Рассвет в Канун Рождества выдался ясным и искристо холодным. Глухой был доволен. Снег вообще не мог расстроить его планы, да и ему самому нравилась такая погода. Кровь пела в венах.
Ему нравились рождественские праздники. Нравились все эти Санта Клаусы, звенящие колокольчиками практически на каждом углу. Нравились кареты, запряженные лошадьми. Большая елка на площади Андовокр. Вся эта сопливая мелюзга, охающая и ахающая от городских видов и звуков. Нравилась мысль обо всех деньгах, ожидающих, когда их украдут.
Улицы заполонили праздничные покупатели.
Это хорошо.
Больше налички в кассе.
Глухой улыбнулся.
Он запихнул Чарли Хенкинса в отель, находящийся в десяти кварталах от 87-го полицейского участка. Отель был местом малопримечательным и, вероятно, служил пристанищем для большого числа проституток, но в этом районе ничего лучшего не нашлось. Для себя лично Глухой снял особняк очень далеко от участка. Чарли никогда не был у него. Было очень важно, чтобы он не знал, где жил Глухой. После завершения работы, когда Чарли поймет, что никто не собирается к нему в отель с кровно заработанными деньгами, Глухой не хотел его нежданного визита. Но даже если Чарли и начнет что-либо вынюхивать, ему никогда не удастся найти этот особняк.
Глухой снял его на имя Др. Пьер Сурд. Строчными pierre значит «камень» по-французски. Sourd значит «глухой». Вместе данная идиома при некоторой вольности могла бы звучать как completement sourd (полностью глухой) или более вольно – sourd comme un pot (глухой как горшок) – что значит «глухой как камень».
Элизабет переехала в этот особняк вместе с ним в начале октября. Они познакомились с ней в Исольском Музее Арт Модерна, который местные жители нежно звали ИМАМ. В мусульманских странах имам был духовным лидером ислама, а в этом городе – это был музей и просто хорошее место для знакомства с впечатлительной молодой девушкой. Поболтай с ней о Матиссе и Шагале – как на счет чашечки чая в саду? Она была застенчивой, эта Элизабет. Девственница, сперва подумал он, но обошлось не без сюрпризов. Сюрпризы были всегда.
Он узнал, что она начала работать кассиром в августе. Ну-ну! Узнал, что имеет доступ к большим суммам денег. Что, Элизабет, правда? Он называл её Элизабет и ей это нравилось. О Боже, говорила она. Он оттрахал её в тот же вечер. Она громко кричала. Тихони всегда оказывались очень крикливыми.
Отель, в котором остановился Чарли, назывался «Экселсиор», что было образчиком явного преувеличения из-за того, что, возможно, название происходило от латинского excelsus, формы причастия прошедшего времени от глагола excellere, что значит «превосходить». Возможно однажды, давным-давно в незапамятные времена «Экселсиор» был и в самом деле превосходным, хотя Глухой в это не верил. С другой стороны, слово «экселсиор» использовалось для описания тонкой деревянной стружки, используемой для упаковки, а в руках поджигателя – в качестве запала. Таким образом, может быть, в конце концов, здание было названо правильно в том плане, что представляло из себя отличную огненную ловушку.
Глухой любил слова.
Глухой также любил превосходить.
Иногда ему казалось, что он мог быть превосходным писателем, хотя причина, по которой люди выбирали себе такое странное занятие, оставалась для него за гранью понимания.
Когда он вошел в комнату Чарли Хэнкинс был занят зубрежкой комбинаций.
– Я снова перебираю эти комбинации, – сказал он.
– Давай-ка проверим их, – сказал Глухой. – Наружная дверь?
– Семь-шесть-один, два-три-восемь.
– А внутренняя дверь?
– Девять-два-четыре, три-восемь-пять.
– Хорошо. А на самом сейфе?
– Два-четыре-семь, четыре-шесть-три.
– Хорошо. Еще раз!
– Наружная дверь. Вправо семь-шесть-один, два-три-восемь. Внутренняя дверь, снова вправо девять-два-четыре, три-восемь-пять. Открываем хранилище, кассир и помощник кассира сидят за двумя столами, деньги – в сейфе. Крутим вправо два-четыре-семь, четыре-шесть-три.
– Ты сразу застрелишь их, – сказал Глухой.
– Потому что на обоих столах есть «тревожные» кнопки.
– Под обоими столами, именно. С ножной активацией. Ты скажешь: «Веселого Рождества», и пристрелишь их.
– Этот самый, глушитель, он сработает, а?
– Он сработает, безусловно.
– Я ведь никогда не пользовался пушкой с глушителем.
– Он сработает, тебе нечего волноваться.
– После того, как я сложу деньги в сумку…
– Не только деньги. Все, что находится в сейфе.
– Чеки, все подряд, потому что нет времени заниматься сортировкой. Я просто закину всё в сумку.
– Верно.
– И затем я ухожу через служебный вход.
– Верно.
– А ты будешь ждать меня снаружи на тротуаре.
– У меня будет звучать «Безмолвная ночь».
– Да, «Безмолвная ночь», – сказал Чарли и улыбнулся.
Детектив Ричард Дженеро открыл верхний ящик своего стола и еще раз взглянул на приглашение:
ВЫ ПРИГЛАШЕНЫ НА ВЕЧЕРИНКУ к лейтенанту Питеру Бёрнсу. ДАТА: 5 января. ВРЕМЯ: 20-00. МЕСТО: комната детективов 87-го участка.
На обратной стороне конверта от руки было написано следующее:
«Ричард! У меня нет возможности пригласить всех. Поэтому сохрани это в тайне, хорошо? Хэрриет.»
Приглашение пришло два дня назад. Много времени было потрачено Дженеро на выяснение того, что Хэрриет – это Хэрриет Бёрнс, жена лейтенанта. Он осторожно спросил у Хэла Уиллиса – «Слушай, кто такая Хэрриет?», на что Уиилис ответил, подморгнув: «Жена Пита». Дженеро заподозрил, что Хэл Уиилис тоже приглашен на вечеринку, но он поклялся хранить тайну и поэтому больше не сказал ни слова. Теперь он размышлял, к чему была приурочена эта вечеринка. Казалось забавным, что Хэрриет не упомянула о поводе для вечеринки. А что если накануне вечеринки он позвонит миссис Бёрнс? Она подписалась под приглашением «Хэрриет», так ведь? Можно ли называть её «Хэрриет»? Или следует позвонить лейтенанту Питу? Никогда за всю свою жизнь он не называл его Питом.
Дженеро не понравилось, что все так усложнилось.
Например, почему миссис Бёрнс называет его Ричардом? Единственным человеком, кто называл его Ричардом, была его собственная мать. Никто из детективов участка не называл его Ричардом. Также никто из детективов участка не называл его Диком. Никто в целом мире не называл его Диком! В участке все звали его Дженеро. Только по фамилии. Дженеро. Они называли Кареллу «Стив», а Хоса – «Коттон», Клинга – «Бэн», но его самого – всегда только «Дженеро». По фамилии. Конечно, они называли Майера «Майером», но только потому, что его имя и фамилия совпадали. Мать Дженеро говорила, что обращение по фамилии – признак уважения людей. А он отвечал ей, что они обращаются к нему не «мистер Дженеро», а просто «Дженеро». А она настаивала, что все равно это – дань уважения.
Также она настаивала, что ему следует разузнать побольше об этой вечеринке, а то вдруг от него ожидают подарок. Если окажется, что нужно принести подарок, а он придет без него, в глазах лейтенанта это будет выглядеть не очень хорошо.
«Il mondo ; fatto a scale» , – говорила ему мать. – «Chi le scende e chi le sale».
Это переводилось как: «Мир состоит из ступенек, одни ведут вверх, другие – вниз».
Что в конечном итоге значило: «Если Дженеро желает когда-либо занять достойное место в полицейском участке, ему нужно прийти с подарком на вечеринку лейтенанта, если подарок подразумевается».
‘Ognuno cerca di portare l’acqua al suo Molino,’ – говорила его мать.
Это переводилось как: «Каждый человек старается сам принести воды на свою мельницу»
Что в конечном итоге значило: «В интересах самого Дженеро прийти с подарком на вечеринку лейтенанта, если он желает продвинуться по службе в полицейском участке».
Но Хэрриет Бёрнс попросила его хранить тайну о вечеринке.
Так как же ему спросить у кого-то, нужен подарок или нет?
Все было так запутано!
Дженеро вздохнул и посмотрел через окно на парковку позади участка.
Бледные послеобеденные лучи отражались от белых крыш припаркованных патрульных автомобилей.
Синоптики обещали снег на Рождество, но вряд ли сегодня его стоило ожидать. В этом городе случались дни, когда было непонятно, зачем люди стремятся уехать к Солнечному Поясу. Да, было холодно, безусловно. Но холод лишь ускорял шаг и заставлял чувствовать себя бодрее. А небо было таким голубым, что хотелось его обнять. И сверкающий солнечный свет создавал подобие летнего дня, не смотря ни на какой холод.
Большие супермаркеты заполонили полноразмерные страницы газет своей рекламой, сообщая, что будут работать до 18-00. Бизнес и ничего более. То был прекрасный день для совершения покупок. Щедрое солнце, хрустящий холодный воздух напоминали, что сегодня канун Рождества, улицы оживлялись настроением предвкушения и ожидания, зазывающее тепло магазинов со сверкающими табло, да и сами продавцы в этот день были вежливее и обходительнее чем когда-либо.
На шестом этаже одного из магазинов Грубера на окраине города, недалеко от 87-го участка, Санта Клаус или точнее, человек, изображающий Санта Клауса, был поражен очередью детишек, выстроившейся в ожидании беседы с ним, в пять часов вечера. Каждому маленькому мальчику, взобравшемуся ему на колени, он повелевал как можно скорее давать свои заказы на игрушки, потому как Санте еще нужно было торопиться на Северный полюс кормить оленя и готовиться к долгой и холодной ночной скачке. Мальчишки благоговейно трепетали от Санты и выпаливали свои просьбы со скоростью табачных аукционистов. А маленькие девочки совершенно не спешили. Возможно из-за того, что это была последняя возможность увидеть Санту перед тем, как он спустится в камин завтрашним утром. А может, потому, что человек, изображающий Санту, поощрял их использовать столько времени, сколько им было необходимо. На самом деле человека, изображающего Санту, звали Артур Дритс, и самой ближней точкой к Северному полюсу в его жизни была тюрьма Каслвью, где он провел уйму времени за изнасилование I степени, преступление класса Б следующей формулировки:
Будучи мужчиной, вступить в сексуальную связь с особой женского пола:
1. С помощью силового принуждения; или
2. Пользуясь физической беспомощностью жертвы; или
3. С той, кому не исполнилось одиннадцати лет.
Менеджер по персоналу, нанявший Дритса на роль Санты для супермаркета Грубера, не знал, что у него есть тюремный срок или, что он любит детей намного больше, чем должен это показывать – особенно девочек моложе одиннадцати лет. В глазах менеджера по персоналу то был просто добродушный малый с небольшим брюшком и часто моргающими голубыми глазами – из него мог получиться отличный Санта. Даже после того, как Дритс приступил к работе в супермаркете, менеджер ни разу не заметил, что большинству мальчиков Санта уделяет совсем немного внимания, в то время как даже некрасивые девочки засиживаются у него на коленях необычайно долго.
Сегодня в начале шестого, зная, что официально супермаркет закроется ровно в шесть, Дритс уже целых пять минут удерживал на своих коленях восьмилетнюю девочку со светлыми кудрями, пожирая ее взглядом, пока она восторженно излагала свои разнообразные просьбы. Он напомнил ей перед сном оставить для него чашку горячего шоколада, а затем помог слезть с колена. Его большая мясистая ладонь крепко сжала пухлую правую ягодицу девочки, когда он опускал её на пол. Затем он повернулся к следующей девочке из очереди – очаровательной латиноамериканке со светлыми глазами-кнопками и ангельским ротиком: «Ну-ка милая, садись на колено к Санте и расскажи, что хочешь получить на Рождество!».
Дритс на Рождество хотел её.
Он посмотрел на висящие на стене супермаркета часы, и пожелал, чтобы эта работа никогда не закончилась.
На воровском языке это называлась «работа с запасным».
Один парень заходит в магазин, прячется где-нибудь внутри, остается до закрытия и ухода персонала домой. Затем «запасной» отрубает сигнализацию, впускает своего напарника, и они вместе обчищают точку. Только это было не кражей, а вооруженным налетом. И Чарли не собирался ожидать закрытия, потому что в этом случае он никогда не смог бы выбраться оттуда. Во всем же остальном, тем не менее, это была «работа с запасным». В мужском туалет на шестом этаже Чарли ждал, когда магазин начнет выпровожать всех покупателей. Затем он спустится в холл к офису кассира, и Счастливого Рождества вам, леди!
Мало кто знал, что множество супермаркетов имели свое собственное хранилище, как у банков. Хранилища были необходимы из-за огромного оборота наличных в этих магазинах и потому, что большинство из них работало дольше, чем сами банки. Что же им оставалось делать с наличными после закрытия? Чтобы вы сделали на их месте? Завели бы себе свое собственное хранилище, с системой безопасности, похожей на банковскую, и оставляли бы там всю выручку на ночь до тех пор, пока не получиться передать её на хранение в банк. У некоторых супермаркетов были свои собственные бронемобили для сбора наличных и отправки в центральное хранилище, но Лиззи Тёрнер говорила, что у сети супермаркетов Грубера нет никаких бронемобилей, никто не приезжает за деньгами. У Грубера было собственное хранилище с отдельным сейфом внутри.
Завтра будет воскресенье.
В обычных обстоятельствах вся субботняя выручка была бы зарегистрирована в офисе кассира ранним утром понедельника, а затем пара бронемобилей перевезла бы её на хранение в банк.
Но завтра будет не просто воскресенье, а еще и Рождество.
Из чего следовало, что понедельник 26 декабря – официальный выходной и банки тоже не откроются. Если все пойдет хорошо, то, как предполагал Деннис, до утра вторника, пока вновь не откроется офис кассира, никто даже не догадается, что магазин ограбили.
Чарли сидел на унитазе со спущенными до щиколоток штанами. Так он сидел уже около получаса, прислушиваясь к потоку людей входящих и выходящим из туалета на шестом этаже супермаркета. До 18-45 шевелиться он не планировал.
Лиззи говорила им, что система безопасности в офисе кассира очень хорошая, лучше, чем у некоторых банков. Две разные комбинации на двух дверях, ведущих в хранилище, еще одна на самом сейфе. Никаких окон. Только два стола, различные счетные машины, компьютеры и прочая ерунда, ну и большой сейф на дальней стене. После закрытия магазина в 18-00 у заведующих отделами каждого этажа примерно полчаса уходит на сверку наличности с чеками кассового аппарата. Затем они кладут выручку в пластиковые пакеты с клапаном-молнией и приносят в офис кассира на шестой этаж.
Лиззи рассказывала, что они с помощницей складывают эти пластиковые пакеты в сейф и активируют сигнализацию сейфа и двух дверей хранилища перед тем, как покинуть офис незадолго до семи часов вечера. Редко кто-то из персонала, включая всех управляющих, оставался в магазине после семи. Все сотрудники покидали супермаркет через служебный вход. Сотрудник службы безопасности наблюдал по часам, как они покидали магазин. Когда уходил последний, служба безопасности запускала внутреннюю сигнализацию.
Она рассказала им это все, когда они планировали работу.
Милая девушка, эта Лиззи. И смышленая к тому же. Уйти с работы в начале октября – затаиться до момента дележа денег. До завтрашнего утра. Рождества на троих. Рождества в номере «Экселсиора», наступающего в тот момент, когда Деннис придет и принесет с собой…
Неожиданно ожил громкоговоритель на стене, и женский голос растревожил тишину мужского туалета.
«Дамы и господа, супермаркет Грубера закрывается через двадцать минут, – произнес женский голос. – Любезно просим вас завершить свои покупки до шести часов. Спасибо вам и Счастливого Рождества!»
Чарли посмотрел на часы.
Затем поднялся, надел трусы и брюки, застегнул ремень и потянулся к своему чемодану, стоящему у стены кабинки. Он снова проверил замок на двери, а затем открыл чемодан.
Огромный красный баннер с золотой окантовкой развевался и хлопал на ветру над входом в магазин Грубера. Золотыми буквами одно над другим на нем были вышиты следующие поздравления:
СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА
FELIZ NATAL
JOYEUX NOEL
BUON NATALE
Под баннером, ближе к бордюру стоял мужчина в униформе «Армии Спасения», на треноге висел железный котелок. К треноге была прикреплена табличка:
Делиться – значит заботиться. Армия Спасения. Благослови вас Господь!
Кассетный магнитофон орал «Безмолвную ночь».
Мужчина в форме «Армии Спасения» носил слуховой аппарат в правом ухе, но из-за теплых наушников на его ушах никто не мог этого увидеть.
«Благослови вас Господь», – сказал он мужчине, бросившему «четвертак» в котелок.
«Дамы и господа, магазин Грубера закрывается через пятнадцать минут, – произнес женский голос. – Любезно просим вас завершить свои покупки до шести часов. Спасибо вам и Счастливого Рождества!»
В мужском туалете на шестом этаже Чарли вновь посмотрел на часы. Он уже прикрепил подушку к своему и так заметному брюшку и надел красные штаны с черными сапогами. Теперь же он натягивал красный жакет. Вот он застегнул пуговицы жакета. Затянул широкий черный пояс на талии, затем нацепил бороду и надел красную шапку с полоской белого меха. Перед тем как покинуть мужскую комнату, он точнее приладит бороду, глядя в зеркало над раковиной. Чарли снова потянулся к чемодану, достал оттуда большой полосатый мешок с красно-зеленой надписью «Счастливого Рождества» и пистолет с глушителем. Засунул пистолет под жакет, поверх подушки.
За стеной кабинки кто-то мочился в писсуар.
«Дамы и господа, магазин Грубера закрывается через пять минут, – произнес женский голос. – Любезно просим вас завершить свои покупки до шести часов. Магазин снова откроется во вторник 27 декабря, и все товары будут продаваться со скидкой 30-50%. Спасибо вам и Счастливого Рождества!»
Тротуары возле магазина Грубера напоминали восточный базар. Осознавая, что магазин закрывается в шесть вечера и в канун Рождества запоздалые покупатели могут пожелать спустить несколько баксов на покупку подарка последней минуты, уличные торговцы толпами стеклись сюда. Справа от котелка Армии Спасения стоял пуэрториканец, продающий широкий выбор наручных часов, размещенных в складном кейсе на складной стойке. Если вдруг появится представитель закона и у продавца не окажется лицензии на торговлю, он просто сложит кейс и стойку, как арабы складывают шатер, и также быстро исчезнет в ночи. Глухой пришел к выводу, что все часы – краденые. Иначе, почему человек станет продавать их по пять долларов за штуку?
«Пят доллар! – кричал мужчина, – савершенны новы наручный часы, пят доллар!»
Слева от Глухого еще один антрепренер, перекрикивая звуки «Безмолвной Ночи», демонстрировал пару дюжин шарфов различной сверкающей расцветки, разложенных на изрядно побитом молью армейском одеяле.
«Настоящий шелк! – кричал он прохожим. – Подходи – выбирай, три доллара за штуку, четыре – за десять, настоящий шелк!»
На углу, где проспект пересекался с улицей, какой-то мужчина продавал хот-доги из тележки. Другой – кренделя. Третий мужчина предлагал 100% свежевыжатый апельсиновый сок и итальянское мороженое.
Где-то дальше по проспекту, на башне Церкви Вознесения Христова зазвучали колокола, на две минуты раньше наступления часа.
Менеджер по персоналу поднялся в отдел игрушек на шестом этаже без двух минут шесть. Санта одиноко восседал на своем троне. Менеджер, чье имя было Самуэль Ароновиц, подошел к Санте и сказал: «Сегодня больше не будет маленьких девочек и мальчиков, Санта! Давай-ка пойдем – выпьем!»
Санта печально вздохнул.
Они прошли в вестибюль мимо ошеломляющей россыпи указателей во всех возможных направлениях компаса: ОФИС УПРАВЛЯЮЩЕГО, ОФИС КАССИРА, КРЕДИТНЫЙ ОТДЕЛ. ВОЗВРАТЫ, ОТДЕЛ КАДРОВ, ОТДЕЛ ИГРУШЕК, САНТА КЛАУС, ТЕЛЕФОННЫЙ ОТДЕЛ, УБОРНЫЕ.
Когда они вошли в отдел кадров, Ароновиц снова услышал женский голос из громкоговорителя.
«Дамы и господа, уже шесть часов. Если вы все еще в магазине, рекомендуем вам воспользоваться выходом на Четвертую улицу. Пользуясь случаем, от имени магазинов Грубера из центра и окраины и всего города мы желаем вам всем Счастливого Рождества! Счастливого Рождества всем вам и доброй ночи!»
«Так было в нашей рекламе на радио», – сказал Арановиц.
«Сэр?» – не понял Дритс.
– Строчка «из центра и окраины и всего города». Очень эффективна. Входите, входите же, чего бы вы хотели выпить? У меня есть скотч и джин.
– Немного скотча, пожалуйста, – сказал Дритс.
В офисе кассира Молли Дрисколл и Хелен Руджиеро одновременно посмотрели на часы. Молли была кассиром. Она приступила к этой работе в середине октября. Хелен была помощником кассира и сердилась на то, что её не продвинули по службе после ухода Лиз Тёрнер.
На часах было уже четверть седьмого и все отделы магазина кроме «Лучшие платья», «Важная бытовая техника», «Юниоры» и «Багаж» принесли свои пакеты на молнии, набитые выручкой, и сложили их в небольшой стальной ящик, встроенный в стену, справа от внешней бронированной двери. Обе стальные двери в хранилище были закрыты на замок. Сейф оставался открытым. Они закроют его и активируют сигнализацию, как только положат туда последнюю выручку.
Хелен и Молли очень хотели убраться отсюда.
Молли хотелось поскорее домой, где ее ждали муж и трое детей.
Хелен торопилась в квартиру своего бойфренда. После обеда он сказал ей, что прикупил немного отличного «кокса».
«Что же они там копаются?» – вопрошала она.
– Мистер Дритс, я хочу лично поблагодарить вас за блестящую работу в магазине Грубера, – сказал Арановиц. – Ваша сердечность, терпение, безусловное понимание детей – всё это вкупе сделало из вас лучшего Санту, который когда-либо у нас был! Хотите еще выпить?
– Да, сэр, спасибо, – сказал Дритс.
– Я надеюсь, мистер Дритс, что в следующем году вы снова придете поработать к нам. Откровенно говоря, у нас постоянные проблемы с подбором подходящего Санты.
– Буду счастлив вернуться к вам через год, – ответил Дритс, принимая следующую порцию выпивки.
«При условии, что не попаду в Каслвью», – добавил про себя Дритс.
В закрытой кабинке мужского туалета Чарли снова посмотрел на часы.
18-30.
Пятнадцать минут до его выхода.
Пот начал сочиться сквозь накладную бороду.
На тротуаре снаружи магазина Глухой посмотрел на часы.
Без двадцати пяти семь.
«Четыре доллар, – кричал пуэрториканец, – савершенны новы чисы!»
«Шелковые шарфы, абсолютно все шелковые, два доллара за штуку, четыре – за шесть!» – кричал другой торговец.
«Без-молвна-а-ая ночь, – орал кассетник. – Свя-а-а-тая ночь!»
Мужчина у рукомойника в туалете горланил «Безмолвную ночь» во всю мощь своих легких.
В закрытой кабинке Чарли снова посмотрел на часы.
18-42.
«Вси-у-уду тишь, – орал мужчина, – вси-о-о светло!»
В офисе кассира Хелен посмотрела на часы и сказала: «Где же эти «Лучшие платья»?»
Уже было 18-45.
Чарли пора было действовать.
Мужчина у рукомойника продолжал петь.
«Вкруг де-э-э-вы Марии с дитям».
Чарли замер. Мужчина прекратил петь. Чарли услышал, как открылся кран с водой. Снова посмотрел на часы. Больше он не мог ждать.
Чарли вышел из кабинки.
И уставился на Санта Клауса.
Санта Клаус умывался.
Его борода покоилась на краю рукомойника.
Санта повернулся.
Перед Чарли стоял Артур Дритс, сидевший в Каслвью, когда сам Чарли был там заключенным. Педофил.
«Эй, чувак», – сказал Дритс удивленно.
Дритс был удивлен тем, что видел перед собой такого же, как он Санту. Он и не знал, что в магазине было целых два Санты. Чарли, забыв о накладной бороде, подумал, что Дритс был удивлен тем, что узнал его. Чарли выбежал из уборной до того, как Дритс смог его хорошенько рассмотреть.
Молли закрыла дверь сейфа и нажала кнопки, включающие сигнализацию
Два-четыре-семь, четыре-шесть-три.
«Ну вот и все», – произнесла она.
«Finalmente!» (Наконец-то) – ответила Хелен.
Когда Дритс вышел из служебного входа магазина Грубера, на нем снова была борода. Это поднимало ему настроение: носить бороду, быть одетым как Санта, как лучший чертовый Санта, который когда-либо нанимал магазин! Но кто же, черт его дери, был тот самозванец в мужской уборной? Что еще больше поднимало настроение Дритса так это изрядная порция скотча из офиса Арановица. Очень хорошего скотча. От него в кругленьком брюшке было приятно и тепло.
На тротуаре стоял человек, продающий часы за два доллара.
И человек, продающий шарфы по доллару за штуку.
И парень из Армии Спасения у большого котелка.
«Сюда», – крикнул парень из Армии Спасения.
Дритс взглянул на него.
«Хо, хо, хо», – ответил он.
«Где мешок?», – прошептал парень из Армии Спасения.
Дритс подумал, что у парня не все дома.
Он показал ему средний палец и зашагал по улице.
Молли и Хелен уже собирались покинуть офис, когда открылась внутренняя бронированная дверь.
Они уставились на Санту Клауса.
«Счастливого Рождества, леди!» – сказал Санта и выпустил по одной пуле каждой промеж глаз.
Глушитель сработал отлично.
Глухой смутился лишь на мгновение.
«Конечно же, – подумал он, – это был настоящий Санта. Или, как минимум, Санта из супермаркета».
Он взглянул на часы.
Без пяти семь.
Чарли должен был выйти с минуты на минуту.
Он посмотрел на угол, где улица пересекалась с проспектом. Из-за угла появился полицейский в форме.
«Эй, ты!» – крикнул коп пуэрториканцу, продававшему часы.
Сотруднику службы безопасности у служебного входа показалось, что он уже видел, как уходил Санта.
«Вас двое, да?» – спросил он у Чарли.
Чарли шел по графику. Полосатый мешок с красно-зеленой надписью «Счастливого Рождества» распух от денег, взятых из сейфа. Чарли взял карточку с полочки Хелен Руджиеро и приложил её к турникету.
Было почти семь.
«Нас двое, верно», – сказал он.
«Ну, Счастливого Рождества тебе, Санта!» – сказал сбэшник, хихикая от своей маленькой шутки.
«И тебе тоже, друг», – сказал Чарли и вышел на улицу, где все неожиданно пошло к чертям…
Коп хотел видеть лицензию на торговлю.
У пуэрториканца не было лицензии на торговлю.
Коп сказал, что выпишет ему повестку в суд.
Кто-то из толпы прохожих выкрикнул: «Да ладно, гавнюк, сегодня же Канун Рождества!»
Коп прокричал в ответ: «Ты тоже хочешь повестку?»
Толпа неодобрительно загудела на полицейского.
Именно в этот момент пуэрториканец решил, что неплохо было бы смыться.
Именно в этот момент Чарли вышел из магазина с большим мешком денег.
По плану мешок с деньгами нужно было положить у котелка, где его бы приняли за имущество Армии Спасения.
По плану Чарли должен был раствориться в ночи без награбленного.
По плану Глухой должен был подождать пять минут, взять мешок и уйти с ним прочь.
Так было по плану.
Пока пуэрториканец не врезался в Чарли, выходящего из магазина.
И мешок не упал на тротуар.
И пластиковые пакеты на молнии не рассыпались под ногами.
И толпа не решила, что это Санта раздает деньги к Рождеству.
И коп не подумал, что Санта – гребанный вор.
Толпа метнулась к деньгам, разбросанным по тротуару.
«Стой, не то пристрелю!» – заорал коп на Санту. Толпа решила, что он велит им прекратить поднимать деньги.
«Пошел нахер, свинья!» – заорала толпа.
К тому времени пуэрториканец пробежал полквартала.
В руке Санты внезапно появилось оружие.
Глухой лишь моргнуть успел, как полицейский выстрелил в Чарли.
Чарли приземлил свои булки на тротуар, пуля попала ему в правое плечо.
Какая-то леди швырнула десять центов в котелок Армии Спасения.
«Боже благослови!», – сказал Глухой.
«Спи в небе-е-е-сном по-о-окое», – проорал кассетник, – «небе-е-есном покое…»
«Вот дерьмо!», – подумал Глухой.
И растаял в толпе