Ворчание ездового пса-2

Блогосфера – точно эксгибиционизм офисного планктона.

…«Большинство людей не может получить творческую самореализацию в своей реальной жизни – это общемировая проблема. Обычная жизнь маленького человека, офисного планктона, скучна и бессмысленна. И тут ему предложили пространство, в котором он может получить компенсацию. Миллионы пользователей живут в компьютерных играх. Человек приходит с работы, и у него три–четыре часа до сна – и он садится и проводит их в игре. Потому что там он получает эмоции, там он взаимодействует с другими, у него есть цели и задачи. Испытывает сопричастность к чему‑то большему. А потом появились социальные сети – и там эта активность еще более интересна, потому что она носит реальный характер».

Кстати, деньги на моего Ездового пса собрал именно виртуально–активный офисный планктон, именно таким вот, волонтерским способом; точно так же и на выставку Летчика Лехи.

…«Главным признаком креативного класса все больше считается не сфера его работы, не то, что он создает, а его ценностная ориентация, направленная на отказ от традиционных ценностей. Вместо них предполагается «открытость и разнообразие». Это космополитичная культура, эти люди прекрасно чувствуют себя в любом городе мира, где они могут найти свою среду».

…«Конечно, этот класс оторван от традиций, потому что он считает, что они ограничивают его самовыражение. Для них более понятен коллега из другой страны, который точно так же сидит в офисе и занимается рекламой, чем собственный соотечественник из провинции, которого они вообще не поймут. Эти люди считают себя и морально выше других, в том числе и потому, что у них развита культура волонтерства. Мы помогаем бескорыстно, поэтому формируется ощущение себя как лучших людей – в отличие от остальных, косных, вороватых, жуликов, которые к тому же и стилистически проигрывают нам, потому что все новое, красивое, эффективное, модное – у нас».

А ты, Вася, дурак старый, пытался достучаться до их виртуальных сердец своими традиционными, замкадскими ценностями и еще удивлялся, почему тебя облаивают. Их рельсы давно отвернули на новый, перспективный, креативный путь, а твои идут в тупик. Они считают себя морально выше тебя, старый ты большевик. Они свободны! А ты все талдычишь: «надо…», «низзя…», «жизнь на алтарь…»

Им это похер. Они субпассионарии в галстуках. Им хоцца – и все.

Не надо рвать сердце в переживаниях за будущее наших внуков. Они улетают на другую планету.

Я не говорю, что наступает конец света, но ощущение такое присутствует.

Поэтому многие старые представления – фтоппку. Что, мол, Европа – передовая цивилизация. Что Америка незыблема. Что молодые опираются на опыт стариков. Ну и т. д. Надо жить просто: так, как диктуют твои убеждения и твоя совесть.

Читаю дальше многочисленные статьи Восканян. Она экономический обозреватель журнала «Однако».

Вот она цитирует западного писателя:

…«За очень редким исключением, наемная работа приносит с собой удушающую скуку, нудную рутину, мелочную зависть, сексуальные домогательства, одиночество, невменяемых коллег, садистов–начальников, молчаливую ненависть, болезни, эксплуатацию, стресс, беспомощность, бесконечную дорогу на работу и с работы, унижение, депрессию, крах моральных ценностей, физическую усталость и умственное истощение».

Еще цитата:

…«Подавляющее большинство офисных работников в любой момент, когда их не контролирует начальство, старается посетить в личных целях Интернет–сайты – от новостных до порнографических, пообщаться по телефону с друзьями, получить больничный под предлогом выдуманной болезни, чтоб хотя бы на пару дней «вырваться на свободу». Одним словом, занимается всем, чем угодно, только бы не работать. Почти 80% офисных служащих самого работоспособного возраста – 30–35 лет – признали, что недовольны своей работой, что она разочаровала их и они опасаются «умереть, так ничего и не добившись». Единственное, что удерживает всех этих людей на их скучной и нелюбимой работе – зарплата. Вот та правда, которая на самом‑то деле может шокировать только менеджеров, мыслящих в категориях «повышения эффективности бизнеса с помощью грамотной мотивации персонала», уверенных, что их сотрудники работают вовсе не за деньги, а ради общего дела, личностного развития и миссии бизнеса».

Ага. Единая команда.

…«Единственное, что точно разрешается в самых строгих офисах, – это пить кофе. Растворимый кофе в кружке–цилиндре на рабочем столе является квинтэссенцией офисной культуры. Взбодритесь, чтобы найти в себе силы заниматься ЭТИМ (вашей работой) и не уснуть!»

…«Мы единая семья», «Все наши сотрудники объединены нашей уникальной корпоративной культурой» – неужели кто‑то и вправду в это верит? Если в офисах и существует крепкая корпоративная дружба, то это дружба недовольных подчиненных против руководства. А радость, с которой все ждут конца рабочего дня и рабочей недели? «Выходные уже скоро» – вот она, реальная мотивация, заставляющая людей сосредоточиться на рабочих обязанностях».

…«Основная масса людей, особенно молодых и работоспособных, не хочет обрекать себя и свою семью на так называемый «скромный достаток», фактически называющийся бедностью. Не стоит строить иллюзий, что, работая в торговых компаниях, банках и рекламных агентствах, они будут относиться к работе с энтузиазмом. Очередной «бонус» за хорошо проведенную сделку и повышение в должности, конечно, подслащивают горькую пилюлю недовольства работой, а ипотечные кредиты и необходимость содержать семью и детей тем более заставят большинство этих людей провести еще долгие годы в своих «офисных застенках».

Хорошо понимая это, мы с Надей заранее решили детям большую часть кабальных проблем, освободив их от кредитного рабства.

…«Несмотря на это, вряд ли все они мечтают о всепоглощающем безделье. Скорее всего, с радостью и намного большей отдачей все эти люди занимались бы той работой, которая им нравится. Человеку, занятому любимым делом, не нужны учебники по мотивации, а подлинный интерес позволяет достичь результатов, которые не обеспечат никакие «бонусы». Работа за идею эффективнее работы за деньги. Тем, кто в это не верит, имеет смысл внимательно изучить историю, в том числе и отечественную. Конечно, можно считать, что все достижения времен СССР – результат жестокого угнетения бесчеловечным коммунистическим режимом. Но этот режим позволял человеку выбирать себе профессию не по финансовым мотивам. И вовсе не из абстрактной любви к своим гражданам, а понимая всю эффективность, в том числе и экономическую, такого подхода. Понимает ее и западный бизнес, формируя свои «мини–идеологии» корпоративного единства, общей цели и социальной миссии, пропагандируя личностное развитие сотрудников, и тем самым пытаясь включить механизмы

нематериальной мотивации человека».

Вот Дима Хохлов сумел найти в себе силы и порвать с этим недужным существованием продавца компьютеров. Эх, какой сюжет для современного романа! Но я его уже не напишу. А главное – для кого? Подхлестнуть протест планктона и подтолкнуть его на Болотную площадь?

По крайней мере, благодаря статьям Восканян я стал понимать причинно–следственные связи бунта креаклов.

Мой ездовой пес очень четко чувствует границу: здесь, в небе я, один, с моим экипажем, а там, внизу – они, единая команда, стая шавок. Я об этом писал с оглядкой, как бы кого не обидеть – ведь они есть часть той пирамиды, что подняла меня вверх…

А почему же они сами не поднялись? Я их презираю.

Я их и раньше слегка презирал и жалел. А сейчас я понимаю, что это – вселенское зло. Когда миллионы людей внутри своих лощеных офисных клеток накапливают ненависть – из их среды выкристаллизовывается Брейвик.

Но я уж что‑то слишком увлекся опчественной жисью. Надо от нее отойти. Слава богу, я только слегка поварился среди офисного планктона и сумел сохранить гордость за свою небесную профессию. Зато теперь я отчетливо понимаю, кто меня критикует. И этого достаточно.

Осмысливая свою жизнь, убеждаюсь, что никогда не плыл в общем потоке. Ну, видимо, у моей индивидуальности хватило сил на то, чтобы быть самим собой независимо от общественных движений. Я равнодушен к моде, к брендам, к богатству, к типовым наслаждениям, вообще к потреблению. Смысл своей жизни вижу в созидательной работе для людей.

Успешен ли я? ХЗ. Для кого‑то, может, и успешен. Для меня мои успехи настолько внутренни, что больше никому и не интересны.

Успешен ли был Гена Ерохин? Да, в работе своей он не допустил ни одного серьезного промаха, по крайней мере, я не слыхал. Он успешно перевез миллионы людей по воздуху.

Успешен ли был Игорь Гагальчи? Да, в работе – абсолютно, его все приводят в пример. А успех или неуспех то, что он потом сел на проходную, касается только его самого.

Эти ребята отдали жизнь служению обществу. Я тоже ему служу, хотя стараюсь всячески от общества дистанцироваться. Держа руку на пульсе обратной связи, я лишь стремлюсь уяснить степень эффективности этого моего служения.

Причем, мое служение обществу не опосредованное, а совершенно конкретное. Я перевозил конкретных людей на большие расстояния. Я написал для них несколько книг, непосредственно оказывающих влияние на умы. Не считаться с этим, отмахнуться – было бы неразумным.

Так успех это или так, словеса?

Для меня лично успех уже в том, что шел своим путем, практически не нуждаясь в поддержке, помощи, поводырстве других людей. Я – сам Ершов. Я себя реализовал.

Такие вот размышления на исходе года.

Перечитываю отлежавшиеся свои рассказы, семилетней давности. Жизнь сильно изменилась, авиация изменилась, мое мировоззрение во многом претерпело изменения – но суть моих опусов и сейчас жива, и неплохо было бы, если бы нынешние пилоты–операторы их перечитали.

Еще и еще раз критически обсасываю свои сентенции о Мастерстве, пытаюсь анатомировать мои яканье и гордыню, колющие глаз критикам. И как перед богом, не откажусь ни от единого слова. Критики же, а также все те, кто призывает быть поскромнее, и тому подобная серость ординара – теперь выкристаллизовались для меня в презренное понятие: офисный планктон. И их таких – миллионы. Миллионы неудачников, посаженных судьбой на ненавидимую цепь скуки, заработков, кредитов, ипотеки… и зависти.

Я не для них писал. Они сгинут без следа, удобрив разлагающуюся почву общества потребителей. Это общество долго не протянет, распадется, ему на смену придет другое общество, более жизнеспособное. Может, хоть там мои сентенции найдут отклик.

Ни грамма не сомневаюсь и давно уже не задаю себе риторического вопроса: а может, я неправ? Я прав. В обществе, смачно заглатывающем гной разваливающегося Запада, я проповедую простые, традиционные, так уже надоевшие, набившие самой Европе оскомину нравственные ценности. Пидорам они опротивели – пидорам хочется свааабоды. Хачююю. И вот уже в Штатах легализуют продажу марихуаны.

История рассудит. В этом плане моя совесть кристально чиста. Я чувствую в себе силу убежденности.

Перечитал последние главы Летных дневников да несколько рассказов из Откровений. Представил себе, что вот это прочитали уже десятки тысяч людей… даже страшно стало. Но уверен: и дальше люди будут и будут это читать. Интерес к моим опусам на Прозе устойчивый. Народу надоела лабуда всех этих детективов: иронических, педерастических и прочих; люди устали от повторяющихся описаний, выдуманных коллизий, в миллионах их сочетаний. А так, как пишет Ершов, вроде и примеров похожих в авиации нет.

Потому что я пишу не для бабла, не для впопулярности, не для пыли в глаза.

Но одним из главных выводов прошедшего года для меня является следующий: раньше я жалел подавляющую массу современной молодежи; теперь же я ее презираю. Я ошибся в оценке своей предполагаемой аудитории. Она не дорастет и не дозреет… ее задавит ипотека, ее обезволит аэрофобия, ее сгноит зависть, ее растлит западная идеология. Она так и помрет в офисах, ненавидя себя и свою работу.

Авиация и внедряемый в души гедонизм находятся на разных полюсах.

Читаю очередное интервью летчика Литвинова, глянул по Ютубу его выступление на концерте в поддержку этого ё–мобильного Прохорова… ну, Литвинов стал пилот–клоун: и рубаха‑то красная, и белое кашне… забывшийся гаер с высшим образованием: его используют, а он и разлаялся. И вроде ж правильные слова говорит, оч–чень правильные, но мой вкус его не приемлет. Вот воротит, и все. Вот чувствуется фальшь. А я своему вкусу привык доверять.

Еще на авиа ру обсуждается статья одного думающего КЛО из ЮтЭйр об уроках казанской катастрофы: очень обширный, весьма глубокий разговор. Денис подключился. Речь, собственно, о недоученности наших пилотов.

Я бы все эти статьи и прочие выступления, ахи и охи, свел бы к простейшей формуле. Пилотов нет, подобрали весь отстой, подмели все сусеки… а теперь удивляемся. Вот и летает этот отстой, эти ошметки, наспех переученные; и суть человеческого фактора в катастрофах – не в совокупности причин и пр., а внутри личностей за штурвалом. Общая деградация общества, дорвавшегося до утоления вожделений.

Той тонкой работы над собой, которая еще просвечивает в Денисе и в немногих ему подобных пилотах, нет и в помине. Пошел грубый помол – и это везде и во всем.

Еще вспомните не раз мои Раздумья ездового пса, еще помянете Ершова…

Хорошие, верные слова Розанова:

…«Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы должны ее любить, именно когда она слаба, мала, унижена, наконец, глупа, наконец, даже порочна. Именно, когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, — мы и не должны отходить от нее…»

Я вычитал их на Прозе, выложенными у некоего Юрия Прокуратова, днепропетровского самопального литературоведа. Засел тогда за все его литературоведческие труды.

Прочитал внимательно около двух десятков статей Прокуратова, и накатило какое‑то мерзкое чувство. Талантливый, в общем, человек, но видит все через гнусную призму одних недостатков. Да еще заражен политикой, антисоветчиной… и ничего ж сам не предлагает. Закрыл я его для себя. Но учитывая, что для аффтара нет авторитетов в русской классике, за исключением одного только Розанова, которого он прям обожает, обращусь к последнему. Авось меня тоже озарит.

Ага. Да и Розанов, собственно, такой же: и Гоголь‑то у него плох, и Щедрин, и Белинский, и прочая, и прочая. Да и сам Розанов – нечто эдакое, выдающееся–философское, не всем понятное, вещь в себе, русский Къеркегор… фигня. Он ничего не написал, кроме философских построений, литературной критики… и еще типа дневников. Гершензон его за них ох и хвалит. Хотя… а кто ж такой этот Гершензон? Дык… типа посредник. Вокруг да около…

Философия для меня вообще херня. Я человек сугубо реальный, лопате молюсь.

Что сделал Розанов для русской литературы, для православной религии, для познания человеком себя, для прогресса? История должна была бы рассудить. Прошло, считай, сто лет – да больше, ибо в старости (62 года) он уже был бесплоден, как вот, к примеру, нынче бесплоден я. И что? Где тот Розанов? И где так критикуемые им Толстой, Чехов, Гоголь?

Розановым зачитываются креаклы, возненавидевшие прохождение в школе русской литературы. И что они сами‑то дают человечеству? Обществу потребителей… Болотную площадь?

Я же, к примеру, как любил Толстого, так и люблю. А тех, кто фанатически его критикует, шлю нах. Так же точно и с Гоголем. Слон и моськи.

Поэтому я и послал этого Прокуратова. Он уж слишком вцепился во все то, что, как ему кажется, помогает отряхнуть с себя путы соцреализма. А уж как он Горького ненавидит!

Но разумные мысли я приму от любого человека. Как, к примеру, вышеприведенное высказывание Розанова о Родине. А на его религиозно–философски–эротические взгляды мне плевать, как и на еврейский вопрос.

Еврейский вопрос. Ой вэй. Для меня его не существует. Есть простой ответ: делай свое дело, будь порядочным, не прыгай в глаза, заслужи авторитет делом, покажи руками – и я с удовольствием сяду с тобой на равных за одним столом. Как вот за честь почитаю – с Гульманом.

А Горький есть Горький. Песня о Соколе, Песня о Буревестнике и сейчас для меня как светоч:

«Я знаю Солнце! Я видел Небо!»

«И гагары тоже стонут… Им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни – гром ударов их пугает»… пидарасов.

Къеркегоров с Розановыми и Гершензонами фтоппку. Я – не нуждаюсь. И пусть креаклы и слюнявые бездельные интеллигенты забросают меня камнями – пошли и они в задницу. В семьдесят лет я выработал свои собственные взгляды на жизнь

На форуме вновь тема об авторитарности КВС. И вновь вторые пилоты предъявляют претензии.

Мне кажется, авторитет КВС, особенно старой школы, упал нынче из‑за двух причин. Первое – изменилась философия полета в сторону буквального, до запятой, исполнения процедур. Полет по понятиям старого капитана теперь считается чуть ли не преступлением. И это, в общем, объективно, — правильно.

Второе – в авиацию хлынул поток продвинутой молодежи. Для нее не существует авторитетов вообще. А уж по возрасту – и вовсе порется чушь, типа: вы, старые дураки, упертые, а мы грамотнее вас, а нынче грамотность превалирует. Мы проворнее используем гаджеты, чем вы – свой жопомер.

В пору моей летной молодости авторитет КВС в небе был непререкаем. Командир старше и опытнее тебя, а значит, обладает золотым багажом всех знаний, в том числе и практических. Гляди ему в рот – и верь. И если ты ему покажешься, то он научит. А не покажешься – может и карьеру испортить, всего парой слов. Вспомните эпизод в фильме «Экипаж».

Здесь я полностью согласен с подобной же идеологией Великого Летчика Евгения Кравченко: никогда в сложной ситуации не вмешивайся в дела командира – на то он и командир.

А нынешняя философия гласит: в кокпите два равноценных пилота, только у одного из них вдобавок еще есть право типа принимать окончательное решение. Но верное ли оно, это решение – вот в чем вопрос, зудящий в жопе молодого второго пилота. И спор уже идет о том, когда второму пилоту нажимать кнопку ухода на второй круг, если капитан чуть замешкается на ВПР.

В мою пору такие случаи вообще были единичны. Попробуй тронь ту кнопку – тут же по рукам получишь… а то и по шее. Командиры как‑то умудрялись на ВПР принимать верные решения. Я сам свидетель, и описал, как, к примеру, Горбатенко садился в Горьком при нижней кромке метров 45. Я испытал тогда восторг.

Конечно, бывали случаи, когда только вмешательство второго пилота могло еще как‑то спасти ситуацию Но то были отступления от общего правила, допущенные самим разгильдяем–командиром, и второй пилот был просто шокирован. А нынешний второй пилот в подобной ситуации накатает на меня жалобу и откажется со мной летать. И будет абсолютно прав. Да, впрочем, и в мои времена отказывались, я об этом уже писал.

Нынешняя авиация – бзделоватая и недоверчивая друг к другу. Бесчеловечная, одним словом.

Да и как иначе – если экипаж знакомится‑то друг с другом за час до вылета.

Но я‑то, с восторгами своими насчет искусства пилота–инструктора Горбатенко, к тому моменту трижды уже побывал в шкуре КВС. А мальчик пришел из Академии, у него навоз 200 часов, и ни одного самостоятельного. Я‑то – понимал! А мальчик собственно в полетах ни хера вообще еще не смыслит – разве что только в кнопках пытается разобраться, и то путается.

Границы же в воздухе размыты, я об этом не устаю твердить. Там, где мальчик со страху лишь испортит воздух, я приму решение на зыбкой грани; это потребует лишних секунд.

В Казани вон даже вроде опытные авиаторы – но не пилоты, а операторы, – не вписавшись в курс–глиссаду, нажали кнопку ухода, машина поперла, а они и растерялись, да еще сирена над ухом… Дрожащими руками – в первый раз‑то – стали толкать штурвал…. Ну и т. д.

Я все это прекрасно понимаю как старый пилот. А молодые пилоты, как и простые паксы, жопой этого не чуяли никогда; они не понимают, как это за 10 секунд проскочить высоту круга! Это же кажется так просто – перевести в горизонт!

Я, уже и с налетом 15 тысяч часов, бывало, проскакивал. Бывало. Иногда это далеко не так просто, как вам, сопливым, кажется.

Но, ребята, история открыла перед вами широкие ворота. Дерзайте, набирайтесь своего опыта, набивайте шишки сами. Потом все устаканится, и в зрелом возрасте вы тоже будете ухмыляться, когда вас упрекнут дилетанты со стороны.

Да, таки прав оказался незабвенный Скрыпник. Понятие человек–функция возобладало.

Армянский журналист–споттер Армен Гаспарян ведет хороший, красивый, умный, грамотный блог в ЖЖ. Недавно и меня там помянул, разместив цитаты из моих Дневников под прекрасными фотографиями Ту-154. Пришло 65 отзывов читателей, тоже помянули люди меня добрым словом. Там у него и про Ан-2 прекрасный репортаж, и вообще, он умница. Спасибо молодому человеку, журналисту, фанатику авиации. Я его блог оставил у себя в Избранном.

Прочитал большую статью в Википедии про попа Гапона (это к годовщине Кровавого воскресенья). Ну, человек он был страшно амбициозный, тянул на фюрера всех революционеров, эмоционально спровоцировал даже первую русскую революцию… но ввиду своей малограмотности был позиционирован в кругу ррреволюционеров как парвеню, а чтоб не мешался под ногами, его потом просто удавили.

У Навального прослеживаются отдельные черты Гапона, но до харизмы попа–трибуна Навальному не дотянуться, да и сребролюбец он; Гапон же был аскет, фанатик. Главное же различие я вижу в том, что Гапон жизнь положил за рабочий класс, а Навальный пнётся стать знаменем борьбы против правящей верхушки, неважно в чьих рядах и каким способом.

Дискуссия на авиа ру по урокам казанской катастрофы перешла в безнадежную плоскость: все рушится – и что делать? Как жить? А потом ветка пропиталась лаем и политикой и перестала меня интересовать.

Я уже не задумываюсь над путями спасения российской авиации. Ее спасет только время. А катастрофы еще будут – как же без них. Профессионализм упал, отрасль аморфна… да пусть ваш сраный рынок расставляет все по местам. Разговор можно будет вести через несколько лет, когда определятся направления: либо своя техника, либо импортная; либо частное обучение пилотов, либо государственное; либо управление государства отраслью, либо дикий неуправляемый бизнес. Катализатором же процесса, естественно, будет кровь пассажиров и неизбежная, все возрастающая аэрофобия.

Мое дело было – показать летную кухню, чтобы как‑то просветить обывателя; ну и дать ему примеры высокого служения. Ну, дал. А вы уж, в меру своей нравственности, хотите – верьте, хотите – нет; хотите – стремитесь, хотите – посылайте меня нах.

Пока ручеек свежей молодежной энергии еще подпитывает авиацию, есть надежда. А когда жлобство компаний, с их стремлением к уменьшению пилотской зарплаты, его затопчет и не станет главного, материального стимула, немногие альтруисты–энтузиасты авиацию не спасут.

Но полностью авиация не погибнет. Даже в Папуа–Новой Гвинее летают… а иные попуасцы ж еще до сих пор людей едят. Задворки авиационного рынка.

Думается, нынешние энергичные усилия правителей по усилению роли вооруженных сил страны подпитают затухающее авиастроение. Так что о задворках нам в России говорить рановато. Наступает любопытный период, результаты которого проявятся лет через десять… если доживу и не утрачу интереса, то увижу.

Но заглядывать на десять лет вперед я не пытаюсь. Я уже принял роль стороннего наблюдателя и пока стараюсь просто быть в теме, чтобы потом не удивляться, разинув старческий рот, что что‑то значимое пролетело мимо меня. Как долго это протянется, зависит только от здоровья.

С утра продолжил правку на Прозе «Практики полетов». Там еще с давних времен какой‑то вирусишко застрял в тексте: какие‑то значки, прерывающие отдельные слова; кроме того, половина текста без абзацев. Вот я вчера вечером перед сном и занялся; сейчас завершил.

Попутно вчитывался в текст и остро чувствовал своевременность некоторых своих старых мыслей. Я понимаю, что молодой современный пилот сюда не заглянет. Но все же у него в процессе роста над собой вопросы накопятся, и тогда он, может быть, вспомнит о Ершове, перелистает мои опусы.

Но так же остро я ощутил и резкое устаревание этого труда в общем. Двадцать лет назад – да, он был бы актуален. А сейчас тонет в тине времени.

Я всегда чуть отставал. Единственное, что, возможно, я создал вперед всех, – это «Страх полета». А ведь я задумывал его просто как иллюстрацию.

Поразила меня вчера статья эксперта Карнозова о сравнительных результатах деятельности фирм Эрбаса и Боинга, о перспективах на будущее.

Обе компании идут ноздря в ноздрю, где‑то опережая друг друга, где‑то отставая – на какие‑то процент–два. Но речь там идет о создании сверхтяжелых и сверхдальних лайнеров, причем, счет им идет на тысячи. Ничего подобного Россия уже никогда, ни при каких обстоятельствах не создаст. Нет, ну, 13 Суперджетов в этом году слепили. Так Суперджет по сравнению с хотя бы Дримлайнером – мотылек; я уж не упоминаю А380 или В-747–8.

Выступая по итогам года, президент французской фирмы даже не упомянул о мелкоте, вроде Эмбрайеров или Бомбардье. Их для него вроде как и не существует. А про какой‑то там русский самолет они и вообще не слыхали. Ну, что‑то там эти русские сколотили, на любительском уровне… из чугуния… тоже ж вроде типа авиационная страна…

На форуме идут дебаты по этой больной теме. Кто виноват, что делать, кто вытащит…

Это примерно как те папуасы, обгладывая жареную руку, выплевывают ногти и судачат о приготовлении суфле. Пардон за натурализм.

И еще одна крамольная мысль. Вот мы все на многочисленных примерах убеждаемся, что Европа прогнила, что она деградирует и т. п. А Европа таки пока еще способна тысячами производить современные аэробусы, которые даже кое в чем превосходят американские. И вроде ж та Америка тоже загнивает, у нее перманентный кризис, она в финансовом пузыре… А самолеты производит классные. Что это – инерция?

Если бы Россия сохранила в себе дух и дождалась, пока обрушится Запад…

Ага. Если бы жабе хвост…

Смотришь эти бесконечные, похожие один на другой фильмы. Там кипят стрррясти. Там пальба, там бьют морды, там гоняются на машинах, льется кровь рекой, бабы орут в истерике, мужики рвут стометровки в спринте по крышам автомобилей, там фальшиво–крепкие объятия, там каменно–спокойные лица с фигой в кармане, там в постели во время секса решаются вопросы.

Я прожил много лет, дожил уже до настоящей старости, был пилотом и писателем. Казалось бы, жизнь, полная адреналина. А оглянешься…

Никогда я за всю жизнь ни с кем не дрался. Никогда никто на меня с ножом или пидсталетом не нападал. И в постели я вопросы не решал. И бабы у меня в истерике не визжали. И спринт я не рвал никогда. И на машине с визгом колес не гонял. И дети не давали повода наживать инфаркт. И кровь рекой не лилась.

Что – я в аквариуме жил? Или все‑таки жизнь не такая, как нам ее преподносят сценаристы? Или все‑таки люди такие вот дураки, что вечно ввязываются, а я такой вот умный, что все камни обошел? Или я премудрый пескарь, или я человек в футляре, рыбья кровь?

Да жизнь‑то прекрасна – а вы там выдумываете сюжеты… из пальца высасываете, воспалЕнными мозгами своими… горожаны.

Ну, было: раз украли у меня документы. Раз угнали машину. И что – от этого жизнь стала хуже? Что – я так уж там страдал? Ну уж хрен. Я сумел найти столько хорошего в обыкновенной жизни, что эти неприятности быстро замылились… да я уже и забыл о них.

Я умею находить прекрасное каждую секунду – и гармонию во всем. И это продлевает мне душевное здоровье, а значит, и жизнь.

Интересная мысль:

…«Во времена хрущевской оттепели в театре–студии «Наш дом» у Марка Розовского была миниатюра, состоящая из одной фразы. Выходил человек на сцену и говорил: «Ну что я мог сделать один?», за ним выходил другой и тоже повторял: «Ну что я мог сделать один?», затем – третий говорил то же самое. Постепенно сцена наполнялась актерами, которые строились в ряды, бодро маршировали и скандировали: «Ну что я мог сделать один?»

А я вот смог сделать кое‑что – один. Сам, бля. Без ансамбля. Но это не повод для гордыни, а лишь – для самоуважения.

Сейчас перечитал несколько глав из «Рассказов ездового пса». Двойственное чувство. С одной стороны, многое устарело. Ну, я именно вот так тогда, десять лет назад, понимал ситуацию. С другой – даже некое предвидение. Для посвященных особенно бросается в глаза, как все изменилось и как отстал от жизни Ершов. Для непосвященных большая часть моих опусов и сейчас – откровение.

Что сделано, то сделано. Творчество Ершова вошло в историю нашей авиации и воспринимается как данность. Для этого понадобилось девять лет – с момента первой публикации «Раздумий» в марте 2005–го.

Сижу себе, и какое‑то чувство горечи гложет душу. Вроде клялся, что ни строчки больше… а вот тянет еще что‑то написать – такое же вкусное, как рассказы Кондакова или Баравкова. Но уже ж вроде всю жизнь свою перебрал, и неописанных эпизодов больше не осталось. Вот и ломаю голову. Может, еще порыться в старых тетрадках? Может, я что‑то выпустил важное, либо хоть и выбрал лучшее, но в отвалах еще можно покопаться?

Ну не совсем же я усох душой. Попробую полистать дневники.

Полистал. Там одно нытье. А про полеты я высосал все.

Поэтому и горько. Но симптоматично, что творческая жилка вновь зашевелилась.

Делать в доме нечего. Весь вечер беседовали с Сокериным. С утра почитал кое‑что о его летной деятельности. Все‑таки человек в 25 лет был уже КВС Ту-16 и имел 27 дозаправок в воздухе (крыльевая заправка!). А в 29 лет учил этому других и мог показать, как ЭТО делается, причем, на вираже, – это по отзывам обучающихся. Самый молодой и самый летающий Командующий авиацией флота, Заслуженный военный летчик РФ. Неравнодушный человек.

А я становлюсь человеком равнодушным. Сижу себе, скачиваю романсы… иной так торкнет в сердце…

Но это не авиация. В авиации нынче командует кто угодно, только не пилот. Презренный пакс талдычит, что он – мой кормилец, а значит, я, Пилот, должен перед ним прогибаться. Да пошел он нах. Поездом он все равно не поедет, а значит, придет и попросится, чтобы я его отвез. Вот и все. Я его закрою поплотнее, кормильца, чтобы не вонял… со страху‑то, и довезу.

Я – один, ну, естественно, с экипажем, – перевожу миллионы таких как ты. Если ты откажешься лететь – хрен с тобой. Если откажется еще сотня таких же – и с вами хрен. Миллионы остальных – не откажутся. А вот если откажусь я?

Да не в чем тут сомневаться и не о чем рассусоливать. Независимо от степени жадности моего хозяина, достоинство пилота никто не имеет права топтать. В воздухе покупатель далеко не всегда прав, а капитан – всегда.

Вот эти всяческие отношения как‑то отодвинули мою авиацию в дальний угол. Не моим оно становится, это околоавиационное верчение.

Извел тонны музыкальной руды, накачал папку релаксационных мелодий, вот прослушиваю. Люблю за рулем, когда они негромко звучат. Так спокойно тогда ехать. Сидишь и купаешься в изысканной мелодии. Уж вкус музыкальный я за семьдесят лет таки выработал. Иногда хорошо аранжированная примитивная музыкальная фраза, уложенная на четкий, крепкий ритм и в меру инструментованная, да еще обыгрываемая в неповторяющихся вариантах, со все большим обогащением тембрами и нарастанием напряжения, – дает больше, чем утонченное нечто эдакое, размывчивое… в обдолбанных мозгах композитора.

Слушаешь… и жизнь становится блаженно–прекрасной.

Нарыл тут богатый сайт «Музыка планеты»; уж поковырялся там, скачал десятка два прекрасных мелодий, в частности, танго. Итальянские уж очень изысканны. Там царствует не аргентинский бандонеон, весьма непритязательный по звуку, а роскошный пятиголосный аккордеон, типа Фиротти или Скандалли. Хотя техника исполнения и у тех и у других превосходная, виртуозная, чувственная. Наслаждаюсь.

На авиа ру кто‑то начал хвалить блог Дениса Оканя. Блог серьезный, на нем Денис делится своими размышлениями о летном профессионализме, облекая их в форму фотоочерков. Ну, все хвалят, благодарят, ветка на форуме растет. Потом со дна форума поднимается посредственная зависть, человеческий сорняк, крапива, чертополох, и начинает жалить и колоть. Так они реализуют свою несостоявшуюся личность. И начинается срач. Денис пока мудро молчит, но я знаю его характер… может и сорваться.

Я ухмыляюсь. Через эти тернии я уже продрался. Кстати, на ветке задан и одиозный вопрос провокационного плана: а как, мол, в профессиональной среде считают, кто круче – Окань или Ершов?

Ребяты. Вы бы лучше задумались о собственной человеческой состоятельности.

Половину вечера читал мемуары военного летчика, начинавшего учиться сразу после войны, еще на Ил-4, потом им пообещали Ту-4, а летать довелось на Ил-28 и Як-25.

Ну, прямо скажу, большая часть отведена отношениям на службе, а собственно полеты описываются скупо: вроде ж как в авиации служил – так, мол, без этих, как их… самолетов – не обойтись. Но если бы можно было обойтись – явно обошелся бы без описаний… чего уж там особенного в тех самолетах. Вообще о самолетах – практически ничего; о полетах – несколько случаев. Человек явно был больше офицер, чем летчик. Но пишет грамотно… писал… Умер он недавно – так вот дети выложили мемуары, глав двадцать, на Прозе.

Да, Вася. Пока что лучше, интереснее, чем ты, авиационных мемуаров или дневников не написал никто. Ну, истребитель Механиков, признай. И даже тем, кто приближается – до тебя далеко. Принимай это просто, без гордыни. Ну так вот звезды расположились, что тебе даны были и мышление, и способности, и грамотность, и талант, и нравственность. И была сверху команда, призыв: пиши! Пиши, но помни: ты отдаешь долги. Увлекай!

Ну, увлек. И получил от благодарной аудитории сполна: и оплевали, и раскритиковали, и обвинили, и заподозрили… Но и приняли.

Вот кому‑то дает интервью заместитель генерального конструктора Суперджета и мимоходом упоминает: «Помните, как Ершов описывал?..» Все время натыкаюсь на упоминание своего имени.

Никакой гордыни. Я вкалывал как проклятый и заработал горбом свой авторитет.

Но не дай бог эти вот строчки, написанные в дневнике, попадутся на глаза людям – тебя, Вася, тут же разнесет на клочки воинствующая, завистливая, невежественная посредственность.

Ну а чего тебе, собственно, надо? Признания литературных критиков? А кто они, эти, попрятавшиеся по щелям мэтры? Ну хоть одного назови, чтоб на слуху. Эти… распределители премий? Да они за рупь муху в поле загоняют.

Или тебе хочется внимания редакторов из популярных издательств? Типа Татаринова?

Или благословения престарелых писателей – классиков соцреализьму?

Тебя признал читатель – вот главное. Даже так нелюбимая тобой нахальная и беспардонная молодежь признала Ершова как данность.

Сиди и молчи. Ты все сказал.

Или все‑таки еще хочется, подмывает – дрыснуть в глаза? Чтоб же ж тебя еще раз похвалили… зачетка работает…

Нет. Не хочется. Я стал слишком требователен к себе и понимаю, что планку уже так высоко не подниму.

Я просто с тоской думаю: ну чем же заняться, завершив литературные труды?

Мои опусы читают и думающие люди. И как это ни странно – никто не осмеливается их публично оценить с литературной и общественной точки зрения. Они не вписываются в общепринятые каноны. С одной стороны, в них присутствует мощный нравственный посыл. С другой – интересная, неизвестная раньше, романтическая, информационная составляющая. С третьей – чистый, литературный, доступный и элите, и простому люду язык. С четвертой – полное отсутствие интриги, клубнички, крови и конфликтов.

И вот – с какой стороны подступиться критегу?

Ну, к примеру, вот что мне пишет пронзенный читатель:

…«Удивительна и, я бы сказал, на редкость обаятельна Ваша проза, Василий Васильевич. Она не просто нравится, она покоряет с первых же минут прочтения. Сочность, лаконизм, оригинальность стиля и самого видения жизни сразу же уверяют в том, что талантливый человек талантлив во всём. Для авиаторов Ваши произведения — какое‑то абсолютно понятное, роднящее и питающее душу чтиво. Ассоциативно это всё равно что мёд кушать, и оторваться чрезвычайно трудно. Мне особенно импонирует в Вашем творчестве то, что помимо всех прочих достоинств автора, вы — истинный Мыслитель и Человек с большой буквы. Кланяюсь Вам до самой земли. С величайшим уважением…»

Одни эмоции. Насчет мыслителя он, конечно, загнул. А вот проанализировать, чем же мое чтиво таки полезно людям, почему востребовано… ну и прочая интеллигентская галиматья… этим никто не осмеливается заняться подробнее.

Я, по зрелом размышлении, конечно же не претендую на лавры классика. Но когда смотришь на фон… ну ничего ж подобного никто не написал. И мне что‑то боязно: а не слишком ли я самоуверен? Может, мимо меня пролетели великие творения, а я и не знал, зашорившись от мира?

Правда, вопрос: а в чем их величие? И прямо скажите мне: какое произведение вошло в историю? «Плинтус» Санаева? Когда многотысячные поклонники обсасывают пресловутый Плинтус, то у них доминантой идет: «и у меня тоже было такое детство». Ага. Золотушное.

Ну и что? А выше? Еще выше? Пшик.

Я хоть и примитивно, хоть и за уши – а тащу человека вверх, к Небу, я показываю ему Высокое, Настоящее, Благородное. Я освещаю и восславляю вечные и основополагающие человеческие истины: труд, развитие Личности, терпение, взаимопомощь, вечную борьбу со стихией, жертвенность ради высоких идеалов. Это всегда входило в обойму классики. И если бы не слабый язык моих произведений, не скупость палитры, не отсутствие гадюшных человеческих отношений, завитушек, эпатажа и всяческого оживляжа – оно б тянуло. А так – нет, не тянет. Да – вошло в историю… но в узких кругах. А Плинтус – тоже вошел, и тоже в узких кругах: питерских и московских клоповников, в которых среди человеческих отношений выросли мои золотушные зоилы. И их – миллионы, теснящихся в узком кругу МКАДа.

Беда в том, что к высокому тянется гораздо меньше людей, чем к жвачке. Высокое прячется в глубинах, а жвачка наверху, она популярна, она не тонет, она для всех… пожевал и выплюнул.

Что ж. Твой ледокол завершил свой путь. Бока помяты… но во льду застывшей авиационной литературы пробит проход. Не затянулся бы только. Но где же караваны?

Караванов пока нет. Так, отдельные суденышки шмыгают. Появилась масса блогов от новоиспеченных пелодов, все похожи один на другой, где превалируют либо отношения, либо растекается серая описательность, приукрашенная массой однообразных фотографий. Это ж несложно: купил фотоаппарат – и щелкай себе. А зритель–читатель доволен: фото – уже в студии! Только листай. Жуй! И шквал оценок, типа вау.

Да и откуда бы нынче, в век прагматизма, в век погони за долларом, взяться призыву к высоким идеалам? Даже у Дениса доминантой идет святое следование правилам, а кружавчиками – обязательные комплименты самолету и красивые фотографии антуража.

Это как если бы оператор станков с компьютерным управлением в цеху, производящем болты и гайки, попытался описать процесс так, чтобы загорелись сердца.

Поэтому абсолютное большинство народа так и говорит: да чё там – работа и есть работа. Подумаешь…

А прочитав Ершова, большинство из того меньшинства, которое его вообще читает, все‑таки загорается. А остальные не вчитываются, их отталкивает: то ли сложность, то ли страх, то ли возникающее чувство собственной неполноценности.

Тут недавно в блогах наткнулся на резанувшую слух фразу. Некий Сергей Гончаренко, aka Экономайзер на Прозе:

…«Несколько лет назад, читая ужаснейшую (в смысле художественного качества) повесть Василия Ершова «Страх полёта», я подумал, что неплохо было бы создать антиподы всем тем персонажам, которые в этой повести фигурировали, особенно нужен антипод Диме – молодому лётчику, над которым автор поизгалялся вдоволь. С детства не терпящий старческого брюзжания, я проклинал не бедных героев, а автора, который сшил для них такие костюмы, которые трещали по швам и совершенно им не шли.

Молодость и авиация – это звучит, это стильно, это, если хотите, гламурно. Старость и авиация – это просто отвратительно».

Попахивает стилем небезызвестного Урана; кстати, аффтар заикается о своей прошлой учебе Литинституте.

Я нашел его страницу на Прозе, этого Экономайзера. Там выложена его повесть о мужской дружбе. Ну, таких повестёв – пруд пруди. Читателей у него набралось пара тыщонок. Но он так понимает, что вот его опус – таки шедевр, а этот ужаснейший Ершов – брюзжащий старик… далекий от стиля и гламура…

И этот околоавиационный мудак, причем, давно, по его словам, увлекающийся авиацией, не может понять, что пилот набирается опыта только к старости, пройдя и щенячий восторг, и стиль, и гламур, да и похоронив немало своих товарищей.

Я тут на курорте взял в библиотеке бессмертного Сервантеса и попытался‑таки вкуриться и понять, что же хотел мне донести через века великий. Терпеливо прочитал первые главы; дальше – уже с трудом, по диагонали. Ну муть. Словоиспражнение, пышное, испанское, средневековое, а за ним – прописные истины, преподанные в каком‑то несерьезном духе, мимоходом.

Мне стало обидно, что я такой вот дурак. Для словоблудия милионов креаклов в течение 400 лет Дон Кихот был такой лакомой пищей, оказался таким взрывателем всяческих веяний и философий, таким полем для интерпретаций… Ну и что это дало нынешнему 21–му веку? И что это дает мне?

Я тоже романтик, но моя романтика реализуется через конкретные связи с реальной жизнью. Герой Сервантеса вызывает во мне досадное чувство напрасно потраченной энергии – и самим Дон Кихотом, и его создателем, и последователями автора, и интерпретаторами разных мастей, всеми этими режиссерами–новаторами, анатомирующими человеческую душу. Так же точно я отношусь сейчас и к великому Достоевскому: ну не те времена.

Ну да, Сервантес тогда был первый; тем он и велик. Потом число последователей поперло валом, но сначала быть первым означало публично подставить себя под общественную порку.

Я тоже пережил кой–чего за свой век. Но размышлять о единстве в человеке двух начал – романтики и прагматизма – не буду. Нечего мне об этом рассусоливать. Я сейчас уже в том возрасте, до которого Сервантес не дожил, и знаю на собственном хребте цену восприятия двуединого в широком кругу.

Времена беззаветных, благородных, жертвенных, романтических героев прошли. Сейчас век голимого, тупого, биологического прагматизма. И даже нынешние редкие язычки романтики подпитываются чисто меркантильными, эгоистическими интересами. В небо идут люди, желающие воплотить свою мечту о полетах, но, извините, – за хорошие бабки. Либо платишь ты и тебе дают летать–порхать вокруг аэродрома, либо платят тебе, и ты тупо пашешь на галерах.

Ну такой народ пошел. Ему того Сервантеса не надо.

И мне не надо. Обойдусь прекрасно. Обошелся. Там чтобы осилить один только сюжет – многа–многа букафф… на фиг надо.

Здесь, мне кажется, уместны слова самого Сервантеса: «Всякой комедии, как и всякой песне – своё время и своя пора».

Вчера мне тут девочка из какого‑то трижды занюханного московского телеканала написала: мол, у нас тут намечается разговор об аэрофобии, так приглашаем вас на токовище, расскажете о своих книгах; запись будет 6 марта на улице Правды, 24.

Я слегка язвительно, по пунктам, выразил ей свою позицию касаемо токовищ. Первым пунктом было: «Я проживаю в Красноярске». Пожелал удачи в борьбе с аэрофобией и откланялся.

Вот – компетентность журналюг. Они там полагают, что все эти ершовы должны обретаться в столице. А как же, мол, иначе.

Осмысливаю политику, и посетила мысль. Любой руководитель государства приходит к власти путем тех или иных манипуляций общественным сознанием. И что интересно: с развитием информационных технологий все чаще и чаще общество делится на два примерно равных лагеря; на демократических выборах побеждает чуть больше половины голосов. Да и эта половина голосов подбирается в два тура, путем манипуляций и кооперации всяческих партий, причем, напрямую людей не спрашивая. А учитывая, что и в голосовании принимает участие не весь электорат, – получается, победу в демократических выборах одерживает едва ли его четверть. А три четверти населения могут быть против, и проигравшая партия потом выводит их на майданы. Но закон защищает представителей победившего меньшинства. Лучше, мол, человечеством ничего не придумано.

В результате же руководят страной тайные силы, иной раз и вообще из‑за рубежа.

Так что ваша хваленая демократия таки плоха. А насчет выражения Черчилля, что ничего лучше все равно не придумано… так лучше – для кого? Для олигархов, и правда, лучше такой вот демократии ничего нет.

Поэтому старый ездовой пес противник демократии. А вы, молодые щенки, ведитесь.

Иной раз победитель на выборах, умело руководя государством, постепенно поднимает свой авторитет и набирает рейтинг популярности. И тогда получается, что он – таки представитель теперь уже большинства. Ну, вот, к примеру, Путин.

Но сколько таких победителей во время своего правления, наоборот, теряют авторитет? И где гарания того, что общество не выберет следующего – еще хуже? Что – поднимать и поднимать уровень политической активности общества и сводить таким вот образом вероятность ошибки к минимуму?

Мне в таком обществе было бы неуютно. Я за сорок лет насмотрелся на донельзя, сверх меры политизированную Украину.

На ночь перечитываю «Волкодава». Все‑таки талантливая писательница и поэтесса Мария Семенова. Очень добротно у нее все уложено и состыковано. Просто, понятно, красиво и увлекательно. Мне такое и не снилось. И те самые нравственные ценности она преподносит очень естественно, с хорошим русским колоритом.

Так им же подавай Гарри Поттеров, Алис в стране чудес, да этих… Властелинов колец. А руссиш швайн у нонешних рюкзачков как‑то не канает.

Наткнулся на статью журнализдки… как ее… да хрен с ней, с фамилией… из своры кашиных и протчих; им прибежище – Еху Москвы. Это откровенные враги Путина и путинского курса. Ну, гады. Путин сам откровенно назвал Венедиктова врагом. Но… это одной рукой. А другой – поздравил с днюхой, чем‑то там наградил. То есть: Путину важно наличие легальных, открытых врагов, как фон, как противоборство, как иллюстрация от противного. Он их контролирует, а раз держит – значит, так надо.

Но эта сучка поет, что Путин ведет страну к войне, что Крым для России не важен, важно то, что идем, мол, к фашизму. А ей, надо полагать, ближе бесценные жизни наших мальчиков, которых ну прям гонят на убой.

Ну, еще Веллер правильно сказал о том, что первично, а что вторично: либо бесценная жизнь индивидуума – либо судьба Отечества, за которую поколения тех индивидуумов клали жизни на алтарь. Мальчики всегда погибали за Родину… и, между прочим, за таких вот европеизированных сук, неспособных разглядеть пользу патриотизма, но в бесовстве своем орущих штампы, оскверняя алтари.

Да: пока мысль не ушла. Каждый творец что‑то вынашивает в себе и рожает это в мир. Но вот каковы мотивы… Или ты мучаешься желанием опростаться, или стремишься донести. Первая категория засирает мир своими выделениями; вторая стремится его возвысить. Иногда и среди первых случаются удачи; иногда и вторым не удается достучаться до сердец. Во многом тут большую роль играет простое ремесленническое терпение: довести вещь до приемлемого уровня, иногда – до высокого, редко – до блеска.

Я тут в Избе–читальне зашел на страницу одного барда–песенника… фамилию забыл, не на слуху она. Так вот, у него этих высеров, песен авторских, – тысячи! И если хоть десяток этих произведений где‑то таки поют… Но вряд ли. Диарея. Когда там ему отделывать куски дерьма в конфетку. Его подпирает новый позыв…

А я бьюсь над своими текстами. Но доношу далеко не до всех. Страдать по этому поводу не стоит, надо просто понимать, что мои кирпичики не утонут в выгребной яме, а лягут – ну хоть в глубину стены Храма.

Вот посторонний человек, читая это, ударит себя по колену и скажет: да достал ты уже, мудак старый, своими храмами! Пафос твой неуместен, он тонет в потоке зловония жизни. Жизнь проще! Высрался и дальше побежал, вот и всё.

И что я ему отвечу? Что, может, правнуки его все‑таки придут помолиться в тот Храм?

А может, и не придут. Но я, что мог, для них, по совести, сотворил.

Пока правительство России муздыкается с этими санкциями, от которых все равно никуда не деться, надо бы продумать пути самостоятельного восстановления тех отечественных секторов промышленности, которые мы как‑то надеялись поднять в сотрудничестве с западными партнерами. В частности, это касается и авиастроения.

На хрена нам все эти Бомбардье и Эмбраеры, если партнеры чуть что – грозятся приостановить строительство совместных заводов. Вот – самый момент направить государственные силы и средства на развитие отечественного авиапрома. Погосяны погосянами, но еще теплится жизнь в старых советских КБ. И какие‑то заделы наверняка есть. И Рогозин вроде бы все это понимает.

Но я лично остаюсь в позиции абсолютно стороннего, выживающего из ума наблюдателя. Найдутся люди помоложе, потолковее и с современным мышлением.

Мое же старческое мнение таково. Раз весь мир ополчился против нас (пусть и чисто формально – ну не дураки же они), надо таки слегка подновить старое понятие железный занавес. Заткнуть рты нашей европеоидной либерастической пятой колонне, этому залубеневшему в догмах острию прогресса, и тупо начать делать свои утюги, тяжелые, но надежные. Напомнить всему обществу, что Россия страна самодостаточная. Она справится там, где спасуют тончайшие финансово–экономические связи и где не оправдаются европейские риски. И вот тогда пусть Европа рванет из жопы клок волос.

Вот Китай поступает именно так: в стратегическом плане страна себя всем обеспечивает сама, а в тактическом – завязывает экономические отношения со всем миром. Причем, не стесняясь и стырить, и скопировать, а потом на голубом глазу выдать за свое.

Англосакс, если что‑то хочет, – идет и берет; у корейцев нет чувства юмора; у китайцев нет совести; немец для оправдания своих преступлений разводит философию; мы же, русские, вечно страдаем моралью… и вообще страдаем.

Наша внешняя политика страдает многословием и дипломатичностью; пора стукнуть кулаком. В конце концов, у нас есть ядерная дубина, вообще способная уничтожить планету.

Санкции, санкции… Сталин бы просто и спокойно сказал: «Европа! Гляди, крантик перекроем». Путин пока лишь скромно заметил, что если восьмерка не хочет проводить саммит в России… то пусть и не проводит.

Мы все еще оправдываемся за свои действия перед всем миром, а паче перед теми, кто потребляет наш газ. Мы все еще смущенно топчемся на мокрой тряпке у порога вожделенной, культурной, цивилизованной гейропы. А надо бы грязными лапами протопать прямо в зал и рявкнуть: кто там смеет косо смотреть на великую Россию? Ты? А может, ты? Кто кого кормит в этом мире, если по большому счету?

Нет, я не дипломат, явно.

Часто среди либерастов упоминается роман Оруэлла под названием «1984». Скачал я его, начал читать. Ну… аффтар явно сын своего времени. Такой прямолинейный подход, такое гротескное изображение… буаже муай. И этим опусом пугали лебералов? У Стругацких «Обитаемый остров» и то изящнее. А это… ну, для тупых американских домохозяек.

К счастью, в сети множество кратких содержаний этого памфлета. Чтобы не пережевывать множество букафф, я ограничился одним из изложений. Скушно.

Но струя холодной войны подхватила и вознесла творение Оруэлла на гребень. А дальше – чистый бизнес наследников писателя и раскрутка: к 1984 году истерия достигла такой силы, что книгу продавали в день по 50 000 штук. Может, в значительной степени благодаря и этому роману, сва–абодолюбивый Запад так напуган тоталитаризмом.

Аналогично: струя и раскрутка вознесли на гребень популярности посредственную «Чайку» Баха.

А мне почему‑то мечтается сейчас о твердой руке.

Есаян тут снова отличился: перегнал Ту-154М в Смышляевку, сел на полосу длиной 1,2 км, пробежал всего 689 м. Ну, надо полагать, самолет был максимально облегчен, да выбрали день с хорошим ветерком, да упали точно на торец, да реверс с 3 метров и до полной остановки. Кино сняли, наверняка покажут. Как его только легкая смышляевская ВПП выдержала… Но таки молодец. Я‑то – хорошо понимаю. Вообще, молодчина, что в 67 лет еще летает.

Человек мне тут с симфонического оркестру написал. Понравилась ему параллель полетов с музыкой; сам играет на тромбоне, подлетывает в аэроклубе, благодарит за книги. Ну, я ответил ему парой слов. Сколько уже мне писем от таких вот ребят пришло – да множество. Принимаю это спокойнейше, как будто мне с рождения судьбой дано увлекать людей.

Вот, Вася, когда столкнет тебя жизнь с каим‑нибудь хамом и он начнет обидно тыкать тебе в лицо типа «а ты хто такой есть?» – вспомни эти вот письма и улыбнись. Ты все‑таки чего‑то стоишь в этой жизни. И пусть сознание этого поддержит тебя в трудную минуту.

Пилоты Люфтганзы объявили трехдневную забастовку. Им, видите ли, мала зарплата. Полмиллиона пассажиров томятся в вокзалах. Отменены сотни рейсов.

Демократия в действии. Людям позволено бороться за свои права. За счет других людей. Вообще, этой гейропе вольно бастовать по любому поводу и без повода, лишь бы не работать. Ну прям невыносимое положение немецких пилотов, прям с голоду мрут. У них зарплаты – десять тысяч долларов и выше. Ну какого хрена им еще надо.

Я помню, собирались бастовать летчики СССР, когда я получал по 200 долларов в месяц. Так не довели ж до забастовки, повысили чуть. А здесь – не повышают. Капитализм, экономика, ничего личного.

Все как‑то не так в этой жизни.

Пилоты Люфтганзы бастуют вот по какому поводу. До нынешнего времени существовал порядок, по которому пилот мог выйти на пенсию досрочно, в 55 лет (обычный срок 60 лет); при этом ему в течение этих пяти лет доплачивали 60 процентов зарплаты. А зарплаты там в зависимости от стажа получаются до 27 ТЫСЯЧ ЕВРО! В месяц! Это в переводе на наши рубли нынче – миллион триста. Ну, ладно – пусть это у капитана В-777.

А теперь хозяева хотят эту переходную доплату отобрать и заставить пилотов работать чуть ли не до 70 лет. Кстати, средний возраст выхода на пенсию пилотов Люфтганзы – 58 лет. Деды за штурвалами.

Ну и еще пилоты требуют повышения зарплаты на 10 процентов, а хозяева дают только пять. Вот суть забастовки.

У кого‑то щи пустые… А кому‑то и 27 тысяч евро в месяц маловато будет.

Нет, Вася. Никто и никогда на Западе не поймет твоих Откровений ездового пса, не надейся.

Денис порадовал в своем ЖЖ: описал трудный и болезненный процесс внедрения новой системы планирования полетов, апологетом которой он был и за слишком ретивое пробивание которой его сожрали; он ушел в простые инструкторы. А через полтора года система пошла, его труды оказались востребованными; теперь приглашают назад в контору: доводить систему до ума; он согласился. Умница, что и говорить, интеллект его оценен и востребован. Он незаменимый специалист по составлению всяческих программ, методик и других практически востребуемых и полезных рабочих документов.

Система эта напрочь выбивает колею из‑под ног руководителей старой формации: она не нуждается в эскадрильях и в главном тормозе прогресса – комэсках. Она не нуждается в закреплении одного инструктора за одним стажером; мало того, в процессе стажировки с разными инструкторами объективная оценка ввода в строй дается по положительным отзывам трех разных инструкторов, – это если они отмечают явный прогресс в обучении стажера. То есть, напрочь исключается личностный фактор старших летных начальников, их сомнения, неприязнь, либо, наоборот, проталкивание блатных.

Я хорошо помню, как одно слово старшего товарища могло испортить летную судьбу молодого пилота. А людям же свойственно ошибаться. Поэтому я двумя руками за.

Эту систему первой и наиболее успешно применяет Катарская компания. И вот Дениса включают в делегацию по обмену опытом, как практического передового пилота–инструктора. Он описывает в блоге перипетии этого процесса в Катаре.

Забастовка пилотов Люфтганзы закончилась ничем. Хозяева компании выстояли. Убытки, которые они понесли, какие‑то там несколько десятков миллионов евро, не слишком велики по сравнению с теми, которые получились бы, если бы пришлось увеличить пилотам зарплату. Так что менеджеры положили большой и толстый на аппетиты зажравшихся пилотов.

Вот ведь как далеко дед Ершов отошел от корпоративной солидарности.

Исполнилось сто лет Марку Галлаю. На авиа ру поднята старая ветка, причем, поднята его сыном; особых восторгов и массы дифирамбов нет – нынешняя молодежь от его книг уже как‑то далека. Нет, ну, отдельные еще читают. А так…

Вот, Вася, тебя это же ждет. Да уже дождалось. Хотя, правда, только на днях кто‑то порадовал публику вестью о том, что начал издаваться Чечельницкий и что, мол, его книги займут достойное место на полке рядом с трудами уважаемых Марка Лазаревича Галлая, Игоря Ивановича Шелеста и Василия Васильевича Ершова…

Меня же увлекла форумная ссылка на автора Наума Циписа, написавшего документальную повесть о Галлае, – он был его другом и литературным коллегой. Я открыл его вещи на Прозе, зачитался, а теперь вот не могу оторваться от повести.

Ципис сам по себе яркая, порядочная, совестливая личность, талантливый белорусский писатель, живет нынче в Бремене, привязанный нездоровьем к тамошней сердечной медицине. Пишет увлекательно, грамотно (старая школа), заставляет задумываться о жизни.

Зачем я веду дневник? Вот уже тридцать лет – ни дня без строчки.

Во–первых, дневник не дает мне потеряться во времени. Я перечитываю его постоянно и таким вот образом все запоминаю. Ну, склероз уже, конечно, рулит.

Во–вторых, я отслеживаю и анализирую становление своих взглядов. Не мечусь, а систематически изучаю себя и делаю выводы. Это все та же непрекращающаяся работа над собой.

Третье – я просто выговариваюсь, выпускаю пар.

Четвертое… а таки немало я из дневников почерпнул, и теперь эти выжимки являются моими литературными произведениями. Их таки читают. Большей частью интересуются именно летными дневниками.

Значит, я веду дневник недаром.

Говорят, что «ведение дневниковых записей заменяет для атеиста ежевечернюю молитву верующего».

Что интересно. На Прозе меня посещают достаточно часто. И у других, более популярных авторов, тоже много посещений – но они пишут миниатюры, а у меня, кроме «Обиды» и «Хитрого еврея», мелких вещей нет. Тем не менее, рецензии я получаю, хоть и редкие, но емкие. Но вот как узнать, сколько же из зашедших на мою страницу читают мои опусы до конца?

А круги таки расходятся.

Умер Маркес. Ну, весь горожанский мир воскликнул: ой вэй! та шо ты! яркий же ж представитель магического реализма, так развлекающего горожан, ушел в мир иной… с глубоким прискорбием… в 87 лет…

Я пытался открыть себе его. Ниасилил. Мне эта ерунда неинтересна, как неинтересна фигня Шагала, Чюрлениса, Феллини и целого ряда иноземных, нерусских фамилий в этом ряду. У меня есть настоящий реалист: Толстой. Есть Чехов, есть Астафьев, наконец. Это мои якоря в бурных жизненных течениях. А эти латиносы… болтуны…

Ну да отдаю должное хотя бы его известности, модности в мире. Но не знаю, многих ли людей его произведения изменили к лучшему. Меня вон – упомянутые Толстой с Астафьевым таки перемяли и таки наставили на путь традиционных человеческих нравственных ценностей.

Однако люди разные. Большинству нравятся все эти страсти на конце раскаленного члена. Мне нет. Я не хочу впускать в себя сладкий яд всех западных пороков. Ну лапоть я.

Скачал краткое содержание «Ста лет одиночества» и дал прочитать Наде, там полторы страницы. Она с недоумением уставилась в гумажку, наморщила моск… и через пару минут отбросила эту галиматью. Ото и весь ихний Маркес.

Мы не принимаем того, что вдалбливают нам мураки, маркесы и коэльи западного мира. Мы, русские, крепко стоим на своих ногах. У нас свой дом и свои ценности. А Маркес… да это тот же Малевич: эпатирует.

Беда в том, что молодежь стоит перед корытом, в которое вывалены всевозможные виды духовной пищи, но нет ориентира. Это как выбирать из тысячи видов обоев в супермаркете: мучаешься… а потом что наклеишь, к тому глаз и привыкнет. Нам же в свое время с детства привили вкус к отечественным ценностям, к писателям первой величины, которыми, слава богу, так богата Россия. А уже детям нашим подставляют то самое корыто – да еще и под угодливый западный шепоток о свободе выбора начиная с детских яслей. Мало того — еще и выборочно подсовывают этих западных извращенцев: мол, вы слаще морковки в этой России ничего не пробовали… Гомосек соблазняет: а ты попробуй…

И в результате из детей наших получаются космополиты, которые заявляют об абсолютной ценности неповторимой человеческой жизни, но никак не могут понять, как это – живот за други своя положить, а тем более, за Родину. Други другами – но МОЙ‑то живот бесценен! И дальше идет словоблудие: о своем неповторимом пути, о том, что, мол, мы ничего родине не должны – мы ей налоги платим… и т. п.

Не сумели мы вовремя нагнуть детей к настоящим ценностям — вырастили на западных помоях настоящих свиней.

На днях в Южной Корее утонул паром, перевозивший подростков на экскурсию, 400 человек. Капитан, 69–летний старик, отдал управление молодому помощнику, тот вроде бы резко крутанул штурвал, груз сместился, создался запредельный крен, почерпнули воды…

Когда стало понятно, что катастрофа, что судно переворачивается, капитан отдал команду всем оставаться на местах, не выходить из кают… а сам первым вскочил на спасательный плот и с экипажем покинул судно. Триста детей утонули.

Этот Ким Чжон Пук, или как там его, – еще худшая скотина, чем капитан Конкордии. Ведь детишек вез! Вон – педагог, который спасся вместе с частью тех детей, – он повесился, не в силах жить с сознанием того, что большая часть его воспитанников погибла. А этот моряк, сука, теперь извиняется, что, мол, был в панике, не отдавал себе отчета…

Что же это за капитаны там у вас, на Западе? Кому вы, гедонисты, доверяете жизни людей? Жизни детей!

Начался суд над КВС Закаржиевым, разложившим в ДМД самолет Ту-154. На авиа ру ожесточенный спор дилетантов, в который встрял и уважаемый авторитет Сергей Иванович Окань. Дилетанты склоняются к тому, что КВС геройски справился с ситуацией, а, мол, члены его экипажа некомпетентны. Окань утверждает, что КВС отвечает за все, что происходит на борту. Дилетанты нажимают на персональную ответственность каждого члена в части касающейся.

Я думаю, все, что произошло на борту, это следствие малограмотности практика Закаржиева. Да, он извернулся. Но весь его опыт не подсказал ему, что перебои в работе двигателей с ростом высоты выше 6000 м обычно связаны с малым давлением топлива. Ну и т. д. Он не спросил у бортинженера: насосы‑то работают?

Вот начало цепи ошибок. Видно, что человек не изучал подобные случаи, а если и расписывался за информацию, то не анализировал. Нет, это явно не мой Климов.

Он все время уклонялся вправо, потому что авиагоризонт его был завален, а по резервному практики пилотирования нет. Это отнимало у него все силы, вести анализ ситуации он просто не успевал. Да и старый уже.

Что же это за капитаны там у вас, на Востоке? Кому вы, русские, доверяете жизни людей?

Пилот–инструктор, долгое время обучавший пилотов тому, как летать на самолете Ту-154, имеющий официальное право лететь в экипаже, собранном с бору по сосенке, уж должен подстраховывать этих людей, знать типовые ошибки и подсказывать. А этот Закаржа, видать, чувствовал себя как у раю. Когда жареный петух клюнул, у него глаза чуть не выскочили. И он с великим трудом сумел продраться через страх и в последний момент извернуться. Хотя там пугаться‑то особо было нечего: один двигатель работал, и остальные худо–бедно крутились, авторотировали, и ВСУ они запустили, и генераторы были подключены, и все оборудование работало, и земля 14 раз подсказывала, что правее, правее, правее же идете! И штурман капитану то же самое кричал, кричал, кричал!

Ну, про закрылки: сначала 15, потом, через спор, 28, потом вообще 30 – на одном работающем двигателе… Последние секунды у них непрерывно пищал АУАСП: закритический угол атаки!

Попыток запустить хотя бы еще один двигатель, восстановить работу авиагоризонтов – не было. Они не понимали, работает ли у них курсовая система и СТУ.

Я смоделировал на симуляторе полет в облаках вообще без двигателей и сумел зайти через привод и сесть против ветра с первой попытки. Ничего особенного. Обошелся одним АРК.

Закаржа Закаржиев обгадился от страха. Скорее к земле! Ё–моё! С прямой! С попутным ветром! С закрылками на 28 на одном работающем! На закритических углах атаки!

Мне жалко этого старого пилота. Однако он хоть как‑то, хоть в правильном направлении, хоть и обдриставшись, – но боролся. А вот этот Ким Пак Хи, или как там его, суку, – просто удрал, как крыса, с тонущего корабля, бросив детей на верную смерть. Они еще из‑под воды СМС–ки посылали: спасите!

Оказывается, корабль был еще и перегружен.

Отдать его, падлу, на растерзание матерям! Чтоб на клочки разодрали.

Мне повезло: я себя уж пропиарил в интернете – там живого места нет от ссылок. Но как‑то уже привык. Теперь уже человека, не слыхавшего об авиационном писателе Ершове, скорее отнесут к невеждам, и я это воспринимаю спокойно. И еще: я писал о наболевшем и опубликовал свою боль в самое подходящее время. Просто круги узкие были. Но теперь они вроде как расширились.

А начал я летные дневники вести в 40 лет, когда уже был умудрен житейским опытом. И закончил в возрасте 60, когда мозг практически отдал все.

Надыбал тут очередную рецензию какой‑то Лизхен на «Страх полета»:

…«Вот на какие книги писать рецензии легко! Классически советские такие книги. «Страх полета» как раз из их числа: пусть написана уже в двухтысячных, зато от начала до конца пропитана духом «воспитания молодежи на героических примерах старших товарищей».

Дано: замечательный советский самолет ТУ-154, ведомый замечательным экипажем в составе предпенсионного командира судна (да–да, у меня тоже образ Жженова–Тимченко из «Экипажа» перед глазами стоял), ответственнейших штурмана и бортмеханика, а также второго пилота — молодого стажера, чьего‑то начальственного сынка.

Задача: конфликт «уходящей натуры» и «молодого беспринципного поколения» в условиях катастрофической ситуации в небе. Решение: вроде бы и в духе того же соцреализма, но…

Первую треть совсем не могла читать, удерживало внимание лишь напоминание себе, что не просто так, что для «Спаси книгу» читаю. Слишком пропитана негативом, просто сплошной поток депрессухи, непрерывающаяся песнь плакальщицы «как все было хорошо, пока не стало так плохо». Ну, а потом, наконец‑то начинается действие, самолет взлетает… катастрофа, мобилизация всех сил и умений, и!.. Спойлера не будет, но продолжение прочиталось уже мгновенно, на одном дыхании.

Интересный эффект: обычно катастрофические сюжеты отлично холодят кровь, но не способствуют снижению отраженных в них собственных страхов читателя. Как ни странно, эта книга произвела обратное действие – мой личный страх полета пусть на чуть–чуть, но уменьшился. Во всяком случае, если лететь придется на ТУ-154. Только придется ли?.. А то вот с «Боингами» автор как‑то не слишком обнадежил.

Кому рекомендуется: любителям сюжетов–катастроф и производственных романов с множеством технических подробностей, поклонникам Хейли, а также всем интересующимся тонкостями управления самолетом и, вообще, авиацией.

Кому не рекомендуется: убежденным ненавистникам доперестроечных времен, тем, кого подташнивает от густых стенаний «все плохо, все пропало», противникам всяческого пафоса на тему Родины, дружбы, смысла жизни и проч.

Теперь тщательно взвесьте pro и contra и сделайте собственный вывод to be or not to be, to read or not to read.

P. S. Было бы лучше не знать поговорку старых пилотов: «Если бы у летчика был хвост, все бы видели, как он его поджимает».

P. P.S. Зато обогатилась отличным тостом: За тех, кто сейчас летит. Чтоб долетели!

Если выключить часть мозга, отвечающую за восприятие политики и экономики, то книга вполне интересна: чистый жанр катастрофы без примеси даже любовной линии. Не жалею нисколько, что был повод ее прочитать».

Эта современная гедонистическая молодежь не хочет депрессухи. Не–е, не хочет. Ей требуется чистое развлекалово в метро… но чтобы ж и практическая польза была: чтобы страх полета чуть уменьшился. Они не хочут думать о развале. Им подавай комфорт за свои плоченные деньги.

Книга «вполне интересна». Ну, слава богу. Спасибо и на этом.

Потом, со временем, с годами, мозолями и морщинами, придет и выстрадается тревога и горечь за то, что твое Дело загублено. И улыбнешься…

Ничего, детки. Вы еще обратитесь к старым советским книгам, на героическом примере воспитывающим, – когда понадобится нравственный ориентир, а Европа, вожделенная Гейропа, отвернется от вас.

Час дня. На Прозе резко увеличилось число посетителей: в Москве наступило утро, офисный планктон приступил к работе. Пока топ–менеджеры сидят на планерке у генерального, можно часок расслабиться в сети. По такому вот косвенному признаку можно судить об интенсивности той работы. Через час число посетителей резко падает. Вот и смотри, кто, в основном, тебя читает.

При всем Надином уважительном отношении к этой почтенной категории российских граждан, я сей аморфный класс не люблю. Расплодили их. Это была попытка либерастов искусственно вырастить в России, хотя бы количественно, т. н. средний класс, основу любого либерального общества. И не получилось. И не получится. Потому что основой, стержнем, хребтом общества должен быть не перегонятель цифр из компа в комп, а труженик, производитель, созидатель, – пусть даже высококвалифицированный рабочий. Пусть хотя бы пилот, шахтер, пусть офицер, моряк, пусть мастер золотые руки. Но не приказчик в мебельном магазине, которых миллионы, и не обдуривающий честного обывателя рекламщик–копирайтер, понимающий, что за презренные деньги вынужден жить по лжи.

Этот планктон 90 процентов своего рабочего времени просиживает в интернете, лениво листая сайты. Он от этого лучше не становится, только зависимость его возрастает. И поэтому я их презираю.

Надя тут купила дешевую, неказистую, российского производства, маленькую жестяную электродуховку. В инструкции сказано, что она рассчитана на 10 лет работы. Такие вещи обычно работают и по 20 лет, они просты и безотказны, потому что в них нет ни‑ка–ких наворотов… даже выключателя. Просто шнур с вилкой. Их несложно отремонтировать своими руками – об этом в инструкции сказано. Ну, как, к примеру, сменить сгоревшую спираль в советском утюге – спирали эти продавались в любом хозмаге.

Вот такие, простые, кондовые вещи должна начать производить наша отечественная промышленность – вплоть до самолетов. И пусть либерасты заткнутся.

Сейчас России важно вырваться из‑под гнета глобализации. Настоящий хозяин имеет все свое.

А электорат наш в быту уже избалован гедонистическими прибамбасами, пришедшими с Запада. Запад же не то что избалован – там уже солдат не идет в бой, если ему не предоставили положенное по контракту мороженое, не говоря уже о туалетной бумаге.

Вот это развращенное состояние Запада нам можно использовать, как в свое время использовали варвары изнеженность и разложение развратного Рима. Слава богу, российская армия пока еще недалеко ушла от кирзух с портянками и гимнастерок с подворотничками, в которых на своей территории может воевать свободно. Наш солдат пока еще обходится без обязательной индивидуальной мобильной связи с сержантом, он инициативен, терпелив и силен духом, умеет выживать.

Я не против цивилизации и технического прогресса. Я за то, чобы в практической жизни россиянин сохранял свою независимость от автоматики. Есть прибамбасы – хорошо, нет их – обойдемся, как пока еще вполне обходимся в городах, когда внезапно выключают свет. И пока мы сохраняем эту независимомть, надо посылать армию вперед.

Западу же хочется одного – покоя и удобств.

Судят наконец‑то двух технарей, выпустивших в полет обледеневший АТR в Тюмени. На авиа ру поднялся вой: пилот, мол, сам отказался обливаться… невиновных судят!

Я открыл окончательный отчет по катастрофе, вчитался. По объяснительной наземного механика, он осмотрел самолет снизу, стремянки не было, он зашел в кабину и доложил КВС, что самолет чист. А в это время все кругом обливались: механик сам перед этим облил три самолета. Он таки знал, что лед сверху крыла и оперения есть. А КВС ничтоже сумняшеся, тоже видя, что все обливаются, сказал, что и так взлетим. Механик доложил начальнику смены, который в это время сам решил исполнять обязанности обливальщика. Тот так же точно знал, что лед есть и что самолет собирается вылетать обледеневшим. И он ничего не сделал для предотвращения катастрофы, никому не доложил. Он тоже посчитал, что раз пилот отказался, то он сам и ответственность несет. У него сердце не болело.

Вот за это их и судят. У них в РПП в обязанностях прописано, что они не должны выпускать самолет необработанным, если есть условия наземного обледенения.

Сволочи они. За это их и судят. Видят, что пилот пацан… Нас разве так берегли старые технари в Енисейске! Да он бы поперек полосы лег, а не выпустил бы.

А эти… форумные шавки, ищут параграфы, статьи, оговорки и запятые, меряют ответственность уровнем зарплаты… А в общем, болтовня.

Дали тут ссылку на книгу летчика–истребителя Нагорного «Философия третьего измерения»; я ее читал в отрывках года четыре назад и был рад, что у военных летчиков появился хороший писатель. Он выложил ее на Самиздате у Мошкова. С удовольствием еще раз перечитал. Возможно, будет продолжение.

Читаю Сент–Экзюпери: «Пилот и стихии». Он описывает там борьбу со страшным ветром в Андах при полете из Трилью в Комодоро–Ривадавию. Ну… любитель и приврать. Страшные Анды эти, патагонские, на указанном маршруте есть просто гряда холмов, средней высотой 400 м, максимум 600. Пик Саламанки – наверно один из этих бугров. Ну… художник так видит.

А я слетал там на флайт–симуляторе… холмистая пустыня. Ну, полетал заодно в настоящих Андах, на вертолете, по долинам и по взгорьям.

Девятое Мая. Вернулись с Надей с шествия «Бессмертного полка», несли портреты своих отцов. Ну, эмоциональный фон очень сильный, пульс до сих пор не успокоится. Мы не ожидали такого патриотического порыва. Народу было тысячи и тысячи. Выстояли час до парада, собралась туча людей; потом пошли колонной, наверно больше двух тысяч человек, с портретами фронтовиков. По обеим сторонам маршрута на тротуарах толпилась масса стариков и молодежи. Да и в колонне тоже было полно как молодых, так и старых. И всю дорогу все – и в колонне, и на тротуарах – орали «Ура!», причем, от всей души. Это действительно праздник, святой, всенародный, единый! Именно со слезами на глазах!

Добрались домой, поставили портреты отцов и упали без сил. Сейчас посмотрим Парад Победы в Москве, потом не спеша поедем на дачу.

А где‑то вот так же собираются колонны недорезанных бандеровцев… Тоже святой народный праздник? Со слезами?

Прислал на днях письмо Дима Черкасов. Работа над фильмом о Ту-154 завершается, думает в мае закончить. Получился фильм на 3,5 часа, четыре серии. Очень желал бы со мной увидеться, ему важно мое мнение. Ну, я рассказал ему о проблемах со здоровьем, в ответ он прислал горячее пожелание это здоровье скорее поправить и таки встретиться в Москве.

Вечерами сажусь за флайт–симулятор и подлетываю. Но все полеты чисто визуальные, мне просто нравится летать над красивым ландшафтом, как когда‑то летал на Ан-2. По приборам мне неинтересно, сложно, надо готовиться, вживаться в полет… и потом висеть во мраке, по сути сидя перед экраном с приборной доской. Этим я наелся раньше, на всю оставшуюся жизнь.

Только что позвонили мне: скончался Марк Израилевич Гульман. Я сообщил Наде, она позвонила Любови Александровне, узнала подробности. Еще ночью он был в памяти, а к утру стало плохо, вызвали реаниматоров… поздно. Ему было 83 года…

Горько. Он был для меня примером Профессионала и Человека. Очень горько… слезы катятся.

Хожу как пришибленный. Неделю назад Марк Израилевич еще ездил на работу… вернее, его возили, под руки по лестнице поднимали. Вот пример полного, без остатка, Служения. Сколько было у него сил и здоровья, столько он Делу и отдал. Он оперировал в возрасте уже за семьдесят… Золотой скальпель…

И совестно: мы больше года не были у Гульманов, вроде как бросили стариков. Когда нам хорошо, то забываем людей. Марк Израилевич говаривал: «А як бIда, так – до жИда…» Сколько они нам добра сделали…

В нем сочетались: глубокий проницательный ум ученого, богатый интеллект, горячее сердце, твердый характер, умение принимать решения и брать на себя ответственность, талант Хирурга Божьей милостью… и при всем этом – потрясающая скромность. Он оставил после себя школу, написал несколько монографий, взрастил множество учеников. А главное – спас множество человеческих жизней. Вот что можно сказать о Человеке, нынче ушедшем в мир иной. Полная, завершенная жизнь.

И я был принят в его доме. Горжусь этой честью.

Приехали с похорон, совершенно опустошенные. Для меня смерть профессора Гульмана слишком знаковое событие. Вот выпили с Надей на помин души и тянем до сна.

Не буду про похороны. Народу было тыща человек. Говорили высокие слова.

Интересно, когда я умру, хоть кто‑нибудь что‑то скажет?

Вряд ли. Слишком закрытый я человек, веду затворнический образ жизни. Придут пять стариков…

А ведь недолго ждать осталось.

Чечельницкий на форуме начинает напоминать мне Поправкина: тот же стиль поведения. Цитирую:

…«Вот, кстати, ещё один читатель получил Книгу и тут же прислал по скайпу из города Тольятти такую вот «писулю»:

«Сижу за компом и слизываю солёные слёзы умиления со своих впалых щёк, читая твою надпись в книге «Морская Авиация, как она есть». Спасибо Василий, пронял ветерана!» (Юрий Михалёв)

Кто хочет получить прочувствованную, сентиментальную надпись от автора на одной из книг как вышеуказанный Ю. Михалёв, а попросту, однокашник Михаль, и испытать сладостное чувство умиления от того, что вы ещё не все буквы алфавита забыли, шлите заявки. И учтите, лет эдак через 50–100, когда книги указанного автора станут «бетселлером» — будете себе «локти кусать», что не успели взять автограф для внуков, но увы, «поезд ушёл» — так что, делайте выводы, господа, и я вам открою все свои 86 экслюзивных Кавказских тостов, которые автор насобирал за 40 лет катания на горных лыжах… а некоторые даже придумал сам… Удачи!!!»

Помнится, незабвенный красноярец Трофимов, царство небесное, тоже называл свои книги библиографической редкостью.

А мне тут тоже читательница письмо прислала, в котором, в частности, я отметил для себя такой абзац:

…«Кстати, очень немногим дано выражаться вроде бы и громкими словами, но без пафоса. Отдавать себе должное и хвалить себя, сохраняя при этом скромность. У вас это каким‑то непостижимым образом получается. У других пишущих пилотов гражданской авиации, судя по их блогам — нет».

Вот–вот, Вася. В свое время тебя отхлестали за яканье; теперь пишут прямо противоположное. Сиди же и молчи себе. Наберись мужества оставить все на суд истории.

Сагань начал читать «Дневник графомана». Сначала, говорит, даже боялся открыть и разочароваться, теперь докладывает, что опус нравится: ну как будто длинное письмо от меня читает.

Надя сегодня пораньше ушла с работы, и в шесть вечера мы были уже на выпускном у Юльки. Школа подготовила целое действо, учителя хором пели… обстановка была торжественная и при этом какая‑то домашняя.

Семь или восемь круглых отличников получили красные аттестаты, а также красивые золотые медали от краевой администрации. Юлька счастлива тем, что наконец‑то свалилось, что аттестат на руках, а медаль… медаль будет себе пылиться в ящике. Самое памятное – шикарный фотоальбом, выше всяких похвал.

Мы с Надей купили роскошный букет из пятнадцати прекрасных белых роз, Надя все толкала меня вручить его внучке при всем честном народе. Но… как‑то все не получалось момента; получилось бы как‑то мельком, в суете, а я ж хотел вручить цветы уж потом, на крыльце, где все фотографировались. Какой‑то дедушка именно так вот, среди торжества, сунул букетик своей внучке и убежал… впечатление смазалось. Так нет же, Надя все‑таки схватила букет и точно так же сунула его Юльке, сидящей с классом в своем углу. Ну, это мелочи.

Я просто был счастлив, и всё. После действа и общего фотографирования на крыльце все стали расходиться. Надя со сватьей пошли к нам домой, а я отвез внучку с родителями в кафе, где собиралась гулянка класса. Потом мы, старики, дома втроем распили бутылочку шампанского «за золоту медаль…»

Юля наша в толпе выпускников была прекрасна: рослая, величественная, зрелая женщина, самая элегантная из всех, вся в жемчугах, тонко и со вкусом подобранных Оксаной. Ну а сама Оксана меня просто сразила: пришла в облегающем маленьком платье, тоненькая, с шикарной прической, помолодившей ее на десять лет, в великолепном макияже, просто красавица… я ее издали, ей богу, не узнал; рядом солидный, строго отглаженный Игорь дополнял картину. И когда директриса вызывала родителей для вручения благодарственных писем, наши Игорь и Оксана выглядели безукоризненно: элегантно, весомо, интеллигентно.

А то. Гордимся.

Как сказал один родитель, офицер: я свой долг перед Родиной насчет детей выполнил и могу смело рапортовать: «Служу Российской Федерации!»

Путин благословил выпуск Рысачка, отечественного самолета местных линий. Я сравнил ТТХ Твин Оттера, Ан-28 и Рысачка. Ну… Рысачок этот – явно не лучший вариант; однако пусть уж хоть их наклепают, а пилоты потом приспособятся. Главное его достоинство – дешевизна. Хваленый (и таки хороший) Твин Оттер стоил в 12–м году за 6 лимонов баксов… куда к черту; Рысачок, думается, на потянет и на два. Вот тогда наши местные компании его начнут покупать и эксплуатировать. А самое главное – мы наконец‑то переходим на самообеспечение. Пока дело стоит за разработкой отечественного двигателя на 650 лошадей, ну, обещают к 15–му году наладить серийный выпуск. И пусть Америка себе облизнется.

Что интересно: не успеет едва появившийся на свет аффтар наваять свою первую жидкую нетленку, как тут же предлагает на Прозе оценить его вывернутую душу. Что за люди: еще та душа не сформировалась, еще человек не оценил и не стал беречь свой внутренний мир, как тут же открывает его для всех помоев жизни.

Ты еще никто и звать тебя никак. Ну дай хоть отлежаться опусу, чтобы посмотреть на него позже, более взрослым взглядом, – нет: нате вам, зацените, буду рад хоть какой оценке, только обратите внимание!

А оценка обычно – фигня. Но из вежливости такие же графоманы лепечут ему что‑то успокаивающе–обнадеживающее. И так вот плодится их племя.

Я мог бы откровенно так и сказать человеку: фигня. Но… зачем распыляться и марать себя. Нет уж, пусть они идут своим путем мимо моей жизненой позиции.

Читаю ЖЖ Дениса. Пишет про CRM. Пишет умно, понятно и интересно. Но… я явственно ощущаю свое равнодушие ко всей авиационной теме. Они все молоды, они – на другой планете; дайте мне дожить спокойно на этой. Они смотрят вперед; я оглядываюсь на пройденную жизнь. Я слишком занят собой на старости лет. Плохо это или хорошо, но я дал волю своему эгоизму, который всю сознательную жизнь зажимал в себе на благо других. Устал. Идите вы все своей дорогой; мне теперь интересен только мой путь, он уже близится к концу. Я думаю о вечном: о птичках, о листиках, о диком винограде. Я умру, а все это буйство природы будет вечно продолжаться. Листики будут расти из меня.

Завтра 49 лет со дня моего первого самостоятельного полета на Як-18А. Вслушиваясь в себя, чувствую: авиация как интерес из моей жизни уходит, остается инерция, чисто технические цифры и понятия. Я совершенно хладнокровно воспринимаю информацию о событиях в авиации, будь то взлеты новых марок самолетов или авиакатастрофы. Ушло.

Может, авиация была вообще не моё? Помнится, писал в дневнике, еще 90–х годов, что интерес к ней к этому времени уже заключался для меня лишь в передаче опыта при обучении молодых. Пожалуй, лишь первые 25 лет мне было интересно. Потом приелось до оскомины и горечи. Слава богу, я успел этот интерес описать и оставить на память потомкам. А молодые ж до сих пор считают, что я прям таки безумно влюблен в то же самое, о чем взахлеб мечтают они.

Но где‑то в потаенных уголках сердца…

По наводке Дениса читаю ЖЖ одного украинского летчика, Олега, aka flying_elk. Хорошо пишет, черт возьми! Грамотно, литературно и увлекательно. В основном, описывет работу в Южном Судане на Ан-32 в 90–е годы; Нынче же работает на В-777 в Эмиратах, где‑то рядом с Арабским Летчиком. Талантлив и умен. Но… укр есть укр: ярый сторонник Порошенки, ненавидит Путина, Россию и донецких ополченцев. Однако если отбросить его политические пристрастия, то залюбуешься: в литературе – явный мне конкурент, только на поколение младше. И френды у него такие же. Они все – представители нового поколения авиаторов, живущие и работающие по новым, непонятным правилам и законам, прелесть которых мне неведома.

Кто‑то в комментах заикнулся: мол, Олег – восходящая литературная звезда; я, мол, читал всех – «от бесталанного Гарнаева до талантливого Ершова» – и ничего подобного еще не встречал.

Насчет бесталанности и талантливости человек как раз попал пальцем в небо: Гарнаев талантлив и умен, правда, заражен политикой и мечется душой.

Ну да. Представителям нового, капиталистического поколения эти верчения по жизни близки. А я только удивляюсь жизнеспособности этой восходящей звезды. Но как пишет… как пишет… зачитаешься.

Мне очень повезло, что в приснопамятные лихие 90–е я имел постоянную привычную работу на одном и том же месте. Теперь это видится – как в раю…

Почитал я блоги «друзей» этого хохляцкого Олега, особенно зарубежных… такая пурга… Нет, спорить с ними бесполезно.

А ведь в друзьях у него Денис и Летчик Леха. Ну, еще Гарнаев. Почитал я разочарованного Гарнаева – гонит ту же пургу; Арабский Летчик – заведомо. Леха молчит. Денис сомневается.

А мне, 70–летнему старику, утратившему уже объективный взгляд на жизнь, надо вообще заткнуться. Тот же Гарнаев пишет, что, мол, с высоты возраста думаешь: как банально! это уже было!

Надя пришла с работы вся распаренная и уставшая от жары. Душ слегка ее освежил… а как раз же выключили свет. И мы с пяти до семи валялись без дела, болтая о политике.

Дали свет – я бросился к компьютеру, набрал сайт универа, нашел свежий приказ о зачислении и приложением к нему – списки. Ну, весь список зачислили. Юлька так и осталась десятой в списке зачисленных на факультет «Строительство уникальных зданий и сооружений», на бюджетной основе.

Позвонил Юльке, поздравил; она вяло поблагодарила: «да я ж и так знала…» Ну, рыбья кровь… или кокетничает. А мы с Надей налили вина и с величайшим удовольствием обмыли это событие, за которое внучка так билась последние три года.

Заянов прислал горестное письмо: разбился их лучший пилот–инструктор, на новеньком итальянском самолетике. Демонстрировал на каком‑то шоу полет на малой скорости… и на предельно малой высоте, да еще над лесом. Видать, двигатель чихнул – на видео хорошо видно мгновенное сваливание: полвитка штопора – и отвесно в землю.

Что ж: такова цена всех этих зрелищных трюков. Лети он на высоте 200 метров, да еще не над деревьями, – привел бы в действие спассистему, остался бы жив.

Что такое полет на предельно малой скорости, с выпущенными закрылками и предкрылками? Это полет на газу. Малейшее падение тяги, малейшая потеря скорости приводит к срыву. Либо перетягивание ручки. Видно было, как он над лесом вроде чуть стал снижаться, а потом выровнял – и вот здесь мог перетянуть.

Пилот должен отдавать себе в этом отчет и предпринимать меры безопасности. А так – земля пухом…

Под Новосибирском разбился Як-52. По непроверенным сообщениям, инструктор, бывший военный летчик, учил летать 16–летнюю девочку. Оба погибли.

Аналогично в свое время погиб Петр Грушин на автожире, катая 16–летнего паренька. Авиация бесстрастно и по–хозяйски берет свои жертвы.

Упал в Кировской области самолет–амфибия Л-44 с четырьмя пассажирами на борту. Летели парой из Самары, после ремонта, на рыбалку на Кольский полуостров, и одна машина на глазах у другой свалилась. Пока ищут.

Что за самолетопад нынче. Но я отношусь к этому философски. Полет в небе опасен. Для меня все эти случаи лишь подтверждение того, что малая авиация потихоньку возрождается.

По катастрофе Як-52 в Бердске есть информация, что на взлете отказал двигатель и в развороте свалились. Ну, специалисты расследуют. Предполагают срыв и сваливание на развороте при отказе двигателя после взлета.

По Л-44 вероятная причина – ухудшение состояния здоровья пилота, кстати, главного конструктора этого самолета. Может, сердце отказало. Самолет нашли. Все погибли.

Все меньше и меньше пишу я в дневнике, все больше пропускаю мыслей и рассуждений… из‑за элементарной лени писать. Налицо явная деградация личности. И как бы я ни бился над тем, как искусственно остановить или хотя бы замедлить этот процесс, – он необратим.

Ощущение того, что главная жизнь прожита, а та, что еще поталкивает в бока, – является только раздражающей и не стоящей внимания разновидностью физического существования, – вот это ощущение обволакивает, и руки просто опускаются.

И никто никогда не сможет меня понять. Будут думать, что это у меня болячки, что это усталость, что это отсутствие увлечений, что привычная скука… но что все это еще можно чем‑то заменить, отвлечь, развлечь, увлечься…

А мне как‑то все равно. Старость физическая уже властно вторглась и сгибает; старость умственная все чаще и явственнее проявляется – забывчивостью, блаженной созерцательностью, сентиментальностью, просто ленью и опусканием. Надя видит это и старается меня подтолкнуть и устремить; я вяло отбрыкиваюсь. Для того, чтобы сделать дело, уже приходится себя ощутимо пересиливать и нагибать, со стонами.

Таки явно круче стал уклон жизни, он уже приближается к откосу. Тяну до семидесяти, чтоб хоть от людей не стыдно было. На восьмом‑то десятке можно найти оправдание уже любому капризу, это понятно. А в общем… грустно.

Уже надо реально смотреть на вещи. Задумываться о новом автомобиле, к примеру, смешно. С такими темпами деградации я года через три сам оставлю руль, из простой лени, не говоря уже об опаске не вписаться в ритм движения.

Что‑то новое строить уже нет сил. Дома скоро назреет косметический ремонт… я думаю об этом с содроганием.

К счастью, корреспонденты от меня отстали; писем практически нет. На Прозе еще есть какой‑то интерес… он скоро тоже заглохнет.

Пить водку в застолье не тянет.

Вот еще пока не пропадает интерес к езде за рулем, даже иной раз хлестнет под хвост желание рвануть под 160… как странно.

Еще пока интересуюсь кругами, расходящимися от моих опусов. А вот всяческие экранизации, премии и шоу меня уже не колышут; да я так и прогнозировал. Сценаристы от меня отстали. В общем, раз интерес к Ту-154 пропал – кому интересен тогда и Ершов?

Стал равнодушен к одежде: чуть не круглый год ношу одну футболку и джинсы на подтяжках, а на ногах старинные сандалеты, купленные еще в середине 90–х. Мучительно стало ездить по магазинам и искать себе новую обувь и одежду.

Надя уже вслух говорит, что я занимаюсь только собой, ревниво слежу за здоровьем, часто меряю давление, пью горстями таблетки, берегу себя от эмоций и не общаюсь; больше ничего меня в этой жизни не интересует. И я с нею почти согласен.

Еще пока интересует политика: а шо там у Грецие. То есть, интерес к жизни совсем уж так не пропал, но – созерцательный.

Думается, с таким моим отношением к жизни, она завершится где‑то на восьмом десятке. Старше и дряхлее я представить себя не могу и не хочу. Думается, истраченное в полетах здоровье иссякнет через несколько лет. Как вон Витю подкосила подагра – Оксана только качает головой: суставы распухшие, пальцы скрючены, ноги разрушены… А какой был богатырь.

Отец мой умер от рака, сестра тоже. Оба в старости были малоподвижны; это мне пока не грозит, хотя сидеть я стал гораздо больше, а после упражнений с травокосом и спина, и ноги, и плечи хорошо чувствуются. Но наследственная предрасположенность к раку налицо. Так уж, может, лучше выкинуть на фиг эти Оксанины сердешные таблетки и умереть на ходу, от тромба там, или от инфаркта.

Быстро умереть не страшно: раз – и ты уже на небесах. Страшно умирать долго и мучительно, понимая, какие страдания ты приносишь родным и близким.

Вот такие невеселые мысли все отчетливее посещают усыхающий моск головы.

Денис Окань сообщил в своем ЖЖ, что его снова уговорили на высокую командную должность, и он согласился только для того, чтобы попытаться претворить в жизнь в Глобусе почерпнутую в Катаре передовую философию управления авиакомпанией, чтобы хоть в одной авиакомпании России люди работали строго по правилам.

Высокое стремление… и дай бог, чтобы у него что‑то получилось. А то ведь он последнее время постоянно испытывал желание бросить все и умотать за рубеж.

Вчера в семь вечера вернулись из Енисейска. Впечатления от праздника ветеранов очень сильные, мы получили мощный эмоциональный заряд. Пытаться описать… бесполезно: не передашь словами. Объятия и поцелуи, возбуждение, как у бывших школьников, встретившихся через двадцать лет после выпускного… но это были седые дедушки и бабушки, не видевшиеся более сорока лет…

Фильм об истории предприятия, масса фотографий по стенам, торжественные речи, прекрасный концерт, массовое фотографирование трех сотен людей на крыльце ДК, потом банкет в трех залах…

Единственно… на банкете мне Расковы пытались сделать рекламу… пришлось встать и раскланяться перед публикой; после этого чувствовал себя неловко в присутствии сотни подвыпивших гостей за столами, хотелось поскорее уйти. Но Надя явно была довольна и благодарила Расковых за пиар.

Все свободное время провели с Расковыми и Наташей Ковальчук. Уж они перед нами выговорились; мы только изредка вставляли слово.

На второй день была еще узкая, очень теплая встреча: чисто уже летчиков с женами, в небольшом ресторанчике. Мы посидели за столом часок; третий тост был мой – традиционный: за безопасность, профессионализм и за любовь тех, кто нас ждал и дождался. Ну, получил порцию славословия. Дождались, когда торжественное мероприятие перетечет в обычную аэрофлотскую пьянку, и распрощались в самое время: когда люди уже нагреты до самого пика сердечности, но еще отдают себе отчет. После дружеских объятий и пожеланий сели в машину и тихо покатили домой.

Машина под рукой – очень удобно… только ж не пей за рулем. Изъездили с Расковыми Енисейск вдоль и поперек, с трудом узнавая старые места. Город очень изменился; сейчас его готовят к празднованию 400–летия, он как памятник старины находится под эгидой ЮНЕСКО… все улицы заасфальтированы, кругом светофоры…

Нет, очень сильные впечатления. Ночью в гостинице не могли уснуть от перевозбуждения… да и одни ли мы. И только дорога, прекрасная лесная дорога как‑то плавно успокоила, охладила и умиротворила. Кругом по обочинам стояли машины с грибниками, горы грибов – на прицепах, на капотах…

Купили мы по пути три ведерка лисичек и под начавшийся дождик все неслись и неслись по мокрому пустынному асфальту. Ближе к городу дождь полил сильнее, машин с грибниками из ближайших лесов вливалось в дорогу все больше, а на въезде в город они плыли уже густым потоком, взметывая грязную воду и глубоких луж.

Как оказалось, в этот день центр Красноярска вообще залило – даже по всероссийскому телевидению показали. Но мы живем на окраине и добрались до дома свободно.

Вечером я едва дотянул до десяти, задремывая перед телевизором. Спал как убитый.

Народу на праздник собралось больше трех сотен. Мы с Надей были в этой большой толпе, прямо скажу, заметной парой: моложавые, подтянутые, нарядные, бодрые. Большинство моих ровесников, и даже помоложе, выглядели на нашем с нею фоне довольно‑таки потрепанными, прямо стариками. Ну да попей‑ка ее, родимую, сорок лет. А сколько от нее умерло… А нас прямо осыпали комплиментами.

Оргкомитет мероприятия представлен как раз вдовами умерших от водки моих коллег – такие бодрые женщины, такую работу провернули… мы их всех не раз благодарили. Как сказал Володя Расков: предприятия уже нет, а праздник – есть!

Олег flying_elk опубликовал новый пост – о полетах на 777, очень вкусный. Я прямо завидую: безупречно в литературном плане, грамотно, популярно, очень красиво. Молодец. Ему есть что сказать об авиации. Политическую же составляющую стараюсь не ворошить, тогда автор спокойнее воспринимается сердцем.

В комментариях к этому посту нашел ссылку на книгу Заслуженного летчика–испытателя Мигунова, которого Олег считает своим учителем; называется она «Подарок судьбы». С удовольствием прочитаю.

Ага… зачитался Мигуновым. Хорошо пишет, хотя и несколько официально, что ли. Типичный мемуарный стиль. Я пишу более разговорным языком и эмоциональнее. Но книга увлекла. Напоминает Механикова.

Нашел пару толковых авторов на Прозе: Георгий Пашнёв и Борис Берлин. Пашнев – старый журналист, сибиряк, тасеевский, хотя сейчас живет в Москве, написал мне хорошую рецензию на «Мемуар». Прочитал я один из его рассказов: стоит почитать и другие. И рецензии почитал… добавить нечего. Поэтому написал ему в личку, надеюсь, пообщаемся.

Берлин сейчас читает мой «Страх полета»; из вежливости открыл и я его опусы. Хорошо пишет. Настоящий писатель, на голову выше и меня, и вообще этой стаи графоманов. Ну, почитаю еще, тогда составлю мнение.

Рецензии, прочитав аналогичные от понимающих людей, я писать отказываюсь. Мне не дано. Я могу только сказать, берет за сердце или не берет. Хотя… думается, для автора вот это и есть самое главное, а остальное – высоколобая эстетическая шелуха. Правда, похвальное слово на публике приятно щекочет самолюбие – по себе знаю. Ну, можно похвалить и общими словами, эмоционально. Тем более, краткость сестра таланта.

Наблюдая за собой, прихожу к выводу, что, по существу, у меня в жизни остался всего один интерес, литературный. Вот я постоянно пасусь на Прозе, заглядываю на страницы коллег по перу, читаю их рецензии друг другу, поражаюсь заумности, глубине и изысканности анализа, витиеватости оценок… и думаю себе: да все это – пыль в глаза. Каждый старается составить о себе наилучшее впечатление, чтобы ж к нему тоже заглянули, отзыв написали. И поднимется рейтинг, и прочая, и прочая.

Вася, ты и в литературе не новичок, не подмастерье. Витиеватые рецки – еще не признак литературного мастерства рецензента. Опирайся на свой вкус, на литературный опыт, на свою начитанность и грамотность. Уж стиль понять ты сможешь, а главное – поймешь, что человек хотел сказать. А зачастую – ему и сказать нечего, так, бормотанье.

Но вот Пашнев и Берлин берут за сердце.

Года три уже я не открываю крышку пианино. Да инструмент к этому времени полностью расстроился, вирбельбанк пересох… только выбросить. Но как без этой мебели в доме – цветы ж не на что будет ставить. Ну, остается еще аккордеон.

Вот так уходит жизнь: по мелочам. Не поётся уже. Прошла та пора.

Почему я испытываю чувство неприязни к личностям вроде Арабского Летчика или этого Олега с Хохляндии?

Ну а зачем они так злобно декларируют свою ненависть к России? Ведь живут‑то они не на родине, а на заработках, десятилетиями, где‑то там, в роскошных городах пустынной Аравии. Ну какое моральное право ты имеешь судить Россию, в которой не живешь? Ты ее знаешь изнутри? Ты прочувствовал на своей шкуре и разделил со своим народом его боль? Так чего ж ты лаешь?

Обидно: талантливые, выдающиеся пилоты, командиры, инструкторы, воспитатели… и льют в живом журнале такое говно, пачкая им свои действительно неординарные, интересные, полезные рассуждения о современной авиации.

И второе. Я всю жизнь работал на свою Родину. Без излишнего пафоса говорю, от чистого сердца. Я прекрасно понимал свою значимость для Родины, для людей, для общества. А эти работают – на свой желудок. Оне – типа люди Мира… никогда я не уважал этих… перекати–польев. Даже Ростроповича с Вишневской – при всем пиетете и восхищении их талантом. Жить надо на Родине и работать для нее.

Нет Земли без границ; нет людей Мира – а есть куча вечно враждующих друг с другом государств и народов. Нет друзей у России, она одна в этом недобром мире.

И получается отношение к этим пилотам – как к врагам. Они объективно – мои враги… и в то же время братья по Небу.

Вот только что Арабский Пилот перепостил в ЖЖ антироссийский высер какого‑то занюханного креакла, воспеваемого Эхом Москвы… такая проевропейская галиматья. Ну зачем?

А этот Олег через пост размещает свои поцреотически–проукраинские лозунги, плачи и сокрушения. Так иди ж тогда воюй за свою неньку. Нет… в пустыне – великi грошi… и там же ж не стреляют.

Они получают свои сведения исключительно из западных СМИ и на основании этих сведений делают выводы о том, что мы, россияне, зазомбированы путинской пропагандой.

Ага. Мы, россияне, живущие в России, дышащие с тем Путиным одним воздухом и шкурой чувствующие перемены, – зазомбированы… а вы, заробiтчани, сдриснувшие с родины еще двадцать лет назад и присосавшиеся к западным ценностям, поучаете нас. Хрен вам, ребята! Поучайте лучше свое племя – сраколизов Запада.

Денис льнет к ним… но у него, мне кажется, все‑таки здоровая внутренняя сущность. Он свои убеждения выстрадал на Родине. Я верю в него.

Копирайтер. Презренная профессия рекламщика, изначально, может, и оправдываемая, но по жизни аморальная. Нынче в копирайтеры порядочный человек, живущий не по лжи, не пойдет. Сродни проституции: как заказчик пожелает – так и подмахивать будет, заведомо понимая, что об искренности речи нет.

Но это я так понимаю. А их обучают на специальных факультетах… по специальности «обдуривание лоха».

Сагань прислал заумное литературоведческое письмо, рекомендует мне ознакомиться с творчеством мыслителя К. Леонтьева и высказать свои мысли. Ну… с великим трудом, продираясь сквозь пену, прочитал я это словоблудие. Нет, мысли его об отрицательной роли разогнавшегося без меры прогресса, нивелирующего личность, и о гибели европейской цивилизации я кое‑как понял, я их принимаю. Но увольте меня читать подобные опусы: голова трещит. Изводит человек массу словесной руды.

Правда, мне импонирует, что Алексей в письме назвал Пруста и Кафку просто дураками. Таки да. Ну а что сказать о тех, кто их взахлеб читает? Не результат ли это того самого нивелирования общества?

Ну, я еще сконструирую ему ответ… но уже это не моё. Стар я; мне бы чего попроще. Я только удивляюсь: это ж до какого утонченно–концентрированного состояния отточена была мысль и на каких шарнирах был подвешен орган словоблудия у интеллигенции середины ХIХ века. Да по сравнению с ними язык Толстого прост как правда. А по сравнению с Толстым язык нынешних пейсателей упрощен чуть не до мычания.

Сагань, просвещенный филолог, поэт и редактор, ищет во мне разумного и тоже ж типа просвещенного собеседника… да уж… Ну, разочаруется. А с другой стороны, Ершов ведь тоже сумел кое‑что людям сказать, обойдясь без той пены.

Мучительно подбираю слова в письме Саганю. Вот уж где видно невооруженным глазом, что Ершов в литературе парвеню. И если бы не багаж моих, в общем‑то, признанных опусов, то представляю, с каким презрением подумал бы он обо мне как о невежде со средним техническим образованием. Однако и не беседовал бы со мной, как вот теперь. Значит, все‑таки есть во мне что‑то. Не моя ж инициатива беседовать.

Сравниваю ТТХ проектируемого с начала 90–х ильюшинского грузового самолетика Ил-112 с аналогом, CASA C-295, эрбасовского производства. Самолеты примерно одинаковые, но:

— наш имеет вес конструкции 15 тонн и берет 6 тонн груза;

— аналог, соответственно, 11 и 9,7.

Ну как так у них получается?

Я понимаю, на Западе ужимаются в пользу экономичности за счет меньшей прочности, меньших допустимых перегрузок, более тонкого сверхкритического профиля, использования композитов и т. п.

Но выгадать на всем этом лишние три тонны загрузки… не верится.

А весь мир десятками покупает этот самолет. Мы же пока даже из стапелей не вышли.

Пассажирский Ил-114 первый раз взлетел, когда я еще чуть не вторым пилотом Ту-154 был. Ну, с начала 90–х годов точно. Потом его производство затормозила перестройка. Теперь прорабатывается вопрос восстановления. Посчитали… и сказали: нецелесообразно, потому что нет заказов.

А ТТХ у него похожие: пустой 15 т, грузоподъемность 7 т, максимальный взлетный вес 23, 5 т. Либо заправка, либо загрузка. Естественно, кто ж такое добро закажет, да по сумасшедшей цене.

Вон Ан-26 – аналогичные ТТХ: пустой 15 т, грузоподъемность 5,5 т, вес 23 т. Так ему сорок лет!

Но все равно надо что‑то делать, причем, свое, а не импортное.

Уже Рысачок взамен Ан-2 не пойдет, а решили, вроде бы, что пойдет Даймонд с двумя дизелями; потом эти дизели вроде как планируется выпускать у нас. А Рысачок, малой партией, пока, мол, полетает в переходный период.

Дык… у нас вся жизнь – переходный период.

Полез в интернет, после двухнедельного отдыха на море, ибо в отеле – что и раньше отмечалось в отзывах – интернета практически нет. Ну, полсотни поздравлений на авиа ру; тридцать писем; вот надо разгребать и писать ответы, а лень.

Одно письмо пришло от Черкасова. Он наконец‑то завершил работу над фильмом и приглашает нас с Надей 22–го в Москву на презентацию, все за его счет. Мы подумали и согласились, но Наде сегодня надо будет отпроситься на понедельник–вторник с работы.

И тут Дима сам позвонил; ну, договорились, что как только Надя определится на работе, я ему напишу и он оформит нам электронные билеты и отель. Либо, если Надю не отпустят, я поеду сам. Она бы меня отпустила и самого, но с условием: чтобы ничего не принимал близко к сердцу, без эмоций. Но вообще‑то и сама хочет со мной слетать. Оксана тоже подумала и сказала: ну, раз уж так приглашают, то отчего бы вам и не съездить. А Дима ну уж очень просил, мол, за честь почтёт… Ну, прям пиетет.

Осталась было у меня одна–единственная книжка «Раздумий», еще первый вариант. Думаю, надо ее человеку подарить. Чего ей у меня пылиться. А Дима Черкасов пять лет создавал фильм о самолете Ту-154, всю душу вложил. Ну, как‑то же надо его отблагодарить.

Перерыв в интернете как‑то отодвинул на задний план все то, что прям трепетало каждый день. Очень полезный перерыв. Херня на постном масле – ну совершенно очевидна… а как увлекает.

Смотрели на курорте по ящику параллельно два канала – наш и хохляцкий. Ну, те ж и врут… прям детектор брехни. Можно было сравнивать.

Не хочу и думать об этой гражданской войне. Народ украинский для меня теперь – достойное презрения быдло. Это как наркоманы: уже не исправить, не вылечить. Исправит их только время, может, только в третьем поколении; у меня времени нет. Поэтому мнение свое менять не буду уж до конца. Я сам хохол, и уж хохлов знаю.

Вчера весь вечер читал Галлая, еле оторвался перед сном. Мне рядом с ним просто нечего делать. Нет, ну, есть, конечно, кое‑что и у меня, но в области этики он гораздо компетентнее, выше, порядочнее. Он шире и глубже видит и раскрывает тему. Он сдержан и ироничен; я эмоционален и болтлив.

Однако наши с ним книги стоят у людей на полках в одном ряду.

Продрал глаза в восемь утра. Надя ушла на работу; в планах у меня уборка дома и приготовление еды. Спешить некуда, могу описать наше путешествие.

В Москву летели на В-767 компании Трансаэро. Самолет большой, но внутри тесноватый, как и все Боинги. После Ту-154, и особенно Ил-86, могу смело так утверждать. Однако сидеть было вполне удобно; питание принимал с ножом и вилкой, бригада обслуживала хорошо. Полет прошел как‑то незаметно. Надя все кашляла и придремывала, а я просидел в раздумьях.

Огромный терминал во Внуково. Шли–шли, устали, потом воспользовались движущимися тротуарами–траволаторами – кажется, целый километр ходьбы. Сумка наша большая, пришлось сдавать в багаж; обратно получили быстро. На выходе нас встретил парень, сразу выдал нам приглашения, подхватил сумку, усадил в Мазду и повез в отель. Около часа ехали: хоть и недалеко, но всё пробки на дорогах. Во дворе гостиницы толкались в тесноте… это ужас, сколько машин.

Отель многоэтажный, Салют, вполне приличный. Встретил нас у входа человек от Димы, оформил, раскланялся. Поселили нас на 11–м этаже; два часа отдыха, успели погладиться, полежали часок, спустились; подъехала Мазда. Быстро приехали в кинотеатральный комплекс Эльдар; там уже небольшая толпа народа у входа. Ну точно как в Енисейске.

Стоим с Надей особняком, никого не знаем. Вдруг открывается дверь… Надя спрашивает: «Это не Дима случайно?» Я мельком глянул – нет, не Дима… потом в мозгу щелкнуло: лицо‑то знакомое! Дима Колесник! Ну, обнялись… Радостная встреча. Слава богу, хоть появился рядом человек, знакомый и родной нам. Дальше уже Дима знакомил нас с людьми… меня, оказывается, многие знают. Между делом, очень хвалил мои Летные дневники, прямо потрясен ими.

Снова открылась дверь – вот теперь точно Дима Черкасов! Снова объятия; познакомил его с Надей. Толпа весьма заинтересовалась – а народ‑то все больше старички. Я при честном народе преподнес ему свою книгу с дарственной надписью. Ну, Дима пригласил нас внутрь, провел по залам театрального музея с расставленными раритетами, как‑то связанными со знаменитыми артистами; стулья с их фамилиями на спинках; девушки–встречающие в форме аэрофлотских стюардесс; фотографии на стенах; бабушки–белые мышки на стульчиках у дверей… вполне прилично. Толпа бомонда, вспышки фотокамер, гул голосов… все как‑то камерно и неофициально.

Прошли в зрительный зал, небольшой, но уютный. На подиуме микрофон и гитара, на стене экран. Постепенно зал заполнился, все больше лысины и седины, но много было и молодых людей. Повозились с аппаратурой, не включался микрофон… наладили; Дима взял слово. Очень свободно и раскованно, выражаясь прекрасной литературной речью, он кратко изложил историю создания фильма, поблагодарил всех, кто принял участие в съемках, особо выделил несколько значимых фигур, в том числе и меня. Пришлось под аплодисменты зала встать… сердце заколотилось… не люблю я этого.