Воскресение. Повести. Рассказы

52

Главный «герой» этой повести имел своего реального «прототипа». Как вспоминает близкий знакомый семьи Толстых, орловский помещик и коннозаводчик А. А. Стахович, в начале пятидесятых гг. ему рассказывали о «необыкновенной резвости Холстомера, пробегавшего 200 сажен в 30 секунд, еще в начале восьмисотых годов в Москве на Шабловском бегу графа А. Г. Орлова-Чесменского» (т. 26, с. 663). Брат А. А. Стаховича, писатель М. А. Стахович, собирался написать о Холстомере повесть; смерть в 1858 г. помешала ему это сделать. В предполагавшейся повести должно было говориться о том, «как покупает Холстомера на Хреновском аукционе богач московский купец… потом переходит он к лихому гвардейцу времен императора Александра Павловича, который дарит знаменитого пегого столь же знаменитому Илье, главе цыганского хора. Возил «Холстомер» и цыганку Танюшу, восхищавшую своим пением А. С. Пушкина, потом попадает он к удалу молодцу-разбойничку, а под старость, уже разбитый жизнью — к сельскому попу, потом в борону мужика и умирает под табунщиком». Это и было рассказано Толстому. «В 1859 или в 1860 году ехал я с Львом Николаевичем на почтовых из Москвы в Ясную Поляну. Дорогой рассказал я сюжет повести «Похождения пегого мерина», которую не успел дописать покойный брат, и мне показалось, что мой рассказ заинтересовал графа» (т. 26, с. 663, 664).

За «историю лошади» Толстой принялся в 1861 г.; работа шла довольно вяло; в 1863 г. он признавался, что «мерин не пишется, фальшиво». Тем не менее первая редакция повести, под названием «Хлыстомер», была в 1863 г. написана, однако не напечатана.

Лишь в 1885 г. Софья Андреевна, жена Толстого, предпринявшая пятое издание собрания его сочинений, включила повесть в третий том. За несколько недель Толстой переработал повесть и создал вторую ее редакцию. По сюжету она совпадает с первой (за исключением смерти Серпуховского, — в редакции 1863 г. он уезжает); однако в ней усилено обличительное звучание. Так, например, размышлениям Холстомера о преступной и несправедливой собственности у людей дана характерная для позднего Толстого философская окраска. Изменился образ Серпуховского. Если в первой редакции он — обаятельный и беспечный весельчак («кто счастлив, тот и прав», — как записал Толстой в дневнике 1863 г.), то в редакции 1885 г. это уже ничтожный прожигатель жизни, нравственный урод. Его старость — грязна, а смерть — отвратительна, в противоположность жалкой, но трогательной старости и гибели Холстомера.