Восемь мечей

Глава 14 Дьявол и ненасытная Стэндиш

Инспектор Мерч, чуть сморщив лицо, смущенно провел рукой по своим коротко подстриженным пшеничным волосам и бросил быстрый взгляд на епископа. Как будто был не очень уверен, что подобные вопросы можно обсуждать в присутствии духовного лица.

– О дамах, сэр? Вы имеете в виду… слова Лангдона о некоей леди из здешних мест? Тогда помогите мне, пожалуйста. Мне ненавистна сама мысль о том, чтобы…

Донован-старший, который все это время не отрывал пристального взгляда от окон, тяжело повернулся к нему. Его лицо почему-то выглядело скучным и неуверенным.

– Неужели все это так уж необходимо? – спросил он. – Не скрою, доктор, я очень и очень обеспокоен. И даже смущен. Понимаете, лично для меня понятие «злодейство» всегда было абстрактным. Чем-то вроде химической реакции. Но увидеть это здесь… Собственными глазами…

– И, тем не менее, об этом придется тоже говорить. Но если до сих пор все эти реплики Спинелли и Лангдона, особенно те, которые они не сделали вслух, которые остались как бы за скобками, являлись нашими основными зацепками, то теперь меня интересует не столько что было сказано, сколько почему это было сказано. С какой, интересно, целью? Для чего? – Он задумчиво сморщил нос. – Например, слишком уж настойчивое заявление Лангдона о том, что какая-то дама из, как он выразился, «ваших очаровательных мест» собиралась убежать отсюда с Деппингом. Так это или нет, сейчас не имеет особого значения. Сейчас важно, почему он сказал это? Ведь какая-то причина для этого у него была! Ведь ему до зарезу нужно было, чтобы все знали, что и ему об этом известно. Кроме того, вряд ли стоит сомневаться, что Лангдон знал о Деппинге куда больше, чем может показаться на первый взгляд. Говорить нам о нем он особым желанием не горел, а вот к этому пунктику почему-то старался привлечь наше внимание. Причем учтите – старался изо всех сил!

– Очевидно, чтобы подозрение пало именно на эту даму, – предположил епископ. – Дать нам понять, что ему известно об этом убийстве куда больше, чем он считает необходимым нам сообщить.

– И все-таки определенные сомнения у меня остаются. Это, безусловно, уводит нас совершенно в другом направлении… Дело, конечно, не из самых приятных, но, боюсь, нам, тем не менее, придется выслушать кое-какие местные сплетни и слухи. М-да… Само собой разумеется, весьма желательно, чтобы это были достаточно обоснованные слухи и сплетни… Инспектор, вас не затруднит попросить дворецкого пригласить сюда миссис Стэндиш? Хотелось бы услышать ее мнение обо всем этом. Мы ведь его еще не слышали, а мне чего-то не хватает. Я знаю, кто убийца, но…

Епископ, не скрывая искреннего удивления, поднял голову:

– Вы знаете, доктор? На самом деле?

– Боюсь, что да, знаю. Догадался еще сегодня днем. – Доктор Фелл взял со стола серебряную чернильницу, задумчиво повертел ее в пальцах. – Видите ли, убийца допустил одну, всего одну, но ужасную промашку, которая, к сожалению, не получила должного внимания… Ладно, проехали. Вернемся к этому вопросу позже. Ну а пока… Подождите, подождите, инспектор! Прежде чем вы выйдете, на тот случай если Спинелли и Лангдон закончат свое совещание раньше, чем ожидается, вы должны еще до этого получить все необходимые инструкции.

– Слушаю, сэр, – пробурчал Мерч.

– Когда Спинелли вернется сюда, в эту комнату, вам тут же сообщат, что сегодня вечером ни от вас, ни от констебля помощи больше не потребуется, и вы оба покинете библиотеку. На глазах у всех…

– Чтобы следить за Спинелли?

– Нет, нет, ничего подобного. Кто угодно, только не вы. Да вашу полицейскую форму будет видно за версту. Особенно если у Спинелли появятся основания предполагать, что за ним могут следить. Нет, констебль преспокойненько отправится к себе домой, ну а вы, сделав вид, будто собираетесь последовать его примеру, незаметно обойдете вокруг и подойдете к гостевому домику. Это не более чем догадка, но, как мне кажется, ее стоит проверить.

Мерч потрогал свои усы.

– Но ведь в гостевом домике никого нет, сэр! Вы ведь сами отправили дворецкого Сторера в гостиницу.

– Вот именно, отправил. Итак, вы не будете входить внутрь, а спрячетесь где-нибудь поблизости и будете следить за тем, что может произойти. А тем временем… – Он повернулся к Хью Доновану и загадочно улыбнулся. – Вы выглядите как крепкий молодой человек, который в случае чего вполне может за себя постоять. Не даст себя в обиду. Поэтому сейчас я наконец-то скажу вам, почему мне нужно было, чтобы вы присутствовали здесь и слышали все, что будем слышать мы. Кстати, как мне говорили, вы в свое время, кажется, изучали криминологию, то есть теорию криминологии, это так? – Он многозначительно кашлянул, и Хью, встретившись с его взглядом над полуочками, сразу же понял: этот толстый разбойник прекрасно знает его самый большой секрет. – Соответственно, вам не хотелось бы подкрепить ваши знания небольшой практикой?

– Конечно, хотелось бы! – с жаром согласился Хью Донован. – Еще как хотелось бы.

– Скажите, вы смогли бы незаметно проследовать за Спинелли? Куда бы он ни пошел…

– Само собой разумеется.

– Мне самому все это, признаться, не очень нравится, но вы здесь единственный человек, который, похоже, способен сделать это. Однако, прежде чем вы окончательно согласитесь, я хочу поточнее объяснить вам, что именно вам предстоит делать. – Доктор Фелл пристально посмотрел на Хью Донована, потом перевел взгляд на инспектора Мерча и епископа. – Видите ли, если я не ошибаюсь, то Спинелли сам себя заведет в смертельную западню. – Он терпеливо подождал, чтобы его слова поглубже проникли в сознание слушателей и вызвали у них требуемую игру воображения. Заставили бы их лихорадочно искать ответа. Атмосфера в библиотеке сразу же стала более напряженной. – Иными словами, мой мальчик, в этом тихом сельском уголке, где ни у кого для такого рода деяния не может быть никакого мотива, находится убийца, который вполне способен всадить пулю не только в Спинелли, но и в вас тоже. Сколь-либо глубокого образования у него, скорее всего, нет, однако соображает он, похоже, совсем неплохо. И главное – быстро! Да и смелости ему тоже не занимать. Не могу сказать точно, прибегнет ли Спинелли к той же тактике, какую он использовал в случае с Деппингом, но думаю, все-таки снова выберет именно ее. Причем если решится, то сделает это как можно быстрее. Практически немедленно, потому что я лишил его времени. Ему приходится срочно покинуть страну, и, значит, надо действовать не теряя драгоценного времени… Моя мысль вам понятна?

– Достаточно, чтобы попытаться попробовать, доктор, – слегка пожав плечами, ответил Хью.

– Очень хорошо. – Доктор Фелл повернулся и кивнул в сторону задернутых портьер, закрывающих дверь в стене на самом дальнем конце библиотеки. – Я не хочу, чтобы Спинелли, вернувшись, увидел вас здесь. Не откажите в любезности, пройдите, пожалуйста, вон в ту бильярдную комнату и наблюдайте оттуда вон из-за тех портьер. Выйти мы ему поможем тем же путем, каким он сюда пришел, – через окно на террасу. Она огибает эту часть дома, включая бильярдную комнату, где на нее тоже выходит дверь. Так вот, когда вы увидите, что Спинелли уходит, незаметно проскользните через нее на террасу и бесшумно последуйте за ним. Главное, постарайтесь его не упустить. Ни в коем случае! Это все. Ну а теперь, инспектор, можете спокойно отправляться на поиски миссис Стэндиш.

Хью Донованом уже начало овладевать нетерпеливое ожидание предстоящего приключения, на редкость захватывающего действа… Играть самые различные роли у него с самого рождения было в крови, ну а разве тайная слежка за преступником, тем более кровожадным убийцей, была чем-либо другим? Он же своими глазами видел труп… Но не успел Хью взяться рукой за правую портьеру, как зловещий образ убитого тут же, как молния, промелькнул в его воспаленном воображении… Значит, подействовало…

Луна в тот прекрасный теплый вечер стояла необычно яркая, и ее свет совсем неплохо освещал полутемную бильярдную комнату через ряд небольших ромбовидных окошек в самой верхней части правой стены и нескольких более крупных окон в самом дальнем конце комнаты. Там же отчетливо виднелась стеклянная дверь, ведущая на террасу. Сейчас она была почему-то открыта… Как и кабинет покойного мистера Деппинга, бильярдная являла собой узкую и довольно длинную комнату с очень высокими потолками. Широкий игровой стол стоял прямо посредине, а грифельная доска с мелками для записи счета и низенькая подставка для деревянных киев – напротив, у стены.

После душного влажного воздуха насквозь прокуренной библиотеки здесь веяло приятной прохладой. Плотные портьеры на двери заметно приглушали звуки извне, поэтому до Хью доносился лишь смутный голос его отца, с жаром объяснявшего что-то доктору Феллу. Чуть раздвинув портьеры – не более чем дюйма на полтора, – он нащупал в темноте стул и осторожно, чтобы не производить ненужного, а может быть даже, и потенциально опасного шума, подвинул его к себе. Стеклянная дверь на террасу слегка шевелилась от легкого бриза на улице, кроны ближайших деревьев мягко шуршали, пробивавшийся через узенькую щелку между портьерами тонкий лучик света из библиотеки весело играл отблесками на бильярдном столе и противоположной стене. Это, невольно пришло в голову Хью, был бы идеальный дом для любых игр, включавших в себя такой обязательный элемент, как брожение в темноте, нащупывание требуемых вещей, укрывательство от безжалостных противников… Столичные остряки назвали бы это «игрой в прятки во мраке», что неизбежно заставляло его тут же подумать о Патриции Стэндиш и прелести тайного свидания с нею в полной темноте… Впрочем, мечты мечтами, а дело есть дело: нащупав наконец-то позади себя стул, он тихо придвинул его почти вплотную к щелке между портьерами, осторожно сел на него, и практически сразу же из библиотеки до него довольно отчетливо донесся громкий, командный голос.

– Послушайте, я не прошу сказать мне, что все это значит! – громогласно возвестил он. – Нет, нет, имейте в виду, я требую, чтобы мне сказали: что все это значит? Сделанные лично мне определенные высказывания и даже многочисленные прозрачные намеки, которые, искренне чтя память нашего дорогого Септимуса Деппинга, не говоря уж о бедняжке Бетти, я еще как-то могу объяснить. Более того…

Хью буквально прильнул к своей смотровой щелке. В комнате библиотеки прямо перед доктором Феллом стояла царственно-прекрасная и гневно-агрессивная фигура миссис Стэндиш. Высоко поднятый вверх подбородок, густая грива великолепно ухоженных пепельно-светлых волос, решительное выражение лица… Ни дать ни взять сама статуя совершенства и справедливости в белых кружевах, правой рукой обнимающая за плечи на редкость симпатичную девушку с выразительными карими глазами – очевидно, ту самую Бетти Деппинг, – а левой как бы обвиняюще тыкая указательным пальцем в доктора Фелла. И хотя вид у «бедняжки Бетти» был явно очень усталый, нервный и, что самое странное, какой-то смущенный, по-своему даже растерянный, Хью она почему-то сразу же понравилась. Причем чисто инстинктивно… Назвать ее внешность аристократической или утонченной было, конечно, трудно. Несмотря на матово-бледный овал лица с нежной кожей и правильными чертами, а также широко расставленные карие глаза, она совершенно не выглядела беззащитной. Пухлые губки, но при этом весьма волевой подбородок! Каштановые волосы были аккуратно убраны за уши, а у ее носа – Хью был в этом уверен – наверняка несколько крохотных веснушек. Когда Бетти бросила мимолетный взгляд на миссис Стэндиш, в ее глазах отчетливо проявилось то, что в определенных кругах называется «выражением усталого цинизма». По ее лицу было видно: плачет она редко, но если уж плачет, то по-настоящему и при этом, как правило, очень и очень горько…

Да, ее присутствие здесь явно усложняло проблему. Из своего укрытия Хью Донован мог видеть только заднюю часть головы доктора Фелла, но вполне представлял себе его вдруг скривившееся лицо при виде совсем ни к чему появившейся здесь дочери покойного мистера Деппинга. Впрочем, царственная миссис Стэндиш никому не дала ни единого шанса даже попытаться возразить.

– Более того, – продолжила она, еще крепче прижимая Бетти к себе, несмотря на ее отчаянные, хотя вроде бы и незаметные попытки освободиться от «дружеских объятий», – я категорически настаиваю, чтобы мне объяснили, почему и для какой именно цели в этом доме присутствуют совершенно посторонние люди? Прямо сейчас, например, именно в эту минуту там, в гостиной, – миссис Стэндиш сделала выразительную паузу, будто этот факт делал данное явление еще более ужасным, – находится какое-то отвратительное существо в желто-коричневой шляпе и костюме с красной полоской. Скажите, по какой такой причине все эти совершенно посторонние люди присутствуют в моем доме? И, судя по всему, не собираются его покидать! А вы подумали о чувствах нашего дорогого епископа? О моих собственных чувствах? Представляю себе, в какой ярости сейчас его преподобие! Естественно, и я тоже…

«Наш дорогой епископ» негромко откашлялся и слегка отодвинулся вместе с креслом назад.

– Мадам, – предельно вежливо, даже несколько вычурно обратился к ней доктор Фелл. – Одной из наименее приятных черт полицейской работы является то, что она вынуждает нас вступать в непосредственный контакт с людьми, которых мы в ином случае чурались бы как черт ладана. И примите мои самые искренние заверения в том, что я, как никто другой, понимаю вас и ваши уязвленные чувства.

Миссис Стэндиш презрительно хмыкнула, но затем, очевидно быстро взвесив все обстоятельства и почувствовав что-то «не совсем то», пристально на него посмотрела:

– Скажите, доктор Фелл, причем скажите именно в присутствии нашего дорогого епископа: я ошибаюсь или мое чутье меня не обманывает, и в ваших словах на самом деле есть какой-то скрытый смысл?

– Мадам, мадам, – обратился к ней доктор, не скрывая легкого осуждения. – Умоляю вас, постарайтесь, пожалуйста, держать себя в руках. Его преподобие, не сомневаюсь, вряд ли одобряет ваше, с позволения сказать, высказывание о том, что его присутствие стимулирует ваши органы обоняния. В силу чего считаю своим долгом настоятельно попросить вас уважать его духовный сан.

Миссис Стэндиш посмотрела на него так, будто не могла поверить собственным ушам. Сказать ей такое?! Сказать такое ей?! Она напряглась, заметно покраснела, из прелестных губок вылетели какие-то невнятные и непонятные звуки… Прошло по крайней мере полминуты, прежде чем она смогла достаточно членораздельно произнести что-то вроде:

– Сэр, вы что, издеваетесь надо мной?

– Ну что вы, мадам! Как можно? – непонятно, с обидой или шутливо, проворчал доктор Фелл. Хью без труда представил себе его широко открытые глаза, когда он вроде бы удивленно смотрел на нее. – Надеюсь, вам знаком этот классический и, соответственно, весьма популярный и известный анекдот, который заканчивается фразой: «Мадам, я сам давно женат, поэтому предпочел бы бокал хорошего пива». Только так, и никак иначе. Кстати, о пиве… Почувствовав, что оказалась в весьма затруднительном положении, миссис Стэндиш резко повернулась к епископу, как бы прося у его преподобия поддержки и защиты. Однако у почтенного и, в общем-то, всеми уважаемого святого отца, слава богу, вполне хватило здравого смысла не делать того, что поставило бы и его самого в весьма неудобное положение. Отвернувшись, он просто вовремя и надолго закашлялся. А затем тут же, как и положено слуге Божьему, принял на редкость благочестивый и при этом вполне нейтральный вид.

– Ну, знаете ли! Из всех непереносимых… – с трудом сдерживаясь, чуть слышно прошептала миссис Стэндиш, – из всех в высшей степени непереносимых…

– Да, да, конечно же. А знаете, то же самое и практически на том же самом месте совсем недавно сказал нам и мистер Лангдон. Ну а теперь, миссис Стэндиш, я предельно точно скажу вам, зачем вы здесь и что именно вам надлежит делать. – Тон доктора Фелла заметно изменился: из издевательски вежливого стал резким, не терпящим никаких возражений. – Вы здесь только для того, чтобы давать показания. Для большей ясности повторяю: чтобы давать чистосердечные показания, а не отдавать приказы. Далее, вам было четко сказано, что вы должны прибыть сюда без какого-либо сопровождения. Поскольку определенную часть информации, которую нам сегодня удалось узнать, боюсь, мисс Деппинг, будет крайне неприятно слышать.

При этих словах Бетти Деппинг впервые внимательно посмотрела на него. И хотя в ее глазах было что-то вроде намека на юмор, заговорила она спокойным, приятным голосом. Совсем как будто хотела задать самый обычный вопрос своей будущей свекрови.

– А разве именно поэтому я не имею полного права здесь присутствовать? – поинтересовалась она, не отводя взгляда от глаз доктора.

Ее тихий, спокойный голос, казалось, совершенно незаметно внес в их беседу новый элемент. В нем чувствовалась жизненная сила, напряженность и даже трагичность, о которых тогда никому не пришло в голову подумать. Яростное наступление миссис Стэндиш явно провалилось, но сдаваться она, похоже, и не собиралась. Только говорить стала чуть тише, напряженнее, сдержаннее…

– Я просто хотела, чтобы эта кошмарная бессмыслица прекратилась, только и всего! Если вы все здесь просто не способны или не хотите вести себя достаточно по-джентльменски… я имею в виду различные недостойные намеки. Прежде всего от Патриции – в свойственной ей непристойно-язвительной манере, которую я терпеть не могу, – и в особенности от Морли. На которые они не скупились, очевидно желая к чему-то меня подготовить. – Миссис Стэндиш, крепко сжав челюсти, перевела пристальный взгляд с доктора Фелла на епископа: – Что ж, раз уж мне приходится говорить об этом, то пусть все знают: это касается слухов о прошлой жизни нашего дорогого друга покойного мистера Деппинга.

Бетти Деппинг снова с любопытством посмотрела на нее.

– А что, это как-либо может изменить ситуацию? – тихим, ровным голосом спросила она.

Последующие полминуты до Хью доносилось только то, как доктор Фелл мерно постукивает карандашом по столу.

– Дорогая, – наконец произнес он, обращаясь к мисс Деппинг. – Раз уж вы все равно здесь, то скажите, пожалуйста: вы что-либо знали о прошлой жизни вашего отца?

– Н-нет, ничего не знала. Я… Кое о чем я, конечно, догадывалась, но… толком, уверяю вас, толком практически ничего не знала.

– А вы хоть с кем-либо делились вашими подозрениями? Или, как вы сами только что выразились, «догадками»?

– Да, делилась… Например, с Морли. Тогда мне почему-то казалось, так будет только справедливо. – Она чуть поколебалась, на лице появилось нечто вроде озадаченного, но вместе с тем явно недовольного выражения. – Но ведь все, что мне хотелось знать, – почему этому придается такое большое значение. Ведь если бы папа сейчас был жив, никому, наверное, и в голову бы не пришло интересоваться его прошлым, разве нет? Но вот он умер, и… и если у кого-то против него что-нибудь есть, то это обязательно должно выплыть наружу, тут же стать предметом всеобщего обсуждения… – Она посмотрела на угол самого дальнего окна и тихим, очень тихим голосом добавила: – Видите ли, я никогда не была особенно счастлива. Да, жизнь меня, признаться, не баловала, увы, совсем не баловала. И вот когда счастье, казалось, уже совсем рядом, совсем близко, стоит только протянуть руку… Зачем, ну скажите, зачем кому-то так понадобилось лишать меня этого?

Свежий вечерний бриз снова напомнил о себе: зашелестел листвой деревьев, обогнул весь дом, не обошел своим вниманием гостевой домик и пропал вдали. Так же незаметно, как и появился… И все это время карандаш, который держал в руке доктор Фелл, неторопливо, мерно, не переставая, постукивал по поверхности стола: тук-тук-тук… как будто чей-то мозг бесконечно задавал всем один и тот же вопрос.

– Интересно, а сколько времени прошло с тех пор, как вы начали в чем-то подозревать вашего отца, мисс Деппинг?

Она медленно покачала головой:

– Точно не помню. Ведь все было так неопределенно… Хотя некоторые сомнения, честно говоря, начали у меня появляться уже где-то лет пять тому назад. Понимаете, он вдруг изъявил желание, чтобы я жила вместе с ним в Лондоне. С чего бы это? Мне тогда казалось, он всегда там и жил: я обычно писала ему письма где-то раз в неделю на имя мистера Лангдона, а он, как правило, раз в месяц отвечал мне письмом с лондонской почтовой маркой. Получив его приглашение, я тут же выехала туда из Парижа. Ведь, помимо всего прочего, мне, как сами понимаете, очень хотелось целых несколько дней не ходить в школу. Когда мы встретились, отец сказал, что уже официально прекратил все свои дела в Сити и решил полностью заняться издательским бизнесом. Вместе с мистером Стэндишем и неким мистером Берком…

А затем как-то днем, когда мы сидели в холле отеля, он, заметив, как кто-то направляется в нашу сторону, вдруг… как бы это поточнее сказать… занервничал. Потом вроде бы пришел в себя и сказал: «Ничего страшного, это мистер Берк, но он не предупреждал меня, что собирается прийти сюда. Послушай, дочка, постарайся не удивляться ничему, что я могу сказать ему про наши дела. Я, как тебе должно быть известно, целый год провел в Индии, где – пожалуйста, запомни это! – моим лучшим другом был майор Пендлтон. А пока молчи. Молчи и, пожалуйста, постарайся ничему не удивляться!» – Она, слегка поморщившись, провела ладонью по своим блестящим каштановым волосам, будто у нее вдруг невыносимо разболелась голова. – Обычно… ну, понимаете, обычно такие вещи ставят в тупик, вызывают острое желание узнать, в чем, собственно, дело. Но тогда мне еще ничего не было известно. Вообще ничего. Поэтому-то сейчас я и говорю, что имею право знать! – Она снова чуть поколебалась, пристально глядя на доктора Фелла, но задать свой главный вопрос так и не смогла.

Вместо нее это сделала миссис Стэндиш, которая буквально выпалила его:

– Именно в этом-то и все дело! Именно поэтому я требую, чтобы мне немедленно все, абсолютно все сказали! Я по-прежнему категорически утверждаю, что это просто невозможно! Бедняжка мистер Деппинг… Да, мне даже самой доводилось слышать различные слухи и сплетни. Но от слуг! Обратите внимание, джентльмены, от слуг! Чудовищные сплетни о том, что он якобы… преступник! – Последнее слово она будто с нескрываемым презрением выплюнула.

– Думаю, будет намного лучше, если, прежде чем продолжать, мы сначала решим не с чем-нибудь, а именно с этим, – приказным тоном заявил доктор Фелл. Причем его голос стал почему-то заметно грубее и даже жестче. – Мисс Деппинг, простите, что приходится говорить вам все это в столь прямой и, возможно, даже несколько жестокой форме, но думаю, другой вариант был бы, возможно, еще хуже… Да, эти слухи были вполне обоснованны. Покойный Деппинг был не просто преступником, а преступником самого отвратительного, самого подлого типа: точнее говоря, рэкетиром, вымогателем и убийцей. Только, прошу вас, не спрашивайте ни о каких деталях. Поверьте, они слишком страшны и непереносимы.

– Нет, нет, это же просто невоз… – начала было миссис Стэндиш, но тут же почему-то остановилась и повернулась к епископу.

Тот медленно кивнул.

– Мне жаль, мадам, – только и произнес он.

– Боже праведный, помоги нам, помоги!… – Она коснулась пальцами нежной кожи своего лица, своего прекрасного лица, на котором, если повнимательнее присмотреться, только теперь можно было разглядеть крохотные морщинки. – Это… это все теперь меняет… это… это же… это же просто… – Ее взгляд остановился на Бетти Деппинг, которая не отрывала глаз от доктора Фелла. – Бетти, дорогая! – после небольшой эмоциональной паузы с каким-то явно фальшивым чувством продолжила миссис Стэндиш. – Извини, извини меня, ради бога. Теперь-то мне ясно, что не надо было тебя сюда приводить. Вообще не надо! Ты ведь и без этого была слишком расстроена. Все эти ужасные события, все эти чудовищные обвинения… Дитя мое! Делай, как я тебе скажу. Прежде всего, немедленно иди к себе наверх и ложись в постель. Нет, нет, никаких возражений! Даже слушать ничего не желаю! Будь хорошей девочкой, иди к себе и попроси Патрицию принести тебе ледяной компресс на голову. Я же задержусь здесь, впрочем, надеюсь, совсем ненадолго, и постараюсь разобраться со всем этим. Здесь какая-то ошибка… да, да, наверняка ошибка, чудовищная ошибка, которую надо немедленно, слышите, немедленно исправить! Тебе скоро понадобятся силы, много сил. И ни о чем не беспокойся, дитя мое. Я сделаю все, что возможно. Ну а теперь беги, беги скорее к себе!

Она сняла руку с плеча девушки. Бетти Деппинг не спускала с нее пристального взгляда карих глаз. И, совсем не выглядела слабой или беззащитной, как всего несколько минут назад. Наоборот, весь ее вид говорил о том, что сейчас чья-то помощь ей не особенно и нужна. Во всяком случае, просить о ней она не собиралась. И, внимательно выслушав прочувствованную тираду миссис Стэндиш, даже улыбнулась.

– Да, это действительно многое меняет, так ведь? – то ли подтвердила, то ли спросила она тихим, мягким голосом. – Но… но вряд ли мне захочется выслушивать что-либо еще.

Бетти, как бы прощаясь, слегка кивнула всем и направилась к двери, но, дойдя до нее, вдруг остановилась и снова повернулась к ним лицом. А пока она шла, с ней снова произошла какая-то заметная перемена: щеки порозовели, подбородок, казалось, чуть подался вперед, в непривычно заблестевших глазах появилось выражение дерзкого вызова, губы отчетливо произносили знакомые слова, но при этом почти не шевелились… Боец, самый настоящий боец. Причем боец весьма бесстрашный и, по всей видимости, очень опасный!

– Единственный, кто во всем этом деле имеет значение, – это Морли. Прошу понять это, – сказала она низким голосом. – То, что думает он, и то, что имеет значение для него, – ее грудь вдруг вздыбилась и так же резко опустилась, – это то, что думаю я и что имеет большее значение для меня! Запомните это, пожалуйста.

– Дитя мое! – удивленно произнесла миссис Стэндиш, тоже неизвестно почему выпячивая подбородок вперед.

– Спокойной ночи, – поворачиваясь, сказала Бетти Деппинг, вышла и закрыла за собою дверь.

Девушка ушла, однако теплота и необъяснимая сила ее личности как бы продолжали витать в окружающей всех атмосфере напряженного ожидания. Это, похоже, ощущала даже сама миссис Стэндиш, стойкая и непоколебимая жена полковника, которая тут же попыталась приспособиться к новым обстоятельствам: пристально сверху вниз посмотрела на доктора Фелла и епископа, пытаясь сохранить несколько потрепанное достоинство и одновременно выглядеть достаточно независимо, как бы «сохраняя дистанцию».

– Доктор, надеюсь, вас не очень затруднит перестать постукивать карандашом по столу? – необычно напряженным голосом попросила она. – От этого же можно сойти с ума… Благодарю вас, благодарю… Ну а теперь, когда мисс Бетти Деппинг здесь уже нет, не будете ли вы столь любезны объяснить ваши поистине зловещие высказывания? Надеюсь, они действительно имеют достаточно разумное объяснение!

– Безусловно, мэм.

– О боже мой, боже, боже!… И… и, значит, за всем этим может разразиться большой скандал?

– А с чего бы, как вы только что изволили выразиться, за всем этим должен обязательно разразиться «большой скандал»?

– Ну будет вам, не делайте вид, будто ничего не понимаете, доктор! Все, что мне только что довелось здесь услышать, просто чудовищно. В это невозможно поверить… Бедный, бедный наш дорогой мистер Деппинг!… Ну надо же! Мерзавец, негодяй, жалкий…

Тук-тук-тук – столь же размеренно и отчетливо, как тикает хронометр, снова застучал карандаш доктора Фелла по столу. Как же Хью Доновану в тот момент хотелось увидеть выражение его лица! Увы, доктор сидел согнувшись и низко опустив голову… Наконец он поднял ее и произнес:

– Миссис Стэндиш, скажите, а кто была та самая дама, которую покойный мистер Деппинг уговорил бежать с ним?