Через 10 дней (1/14 ноября) я получил официальную бумагу отдела жилых помещений Московского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов с требованием за 10 дней освободить всю квартиру, т. к. в ней нуждается другое учреждение, некая "диктаторская лесная коллегия", задачей которой является снабжение Москвы топливом. Я уже говорил, что в первые месяцы большевистского режима, когда он ещё не вполне укрепился, во многих сферах царил полный хаос. Рождались совершенно новые учреждения, права которых не были точно очерчены, прежние законы утратили силу и часто у жителей не было никакого основания для защиты своих прав. Что делать? За 10 дней мне нужно было найти какую-нибудь квартиру, где я мог бы поместить все книги магазина, весь архив редакции "Ла Ондо дэ Эспэранто", архив института и его библиотеку и, кроме того, мои вещи, мебель и т. д. Всё надо было упаковать и перевезти. А я был один. Положение было ужасным. Дело усложнялось ещё тем, что тогда трамваи не работали из-за недостатка электроэнергии, извозчиков было мало и они запрашивали такую плату, какую я не мог заплатить. Поэтому я вынужден был всюду бегать пешком и терять много времени.
Первым делом я заявил протест против реквизиции, но на него не обратили внимания. Тогда я побежал в Комиссариат народного просвещения с просьбой защитить хотя бы библиотеку института, ибо её грозили выкинуть и она совсем бы погибла. К счастью, там к моей просьбе отнеслись очень благосклонно и выдали мне так называемую охранную грамоту — "защитное предписание", по которому никто не мог реквизировать ни саму библиотеку, ни помещение. Но предписание было выдано после принятия решения о реквизиции квартиры и породило конфликт между двумя государственными учреждениями. Пользуясь этим обстоятельством, я вместе с господами Рейнштейн и Кратохвила быстро перенёс библиотеку, книжный магазин и свои вещи в две угловые комнаты и кухню, откуда имелся отдельный выход, и вывесил на дверях охранную бумагу. Это спасло всё от полного уничтожения. Диктаторская коллегия, заняв другие комнаты квартиры, не решилась насильно выбросить хранящиеся в двух комнатах книги и ограничилась лишь еженедельным направлением мне официальных бумаг, настаивающих на скорейшем освобождении всей квартиры.
Защитившись таким способом от немедленного выдворения, я начал хлопотать о другой квартире и готовить книги к перевозке. Но мы тогда жили в таких условиях, когда все средства — финансовые, продуктовые, вещевые, топливные, — были мобилизованы на фронт гражданской войны. Из-за недостатка хлеба жители бежали в провинцию, чтоб искать там необходимое пропитание; свои квартиры они оставляли нетоплеными, ибо не было топлива; в результате трубы, по которым в дома поступала вода, лопались; квартиры затоплялись и требовали срочного ремонта. Из-за этого я нигде не мог найти более или менее подходящую квартиру и выбрал её в таком доме, на который не позарилось бы никакое учреждение с тем, чтоб снова реквизировать. У этого дома было хорошее дворовое строение — подвал, где я мог бы хранить мебель и часть книг. Этот дом находился вблизи от реквизированной квартиры и это облегчало переселение.
Реквизированную квартиру я окончательно покинул в последние дни декабря 1918 г. Ещё раньше из неё были вывезены вещи Московского общества эсперантистов. Главная забота об этом легла на председателя Общества Желтова. Он должен был в течение 10 дней найти помещение, хорошо упаковать книги, архив, мебель, пианино, нанять транспорт и т. д. К счастью, у одного из членов Общества, Н.В.Некрасова, в квартире была сверхнормативная комната. Было решено перевезти в эту комнату всё имущество Общества. К нему я добавил несколько упаковок, которые были временно помещены в наш книжный магазин на сохранение некоторыми его клиентами: военнопленным Кацичак, Айспуритом и другими. Я полагал, что в Обществе они сохранятся лучше, чем в любом другом месте.
Но инвентарь Общества пролежал в квартире Некрасова лишь несколько недель. Я уже говорил, что в то хаотическое время никакая квартира и никакой дом не были защищены от реквизиции. И каждый владелец старался каким-нибудь образом так заселить своё помещение, чтоб его не могли отобрать. На одной из маленьких улиц — Сивцевом Вражке, — довольно далеко от центра Москвы, некий богач владел роскошным многокомнатным домом, в котором он жил лишь со своей семьёй. Когда произошла революция, он, опасаясь ареста, сбежал из Москвы и доверил беречь дом одному полуэсперантисту Барону. Этот товарищ решил, что если в этот дом вселится какое-нибудь культуронаправленное общество, то никто не сможет его реквизировать. И вот из этих соображений он убедил товарища Желтова переселить наше Общество в этот дом и назвать новое помещение Домом Эсперанто. Эту идею очень отстаивал и другой молодой эсперантист Розенблат. Таким путём Общество вселилось в большой отдельный дом.
Так как этот дом имел множество комнат, туда вскоре переселились беженцы, наши единомышленники Бреслау, Йодко, Евстифеев и Иванов-Кальянов. Дом стал как бы Эсперанто-отелем. В нём от владельца осталась роскошная обстановка, к которой добавилась мебель Общества. Никто не знал, кто является владельцем и хозяином дома и его обстановки.
Это был истинный эксперимент анархической жизни. Административные функции в Обществе взяли на себя Желтов и Розенблат. Они решили торжественно отпраздновать открытие нового помещения для Общества. Об этом было объявлено через московские газеты. Объявления прочли несколько жуликов, которые нашли это торжество весьма хорошим случаем для применения своей профессии. По объявлениям собрались многие московские эсперантисты. Их попросили раздеться в вестибюле, который никто не охранял. В ходе встречи вдохновенные речи произнесли Евстифеев, Футерфас и другие. Казалось, всё было в порядке, но когда встреча закончилась и гости пожелали одеться, некоторые из них не обнаружили своих пальто. Среди пострадавших оказался наш ревностный единомышленник Демидович. Он настаивал, чтобы пальто ему вернули. Но кто является ответственным лицом? Поскольку главным инициатором встречи был несчастный Желтов, он стал первым объектом гнева пострадавших. После ему пришлось потратить много времени, чтобы где-нибудь найти пальто взамен украденного; дело осложнялось тем, что в это время все частные магазины одежды были уже реквизированы и одежду нельзя было найти нигде, кроме государственных складов.
Схожий случай произошёл со мной в прошлом году, когда какой-то жулик явился в наш институт в Лубянском проезде, чтоб получить информацию о курсах Эсперанто и, уходя, стащил пальто одного из курсантов. Но тогда ответственным лицом был я и в то время ещё существовали частные магазины одежды. Для удовлетворения потерпевшего мне пришлось заплатить за пальто сумму, которая поглотила годовой доход от курсов.
Но возвращусь к жизни в Доме Эсперанто. Поскольку я перевёз имущество книжного магазина в новое помещение (Уланский переулок), которое совершенно не подходило для продолжения работы магазина, я переложил эту работу на жителей Дома Эсперанто и добровольцев, желавших там работать. Среди них был уже упоминавшийся Розенблат. Для облегчения их работы я переместил туда небольшой запас учебников и эсперантской литературы. Учебники оказались у меня в то трудное время следующим образом.
Я уже говорил, что в 1918 г. заказал клише на все части своего учебника "Тута лингво Эспэранто" и по случаю приобрёл бумагу для печатания 6000 экземпляров. Типография Венгерова согласилась печатать книгу с этих клише, не требуя денег вперёд. В ноябре книга была напечатана и я должен был заплатить типографии 7500 рублей. Деньги в банке у меня имелись, но тогда все банки были национализированы и выдавали деньги только по частям. Таким образом, всю сумму заплатить я не мог, а типография требовала, ибо ей самой деньги были срочно нужны для закупки хлеба для рабочих. Грозила опасность утраты всего издания. В долг тогда никто не давал, ибо деньги теряли свою ценность ежедневно. В этой безнадёжной ситуации помог наш единомышленник д-р Корзлинский. Имея многих богатых знакомых в Москве, он где-то достал нужную сумму и книга была выкуплена. Часть тиража я сразу продал государственному книгохранилищу и полученными деньгами вскоре расплатился с заимодателем и своим братом. Таким образом мой риск не вызвал чьих-либо денежных потерь, а у меня осталось некоторое количество книг для продажи.