Восемь знамен

Глава 6 ЛОГОВО ПОРОКА

Подгоняемая попутным восточным ветром «Королева Янцзы», большая, тяжело груженная джонка вошла в реку, в честь которой получила свое имя. Свежий ветер нес ее вверх против течения и помог подняться по Янцзы выше города Циньцзян. Затем ветер унялся, но дом после долгого путешествия оказался уже так близко, что стоило потрудиться «через не могу», и Мартин Баррингтон приказал своим людям спустить весла на воду. Китайские моряки с готовностью выполнили приказ: как-никак Нанкин был и их домом. Мартин знал, что столь же охотно они подчинились бы и в открытом океане, потому что плавать на судах Дома Баррингтонов считалось привилегией и великой честью.

Под грохот барабанов и трескотню шумих огромная джонка медленно приближалась к якорной стоянке у городской стены Нанкина. На подходе к причалу Мартин встал на корме у борта — высокий, сильный, вылитый Баррингтон, вот только суровое выражение лица несколько смягчалось округлостью черт, унаследованных от матери-голландки. Его костюм не отличался от обычного наряда богатых китайских купцов: просторная куртка и мешковатые штаны, ботинки из мягчайшей лайки, плоская широкополая шляпа — спасение от летнего зноя. В Сингапуре, процветающей британской колонии, откуда он держал путь, Мартин носил синий плащ-макинтош и кепи, напоминая себе и остальным о своем происхождении. Это, впрочем, не мешало англичанам считать его изменником.

Несмотря ни на что ему нравились поездки в Сингапур. Они давали возможность увидеться с сестрой Саскией, которая не обращала внимания на клеймо дочери ренегата и жила душа в душу со своим мужем, армейским офицером. Кроме того, эти поездки позволяли Мартину держать руку на пульсе европейской торговли, благодаря которой и процветал, собственно, Дом Баррингтонов. Враждебность окружающих он относил не к своему прошлому, а скорее к настоящему: ни один европейский корабль не допускался севернее Жемчужной реки, и все товары Дома Баррингтонов перевозились в китайских джонках. Английские капитаны торговых судов и их владельцы, естественно, ревновали, они спали и видели, как бы открыть для себя протяженное китайское побережье и еще более протяженную реку — Янцзы.

Однако эти мечты так и оставались мечтами, поскольку затрагивали интересы Дома; как бы ни менялась политика Англии и Индии, Баррингтоны не намерены были терпеть конкуренцию, и об их решимости в Сингапуре хорошо знали.

«Королева Янцзы» скользила к своим стояночным буям, возле них уже поджидал сампан, команда которого готовилась завести на джонку причальные концы. Сюда же подтягивались другие сампаны для разгрузки джонки. С первого из них на ее борт перебрался Адриан Баррингтон.

Братья обменялись рукопожатием. Тридцатилетний Мартин был на два года младше, но крупнее и выше старшего брата. Они очень походили друг на друга, однако Адриана отличала сдержанность, почти суровость. Никто никогда не ставил под сомнение его справедливость и честность, но тем не менее он смолоду пользовался репутацией тяжелого человека и несговорчивого покупателя. Мартин выглядел более открытым и добродушным. Возможно, это объяснялось тем, что он не нес никаких административных обязанностей в Доме, хотя его и нагружали сверх всякой меры каждодневными делами.

— Ну как? — спросил Адриан.

— Товаров под завязку, — ответил Мартин. — А у вас?

— Он еще жив, если ты это имеешь в виду.

— А Джейн? А дети?

— О, они прекрасно себя чувствуют. Ты же знаешь, что нас, Баррингтонов, благословила сама фортуна.

С началом разгрузки братья отправились на берег и вошли в город через ворота в высящейся прямо над водой стене. Нанкин был самым знаменитым городом Китая, на протяжении столетий он служил императорской столицей, занимая удобное положение в центре страны на крупнейшем водном пути. После вторжения маньчжуры приказали переместить столицу в Пекин, и тот превзошел предшественника размерами и значимостью, однако нанкинцы рассматривали эту узурпацию не иначе как временную.

Улицы кишели людьми — возможно, самыми счастливыми в Китае. Многие еще помнили кошмар более чем четвертьвековой давности, когда вся торговля остановилась из-за пиратов во главе с Чжэн И, а затем его женой Чжэн И Сао. Не забыли они и о том, что нынешний глава местного купечества Роберт Баррингтон плавал тогда капитаном на корабле «Леди-Дракон». Однако они помнили также, что Роберт Баррингтон, занимающий ныне достойное положение в маньчжурской иерархии, в те времена встал на защиту народа хань, и эта борьба позволила ему добиться процветания, поскольку он не уронил себя в их глазах, как и сама легендарная Чжэн И Сао… Получив пост адмирала маньчжурской империи, Сао больше не ступала на палубу корабля, со своим приемным сыном и любовником Чжэн Бао она не покидала роскошных поместий, пожалованных ей правительством.

Для практичных китайцев самым важным являлось то обстоятельство, что мир и благополучие все-таки удалось восстановить, невзирая даже на свойственные Сыну Небес причуды. Они до сих пор, наверное, испытывали чувство облегчения по поводу столь ранней смерти императора Цзяцина: в 1820 году по христианскому летосчислению его сразил удар молнии. Удивительно символично — ведь вся его жизнь представляла собой длинную цепь бедствий, величайшей из которых стал триумф пиратов. Присущая ему непредсказуемость была продемонстрирована всему миру, когда в 1816 году вторая британская торговая миссия во главе с графом Амхерстом покинула Китай, так и не встретившись с императором, поскольку неуклонно отстаивающий свои привилегии Цзяцин потребовал, чтобы все члены посольства, включая графа, девять раз коснулись лбом земли на предполагаемой аудиенции.

Фиаско этой миссии позволило Баррингтонам вдохнуть с облегчением: кто знает, какие привилегии получила бы Англия, будь Амхерст допущен к аудиенции, и какими нежелательными последствиями все это обернулось бы для Дома. И все-таки у них, как и всех остальных, камень упал с души, когда император Цзяцин на Небесной колеснице отправился к праотцам, представ перед ними под именем Жэньцэун хуанди. Бразды правления империей перешли к старшему сыну — довольно редкий случай в китайской истории; покойный император, несмотря на свое имя (Цзяцин означает «Высокое счастье»), оставил лишь пять сыновей, не в пример бессмертному отцу, который произвел на свет пятнадцать возможных наследников Трона Небес.

Новый император Миньнин, который взял себе имя Даогуан, означающее «Сияние Истинного Принципа», сразу проявил себя личностью более сильной, нежели отец. За прошедший десяток с лишним лет Китай вновь открыл для себя, что значит находиться под правлением молодого и энергичного монарха, а не под пятой какого-нибудь сластолюбца или продажного премьер-министра. Император Даогуан не нарушил ни одного данного отцом обещания; привилегии Дома Баррингтонов даже расширились, они получили разрешение торговать по всей реке и более того — направлять свои сампаны на север по Великому каналу до самого Пекина. Баррингтоны соответствовали единственному критерию, который интересовал нового императора: они зарабатывали много денег, а значит, платили большие налоги и приносили пользу маньчжурской власти. Этот путь вел всех к процветанию и счастью.

Их склады на речном берегу неуклонно разрастались, так же как и дом, который Роберт Баррингтон облюбовал некогда для себя с Миной и своей семьи. Теперь он превратился в настоящий дворец с мраморными полами и обшитым лакированными панелями фасадом, окруженный великолепным садом, в котором птичье пение соперничало своим сладкозвучием с журчанием струящейся воды и шелестом высоких ив, свесивших ветви над крохотными прудами и протоками, над живописными горбатыми мостиками.

Навстречу Мартину на открытую веранду высыпало все семейство. Дети Адриана, пятилетний Джеймс и трехлетняя Джоанна, с разбега бросились в объятья дяди. Волосы у них были соломенного цвета, с чуть заметным рыжеватым отливом. За детьми степенно следовала Джейн. Завитки каштановых волос обрамляли ее белоснежное лицо. «И тело наверняка такое же белое», — подумал Мартин; эта мысль уже не в первый раз приходила ему в голову. Почти по-баррингтоновски четкие черты лица дышали решимостью бросить вызов окружающему миру; Мартин никак не мог понять, отражали они присущие от природы свойства или же этот характер закалился под давлением необычных обстоятельств ее жизни.

«Она такой же военный трофей, — думал Мартин, — каким некогда стала ее мать». С той лишь разницей, что война за Джейн Петтигрю была коммерческой и ее обосновавшийся в Калькутте отец предпочел пожертвовать одной из дочерей в надежде получить взамен определенные выгоды. Безусловно, партия казалась весьма заманчивой: с одной стороны — Адриан Баррингтон, старший сын и наследник Дома Баррингтонов, с другой — Джейн Петтигрю, старшая дочь одного из самых видных купцов в Индии, человека, стремившегося к покорению новых финансовых империй. Несмотря на прошлое Баррингтона, союз между Домом Баррингтонов и семейством Петтигрю должен был привести к созданию консорциума, который в один прекрасный день мог бросить вызов самой Ост-Индской компании.

Но всех ждало разочарование. Роберт Баррингтон встретил невестку очень радушно, он уже давно решил, что отойдет от дел, когда Адриан женится и произведет на свет наследника. Громом средь ясного неба стала для него смертельная болезнь Вильгельмины, последовавшая на другой год после женитьбы сына.

Возможно, впрочем, что жизнь Роберта дала трещину задолго до этого. Он всегда мечтал вернуться в Индию, а оттуда в Англию, в ореоле славы и богатства, которые некогда возбуждали его зависть. С этой целью он зондировал почву с помощью сыновей, капитанов своих торговых судов, и главное — с помощью своего нового родственника Джона Петтигрю, но все эти попытки неизменно встречали резкий отпор. Ост-Индская компания не могла забыть охоту, которую вели за ее судами пираты Чжэн И Сао. Еще более существенным для компании представлялся тот факт, что Роберт Баррингтон держал в своих руках торговые пути, являвшиеся предметом мечтаний компании. Поэтому до всеобщего сведения было доведено, что Роберта Баррингтона повесят как пирата, стоит лишь ему ступить на английскую землю.

Гнев Роберта, вызванный крушением надежд, возможно, подтолкнул Мину к могиле. Под влиянием обиды и обрушившихся на него невзгод Роберт изменил свое решение передать бразды правления Домом старшему сыну. Это вызвало озлобление Адриана и как следствие сделало совершенно невыносимой жизнь его жены, Джейн.

Ее переживания, однако, ничуть не трогали Адриана: рожденный и воспитанный в Китае, он стал чересчур рьяным последователем конфуцианства и верил, что замужняя женщина должна целиком и полностью отказаться от родной семьи и стать на сторону мужа, какие бы разногласия между ними ни возникали. Но Джейн не хотела забыть прошлое и оказалась в изоляции. Не помогло и то, что она подарила мужу двоих детей, выполнив тем самым заветное желание тестя; пропасть между Джоном Петтигрю и Робертом Баррингтоном продолжала расти, так как первый оказался не в состоянии помочь второму добиться желанной цели, а Баррингтон, в свою очередь, отказался уступить Петтигрю долю в торговле на Янцзы.

Поправить положение было невозможно. Со смертью Мины Роберт Баррингтон отвернулся от своей мечты — и от своей невестки.

А что же Адриан? Мартин не знал, что происходило на половине старшего брата и его жены. По торговым делам семьи он проводил вдали от Нанкина слишком много времени, чтобы видеть их так часто, как ему хотелось. Вот только бросалось в глаза неизменно вызывающее выражение лица Джейн. Мартина тревожило также, что она улыбалась только при встречах с ним.

А сейчас она вышла вперед и обняла Мартина.

— Добро пожаловать домой. Добро пожаловать.

На мгновение он задержал ее в своих объятиях:

— Я привез письма…

— Отец ждет, — нетерпеливо напомнил Адриан.

— Извини, — сказал Мартин Джейн и положил сумку с письмами на стол.

Он поспешил за идущим широким шагом Адрианом, тот вел его к комнате Роберта Баррингтона коридорами с мраморным полом мимо согнувшихся в поклоне слуг. Цзэньцзин с ребенком на руках открыла перед ними дверь — церемония, раздражающая той важностью, которую придавали ей китаянки. Но она и оставалась обыкновенной китаянкой; Роберт Баррингтон после смерти Мины стремился вновь обрести хоть крохотную частицу своего славного прошлого, и Цзэньцзин стала для него как бы перерождением бессмертной Сао — с глазами лани, внешне покорная, красивая и соблазнительная — и почти столь же амбициозная.

Наложнице удалось то, о чем безуспешно мечтала Сао: родить ему сына. Джону Баррингтону (нелепое имя для китайца со смешанной кровью) исполнилось всего два года, значит, Роберт Баррингтон оставит сей мир задолго до того, как малыш подрастет и вступит в борьбу за власть в Доме… Как бы там ни было, Цзэньцзин намеревалась, пока жив еще ее господин, сделать все возможное, чтобы проложить сыну дорожку к власти.

— Скажи «здравствуй» дяде Мартину, — заворковала она.

— Дядя Мартин, — пролепетал мальчик.

Мартин с вежливой улыбкой погладил его по голове и поцеловал руку Цзэньцзин; одетая в бледно-голубую атласную курточку, с убранными наверх и уложенными кольцом волосами, стянутыми золотым обручем, она старалась выглядеть гранд-дамой, и это почти ей удавалось.

Мартин взглянул за спину наложницы, на лежанку, на которой покоился его отец. К семидесяти пяти годам Роберт Баррингтон располнел, распухшие от артрита суставы лишили его былой подвижности. Несомненно, только благодаря способностям Цзэньцзин как любовницы он стал отцом всего лишь два года назад. Но вот улыбаться он еще мог — и при виде своего младшего законного сына его массивное лицо, утонувшее в белых прядях волос и заросшее такой же белоснежной бородой, расплылось в улыбке. У него хватило сил поднять руку и протянуть ее сыну.

— Расскажи мне про Саскию.

— У нее все хорошо, и она просила передать, что очень тебя любит, отец. Она бы приехала к тебе, но дети…

— Ты хочешь сказать, этот подлец, ее муженек, не отпускает, — проворчал Роберт. — Какие новости?

— В Англии сменилось правительство. Пиль подал в отставку, и премьер-министром стал лорд Мельбурн.

— И это ты называешь новостью? Расскажи мне про компанию.

— Случилось то, что мы и предполагали, отец. — Мартин присел рядом с ним. — Торговая монополия Ост-Индской компании отменена. И уже появились независимые купцы, которые посылают корабли в Бомбей, Калькутту и Сингапур.

— И дальше на восток? — спросил Адриан.

— Да. В Кантон.

— И, конечно, дальше на север, — предположил Роберт Баррингтон.

— Об этом сведений у меня нет, отец. Пока нет.

— Но мы-то с вами знали, что когда-нибудь этот день настанет. Садись и ты, Адриан. Нам предстоит расширить дело.

Мартин с интересом ждал продолжения. У Дома имелось два центра: в Нанкине и в устье реки, в Шанхае, и с его точки зрения в третьем пока не было необходимости, но в конце концов он всего лишь младший партнер.

— Мы хотим, чтобы ты поставил склад в Уху.

Брови Мартина поползли вверх: Уху находился всего в сотне миль от Нанкина вверх по реке.

— Мы считаем, что для будущего нашего Дома важно контролировать всю Янцзы, — пояснил Адриан. — Особенно с учетом привезенных тобою новостей.

— Но в таком случае лучше начать с Ханькоу.

— Мы поставим новый склад в Уху, — отрезал Роберт. — Это центр района к югу от Янцзы, в котором выращивают рис. А рис один из наших главных товаров. Но что еще важнее, там нас примут с распростертыми объятьями. Помните, я рассказывал о маньчжуре, который спас мне жизнь, ох, почти пятьдесят лет тому назад?

— А, управляющий в Кантоне, — вспомнил Мартин. Он часто слышал эту историю. — Которому ты в свою очередь спас жизнь?

— Вот-вот, его зовут Хуэйчжань. Его сын, Хуэйчжэн, только что назначен управляющим в южной Аньхой. Он разместил свою резиденцию в Уху. Самое время и нам обосноваться в этом городе.

Мартин понимал отца: даже Дом Баррингтонов при расширении дела, да и собственно во всей своей торговле, полностью зависел от воли местных маньчжурских чиновников, а управляющий являлся важной персоной. Но все-таки обидно снова уезжать сразу после возвращения из поездки, длившейся несколько месяцев. Однако Роберт Баррингтон не любил откладывать дело в долгий ящик.

— Ты так скоро уезжаешь, — надула губки Чуньу. Недавно ей исполнилось двадцать восемь, и фигура ее уже начала расплываться. Ее подарили Мартину, когда ему было восемнадцать, а ей не исполнилось и шестнадцати. Тогда Мартин не подозревал, как дороги они станут друг для друга. Забеременей Чуньу, и он скорее всего женился бы на ней. Но в этом ему несомненно повезло. Как бы забыв о своем пестром прошлом, Роберт Баррингтон к старости превратился в ревностного блюстителя «правил приличия» (по-китайски — «ли»), а по китайским понятиям непозволительно жениться на рабыне. Поэтому Роберт надеялся, что Мартин последует примеру старшего брата и найдет невесту в Сингапуре или Калькутте. Адриан же, которого в юности тоже одарили любовницей, не скрывал, что женитьба никоим образом не может повлиять на сложившийся домашний уклад, — еще одна причина явных страданий Джейн.

В отличие от брата Мартин был неспособен посвящать кого-либо в интимные тайны своей жизни, при том даже, что его любовь к Чуньу ограничивалась телесным удовлетворением, которое она ему давала. Вот и теперь, услышав голос Джейн в соседней комнате, Чуньу испуганно выпрыгнула из его постели.

Мартин накинул халат и вышел в гостиную, где его ждала золовка.

— Прости за вторжение. — На ее бледных щеках выступили розовые пятна.

— Я всегда рад тебя видеть.

Джейн подождала, пока не удалилась принесшая поднос с чаем служанка, встала и бесцельно зашагала по комнате.

— Я надеялась, что ты несколько недель побудешь дома.

Мартин пригубил чай.

— Я и сам надеялся. Но дело есть дело. — Он взял ее за руку и усадил рядом с собой. — Скажи мне, что тебя тревожит, Джейн.

Не отрываясь, она несколько секунд смотрела ему в глаза, затем встала и покинула комнату — так же внезапно, как и пришла. Он вдохнул оставшийся в воздухе ее запах.

— Она метит тебе в любовницы. — В дверях, ведущих во внутренние покои, возникла Чуньу.

Мартин ответил ей изумленным взглядом, впрочем, свое удивление он тут же постарался затушевать напускным гневом.

— Больше ничего тебе в голову не пришло?

— Я знаю, что у женщин на уме, — ответила Чуньу.

Подобно бывшей императорской столице, Уху раскинулся на правом, южном берегу реки, и так же, как и Нанкин, его окружала высокая стена. По размерам вдвое меньше Нанкина, город располагал таким же предместьем из стоящих на якоре сампанов — по меньшей части торговых, а по большей просто плавучих домов, в которых всякий мог найти себе развлечение по душе, — от публичных домов и игорных притонов до обыкновенных закусочных.

После подавления восстания Белых Лотосов здесь, как повсюду в маньчжурском Китае, царили мир и благоденствие, по крайней мере для тех, кто служил правительству и подчинялся законам. Поддержание этого спокойствия и составляло главную заботу управляющего, который подчинялся лишь вице-императору. Провинция Аньхой занимала обширную территорию, и в административных целях ее разделили на две части; Мартин воспрянул духом, когда по приезде в Уху узнал, что управляющий южной половиной провинции Хуэйчжэн в настоящее время находится в городе.

Маньчжур оказался маленьким подвижным человечком с суетливыми манерами и с подчеркнутым осознанием исполняемого долга, что встречалось редко и в то же время внушало доверие. Большинство должностей на государственной службе у маньчжуров передавалось от отца к сыну (свой пост Хуэйчжэн наследовал от Хуэйчжаня); тем самым маньчжурская правящая элита была избавлена от сдачи наиболее изнурительных государственных экзаменов, таких как написание «пяти сочинений», и подъем в высшие слои чиновничества не составлял для них особого труда. Вместе с тем от поколения к поколению все явственнее вырисовывалась тенденция к снижению работоспособности и эффективности управления, это продолжалось до тех пор, пока не находился предлог для смещения какого-то должностного лица и пожалования его поста другой семье. После этого весь цикл начинался заново.

Хуэйчжэна окружали секретари, которых он гонял с бесконечными распоряжениями, успевая в то же время просматривать многочисленные свитки — в основном прошения, поданные в надежде найти справедливость.

— Мартин Баррингтон! — с видимым удовольствием воскликнул он. — Какая честь для меня! — Жестом маньчжур пригласил Мартина сесть, оценивающе проследил за слугами Баррингтона, вносящими один за другим сундуки с подарками, и затем внимательно выслушал англичанина. — Дом Баррингтонов в Уху! Я думаю, это предложение будет встречено с пониманием. Я представлю ваше прошение вице-императору. Вы отобедаете со мной, Баррингтон.

Хуэйчжэн жил в удивительно скромном доме, что свидетельствовало о его честности; большинство правительственных чиновников рассматривало стяжательство — путем вымогательства у просителей максимально возможной суммы — как дело более важное, нежели вершение правосудия. Жену Хуэйчжэна Мартин так и не увидел, их встретили лишь дети — два мальчугана и девочка.

— Скоро я стану отцом третьего сына, — со счастливой улыбкой пояснил Хуэйчжэн.

Несколько дней Мартину пришлось подождать, но зато он успел обследовать берег и выбрать место под склад. После этого он отправился вниз по реке в Нанкин и доложил о результатах отцу и брату, а в конце года снова вернулся в Уху. При виде Мартина Хуэйчжэн расплылся в улыбке:

— Вам даровано разрешение, Баррингтон.

— Я счастлив и думаю, так же счастлив будет мой отец. Я желаю процветания вам и вашей семье, Хуэйчжэн. Позвольте спросить: облагодетельствованы ли вы третьим сыном, которого вы ждали?

— На то, видно, не было воли богов, — вздохнул Хуэйчжэн. — Моя жена разрешилась дочерью. Две дочери — можно ли представить для мужчины большее несчастье?

— Но у вас еще двое сыновей, — напомнил Мартин.

— Четверо сыновей куда лучше, — заявил Хуэйчжэн. По конфуцианским законам только сын мог совершать жертвоприношение небесам после смерти отца; не оставившему сыновей мужчине суждено было уйти в иной мир без надлежащей церемонии… Но вскоре к Хуэйчжэну вернулось свойственное ему доброе расположение духа. — Сейчас вы пообедаете со мной и посмотрите на младшенькую. Мы назвали ее Лань Гуй — Маленькая Орхидея.

— Значит, быть ей красавицей.

— Будем надеяться, — сказал Хуэйчжэн и снова опечалился.

На следующий год Дом открыл склад в Ханькоу; теперь Мартина так же хорошо знали на реке, как и на морском побережье. В каждую свою поездку Мартин непременно останавливался в Уху — проверить, как идут торговые операции, и разделить трапезу с управляющим. Они стали с ним близкими друзьями, Мартин с восхищением любовался его очаровательными детьми. Не заставил себя ждать и пятый ребенок — опять девочка, к вящему негодованию Хуэйчжэна.

— Как же может сбыться пророчество о грядущем величии моей семьи, если у меня рождаются одни дочери? — причитал он.

— Но, возможно, и к лучшему, если оно не сбудется? — Мартин взъерошил кудряшки Лань Гуй, своей любимицы; девочка, в свою очередь, обожала большого варвара. — Разве ты не имеешь уже всего, о чем только можно мечтать, а, дружище?

— Теперь на реке спокойно, и я хочу открыть склад в Кантоне. — По-прежнему ясный мозг Роберта Баррингтона не уставал выдавать новые идеи.

Даже Адриана это предложение застало врасплох.

— Это все равно что размахивать перед быком красной тряпкой, — возразил он.

— Ну и что? Чего нам бояться, если мы намного больше и сильнее быка? Почти вся торговля в Кантоне и в округе незаконна. Она существует только благодаря заведенному порядку и с молчаливого согласия кантонских властей. Пекин никогда не признавал ее законной. Но ведь и другие наши торговые центры не получили официального признания столицы. А если множество людей занимается подпольной торговлей, еще один незаконный акт не вызовет чрезмерного беспокойства.

Роберт посмотрел на Мартина.

— Или ты боишься наскоков шайки жуликоватых голландцев и португальцев?

— Ни в коей мере, отец. Но что ты скажешь о жуликоватых англичанах?

— Если они набросятся на тебя, мальчуган, — усмехнулся Роберт, — тогда они в самом деле проходимцы и так к ним и следует относиться.

— По сути, ты идешь на войну, — грустно сказала Джейн, когда они с Мартином вышли прогуляться в саду.

— Я бы не сказал. Думаю, отец прав, они слишком хорошо знают нашу силу, чтобы открыто выступить против.

— Ну, а кинжал в спину где-нибудь в темном уголке?

— Это не так-то просто сделать — даже если совесть позволяет. — Ее тревога напомнила ему о словах Чуньу, и он искоса взглянул на шедшую рядом женщину. — А если это все-таки случится, ты будешь меня оплакивать, Джейн?

Она остановилась:

— Да, я буду горько оплакивать тебя, Мартин.

Он тоже встал и посмотрел ей прямо в лицо. Они зашли в гущу цветущего сада, из дома их не могли видеть.

— В таком случае я обязательно вернусь.

Она провела языком по губам, быстро и смущенно, ее щеки зарделись.

— Он так плохо к тебе относится? — мягко спросил Мартин.

— Он никак ко мне не «относится», по твоему выражению.

Мартин нахмурился.

— Вы не спите вместе?

Она пожала плечами:

— Нет, с тех пор как зачали Джоанну.

— Не могу поверить. Скажи мне, в чем дело?

— Возможно, я слишком часто говорила то, что думаю.

— Но ты по-прежнему его жена.

— Я живу в мире, — ее голос срывался, — в котором все подчинено имени Баррингтонов. У меня двое детей. Что же мне делать, по-твоему?

Неожиданно она оказалась в его объятиях, он стал целовать ее рот, нос, глаза и щеки, потом подхватил на руки, отнес к одному из разбросанных по саду каменных сидений, опустил на него и вновь покрыл поцелуями.

— Я люблю тебя, — выдохнул он. Но так ли это? Он хочет ее, в этом нет сомнений. Но любовь со всем, что за ней следует? Чужая жена. Жена его брата!

— Мартин, — прошептала Джейн. — О Мартин! — Она отвечала ему такими же страстными поцелуями. Вдруг ее тело окаменело. Она испытывала желание, как и он… но не смела. Он читал это в ее глазах.

— А что прикажешь делать мне?

— Поезжай в Кантон, — взмолилась она. — Но… пожалуйста, возвращайся!

Наставить рога собственному брату — величайший грех, который только можно совершить. Сама мысль об этом коробила Мартина. Но он знал, что это обязательно произойдет, когда он вернется в Нанкин. А возвращения не избежать.

Но сначала — Кантон. Лавируя между перегораживающими устье бесчисленными песчаными наносами и отмелями, огромная джонка вошла в широкий залив, ведущий в Жемчужную реку; орудийным выстрелом она салютовала крепости Богэ, которая охраняла выход в море. Удостоверившись, что «Королева Янцзы» несет флаг Дома Баррингтонов — серебряный дракон на синем фоне, — гарнизон приветствовал ее ответным выстрелом. Незадолго до этого Мартин с любопытством рассматривал белые домики и островерхие церкви португальской колонии Макао на южной стороне залива. Для англичан и голландцев, которые осели в здешних местах (женщин и детей варваров не допускали в Кантон, имеющие в этом городе дело купцы вынуждены были строить себе дома в Макао), входящая в реку джонка казалась всего-навсего большим китайским кораблем. Но достаточно скоро они узнают, кто ее владелец и зачем она сюда пожаловала.

— Итак, Баррингтон? — Городской губернатор Вэнь Чжосу принял гостя на веранде своего дворца, с которой открывался прекрасный вид на гавань и реку. Окруженный помощниками и секретарями правитель отличался худобой и высоким ростом, он носил длинные усы и сутулился.

— У меня письма от вице-императора. — Мартин передал папку с ними одному из секретарей.

— Значит, вы будете строить склад здесь, в Кантоне.

— Это заветное желание моего отца, ваше превосходительство.

— Кто только не имеет склад в моем городе. — Вэнь развел руки. — Вы будете торговать с севером?

— И с югом тоже.

Вэнь предостерегающе поднял палец.

— Будьте осторожны, Баррингтон. Если вас схватят за руку, вице-император отменит свое разрешение.

— Схватят за руку, ваше превосходительство? Неужели вы думаете, что я собираюсь заняться контрабандой?

Вэнь прикрыл глаза.

— Вы не англичанин?

— Я подданный Срединного Королевства, — заявил Мартин.

Вэнь скептически улыбнулся:

— В Кантоне и так уже слишком много опиума. И я не хочу, чтобы его стало больше. Теперь ступайте к Сун Танчу, он подготовит документы вам на подпись.

Мартин прошел за секретарем в его контору.

— К чему эти разговоры об опиуме? — спросил он. — Ведь торговля им запрещена?

— Существует императорский указ, который запрещает ввозить опиум, — согласился Сун, отдав распоряжение своему секретарю, молодому человеку, сделать копии нужных бумаг.

— Который игнорируется? — предположил Мартин.

— До Пекина тысячи миль, — пожал плечами Сун, — а опиум приносит большую прибыль. Наш народ по дурости к нему пристрастился, а ваши соотечественники горят желанием им торговать.

— И что, это такое прибыльное дело?

— Ну конечно. Мой господин получает свою долю, как и все мы.

— А теперь он начинает бояться того, что делает?

— Это англичане во всем виноваты, — рассердился Сун. — У них нет никакого чувства меры. Из года в год Ост-Индская компания ввозила в Кантон по шесть тысяч ящиков опиума.

— Шесть тысяч ящиков? — ужаснулся Мартин.

— Ни больше ни меньше. Они были очень точны. Но затем, как вы несомненно знаете, четыре года назад ваше правительство лишило компанию монополии на торговлю в этих водах, и в результате каждый капитан торгового судна получил право подниматься по Жемчужной. И знаете, сколько ящиков опиума ввезли в Кантон за прошлый год? Двадцать тысяч!

Мартин был ошеломлен:

— И Вэнь это допускает?

— Вряд ли он может это прекратить, даже если и захочет, — бросил Сун. — Да и к тому же, раз все это незаконно, значит, он получит больше в свой карман, не так ли?

— И теперь он боится, — повторил Мартин.

— У нас больше опиума, чем мы в состоянии переварить. Цены падают.

— Но кто покупает столь коварное зелье?

— Все, — пожал плечами Сун. — Какой мужчина откажется от сладкого сна? — Он улыбнулся. — Или женщина? Хун, бумаги готовы?

Юноша выложил бумаги на стол перед Суном. Секретарь пробежал их глазами.

— Здесь ошибка… и здесь. Переделай, тупая деревенщина, и побыстрее, не то я велю тебя высечь.

С поклонами юноша собрал бумаги и вернулся к своей конторке. Мартин впервые обратил на него внимание. Выбритый лоб, длинная коса… обычный молодой китаец. Но Мартина поразил огонь, который горел в его глазах. Конечно, он разозлился из-за полученной головомойки, однако за этой видимой яростью крылось нечто большее, нежели простая обида.

— Не знаю, что делать с этим недоумком, — буркнул Сун. — Он хлопнул в ладоши, веля внести чай. — Мечтает поступить на государственную службу — и знаете, сколько раз он уже проваливался на экзаменах? Целых три.

— Вы курили когда-нибудь опиум? — спросил Мартин помощника капитана Канцзюя — тому уже доводилось подниматься по Жемчужной реке.

Канцзюй улыбнулся:

— Меня жена избила бы, Баррингтон.

Мартин кивнул:

— Подозреваю, моя тоже, будь я женат.

С верхней палубы «Королевы Янцзы» он разглядывал береговую линию. Как никакой другой город, Кантон был удален от центральной маньчжурской власти если не считать городов в глухих внутренних районах. Здесь, на юге, существовал свой особый мир, нигде больше в Китае не встречалось так много белых людей в сюртуках и цилиндрах. Вход в обнесенный стеной старый город им запрещался, и они построили для себя целую колонию на берегу. Некоторые из них сейчас с явным интересом следили за большим кораблем и его капитаном, слишком крупным для китайца или маньчжура, хотя он и носил китайский наряд.

Кроме того, имя «Королевы Янцзы» хорошо знали в Сингапуре.

— Дом Баррингтонов, — во всеуслышание объявил один из наблюдателей на пристани.

— Вот дьявол! Что ему здесь понадобилось? — громко спросил его сосед.

Мартин глянул на них сверху вниз:

— То же, что и вам, джентльмены.

— Мы этого не потерпим, сэр. Мы этого не потерпим! — заявил первый. — Губернатор Вэнь услышит об этом.

Не отвечая, Мартин наблюдал, как они затерялись в толпе, сохраняя при этом вид глубоко оскорбленной невинности.

— Вроде бы этим людям вы не пришлись по душе, — заметил Канцзюй.

— Они будут любить меня еще меньше после встречи с губернатором Вэнем, — сухо ответил Мартин.

Тем не менее он решил не ездить на берег в поисках развлечений, которые мог предложить Кантон. В памяти засели слова Джейн о ноже где-нибудь в темной аллее — защититься от него не было никакой гарантии.

Мартин обедал, когда ему доложили о приходе посетителя.

— Какой-то занюханный писарь по имени Хун Сюцюань, — сказал Кан.

Мартин нахмурился:

— Секретарь Сун Танчу? Пусть войдет, Кан. Но ты не уходи.

Кан ввел юношу в каюту. Хун украдкой огляделся, рассматривая роскошную обстановку.

— Вы с посланием от Сун Танчу? — спросил Мартин.

— Нет, ваше превосходительство. — Хун облизал губы. — Я хотел бы поговорить с вами.

— Вы уже говорите.

Хун взглянул на Кана.

— У меня нет секретов от моего помощника, — сообщил Мартин.

Хун глубоко вздохнул:

— Сэр, сегодня днем я почувствовал, что вы хороший человек.

Мартин поднял брови.

— Немногие на этой реке с вами согласятся.

— Это потому, что большинство людей на этой реке — дурные. — Голос Хуна был полон странного гнева.

— Это ваша точка зрения. Ваш хозяин знает о ней?

— Мой хозяин такой же злодей, как и остальные. — Хун в упор посмотрел на Мартина. — Если вы ему это передадите, он меня высечет.

— Я ему не скажу, — пообещал Мартин. — Но зачем вы мне все это рассказываете?

— Потому что вы Баррингтон и к вам прислушивается Сын Небес.

Мартин взглянул на Канцзюя — тот изо всех сил старался сохранить невозмутимый вид. Юноша, бедняга, не ведал о том, что вряд ли найдется хоть один человек в Китае, кроме императорских советников, которому посчастливилось лицезреть Сына Небес, что уж там говорить о внешних варварах, какими бы привилегиями они ни пользовались. Император Даогуан ценил уединение даже больше, чем его дед Сяньлун.

— Вы должны предупредить Сына Небес о злодеях, которые несут гибель югу страны, — настойчиво продолжал Хун. — Настает день, когда они погубят всю империю.

— Вы имеете в виду торговлю с варварскими народами?

— Я имею в виду торговлю опиумом! Вот в чем зло! — Хун не снижал тона. — Вы знаете, какой вред он наносит моему народу?

— Он дарит сны. И говорят, сладкие сны.

— Нельзя жить одними грезами, Баррингтон. Идемте со мной, я покажу вам этих погруженных в грезы людей, и вы поймете. Тогда вы сможете действовать — и расскажете императору о злодеяниях, которые совершают на этой земле люди, подобные Вэнь Чжосу. И тогда он, в свою очередь, положит конец этому кошмару.

Мартин посмотрел на Канцзюя.

— Ночью? Это приглашение к убийству. Этот мошенник, возможно, подослан вашими врагами.

— Я прошу вашей помощи, — взмолился Хун. — Но вы вправе проявить осторожность. Ночь, день — какая разница. Притоны никогда не закрываются. Решайте сами, когда пойти. Но только идите!

— Я пойду с вами завтра, — решился Мартин. — А до тех пор вы останетесь здесь, на моем корабле.

Даже средь бела дня Мартин не осмелился отправиться в город без сопровождения вооруженных матросов. Они сошли на берег перед полуднем. К этому времени все в Кантоне уже знали, что в гавани стоит корабль Дома Баррингтонов, и поглазеть на него собралась целая толпа.

Хун повел их прочь от берега, они быстро миновали наиболее благополучные районы и углубились в лабиринт запущенных улиц, которых, казалось, почти не коснулось общее процветание. Грызлись из-за отбросов собаки, дети играли по колено в сточных водах, мужчины и женщины открыто справляли малую нужду, не стесняясь спешивших мимо моряков. Мартин предупредил своих людей, что надо опасаться грабителей и вообще держать уход востро. Но никто к ним не приставал, лишь иногда их встречали понимающими улыбками.

Наконец Хун остановился перед домом, который резко выделялся среди окрестных развалюх и размерами, и толщиной своих стен. Хун постучал в запертую дверь, и та немедленно распахнулась. Молодой китаец, прищурившись, смотрел на гостей. Из дверного проема потянуло тошнотворно-сладким запахом.

— Баррингтон к Сунь Вэнли, — громко объявил Хун.

Юноша поклонился, и Хун жестом предложил Мартину войти.

— Вашей охране лучше остаться снаружи, — посоветовал он.

— Только помните, Хун, если вы заманили меня в ловушку, ваша голова первой слетит с плеч. — Мартин похлопал по мечу за поясом. Это был китайский меч, подобранный специально для него, слегка изогнутый и острый, как бритва.

— Я хочу, чтобы вы увидели, — ответил Хун.

Мартин нырнул в дверь — и был приятно поражен увиденным. Он словно бы оказался в передней комнате какого-нибудь приличного магазина Нанкина или Уху, очаровательные скромно одетые молодые женщины поспешили к нему, торопясь усадить своего гостя.

Приглядывающий за ними пожилой китаец потер руки и поклонился.

— Я Сунь Вэнли. Великая честь для нас, Баррингтон. Вам одну трубку или две?

Мартин покосился на стоявшего рядом Хуна.

— Великий Баррингтон хотел бы перед курением посмотреть дом, — сказал тот.

Сунь выставил вперед ладони:

— Мой дом в вашем распоряжении.

Он хлопнул в ладоши, и одна из девушек выступила вперед.

— Если желаете, я буду вас сопровождать.

— Ступайте со мной, Хун, — сказал Мартин.

Девушка повела их по коридору, где странный запах чувствовался еще сильнее, и открыла дверь на левой стороне. Теперь тошнотворная вонь стала так сильна, что Мартин едва мог дышать, глаза застлал густой дым. Удивление его возросло еще больше, когда он шагнул вслед за девушкой в эту комнату. Зачем Хун притащил его сюда?

Он находился в помещении площадью примерно в тридцать футов, заставленном удобными с виду лежанками. Возле каждой стоял низкий столик, и на каждом столике высилась чаша с лежащей на ней трубкой. Все лежанки были заняты. К своему удивлению, Мартин увидел несколько женщин. Как и мужчины, они лежали, откинувшись на большие удобные подушки, и курили трубки. Почти никто не разговаривал, кое-кто лежал, уставившись в потолок, но большинство лежали с закрытыми глазами. Многие были одеты весьма прилично. По комнате, рассыпая улыбки и любезности, сновали молодые женщины, они уносили выкуренные трубки, а пока они набивали их, клиенты брали другие трубки, ожидающие своей очереди на чашах.

— Мы называем ее «комнатой грез», — пояснила сопровождающая Мартина девушка.

— Выглядит очень мило…

— Здесь есть свободное место. Приляжете, сэр? Я принесу ваши трубки.

Мартин повернулся к Хуну:

— Боюсь, я не смогу разделить вашу обеспокоенность, Хун. Люди просто погружаются в сон, возможно, жизнь после пробуждения кажется им более приятной.

— Им уже никогда не пробудиться по-настоящему, — ответил Хун. — Идем, здесь есть другие комнаты. — Он отступил назад в коридор.

— Вы не желаете трубочку? — в замешательстве спросила последовавшая за ним девушка.

— Туда! — Хун быстро зашагал по коридору:

— Вам туда нельзя! — Девушка почти кричала.

Но Хун был уже у следующей двери. Он распахнул ее, и Мартин с опаской заглянул внутрь. Перебивая тошнотворно-сладкий аромат опиума, в нос ударила застоявшаяся вонь немытых тел и испражнений. Сквозь дым — здесь он казался еще гуще — Мартин вглядывался в темноту.

— Вы должны выйти отсюда. — Девушка сзади уже кричала в полный голос. — Это не для вас.

Не обращая на нее внимания, Мартин, щурясь от дыма, разглядывал комнату. Она была не больше первой, но на этом сходство заканчивалось. Ни лежанок, ни столиков, ни красоток — скопище тел, лежащих на полу, сидящих у стен, подпирающих опорные балки по центру комнаты. Все в разной стадии оцепенения. Все с трубками, которые представляли для курильщиков, очевидно, самую большую драгоценность в этом мире. Они затягивались дымом… и, наверное, грезили. Отвисшие челюсти, капающая слюна. Некоторые совершенно голые, вымазавшиеся в собственных нечистотах. Наиболее угнетающее впечатление производили те, на ком еще сохранились остатки богатых одежд. Здесь тоже были и мужчины и женщины, некоторые даже совокуплялись, не вызывая особого интереса у соседей.

— Нам лучше уйти, — посоветовал Хун. — Девушка пошла за подмогой.

Они отступили в коридор и закрыли дверь.

— Почему они в таком месте, когда здесь есть другая, хорошая комната? — спросил Мартин.

— Все из-за пристрастия к опиуму — у них просто нет денег. Может быть, все они начинали в той, другой комнате. Но ради курения они пожертвовали всем — продали свои дома и магазины, обрекли жен и детей на голод, а детей еще и на проституцию. Все за трубку! А когда деньги кончились, их спровадили сюда и разрешают курить, пока они не сдохнут. Долго ждать не приходится, они ведь ничего не едят. А между тем многие из них занимали в обществе видное положение — до того, как пристрастились к опиуму.

— Боже мой! — пробормотал Мартин. Он был потрясен до глубины души.

— Только в Кантоне с сотню таких вот притонов. А на всем юге — тысячи.

В коридоре появились люди с палками.

— Вы! Вон отсюда!

Мартин вытащил меч.

— Держись ко мне поближе, — бросил он Хуну. — Нам пора уносить ноги. — И бросился прокладывать путь. Вскоре они оказались на улице, под защитой матросов. Наконец можно глотнуть свежего воздуха!

— Теперь ты расскажешь Сыну Небес? — спросил Хун.

— Кому-нибудь расскажу, обещаю тебе, — ответил Мартин.

Глава 7 РАССЕРЖЕННЫЙ ЛЕВ

Январь следующего — по христианскому календарю 1839-го — года «Королева Янцзы» встретила на якоре неподалеку от города Циньцзяна у южного конца Великого канала. Мартин действовал теперь по указаниям из самого Пекина — указаниям, которые он не показывал даже своему отцу или брату, потому что инструкции предписывали держать все в тайне.

Сам факт его подчинения приходящим из несусветной дали приказам, скрепленным печатью брата императора принца Хуэя, показывал, как отличались теперь умонастроения Мартина от взглядов его семьи. Легко было предположить, что отец и Адриан не поймут мотивов, вызвавших его доклад вице-императору, поскольку не видели собственными глазами разрушающего воздействия опиума, и что они приложили бы все усилия, дабы заставить Мартина вообще не писать этот доклад, мотивируя это нежеланием вмешиваться в дела других варваров.

Столь же легко он убедил себя в том, что не стоит рассчитывать на ответную реакцию в связи с докладом варвара, пусть даже носящего имя Баррингтонов. Как бы ни было велико его желание излить в своем докладе гнев и, вероятно, чувство вины от всего увиденного, он тем не менее полагал, что подобно многим докладным запискам его послание будет отправлено в пыльные архивы вице-императорского дворца, где благополучно и канет. Поэтому совершенной неожиданностью стала новость о том, что его доклад переправлен в Пекин. Но еще большее удивление вызвало решение Пекина принять по его докладу определенные меры. Император Даогуан, как правило, не прибегал к насилию. По характеру полная противоположность своему отцу, он, казалось, имел в жизни единственную цель — деньги, предпочитая их копить, а не тратить на какие-то грандиозные затеи; так, он отменил ежегодные поездки на охоту в Жэхэ, сочтя их чересчур дорогостоящими.

Мартин не сожалел о сделанном. Даже если забыть об увиденном собственными глазами, он все равно считал отвратительным стремление соотечественников наводнить целую страну столь разрушительным зельем просто потому, что у них нет денег для честной торговли.

Не испытывал он никаких добрых чувств и к чиновникам, вроде губернатора Вэня, наживавшихся на болезненном пристрастии своего народа. Вмешиваясь в чужие — в представлении отца и Адриана — дела, он в то же время уверенно смотрел в будущее: если императорское правительство решит запретить незаконную торговлю в Кантоне, это будет означать конец проникновению сюда варварских купцов, отчего Баррингтоны только выиграют.

Этот козырь он мог с легкой душой выложить перед отцом и братом, но не стал этого делать, потому что с головой ушел в свою собственную тайну. В мире, где красота продавалась на каждом углу, прелюбодеяние подверг бы осуждению любой здравомыслящий человек. Но прелюбодеяние с золовкой выходило за рамки всякого приличия.

Однако как мог он устоять перед женщиной — женщиной своей расы, такой красивой, кажущейся такой несчастной из-за дурного обхождения мужа… и так страстно его желавшей? После возвращения он с первого взгляда понял: их влечение друг к другу непреодолимо; через сорок восемь часов она была в его постели.

Ему приходилось ступать по лезвию ножа. Чуньу знала об их связи и более того — поощряла ее, охотно стояла на страже, когда ее господин с золовкой предавались греху. Она считала долгом угодить своему повелителю, возможно, потому, что сама постарела и подурнела, и наилучшим способом обеспечить будущее было держать в своих руках тайну, грозящую хозяину опасностью.

Но что значила опасность, когда он мог обнимать это цветущее бело-розовое тело, целовать эти страстные губы, любоваться блеском каштановых волос?

Мартин Баррингтон впервые видел сампан с таким роскошным убранством, начиная с установленного посреди палубы красного шелкового подога с подобранными в тон боковыми занавесями и кончая сверкающими на солнце до блеска отполированными веслами. А вот человек, который вскарабкался по трапу на джонку, явно не относился к маньчжурской знати, это был китаец — небольшого роста, худощавый, с тонким лицом и твердым взглядом.

— Баррингтон, — он коротко улыбнулся, — я Линь Цзэху, специальный уполномоченный императора. Прислан для восстановления порядка на юге. Вы будете выполнять мои указания.

В начале марта «Королева Янцзы» вошла в широкое устье Жемчужной и стала подниматься вверх по реке. Этому предшествовал трудный переход вниз от Янцзы по бурному Восточно-Китайскому морю, над которым все еще ревели зимние штормы, и поэтому Линь и его люди большую часть пути лежали пластом, сраженные морской болезнью. Но в спокойных водах реки они быстро пришли в себя, и сейчас с верхней палубы Линь наблюдал, как над берегом все четче вырисовываются пагоды Кантона.

— Какие указания вы получили превосходительство? — поинтересовался Мартин.

— Я здесь для того, чтобы покончить с опиумной торговлей.

— Да, но каким образом вы предполагаете это сделать?

— Каким образом? — Линь принял удивленный вид. — Я покончу с торговлей, уничтожив весь опиум в Кантоне и всех, кто на нем наживается. Вы будете меня сопровождать с дюжиной ваших лучших людей.

Они сошли на берег — Линь и двадцать его солдат, Мартин с дюжиной хорошо вооруженных матросов. Весть об этой джонке уже разнеслась по реке, без сомнения, в городе ждали ее появления, но никто не предполагал, что на борту окажется сам императорский уполномоченный. Толпы людей собрались поглазеть на Линя, который с корабля прямиком направился в губернаторский дворец. Гонцы опередили его, и губернатор Вэнь Чжосу вышел на портик своего дворца для встречи высокого гостя.

— Линь Цзэху, ваше превосходительство. — Вэнь низко поклонился и затем взглянул на Мартина. — Могу я узнать, что привело вас сюда?

— Я ищу опиум, — ответил Линь.

— Опиум? Ну что же, ваше превосходительство, в таком случае вы не ошиблись с выбором места. О да, у нас здесь есть опиум.

— Так я и думал. — Линь прошел мимо губернатора в приемную, где ждали другие чиновники, в том числе, как заметил Мартин, и Сун Танчу. — Где этот опиум?

— Он хранится в надежном месте, ваше превосходительство.

— А здесь, в вашем доме, ничего нет?

— О, ну… — Вэнь потер руки.

— Пусть принесут.

Два секретаря выбежали за дверь, Линь занял кресло, в котором Вэнь принимал просителей, и обвел взглядом комнату. Свита встала за его спиной.

— Ваше превосходительство, не угодно ли попробовать трубочку? — Вэнь явно не знал, то ли бояться, то ли радоваться появлению и запросу Линя.

— Мне угодно видеть этот опиум, — ответил Линь.

Вэнь взглянул на арку, ведущую во внутренние покои. Там уже ждали сигнала вернувшиеся секретари в сопровождении четырех рабов с подносами, на которых стояли маленькие коробочки. Вэнь кивнул, и подносы внесли в кабинет.

— Баррингтон! — позвал Линь. — Это опиум?

Мартин вышел из-за его спины, открыл одну из коробочек, взял щепотку порошка и понюхал.

— Да, это опиум.

— Его вы купили у варваров? — Линь впился взглядом в Вэня, которого начала бить дрожь. — Или получили в качестве взятки за разрешение выгрузить их товар?

Вэнь в замешательстве пробормотал что-то невнятное.

Линь повернулся к секретарям.

— Сколько ящиков опиума в Кантоне в настоящий момент?

Секретари посмотрели на губернатора.

— Несомненно он виновен, — сказал Линь. — Казнить его.

Казнь была произведена с присущей китайцам неотвратимой стремительностью. По полу покатилась голова Вэня с застывшим выражением недоуменного ужаса.

— Итак, — сказал Линь, — сколько ящиков опиума в Кантоне в настоящий момент?

— Очень много, ваше превосходительство, — поторопился с ответом Сун. — Возможно, до двадцати тысяч.

— Вы знаете, где найти эти ящики?

— Большая часть находится на складах варварских купцов.

Линь кивнул:

— Соберите своих солдат и проводите меня к этим складам.

По всему берегу затрещали выламываемые двери, забегали испуганные люди. Потревоженными муравьями сновали китайские чиновники, а Линь и его люди методически опустошали один склад за другим, штабелями громоздили на пристани ящики с опиумом, разбрасывали по ветру и пускали по воде драгоценные списки покупателей, счета и накладные.

— Вы, негодяи! — глядя на улетучивающиеся барыши, вопил английский купец, к которому они нагрянули. — Что все это значит? Вы кто, разбойники? — Он уставился, на Суна, шагавшего рядом с Линем. — Где защита, обещанная нам вашим губернатором?

— Губернатора больше нет, — холодно ответил Линь. — А вы арестованы!

Купец перевел взгляд на Мартина.

— Твоих рук дело, ты, мерзавец!

— Ну моих. — Мартин не счел нужным скрывать свою роль, хотя и предчувствовал, что излишне резкие действия Линя чреваты катастрофой.

— Арестуйте этого человека, — распорядился Линь. Его солдаты немедля схватили торговца и связали ему руки за спиной.

— Ради Бога, сэр! — закричал англичанин. — Вы не должны так обращаться со мной! — Он не перестал кричать и когда его выволокли на улицу.

— Его можно поместить на мой корабль, — предложил Мартин, — и я доставлю его по реке в Макао.

— Он будет сидеть в тюрьме, — заявил Линь, — как и все варвары в Кантоне, до тех пор, пока его величество не решит, что с ними делать. Если бы предоставили решать мне, я бы без разбора рубил им головы.

— Это очень рассердит британцев, — возразил Мартин.

— Неужели я устрашусь внешних варваров? — спросил Линь. — А вы?

Линь выполнил свою угрозу: всех англичан в Кантоне взяли под стражу. Двум-трем кораблям удалось улизнуть, остальные были задержаны и конфискованы. Тем временем дело дошло до уничтожения опиума. Ящики с зельем — всего их оказалось 20 283 — высыпали в выкопанные у реки широкие рвы, а затем порошок спустили в Жемчужную реку.

Китайцы наблюдали за этим с тихим ужасом.

Происходящее ошеломило Мартина, но еще больше он поразился, когда навестил арестованных европейцев. Он понимал, что в Китае принято к разного рода преступникам относиться дурно, с презрением еще до того, как суд признает их вину, но совсем не ожидал увидеть своих соотечественников в таком бедственной состоянии. Дюжину арестованных английских купцов — людей в основном уже в годах, почтенных — запихнули в тесную подземную камеру, с окружающим миром их соединяло только зарешеченное окно во внутренний двор, куда узников выводили на ежедневные прогулки. В камере не оказалось даже бадьи для помоев, пол утонул в грязи и кишел насекомыми. Кормили заключенных только водянистой баландой, в которой плавали редкие волокна сырого мяса. Англичане тем не менее сохраняли присутствие духа.

— Господи Боже, Баррингтон! — воскликнул один из них. — Вы на стороне этого негодяя, я видел. Вы за это заплатите!

С каким бы презрением Мартин ни относился к их торговле, сейчас он испытывал только жалость.

— Я попытаюсь вас освободить, — пообещал он.

— А наш товар? Вы представляете стоимость того, что он уничтожил? Больше двух миллионов фунтов!

— Я же сказал, я попытаюсь добиться вашего освобождения. Но я не желаю помогать вам в возобновлении вашей гнусной торговли.

Его слова вызвали новый поток проклятий, с которым диссонировал только один разумный голос:

— Мистер Баррингтон, не могли бы вы по крайней мере сообщить нашим семьям, что мы живы? Вы знаете эту страну и представляете, какие слухи понеслись вниз по реке.

— Я сделаю все, что смогу, — обещал Мартин. — Ваше имя, сэр?

— Джосиа Барнс. У меня дом в Макао, там живут моя жена, сын и дочь.

— Я позабочусь, чтобы им сообщили, — заверил Мартин. Интересно, что думает обо всем случившемся давешний молодой человек — Хун, который и заварил всю эту кашу? Но Хун куда-то пропал.

— Освободить варваров? — Линь фыркнул. Чтобы они снова взялись за свою мерзкую торговлю? Пусть сидят и, гниют там.

— В таком случае следует ожидать ответных действии! — предостерег Мартин.

— А вы боитесь варваров, как я погляжу, — презрительно бросил Линь. — Понятно, ведь вы один из них. Ну так что же, вы полагаете, они смогут что-то противопоставить Мандату Сына Небес, находясь за тысячи миль от своей страны и располагая столь ничтожными силами? Я больше не желаю ничего слышать об этом деле, Баррингтон.

— Когда вы возвращаетесь в Пекин?

— Я останусь здесь до тех пор, пока не получу дальнейших указаний от его величества. Необходимо держать здесь все под контролем до назначения нового губернатора.

— Но вы, надеюсь, разрешите мне покинуть вас на моем корабле?

— Вы можете отправляться по своим делам, — кивнул Линь. — Когда вы мне понадобитесь снова, я пришлю за вами.

Мартин пошел к Сун Танчу.

— И у вас хватает наглости заявиться ко мне? — спросил тот. — После того, как вы разрушили нашу жизнь?

— Я пришел спросить о Хун Сюцюане.

— Об этом спятившем с ума молокососе! — возмутился Сун. — Скажите мне прямо, Баррингтон: ведь это из-за него вы послали доклад, который навлек на нас эти беды?

— Он показал мне зло, которое несет с собой торговля опиумом.

— Он — дьявол, — прорычал Сун. — Я не пущу его назад, он разорит Кантон.

Мартин не разделял всеобщую уверенность в том, что с присутствием варваров покончено раз и навсегда. Одно дело выслать английских купцов, этого само по себе было достаточно, тем более что Великобритания оказалась целиком захвачена собственными делами — юной королевой и «спальным кризисом». Но заключить британских граждан в тюрьму, держать их в таких ужасающих условиях… Он даже думать не смел о том, как прореагирует английский суд, такой гордый и такой могущественный, когда весть о происходящем достигнет Лондона.

На другой день он отплыл из Кантона и спустился вниз по реке до Макао, где стал на якорь в гуще многочисленных судов. Их экипажи были взбудоражены слухами и новостями, которые принесли спасшиеся бегством суда. «Я вздохнул свободно только тогда, когда мы миновали крепость», — говорил всем капитан Моррисон.

Сошедшего на берег Мартина засыпали вопросами. Никто не знал о его роли в этом деле, но ни для кого не было тайной, что уполномоченный Линь прибыл в Кантон на борту баррингтоновского корабля и что Дом Баррингтонов занимал в Китае привилегированное положение.

— Боюсь, джентльмены, — сказал он, — что дни неограниченного ввоза опиума в Китай сочтены.

— Ей-богу, сэр, вы говорите как настоящий китаец, — перебили его.

— Я честный человек, сэр. Что бы вы сказали, если бы китайцы ввозили опиум в Англию?

— Ну, сэр, это совершенно разные вещи. У этих бедолаг ничего в этой жизни не остается, кроме сладких снов.

— А что у них может остаться, если, очнувшись от сна, они видят, что их дома проданы, а их жен и детей выставили на уличные торги?

— Красивые слова, — усмехнулся Моррисон. — А кроется за ними одно: не допустить, чтобы кто-нибудь из англичан, кроме Баррингтонов, торговал с Китаем.

— Ну что ж, сэр, раз ваша торговля с Китаем столь безответственна, я и в самом деле склонен думать, что будет лучше для всех нас, если вы уведете свои суда и уберетесь отсюда сами — навсегда.

Слова Мартина вызвали такой шумный протест, что на всякий случай он покрепче стиснул набалдашник своей трости.

— Сэр, вы — сын пирата, — громко сказал Моррисон, — негодяя, изменника, предавшего нашу расу и цвет нашей кожи! — Он осекся, понимая, что зашел слишком далеко. Но окружающие держали его сторону, и он это чувствовал.

Мартин долгим вздохом втянул воздух. По-настоящему он не надеялся, что эти люди уйдут из китайской торговли, и, следовательно, ему предстояло иметь с ними дело всю оставшуюся жизнь; выходит, он должен отстоять свою позицию. Да и помимо всего прочего, он просто рассердился.

— Я вынужден просить вас извиниться, капитан Моррисон.

Моррисон огляделся — все подбадривающе кивали ему.

— Вы не дождетесь извинений, Баррингтон.

— В таком случае я должен просить у вас удовлетворения.

— У вас есть секундант? Английский секундант?

— Нет. Мой помощник…

— Это дело англичан, сэр. Что может знать о чести этот ваш желтокожий помощничек?

— Что ж, придется мне самому стать своим секундантом. Я вызвал вас, сэр. Назовите оружие и место.

Моррисон снова посмотрел по сторонам. Для всех Мартин Баррингтон был темной лошадкой. Кто его знает, на что он способен.

— Если позволите, джентльмены, — вмешался господин, выглядевший моложе других и не принимавший до этого участия в споре. — Мне кажется, что мы столкнулись с определенными трудностями по той причине, что капитан Баррингтон не сведущ в европейских обычаях. Я предложил бы следующее: лучше для вас обоих забыть ваши разногласия и по-мужски пожать друг другу руки… — Он выждал паузу, переводя взгляд с одного соперника на другого. Это был красивый юноша, его лицо показалось Мартину смутно знакомым, хотя раньше они наверняка не встречались.

— Я требую от капитана Моррисона только одного — извинения, — стоял на своем Мартин.

Моррисон облизал губы.

— Каков наглец, — послышался чей-то голос. — Нечего извиняться, Моррисон.

Моррисон отбросил последние сомнения.

— Я не буду извиняться, Баррингтон. Вино налито, надо пить.

Мартин взглянул на юношу — тот вздохнул.

— Ладно, джентльмены, будем надеяться, что здравый смысл все-таки возьмет верх. Вы позволите мне все для вас устроить, поскольку капитан Баррингтон не располагает секундантом? Как насчет завтрашнего утра, на рассвете? Самое время. Будете стреляться?

— На ваше усмотрение, мистер Барнс. — Моррисон повернулся и зашагал к ближайшей таверне.

— Благодарю вас, сэр, за ваши усилия, — сказал Мартин. — Если я правильно понял, вас зовут Барнс?

— Совершенно верно, сэр. Дональд Барнс.

— И ваш отец сейчас в Кантоне.

— Да, сэр. Я надеялся, что вы о нем хоть что-то знаете.

— Я говорил с ним не далее как на прошлой неделе. Он просил меня сообщить вашей матери, что с ним все благополучно.

— Вы непременно должны мне об этом рассказать, — попросил Дональд Барнс. — И моей матушке. Вы с нами отобедаете, сэр?

— Вы дрались когда-нибудь на дуэли? — спросил Барнс по дороге к его дому.

— В Китае это не заведено. Отношения здесь выясняют безо всяких формальностей.

— Как я уже сказал Моррисону, всегда есть шанс, что за двенадцать часов горячие головы остынут и здравый смысл все-таки восторжествует. И на сей раз мы должны на это надеяться.

Мартин начал было испытывать симпатию к молодому человеку и напомнил себе, что как помощник своего отца Дональд Барнс также замешан в получении барышей от ввоза в Китай опиума. Сдержанность его таяла с каждым шагом, приближавшим их к дому Барнса. Это оказался маленький дворец в типично колониальном стиле, все три этажа которого прикрывала идущая по фасаду галерея на высоких мраморных столбах.

— Мой отец торгует с Кантоном больше тридцати лет, объяснил Дональд. — И, кстати, он помнит, как его преследовал однажды корабль вашего батюшки.

— Уверяю вас, если бы ваш отец плыл под британским флагом, мой отец ни за что бы не напал на него. Но в отсутствие отца пираты, к сожалению, вели войну со всеми иностранными судами.

— Я упомянул об этом только для того, чтобы вы поняли: этот дом поднялся здесь не вчера вечером. А теперь познакомьтесь с моей матерью. — Навстречу Мартину вышла изящная дама лет пятидесяти, ее волевое лицо не портили даже частые морщинки — следы тревог и волнений. — И моя сестра — Кэтрин.

Лет двадцати с небольшим, Кэтрин очень походила на мать и отличалась строгой красотой — про такую не скажешь «смазливенькая»: высокая, со зрелыми формами, прекрасные темно-каштановые волосы длинной волной падали с плеч, ничем не сдерживаемые — сестра, очевидно, не ожидала, что брат приведет в дом гостя.

— Капитан Баррингтон! — воскликнула Элис Барнс. — Мы так много о вас слышали. — Она в замешательстве взглянула на сына, не зная, что еще сказать.

— У капитана Баррингтона новости об отце, — сказал Дональд. — Я пригласил его на обед.

— Я велю Вэну заменить скатерть, — вызвалась Кэтрин и убежала в дом. Тем временем Мартин рассказал Элис Барнс и ее сыну о том, что случилось в Кантоне.

— Вы говорите, муж чувствует себя хорошо? — спросила Элис Барнс.

— Насколько это возможно в тюрьме, условия там суровые. Но я намерен писать вице-императору и просить, чтобы арестованным создали лучшие условия и вообще освободили. К сожалению, все это требует времени, и я прошу вас набраться терпения.

— Вы говорите, все англичане в Кантоне арестованы, капитан Баррингтон, — вмешалась в разговор Кэтрин Барнс.

— Боюсь, что так, мисс Барнс. — Но вас не арестовали?

Ее брат смущенно кашлянул.

— Я гражданин Китая, мисс Барнс, — ровным тоном ответил Мартин.

Обед протекал в напряженной атмосфере, Элис Барнс и Дональд пытались поддерживать светскую беседу, но Мартин все острее ощущал враждебность Кэтрин.

— А теперь прошу меня простить, — сказал он миссис Барнс, выждав наконец подходящий момент. — Я должен лечь сегодня пораньше, чтобы завтра голова была свежей.

— Вы выходите в море?

Мартин посмотрел на Дональда.

— У капитана Баррингтона дуэль, — объяснил Дональд.

— Ой! — Элис Барнс была ошеломлена.

— Не сомневаюсь, что у вас все выйдет как нельзя лучше, — сказала Кэтрин.

— Отплываем, Баррингтон? — спросил Канцзюй.

— С завтрашним приливом, — ответил Мартин. — Я должен убить человека, — добавил он, видя, что Канцзюй ждет продолжения.

— А нельзя сделать это сейчас? — недоуменно спросил тот.

— Это нужно сделать завтра.

— Давайте я за вас управлюсь.

— Нет, я Должен сам.

В пять утра, когда начала рассеиваться ночная тьма, Мартин сошел на берег вместе с Канцзюем. Тот настоял на том, чтобы сопровождать Мартина, он хотел обезопасить друга и хозяина от нападения исподтишка и на всякий случай прихватил свой мушкет.

На пристани их ждал Дональд Барнс.

— Вы знаете правила, — сказал он. — Обмен выстрелами.

— Он собирается извиняться?

— Навряд ли. Но если вы обменяетесь выстрелами…

— То пожмем друг другу руки? Боюсь, мне не понять такого подхода, мистер Барнс. Моя семья и я все равно будем чувствовать себя оскорбленными. Да и вообще, какой смысл вызвать человека на дуэль — и не застрелить его?

— Боже мой, сэр, но это не понравится обществу.

— Я не принадлежу к этому обществу, — напомнил Мартин.

С пристани они направились к набережной, где уже собрались многие из вчерашних джентльменов, к которым добавилось несколько праздных зевак.

— Итак, капитан Моррисон, — сказал Барнс, — мой долг снова предложить вам принести извинения капитану Баррингтону, чтобы мы могли уладить это дело без кровопролития.

— Я уже сказал, что не буду извиняться, — упорствовал Моррисон.

— Я бы настоятельно советовал вам, сэр, — уже упрашивал Барнс. — Капитан Баррингтон будет удовлетворен.

Моррисон не отрываясь смотрел на Барнса. Уже посветлело, и было заметно, как поблекли краски его лица.

— Если ты сейчас извинишься, весь мир будет знать, что ты трус, — подначил кто-то сзади.

В ту же секунду Моррисон отбросил последние сомнения.

Отмерили дистанцию, по обеим сторонам встали зрители, поднесли футляр с пистолетами, и Мартин предоставил Моррисону право выбора. Баррингтон сохранял ледяное спокойствие, он был полностью уверен в себе. От Моррисона, несмотря на ранний час, попахивало спиртным — но это никак не отражалось на его минутной решимости.

Хотел ли Мартин в самом деле смерти своего врага? Еще мальчишкой под руководством отца он научился обращаться с оружием и крепко-накрепко усвоил, что его следует применять с одной целью — уничтожения противника. Мартин не слыл знатоком дуэльных правил, в чем и признался Барнсу. Но у него не было также никакой уверенности в том, что Моррисон будет следовать каким-то правилам в схватке с человеком, которого считает изменником. Чем скорее дело закончится, тем лучше. Баррингтон не искал популярности в среде этих людей, более того — не стремился даже стать для них своим.

Дуэлянты стали на песке лицом к лицу, и Барнс высоко поднял свой носовой платок.

— Как только я выпущу его, джентльмены!.. — крикнул он.

Ожидание показалось бесконечным, хотя длилось всего несколько секунд, — наконец белый клочок нырнул вниз. Мартин поднял пистолет, но, к его удивлению, Моррисон действовал проворнее. Мгновенное оцепенение, резкий хлопок выстрела и удар — боли он сразу не почувствовал.

Кто-то из зрителей захлопал в ладоши, кто-то ринулся вперед, но Барнс отогнал всех взмахом руки.

— Капитан Баррингтон еще на ногах! — закричал он. — Оставайтесь на своей позиции, Моррисон.

Моррисон, который тоже двинулся было с места, замер — лицо как воплощение ужаса, дымящийся пистолет в опущенной руке. Только теперь Мартин почувствовал боль, он понял, что весь дрожит и что через считанные мгновения сознание его оставит. Неимоверным усилием он поднял правую руку и прицелился, глядя поверх ствола. Моррисон повернулся к нему боком, надеясь стать более трудной мишенью, но отвести взгляд от соперника было не в его силах. Перед Мартином маячило бледное в утреннем свете лицо, круглое, как настоящая мишень. Еще одним чудовищным усилием Мартин на миг сдержал дрожь в руке и спустил курок. Это стало последним, что он запомнил.

Мартин очнулся в постели под шелковым покрывалом в прохладной затемненной комнате. Он вдохнул запах цветов, услышал мягкие шаги и открыл глаза: Кэтрин Барнс ставила вазу на столик у его постели, не зная, что за ней наблюдают. Но вот наконец ваза, к удовлетворению хозяйки, была поставлена как надо, девушка взглянула на него, вздрогнула и, ойкнув, устремилась к двери.

— Не уходите. — Его голос был едва слышен, но она остановилась.

— Я должна сказать брату, что вы пришли в себя.

— Я хотел бы полюбоваться на вас хотя бы мгновение. Первый взгляд мужчины должен быть обращен на красоту, вы не находите?

Поколебавшись, она через всю комнату вернулась назад, ее щеки зарделись.

— На красоту? Мою?

— Никто не говорил вам, что вы прелестны? Но у вас же есть зеркало.

Она встала у постели.

— Вы тяжело ранены, потеряли много крови. — Ее слова откинули завесу в его сознании, и в ту же секунду он ощутил боль, слабость и сильную жажду. Кэтрин заметила перемену в выражении его лица и положила холодную ладонь ему на лоб.

— Вам не следует волноваться. Я схожу за братом.

— И принесите воды, — попросил он.

Принесли воду, а вскоре пожаловал врач. Он откинул простыни и снял бинты.

— Пуля угодила в ребро и сломала его, — сказал доктор, заканчивая перевязку. — А потом вошла в брюшную полость. К счастью, мне удалось ее удалить, а вам, к счастью, удалось выжить. Видите ли, ребро приняло на себя весь удар. — Голос доктора был привычно бесстрастен.

— А Моррисон? — спросил Мартин.

— А Моррисон убит, сэр.

— Вы прострелили ему голову, — сказал Мартину Дональд Барнс. — Отличный выстрел, но многим там он показался лишним. Мне с трудом удалось спасти вас от новой беды. По правде говоря, если бы не ваш Канцзюй со своим мушкетом, я бы вряд ли с этим справился. Боюсь, однако, что вы теперь самая нежелательная особа во всем здешнем обществе.

— Тогда почему вы помогаете мне? Ведь вам не больше других нравится то, что я сделал?

— Я не мог сложа руки смотреть, как избивают потерявшего сознание человека, или бросить его истекать кровью и обречь на смерть. И кроме того… ну…

— Я единственная надежда на спасение вашего отца.

— Вы предпочитаете изъясняться без обиняков, Баррингтон.

— Вряд ли стоит разговаривать по-другому, Барнс. Но я признателен за помощь и в свою очередь сделаю все возможное, чтобы вам помочь. Как только выберусь из этой постели.

— Боюсь, вам придется в ней задержаться.

— Что с моим кораблем?

— Он стоит на рейде и ждет вас. Не тревожьтесь, никто не собирается напасть на судно Дома Баррингтонов, но должен вас предупредить, что генерал-губернатору в Калькутту послано донесение с самым настоятельным требованием отомстить Линю. И всем, кто с ним связан. Постарайтесь выздороветь и уехать отсюда до того, как будет получен ответ.

Мартина беспокоило, что он не может послать весточку своей семье. Слухи о случившемся в Кантоне, а возможно, и в Макао, уже наверняка достигли Янцзы, и его родные хотят знать о его участии во всем этом. Его участии! Он лишил человека жизни и чуть было сам не потерял свою, хотя не желал ни того, ни другого. Он намеревался ранить Моррисона, чтобы заставить того пожалеть о своих словах. Ему и в голову не приходило, что опасности может подвергнуться его собственная жизнь. Интересно, насколько достанет ему отваги, когда он в следующий раз столкнется лицом к лицу с вооруженным человеком.

Но сейчас оставалось только лежать и ждать, когда затянется рана и вернутся силы. Выйти в море в его нынешнем состоянии было бы сущим самоубийством, швы на животе могли разойтись в любой момент. Ожидание скрашивалось тем обстоятельством, что он часто видел Кэтрин Барнс; ее мать была занята домашними хлопотами, брат не вылезал из конторы — из Индии приходили все новые и новые корабли с грузом опиума для кантонских складов, которые застревали, к великому неудовольствию всех и каждого, в Макао до прояснения обстановки. Поэтому на долю Кэтрин выпало и развлекать гостя, и ухаживать за ним, и вообще проводить с ним добрую часть дня, памятуя при этом резонный совет Дональда не высовываться дальше сада, хотя силы начали возвращаться к их гостю.

Кэтрин не отличалась разговорчивостью, легко поддавалась настроению, но Мартин обнаружил, что девушка нравится ему все больше и больше. И все-таки между ними по-прежнему лежала глубокая пропасть.

— Почему вы это сделали? — как-то спросила она во время очередной неспешной прогулки по садовой лужайке.

— Моррисон оскорбил мою семью и меня.

— Я не о нем. Зачем вы привезли этого ужасного человека, Линя, в Кантон?

— Я привез его потому, что получил приказ императора. А если вас интересует, почему я выступил против этой подлой торговли… Вы когда-нибудь видели опиумный притон?

— Никто не заставляет их курить, — возразила Кэтрин.

— Предлагать нечто очень соблазнительное простодушным по своей сути людям — почти то же самое, что заставлять.

— И Дом Баррингтонов не ввез в Китай ни одного ящика опиума?

— Ни единого.

Они пристально смотрели друг на друга.

— Мой отец невыносимо страдает — из-за вас, наконец нарушила молчание Кэтрин.

— Должен, к сожалению, заметить, что страдает он по собственной вине.

— Но тем не менее вы намерены ему помочь.

— Да. Это не означает, что я одобряю то, что он делал.

— Выходит, чем быстрее вы ему поможете, тем лучше для вас — тогда вы сможете забыть нас всех.

— Мне бы этого очень не хотелось, — тихо сказал он.

«Что же я делаю», — думал Мартин. Он любит Джейн, в этом нет ни малейшего сомнения. Но любила ли она его, он не знал. Они не говорили об этом. После первого фатального шага они выражали свои чувства прикосновениями, а не словами. И никогда не обсуждали будущее. Когда он уезжал, она просто сказала: «Обязательно возвращайся, Мартин».

Возобновление преступной связи вело их обоих к беде. А эта девушка, такая невинная… Он предает Джейн — или возвращает ее и себя на путь, с которого они сбились?

— Вы, наверное, шутите, сэр, — сказал Кэтрин.

— Если бы…

Через мгновение она была в его объятьях.

— Славно возвращаться домой, — улыбнулся Канцзюй.

Мартина ждало много дел. Помимо занимающей все его мысли Кэтрин существовали еще сто и одна проблема, требующие разрешения. Но прежде всего Кэтрин. От нее зависело все остальное.

После объяснения с ней Мартин без промедления обратился к Дональду и его матери с просьбой руки Кэтрин и получил ободряюще благосклонный ответ. Однако они сказали, что последнее слово принадлежит не им. Кэтрин тоже считала, что прежде всего необходимо получить благословение ее отца.

Он чуть было не отправился назад, в Кантон. Но Мартин понимал, что мало чего добьется. Все упиралось в освобождение Джосиа Барнса. Таким образом, если он хотел получить Кэтрин, необходимо пробиться на аудиенцию к вице-императору. Вице-император провинции Аньхои не имел права приказывать вице-императору провинции Гуандун, а тем более императорскому уполномоченному, но им не возбранялось обмениваться мнениями и просить друг друга о каких-то одолжениях.

«Королева Янцзы» наконец достигла устья реки — своей тезки, и на воду спустили весла, которые понесли корабль вверх к Нанкину. Не заходя домой, Мартин направился к вице-императору.

— Освободить их? — переспросил Шуньвэн. — Но разве эти люди не провинились?

— Это так, ваше превосходительство. Но их уже достаточно наказали тем, что уничтожили их товары, а склады сожгли.

— Если они совершили преступление, то должны претерпеть наказание за это.

— Я опасаюсь мести англичан.

— Что могут сделать эти англичане?

— У них самый сильный флот из всех когда-либо существовавших.

— Если они пошлют против нас флот, то будут разгромлены и развеяны по четырем ветрам. Тем не менее я опять пошлю ваш доклад в Пекин и затем буду действовать в соответствии с полученными оттуда указаниями.

Больше ничего не оставалось делать, Мартин пошел в Дом Баррингтонов, где предстал перед отцом и братом, которые были в курсе всех слухов, разнесшихся по реке.

— Ты сумасшедший? — спросил Роберт Баррингтон.

— Своим успехам Дом обязан тому, что мы не лезем в чужие дела, — напомнил Адриан.

— Ввоз опиума запрещен, — сопротивлялся Мартин.

— Ты поступил опрометчиво, — буркнул Роберт. — Бог знает, что теперь будет.

Глава 8 АДМИРАЛ

После встречи с вице-императором Мартин только и думал о том, как бы увидеться с Джейн наедине. Она успела ему шепнуть о том, как недовольны им брат и отец, и что она старается не давать повода для обострения ситуации. Но весь ее вид свидетельствовал о том, что она до глубины души поражена его ранением и опасностью, которой он подвергся на дуэли ради доброго имени Дома.

Как она нравилась ему своей непохожестью на других, присутствием духа, своей решимостью не быть больше игрушкой в руках мужа. У Мартина уже начали возникать сомнения относительно своей помолвки с Кэтрин, когда Джейн наконец удалось прийти к нему на третий день после его возвращения.

— О мой дорогой, можно я до тебя дотронусь?

— Рана уже совсем затянулась. — Он показал шрам.

— Не могу поверить, что ты все это перенес.

Он притянул ее к себе и осыпал поцелуями ее волосы и лоб, глаза и щеки, а затем губы. Она приникла к его груди и тоже целовала, ее рыжие волосы касались его лица. Но он же должен жениться на другой!

— Расскажи мне про семью, которая тебя вылечила. Я так им благодарна.

Он рассказал про Джосиа Барнса, про участие в дуэли Дональда, про его мать Элис, о том, как тепло они к нему относились.

— Какие славные люди, — сказала Джейн.

— Там была еще дочь.

— Которую ты затащил в постель, как только почувствовал себя лучше, — поддразнила Джейн.

— Нет, по правде говоря. Но я предложил ей выйти за меня замуж.

Несколько секунд Джейн рассматривала его, потом отодвинулась и села. Он схватил ее за руку.

— Для нас это ничего не изменит. Ты же знаешь, что никогда не заставишь Адриана дать тебе развод.

Она снова пристально посмотрела на него и потянулась за сорочкой.

— Даже если он узнает про нас?

— Тогда он скорее всего убьет меня — или я должен буду убить его. Ты думаешь, я смогу жениться на вдове своего брата?

— Такое случалось.

— Но не когда один брат убивал другого. Джейн, он ни в коем случае не должен узнать. Никто не должен знать. А единственный способ сохранить нашу тайну — это моя женитьба.

— И наша связь должна прекратиться?

— Не обязательно, я же сказал.

Джейн застегнула платье.

— А ты своего не упустишь, Мартин.

В ней просто говорит ущемленное самолюбие, убеждал он себя. Следующие несколько недель Джейн проявляла по отношению к нему обычную любезность и не более того, как и положено золовке, зато Адриан и Роберт были в восторге от новости, что он помолвлен с англичанкой. Их восторг, однако, не разделяла Чуньу, и Мартину приходилось уверять ее в том, что приезд Кэтрин Барнс нисколько не изменит их домашний уклад. Перед ним все четче вырисовывалась необходимость улаживания отношений с оскорбленными в своих чувствах женщинами, что напоминало балансирование на высоко натянутом канате. Между тем Кэтрин ничего еще не знала ни о Чуньу, ни о Джейн — кроме того, что у Мартина есть золовка.

Все это время Мартин не появлялся на реке, предоставив «Королеву Янцзы» заботам Канцзюя, — тот прекрасно справлялся с капитанскими обязанностями. Рана Мартина все еще давала себя знать, и весьма чувствительно, это говорило о том, что она еще полностью не зажила. Кроме того, Мартину хотелось быть поближе к вице-императору Шуньвэну, чтобы хоть что-то сделать для британских узников в Кантоне, не дожидаясь, пока в события вмешается Англия.

Но в итоге англичане все-таки его опередили. В конце лета всех троих Баррингтонов вызвали к вице-императору. Помрачневший и в то же время рассерженный, Шунь жестом указал на лежавшее на столе официальное письмо.

— Варвары дерзнули объявить Небесному королевству войну, — объявил он.

— Войну? — ужаснулся Роберт (его доставили на встречу в паланкине).

— Все к тому идет. Уполномоченному Линю предъявили ультиматум с требованием немедленного освобождения арестованных и выплаты компенсации за весь уничтоженный опиум. В случае отказа британский флот поднимется по Жемчужной реке и заберет требуемое под прицелом орудий. Неслыханное нахальство! Британский флот на Жемчужной! Разве нет у нас фортов, преграждающих вход в реку? Разве нет у нас своего собственного флота?

— Могу я спросить, что ответил уполномоченный Линь?

— О, он с презрением прогнал варваров, а одного из них казнил.

— Боже мой! — воскликнул Адриан. — Значит, война неизбежна.

— Варвары будут уничтожены, — заявил Шунь.

— Ваше превосходительство, — взял слово Роберт, — вы были мальчиком сорок пять лет тому назад, но я уверен, что вы запомнили огромные корабли, доставившие в Китай лорда Макартни.

— И вас вместе с ним, Баррингтон, — улыбнулся Шунь. Но кораблей было всего шесть. А в распоряжении его Небесного величества сотни боевых джонок.

— Ваше превосходительство, вы видели торговые суда. Военные намного мощнее, и король Англии располагает сотней таких кораблей, каждый из которых способен в считанные минуты расправиться с десятком китайских боевых джонок.

— Полагаете, я этому поверю? — нахмурился Шунь.

— Это правда. Умоляю вас, сообщите его Небесному величеству о том, что я вам сказал, и посоветуйте отозвать уполномоченного Линя и освободить арестованных.

— Это будет означать, что мы поддались угрозам варваров.

— Не уверен, что это всего лишь угрозы.

— Ты думаешь, он предпримет какие-нибудь шаги? — спросил Адриан отца после возвращения в Дом Баррингтонов.

— Надеюсь. Шунь толковый парень. А вот сделают ли что-нибудь другие…

— А какую линию поведения выберем мы? — поинтересовался Мартин.

— Строгий нейтралитет. Тебя это касается в первую очередь, поскольку именно ты растревожил осиное гнездо. Мы вызовем сюда все корабли, находящиеся южнее Янцзы, на время, пока кризис не закончится.

— Я должен хотя бы послать письмо своей невесте.

— Непременно, — кивнул Роберт. — Но твоя свадьба тоже подождет, пока все не уляжется.

Судя по письмам Кэтрин, ее переполняла радость оттого, что «кое-что делается» для освобождения ее отца. Она боялась только, что Линь может приказать казнить заключенных при появлении на Жемчужной британской флотилии. Мартин знал, что это весьма возможно, но старался всячески убедить ее в обратном; он заверял девушку в том, что наиболее вероятным выходом из создавшегося положения станет освобождение узников, и следовательно, их свадьба непременно состоится.

Джейн по-прежнему держалась отчужденно. Дом Баррингтонов целиком сосредоточился на торговле на Янцзы. Окрепнув, Мартин тотчас отправился вверх по реке в Уху, где нанес визит своему другу, управляющему Хуэйчжэну. Тот был встревожен кризисом гораздо больше, нежели Шунь; он провел детство в Кантоне и видел вблизи корабли варваров, хотя, собственно, английские военные суда оставались для него загадкой, как и для всех маньчжуров.

— Линь сошел с ума, — заявил он. — Вот что происходит, когда к власти допускают китайца.

— Но на Янцзы все в порядке, — подбодрил его Мартин. — Надеюсь, у вас тоже. — В этом он уже успел убедиться.

Как и раньше, Хуэйчжэн отказывался от подношений просителей, но его семья не бедствовала; в ней по-прежнему преобладали дочери, но отец был вновь обнадежен предсказанием очередного гадателя, который подтвердил давнишнее пророчество и опять уверил Хуэйчжэна, что одной из его дочерей на роду написано достичь величия. И впрямь, к своему пятому дню рождения Лань Гуй, Маленькая Орхидея, превратилась в настоящее черноволосое чудо. Она родилась в конце 1835 года по европейскому летосчислению, значит, ей было всего три года с четвертью — но по китайскому обычаю срок жизни начинают отсчитывать с предыдущего года, и таким образом Лань Гуй, появившаяся на свет в новогодние праздники 1836 года, длившиеся шесть недель, увидела мира как бы сразу двух лет от роду!

Это было счастливое, шумное семейство, которое всегда наполняло Мартина чувством покоя; вот и теперь он отплыл вниз по реке в наилучшем расположении духа. Дома его ждал вызов в резиденцию вице-императора.

— Я отослал ваш доклад в Пекин, Баррингтон, — сказал ему Шуньвэн. — И снова ваша честность и ваша проницательность произвели впечатление на его Небесное величество.

— Я крайне польщен, ваше превосходительство.

— Это большая честь, — согласился Шунь. — А теперь о том, что предстоит сделать. Его Небесное величество согласился с вами, что Линь превысил свои полномочия и действовал своевольно и самонадеянно, что не приличествует представителю Трона Небес. Поэтому он должен быть смещен со своего поста.

Мартин улыбнулся с облегчением.

— Однако, — продолжал Шунь, — его Небесное величество рассматривает это просто как акт справедливости, а не как уступку требованиям варваров.

— Но если считается, что Линь превысил свои полномочия, то, значит, арестованные будут освобождены?

— Арестованные могут быть освобождены в том случае, если варвары откажутся от своего ультиматума и принесут надлежащие извинения. Однако не может быть и речи о выплате какой-либо компенсации за уничтоженные контрабандные товары.

— Ваше превосходительство, варвары на это не пойдут.

— Мы догадываемся, что не пойдут. Его величество приказал своим вице-императором готовиться к войне, чтобы проучить варваров раз и навсегда. У меня здесь, — Шунь постучал ладонью по свитку на своем столе, — послание за императорской печатью, предписывающее вам незамедлительно отправиться в Кантон.

— Мне?

— Его величество придерживается мнения, что раз вы начали это дело, то вам его и заканчивать. Вы возьмете уполномоченного Линя под арест. Казнить его не следует, Баррингтон, он должен вернуться в свое поместье и оставаться там, пока Сын Небес не примет решение о его участи.

Мартин кивнул. Ему предстоит приятное задание. И, кроме того…

— Вы не должны освобождать арестованных варваров до получения соответствующего распоряжения, — прочитал его мысли Шунь.

Мартин вздохнул. Что ж, по крайней мере, он улучшит условия их содержания в тюрьме.

— После ареста уполномоченного Линя вы возьмете командование над императорским флотом в Южно-Китайском море. Вы имеете право реквизировать суда и брать в подчинение людей по своему усмотрению. С этим флотом вы уничтожите любой варварский корабль, который попытается войти в Жемчужную реку. Понятно?

Мартин испуганно смотрел на Шуня.

— Мне не приходилось командовать военным флотом.

— Мы прекрасно помним, как ваш прославленный отец командовал флотом бессмертной Леди-Дракон. Будь он помоложе, командование флотом поручили бы ему.

— Вы хотите, чтобы я сражался со своими соотечественниками?

— Вы подданный Китая, не так ли?

— Ваше превосходительство, — Мартин запнулся, — мой отец говорил, что это невозможно — ни один флот в мире не в силах победить британский флот.

— Его величество и слушать не станет эти нелепые советы. Вам дается приказ уничтожить варварские корабли. Позаботьтесь о его выполнении. — Шунь в упор глядел на Мартина. — От этого зависит будущее Дома Баррингтонов.

— Ты сам на это напросился, — сказал Роберт.

— Но что мне делать? Я никогда не воевал на море.

— Тебе ничего не остается, кроме как подчиниться приказу императора, и надеяться, что сможешь унести ноги.

— Я пойду с тобой, — сказал Адриан. — Я-то сражался На море. Не тревожься, Мартин. Я не покушусь на твою власть. Ты адмирал. Можешь назначить меня своим заместителем или штурманом… кем хочешь.

— Боже, ты будешь рядом со мной… — Сердце Мартина наполнилось гордостью, к которой примешивалось отвращение к самому себе. Он постыдно предал этого человека, который был готов теперь сражаться бок о бок с ним. — Согласится ли Шунь?

— Почему бы ему не согласиться? В его руках останутся отец, и Джейн, и дети, и все богатства Дома Баррингтонов. Он будет знать, что мы вернемся.

Мартин взглянул на отца.

— Эй, отправляйтесь вы оба, — проворчал Роберт. — Хотел бы я пойти вместе с вами. Только для того, чтобы хотя бы один из вас вернулся.

— Ты спятил? — кричала Джейн. — Идти с Адрианом воевать против собственного народа? На войну, которая заранее проиграна? Ты сумасшедший?

— Будем надеяться, что если проиграем, то, по крайней мере, с честью, — ответил Мартин. Так или иначе, выбора у нас нет. Это приказ императора.

Но Джейн это не успокоило; после полудня она пришла в его спальню, в первый раз после того, как он объявил о своей помолвке. Их близость была неистовой и безрадостной. Она совершенно ясно понимала, что может потерять обоих — и мужа и любовника.

— Ты остановишься в Макао? — спросил Адриан. Братья и Канцзюй стояли на полуюте и смотрели на вырастающий из моря мыс.

— Думаю, нет, — поразмыслив, ответил Мартин.

— Считаешь, Кэтрин не обрадуется известию, что ты будешь командовать китайским флотом против англичан?

— Я в этом уверен. Моя единственная надежда — fait accompli[10]. Если я вернусь в Макао с ее отцом, целым и невредимым, она все мне простит.

Адриан промолчал, хотя, на его взгляд, брат был настроен чересчур оптимистично.

На северной стороне широкого речного устья корабль замедлил ход и по приказу Мартина встал на якорь у крепости Богэ, охраняющей вход в Жемчужную реку. Здесь он сошел на берег для встречи с Дэн Голинем, командующим маньчжурским гарнизоном. Дэн въедливо проверил документы, удостоверяющие полномочия Мартина.

— Выходит, я поступаю в ваше подчинение, Баррингтон.

— Наша задача закрыть реку и уничтожить все корабли, которые попытаются прорваться вверх.

— Ну, с этим мы справимся, — заверил Дэн. — Ни один военный корабль не проскочит мимо моих пушек.

Мартин надеялся, что так оно и будет. На следующий день «Королева Янцзы» двинулась вверх по реке и через четыре для ошвартовалась у кантонского причала. Мартин немедленно направился к уполномоченному Линю.

— Рад снова вас видеть. — Линь расплылся в улыбке. — Я слышал, вас ранили. Приехали помочь нам отразить угрозу нападения этих варваров?

— Я приехал принять у вас командование. — Мартин предъявил ему свои бумаги с полномочиями.

Нахмурившись, Линь читал документы.

— Я должен умереть?

— Вы арестованы и вернетесь в свое поместье, где будете ждать решения императора.

— Это награда за то, что я выполнял его распоряжения? — с горечью спросил Линь.

— За превышение данных вам полномочий.

— Вы так думаете? Ну что же, теперь ваша очередь получать указания, Баррингтон. Посмотрим, как отблагодарят вас за их выполнение.

Линь был раздавлен. Но Мартин думал уже только о том, что ему предстояло сделать. Он навестил английских заключенных и ужаснулся. Условия, в которых они находились, с приходом зимних дождей резко ухудшились; одежда превратилась в лохмотья, они были истощены и обессилены; некоторых сразила лихорадка.

Мартин распорядился перевести их из камеры во дворец вице-императора, где они помылись и получили приличную одежду. Затем он вызвал к себе Джосиа Барнса.

— У вас есть какие-нибудь вести, из Макао?

— Только слухи. — Барнс натерпелся лиха наравне с другими и с трудом сдерживал дрожь в руках. — Почему вы это делаете?

— А что, не надо? Я теперь здесь командую.

— Но вы нас не освободите?

— Мне запретил император. Но вы будете освобождены независимо от исхода войны.

Мартин рассказал ему об ультиматуме англичан и об ответе маньчжуров.

— Боже мой, — пробормотал Барнс, — и вы говорите — «независимо от исхода»?

— Если победят англичане, вы свободны. Если они потерпят поражение, его величество непременно прикажет вас выпустить. Ему не откажешь ни в справедливости, ни в милосердии; просто он не любит, когда его пытаются запугать.

— И вы уверены в победе?

— Напротив, я не сомневаюсь в том, что меня разобьют.

— А вы человек с характером, мистер Баррингтон.

— Я хотел бы иметь еще кое-что, сэр. — И Мартин рассказал ему о том, что произошло в Макао.

— Наверное, между характером и нахальством не такая уж большая разница. — Барнс провел рукой по свежевыбритой щеке. — Или я ставлю под угрозу свою жизнь, утверждая это?

— Значит, вы считаете, что я не достоин руки вашей дочери?

— Вы изменник и сын пирата, который собирается сражаться против собственного народа.

— Я пытаюсь покончить с преступной торговлей, которая не делает чести вашему народу, сэр, — ощетинился Мартин.

— Ввоз опиума — это дело, которое одобрено британским парламентом, — заявил Барнс.

— А что, британский парламент является высшим судией, решающим, что правильно и что неправильно на всем земном шаре? В этом случае он чудовищно не прав, а вот китайцы поступают правильно, препятствуя пагубной торговле. Я достаточно осведомлен и понимаю, что Королевский военный флот может легко расправиться с нами, но всей душой надеюсь ошибиться.

— И вы хотите жениться на моей дочери!

— Разве не можем мы расходиться в политике и все-таки оставаться друзьями?

Барнс ответил холодным взглядом.

— Сомневаюсь, что это возможно, Баррингтон. А теперь, наверное, вам пора вернуться к вашим темным делам.

Мартин отослал Барнса в его комнату. Он был рассержен, так как надеялся, что Барнс хотя бы поймет его положение. Придется все решать им двоим — ему самому и Кэтрин.

В любом случае он должен вернуться в устье реки и начать собирать корабли, обучать их команды. В Кантоне насчитывалось всего несколько пригодных к бою джонок; в его распоряжении находились также два корабля, захваченных у англичан, но совершенно не было времени подготовить китайских матросов для управления такими судами, поэтому пришлось ограничиться снятием с них пушек, пороха и ядер.

К этому времени цели его пребывания в Кантоне и его полномочия стали известны всем, никто не смел противиться приказу о переходе в подчинение Мартину, но покорялись ему с неохотой. Он не испытывал никакой уверенности в том, что они будут сражаться по-настоящему, когда настанет час. Но эти джонки составляли пока весь его флот, и Мартин велел им следовать за «Королевой Янцзы», когда на следующее утро отплыл из Кантона.

Накануне вечером он ужинал с Адрианом в кормовой каюте, и Канцзюй объявил, что кое-кто хочет видеть Мартина.

— Тот самый парень, — с пренебрежением заметил старпом, — который потащил вас в опиумный притон и из-за которого начались все неприятности.

— Хун Сюцюань! — Мартин поспешил к двери. — Входите же, Хун.

Молодой человек явно сдал со времени их последней встречи: одежда поизносилась, растрепанная шевелюра поредела, взгляд стал одичалым. Уж не поддался ли сам Хун опиумному соблазну?

— Я слышал, у вас неприятности? — спросил Мартин.

— У меня все хорошо. — Хун посмотрел на Адриана.

— Мой брат, вице-адмирал, — представил Мартин.

— Вы служите маньчжурам, — резким тоном сказал Хун.

— Мы всегда служили маньчжурам.

— Я хотел бы поговорить с вами наедине, Баррингтон.

— Этот паршивец снова мутит воду, — возмутился Канцзюй.

— Оставьте нас, — велел Мартин, — и ты тоже, Адриан, будь так добр.

Адриан хотел возразить, но передумал и вышел, закрыв за собой дверь.

— Немного вина? — предложил Мартин.

— Крепкие напитки — это утеха дьявола, — процедил Хун. После болезни он стал еще ершистей.

Мартин налил себе рисового вина.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — Он сел, и Хун тут же последовал его примеру.

— Я слышал, что назревает война между маньчжурами и англичанами и вы встали на сторону маньчжуров?

— Им принадлежит власть в Китае, Хун. А вы пытаетесь склонить к измене императорского адмирала. Я не арестовываю вас только из-за ваших идеалов — идеалов, которые побудили маньчжуров уничтожить опиум и которые осуждены вашим же собственным народом.

— Моим народом, — усмехнулся Хун. — Я принадлежу к хакка, а не к ханьцам. Люди хань презирают хакка. Но я спасу их от них самих, потому что они все-таки получше маньчжуров. Послушайте меня, Баррингтон: вам выпал шанс достичь подлинного величия. Достичь бессмертия.

— Что вы от меня хотите?

— Вы должны использовать полученную власть для свержения маньчжуров. Вы должны захватить контроль над Кантоном, надо всей провинцией Гуандун. Отсюда вы и я начнем революцию, которая уничтожит Цинов. — Он замолчал и продолжал сверлить Мартина сверкающими глазами, хватая воздух широко открытым ртом.

У Мартина тоже перехватило дыхание. Он не сомневался в истинности пылких чувств Хуна. Как и в том, что его собеседник находится на грани безумия. И Мартину не хотелось стать тем человеком, который толкнет Хуна за эту грань. Ему приходилось считаться с реальными обстоятельствами, с тем, что его отец и Джейн с детьми еще были в Нанкине, с тем, что процветание Дома Баррингтонов целиком и полностью зависело от благосклонности дома Цинов.

— Хун, — сказал он. — Я получил задание: защитить Жемчужную реку и Кантон от британского флота и нанести поражение этому флоту. И я должен выполнить это задание.

— Следует понимать, что вы мне не поможете. — Хун встал.

— Вам следует понять, что разумнее было бы забыть о ваших мечтах и сосредоточиться на сдаче экзаменов. Иначе вам придется тяжко.

— В один прекрасный день маньчжуров выметут отсюда как сор, и держать веник буду я. — Лицо Хуна исказила угрожающая гримаса. — А когда наступит этот день, тяжко придется уже Дому Баррингтонов! — И он выбежал из каюты.

— Китай кишит такими фанатиками, — заключил Канцзюй, когда Мартин пересказал свою беседу с Хуном. — Вам следовало его арестовать и отрубить голову.

— Человеку простительны его сны, — ответил Мартин.

— Когда сон становится навязчивой мечтой, его пытаются воплотить в жизнь, — возразил Канцзюй.

— В таком случае его голова наверняка будет когда-нибудь красоваться на городской стене.

— А этот парень пришелся тебе по душе, — заметил Адриан, когда братья остались вдвоем.

— Нет, но он вызывает уважение. Хотя я уверен, что он обезумел, как мартовский заяц, и кончит свои дни в сточной канаве.

Они бросили якорь у форта Богэ, и Мартин с радостью обнаружил, что генерал Дэн собрал еще с полдюжины джонок. Начало флоту положено, но Мартин знал, что ему требуется гораздо больше кораблей, и направил «Королеву Янцзы» дальше на юг вдоль побережья, чтобы найти еще какие-нибудь суда и чтобы заглянуть в Макао. Там в сопровождении Адриана он навестил Барнсов; люди на берегу глазели на развевающиеся над его кораблем флаги с драконом и фениксом — отличие адмирала маньчжурского флота.

— Не верю своим глазам! — воскликнул Дональд. — Что все это значит?

Мартин рассказал ему о последних событиях.

— Зайдите лучше в дом, повидайтесь с мамой… и Кэтрин. — В голосе Дональда не было радости.

Мартина встретили радушно.

— Есть новости? — с тревогой спросила Кэтрин. — Нам говорили, что «Королеву Янцзы» видели на реке несколько недель назад.

— Я наведался в Кантон, — ответил Мартин. Он решил сказать все как есть.

— Вы говорили с отцом?

— Как там он? — вмешалась в разговор Элис Барнс.

— Лучше, чем раньше, — осторожно начал Мартин. — Все арестованные страдают от лихорадки и желудочных заболеваний, но я позаботился о том, чтобы их перевели из тюрьмы в нормальный дом и как следует кормили, надеюсь, скоро они восстановят свои силы.

— Слава Богу, что вы имеете влияние на уполномоченного Линя.

— Уполномоченный Линь больше не распоряжается в Кантоне, — помедлив, сказал Мартин.

— Что ж, это шаг в правильном направлении. А новый уполномоченный, очевидно, более разумный человек.

— Нет нового уполномоченного. После объявления англичанами войны вся провинция Гуандун перешла в подчинение военно-морского командования.

— Вы хотите сказать, что маньчжуры намерены воевать? Но где они отыскали адмирала? — насмешливо поинтересовалась Элис.

— Он перед вами, миссис Барнс.

Обе женщины на какое-то время лишились дара речи. Затем Кэтрин захлопала в ладоши.

— Но это же чудесно!

— Почему тогда вы не привезли сюда с собой моего мужа? — спросила Элис.

— Потому что не в моей власти освободить заключенных. По крайней мере пока не будут разбиты англичане.

— Вы хотите сказать, что собираетесь сразиться с Королевским военно-морским флотом?

— Я получил такой приказ.

— Вы будете командовать маньчжурским флотом в войне против своего народа? — Ошеломленная Элис оглянулась на сына с дочерью.

— Процветание Дома Баррингтонов зависит от доброй воли Цинов, — вмешался Адриан.

— Процветание? — выкрикнула Элис. — О каком процветании может идти речь, когда вам предлагают идти против своих родных и близких?

— У меня нет родных и близких в Англии, мадам. Кэтрин языком нервно провела по губам:

— Что сказал мой отец?

— Он не принял мое предложение. Поэтому я должен сделать его вам, снова, здесь и сейчас. Вы выйдете за меня замуж?

— Я… — Она посмотрела на мать.

— Боюсь, теперь это невозможно, мистер Баррингтон.

Мартин взглянул на Дональда.

— Это будет затруднительно, — сказал юноша. — Поверьте, мне жаль, Баррингтон.

— Но я хотел бы услышать, что скажет сама Кэтрин. Кэтрин снова облизнула губы.

— Я… Я не могу пойти против воли моей матери и отца, мистер Баррингтон.

— В таком случае мне остается только пожелать вам найти счастье с другим. — И он вышел из комнаты, за ним последовал Адриан.

— Сочувствую, — сказал брат.

— Иногда происходит то, чего совсем не ждешь, — мрачно бросил Мартин.

Но чего им следовало ждать? Адриан даже не подозревал, какие опасности их подстерегали.

Они вернулись на «Королеву Янцзы» и вышли в море. Наутро они заметили джонку, мчащуюся под юго-восточным бризом на север, и направились к ней. Капитан джонки поднялся на борт и чрезвычайно взволнованно сообщил, что в гавани Сингапура бросила якорь Британская эскадра — она держала курс на север.

Глава 9 ЗАГОВОРИЛИ ПУШКИ

— Сколько кораблей вы видели? — спросил Мартин.

— Много. Больше двадцати. — Капитан был не на шутку напуган.

— Большие?

— Есть очень большие, Баррингтон.

— Линейные корабли, — предположил Адриан. — Твой план?

— Думаю, следует позволить им первыми начать открытые военные действия, пусть попытаются войти в реку, — решил Мартин. — Мы можем разбить их только при поддержке крепости.

Не теряя времени, он продолжал собирать все попадавшиеся под руку суда и направил вдоль побережья вниз несколько рыбацких лодок, чтобы его заранее предупредили о приближении англичан. К началу лета в его распоряжении насчитывалось около двадцати кораблей, однако точной информации о местонахождении английской эскадры пока не поступало. Наконец в конце июля разведка вернулась в Богэ с донесением о том, что в южном направлении на горизонте замечены паруса.

Мартин сам вышел в море на рыбацкой лодке, вооружившись отцовской подзорной трубой, и внимательно рассмотрел Британскую эскадру. Сердце замерло, когда он насчитал шестнадцать судов — без сомнения военных, включая шесть линейных кораблей-монстров, каждый из которых имел на вооружении не менее семидесяти орудий. В эскадру входили также фрегаты и шлюпы, не считая множества сопровождающих ее торговых судов, видимо, транспортников. Всего он насчитал около сорока кораблей, гордо идущих вперед под крепнущим ветром. Мартин вернулся в Богэ и довел до сведения Дэна и его подчиненных, с кем им придется вступить в схватку.

— Наша единственная надежда — на время, — сказал он, — на то, что лето уже в разгаре. Если удастся задержать их на пару месяцев до начала осенних штормов, у этих берегов им придется несладко.

Но, ко всеобщему удивлению, Британская эскадра проследовала дальше на север, не попытавшись даже прорваться в Жемчужную.

— Боже мой, неужели они собираются напасть на Пекин? — сказал Адриан.

— Для этого у них маловато сил, — возразил Мартин.

Как оказалось, англичане вошли в глубокий залив Чусань, расположенный южнее устья Янцзы, и там после обстрела и взятия штурмом порта Нинбо устроили на одном из островов свою базу. Вице-император Шунь засыпал Мартина заполошными письмами с требованием направить корабли на север и атаковать противника: «Войско варваров численностью в четыре тысячи человек, среди которых много темнокожих солдат, высадилось на китайскую землю. Этого нельзя терпеть. Вы должны немедленно их уничтожить, адмирал Баррингтон».

— Темнокожие — это сипаи, — заметил Адриан.

— Следовательно, англичане собираются развернуть настоящую военную кампанию, — сказал Мартин. — Но мы не отступим от своего плана.

Он написал Шуню донесение, в котором разъяснял обстановку и свою стратегию. Такое же письмо Мартин отправил отцу. Он очень хотел вложить в конверт записку для Джейн, но не осмелился и довольствовался обычным приветом.

Его послание не успокоило и не убедило Шуня, так же как и Пекин. Все лето и осень Мартина бомбардировали депешами с требованиями немедленных действий. Мартин давал один и тот же ответ: он не собрал еще достаточно сил, чтобы принять бой с эскадрой английских линейных кораблей, и выжидает, когда те окажутся в уязвимом положении, а это, он уверен, произойдет при попытке британцев пробиться вверх по реке.

Между тем отец сообщил ему, что англичане все еще не оставили надежды наладить переговоры и что идет обмен посланиями между Нинбо и Пекином. Тем более не следовало торопиться, и Мартин использовал возникшую паузу для обучения своих людей и повышения готовности Дэна и гарнизона крепости к предстоящим боям. Он постоянно держал эскадру джонок в море для наблюдения за заливом, но англичане не проявляли активности, дав своим матросам отдых после длительного морского путешествия и стремясь убедиться в том, нельзя ли усадить Пекин за стол переговоров. Они не пытались помешать морской торговле вдоль китайского побережья, хотя их фрегаты частенько покидали базу с разведывательными целями — для занесения на карту заливов и островов.

Мартин гонял своих матросов до седьмого пота. Его радовал боевой настрой Дэна и знаменных, отсутствующий, к сожалению, у капитанов джонок, которые все как один возносили проникновенные мольбы к небу избавить их от англичан.

Впрочем, не о том ли мечтал и сам Мартин? Ко всему его донимали еще и личные проблемы, над которыми он ломал голову в любую свободную минуту. Возможно, его брат Адриан осознавал, что поставленная перед ними задача почти невыполнима, однако никак этого не выказывал. Он сохранял привычную уверенность в своих силах, спокойствие, не так заметна была и присущая ему жесткость. И в то же время Адриан служил постоянным напоминанием о том, как нелепо запутал Мартин свою личную жизнь. Он не был до конца уверен, что по-настоящему любил Кэтрин Барнс, и скорее видел в ней панацею от непостоянства своих чувств. Теперь она отвергла его, и он вернется — если вернется — к Джейн. И ко всему, что это могло за собой повлечь.

Спустя месяц после появления британского флота мимо Макао проследовала вспомогательная эскадра. Она состояла в основном из обычных транспортников, однако сопровождало их судно, которое не видывали ни маньчжурские капитаны, ни даже сам Мартин.

Издали корабль как корабль, военный двухмачтовик, вот только сидел низковато да на ходу извергал клубы густого дыма. В подзорную трубу Мартин разглядел два огромных гребных колеса по бортам; вспенивая морскую воду, они гнали корабль по намеченному курсу невзирая на направление ветра. Если братья Баррингтоны хотя бы слышали о движимых паром кораблях, то китайцы о них не ведали ни сном, ни духом. Как ни старался Мартин уверить их в том, что этот корабль мало чем отличается от всех прочих, боевой настрой китайских моряков получил солидную пробоину.

Лето плавно перешло в осень, и настала пора штормов.

— Ну, значит, мы увидим их самое раннее предстоящей весной, — заявил Адриан. — Как ты думаешь, нам удастся вырваться на Рождество домой? — Этот праздник, храня верность традициям, всегда отмечали в Доме Баррингтонов.

— Ты-то вырвешься. А я вряд ли, — ответил Мартин. — Случись что в мое отсутствие, и император потребует мою голову.

— Да что там может случиться зимой, — возразил Адриан.

Но раз Мартин оставался, то и он решил не ехать, и к их удивлению в январе из залива вернулась джонка с донесением о том, что англичане вышли в море.

— Все, что нам нужно, — это настоящий зимний шторм, который разметал бы их в разные стороны. — Адриан щелкнул пальцами.

— Они будут искать укрытую от ветра гавань, поближе к Жемчужной реке, — задумчиво произнес Мартин.

— Макао?

— Португальцы не осмелятся их принять, если только англичане не гарантируют им защиту до скончания веков.

Погода, однако, не портилась, а между тем разведывательные вылазки англичан принесли свои плоды: недалеко от устья Жемчужной реки они нашли гряду островов, образовавших естественную преграду для ветра и волн. Самый крупный из островов, Гонконг, был необитаемым, лишь рыбаки время от времени останавливались на нем, но это не помешало англичанам разбить там лагерь и приступить к строительству защитных укреплений. Крепость Богэ, куда разведчики Мартина принесли эту весть, отделяли от острова всего несколько миль.

— Ну и наглецы! — воскликнул Адриан. — Они действуют так, словно чувствуют за собой право присваивать какие угодно китайские земли, не встречая при этом отпора.

— А разве не так? — криво усмехнулся Мартин.

Он рассчитывал на передышку хотя бы до весны, и тревога, которую забили в крепости всего Через неделю, застала его врасплох. Мартин сошел на берег, в сопровождении Дэна поднялся на самую высокую стену крепости, взглянул на море — и у него оборвалось дыхание при виде бесчисленных белых парусов, величественно раскинувшихся на всем пространстве вдоль побережья.

— Мои пушки заряжены, — сказал Дэн. — Пусть только сунутся.

— Идут как на параде, — откликнулся Адриан.

Он как в воду глядел: предусмотрительно держась вне досягаемости крепостных орудий и избегая мелей и подводных камней, подгоняемые мягким северо-западным бризом, военные корабли проплыли мимо устья Жемчужной, а затем повернули назад. Обратный путь давался им немного медленнее, потому что суда вынуждены были теперь двигаться под ветром правым галсом, но то, каким образом они с этим управлялись, восхитило даже бывалых мореходов Мартина и Адриана. Они продолжали следить за противником в подзорные трубы, когда прибыл посланец с севера. Он задыхался, и его волнение смешивалось с ужасом.

— Они высаживают своих солдат, ваше превосходительство, — доложил он Мартину. — Их транспортные суда пришли с острова Гонконг, и они переправляют солдат лодками на берег.

— А мы тем временем любуемся парусными гонками, — заметил Адриан.

— Я пошлю отряд знаменных войск, и он расправится с этими варварами, — заявил Дэн.

— Он вам и здесь пригодится. — Адриан ткнул рукой в сторону эскадры, которая снова заняла исходную позицию и снова производила поворот, на сей раз уже ближе к берегу.

— Готовьтесь открыть огонь, — распорядился Мартин. — Их солдатам потребуется некоторое время, чтобы дойти сюда по берегу маршем, кавалерии у них нет. Если до их подхода мы сможем взять под обстрел эскадру, это их образумит. Пойдем со мной, Адриан. Мы атакуем их с фланга, когда они будут концентрировать силы для штурма крепости.

Дэн смотрел вниз — там, на внутреннем дворе, со взмыленного коня спешивался еще один гонец.

— Похоже, солдаты варваров ближе, чем вы думаете.

Но это оказался посланец Пекина, который от Ханчжоу добирался до них горными тропами.

— Послание от Сына Небес, ваше превосходительство, — доложил он.

Мартин прочитал письмо и оторопел.

— Его величество объявляет, что мы должны предложить по десять таэлей за голову белокожего и по пять за голову темнокожего солдата или моряка.

— Это заставит наших людей сражаться изо всех сил, — сказал Дэн.

— Это варварство. — Адриан взглянул на брата. — Что будешь делать?

— Подчинюсь приказу. Это послание надо прочесть перед вашими людьми, генерал Дэн.

— А перед флотом?

— После возвращения из боя. Не думаю, что нам удастся сойтись с противником так близко, чтобы заполучить хотя бы одну голову.

Мартин и Адриан поспешили по лестницам вниз, но не успели они ступить на землю, как крепость содрогнулась — это Дэн открыл огонь. Братья выбежали через главные ворота к обрыву над рекой, им не терпелось посмотреть, какой урон нанесен противнику. С первого взгляда ни один корабль не пострадал, а опадающие фонтаны воды показывали, что прицел взят слишком низко. Но прицел было легко поправить.

Мартин повернулся к пристани, и его обдало обжигающим ветром. Он упал на колени и тут только услышал звук залпа шести корабельных бортов, подобно грому, разорвавшему утреннюю тишину. Он поднял голову и увидел взлетевшие в воздух куски каменной кладки и услышал испуганные вопли китайцев.

— Недурственный залп, — прокричал Адриан, помогая ему встать на ноги.

Мартин не ответил. Тропинкой они сбежали по склону к пристани, где их ждала команда корабля. Матросы возбужденно переговаривались.

— Чего вы испугались? — рявкнул на них Мартин. — Мы ждали эту битву.

Над головами снова заговорили орудия крепости, однако их выстрелы, судя по всему, не причинили особого ущерба английским кораблям.

Канцзюй мерил шагами полуют «Королевы Янцзы».

— Что происходит, Баррингтон? — крикнул он.

— Просигнальте всем судам: мы выходим в море навстречу врагу.

Канцзюй отдал приказ, который без промедления был выполнен. Команда «Королевы Янцзы» безоговорочно полагалась на своего капитана и адмирала. Этого, однако, нельзя было сказать об остальных судах, их экипажи во все глаза смотрели на крепость, которую окутывал дым новых и новых залпов, этот дым смешивался с пылью и каменным крошевом от попаданий английских снарядов.

Но Дэн, по крайней мере, вел бой. Мартин приказал подать сампан и на веслах прошел вдоль флота. Он вспомнил рассказ отца о том, что так поступила Чжэн И Сао перед решающим сражением с маньчжурским флотом.

— Следуйте за мной, — приказал он своим капитанам. — К победе.

Затем Мартин поднялся на борт «Королевы Янцзы» и велел поднять паруса. Пошел вверх якорь, огромная джонка медленно стронулась с места и заскользила хорошо знакомым проходом в песчаных отмелях, которые являлись еще одной линией обороны от англичан. Поползли вверх паруса — джонка подошла к выходу в открытое море.

Мартин взглянул вверх. Над его головой гордо развевался флаг с драконом, а выше него — вымпел с фениксом. Мартин поднял подзорную трубу: ему нужен британский флагман. Дым выстрелов, которыми военные корабли осыпали форт, не помешал ему в считанные мгновения засечь контр-адмиральский флаг.

— Вот наша цель, — сказал он Канцзюю. — Идем прямо на него.

Адриан тронул его за руку. Мартин оглянулся через плечо. Лишь три джонки вслед за ними миновали песчаные отмели.

— Остальные еще подтянутся, — успокоил брата Мартин.

— Ты в самом деле так считаешь?

— Ты хочешь, чтобы я отменил атаку? — спросил Мартин.

— А ты хочешь пойти на верную смерть?

Мартин прикусил губу и подошел к борту. Их приближение не осталось незамеченным, однако Британская эскадра не отвернула и не прекратила атаку на крепость, а навстречу китайскому флоту выдвинулся один-единственный корабль… В подзорную трубу Мартин рассмотрел, что это был колесный пароход, шедший, однако, под всеми парусами.

Он находился на расстоянии нескольких миль. Значит, у Мартина еще было время сделать поворот оверштаг и укрыться в спокойных водах Жемчужной. Но это совсем сокрушило бы и без того основательно подорванный боевой дух его флота. А как в Пекине, не говоря уже о Нанкине, встретят весть о том, что он отказался от боя? И кроме того — вдруг на помощь ему уже спешат другие суда? Если он примет бой и нанесет британцам хоть какой-то урон, а затем прекратит действия из-за отсутствия поддержки, никто не сможет бросить ему обвинение. Да и англичане, возможно, отойдут для приведения в порядок поврежденных кораблей.

— Так держать, — сказал он.

Мартин не отрывал взгляда от приближающегося корабля, накрытого лениво вздымающимися над ним клубами дыма; острый нос в брызгах белой пены разрезал невысокие волны, туго натянутые паруса выгибались под ветром, между тем как гребные колеса пока застыли в неподвижности. Мартин надеялся, что его эскадра также представляла собой внушительное зрелище — маньчжурскую эскадру подгонял юго-западный бриз, и джонки летели на всех парусах. Было бы их только побольше…

— Все орудия заряжены и готовы к бою, — сказал Адриан.

— Огонь не открывать, пока не подойдем поближе для эффективной стрельбы.

Адриан кивнул и пошел вниз, на главную палубу. Внезапно ветер стих, и паруса, хлопая, тряпками обвисли на мачтах.

— Проклятье, — вырвалось у Мартина. Одно утешение — это не на руку и британцам. Хотя… вот почему они послали против него пароход! Он смотрел, как на вражеском судне убрали паруса, как из трубы поползли клубы дыма и одновременно стали вращаться колеса. Китайцы в оцепенении взирали на сие явление.

— Когда они откроют огонь, Баррингтон? — спросил вставший к штурвалу Канцзюй.

— Когда мы окажемся в пределах их досягаемости.

Этот момент стремительно приближался. Мартин прикинул, что английское судно находилось на дистанции чуть более двух морских миль и шло со скоростью не меньше шести узлов, судя по кильватерной струе. Двадцать минут! Он прошел на корму и через бортик заглянул вниз: припавшие к орудиям канониры находились в полной боевой готовности, Адриан прохаживался у них за спиной, по очереди обращаясь к каждой орудийной команде со словами ободрения и поддержки. Наконец легшие в дрейф джонки начали терять ход и рассыпаться направо и налево, вот-вот уже можно будет открыть огонь.

— Он поворачивает, Баррингтон, — сказал Канцзюй.

Мартин наблюдал, как пароход меняет курс и поворачивается бортом, как со стуком открываются орудийные порты.

— Готовься открыть огонь! — крикнул он вниз брату. Но джонка была беспомощна из-за безветрия, и Мартин знал, что не сможет пустить в ход все свои орудия.

Тем временем британский корабль скрылся за белой дымовой завесой. И тут же «Королеву Янцзы» тряхнуло, как будто подбросило на гигантской ладони. По обоим бортам джонки вздыбились фонтаны воды, но не все ядра легли мимо. Даже не подставляя борт, «Королева Янцзы» служила слишком легкой мишенью для королевских канониров, посланные ими ядра взметнули вверх обломки дерева, обрывки такелажа, людские тела, с треском рухнула вниз фок-мачта.

Доносившиеся издалека слабые подбадривающие возгласы утонули в криках голосящих от ужаса китайцев. Мартин перебежал на корму.

— Адриан! — звал он во все горло. — Адриан!

— Я здесь.

Ни одно ядро не попало пока в середину корабля, повреждений здесь не было, но Мартин знал, что к этому надо готовиться.

— Открывай огонь, как только сможешь! — крикнул он и скатился по трапу на шкафут.

Едва он оказался на палубе, «Королева Янцзы» снова содрогнулась сверху донизу — на этот раз град ядер накрыл весь корабль. Отброшенный к правому борту, Мартин слышал, как затрещали шпангоуты под тяжестью двух рухнувших мачт. Его надежды на то, что британцы потратят на перезарядку орудии несколько минут и дадут ему передышку, оказались тщетными: используя паровой двигатель, английский корабль просто повернулся правым бортом и произвел очередной залп, в то время как канониры вновь заряжали пушки левого борта.

Бойня продолжалась. Поваленные мачты перегородили палубу, которая покрылась месивом из забрызганных кровью обломков, оборванных такелажных снастей, кусков человеческих тел; тут и там лежали на боку сбитые ядрами с лафетов корабельные орудия.

Шум стоял оглушающий, но громче всего раздавались людские крики; только две пушки на джонке отвечали противнику огнем, однако окутанные дымом канониры не видели, куда летят их ядра. Лишенная мачт, беспомощная джонка получила смертельные повреждения. Встав на ноги, Мартин понял это по легкому наклону палубы.

Просто чудом сам он остался цел.

— Адриан! — закричал он, ковыляя по палубе, залитой кровью и усеянной брызгами мозга из размозженных черепов, переступая через разорванные тела, через оторванные руки и ноги с торчащими костями. В последний раз он видел Адриана совсем недалеко от себя, всего в нескольких футах. Вот… Он застыл перед бесформенной грудой у основания упавшей грот-мачты, опустился на колени и попробовал приподнять безжизненное тело, зная, что все уже бесполезно.

— Баррингтон! — К нему пробрался Канцзюй, кровь из глубокой раны на голове заливала его лицо. — Мы тонем.

Мартин продолжал смотреть на брата, которого он предал и который по своей воле пошел сражаться вместе с ним. И погиб из-за него.

— Баррингтон! — умолял Канцзюй. Еще один порыв горячего ветра обжег их лица, «Королеву Янцзы» снова тряхнуло. Но уже не так сильно, как до этого, — жизнь в ней перестала теплиться, в море оседал просто бесчувственный деревянный корпус.

Оставшиеся в живых матросы выбирались на верхнюю палубу, они кричали от страха, но их вопли терялись в общем хаосе звуков. Не дожидаясь команды покинуть корабль, они начали прыгать в воду — все шлюпки были уничтожены британскими ядрами.

— Баррингтон! — снова взмолился Канцзюй. — Мы утонем, если сейчас же не покинем корабль. Твой брат мертв. Ты ничего не можешь для него сделать. — Он подхватил Мартина, поставил на ноги и подтолкнул к орудийной амбразуре, которая была уже на уровне воды; «Королева Янцзы» продолжала крениться, из ее нутра доносились треск и не то вздохи, не то стоны, какие обычно издает готовое пойти ко дну судно.

Повинуясь инстинкту, Мартин нырнул в воду и отчаянно заработал руками. Несколько минут они плыли с Канцзюем не переводя дыхания, затем перевернулись на спину и осмотрелись.

Катастрофа! «Королева Янцзы» еще виднелась над волнами, но верхняя палуба уже сравнялась с водой и счет шел на секунды. Стоящий вдали британский пароход по-прежнему прятался за белой дымовой завесой и давал залп за залпом по уцелевшим джонкам. Ему никто не отвечал.

За тонущей «Королевой Янцзы» Мартин разглядел еще две свои джонки — дни тоже лишились мачт и погружались в волны, матросы сыпались за борт. На плаву осталась лишь одна джонка, но команда спешила ее покинуть, матросы прыгали в шлюпки, чтобы поскорее уйти на них от губительного огня с парохода и укрыться в спасительной Жемчужной реке.

— А ну-ка, Баррингтон, — задыхаясь, Канцзюй подтолкнул к своему адмиралу обломок мачты, — держитесь за это.

— Зачем? — Мартин все глубже погружался в воду, отчаяние охватило его с новой силой.

— Долг мужчины перед предками — сохранять свою жизнь как можно дольше, — сказал Канцзюй.

Мартин ухватился за обломок. Слова Канцзюя напомнили ему о том, что ему есть ради чего жить. Но как он посмотрит в лицо отцу? Он привел свой флот к гибели. Конечно, можно оправдать разгром отсутствием поддержки. Но он знал, что это не так. Даже брось он в бой пятьдесят джонок, их все равно разнесли бы в щепки британские канониры своей меткой и быстрой стрельбой, которая сочеталась с высокой маневренностью парохода.

Но с гибелью флота его обязанности не закончились. Они только начались. Море вокруг усеяно людьми, его людьми, взывающими о помощи, спрашивающими, что делать. А он ничего не мог сделать для них.

Огонь прекратился, пароход двинулся на соединение с Британской эскадрой. Издалека донеслись крики, в небо над крепостью взмыли ракеты.

— Сампаны, — сказал Канцзюй. — Они идут из устья реки.

«Господь благослови Дэна», — подумал Мартин. Но успеет ли подмога? Вода была ледяной, моряки не выдерживали и тонули; счастье еще, что море было в то же время слишком холодным для акул и в окрестных водах не оказалось этих тварей.

— Вы должны двигаться, — увещевал Канцзюй. Сам он не переставал взбивать ногами воду. Мартин последовал его примеру, но руки и ноги не слушались, отчаяние лишало сил. Он находился в полубессознательном состоянии и удерживался на плаву только с помощью Канцзюя, когда подоспела передовая джонка и его вытащили из воды, завернули в теплые одеяла и дали выпить подогретого вина.

Англичане издалека наблюдали за происходящим, не пытаясь вмешаться. «Вероятно, — уже в дреме подумалось Мартину, — им не предлагают награду за каждую китайскую голову».

— Они победили, но вход в реку для них по-прежнему закрыт, — сказала генерал. Дэн. — Мне жаль вашего брата, Баррингтон. Прискорбно уйти в морскую пучину и не услышать даже молитву над своей могилой. Но он будет отомщен. Мы сделаем все возможное, чтобы они не прошли через песчаные мели, даже если отыщут фарватер. — Дэн разделял трапезу с адмиралом Баррингтоном. Мартин был одет в чужой халат, потому что все его вещи ушли на дно вместе с «Королевой Янцзы». Его настроение отнюдь не улучшило сообщение о том, что отказавшиеся поддержать Мартина капитаны бежали вверх по реке, спасаясь от скорой расправы и предоставив ему в одиночку исполнить свой главный долг — отразить нашествие британцев.

Но не только эта обязанность отягощала Баррингтона, ему предстояло еще информировать Пекин о постигшем их бедствии, а также сообщить отцу и Джейн о гибели Адриана. Он никак не мог согреться и прийти в себя от потрясений минувшего дня, но усилием воли заставлял свою голову работать.

— Какие новости о солдатах, высадившихся на побережье?

— Они разбили лагерь, милях в десяти отсюда. Я убежден, что они не будут атаковать нас до тех пор, пока их корабли не прорвутся в устье реки. Ну и пусть сидят себе в своем лагере.

Дэн по-прежнему рвался в бой, хотя крепостные сооружения сильно пострадали во время утреннего обстрела. Впрочем, убитых было не так много, и мало-помалу к Мартину начала возвращаться былая уверенность. Пусть он стал адмиралом без флота — не считать же таковым стайку собравшихся под крепостными стенами сампанов, — но перегородить реку еще в его силах.

Или нет? На другой день его чуть свет подняли по тревоге сигнальные трубы, он взбежал на крепостную стену и увидел совсем близко британскую эскадру: она дрейфовала у входа в залив, однако корабельные шлюпки уже проникли в него. Дэн присоединился к Мартину, и они наблюдали, как матросы на лодках принялись промерять глубины шестами и лотлинями — гирями на веревках, действуя с таким спокойствием, словно участвовали в учениях.

— Это отвага самонадеянности, — проворчал Канцзюй.

— Вы бы лучше их пугнули. — Мартин смотрел, как матросы ставят оранжевые буи, отмечая глубоководный фарватер. По приказу Дэна пушки открыли огонь. Тут же последовали ответные залпы эскадренных батарей, и с крепостных стен посыпалось каменное крошево.

К удивлению и радости Баррингтона, английские снаряды почти не наносили урона обороняющимся; даже когда после удачного выстрела в одну из бойниц влетело ядро и перевернуло пушку, сбросив ее с лафета, весь орудийный расчет за исключением одного артиллериста уцелел, получив лишь легкие царапины от осколков каменных стен. «Крепости, — подумал меланхолично Мартин, — имеют перед Кораблями одно существенное преимущество — они не тонут».

Однако англичане все-таки одержали победу — моральную. Подавленные корабельным огнем, китайские артиллеристы вели стрельбу как попало и не могли помешать установке буев. Одну из лодок накрыло выстрелом из крепости, в воздух взлетели тела и обломки весел, но оставшихся в живых матросов быстро вытащили из воды, а тем временем команды других шлюпок продолжали выполнять задание; наконец, осуществив задуманное, они вернулись к ожидающим их у берега фрегатам.

— Мы должны снять эти буи, Кан, — решил Мартин. — Нам понадобится дюжина сампанов.

— И несколько проверенных храбрецов, — Добавил Канцзюй.

— Я дам сигнал южному форту, — сказал Дэн. До сих пор крепость на южном берегу залива не участвовала в разворачивающихся событиях.

Мартин и Канцзюй не добежали еще до причала, когда над крепостью снова раздался сигнал тревоги и они увидели, что Британская эскадра прямым ходом идет через песчаные отмели: командующий флотом адмирал, не теряя времени, воспользовался плодами отваги, проявленной его матросами при установке буев.

— Мы не успеем, Баррингтон, — сказал Канцзюй.

Мартин прикусил губу. Он не знал, что делать, но тут подоспевший посыльный передал просьбу Дэна срочно вернуться в крепость. Не переводя дух, Баррингтон одолел подъем по лестнице и выглянул через стену: красные мундиры усыпали тянущиеся к северу рисовые поля, до слуха донесся ровный рокот барабанов.

Мартину пришлось воспользоваться подзорной трубой Дэна — его собственная утонула вместе с «Королевой Янцзы». Да, на крепость надвигались индийские сипаи и английские пехотинцы. Мартин уловил пронзительные трели флейт.

— У них нет артиллерии, — обрадовался Дэн. — Мы подавим их огнем.

— У них есть артиллерия, — напомнил Мартин, и в подтверждение его слов раздался залп с кораблей, которые подошли уже совсем близко. Мгновение спустя в воздухе гулко ухнуло, в рядах наступающих варваров взметнулся столб пламени, с протяжным свистом что-то пронеслось к крепости, и в тот же миг в ней вспыхнул пожар.

С криками ужаса защитники крепости бросились прочь от своих орудий.

— Великий Будда, что это было? — воскликнул Дэн.

— Ракета, — процедил сквозь зубы Канцзюй. — Мы используем их для забавы, а британцы для войны, — с горечью Добавил он, когда еще несколько ракет просвистело в воздухе и взорвалось в крепости, нанеся новый урон обороняющимся.

— Защищайте хотя бы эту сторону, — распорядился Мартин и почти бегом бросился к стене, выходящей на реку, чтобы увидеть величественно скользящую по водной глади Британскую эскадру. Вот она остановилась, полетели вниз якоря, корабельные пушки меж тем ни на миг не замолкали. Сопротивления они не встречали, потому что все китайские артиллеристы разбежались кто куда. В какой-то момент Мартин обнаружил себя стоящим на четвереньках — только так можно было уберечься от шквала обрушившегося на крепость огня. Он набрал в грудь побольше воздуха и заставил себя выпрямиться в полный рост.

С тем же тяжеловесным, вызывающим спокойствием, отличающим все их действия, англичане спустили на воду шлюпки с красномундирными морскими пехотинцами, которые поплыли к южному берегу для атаки на стоящую там крепость. Она тоже подверглась обстрелу с эскадры и встретила неприятеля лишь редкими беспорядочными выстрелами.

Собравшиеся рядом с Баррингтоном защитники крепости во главе с Дэном подбадривали себя воинственными возгласами, готовясь к отражению атаки английских солдат, надвигавшихся на крепость с примкнутыми штыками. Китайцы тоже принялись запускать ракеты — но только направленные в небо и палили из ружей, однако британцы не снисходили до ответного огня. Линия блистающей стали размеренной поступью придвигалась все ближе и ближе, одновременно и гипнотизируя и ужасая. Мартин знал, что бой уже проигран. Хуже того — проиграна вся война. Было нечто непреодолимое в самом методе ведения боевых действий — наиболее ярко он проявлялся в том, как морские пехотинцы сидели в идущих к берегу шлюпках: с прямыми негнущимися спинами, с зажатыми в коленях мушкетами, плечом к плечу, прекрасно понимающие, что один точный выстрел по лодке уничтожит всех — и тем не менее никто не шевельнулся, никто не обронил ни слова.

Мартин ничем не мог помочь защитникам южного форта. Но он мог умереть в бою за северный. Мартин выхватил позаимствованный у кого-то меч и пошел навстречу ружейной трескотне. Из-за дымовой завесы вынырнул Канцзюй и схватил его за руку.

— Эта битва проиграна, Баррингтон. Надо бежать.

— Нам приказано удерживать эту позицию.

— Нам было приказано защищать Кантон. Отсюда нам этого не сделать. Мы должны преградить англичанам путь по реке.

Мартин заколебался. Ему до смерти не хотелось бросать Дэна, дравшегося так храбро и так безнадежно. Но Кан снова напомнил о его главном долге, который ему необходимо выполнить ради императора. Он позволил Канцзюю увести себя из крепости к тому месту на берегу, где их ждали кони.

На следующий вечер после бешеной скачки они достигли Кантона. Оба вымотались и духовно и физически, но Мартин без промедления собрал всех высших городских чиновников для доклада о происшедшем.

Те уже знали об уничтожении китайского флота от капитанов, которые бежали вверх по реке, однако весть о падении крепости Богэ потрясла их до глубины души.

— Как это могло случиться? — спросил кто-то. — Под началом генерала Дэна десять тысяч человек, а у англичан не наберется и половины от этого числа.

— Не иначе как предательство, — пробормотал другой.

Мартин смерил его взглядом.

— Мой родной брат погиб в бою. А у вас скоро будет прекрасная возможность доказать вашу преданность Сыну Небес — варвары уже поднимаются по реке.

После совещания Сун Танчу отвел Мартина в сторону.

— Я не думаю, что эти люди будут сражаться лучше ваших капитанов. Если варварский флот поднимется к Кантону, все погибло. Вы должны остановить их на реке.

— Каким образом, без кораблей? — спросил Мартин. — Но во всяком случае необходимо примерно наказать тех трусов, которые отказались сражаться.

— Вам нужны их головы?

Мартин вздохнул. Ему не приходилось еще давать приказ о казни.

— Да, — сказал он. — Мне нужны их головы.

От тяжелого сна его пробудил Канцзюй с новостью о том, что казнь приведена в исполнение.

— Хотя я и сомневаюсь в том, что это пойдет нам на пользу, — меланхолически заметил помощник капитана. — Все корабельные экипажи разбежались, а горожане стоят кучками на улицах и судачат о том о сем.

— Обо мне?

— Нет, нет, Баррингтон. Они знают, что вы исполнили свой долг. Они говорят о британцах. Они очень боятся.

— Пошлите кого-нибудь вниз по реке, пусть докладывают о всех передвижениях англичан, — велел Мартин и уселся за неотложные письма императору и вице-императору Шуню с заверениями в своей решимости защищать Кантон до последнего вздоха; в письме отцу и Джейн он поклялся отомстить за Адриана, хотя совершенно не представлял, каким образом выполнит эти свои обещания. Все морские пути были отрезаны, письма пришлось вручить конным гонцам, и Мартин не знал, когда его послания дойдут до адресатов — одолеть горы между Кантоном, Нанкином и входом в Великий канал совсем непросто, да к тому же в самый что ни на есть лютый период зимы.

Англичане между тем продолжали удивлять Мартина — они совсем не спешили подниматься по реке. Лазутчики доносили, что британцы методически разрушали форты, выхаживали своих раненых, посылали в деревни фуражиров для пополнения запасов продовольствия. Разведчики передавали также слухи о чинимых захватчиками зверствах, включая разграбление могил.

Мартин не мог получить подтверждения достоверности этих слухов, но тем не менее способствовал их распространению в надежде поднять дух сопротивления, спекулируя на оскорбленных чувствах китайцев.

— Наша проблема в том, — сказал ему Сун Танчу, — что эти люди не знают, чем жизнь под британскими захватчиками хуже жизни под правлением маньчжуров.

— Но вы же не испытываете таких сомнений, хотя и являетесь китайцем, — возразил Мартин.

— Как и вы, я ставленник маньчжурского правительства, Баррингтон, в отличие от простонародья. Те же, чьи привычки вы поломали, понимают, что возвращение англичан означает также возвращение опиума. Я по-прежнему считаю, что самое надежное — это попытаться остановить англичан на реке.

Мартин предпринял конную вылазку, чтобы посмотреть, нельзя ли поставить на реке преграду. Верхняя часть залива непосредственно перед входом в реку являла собой массу небольших островков с множеством проток между ними, и перекрыть их всех представлялось Мартину сомнительным; кроме того, существовал риск, что при обнаружении преграды британский командующий просто-напросто высадит свои войска и обойдет оборонительные сооружения.

Как бы он хотел, чтобы отец оказался рядом и дал ему дельный совет! Впрочем, что особенного мог он посоветовать? Мартин не имел в своем распоряжении кораблей, которые заслуживали бы название военных, и мало верил в стойкость защитников Кантона. Итак, чем же он располагал в действительности? Он смотрел на Жемчужную.

Река текла быстрее, разделенная островками на многочисленные протоки; в одном из них Мартин заметил сампан, у которого сломалось длинное весло, и тот отчаянно пытался встать носом к подхватившему его течению. Баррингтон ожидал, что вот-вот сампан развернет боком к стремнине, и причем круто развернет, но этого не произошло; сампан со взывающей о помощи командой протащило по протоку и вынесло на глубокий плес.

Мартина осенило. Он вспомнил рассказы о том, как Дрейк[11] вынудил испанскую армаду принять бой в проливе Па-де-Кале.

— Канцзюй, — сказал он, — мне нужны все сампаны, которые ты сможешь найти, и двенадцать экипажей похрабрее.

— Чего-чего, а сампаны найдем, — ответил тот.

Канцзюй начал подбирать команды для сампанов, а Мартин занялся реквизицией кораблей. Двенадцать наиболее подходящих он ошвартовал у причала, командам других сампанов приказал поставить свои суденышки между островами, связать канатами и перегородить таким образом протоки. Самый широкий, пригодный для кораблей проход он оставил открытым, как бы приглашая неприятеля войти в него: приманка была подброшена, и Мартин рассчитывал, что британцы со свойственной им самонадеянностью ее проглотят.

Свои сампаны Мартин сосредоточил выше островов и поставил по берегам надежную охрану: он не хотел, чтобы сведения о его замысле просочились вниз по реке. Подобранные Канцзюем команды Баррингтон сразу включал в работу: необходимо набить трюмы сампанов всеми мыслимыми и немыслимыми горючими материалами — фейерверками, бочонками с порохом, пропитанными жиром канатами.

— Теперь остается только ждать, — объявил он наконец своим людям.

— Ты поведешь нас, Баррингтон?

Мартин кивнул:

— Я поведу вас.

Погода постепенно улучшилась, и Мартин ежедневно заставлял каждый экипаж отрабатывать свой маневр; между тем англичане прислали своего представителя с требованием сдать Кантон.

Горячий нравом Сун Танчу наверняка отрубил бы голову парламентеру, но Мартин запретил и просто отослал английского лейтенанта назад с отказом. По крайней мере, теперь ему известно имя человека, с которым он сражался: экспедиционными силами командовал генерал сэр Хью Хок.

Мартин еще раз навестил арестованных англичан. Те выглядели значительно бодрее и даже пытались шутить. Они наслышались о неудачах маньчжурской армии на побережье и уверенно ждали прихода кораблей английского военно-морского флота.

— И тогда вас вздернут, Баррингтон, — пообещали Мартину.

В конце апреля было получено известие, что Британская эскадра наконец начала подниматься по реке. Впереди шли фрегаты, за ними следовали линейные корабли. Замыкали построение транспортники, эскортируемые остальными фрегатами и пароходом. Мартин с конным отрядом знаменных помчался вниз по берегу. Он предполагал, что английский адмирал не преминет воспользоваться услугами китайских лоцманов-лодочников, однако эскадра продвигалась вперед с соответствующими предосторожностями; корабли дожидались подходящего ветра и снимались с якоря только после того, как отправленная вперед разведка на шлюпках проводила рекогносцировку очередного участка пути.

Невзирая на это эскадра представляла собой внушительное зрелище, которое подавляло тех, кому предстояло встать на ее пути. Баррингтон оставил наблюдателей с приказом сообщать о продвижении англичан, а сам вернулся вверх по реке к ждавшим его Канцзюю и экипажам сампанов. Неделю спустя англичане подошли к островам и встали перед выбором: прорываться по одному из перегороженных сампанами небольших протоков или принять вызов и войти в основной, открытый проход. Так или иначе, вскоре Мартин должен был узнать их решение.

Несколько дней англичане стояли на якоре, дожидаясь окончания корабельной разведки. Люди Мартина находились в крайнем возбуждении, он же больше всего боялся, что английский командующий узнает о брандерах[12]. Но через три дня ветер переменился на восточный, эскадра снялась с якоря и направилась к открытому протоку.

Тут же сорвались с места сампаны, гребцы погнали их к северному концу протока, в который с южной стороны уже втягивались английские суда. Матросы зажгли факелы, втащили весла на борт, по сигналу Мартина экипажи перебрались в шедшие на буксире лодки и что есть мочи устремились к берегу.

На месте осталась лишь лодка с Мартином и Канцзюем, желавшими убедиться, что все идет как задумано. Со своей позиции они видели только плывущие над верхушками растущих на островах деревьев мачты и вымпелы передовых британских кораблей. Между тем течением реки все китайские сампаны уже втащило в проток, они горели, но пока несильно. Мартин пытался так рассчитать время взрыва, чтобы пламя охватило их лишь в нужный момент.

Но вот англичане заметили пылающие корабли и поняли, что их ждет. Они оказались в угрожающем положении, поскольку вытянувшиеся в линию передовые фрегаты вошли в проход и для разворота уже не было места. Мартин слушал, как запели сигнальные трубы, а Канцзюй в восхищении щелкал пальцами.

Но на попавших в ловушку кораблях не наблюдалось и намека на панику. Мартин смотрел, как пошли вниз паруса, до него донесся звон якорных цепей. Эскадра встала на якорь. Уничтожение передовых кораблей казалось неминуемым.

— Мы должны подойти ближе, — решил Мартин, и гребная команда налегла на весла, подгоняя лодку ко входу в проток. Увиденное поразило Мартина. С совершенным спокойствием англичане спустили шлюпки со стоящих на якоре фрегатов, моряки с длинными баграми уселись в них и направились к горящим брандерам несмотря на то, что сампаны уже начали взрываться — бочонки с порохом извергали дым и пламя высоко в небо, во все стороны со свистом летели ракеты.

Лодки подошли вплотную к сампанам, английские матросы пустили в ход багры, и горящие посудины были на удивление споро отведены к берегам, где и сели благополучно на мель. Они продолжали гореть и взрываться. Канцзюй сам дал приказ грести к берегу, потому что Мартин не мог вымолвить ни слова. Его последняя попытка закончилась так же плачевно, как и первая.

Кантон был охвачен тревогой. Один слух сменялся другим, горожане толпились на улицах, смотрели на реку и возбужденно переговаривались.

— Как я и боялся, — сказал Мартин, — дело дошло до обороны города.

— А я вам говорил с самого начала, Баррингтон, — отозвался Сун Танчу, — этот город нам не отстоять.

Английские корабли целую неделю стояли в устье Жемчужной, и снова генерал Хок послал представителя с требованием сдаться на условии полного удовлетворения выдвинутых англичанами требований, иначе, заявил он, ему придется подвергнуть город бомбардировке.

— Будьте уверены — город ответит огнем, — сказал лейтенанту Мартин.

В отличие от него члены городского совета не скрывали своего испуга, не рвались в бой и знаменные у пушек и на береговых укреплениях; тысячи людей сплошным потоком устремились из города в горы со всеми своими пожитками, которые везли в телегах или тащили на собственном горбу. Англичане тем временем неотвратимо надвигались На город, большие корабли на буксире у шлюпок вошли в реку. Конные отряды знаменных с воинственным видом носились по берегу, однако беглецы из захваченной британцами крепости Богэ уже вовсю распространяли слухи о страшных штыковых ранениях и об ужасающей скорострельности английской артиллерии.

— Что, по-вашему, я должен делать, Баррингтон? — спросил Сун. Они стояли на берегу и смотрели, как в четырехстах ярдах от них бросают якоря английские линейные корабли.

Мартин понимал, что нужно принять неизбежное.

— Единственное, Что вы можете, — это запросить условия капитуляции.

Сун покорно послал своего представителя на Британскую эскадру и получил ответ, что английский генерал будет разговаривать только с командующим гарнизоном. Еще до возвращения посланца британские корабли дали предупредительный залп, который обратил в бегство знаменных и заставил их последовать за своими семьями.

Сун поспешно поднял белый флаг и отправился на эскадру, откуда вскоре вернулся с вытянувшимся лицом.

— Ну и что? — спросил Мартин.

— Англичане требуют предварительной выплаты пятнадцати миллионов таэлей в качестве контрибуции, иначе, по их словам, город будет превращен в пепел.

— Вам надо собрать совет и сообщить о требованиях англичан. Я думаю, у англичан дело не разойдется со словом. Что еще?

— Еще они настаивают на выдаче ренегата и предателя Мартина Баррингтона.

Глава 10 ПЕРЕГОВОРЫ

Выдающаяся карьера шестидесятидвухлетнего ирландца сэра Хью Хока включала в себя кампании в Вест-Индии на мысе Доброй Надежды, однако решающий бросок к славе он совершил будучи подполковником 87-го принца Уэльского ирландского полка — позднее известного как королевские ирландские фузилеры, — покрывшего себя славой во время войны на полуострове, где их батарею прозвали «Faugh a Ballaghs», или «Расчищающая путь».

Это был человек замечательного присутствия духа, держащийся прямо, как штык, с орлиным профилем. Речь его отличалась резким ирландским акцентом.

— Мартин Баррингтон, — сухо констатировал он, когда Мартин поднялся на борт флагмана «Веллесли», 74-пушечного корабля флота ее королевского величества.

Мартин ни в чем не хотел уступать победителям и специально для церемонии капитуляции сшил новый костюм, типично китайский: темно-синяя куртка, бордовые штаны, красная шляпа — но в конце концов он же являлся китайским адмиралом! Его одеяние не шло ни в какое сравнение с блестящими нарядами морских офицеров в синих сюртуках с позолоченными позументами и белоснежных бриджах и чулках, матросов в синих хрустящих форменках и квадратных шапочках, морских пехотинцев в сверкающих красно-белых мундирах и высоких киверах; генерал Хок, облаченный в алый мундир и треуголку, слепил взор украшавшими его грудь орденами и медалями. Да и сам корабль, «Веллесли», представлял собой впечатляющее зрелище. Орудийные порты открыты, пушки выдвинуты — и вместе с тем ни малейшего признака того, что из них произвели в горячей схватке хотя бы один выстрел, палубы отполированы до блеска, паруса аккуратно свернуты на реях.

Мартин вытащил меч, опустил рукоятью вниз и пошел навстречу генералу между двумя рядами морских пехотинцев.

— Генерал! — Он отдал честь и протянул меч.

— Оставьте его при себе, любезный, — сказал Хок. — Мы заберем его перед тем, как вас повесить. — Генерал жестом указал на стоящего рядом с ним мужчину, также в треуголке, но в отличие от него одетого в военно-морской мундир. — Мой командующий флотом контр-адмирал Джордж Эллиот.

— Адмирал! — Мартин снова отдал честь. — Ваша артиллерия была слишком хороша для моих людей.

Эллиот нахмурился.

— Вы участвовали в схватке?

— Я командовал передовым китайским кораблем, сэр.

— Тогда вы очень храбрый человек — или сумасшедший, сэр. Четыре джонки против моей эскадры?

— Я выполнял приказ, сэр.

Они смотрели друг на друга, и Мартин понимал, что обрел нового друга.

— О, вы отважный человек, несомненно, — согласился Хок. — Но все-таки предатель и ренегат, не так ли?

— Сэр, я здесь родился и я гражданин Китая.

После минутного раздумья Хок нарушил молчание:

— Идите-ка вниз. — И пошел первым, мимо часовых, мимо освобожденных из заточения купцов, собравшихся на юте, чтобы взглянуть на своего недавнего тюремщика. Джосиа Барнс смотрел на Мартина так же сурово, как и его коллеги. — Эти джентльмены, — заявил Хок, когда они спускались по трапу к адмиральской каюте, — хотят увидеть вас на виселице, Баррингтон.

— Если они честные люди, то должны признать, что я сделал все от меня зависящее для улучшения условий их содержания в тюрьме.

— Садитесь, — пригласил Хок и первым присел к столу, занимающему середину большой и уютной каюты; в кормовые иллюминаторы вливался свежий ветерок и нес с собой ароматы Кантона; город по-прежнему находился под прицелом корабельных орудий, потому что назначенный выкуп еще не собрали. — Больше всего их бесит сам факт ареста. Не станете же вы отрицать, что это ваших рук дело?

— Я не отрицаю, что именно я довел до сведения императора постыдные последствия опиумной торговли. Я готов также признать, что его реакция оказалась значительно более резкой, нежели я мог ожидать.

— Стараниями этого, как его… — Хок пробежал взглядом подложенные секретарем бумаги, — Линя… Но уж он-то должен понести наказание? Почему он не сдался?

— Потому что его здесь нет, сэр. Уполномоченный Линь смещен со своего поста Сыном Небес. Мне доверили выполнить этот приказ.

— Сделав это, вы сражались с собственным народом?

— И, сделав это, я выполнил приказ о защите Кантона, приложив для этого все свои силы.

Собеседники некоторое время молча смотрели друг на друга.

— Боже мой, да вы отчаянный человек! — воскликнул наконец генерал. — Но эта ваша храбрость совсем ни к чему, Баррингтон. Вы проиграли, приятель. У вас нет ни сил, ни средств для борьбы с нами.

— Как вы можете с чистой душой отстаивать дело, которое навлекает опиумное проклятье на этот народ?

Хок побагровел от смущения и гнева.

— Как и вы, мистер Баррингтон, я повинуюсь приказу, — огрызнулся он. — Ваш император бросил вызов ее величеству, благослови ее Господь, и он должен за это заплатить. Этот желтый черт вроде бы прислушивается к вам. И я могу говорить с вами на языке, который понятен нам обоим. Я вот что думаю: давайте-ка вы отвезете в Пекин мои требования.

— Императору известны требования англичан, сэр.

— Известны, вот как? Ну в таком случае передайте ему от меня, что мы подняли ставки. Да, мы требуем выплаты контрибуции. Вы заплатите пять миллионов фунтов стерлингов серебром. Но это еще не все. Теперь правительство ее королевского величества решило закрепить свое присутствие в этих водах. Для этого нам нужна постоянная база. Ваш Сын Небес предоставит правительству ее королевского величества остров Гонконг, отныне и навсегда, в безраздельное владение вооруженных сил ее величества.

Наглость этого человека или представляемого им правительства казалась почти невероятной.

— Правительство ее величества намерено также вести торговлю с Сыном Небес или хотя бы с его народом. Нам нужны порты, куда наши корабли могут спокойно заходить и так же спокойно уходить: чтобы их не беспокоили эти ваши мерзкие знаменные. У меня здесь список портов, которые нам нужны. Я его вам прочитаю. Конечно, Кантон. Затем Амой, Фучжоу, Нинбо, Шанхай. Запишите.

— Вы хотите, чтобы я передал эти предложения Сыну Небес?

— Это не предложения, дружище, это требования. И есть еще одно, четвертое, которое вы тоже передадите. Мы хотим, чтобы этот уполномоченный, Линь, был передан нам и ответил за свои преступления против английских подданных.

— А если император отклонит такие условия? Вы знаете, сколько человек он может поставить под ружье? Не меньше десяти миллионов.

Хок сдержанно улыбнулся.

— Судя по тому, что мы видели за последние несколько месяцев, мистер Баррингтон, десять миллионов китайцев стоят всего ста тысяч англичан.

— А у вас шесть тысяч. И эскадра.

— В эскадре-то все и дело, Баррингтон. Передайте Сыну Небес, что, если он не согласится на наши требования, мы заставим пустовать все порты в этой стране.

— Можно я выскажу свое мнение, сэр?

— Валяйте.

— Ваше правительство проводит политику самой неприкрытой агрессии.

— Так оно и есть, — не стал спорить Хок, причем без всякой обиды. — Когда торгаши из лондонского Сити чуют возможную прибыль, они готовы ломиться хоть в небесные врата, лишь бы ее заполучить. Так поступают все в этом мире, мистер Баррингтон.

— В европейском мире, сэр. Не в китайском.

— В реальном мире, мистер Баррингтон. Ваш Сын Небес должен будет это понять. А теперь — сколько времени займет у вас дорога в Пекин и обратно?

— По суше — четыре месяца. Морем и затем по Великому каналу — четыре недели.

— Можете взять одну из ваших джонок. Я буду ждать вас с ответом через месяц.

— Вам не стоит вообще меня ждать.

— Вы отказываетесь везти мой ультиматум императору?

— Я отвезу ваш ультиматум, сэр. Но я не рассчитываю вернуться с ответом. Император наверняка велит меня казнить.

— За поражение или за то, что вы выступите нашим посланником? — поинтересовался адмирал Эллиот.

— Думаю, и за то и за другое.

— В таком случае мы должны послать кого-нибудь другого, сэр Хью, — сказал Эллиот. — Мы не можем отправить человека на смерть.

— А почему нет? Не думаете ли вы, что если мы здесь и сейчас проведем военный трибунал, то этот парень еще до захода солнца украсит рею «Веллесли»? Он обречен. Пусть предстанет перед императором.

— И все-таки вы едете? — спросил Сун Танчу.

— Я обязан хотя бы доложить о том, что произошло.

— И, как вы сказали англичанам, потеряете свою голову. Мой вам совет, Баррингтон, — взять джонку и плыть на ней куда глаза глядят.

— И обречь моего отца и мою золовку с детьми на гнев императора?

— Но если казнят вас, то наверняка расправятся и с ними.

— Это я могу предотвратить лишь в одном случае: если честно изложу факты перед Сыном Небес. Сэр Хью Хок говорил правду, когда заявил, что эта война развернута по указке лондонского Сити. Сражение идет не из-за опиума или ареста кучки британских подданных — сражение идет потому, что денежные мешки в Англии ищут новые рынки сбыта для своих товаров, а Китай — это самый большой еще неосвоенный рынок в мире.

— Что в таком случае вы посоветуете императору?

— Отвергнуть английские притязания и приготовиться к войне, собрав для этого все силы, которыми он только располагает. Потому что если не нанести англичанам сокрушительного поражения, они не уйдут, а станут требовать все больше и больше, пока не проглотят весь Китай, как проглотили Индию, воспользовавшись слабостью императоров моголов.

Сказано смело. Но разве в глубине души не пожалел он тысячу раз о том, что написал тот роковой меморандум? Приговор ему будет означать приговор его семье. Так заведено в Китае: если провинился кто-то из членов семьи, она несет ответственность за его проступок.

Вместе с верным Канцзюем он отплыл на север от устья Жемчужной к Янцзы, а затем в Нанкин. Всего один день Мартин позволил себе провести в родном городе, прежде чем продолжил на сампане путь по Великому каналу вверх к Вэйхэ. Но он успел рассказать отцу о последних событиях. Тот, сгорбившись, слушал сына.

— Ты подвел нас, — сказал он, когда Мартин замолчал, — ты подвел Китай, ты подвел этот дом, ты подвел своего брата. И ты подвел меня.

Это было несправедливо. Мартин хотел возразить, но вместо этого опустил голову.

— Слава Богу, у меня есть другой сын, — сказал Роберт Баррингтон и взъерошил волосенки Джона. Мальчику исполнилось уже восемь лет. — Дожить бы мне только до того времени, когда он станет мужчиной.

Отослав детей, Джейн выслушала Мартина.

— Он умер сразу. — Его слова звучали как-то неубедительно.

— Думаешь, я заплачу?

— Нет. Но как же дети?

Она скривила рот.

— Я скажу им, что их отец умер как герой, чтобы они всегда чтили его память. А как твой отец воспринял эту весть?

— Он фактически от меня отрекся.

— Что ты теперь будешь делать?

— Я должен ехать в Пекин и доложить императору.

— А потом?

— Я вернусь сюда. Если смогу. И если ты этого захочешь.

Неожиданно она очутилась в его руках, он целовал ее рот, нос, глаза и щеки.

Теперь не было нужды таиться. В тот вечер Мартин, поцеловав детей и пожелав им спокойной ночи, ужинал вдвоем с Джейн в ее покоях. После ужина они пошли в ее спальню.

Рано утром, однако, он счел необходимым заглянуть в свои комнаты.

— Ты был с ней, — осуждающим тоном сказала Чуньу.

— Да. Ладно, я очень спешу. Упакуй мне сундук с одеждой.

— У тебя больше нет времени на Чуньу. — И печаль и гнев слились в голосе наложницы.

Он обнял ее за плечи.

— Поверь мне, Чуньу, в моем доме всегда найдется для тебя место. Когда я вернусь из Пекина…

Она стиснула его руки.

— Ты едешь в Пекин? Ты берешь ее с собою?

— Нет. Она остается здесь с детьми.

— Тогда возьми меня. Как ты можешь отправляться в Пекин без женщины?

На языке у Мартина так и вертелось, что ему не привыкать месяцами в плавании обходиться без женщин, но он вспомнил, что как-никак отправляется за собственной смертью, и не мешает хотя бы последние деньки провести с комфортом.

— Это очень опасно, — предостерег он.

— Мне плевать на опасности, когда я рядом с тобой.

— Что такое? — спросил сэр Хью Хок. — Еще одна чертова делегация?

На корабле его королевского величества «Веллесли» перебывали уже почти все кантонские купцы, испрашивающие ту или иную концессию.

— Ну, если это можно назвать делегацией, — сказал Эллиот. — Два молодых человека, которые утверждают, что им крайне необходимо с вами переговорить.

— Может, убийцы? Пусть их обыщут.

Через несколько минут в каюту провели двух юношей. Они имели потасканный вид и явно не кантонское происхождение — это Хок определил с первого взгляда.

— Изложите ваше дело, — приказал генерал на кантонском диалекте, который освоил с обычной для него сноровкой за проведенный волей обстоятельств год в Китае.

— Меня зовут Хун Сюцюань, сэр, — сказал вошедший первым. — Это мой товарищ, Фэн Юньшань. Мы из народа хакка, который живет в горах. Во-первых, мы хотели бы поздравить вас с вашей великой победой.

— Что-то новенькое, — заметил Хок по-английски Эллиоту. — И во-вторых? — обратился он к Хуну.

— Мы хотим предложить вашему превосходительству поддержку и помощь народа хакка в уничтожении негодяев-маньчжуров.

Хок поднял брови:

— Кто такие хакка?

— Мы народ, покоренный китайцами. Это мы еще допускаем, но только не подчинение маньчжурам — ни за что!

— Вы живете под ними две сотни лет, приятель.

— Двести лет позора. Двести лет, в течение которых развращали наш народ. Что вы увидите, если оглянетесь по сторонам? Блуд, нарушение супружеской верности, лихоимство, пьянство и, самое худшее, опиекурение. Ваш долг положить конец всем этим непотребствам.

Хок улыбнулся горячности молодого человека:

— Я несу ответственность только перед ее величеством королевой. А она приказала восстановить торговлю опиумом.

Хун был поражен.

— Вы не поможете нам в нашей борьбе с маньчжурами?

— Я здесь не для того, чтобы вмешиваться в местную политику, приятель. Если маньчжурское правительство падет, кто его сменит? Только анархия. Или вы видите себя в роли императора?

— Вы, сэр, такой же большой негодяй, как и все маньчжуры! — воскликнул Хун.

Пытаясь успокоить товарища, Фэн схватил его за руку.

Улыбка сползла с лица Хока.

— Адмирал Эллиот, — хмуро процедил он, — выкиньте эту шваль с нашего корабля, пока я не потерял терпение.

Мартин выбрал один из баррингтоновских сампанов, превосходящий роскошью любую посудину в этих водах, и на рассвете следующего дня отплыл вниз по реке. Джейн пришла на пристань проводить его, ее рыжие волосы развевались на ветру.

— Я буду ждать тебя… А ты хорошенько о нем заботься, — наказала она Чуньу.

Мартин сжал руки Джейн, попрощался с Канцзюем, на которого оставил управление Домом, и взошел на сампан. Если он вернется, как обещал Джейн, весь мир будет лежать у их ног. Он вновь ощутил радость жизни, но скоро его иллюзии развеялись. Через два дня спуска по реке он прибыл в Циньцзян и застал город во взбудораженном состоянии смятения и неопределенности.

— Неужели вы не слышали, Баррингтон? — встретил его вопросом губернатор Ху Жэньвэн. — Корабли варваров уже в устье реки. Они обстреляли Шанхай.

Итак, Хок не стал дожидаться его возвращения и приступил к осуществлению своих угроз; очевидно, Британская эскадра последовала на север сразу за судном Мартина, держась вне поля его зрения за линией горизонта. Эти действия англичан превращали в полнейшую бессмыслицу всю дальнейшую возню с переговорами. Всю — за исключением требований, предъявленных англичанами под дулами орудий.

И все-таки у Мартина не оставалось выбора, ему следовало как можно быстрее добраться до Пекина. Однако он продвигался вперед не так быстро, как хотелось. За столетия Великий канал пришел в упадок и запустение. Стены во многих местах обрушились, и пройти по каналу было для рулевых настоящим подвигом; кое-где водоросли разрослись так сильно, что приходилось на шестах пробиваться вперед.

Но команда Мартина справлялась превосходно, и спустя десять дней сампан пересек широкую ленту Хуанхэ — Желтой реки. Еще через неделю они вошли в Вэйхэ чуть выше города Тяньцзиня. Там Мартин оставил сампан ждать своего возвращения и на лошадях пустился, в последний отрезок пути; стояли погожие летние дни, и дорога через необъятную Северо-Китайскую равнину оказалась довольно легкой.

Отец частенько рассказывал Мартину о чудесах Пекина, о простирающемся к югу от столицы императорском парке с серебристыми елями, о высоких пурпурных стенах, об уличном шуме и толчее… и город оправдал его ожидания. Более того — ему открылись ворота Запретного города, куда так и не удалось проникнуть Роберту Баррингтону. Он предъявил свои верительные грамоты стражам огромных ворот Тяньаньмэнь, по обеим сторонам которых возвышались дозорные башни, доминирующие над обнесенными стеной внутренними владениями.

— Ни одна живая душа, кроме членов императорской семьи и представителей правительственного совета, не может войти в Запретный город, — уведомил его капитан, начальник стражи. — Я сообщу ваше имя главному евнуху.

В проеме ворот Мартин видел широкие аллеи, совершенно пустынные — лишь изредка мелькнет фигура женщины или евнуха, а в отдалении — здания старинных дворцов с колоннами и многочисленными пристройками, еще дальше на холме из зелени деревьев поднимался сверкающий на солнце белизной Байтасы — буддийский храм, очертаниями напоминающий огромную бутыль.

Ждать пришлось совсем недолго, к воротам подошел евнух и сказал:

— Ваше присутствие здесь угодно нашим повелителям, но его величество пребывает сейчас в Юаньминъюане, Летнем дворце, и вы должны следовать туда. Лошади уже поданы.

Чуньу разворчалась — ее утомило путешествие, но пришлось снова сесть на коней и скакать на северо-запад. Правда, путь оказался недалек, и вскоре они увидели раскинувшийся на шестидесяти тысячах акров Юаньминъюань — созданный императором Сяньлуном сказочный мир: мраморные дворцы, деревья и кустарники самых разных пород, по большей части неизвестных в Европе, тише пруды и миниатюрные озера с золотыми рыбками невиданных расцветок, ослепляющие своей белизной изогнутые каменные мостики.

Даже Чуньу была поражена.

— Я не думала, что на земле может существовать такой рай, — призналась она.

— Юаньминъюань является совершенным творением Цинской династии, — назидательно изрек евнух Хо Сэньфу.

Мартина провели в дом на окраине парка, где его принял младший брат Сына Небес принц Хуэй, чья подпись стояла на документах, удостоверяющих миссию Баррингтона. Аудиенция состоялась в очень скромно обставленном зале — только ковер на полу и драпировка на стенах, а посередине одно-единственное кресло, в котором восседал принц Хуэй. Не снимая шляпы, Мартин встал у двери рядом с сопровождающими его евнухами; вот один из них подал знак, и Мартин, как его учили, шагнул вперед, упал на колени и пополз, пока не достиг черты, где ковер переходил из одного цвета в другой.

— Баррингтон, — сказал принц, боюсь, вы принесли дурные вести.

Судя по этим словам, Цинская императорская семья располагала всеобъемлющей шпионской сетью, ведь Мартин мчался сюда с максимальной скоростью.

Стоя на коленях перед принцем — сорокалетним тонколицым мужчиной, — Мартин предельно ясно и сжато изложил минувшие события. Выслушав его, принц сказал:

— Вы полагаете, что выиграли бы битву, поддержи вас весь ваш флот?

— Нет, ваше высочество. Английские корабли слишком сильны, их канониры слишком проворны. А использование паровой энергии дает им маневренность, которой мы не располагаем.

— А как генерал Дэн?

— У него то же самое. Английские солдаты слишком дисциплинированны, а их огненная мощь слишком велика.

— Вы хотите сказать, эти варвары непобедимы?

— Я так не считаю, ваше высочество. Но чтобы их разбить, потребуются огромные усилия и огромная решимость. Эта задача не под силу вице-императорам с их ограниченными ресурсами.

— Вам были даны неограниченные права по реквизиции судов и набору людей.

— Слишком мало оказалось подходящих судов и стоящих людей.

— Вы признаете свой провал? Вы представляете себе участь тех, кто не оправдал доверия Сына Небес?

— Да, ваше высочество.

— Таким образом, вы приехали молить о спасении своей головы.

— Какой бы приговор мне ни вынесли, я приехал молить его высочество самолично встать во главе Восьми знамен, как это сделал когда-то Нурхачи, и повести свой народ против этих варваров. И сделать это надо прямо сейчас, иначе будет поздно.

— Вы смеете давать советы Сыну Небес?

— Это привилегия приговоренных, ваше высочество.

Принц Хуэй молча смотрел на него, так долго, что толпящиеся у дверей советники и евнухи обеспокоенно зашевелились.

Вдруг кто-то тихо произнес:

— Закройте двери.

После мгновенного замешательства перепуганные евнухи закрыли двери.

— Задерните занавеску, — велел тот же голос.

— Что вы встали как пень, несчастный, — прошипел принц Хуэй и рухнул на колени.

Тут до Мартина дошел смысл происходящего, он торопливо простерся ниц и девять раз коснулся лбом ковра, как того требовал церемониал в присутствии Сына Небес. Принц Хуэй рядом с ним тоже отбивал поклоны. Мартин услышал шорох раздвигаемых занавесей.

— Поднимите голову, Баррингтон, — сказал тихий голос. Коленопреклоненный Мартин выпрямился и впился взглядом в императора Даогуана. Сыну Небес шел шестидесятый год, это был маленький худощавый человек с тонкими усами, одетый в желтый с красными драконами императорский халат. С пышным нарядом контрастировали усталый взгляд и аскетическая худоба его лица.

— Ваш меморандум навлек беду на мой народ, — сказал император.

— Мужчина должен поступать так, как велит ему долг, ваше величество.

— Это верно. Я хотел бы видеть в моей империи больше людей с такими воззрениями. Значит, вы утверждаете, что какие-то десять тысяч варваров могут покорить мою страну?

— Нет, ваше величество. Я утверждаю лишь, что они могут нанести торговле в вашей империи такой же непоправимый урон, какой причинили пираты под водительством Чжэн И Сао несколько десятилетий назад.

— Чжэн И Сао, — задумчиво произнес император. — Помнится, когда мне было еще совсем мало лет, она побывала у меня на аудиенции. А ваш отец служил у нее адмиралом. Скажите, Баррингтон, чего хотят эти варвары в обмен на прекращение военных действий против нас?

Мартин сделал глубокий вздох.

— Они настаивают на выплате контрибуции, ваше величество, в размере пятнадцати миллионов таэлей.

— Разве это такая большая сумма? — спросил император. — Они наверняка хотят чего-то еще.

Мартин облизал губы.

— Они требуют также передать им остров под названием Гонконг, находящийся у побережья, в вечное владение, они рассчитывают построить на нем военно-морскую базу.

Император чуть повернул голову, и один из евнухов с низким поклоном пояснил:

— Это безжизненный остров в нескольких милях к северу от Кантонского залива.

— Сколько таких островов у берегов Китая и в заливах на моем побережье?

— Больше тысячи, повелитель.

— Что для меня какой-то голый островок, Баррингтон? Несомненно они хотят большего.

Мартин не верил своим ушам.

— Они требуют также права беспрепятственной торговли в пяти портах. Они назвали Кантон, Фучжоу, Амой, Нинбо и Шанхай. Через них они хотят ввозить массу товаров. Это окажет сильнейшее воздействие на жизнь вашего народа.

— Но эта страна, откуда эти варвары, до нее же невесть сколько ли?

— Действительно, ваше величество, она на другом конце земли. Но у варваров много людей и кораблей в Индии.

— Однако и до Индии отсюда много ли, — напомнил император. — Навряд ли живущие в такой дали люди могут доставить в Китай столько товаров, чтобы нанести ущерб моей империи.

— Если говорить о варварах, то это самые хваткие и жадные люди на земле. Если вы уступите им одно ли вашей территории, они захотят получить два, а получив два, потребуют четыре.

Стоявший рядом на коленях принц Хуэй снова зашипел, негодуя на какого-то выскочку, посмевшего спорить с императором. Но голос Даогуана звучал так же ровно.

— Это все, чего они хотят?

— Есть еще одно, последнее требование, ваше величество. Они хотят голову уполномоченного Линя.

— Он значительно превысил данные ему права.

Мартину не нравился Линь, но в конце концов тот просто выполнял приказ так, как он его понимал.

— Подобно мне Линь поступал так, как считал должным.

Снова раздалось осуждающее шиканье принца Хуэя. Однако император улыбнулся.

— Мы это обдумаем. Но скажите мне, что вы ждете от меня?

— Ваше величество, этим людям нужно дать сражение и гнать их с такой решительностью, чтобы они на много лет забыли сюда дорогу.

— Однако по вашим же словам, Баррингтон, это совсем непростое дело. Это будет стоить многих жизней и многих таэлей.

— Но и спасет многие жизни в конечном счете. Несколько мгновений император изучающе разглядывал Мартина и наконец сказал:

— Я верю вам. Я верю в вашу честность и мужество. Я верю, что вы изо всех сил сражались с варварами. Я вознаграждаю храбрость и преданность. — Он поднял руку, и евнух поспешил к нему с подносом, на котором лежали сверкающие броши. — Подойдите, сюда, Баррингтон, — велел император.

Изумленный Мартин оглянулся на принца Хуэя, тот быстро кивнул. Баррингтон пополз на коленях, пока не оказался перед императором на расстоянии вытянутой руки.

Даогуан взял брошь и прикрепил ему на грудь.

— Я награждаю вас этой сапфировой брошью чиновника третьего ранга и жалую соответствующим этому рангу военным знаком — «леопардом». Но кроме того, за ваши заслуги перед династией… — Он снова поднял руку, и другой евнух выступил вперед, держа в руках желтое шелковое одеяние. — Я дарую вам охотничью куртку Цинов как свидетельство того, что вы снискали милость Сына Небес.

— Я… я благодарю ваше величество, — запинаясь, проговорил Мартин.

— Теперь ступайте. Я сообщу вам о моем решении после того, как все обдумаю.

Пятясь, Мартин также на коленях покинул зал.

— Ты был на аудиенции у Сына Небес! — Чуньу охватил благоговейный трепет. — И теперь ты чиновник третьего ранга. — Она обняла и поцеловала Мартина. — Расскажи мне про него, Баррингтон. Расскажи мне о его величии, о его могуществе.

— И того и другого он явил мне совсем немного, — отбивался Мартин. — Поживем — увидим.

Уже смеркалось, когда Мартина снова вызвали в зал приемов и он снова предстал перед принцем Хуэем, Хо Сэньфу и еще одним чиновником, которого прежде не видел. Судя по крепкому сложению и густым усам, это был маньчжур. Мартин украдкой взглянул на занавеску — кто знает, вдруг за ней опять сидит Сын Небес и прислушивается к разговору?

— Его величество принял решение, — сказал принц. — Вы немедленно возвращаетесь в Нанкин, Баррингтон. С вами едут Хо Сэньфу, а также, — он посмотрел на сидящего справа, — специальный императорский уполномоченный Динчжэн. Там вы встретитесь с генералом варваров и дадите согласие на их требования, но с одним исключением: уполномоченный Линь Цзэху не будет им выдан. Если он заслуживает наказания за чрезмерное, рвение, то оно будет применено к нему по указу Сына Небес. А сейчас идите. Вам надо спешить.

Мартин проглотил комок в горле и снова украдкой взглянул на занавеску.

— Если мне позволят обратиться к его величеству…

— Вы полагаете, его величеству нечем больше заняться, кроме как бесконечно вас выслушивать? Я дал вам указания. Займитесь их выполнением. Сделайте все как надо, пресеките наскоки этих варваров, и торговые привилегии Дома Баррингтонов будут закреплены до скончания веков.

Динчжэн и Хо Сэньфу вышли вместе с Мартином.

— Выезжаем тотчас, — сказал Динчжэн.

— Вы так спешите капитулировать? — спросил Мартин. — Боюсь, его величество получил неверный совет. Надо было вступить в сражение и разгромить англичан.

— Слишком поздно, — ответил Динчжэн. — Сегодня утром пришло известие, что их корабли вошли в Янцзы и пробились вверх по реке.

— Как далеко? — Мартин был ошарашен.

— Они вступили в бой с артиллерийскими батареями в Цзянъине и подавили их, затем прошли мимо Циньцзяна. Прибывший утром гонец сообщил, что варвары уже обстреливают Нанкин.

Мартин не дал своей команде ни минуты отдыха, днем и ночью без остановки сампан спускался вниз по каналу. Бомбардируют Нанкин! Его семья под обстрелом! Отцу-то не привыкать, но его любимая, Джейн…

— Если она погибнет, тебе не на ком больше будет жениться, — небрежно заметила Чуньу.

Восемь суток спустя после отъезда из Пекина они достигли реки и увидели, что выход из Великого канала сторожат два британских фрегата: они напрочь пресекли движение судов как по Янцзы, так и собственно по каналу. Мартину донесли об этом знаменные на берегу и шкиперы сампанов, которых уже завернули обратно. Тем самым Хок показывал, что не замедлит осуществить свои угрозы и свести на нет китайскую, торговлю по воде — эффективнее даже, чем это сделали тридцать лет назад Роберт Баррингтон и Чжэн И Сао.

Мартин поднял белый флаг. После того как он назвал себя и заявил о цели своего путешествия, ему разрешили следовать дальше.

На реке у Нанкина стояли три линейных корабля и три фрегата, а также несколько транспортников. На северном берегу напротив города высадились войска и разбили там палаточный лагерь. Позже Мартин узнал, что три других линейных корабля были посланы к устью реки с целью предотвращения блокады с моря, которую мог предпринять китайский флот.

Весла несли сампан вверх против течения, а Мартин пожирал глазами город. Заметных разрушений не было, зато сильно поредело плавучее предместье из стоящих у берега сампанов, которое раньше растягивалось чуть ли не на полмили. С первого взгляда не пострадал вроде бы и принадлежащий Дому огромный склад, но странное дело — флага, который обычно развевался над ним, теперь не оказалось на месте. Мартин направил свой сампан к флагману Британской эскадры.

— Ну, Баррингтон, — спросил Хок, — с миром или с войной?

— Сын Небес выбрал мир, сэр Хью. Поскольку, как он сказал мне, произведенные внешними варварами разрушения для маньчжурской империи — это не более чем булавочные уколы.

Хок молча воззрился на Мартина, а Эллиот изо всех сил старался сдержать улыбку.

— Идемте вниз, мистер Баррингтон, — пригласил адмирал.

Мартин представил Динчжэна и Хо Сэньфу, которые поднялись на борт вместе с ним, однако Хок почти не обращал на них внимания.

— Значит, говорите, ваш император согласен на наши требования? — спросил генерал, когда все уселись за стол.

— За одним исключением. Его величество не выдаст вам уполномоченного Линя. Если уполномоченный заслуживает наказания за чрезмерное рвение, то это дело маньчжуров.

— Я предупреждал вас, что переговоров не будет, — сказал Хок. — Мои требования можно либо принять целиком, либо отвергнуть.

— Конечно, вам решать, — ответил Мартин.

Хо Сэньфу обеспокоенно заерзал, Динчжэн принял озадаченный вид.

Эллиот откашлялся.

— Собственно говоря, сэр Хью, мы получили именно то, за чем пришли. Если Баррингтон заверит нас, что с этим человеком, Линем, соответствующим образом разберутся, то я рекомендовал бы подписать договор.

— Черт побери! — воскликнул Хок. — Хорошо, Баррингтон, вы можете дать нам такое заверение?

Мартин обещал: он знал, что Линь понесет наказание, пусть даже это будет всего-навсего денежный штраф.

Мартину не терпелось скорее сойти на берег и оказаться в Доме. Отсутствие флага тревожило его. Недобрые предчувствия подтвердились: едва он вошел в ворота, в глаза бросились окаменевшие от горя лица слуг, вышедших с поклонами ему навстречу.

Дом стоял целехонький, не заметно никаких следов разрушений после недавнего обстрела города.

— Как это случилось? — спросил он Канцзюя.

— Наверное, из-за гнева, который он испытал, видя все происходящее. Великий Баррингтон испустил громкий крик — и умер.

Мартин смотрел мимо него, на Джейн. В отличие от облачившихся в белое китайцев она была в черном.

— Или, возможно, из-за того, что он узнал о нас с тобой, — спокойно добавила она по-английски.

Роберта Баррингтона забальзамировали, так как считалось, что нельзя хоронить покойника, пусть и христианина, в отсутствие старшего из сыновей. Цзэньцзин стояла на коленях у гроба. Ее глаза покраснели, и у Мартина не было оснований сомневаться в неподдельности ее скорби. Рядом с матерью стоял на коленях Джон Баррингтон. При появлении Мартина они поднялись на нога.

— Для меня он значил гораздо больше, чем для тебя, — прошипела Цзэньцзин. — А убило его потрясение, которое он испытал, узнав о твоей любовной связи с Джейн.

— Ему был восемьдесят один год, — печально прошептал Мартин, глядя сверху на такие знакомые черты — смерть смягчила присущую им резкость. Его отец прожил жизнь, которой позавидовали бы многие. Для него она вся была борьбой, нередко против целого мира. Но — успешной борьбой, которая увенчалась триумфом… длившимся до тех пор, пока своенравие младшего сына не поставило существование Дома на грань краха.

Этого удалось избежать, Дом теперь даже в большей безопасности, чем когда-либо. Мартин горевал, что отец не успел узнать о почестях, дарованных Сыном Небес.

— Что будет с нами? — спросила Цзэньцзин.

— Ты вдова моего отца, — успокоил Мартин. — А маленький Джон мой родной брат.

От удивления она, казалось, лишилась дара речи, затем, склонив голову, схватила сына за руку и увела из комнаты.

— Она ненавидит тебя, — заметила Джейн.

— Но навредить мне она теперь не может. — Он обнял ее за плечи. — Никто нам теперь не помешает.

Она вздрогнула.

— И даже чувство собственной вины?

— Я женюсь на тебе, — сказал он, — и мы будем счастливы. Никто больше не в силах нам помешать.

Хун Сюцюань стоял на улице Кантона и смотрел, как мимо важно шествуют варвары. Какой у них самонадеянный вид — это самонадеянность сильных! Хотел бы он понять, в чем истоки этой самонадеянности. Не просто же в умении строить огромные корабли и отливать гигантские пушки, выковывать острые штыки и неукоснительно соблюдать дисциплину. Это важно, понятное дело, но еще не все. Ведь физическая мощь не более чем внешнее проявление духовной силы. Вот в чем тайна внешних варваров, и эту тайну необходимо разгадать, если он хочет найти людей, способных вытянуть Срединное Королевство из поглотившей его ленивой спячки, изгнать маньчжуров и создать Небесное королевство великого спокойствия — Тайпин Тяньго, о котором он грезил.

Шум на углу улицы вывел его из мечтательного состояния. Какой-то варвар, судя по одежде — из гражданских, обращался к кучке горожан. Он говорил на общепринятом китайском, который здесь мало кто понимал, соответственно и слушателей набралось немного. Однако Хун, проработавший изрядное количество лет с Сун Танчу, освоил это наречие и даже понимал кое-что из гнусавой тарабарщины оратора. Хун подошел поближе, чтобы лучше слышать.

— Придите и спасетесь, — говорил человек. — Отрекитесь от ваших ложных богов, от вашей ложной философии, наш Отец — вот единственно истинная вера. Верьте в Него. Верьте в Господа нашего Иисуса Христа и да будете спасены во веки вечные. Не устрашитесь отвратиться от своего прошлого, ибо кто дерзнет противостоять Силе Господней?

Хун придвинулся еще ближе.