Воровка

Часть 31

Уезжать пришлось слишком скоро. Вчера казалось, что с побудки до полудня — прорва времени, которое не на что будет тратить без построения, завтрака и тренировки. Выяснилось, что двум подружкам, расстающимся если не навсегда, то очень надолго, его слишком мало. Иллин и Милли не отлипали друг от друга часа три: обнимались, целовались, шутили сквозь слезы и неуклюже утешали друг друга. Ремис не знал, куда себя деть — вроде и мило, а все равно подташнивало от такой концентрации девчачьих нежностей. Он бы давно удрал, но останавливало то, что в следующий раз повидаться с Иллин удастся неизвестно когда. И еще была Рисса, которая никак не просыпалась.

Ее вытащили из кольто, но в себя она так и не пришла — ее, как и Милли, обкололи кучей лекарств и седативами, чтобы быстрее поправлялась. Кольто не смогло полностью залечить шрамы на спине: когда Риссе накладывали повязки, Ремис заметил, что вся ее кожа покрыта рубцами, едва-едва затянувшимися розовой кожицей. Сейчас Рисса спала, и Ремис вслушивался в ее дыхание — как она, не плачет, не задыхается от боли? Ему было немного неловко перед Милли, на которую он едва взглянул, но, с другой стороны, Милли ведь не хотел убить сам верховный наставник. А Риссу… Ну вот как ее здесь бросить? Она же, дура такая, опять начнет нарываться, и никто больше за нее не вступится. Даже один раз был чудом.

Ремис осторожно взял ее за худенькую руку, слегка сжал, поразившись, какими хрупкими вдруг стали казаться ее пальцы. Ее кожа была тонкой и сухой, как оберточная бумага от пирожных, и такой же желтоватой — раньше была чуть смуглой, а сейчас будто выцвела. Но даже так Рисска была красивой. Не как Иллин или Милли, а… по-своему. Ремис не знал, как это описать. Вроде ничего красивого — костлявая, худая, вся остренькая, хищная и нескладная, и волосы как у пацана, короткие и криво обстриженные, — а все равно заглядеться можно.

— С ней все будет хорошо, Ремис. Не волнуйся.

Ремис обернулся к Милли. Малявка стояла за его плечом, слегка склонив голову набок, и печально улыбалась. Ремис посторонился, давая ей подойти к подруге. Милли опустилась рядом с ней на колени, ласково провела ладонью по спутанным черным волосам.

— Если бы не ты, мы бы не выбрались, — прошептала Милли на ухо Риссе. — Спасибо, Рисса. За все спасибо. Поправляйся поскорее, ладно?

Она легонько поцеловала Риссу в макушку и, поднявшись, отошла на шаг. Бледная, тоненькая, в просторной больничной пижаме и с растрепанными светлыми волосами, Милли до жути напоминала призрачных девочек из фильмов ужасов — а вот малявку, которую надо жалеть и защищать, ничуть. Что-то поменялось в выражении лица, в том, как она стояла и как говорила. Она казалась чуть ли не взрослее Иллин, наконец-то начавшей вести себя как нормальная девчонка.

— Ремис, нам идти скоро, — сказала она равнодушно, даже не всхлипнув. — Выйди, пожалуйста, мне переодеться надо.

— А. Конечно, сейчас исчезну. — Ремис несколько стушевался: он-то думал, это Милли придется за шиворот отрывать от Иллин. — Я тебя за дверью подожду, идет?

Милли кивнула. Ремис повернулся к Иллин. Не зная, что сказать ей, выдавил кривую улыбку:

— Ну, пока? Увидимся еще как-нибудь.

Иллин подняла голову. Лицо у нее было мокрое от слез, а вид — такой несчастный, что хотелось обнять ее и накормить вкусным. Хотя Иллин говорила с Ремисом, смотрела она мимо него, на Милли, будто никак не могла наглядеться на нее.

— Увидимся. Конечно, увидимся, — хрипло сказала она, пытаясь улыбнуться. Улыбка никак не получалась. — Пока, Ремис. Ты заботься о ней, пожалуйста. Ей это нужно.

— Не вопрос, Иллин. — Ремис легонько хлопнул Иллин по плечу. — Я ведь уже пообещал, нет? Передавай привет Риссе, когда проснется.

Ему ужасно не хотелось уходить. Бросать Иллин, Риссу… особенно Риссу. Жалко, что они даже наорать друг на друга не смогут и помириться после этого. Теперь уже, наверное, не выйдет с ней помириться. Да и не до того скоро станет, чтобы о ней думать. У него же теперь нагрузка будет — подумать страшно. А еще надо школьную программу по всем предметам подтянуть и научиться писать без ошибок…

Наверное, он скоро совсем о Риссе забудет. Может, и хорошо, но сейчас от этой мысли хотелось выть. Не хотел он ее забывать. И прощаться навсегда тоже не хотел. Да что с ним за хрень творится?! Еще разреветься не хватало, как Иллин.

— Только давай по-быстрому, мелочь, — бросил он, очень стараясь говорить небрежно и грубовато. — Не хочу, чтобы с нас шкуру спустили в первый же день.

Времени, на самом деле, было еще за глаза, но поторопить малявку было не лишним: а то сейчас обнимутся с Иллин и как начнут реветь… Ну их, этих девчонок. Сами ревут чуть что и других заражают.

В коридоре его поджидал Кир. Заметив, что кто-то идет, он торопливо прикрыл курткой бутерброд — в Академии за еду в неположенном месте можно было получить по шее, — и расслабился, только узнав Ремиса. Светлые волосы друга были еще мокрыми после душа и кое-как зачесанными назад — не то что его обычная прическа, зализанная и аккуратная настолько, что кулаки по привычке чесались врезать.

— Здорово. — Ремис бухнулся рядом с ним на скамейку. — Ты кто такой и что ты сделал с Киром?

— В смысле? — не понял Кир. Ремис, закатив глаза, поочередно ткнул на неположенный бутерброд и прическу. — А, это… Я боялся, что не успею тебе поймать, если пойду на обед и слишком долго провожусь в душе. Тебе же улетать через полчаса?

— Вообще-то, уже через двадцать минут, — Ремис сверился с хронометром. — Сам не верю, что это говорю.

— Кому рассказать — не поверят. — Кир улыбнулся. — Мне Дильхаш говорила, что попасть даже к лорду — это огромная удача, которая мне точно не светит. Ей же не удалось, а она чистокровная. А ты умудрился попасть к повелителю из Совета, хотя не пробыл в Академии даже месяца и тангенс с гипотенузой путаешь.

Ремис вытаращил глаза, изображая праведный гнев:

— Путаю?! Да ты на меня гонишь. Я даже не в курсе, что это такое. Кстати, а как Дильхаш? Ты вроде говорил, что у нее проблемы какие-то могут быть…

Кир отмахнулся:

— Да какие у нее проблемы… Дядюшка как узнал, что случилось с Аргейлом, тут же к верховному наставнику примчался, ее выгораживать. Все у нее хорошо, даже не сошлют никуда. К другой группе прикрепили, и все.

Ремис хотел было поинтересоваться, что у Кира за дядюшка такой, что может "примчаться" к верховному наставнику и добиться своего, но не стал. Судя по лицу друга, у него с этим была связана большущая и больная мозоль, по которой лучше не топтаться.

— Да ну их всех! — сказал Кир, проглотив почти не жуя очередной кусок бутерброда. — Ты-то хоть рад?

Если бы Ремис в тот момент ел, он бы непременно подавился. Да как такому можно не радоваться?! Он же теперь точно в люди выбьется. Никогда больше не будет оборванцем, которого гоняют из приличных районов, а особо жалостливые женщины называют "сиротинушкой" и подкармливают дешевой уличной едой, хотя сами бы такую в рот не взяли. Да перед ним с Милли теперь даже высокомерные имперцы кланяться будут!

— Рад? Спрашиваешь! А ты бы не радовался?

У Кира сделалось такое лицо, будто Ремис подкинул ему сложную задачку, которую с полпинка не решить.

— Не знаю, — сказал он с очень серьезным видом. — Конечно, это огромная честь, но и ответственность немалая. От тебя будут очень многого требовать, гораздо больше, чем в Академии. А еще у тебя своей жизни не будет: ты теперь принадлежишь учителю и все время будешь посвящать тому, чтобы ему угодить. А я пожить хочу. Вот пройду испытания и женюсь на Джамике. Помнишь, я тебе про нее рассказывал? Она, конечно, не ситх, но такая красивая… Мы с ней даже поклялись, что она меня дождется из Академии, а я с другими девчонками крутить не буду. Это дорогого стоит.

Ремис сказал бы, чего стоят такие клятвы — ни одна из его знакомых девчонок парня из тюрьмы не дождалась, — но посмотрел на замечтавшегося Кира и ничего говорить не стал. Когда он говорил об этой своей Джамике, у него даже лицо менялось, становилось немного дурковатым. Наверное, девчонки на всех так действуют. Только Ремиса Рисска точно ждать не будет.

— Но тебя в любом случае можно поздравить. Глядишь, я тебе лет через десять кланяться буду.

— Да ну нафиг! — Ремис хлопнул Кира по плечу. — Не будешь! И вообще, с чего ты взял, что тебе не повезет? Может, тебя тоже лорд из Темного Совета возьмет, какой-нибудь другой. Их же целых двенадцать — и что, никому ученики не понадобятся?

Кир только усмехнулся. Видно было, что ни на что подобное он не надеется, да и, наверное, не слишком хочет: у него семья, Джамика эта… а чем хатт не шутит, вдруг дождется? Имперцы — они как из другой галактики, у них все не так, как у нормальных людей.

Зашипела, открываясь, дверь медблока, и в коридор вышла Милли — уже причесанная, умытая и одетая в новенькую форму. На ее плече болтался маленький рюкзачок с самыми необходимыми в дороге вещами. Кир тут же поднялся; оберточную бумагу от бутерброда скомкал и запихнул в карман.

— Пока, Ремис, — сказал он с улыбкой и протянул руку на прощание. — Не забывай, ладно?

— Еще чего! — Ремис крепко стиснул его ладонь. Рукопожатие у Кира было крепким, почти мужским. — Еще свидимся.

Ремис слабо представлял себе, как и когда, но не сказать это "свидимся" он не мог. Ведь если сказал — считай, дал обещание и себе, и другу. А обещания Ремис привык выполнять.

Кир ушел, помахав рукой на прощание, а Ремис отчетливо услышал, как с тихим щелчком закрылась за ним очередная дверца. За одной такой дверцей осталась Таларма, а теперь и Академия осталась в прошлом именно в тот момент, когда жизнь в ней стала вполне сносной. На секунду ему подумалось, что он мог бы остаться здесь, если бы ему дали выбор — выбрал бы Рисску, Кира и Иллин, уже ставший знакомым уклад и знакомые правила.

Сожаление промелькнуло и тут же пропало. Он? Отказался бы стать учеником повелителя Танатона? Бред какой. Никто не отказался бы, даже Кир. Позабыл бы вмиг свою Джамику, как Ремису придется забыть Рисску. Тяжело, но ничего не поделаешь. Чтобы что-то в этой жизни получить, нужно что-то отдать — по-другому не бывало что на Таларме, что на Коррибане.

До отлета оставалось десять минут. Они уже опаздывали.

— Ну что, мелкая, пойдем? — Ремис покровительственно хлопнул Милли по плечу.

— Пойдем, Ремис. И я не мелкая, хватит уже меня так называть!

Милли, улыбнувшись через силу, взяла его за руку. Она не плакала, но Ремис видел, как она косилась на медблок, как тяжело вздыхала и сутулилась, будто ее рюкзачок весил куда больше, чем на самом деле. Ремис погладил ее по кудряшкам, шутливо ткнул в бок, пытаясь хоть немного развеселить.

Теперь он был за нее в ответе, как старший брат. Ремис покрутил это слово так и эдак, и ему понравилось, как оно звучит. Брат и сестричка. Да, это было здорово.

Как бы все ни сложилось дальше, скучать по Таларме он точно не будет.