спасает только то, что подобных моментов в жизни уже так много, что сознание перестает их воспринимать как значимые события, требующие размышлений и переживаний. Нет, просто толчки. Плюнул и забыл. А в общем, вектор этих толчков направлен через мой центр тяжести – и на обочину.

Дай дорогу дураку. Он хищнее тебя; сопротивляться бесполезно, да и против естественного хода вещей не попрешь. А хочется иной раз как‑то доказать щенку, что он хоть и молод, жизнеспособен, когтист и нагл, но меру знать надо. Это всплески бессильного старческого протеста.

Заканчивается мой период кризиса старшего возраста. В массовом я уже никому не конкурент, как тому пацану на дороге. Ну, реализую себя в частном, мелком, внутреннем, одиноком. Но еще иногда взбрыкивает типа молодость… артритная. И каждый раз убеждаешься: дело твое к концу. Встраивайся в настоящую старость, при трости, в кашне и калошах. И вообще, будь готов: никто ж не знает, когда она придет. И мальчик на дороге искренне желает, чтобы убрала дедов поскорее.

Вот такие размышления о вечном.

Вчера вечером позвонил Коля Евдокимов, поздравлял с днем Воздушного флота, Ира тоже присоединилась. Рассказал он мне, как вводился в строй, почему отказался от первого инструктора, явного холерика; о том, как с удовольствием, вводился с Димкой Хохловым, как песню спел… с Димкой, который ведь тоже холерик, но против того, первого, показался чуть не флегматиком.

Поведал Коля, как в 2007–м году его тестировал сам Пономаренко, хвалил, но посоветовал с холериками в одном экипаже не летать. Ну, и печалька: Нерадько, чудак на букву М, распорядился до своего особого указания не утверждать во всем аэрофлоте вновь назначаемых на должности, начиная от бортпроводников, кончая КВС; вот Коля как раз попал под эти винты и сидит в ожидании утверждения, матерится.

Это там у них в Минтрансе идет кампания по чистке рядов от пролезших в авиацию нестандартным путем. Ну точь–в-точь как тогда у меня на вводе, только по поводу отсутствия высшего образования. А народ шепчется, что это связано с разрешением набирать гастарбайтеров за границей и подковерными играми по этому поводу.

Но в любом случае ввод пройден, осталось ему четыре заплечных полета с инструктором – и ПСП. На банкет мы с Надей уже приглашены.

Хохлов же, сделав свое дело, ушел на большой Боинг, к Гайеру.

Умер Василий Михайлович Песков. Искренний был человек. Вот – Журналист. Он умел интересно, захватывающе, честно рассказать о чем угодно, и больше всего он говорил о главном в жизни, о вечном, незыблемом. Я многому интуитивно научился у него.

А чо – прикольно писал чувак, скажет о нем какой‑нибудь нынешний рюкзачок.

Царство небесное Человеку и вечная память.

Вычитал тут на авиа ру информацию о самом легком в мире самолетике, русской конструкции, 54 кг весом. Разборный: входит в два чемодана. Автор – некий Дмитриев, изобретает подобные аппараты уже более 30 лет, и вроде оно даже летало… Во всяком случае, упоминания о сабже в СМИ были еще до перестройки. Самолетик меньше Кри–Кри, есть фото, где автор держит свое детище на руках. Он в Ошкоше побывал на слете, имеет диплом; вот и на МАКСе-2013 выставлялся.

Но ТТХ аппарата порождают у меня, профессионального пилота, кучу сомнений. А ну‑ка: площадь крыла 1,76 м2, это примерно как у тех летунов в комбинезонах, вингсьютеров, а минимальная скорость у него 50 км/час; плюс длина разбега всего (!) 36 м. Ну, ладно, у него мощная фиксированная механизация крыла и оперения. Но максимальная скорость 180! И вертикальная в наборе 10 м/сек! Не верю, брехня.

Дмитриев – фанатик идеи. И хоть культура изготовления его изделий (а их целая серия) довольно высока, но летать на крыле площадью меньше двух метров, да еще и без парашюта, вряд ли рискнет даже летчик–испытатель. Да и какая уж тут устойчивость–управлемость.

Винт, выстроганный из метровой палки, вызывает жалостливое умиление. Двигатель от кроссового мотоцикла… Нет, ну, аффтар утверждает, что ждет из Германии навороченный двигатель… стоимостью полмиллиона, мол, застрял на таможне… помогите финансово…

Тут недавно мне Сокерин сбросил документацию от подобного фанатика, бывшего летчика, выгнанного из ВВС в 1982 году по шизофрении; он тоже безуспешно продвигает свою идею крыла с лонжероном из труб, в которых под давлением хранится водород… и прочая и прочая… истребитель, выдерживающий 30–кратную перегрузку… Обивает пороги КБ, пишет во все инстанции, бьет себя в грудь как поцреот…

Пожалели мы бедного больного человека.

Дмитриев, наоборот: молчит, на письма не отвечает, но через своих фанатов постоянно намекает о материальной помощи. И вот нынче его самолетик засветился на авиа ру.

Я и в летных качествах‑то пресловутого Кри–Кри сомневался: уж больно малышка неустойчива. Явно не для масс, скорее, для заядлых экстремалов. А уж детище Дмитриева, с площадью крыла менее двух метров, – точно для самоубийц.

Вечером, натопив дом, едва дотянул до кровати, лег и провалился в глубокий сон. И тут же меня разбудил телефон.

Я думал, что‑нибудь с Надей… нет; оказывается, звонит из Москвы тот режиссер, Дмитрий Черкасов, о выходе на связь с которым просил меня Костя. На часах всего 22.38.

Ну, дал я ему принципиальное согласие на интервью про Ту-154; в этом месяце еще согласуем и съемочная группа приедет ко мне в Красноярск. О чем будем говорить, я могу только догадываться, ну, там сориентируюсь. С тем и расстались.

Мысли по случаю дня пожилого человека. Мы живем в государстве пожилых. У нас пожилых людей больше, чем детей до 5–летнего возраста, а скоро будет больше, чем до 15–летнего. Парадокс: нынешние подростки, щенки, количеством меньше нас, дедов, – тем не менее, скоро начнут выпихивать нас, балласт, на обочину. А пенсия наша, будущая, ведь будет с их налогов. И законы принимать будут они, а не старики. Ну и т. д.

Старение нации означает ее деградацию. И что тут сделаешь. Надо повышать рождаемость, любыми путями. Тут нам сильно помогут мусульманы. И т. д. Меня, к счастью, уже не будет на этом свете.

А я писал для растущей, думающей молодежи. Читают же, в основном, старики.

Коля Евдокимов порадовал: выполнил наконец ПСП на В-737, обмывать пригласил 14–го.

На ночь перечитал «Старик и море». В отзывах один мальчик назвал рассказ забавным; его тут же отчитали за легкомыслие. Что делать – молодое поколение воспитано на гедонистических идеях и предпочитает расслабляться с попкорном.

А я сам старик, и уже вряд ли смогу так бороться. Но я – понимаю! А вот мальчики… Мальчикам это нах и пох.

У Старика был другой Мальчик.

Может ли мой Климов равняться со Стариком?

Вчера весь вечер читал отзывы в блогах о себе, любимом. Их мильён. Особенно востребованы Раздумья и Аэрофобия; чуть меньше – Летные дневники. Дневник же графомана остался, в общем, незамеченным, кроме, разве что, в кругу моих корреспондентов. Ну, он у меня болел, давил; я сбросил его в сеть – и не парюсь.

Зашел тут ради любопытства на Либ ру. Там основательно почистили всех, обрезали цифры читателей. Шизофренический гуру Маслов слетел на 15–е место, его читают‑то по 10 человек в день… наелись бредом. А вот Санаев все так же в фаворе: по 50–60 читателей каждый день. Ну, они горожаны, им это близко. А верхние ступени популярности занимают специалисты по грамматике и т. п., да неубиенная Олеся Емельянова, с ее детскими побасенками и сценариями утренников. Горожанкам это тоже очень близко.

А в общем, этот самиздатовский раздел мошковской библиотеки отдает плесенью. Ярких авторов нет. Хорошо, что я вовремя оттуда ушел. Страница моя в библиотеке осталась, там выложены главные мои книги. А полностью – только на Прозе.

С утра тоже сижу читаю отзывы. Ну, хвалят меня. Куда и делись упреки в яканье: да, собственно, они исходили‑то из подворотен в узком кругу. А круги разошлись уже широко.

Вообще же, перечитывая записи годичной давности, явственно вижу, что нынешний год для меня, как я и надеялся, стал годом ухода от общественной жизни. Самое главное – меня, в общем, уже раздражают редкие поползновения извне. Я начинаю бояться, что уже не смогу оправдать надежд киношников. О бумажной литературе даже и не думаю, я ее отверг. И самое главное: отрицательное мнение мое о нынешней молодежи только укрепилось и разводит наши с нею пути в разные стороны… слава богу, хоть не через баррикаду.

В результате вектор моей общественной деятельности утратил и силу, и скорость… и уже мечется по направлению. А в общем, скоро он схлопнется в точку, да и та растает.

Я прожил две насыщенные жизни: летчика и писателя. Может, поэтому нынешняя жизнь кажется мне пресноватой, скучной, не вижу в ней ничего, что могло бы заслуживать такого уж интереса, а будущее не внушает доверия и не возбуждает аппетита к жизни. Жизнь мне как‑то уже не так и дорога.

Не оттого ли люди, прожившие наполненную впечатлениями, страстями и переживаниями жизнь, на покое быстро скатываются в маразм и рано умирают?

Надо искать увлечения. Не оглядываться назад, на авиацию, на писанину. Впереди еще много неизведанного, надо только искать по силам. А все, что связано с прошлым, стряхивать, выпутываться из него.

Обмыли Колин ПСП. Хороший вечер получился. Три поколения пилотов вели разговор о судьбе авиации. Ну, дай бог им удачи, молодым.

Вот посмотрел ролик о новозеландском 9–местном турбовинтовом самолете Р-750 XSTOL, который вроде бы собираются эксплуатировать у нас взамен Ан-2. Ролик зрелищный, но съемки в Гималаях и в Африке – это одно, а полеты на Чукотке – совсем другое. Поставить печку, утеплить и т. п. – и сразу снизится грузоподъемность. И еще неизвестно, как он пойдет на лыжах. А так – да, впечатляет.

Еще собираются наладить у нас производство австрийских Даймондов с дизельным двигателем. Ну, этой птичке нужен асфальт, и немалый. На селе она не пойдет. Горожанину–частнику вместо устаревшей Цессны – да.

Мир не стоит на месте, как Россия. Какая‑то Австрия, какая‑то Новая Зеландия – авиационные державы, блин. А мы даже ремоторизировать Ан-2 не сподобимся, все увязает в словоблудии. Плеваться хочется.

Хожу все и думаю, о чем будем беседовать с Черкасовым. Я уже многое позабыл. Но главное – режиссер требует от меня эмоциональной окраски для своего фильма, а мои эмоции все ушли в книги, написанные десять лет назад. Я уже не могу говорить о своем самолете с такой влюбленной убежденностью. Время расставило все по местам. Да, в те времена это было острие советского прогресса. А объективно… железяка, требующая от пилота проявления концентрированных лучших человеческих качеств. По нынешним временам это чуть не преступление – возить на ТАКОМ потребителя.

Придется выдерживать тон высокой грусти. Парусники уходят. Будет диалог режиссера, молодого, влюбленного в машину, романтически настроенного, стремящегося вознести ее на пьедестал… со стариком, уже познавшим, пережившим, в чем‑то разочаровавшимся, но знающим самые глубинные струны и движения этого объекта обожания. Будут пробиваться язычки пламени сквозь остывающую золу. И надо как‑то сохранить общее тепло воспоминаний.

Съемки прошли по расписанию. Ребята мне понравились, их приехало аж пятеро. Дима Черкасов – фанатик Ту-154; беседовали весьма обширно, сама съемка заняла с перерывом часа три. Подарили мне макет Ту-154, сделанный туполевцами в ливрее Крас Эйр, №85505… уж я на ней в свое время полетал… Да вручили свой художественный фильм «Степные дети»: «всего четыре серии, не оторветесь». В ответ я порекомендовал им прочитать «Страх полета». Ну, расстались друзьями. Они мне потом диск пришлют.

Я боялся, что не будет эмоций. Эмоций хватило, даже чересчур.

Казалось бы: Вася! Тебя! Снимали! У кине! А мысли совсем не об этом. Это как‑то само собой… я это навроде того что заслужил. Я – величина, ко мне специально прилетают киношники, ради пары часов общения. А мысли все о тех ступеньках в погребе да о том, как перекантовать дерево в яму.

Хотя отчетливо выяснилось: ни хрена я с авиацией не порвал, она сидит во мне внутри, и когда я рассказывал, как пробивал облачность и вылетал в сияющий заоблачный мир… горло перехватило слезами напрочь. Ничего не мог с собой поделать. Эмоции.

Вчера вечером смотрели подаренный мне фильм Черкасова «Степные дети». Фильм хороший, светлый, интересный, смотрели не отрываясь: о детях–детдомовцах; слеза прошибла. Написал Диме короткую благодарность, обозвал весь его коллектив мастерами, расшаркался. Настроение было прекрасное – и от завершенной работы, и от фильма.

Дима прислал ответ, созвучный моему письму: мол, тоже горжусь знакомством… короче, расшаркались. Обещает после 6 ноября прислать мне диск с полным интервью, а пока занят на съемках в Краснодаре.

Мальчик тут еще один написал, с вечной проблемой: всю жизнь мечтал в летчики, а пошел в горный институт, и т. п. Ну, ответил я ему, теми же словами, что и всем, которые из племени нерешительных: обрисовал картину и пожелал удачи в принятии решения.

Они хотят все на халяву, а я им – все красоты по полной программе, еще и с хвостиком. Обычно отстают.

Витя сообщил мне, что где‑то краем уха слышал, будто умер Горбатенко. Я тоже краем уха слышал где‑то, но с большой долей неуверенности было это мне передано.

Горбатенко – мой учитель. Если умер… царство небесное. Но человек он был со сложным характером, о чем и свидетельствует такой вот слабый резонанс в летных кругах. А я ему благодарен.

Взял у Колтыгиных книгу «Высоцкий. Все произведения». Толстый том: стихи и проза.

Сижу в сети, листаю ЖЖ москвича, в прошлом диспетчера, а ныне второго пилота А320. Блог скучный, хотя и достаточно многословный. Набившие оскомину виды небес, тонны фотографий самолетов. Суть же летной работы раскрыта поверхностно и как‑то между делом, между впечатлениями общественного характера. Может, это мне так кажется после ЖЖ Оканя, который пишет на порядок глубже и интереснее.

А вообще‑то, считаю все эти живые журналы разновидностью эксгибиционизма. Авторам очень важны немедленные восторженные отклики, типа вау.

Ага. Этот вот мой дневник – вообще сборник банальной скучнятины. Но он и не предназначен для посторонних, это просто моя копилка памяти и разминка оставшихся извилин.

Вечером читал Высоцкого. Свободные стихи у него прекрасны. Те, что написаны на потребу спектаклей, меня не тронули. Проза же его шизофренична. Очень выручает то, что многие стихи положены на музыку, даже неудачные. А так, не слыхав его песен, мимо большинства стихов пройдешь и не зацепишься.

Если подходить объективно ко всему литературному творчеству Высоцкого, то действительный его вклад, остающийся в истории, составляет едва ли 10 процентов, остальное – поиски, потери, мусор, ерничанье и потреба; проза неудачна, это – не его, да он и сам понял. Но именно те десять процентов и делают Высоцкого Поэтом, потому что там – высокий тон, гражданственность, порыв, а главное – Мысль.

Как ремесленник–поэт он на очень высоком уровне, рифмы его бесподобны, язык совершенен, ритмы разнообразны и богаты. Как композитор… примитивен. Три аккорда. Как певец – проникает в самую душу, тут талант артиста, сумасшедшая энергетика и обаяние совершенно нестандартной личности.

Не могу я полностью охарактеризовать его творчество, я не специалист; хватает и так племени высоцковедов, уж там наворочено.

Я вот себе думаю: а стоит ли выкладывать широкой публике все – и удавшиеся, и не очень – блюда литературной кухни автора?

Сам‑то выложил, небось, свое все полностью?

Не скажите. Я выложил не более процентов тридцати, остальное не рискнул. Правда, это и не творчество было, а так, дежурные записи мыслей. А мысли бывают разные.

Вот очередная читательница, из Донецка, дала рецензию на «Страх полета»: «Я счастлива, что пережила эти эмоции…» В конце, после пожеланий, приписка: «Вас читают везде».

Так ли уж? Конечно, неплохо было бы. Ну, читайте, читайте. На Прозе стабильно: три дня – сто читателей, каждый месяц – тысяча. Ой далеко не у многих графоманов такая интересующаяся аудитория. Значит, и правда, что‑то там есть.

Заикнись я об этом Наде – она только саркастически улыбнется и скажет что‑нибудь про нимб и ангельские крылышки.

А я спокоен. Дело сделано.

В Казани при уходе на второй круг упал Боинг-737, прямо посередине летного поля. Погода была удовлетворительная. Экипаж на предпосадочной прямой вроде бы сообщил о непосадочном положении. Погибли все 50 человек, находившиеся на борту, в том числе сын президента Татарстана и начальник УФСБ Татарстана.

Просочились сведения об экипаже. Обоим пилотам было по 47 лет, вроде бы оба переучены: КВС – из штурманов, 2П – из бортинженеров. КВС недавно только ввелся в сторой. Но это все – недостоверная информация из СМИ.

Мне думается, человеческий фактор. При уходе на второй круг допустили снижение, крылом задели за землю – это по заявлению служб аэопорта.

Пока воздержусь от дальнейших комментариев. Людей жалко. Самолетопад продолжается.

Думаю, меня трогать не будут. Толбоев уже успел выступить.

Катастрофа резонансная, полагаю, расследуют быстро.

Вчера нарыл мемуары Михаила Громова… и зачитался. Первый раз читаю и про детство, и про учебу – и не воротит. Чем‑то Громов мне близок. Может, романтикой. Может, рассудительностью. Может, внятным языком. Может, интеллигентностью. Строгий к себе человек.

Пресс–служба татарской авиакомпании: «Пилоты, оба 1966–го года рождения, имели большой опыт работы. Командир воздушного судна Рустем Салихов начал выполнение полетов на этом самолете в 2012 году вторым пилотом, в марте того же года стал командиром. Его общий летный стаж – 21 год. Общий летный стаж второго пилота Виктора Гуцула – 23 года».

Это как: человек, переученный из штурмана на пилота, стал летать в 2012–м году и в марте этого же года ввелся капитаном?

Ну, может, он полетал пилотом на другом типе, прежде чем переучиться на Боинг. Но сразу какая‑то муть проявляется. Вот чую.

У КВС командирский налет на Боинге 510 часов, ввелся он в мае этого года; всего он налетал на Боинге 2500… формально, в общем‑то, достаточно. У второго на Боинге 800 часов, а всего в качестве пилота – 1900.

Видео падения самолета выложили: падал отвесно, упал на нос. Значит, сваливание.

Да уж. Нынешний пилот как‑то не приучен думать о скорости, о скорости, о скорости прежде всего! Он все‑таки оператор. Из оператора–штурмана, из оператора–бортинженера настоящий пилот не всегда получается. Тем более, на первом году самостоятельной командирской работы. Кто и как ему только ее доверил?

Таки тронули меня спецы из СМИ: агентство ИТАР ТАСС прислало предложение о сотрудничестве: общие фразы, но всё – вокруг этой катастрофы. Я обозлился, начал было писать резкий ответ, но Надя уговорила отписаться помягче. Ну, написал помягче, что я уже отстал от жизни, в Боингах не разбираюсь, комментировать не могу, и что не вижу смысла в сотрудничестве. На что корреспондент с сожалением расшаркался.

Читаю дальше мемуары Громова. Ну, время, конечно, было энергетическое: люди делали карьеру за несколько лет. Слетав без посадки в Америку, Громов получил звание профессора. Но, правда, он хоть МВТУ кончал в свое время. Сталин лично предложил ему должность начальника НИИ военной авиации.

Что характерно: Громов налет свой никогда не подсчитывал; да, в общем, какой там у него такой уж налет. КПД налета – да, высочайший. Его вознесли на пьедестал Летчика №1 страны, он с этим согласился… самолюбивый, блин. Правда, никогда, ни на одном типе самолета он не получал провозки – только сам, только первый. Да никто и не спорит: лучше Громова никто не летал. Он самого Чкалова учил – и порол за грубые полеты.

Человек – живая легенда. Правда, подхваливает себя и даже чуть прихвастывает, без зазрения. Но оправдывает это тем, что, мол, надо же дать молодежи пример… ну, вот я, Летчик № 1, его и даю, чего стесняться, это объективная необходимость.

А вот командир разбившегося Боинга ни разу реально не уходил на нем на второй круг. Этот уход был для него первым в жизни, а погодка‑то была – с приличным сдвигом бокового ветра, и я прекрасно представляю волнение человека. Вполне мог зевнуть скорость, мог забыть дать взлетный режим, мог и другое–третье зевнуть.

Да все уже склоняются к единственной версии: недоученность и ошибка экипажа.

А я что твердил и твержу? Что бы где бы ни произошло, причину надо искать именно в ошибке неумелого экипажа. Ни один самолет еще не упал из‑за отказа матчасти, по крайней мере, Боинг. Либо если что‑то там и отказывало, то накладывалась ошибка экипажа. Как вон в Амстердаме. Поэтому причина практически всех (ну, 90 процентов) катастроф у нас одна – человеческий, пилотский, командирский фактор.

Да вот Нерадько только что сообщил: причина падения – сваливание при уходе на второй круг из‑за потери скорости в наборе. Все понятно. Операторы.

Самописцы извлекли. Как водится, кассета с переговорами экипажа пропала. Вот вырвало ее при ударе. Но параметрические записи целы.

Источник просочил инфу о якобы возникших на предпосадочной прямой технических проблемах. Ну, поглядим, что ж за проблемы.

МАК опубликовал первые результаты. Никаких неполадок не было, все работало. Самолет, видимо, стащило с траектории и разболтало ветром; экипаж не сумел вписаться в посадочные параметры и принял правильное решение об уходе на 2–й круг. Дали взлетный, убрали закрылки до 15, потом шасси, пилотировали в ручном режиме, самолет полупустой, им задрало тангаж до 25 градусов и выкинуло на высоту 700 м, при этом скорость стала интенсивно падать, и когда упала со 150 до 125 узлов, они сунули штурвалы от себя. Действия, хоть и запоздалые, но правильные. Углы атаки, отмечает МАК, при этом были в летном диапазоне.

А дальше шары на лоб: давили–давили, пока не переломили траекторию резко вниз. Ничего не сообщается о том, пытались ли они вытащить самолет из начавшегося пикирования. И так тупо и впилились в землю, на взлетном режиме двигателей, с углом тангажа минус 75 градусов, на скорости 450 км/час.

То есть, сваливания не было. Был ступор перепуганных недоученных пелодов: дави, дави..! куда, куда? да что ж она не переламывается… ой, переломилась… ой… мама… пиз… и тишина.

Хотя с высоты 700 метров они падали целых 20 секунд. Средняя вертикальная у них получилась 35 м/сек, а у земли – уже более 100 м/сек.

А всех‑то делов – при переломе траектории вниз взглянуть на приборы… вернее, предвидеть… впрочем… бывшим штурману с бортмехаником это как раз и трудно. И те непонимающие, что трындычат в сети о возможности пилотировать Боинг вручную всего после налета на нем 250 часов и что налет часов не самое главное, – никогда этого не поймут.

Налет – это не только количество взлетов–посадок, но, главное, количество ситуаций. Именно количеством ситуаций нарабатывается эта способность – летного предвидения. А у них ситуация самостоятельного реального ухода на второй круг была первой в жизни, и они не справились. Вытащить пикирующий самолет с такой высоты невозможно.

Тут дилетанту поле для рассуждений: экипаж, мол, не обучен выводу из пикирования!

Вот ситуация, где необходимо предвидеть и тонко чувствовать грань. Уход на второй круг в облаках (нижняя кромка была 200 м), легкий самолет, большой тангаж, выскочили за высоту круга, скорость падает, надо остановить набор и добавить 20 узлов скорости в горизонте, а кабрирующий момент большой. Да тут сразу надо сначала сдергивать газы, затем тут же аккуратно привести машину по приборам в горизонт. И все; ну, не забыть еще убрать закрылки. Но попробуй ты, без опыта, без чутья инерции, по приборам, сразу: и привести к горизонту, и не выскочить за предел скорости. Да еще помнить о перегрузках и о пассажирах за спиной, делать все плавно. Это и мне, уже летая на на Ту-154, поначалу было весьма нелегко.

Конечно, для экипажа это был шок, длившийся все те роковые 20 секунд до смерти.

Читаю комментарии на форуме, еще и еще лишний раз убеждаюсь: бесполезно метать бисер перед свиньями. Там шабаш на помойке.

Какие еще авторские колонки в ИТАР ТАСС… да никогда в жизни больше я нигде не выступлю. Читатели моих мыслей не поймут, облают, обгадят… и пошли они.

МАК подтвердил, что найдена кассета магнитофона. Но это непринципиально.

Вырисовывается картина, что они нажали ТО/GA и думали, что самолет выполняет автоматический уход на второй круг. А автопилот отключился, самолет на выставленной высоте круга не остановился и попер вверх. Тогда они опомнились и, заметив падение скорости и рост высоты, начали пилотировать вручную.

Почему отключился автопилот, я не знаю; не в теме по Боингу. Но вот эти все внезапности психологически сложились вместе, и у экипажа не хватило опыта собрать все в кучу, а начались рефлекторные рывки. Синусоиду не удалось исправить на первом же изгибе траектории, а земля оказалась слишком близко.

Но все‑таки не могу понять, почему они не пытались потянуть штурвал на себя на пикировании. Неужели у обоих был полный ступор?

Хотя… чему там нынче удивляться.

Денис выложил в своем ЖЖ разбор физики полета в Казани, не касаясь собственно уровня подготовки пилотов. Теперь я представляю картину.

Автопилот при даче TO/GA отключается сам. При этом автомат тяги не отключается и работает по программе, пляшущей от выставленной на компьютере высоты круга 500 м. При ее пересечении АТ переходит в режим поддержания текущей скорости, а так как углы атаки большие, он вынужден выдерживать повышенный режим.

Экипаж спохватывается, что проскакивают высоту, что что‑то не так, что, оказывается, автопилот не работает! Надо что‑то делать, высота уже 700 метров! Суют до упора штурвал, помогают стабилизатором, тоже до упора, переламывают траекторию, и тут при переходе в снижение автомат тяги убирает режим до малого газа – скорость‑то начинает расти! Резко пропадает большой кабрирующий момент от двигателей, остается пикирующий – от руля высоты, от стабилизатора и от не убранных с положения 15 закрылков. Самолет затягивает в пикирование. Тут не вытащить. Возможно, еще и сила тяжести навалила их на штурвалы, если не были пристегнуты.

Умерла какая‑то правозащитница Горбаневская, которая еще в 1975 году эмигрировала. Да и хрен с ней. Вот это меня должно тревожить, что ли?

А весь крещеный и обрезанный креакловский мир восскорбел. Все эти эхи москвы, свободы и прочая шушера – возопили. Я же вообще крайне негативно отношусь ко всем этим диссидентам, правозащитникам или там борцам за мир. Это, во первых, абсолютные бездельники и болтуны, а во–вторых, профессиональные ниспровергатели и революционеры, а значит, люди деструктивные и не способные ничего создать. Мусор, пена. Поэтому: умер Максим – и х… с ним. И кто о ней вспомнит через год?

Читаю ЖЖ Дениса. Ну, умница. Ну, столп. И вот все больше и больше склоняюсь к его мнению насчет подготовки вторых пилотов старой школы. Та методика, которую в свое время прошел и я – от простого к сложному, – подвержена рискам: человек проходил обучение у разных учителей, от которых можно было почерпнуть что угодно. В нынешних условиях такое обучение скорее вредно, чем полезно. И поневоле получается, что зеленые птенцы Бугуруслана, волею судьбы попавшие в струю на Боинги, через год хорошей учебы у новых учителей, работающих по единой, отточенной методике, летают лучше, чем старая школа, которая все‑таки еще живет и работает по понятиям и зависима от личностных качеств инструктора.

Я сам жил и работал тоже по понятиям, но понятия мои были, в общем, близки к законам. До полного и беспрекословенного следования законам я так и не дорос. А нынешнюю молодежь жизнь таки заставила ими прямо дышать.

Что ж, надо принимать новое, а не отталкивать его. Даже в возрасте 70 лет.

Сидим у ящиков. Идет турецкий сериал, я бегаю туда–сюда: и здесь интересная информация, и фильм увлекает… если бы не эта проклятая реклама. Каждые две–три минуты прерывают, на самых интересных местах.

Скоро в церквах во время богослужения будут рекламу навяливать. К тому идет. По крайней мере, на Западе. Они уже и содомию в норму возводят: мол, типа надо церкви приспосабливаться к реалиям жизни.

Просмотрел я свое интервью с Черкасовым. А ничо так. Если он действительно собирается распространять его отдельными дисками – сабж войдет в аналы: мол, вот он каков, этот дед Ершов!

Отправил ему краткое благодарственное письмо.

Дима ответил. Он тут заикается о том, что, мол, весной надеется встретиться с четой Ершовых в Москве на презентации фильма (за счет компании), ему, мол, это очень важно. Надя только развела руками: на халяву? Вдвоем? Да с удовольствием!

Но когда досматривала третью часть интервью, где я не справился со слезами, возмутилась, что эта сцена, мол, меня позорит, и настояла, чтобы я потребовал ее вырезать. Ну, договорились с Черкасовым, что он постарается все смонтировать и мне предварительно покажет, а уж решение, что включать в фильм, а что нет, примем весной.

На фоне казанской катастрофы зашевелились законодатели. Разрешили иноземным пилотам летать в России, по 200 человек в год. Заговорили в совете Федерации о переучивании наших военных летчиков на гражданских пилотов. Заговорили там же о возможности создания МГА. Но это пока слова. Да и… пиарятся деды из Совфеда: мол, вот, недаром же ж мы здесь штаны просиживаем…

Весь мир озабочен утерей компьютерными пилотами навыков ручного пилотирования. Ага. Опомнились.

Опытные современные пилоты в свих блогах пытаются наметить пути выхода из этого кризиса: и Кочемасов, и Окань, и вот еще Арабский Летчик, умница.

А я себе лежу на дне и поглядываю снизу на бурление волн. Я описал, как оно было в нашей авиации; пусть теперь сравнивают.

Читаю ЖЖ Арабского Летчика. Умница мужик, работающий и живущий с семьей в Саудовской Аравии. Не эмигрант. Если бы не его патологическая ненависть к Путину и Медведеву… Но это политические пристрастия, их можно отбросить – и тогда раскрывается букет прекрасных очерков конкретно о полетах. Успешно соперничает с неким бывшим Ершовым – а пишет о том, что с ним происходит сию минуту – за штурвалом и вокруг.

Прочитал весь ЖЖ Арабского Летчика. Эх, если бы не его фанатическая политизированность…

Если уж ты по собственному желанию, ради лепшей жизни, ради доллеров, ради детей (ну уж прям теперь совсем‑таки европейцев), оставил родину (однако сохранив при этом гражданство), то теперь приходится с волками выть. Он и воет… прям в унисон с нашими оголтелыми борцами за права человека: и закон Магницкого, и хутен пуй, и т. п. А арабов, в чьем монастыре живет, тоже критикует. И у меня потихоньку пропадает желание читать его дальше.

Отдаю должное его литературным способностям и летному профессионализму, он капитан В-747 и А-330… но пиетет у меня напрочь пропал. Он не живет в России уже 15 лет; ну так, раз в два года, наезжает в свои Химки. Он вроде бы и в теме, но не плотно, не жопой, а только понаслышке. А Саудовская Аравия явно не друг России, и вполне можно предположить, что ему предложили сотрудничать… так, чуть–чуть добавить перчику в своем ЖЖ… А то, глядишь… «в командиры не введут» – не повезет в жизни. Не хочу огульно обидеть человека подозрением… но такое вполне возможно.

Читаю теперь ЖЖ Кочемасова, начал с 2006 года. Он много пишет о своей былой службе в ИБА, интересно.

Такие они все бывалые… я даже робею. Моя летная жизнь была внешне спокойной… все внутри себя. Не о чем и вспомнить… да и незачем теперь. Я теперь читаю свои дневники, как будто это повесть о постороннем человеке, и удивляюсь: неужели это было со мной?

Всерьез взялся я за ЖЖ Летчика Лехи, начав с 2006 года. Ну, Кочемасов пишет как‑то растительно–эмоциональнее, что ли. А вместе с его бесподобными фотографиями это как раз то, что нужно массовому потребителю.

Он тут наконец‑то выпустил свою книгу «Босиком по облакам», 4000 экземпляров, с фотографиями. Теперь возится с автографами; правда, распространять будет издательство, по конской цене за 700 рэ, а с доставкой выйдет за тысячу.

Я ему не завидую. Через это все пейсатели проходят, особенно – популярные в своих кругах. С содроганием вспоминаю эпопею с краудфандингом моих Раздумий, а особенно с рассылкой книг по почте.

Но вообще я за Леху рад. Молодец он, разносторонний и целеустремленный человек (хотя и не без недостатков). В самом активном возрасте он нашел серьезное увлечение, не упуская при этом главное, профессиональный рост, – и везде успешно. Человек он общительный, и обратная связь с читателями ЖЖ, на простейшем, эмоциональном уровне, подпитывает его стремление творить.

Думаю, заведи я собственный ЖЖ, был бы тоже популярен. Но… не моё. Обратная связь буквально опутала бы меня этой социальной сетью. А я люблю свободу. И потом эти выражения телячьего восторга, типа вау, прикольно, клево, зашибись и пр. – я как‑то уже перерос.

Надыбал на Прозе рассказы о летной работе ныне еще летающего пилота Дмитрия Кашканова, в основном, автобиографические; ну и много миниатюр и рассказов о детях. Читатели написали более ста рецензий на его опусы… но почему‑то летную тему все смущенно обходят, хотя написано вполне литературно, грамотно, обстоятельно, с диалогами. Но – не цепляет. Правда, этого Литвинова он в открытом письме вежливо оттянул, молодец.

Хорошая статья во Взгляде: интервью с мыслящей женщиной Маринэ Восканян. Многие ее мысли созвучны моим:

…«Инфантильная идея переноса «сетевых правил игры» в реальную жизнь и политику – важнейшая часть новой протестной культуры».

Верно. Новое поколение живет полувиртуальной жизнью и теряется в реальной, поэтому бунтует и хочет изменить реал, приблизив его к любимому и понятному виртуалу:

…«Виртуальная среда позволила сформироваться внутри себя неким виртуальным социумам с еще большими степенями свободы, чем та, которая существовала в Европе. Новые схемы виртуальной самоорганизации превосходят реальность – еще больше демократии, открытости, разнообразия. И теперь люди требуют вытащить все это в реальность. После Болотной идеолог «Наших» Якеменко сказал, что те ребята, которые выходят на Болотную площадь, привыкли, что в интернете они могут делать что хотят, могут быстро в чем‑то участвовать, получать быструю обратную связь – и теперь они хотят увидеть это же в реальной жизни».

А вот чем занимаются виртуальные сети – все эти ВКонтакте, Одноклассники и Мои Миры:

…«Часть этой философии состоит в том, что на смену большим национальным государствам, империям, объединяющим людей большими смыслами, должны прийти сетевые структуры – люди должны быть разбиты на максимальное количество малых групп по самым разным критериям. Необходимо, чтобы человек определял себя не как часть какого‑то большого целого, а как автомобилист, филателист, житель своего района – ему дают ощущение малой общности. И одновременно он может чувствовать причастность к чему‑то «планетарному», будь то экологизм или борьба за права человека. И только самоопределению в классическом национальном государстве в этой схеме нет места».

…«Потому что так проще – самоопределиться в империи сложно, для этого нужны большие, но при этом не «общечеловеческие», а свои цивилизационные смыслы. Которые для начала должны быть четко определены – чего у нас, кстати говоря, сейчас как раз нет. А в малой группе можно объединиться хотя бы на почве сиюминутных интересов. Ведь вся эта идеология носит не рациональный, а эмоциональный характер – и в этом ее ключевое отличие от 1968 года».

…«Мне приходилось общаться с людьми, которые были активистами 1968 года – за тем, что они делали, стояли большие смыслы, философия, литература. Точно так же, как большевики или народники дореволюционной России подводили под свои действия очень серьезную теоретическую базу. Сейчас ничего этого нет. Нынешним бунтарям даже не надо ничего читать. Есть понятие флешмоба. А что это такое? Это активность, вышедшая из компьютерных игр. Идеология флешмоба изначально была абсолютно аполитичной, эстетской, игровой: давайте сделаем что‑нибудь прикольное. И уже потом идеология флешмоба была перенесена на организацию событий, имеющих политические и общественные последствия».

Ага, и в результате имеем арапскую весну. А у нас в Москве – митинги болотных белогандонников. А в Киеве – Майдан.

…«В 1996 году появилась Декларация независимости Киберпространства, которую написал поэт Джон Барлоу, автор текстов группы «Грейтфул дэд». «Государства мира, вы больше не сможете контролировать нас, потому что мы создали киберпространство, «новый дом сознания». Глобальное общественное пространство, которое мы строим, по природе своей независимо от тираний, которые вы стремитесь нам навязать. Вы не имеете ни морального права властвовать над нами, ни методов принуждения, которые действительно могли бы нас устрашить».

…«Те, кто создавал интернет, изначально осмысливали его как либертарианское пространство. И к чему же это привело, к какой свободе? Множество людей практически постоянно находятся в онлайне, по сути человек ведет бесконечный прямой эфир своей жизнедеятельности. И если раньше считалось, что есть частная жизнь, которая никого не касается, и влезать в нее противозаконно, то сейчас хорошим тоном стало открывать о себе абсолютно все – факты, эмоции, фотографии еды, всех событий. Виртуальный эксгибиционизм охватил миллионы людей, сейчас как изгой воспринимается человек, который этого не делает».