Восемь лет среди пигмеев

Глава шестнадцатая

Вернувшись в лагерь, я обнаружила, что Пат занялся претворением в жизнь проекта строительства малой гостиницы, который мы часто обсуждали в последнее время. Гостиница предназначалась для шоферов грузовых машин и торговцев, останавливающихся обычно лишь на короткое время. Здание сооружалось из дерева и глины, крышу покрыли большими водонепроницаемыми листьями, все шесть комнат гостиницы имели общую веранду. Строительство было закончено перед самым наплывом посетителей. Название ей было дано — «Гостиница шоферов».

— Я готова открыть гостиницу, — сказала я Пату. — Но мне было бы гораздо легче вести дело, если бы у меня был хороший помощник, который содержал бы здание в чистоте и менял белье.

— Возьми Лукубу, — посоветовал Пат. — Он хороший парень, опрятный и абсолютно надежный.

Это был неплохой выбор. Пат вполне справился бы с должностью начальника кадров, так как безошибочно разбирался в людях. Однако у Лукубы был один недостаток: он думал только о том, чтобы гостиница для шоферов приносила прибыль.

Войдя однажды в столовую, чтобы посмотреть, все ли в порядке, я с удивлением обнаружила, что со всех столов сняты скатерти.

— Что ты сделал со скатертями? — обратилась я к Лукубе.

— Я снял их, — отвечал новый мажордом. — Но зачем?

— Мадами, я заметил, что гости проливают на них кофе и роняют пищу. Я снял их и свернул, и теперь они не будут пачкаться.

Я сказала ему, что люди, останавливающиеся в гостинице, — наши гости и нуждаются в хорошем обслуживании, которое включает, в частности, чистые скатерти на столах и чистое постельное белье. Как могла, я объяснила ему, что деньги, которые они платят за жилище, будут расходоваться на стирку белья и что, хотя выгода и желательна, мы не стремимся возместить наши затраты в течение первых же нескольких недель работы гостиницы.

Наконец Лукуба ответил, что он понял меня.

Два дня спустя, проходя по лагерю, Пат заметил, что с веранды новой гостиницы исчезли плетеные кресла.

Он позвал меня, и мы спросили о них Лукубу.

— Я поставил их в кладовую позади гаража, — ответил негр. — На них почти все время сидят. Если их будут все время использовать, то они долго не прослужат.

Я прочитала ему еще одну длинную лекцию о гостеприимстве и заведовании гостиницей, но думаю, что Лукуба и на сей раз не одобрил мои теории. Если бы он делал по-своему, наши постояльцы спали бы на полу, сами себе готовили и щедро платили нам за предоставленную им единственную привилегию — не быть съеденными дикими животными.

Вскоре нас посетили два шведа, которые путешествовали по Африке, стремясь истратить как можно меньше денег, а по возвращении в Стокгольм заработать побольше денег, продавая рассказы о своем странствии.

То ли потому, что мы разрешили им остановиться в новой гостинице, то ли оттого, что я действительно, как они сказали, была хорошим объектом, они занялись фотосъемкой. Свен фотографировал с сумасшедшей скоростью, а Гарольд делал на бумаге краткие заметки с такой тщательностью, точно от этой работы зависела вся его жизнь. Они фотографировали меня, когда я ухаживала за маленьким Уильямом, во время беседы с пигмеями у костра и при выполнении всех тех обязанностей, которыми занята женщина, работающая в гостинице. Они продолжали свои съемки и тогда, когда наступила ночь. Наконец все это кончилось, и я с радостью отправилась спать. Я проспала, вероятно, часа два-три, когда услышала стук в дверь.

— У вас здесь есть скорпионы? — пронзительно кричал через дверь Свен.

— У нас здесь есть все, — ответила я, недовольная тем, что меня разбудили.

— Один из них меня укусил, — продолжал швед.

Я оделась и вышла. Под штормовым фонарем, который висел в соседней комнате, стоял фотограф и держал маленького крабообразного скорпиона. Другая его рука уже распухла и стала в два раза толще, чем обычно. Услышав шум, из кухни пришел Ибрагим.

— Что нам делать? — обратилась я к нему.

— Позвольте мне заняться этим, — ответил Ибрагим.

Он вышел и вернулся через несколько минут с большой белой свечкой. Зажег ее и, когда свечка разгорелась, капнул горячим, расплавленным воском на ранку. Его действия не очень-то напоминали первую помощь, оказываемую в подобных случаях, однако Ибрагим, казалось, был совершенно уверен в благоприятном исходе. Я успокаивала себя мыслью, что если бы здесь были особенно ядовитые скорпионы, я знала бы об этом. Рука Свена на следующий день почти зажила. Пат осмотрел ее и сказал, что опасность миновала.

— Некоторые средства местных жителей при несложных заболеваниях гораздо эффективнее, чем мы думаем, — сказал он шведским путешественникам. — Если бы это было не так, то многие из пострадавших умерли бы еще по дороге к врачу.

Врачу, даже с его современными чудодейственными средствами и достижениями хирургии, подчас остается сделать немного, чтобы спасти жизнь. Свен и Гарольд все еще гостили в лагере Патнем, когда произошло событие, подтвердившее это. Все началось с того, что Моке повел охотников с сетями на новое охотничье угодье.

В течение нескольких недель пигмеи ходили на охоту, однако день следовал за днем, а результаты были незначительными. Собравшись и обсудив положение, пигмеи решили отправиться в совершенно новый район. Моке был уверен, что там уже в течение многих месяцев не охотились другие племена пигмеев, и надеялся найти непуганую дичь. Я думаю также, что в душе он лелеял надежду выследить там слона и убить его, как это сделал Фейзи, и таким образом также добиться особого уважения среди соплеменников.

Охотники и их жены разбили лагерь на берегу широкой реки, недалеко от вырубки. Они построили свои маленькие хижины и свалили росшие неподалеку старые деревья. На следующий день пигмеи отправились на охоту и почти тотчас же вернулись с богатой добычей. Было поймано несколько антилоп, свиней и птиц. Удача сопутствовала им еще два дня. На третий день, ближе к ночи, Саламини напал на след окапи. Так как-то животное славится своим нежным мясом, пигмеи решили прочесать заросли еще раз, надеясь поймать окапи, несмотря на наступление сумерек. Женщины углубились в лес, где уже было довольно темно, и по сигналу начали кричать и бить палками по деревьям, постепенно приближаясь к тому месту, где мужчины растянули сети. Женщины слышали, как впереди них бежали животные, напуганные внезапным шумом.

Среди загонщиц была Конота, женщина из племени валеси, которая за год до этого вышла замуж за одного из сыновей Моке. Это была здоровая, крепкая молодая женщина, на ее красивом маленьком теле еще не было заметно признаков увядания, которые появляются у пигмейской женщины вскоре после замужества. Конота находилась на дальнем конце линии загона. Это место в общей линии загонщиц, которое требует особого напряжения сил, она заняла потому, что была молодой и физически сильной. Именно на ее долю выпадала самая ответственная задача — замкнуть круг загонщиц и не дать животным вырваться из него. Ей было немного трудно ориентироваться в лесу, так как светло было только там, где деревья росли редко, и на полянах. В стороне, слева от себя, она слышала крики своих товарок. Справа находились густые мрачные джунгли. Когда Конота пересекла небольшую прогалину, поднялась и оказалась на остром гребне небольшой возвышенности, она услышала шум и поняла, что впереди нее бежит довольно крупное животное. Женщина находилась теперь в густом лесу и не видела почти ничего. Полагая, что это окапи, и надеясь сыграть решающую роль в поимке животного, она ускорила шаг и громко закричала. Большое животное побежало в сторону сетей быстрее, а Конота следовала за ним, спотыкаясь в темноте. Ее голос услышали мужчины, стоявшие возле сетей. Она кричала, что гонит окапи, и слышала, как животное продиралось сквозь заросли. Было очень темно, Конота не видела, что это буйвол. Не знала она и того, что в последнюю минуту это опасное и осторожное животное почуяло впереди западню и повернуло назад. Буйвола от свободы отделяли лишь четыре шага и весящая тридцать шесть килограммов Конота, которая почти ничего не видела в темноте.

В Африке нет более отвратительного животного, чем буйвол. Другие звери, даже леопарды, избегают его. Иногда буйволы собираются в стада, чаще — в группы, состоящие из двух-трех животных. Этот был старым самцом, много повидавшим на своем веку, опытным и не раз вступавшим в схватки с врагами. Буйвол заметил Коноту, тогда как она его еще не видела. Он ринулся на женщину, пригнув свои ужасные черные рога и массивную шею к земле, и оказался перед ней раньше, чем она поняла, что преследуемый ею зверь сам превратился в охотника. В бешеном броске он опрокинул Коноту на землю и, пока она лежала без сознания, нанес ей несколько ударов своими страшными рогами. Если бы вокруг не было охотников, он до смерти бодал, топтал и терзал бы женщину. Таковы повадки африканских буйволов. Но он слышал крики, чуял опасность со стороны сетей и поэтому, оставив свою жертву, скрылся в темноте.

Пигмеи нашли Коноту. Ее тело было проткнуто в пяти местах, из рваных ран на утоптанную землю лилась кровь. Они перевязали ее раны листьями и тапой, после чего сильное, опасное для жизни кровотечение прекратилось. Затем они отправились в лагерь Патнем, который находился на расстоянии почти двух дней пути. Неся Коноту по очереди, они не ели и не спали и, преодолевая все опасности джунглей, спешили сквозь ночь за помощью к врачу с его волшебным искусством, На следующий день они отдыхали ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы сварить отвар для Коноты и самим съесть по небольшому куску мяса. После небольшого привала они поспешно направились дальше к Эпулу. Поздно вечером пигмеи добрались до лагеря.

При свете фонаря Пат осмотрел раны. Он обнаружил, что рога, к счастью, не повредили жизненно важных органов в брюшной полости и груди. Глубокие раны были на бедрах и ягодицах. Одна рука была сломана в трех местах. Перевязав раны своими примитивными бинтами, пигмеи остановили кровотечение, в значительной степени прекратившееся, несмотря на то что Коноту несли на носилках целые сутки со скоростью, на какую способны лишь эти маленькие люди.

Пат сделал ей вливание физиологического раствора и через трубку накормил бульоном. На ее страшные раны он наложил швы, посыпав их сначала стрептоцидовым порошком.

— У женщины шоковый обморок, она без сознания, — сказал Пат. — Я очень опасаюсь того момента, когда она придет в себя.

Сознание вернулось к ней ранним утром, и ее пронзительные крики разбудили весь лагерь. Пат дал ей лошадиную порцию морфия, и она опять впала в забытье. На следующее утро ее стало лихорадить. Маленькое лицо и тело дышали жаром, и, по мере того как ослабевало действие морфия, усиливалась лихорадка.

— Нужно сбить температуру, пока она спит, — сказал Пат.

Весь день один из санитаров госпиталя и я по очереди меняли холодные мокрые полотенца на теле Коноты, стараясь уменьшить жар. В сумерках Пат сделал перевязку и с радостью заметил, что кровотечение прекратилось полностью. Он продолжал давать ей небольшие дозы морфия до тех пор, пока раненая женщина не окрепла настолько, что смогла без посторонней помощи пить всевозможные отвары из чашки. Беспокойные видения покидали ее медленно, и вначале я не могла выносить ее взгляда, полного ужаса. Но с тех пор, как она впервые узнала нас, ее страхи стали проходить. Она поняла наконец, что находится среди друзей и что Пат сделает все возможное, чтобы спасти ее. В течение двух дней и ночей мы почти не оставляли ее одну. На вторую ночь жар стал спадать. Мы продолжали ставить влажные компрессы, пока температура окончательно не спала.

Магическая сила волшебных лекарств, хорошее сердце и крепкое здоровье маленькой пигмейской женщины подняли ее буквально из могилы. Три недели спустя Конота вернулась в деревню пигмеев. А через двенадцать месяцев после этого происшествия она родила своему мужу здорового и крепкого маленького сына, которому они дали имя Патарико.

Это имя было данью уважения Пату. Пат пользовался заслуженной любовью пигмеев. Сам же он не раз говорил мне о том, что в долгу у этого маленького народа. Однажды, в самом начале его деятельности в Конго, он шел по лесной тропинке вместе с оруженосцем-негром и двумя пигмеями. В низине, где пролегала тропинка, подлесок подступал к самому краю тропы сплошной, почти непроницаемой стеной. Здесь на Пата неожиданно напал слон. Он попытался укрыться в лесу, но не успел, и бивень животного разодрал ему спину. Слон исчез, а Пат упал без сознания, истекая кровью. Пигмеи перевязали его рану, а затем в течение трех недель лечили припарками из трав и листьев. Как и Конота, в конце третьей недели он самостоятельно отправился домой.