Рисса боялась умирать. Она понимала это так же отчетливо и ярко, как и то, что на сей раз умирает по-настоящему. Насовсем. У нее больше не было сил держаться. Она даже не ощущала свое тело — казалось, оно висит на столбе куском мяса, а душа уже сбежала из него и теперь болтается неподалеку, отстраненно наблюдая за всем со стороны. Рисса знала, что ей очень больно, но уже почти не чувствовала этого. Не чувствовала, как горит изувеченная спина. Не чувствовала, как наручники врезаются в содранные до мяса запястья. Не чувствовала жуткого напряжения в руках и плечах, будто бы рвущихся под весом остального тела. Пить только жутко хотелось. И глаза протереть — бесила едкая и колючая смесь из пота, слез и песка, которой их склеило.
Это было похоже на кошмарный сон, из которого не вырваться. Иногда он накрывал с головой, и тогда Рисса не чувствовала и не видела вообще ничего. Иногда — чуть отпускал, и тогда боль возвращалась, но с каждым разом становилась все глуше и дальше. Вместе с ней уходили последние силы. Рисса пыталась двигаться, но не могла. Пыталась сконцентрироваться на какой-нибудь мысли, но ничего не получалось. Даже веки разлепить — и то не выходило.
В какой-то момент в глаза перестало светить. Наверное, наступил вечер. Да какая уже разница? Это все. Действительно все. Но почему? Почему это все не может быть страшным сном? Почему все… вот так?
"Я не хочу. Пожалуйста, пожалуйста, не надо… Мама, мне так страшно, мамочка…"
Рисса заплакала бы в голос, если бы могла. Вместо плача из горла вырвался поток горячего воздуха, больно ободравшего сухую глотку. Будто в издевку, по щеке мазнуло прохладным ветерком, и Рисса ухватилась за это чувство — последнюю ниточку, отделявшую ее от вязкой черноты, из которой с каждым разом все труднее было вырваться. Рисса знала: если она провалится в нее снова, то уже не проснется. А она не хотела. Больше всего на свете она не хотела навсегда остаться во сне.
Услышав голоса, Рисса подумала, что бредит. Вроде бы женский и мужской… Рисса узнавала слова, но не понимала смысла. Это было все равно что вслушиваться в белый шум или пытаться понять, что говорят ученые на познавательном канале.
Кто-то коснулся ее подбородка. С трудом разлепив веки, Рисса увидела лишь два размытых темных пятна.
— Удивительно, что она еще жива. Сильная, что и говорить.
— Верховный наставник счел ее безнадежной, миледи, а повелителю Танатону нет дела до ее судьбы. Но вы, насколько я помню, проявляли интерес…
— Проявляла. Но до сих пор не уверена, стоит ли эта девчонка моего времени. Такая строптивица…
Чужие пальцы провели по щеке, убрали волосы с лица, легонько погладили по лбу. Не отдавая себе в том отчета, Рисса потянулась за лаской и живым теплом, дрожа от страха потерять их, снова остаться одной.
"Только не уходи, — Рисса терлась лбом о чужую руку, не имея ни малейшего понятия, к кому ластится. Главное ведь было совсем не в этом, а в том, что кто-то пришел, кто-то прикоснулся к ней, кто-то спасет ее, не даст потеряться в страшной черноте. — Не уходи, пожалуйста. Пожалуйста, помоги мне. Я все сделаю. Все что захочешь, только не бросай…"
— Неужели все? — Слова прозвучали неожиданно четко, словно возникли прямо у Риссы в голове. — Я могу помочь тебе, Рисса. Могу забрать отсюда. Но взамен тебе придется пообещать, что ты станешь хорошей девочкой. Будешь учтивой, послушной, и навсегда забудешь о своем бунтарстве. Ты согласна?
Рисса залилась слезами, прижалась щекой к ласковой ладони. Неужели все так просто? Просто быть хорошей девочкой, и все? Как в сказке? Правда?
— Да, — прошептала она, с трудом ворочая распухшим языком. — Пожалуйста… что угодно, только заберите… я не хочу… не хочу…
— Ну тише, дитя. Тише. — Незнакомка нежно провела ладонью по ее щеке, стирая слезы. У нее был такой красивый голос… Рисса поняла, что никогда не слышала ничего более чарующего и прекрасного. — Я дам тебе еще один шанс.
Женщина отняла ладонь, и Рисса жалобно вскрикнула, неосторожно потянувшись за ней. Отступивший было холод вернулся, а вместе с ним — боль, неожиданно нахлынувшая с полной силой. Незнакомка отвернулась от нее, так и не дав рассмотреть своего лица.
— Немедленно распорядитесь о лечении, надзиратель. Я улажу остальные вопросы с верховным наставником.
* * *
В семь утра Ремис пошел в медблок в третий раз. Сунувшись туда с рассветом, он застал на месте только ассистентку, которая возилась с раненным старшаком и без лишних разговоров выставила Ремиса за дверь. Тогда он поболтался по Академии еще часа полтора и, вернувшись, был выпровожен вон уже лордом Лексарном — дескать, нечего к девчонкам сейчас лезть, не в том они состоянии.
Это Ремиса не на шутку взволновало. Он, конечно, и сам понимал, что после порки электроплетью и целого дня на столбе чувствовать себя будешь так, что мертвым позавидуешь, но почему зайти-то нельзя? Неужели все настолько плохо? Он с огромным трудом заставил себя выждать еще час, прежде чем вернуться в медблок: от беспокойства за девчонок бросало то в жар, то в холод, и в голову лезла всякая дичь.
На сей раз Ремиса никто не прогнал. Потоптавшись в приемной, он прошел в палату, шурша пакетиком печенья. Печенье Ремис купил на одолженную у Кира мелочь (так и валялась в сумке почти неделю, пока не понадобилась), и за пару часов комкания в ладонях, перекладывания с места на место и одного забывания на скамейке оно несколько потеряло товарный вид. Хоть снова беги за какой-нибудь вкуснятиной для девчонок, да только не на что было. Но главное ведь не вид, а вкус, правда? Рисса уж точно подтвердит.
"Если не съездит мне этим пакетиком по лицу", — подумал Ремис. Он сам знал: было за что, и даже десяти коробок самого лучшего печенья в галактике не хватило бы, чтобы за это извиниться.
В палате, как всегда, было почти пусто. Старшак, не разминувшийся с каким-то монстром в Долине, плавал в капсуле с кольто. Еще одна была занята, и приглядевшись, Ремис рассмотрел за мутным стеклом девчачий силуэт. Рисса! У Ремиса екнуло сердце и неприятно похолодело в груди. Остальные девчонки вмиг вылетели у него из головы — совершенно позабыв о них, он бросился к капсуле, будто верил, что стоит ему лишь оказаться рядом, и Рисса поправится.
Кольто могло вытащить с того света. Вылечить самые страшные раны за несколько часов. Что должны были сделать с Риссой, чтобы ее пришлось так долго в нем держать?! Он провел ладонью по стеклу, ровно там, где находилась щека Риссы. Вспомнил слова повелителя Танатона о том, что так было надо. Почему-то они больше не казались такими убедительными.
— Рисс, привет… — прошептал он. И пофиг, что выглядел сейчас, наверное, глупее не придумаешь. — Ну ты чего? Хватит уже болеть…
— Привет, Ремис.
Голосок был настолько слабым и бесцветным, что Ремис даже не сразу узнал Иллин. Обернувшись, он увидел ее сидящей на одной койке с Милли. Одета Иллин была в больничную пижаму, волосы — обычно такие красивые, что глаз не оторвать, но сейчас спутанные и потускневшие, — она стянула в хвост и перекинула через плечо. Куда-то исчезла вся ее красота, будто бы Иллин неудачно постирали с отбеливателем, нечаянно вымыв все краски. Эту девочку с бледным, почти синюшным лицом и ввалившимися глазами хотелось пожалеть, но уж никак не любоваться ею.
— Привет, — смущенно ответил Ремис. Он был готов сквозь землю провалиться: надо же было повести себя как сволочь и последний идиот одновременно! — Ты как?
— Лучше, чем могло бы быть. — Иллин, тяжело вздохнув, погладила спящую Милли по голове. Она явно сдерживала слезы, когда смотрела на малявку, и дурное предчувствие вгрызлось в Ремиса с удвоенной силой. Неужели с Милли что-то не так? — Подойдешь? Не очень удобно через всю палату говорить.
— Не вопрос, — он быстро подошел, присел на свободную койку рядом. Неловко вручил Иллин печенье, которое она так же неловко приняла и положила на маленький прикроватный столик. — Что с мелкой? Она… — он сглотнул: Милли лежала на животе и почти не подавала признаков жизни. Только посапывала иногда. — Ну, она хоть просыпалась?
— Нет, но лорд Лексарн сказал, что она будет в порядке. — У Иллин был очень печальный вид, совсем не вязавшийся с радостной, в общем-то, новостью. — Ее сейчас лекарствами и стимуляторами накачивают, чтобы она быстрее оправилась. Сказали, что ее… ее… — Иллин всхлипнула, прикрыла рот ладонью. Ремис попытался погладить ее по плечу, но Иллин сбросила его руку и, сжавшись в комочек, совсем разревелась.
Ремис готов был сам в голос взвыть. Девчонки! Нет, понятно, что им сейчас плохо, но почему нельзя внятно сказать, что случилось?! И как их успокаивать?! Пацаны говорили, что девчонок по лицу бить надо, если истерят, но жалко же…
— Иллин, ты что? — Ремис неуклюже обнял ее, прижал к груди. На сей раз Иллин не отстранилась, но и реветь не перестала. — С Милли что, собрались сделать что-то плохое? Ну скажи ты, эй!
Ремис слегка встряхнул Иллин, и, как ни странно, это помогло: плач немного поутих. Иллин несколько раз рвано вздохнула, пытаясь успокоиться. Ремис где-то видел, что в таких случаях надо давать девчонкам салфетки, чтобы они высморкались и вытерли лицо, но у него и тряпочки завалящей не было…
— Милли заберут, — выдавила Иллин хриплым, срывающимся голосом. — С-сказали, что п-повелитель Танатон ее с-сегодня увезет. А она маленькая еще… она же никуда без меня… она же пропадет, не сможет одна…
Иллин вдруг крепко обняла его за шею и расплакалась сильнее прежнего. Чувствуя себя полным идиотом, Ремис принялся покачивать ее, как маленькую. Ну как с ними быть?! Ремис очень хотел ее успокоить, как-то утешить, но понятия не имел, что делать. Одновременно он пытался переварить новость. Это что же, повелитель и Милли к себе возьмет? А ее-то с чего? Не то чтобы Ремис был против, конечно, но все равно — малявка-то чем отличиться успела?
— Меня он тоже возьмет, — сказал Ремис первое, что пришло в голову. — Иллин, ну не реви ты так! Повелитель вроде ничего, нормальный. И я буду за Милли присматривать. Не пропадет наша малявка, я тебе обещаю. Будет мне как младшая сестричка, а я за сестричку…
— Да как ты ей поможешь?.. — Иллин утерла слезы рукавом, но они тут же полились снова. — Ты же знаешь, какая она слабенькая… Она же ранимая такая и привязчивая, она привыкла, что я всегда рядом…
— И что, ты ее к юбке привязать собиралась и не отпускать, пока не вырастет? — Ремис добавил в голос немного строгости: сюсюкать он не умел, да и подруга от этого только сильнее расклеивалась. — Иллин, ее в Академии бы сожрали, и ничем бы ты ей не помогла. У повелителя все по-другому будет. Ты нам еще завидовать будешь, вот увидишь!
Он ткнул Иллин в плечо. Она поморщилась, но, кажется, немного успокоилась.
— Нечему тут завидовать, Ремис, — грустно сказала она. — Ты так ничего и не понял, да? Это повелитель Танатон нас приговорил. Он решил, что нас надо наказать именно так. А теперь ему еще и Милли понадобилась?! Как ты ее от него защищать собрался?
— Будто ты бы ее от надзирателя защитила. Иллин, да о такой "трагедии" другие даже мечтать не смеют!
— Хватит, Ремис, — неожиданно резко огрызнулась Иллин. — Мне и так плохо, а тут ты еще со своими глупостями! Меня, кстати, тоже заберут. Лорд Лексарн сказал, что я дура, но дура талантливая, так что он возьмет меня под опеку. Он, кажется, все документы уже оформил.
Глаза у нее опять были на мокром месте, и голос задрожал. Ремис окончательно перестал понимать эту девчонку. Мало того, что ее в живых после побега оставили и даже вылечили так, что она сидеть не морщась может, она еще и ноет, что ее взял в ученицы лорд! Все-таки Иллин странная. Или она просто так не хочет расставаться с Милли?
— Ну, по-моему, это лучше чем остаться обычной послушницей. Я вообще боялся, что вас всех убьют.
Ремис мысленно приготовился выдержать волну праведного гнева, но Иллин просто кивнула. Даже попыталась улыбнуться.
— Ты прав. Мы хотя бы живы, — сказала она уже спокойнее. — Ты не подумай, я очень рада тебя видеть. Я просто до сих пор успокоиться не могу, вот и набрасываюсь… Извини, пожалуйста. И за то, что я тебя в гробнице ударила, тоже.
— Да ничего, я уже забыл. — Ремис улыбнулся. Он действительно и думать забыл о том, как они поссорились: ерунда же, чего о ней помнить? — А что с Рисской? Почему ее еще не достали?
Глянув на капсулу, где безжизненной тушкой плавала Рисса, Ремис почувствовал, как возвращается страх за нее. За разговором он немного успокоился — если бы с Риссой случилось что-то страшное, Иллин бы ему рассказала, — но что-то явно было не в порядке. Даже слабенькая Милли уже валялась в постели, а Рисса явно покрепче будет.
Иллин печально посмотрела на нее. Ремису показалось, что она вот-вот заплачет снова.
— Риссу позже всех сняли, — сказала она тихо. — Лорд Лексарн сказал, что верховный наставник хотел убить ее, но кто-то вступился. Ей очень плохо, Ремис. Привезли в критическом состоянии.
"В критическом состоянии". Дышать вдруг стало очень трудно, почти невозможно.
— Но она же поправится? — спросил Ремис, холодея. — Твой учитель что-нибудь об этом сказал?
— Поправится, — Иллин тяжело вздохнула. — Но будет чувствовать себя ужасно. Ей в медблоке несколько дней лежать придется. Но я хотя бы смогу побыть рядом с ней, как-то помочь… а Милли…
Она помотала головой, похлопала сама себя по щекам, чтобы успокоиться. Ремис машинально приобнял ее, хотя больше всего ему сейчас хотелось бы обнять Риссу. Вновь вернулось мерзкое чувство, что все это случилось из-за него. Из-за него девчонкам пришлось все это пережить. Из-за него Рисска до сих пор плавала в кольто, а Иллин рыдала, стоило ей только глянуть на Милли. Может, Иллин и не злилась на него, но он-то знал, как все было на самом деле, и никуда от этого не деться.
"Рисс, прости меня, — он уставился на капсулу. Конечно, Рисса не слышала его, но Ремису очень хотелось попросить у нее прощения. Хотя бы так. — Я не хотел, чтобы все так получилось. Прости, ладно?"
В какой-то момент ему показалось, что Рисса кивнула. Бред, конечно, но приятный бред. Ремису очень хотелось верить, что Рисса кивнула бы ему и по-настоящему.
Тонкая ладошка Иллин коснулась его руки.
— Посиди с нами немного, хорошо? — тихо попросила Иллин. — С тобой легче.
Ремис кивнул, даже не глядя на хронометр. У него стоял звуковой сигнал, так что к учителю точно не опоздает. А последний завтрак с Киром… ничего, Кир поймет. Девчонкам он сейчас нужнее.
— Конечно, Иллин. Печенье открывать будем?
— Спрашиваешь, — Иллин улыбнулась, шмыгнув носом. — Ты не представляешь, как я по нему соскучилась.