Восстание 1916 г. в Киргизстане

XI. Бегство участников восстания в Китай

1917 года января 7 дня. Мы, нижеподписавшиеся, войсковой старшина Семиреченского казачьего войска Петр Васильевич Бычков и драгоман Кашгарского генерального консульства Григорий Феофанович Стефанович постановили сей протокол в нижеследующем: во-первых, нам известно из опроса наших русских пленных, отобранных у киргиз, перешедших русскую границу мятежников киргизского восстания в августе м-це 1916 г.; во-вторых, из опроса киргиз, пойманных, т. е. участников восстания и перешедших в китайские владения; в-третьих, из опроса русских подданных аксакалов кашгарского уч-турфанского и аксуйского; в-четвертых, от местных скототорговцев, и в-пятых, что сами лично видели, выясняется, что киргизы-мятежники Пржевальского и Пишпекского уездов при бегстве через горные перевалы на китайскую территорию с половины сентября и до начала ноября потеряли почти весь свой ограбленный у русских скот: рогатого скота нет, лошадей осталось 10 процентов, баранов осталось одна четвертая часть и верблюдов около половины.

Оставшийся скот, по своему изнурению и в данное время недостатка корма, не внушает надежды на его просуществование до весны, т. е. до зеленого подножного корма. В настоящее время сухой корм слишком дорог: сноп клевера 3–5 фунтов — 1 руб., ячмень пуд — 5 р. 50 коп., а курс нашего рубля пал на 75 %, т. е. его берут за 25 коп.

Последнее время киргизы, как и раньше, продолжают итти в глубь Китая на подводах по найму, многие идут пешком, даже есть случаи матери оставляют своих грудных детей, продают подростков как девочек, так и мальчиков. Продают последнюю свою одежду; весь Уч-Турфанский базар завален киргизскими вещами, как-то: войлоками с юрт, казанами, арканами, седлами и остальными дом. вещами.

Войсковой старшина Бычков.

^{Копия с копии ЦАУ Уз5. ССР, из дет Туркестанского комитета Врем. пр-ва за 1317 г., арх. № 10, стр. 292; ЦАУ Кирг. АССР К-55/17, стр. 1.}

(Копия с донесения в Российскую императорскую миссию в Пекине от 1 декабря 1916 г. за № 3300.)

№ 3302

1 декабря 1916 года

г. Кашгар

По вопросу о волнениях среди инородцев в Семиреченской области в связи с призывом их, во исполнение высочайшero повеления, на тыловые работы и о бегстве их в пределы Северной Кашгарии с захваченными партиями женщин и детей, имею честь донести следующее:

В середине июля сего года среди дунган Пржевальского уезда начали циркулировать слухи, что их всех заберут и пошлют на войну. В то время как администрация уезда объясняла инородцам условия их призыва на тыловые (работы, партия дунган человек в 70–80, подлежащих призыву, бежала в Китай в направлении на Аксу и Кульджу. Так как русские дунгане за свое сорокалетнее пребывание в России не утратили тесных родственных и торговых сношений с китайскими дунганами, го им обеспечен был приют их китайскими родственниками, и они могли легко укрыться от преследования и розысков. Бегство дунган послужило примером для киргиз, которые были смущаемы разными мусульманскими агитаторами, введшими их в заблуждение относительно действительных условий их призыва. Оставаясь внешне спокойными и подчиняясь распоряжениям властей, в десятых числах августа киргизы начали общее восстание в Семиречье. Скопление их большими массами в отдельных пунктах, как на ярмарках, лишило администрацию возможности успешной борьбы с ними, чтобы подавить восстание в зародыше. Сделавшись хозяевами положения, киргизы в течение десяти дней выжгли и вырезали наполовину Джаркентский, Пишпекский уезды и полностью смели Пржевальский уезд, за исключением гор. Пржевальска, на который вели правильную осаду. Дунгане Пржевальского уезда, принявшие участие в этих волнениях и действовавшие в заговоре с киргизами заодно, должны были первые оставить своих сообщников и бежать в Китай, после того как их селения были подожжены и совершенно уничтожены высланными для этого казаками, к тому же киргизы не могли упустить хорошего случая, чтобы не ограбить и дунган.

Мятеж этот сопровождался ужасными грабежами и убийствами, носившими чисто азиатский характер, мужское население поголовно убивалось, дети же и женщины подвергались гнусным насилиям и уводились в горы, где они принуждались выйти замуж за киргиз, изменив предварительно свою веру[73].

Первая волна беглецов в пределы Китая, состоявшая исключительно из дунган, совершенно была неожиданна для китайских властей и застала их врасплох, чтобы противодействовать ей хоть сколько-нибудь. Первые партии дунган, в несколько человек, начали появляться в гор. Уч-Турфане, ближайшем пограничном пункте, 15–16 августа, в дальнейшем поток этот начал возрастать до нескольких тысяч в день, так как помимо русских дунган бежали китайцы и китайские дунгане, занимавшиеся торговлей и другими профессиями. Поведение всей этой массы было настолько угрожающим, что согласно донесениям командированного мною в Уч-Турфан драгомана Консульства коллежского секретаря Стефановича китайские власти сами опасались возможности подобных беспорядков в своих пределах, поэтому о каких-либо мероприятиях, направленных к задержанию или выселению бежавших, на чем настаивал перед китайскими властями коллежский секретарь Стефанович, не могло быть и речи, все усилия китайских властей, не располагающих к тому же достаточными военными силами в гор. Уч-Турфане, были направлены к тому, чтобы избежать скопления беглецов в самом городе и предотвратить раздачей хлеба и провизии возможный голодный бунт этих измученных дорогой беглецов.

В первых числах сентября в китайских пределах начали появляться небольшими партиями киргизы. Располагая большими стадами скота, не позволявшими им быстро двигаться, киргизы в своей, массе начали переходить китайскую границу только в 20-х числах сентября. К этому времени в Семиречье собралось достаточно вооруженных сил, которые, энергично преследуя их (киргиз), загоняли бунтовщиков в Китай. Киргизы двигались в китайские пределы в 2-х направлениях: 1) мимо Нарынского укрепления через долину Аксай на перевалы Туругарт и Кельтебук в верховьях реки Кокшал, и 2) на юг от города Пржевальска через перевалы Бедель и Кайче, откуда попадали в Уч-Турфанский и Аксуйский оазисы. Первое направление оказалось затруднительным для движения большими массами: близость укрепления Нарынского о его гарнизоном являлась постоянной угрозой для мятежников в случае движения на Туругарт, помимо этого пограничные горы здесь имеют настолько суровый и непривлекательный вид и за отсутствием пастбищ не могли служить приманкой для киргиз. Поэтому через Туругарт на Чакмак направились только те киргизы, которые до начала беспорядков кочевали на юге от Нарына, и они попали сюда в количестве не более 2-х волостей, что объясняется также отсутствием волнений в больших размерах среди киргиз Нарынского участка. В противоположность первому направлению, куда двинулась незначительная часть киргиз, вся масса мятежников с главарями направилась через Бедель в Уч-Турфан и Аксу; близость этих оазисов с хорошими пастбищами к русской границе, незащищенность в этом направлении границы и перевалов дали возможность киргизам беспрепятственно двинуться сюда стихийным потоком. Здесь скопилось. свыше 20 волостей численностью свыше 30 000 человек.

Переходя к допросу о характере отношений китайских властей к мятежникам, то, за исключением единичных фактов, эти отношения должны быть определены как отрицательные, и китайцы чужды всяких симпатий к мятежникам. Это объясняется тем, что в прошлом Китайского Туркестана все волнения и мятежи имели своими источниками выходцев из бывшего Кокандского ханства, а также у всех еще в памяти восстание дунган. Поэтому с появлением первых же партий мятежных дунган и киргиз китайские власти, опасаясь возникновения волнений среди своих подданных, в ответ на мое ходатайство о недопущении мятежников вглубь на китайскую территорию, приняли соответствующие меры, сообразуясь с наличностью военных сил, которые имелись в их распоряжении. Я не могу не отметить внимательного и предупредительного отношения со стороны Кашгарского Титая-ма[74], который в ответ на мою просьбу не допускать киргиз на китайскую территорию, перешедших границу в районе Туругарта, принял меры к выселению их путем морального воздействия, направив ко мне уполномоченных, заявивших о своем желании возвратиться в русские пределы и клятвенно обещавших всегда подчиняться повелениям русской власти. Таким путем мне удалось направить обратно в Россию киргиз в количестве трех волостей, находившихся в районе перевалов Туругарт и Кельтебук^{17}.

Совершенно иную форму принял вопрос с недопущением киргиз на китайскую территорию в районе Уч-Турфана и их выселением обратно в пределы России. Командированный мною в этот район в июле месяце драгоман консульства колл. секр. Стефанович, еще когда не начинались упомянутые беспорядки, оказался ко времени потока дунган, бежавших в китайские пределы, как раз в Уч-Турфанe, сделавшемся впоследствии местом скопления мятежников. Благодаря личным хорошим отношениям с Аксуйским даотаем[75] коллежскому секретарю Стефановичу удалось добиться того, что даотай отказался от всяких сношений с уполномоченными мятежных киргиз, просивших даотая разрешения пропустить их на китайскую территорию. В ответ на это, даотай поставил на перевалах стражу, препятствующую переходу границы, и вывесил повсюду в городах объявления, что переход мятежникам на китайскую территорию не разрешается и просьба их о принятии в китайское подданство, не может быть уважена.

Уполномоченные от киргиз, которые появились в это время в Уч-Турфане, направлялись даотаем к коллежскому секретарю Стефановичу, но старания последнего возвратить киргиз обратно в Россию, несмотря на такое же желание со стороны киргиз, не достигли цели. К этому времени в Пржевальском уезде собралась значительная масса разных войск, и они настолько начали энергично преследовать мятежников, что часто не отличали их от мирных жителей. Вследствие этого направленные коллежским секретарем Стефановичем специально посланные к уездным властям города Пржевальска узнать об условиях приема бежавших киргиз, не достигли своей цели, так как казачьи разъезды стреляли по всем, кто появлялся по дороге на Пржевальск. Вследствие этого, когда массы мятежников, преследуемые русскими войсками, направились в город Уч-Турфан, то китайские власти оказались бессильными, не имея в своем распоряжении достаточного количества войск противодействовать стихийному движению киргиз.

Необходимость же вызвать из Уч-Турфана командированного туда драгомана консульства Стефановича ввиду предстоящего отъезда секретаря консульства надв. сов. Роздольского, назначенного в Куанченцы, и отсутствие указаний из министерства, коим бы признавалась необходимой названная командировка, лишили меня, с одной стороны, возможности быть в курсе движения киргиз в Уч-Турфан, с другой стороны, с отъездом коллежского секретаря Стефановича китайские власти почувствовали себя свободнее в своих сношениях с бежавшими киргизами, позволяя им переходить китайскую границу под условием уплаты значительной суммы денег и большой дани натурой — скотом, лошадьми и проч… С целью выяснить размен движения киргиз и возможности их возвращения в русские пределы, я решил воспользоваться для этого услугами надежных туземцев, имеющихся в распоряжении консульства. Так, мною было послано несколько лиц на место стоянок к перевалу Кельбебук, Упаталкан и местность Чакмак. Посланным было поручено убедить киргиз добровольно возвратиться в Россию, где к ним, в случае их невинности, русские власти будут относиться по-прежнему. Насколько миссия подобных лиц оказалась в вышеназванных местностях удачной, достигнуто почти полного выдворения беглецов, настолько она оказалась безрезультатной в Уч-Турфанском районе. Это объясняется главным образом присутствием в этом пункте главарей мятежа, опасающихся возмездия для себя и запугивающих поэтому желающих возвратиться.

Присутствие в горах русских войск, стреляющих по воем, кто появится по дороге, лишает киргиз возможности направить уполномоченных к уездным властям с изъявлением своей покорности, к чему они обнаруживали неоднократные попытки.

Наплыв такой массы киргиз с большими стадами скота в такой небольшой оазис, как Уч-Турфан, вызвал свои последствия, и далеко неблагоприятные, как для самих киргиз, так и для местного населения. Уч-Турфан, обычно снабжающий хлебом Кашгар и другие города, начинает испытывать уже теперь недостаток в хлебе и корме для скота. В то время как хлеб поднялся в цене в 5–6 раз против прежнего, обратно понижение цен произошло на скот. При таком положении через 2–3 месяца в городе Уч-Турфане и соприкасающемся с ним районе неизбежны голод для населения и падеж скота. Доведенные до такой крайности, киргизы проявляют сговорчивость и желание возвратиться в пределы России, и даже те из них, которые теперь еще упорствуют.

Что же касается вопроса о розыске и отбития у киргиз захваченных ими во время мятежа русских женщин и детей, то я не могу не указать на своевременность и рациональность мер в этом отношении, принятых командированным мною в Уч-Турфан драгоманом консульства колл. секр. Стефановичем. Названный драгоман консульства, получив сведения об имеющихся среди киргиз русских женщинах и детях, организовал из русскоподданных сартов партию в 12 человек, которые под видом торговцев свободно разъезжали среди киргиз, разыскивая среди них русских женщин и детей. Помимо этого посылаемые мною туземцы к киргизам с целью убедить их возвратиться в Россию имели всегда специальное поручение разведать об уведенных киргизами русских женщинах и детях. Благодаря вышеупомянутым мерам, мне удалось до настоящего времени освободить свыше 60 женщин и детей, часть коих в 30 человек прибыла уже в Кашгар, остальные же находятся в Уч-Турфане; для препровождения их в пределы России и поимки главарей мятежа командирован, по моей просьбе, в Уч-Турфан Семиреченским военным губернатором войсковой старшина Бычков с 60 казаками, имеющими на-днях Прибыть в Уч-Турфан.

Донося о вышеизложенном, я не могу Не обратить внимания императорской миссии, что для успешной ликвидации вопроса о бегстве мятежных киргиз, их обратном выдворении в пределы России и о захвате главарей мятежа необходимо командировать в Уч-Турфанский и Аксуйский районы одного из чинов консульства, так как отдаленность помянутых городов от Кашгара лишает меня возможности быть в курсе намерений и мероприятий китайских властей в отношении к беглецам, чтобы своевременно, с своей стороны, принять те или иные меры, дабы не дать китайцам проводить свои планы, ее соответствующие в этом вопросе нашим интересам. Так, по имеющимся в моем распоряжении сведениям местные китайские власти благожелательно относятся к мысли о принятии бежавших киргиз в китайское подданство и о предоставлении им земель под пастбища в Аксуйском и Кучарском районах.

В заключение считаю долгом присовокупить, что по полученным мною сведениям китайские власти, в лице аксуйского даотая, отнеслись весьма сочувственно к некоторым из наших мятежников, главным образом, дунганам, и направили их на постоянное жительство в местность Лоб-Нор, где им будут бесплатно предоставлены земельные участки. Сведения эти проверяются через аксакалов вверенного мне консульства.

Генеральный консул (подпись не разборчива)

^{Настоящая копия взята из дел ЦАУ Узб. АССР, фонд КТГГ, 1916 г., арх. № 43/4. По архивным материалам ЦАУ Кирг. АССР, фонд № А А-57/138 за 1916 г., стр. 30–38.}

(Начало 1917 г.)

Господину российскому императорскольу генеральному консулу в Кашгаре

драгомана консульства коллеж, секр. Стефановича.

Докладная записка

о волнении среди киргиз Семиреченской области и о бегстве их в китайские пределы

По полученным мною сведениям, путем опроса отобранных от киргиз русских пленных, по показанию арестованных участников мятежа, по рассказам очевидцев мятежа русских и китайских подданных сартов, по справкам, полученным от пострадавших в той или иной мере от названного мятежа, по донесениям аксакалов в Уч-Турфане и Аксу и лиц, специально посланных в разные места на разведки, а также по сообщению духовных лиц из мусульман, пользующихся у киргиз большим влиянием и авторитетом, — картина волнений в Семиреченской области и причины, вызвавшие их, представляются в следующем виде.

В начале июля среди киргиз заметно было некоторое брожение и смущение, вызванное, повидимому, ожиданием призыва на тыловые работы во исполнение высочайшего повеления. Киргизы — чернорабочие, торговцы и другие, имеющие знакомство среди русских, неоднократно обращались к последним с вопросами о характере призыва, причем вопросы, предлагаемые ими, порой носили не только бессмысленный характер, но видно было, что смущение вызывалось и сеялось среди них злонамеренными лицами, чему способствовало крайнее невежество киргизской массы. Так, киргизы говорили, что они будут посланы на работы на фронте в места, находящиеся между русскими войсками и немецкими, причем в них будут стрелять как те, так и другие. Когда им указывали на вздорность подобных слухов и разъясняли истинные условия призыва, что они будут определены только на тыловые работы и что им будет выдана соответствующая заработная плата, то они не только не верили этому, а указывали на такие факты, как на то, что ими представлены были по требованию начальства юрты, войлоки, пайпаки (чулки), давались лошади по ремонту, но денег они или совсем не получали, или если получали, то далеко несоответственно со стоимостью взятых вещей, а также и вопреки ценам, заявленным властями на те или иные предметы, потребные для армии.

Объяснение этого кроется в родовой организации киргизского быта. Строгое и безответственное подчинение старшему в роде, имеющее за собой много положительных сторон, бесспорно было необходимым элементом в организации внутреннего управления киргиз, до тех пор, пока они жили самостоятельно, не входя в соприкосновение с административной организацией русского государства. С момента подчинения киргиз и включения их в отдельные административные единицы, какой являлась среди них волость, родовой киргизский быт начал обнаруживать и свои отрицательные стороны, отчего больше всего страдало само киргизское население. С разделением киргиз на волости, и с введением волостного управления, среди них начинается партийная борьба[76] из-за получения должностей старшины, судьи и пр. При таких обстоятельствах влияние старших в роде начало утрачиваться и переходить к богатым, имеющим возможность использовать свои материальные блага для получения места, или же к лицам, не чуждым физического воздействия на киргизскую массу, державшим ее в постоянном страхе, и кабале. Последнее является особенно характерным для киргизского быта, — уплата кибиточной подати и др. повинностей, как мирного времени, а также и вызванных войной, производилась волостными, которые брали с подчиненных им киргиз в 2–3 раза больше того, что с них требовалось, если даже надо было уплачивать деньги за взятые для нужд армии вещи, то волостные предпочитали оставлять их у себя. Управление киргизской массой уездной администрацией через подобного рода волостных, порой даже не бескорыстная поддержка их, усугубляют только тяжесть безысходного положения темной массы, лишенной возможности обратиться с жалобой на своих управителей. Когда отдельные лица советовали им обращаться к уездному начальнику или даже губернатору, то ответ получался слишком печальный — к губернатору нас не допустят, а уездный начальник — прогонит. При таком состоянии всей киргизской массы трудно было рассчитывать, чтобы мобилизация рабочих протекала без проявления нежелательных эксцессов. Богатые киргизы, занимающиеся торговлей или земледелием, как перешедшие на оседлое положение, были бесспорно против всяких волнений и склонны были удовлетворить требования призыва рабочих, так как помимо материального ущерба, который был неизбежен для них в случае мятежа, они, как более осведомленные, видели бессмысленность и гибельные последствия от неповиновения властям. Но этот класс лиц, как немногочисленный и малосорганизованный, хотя и пользовавшийся некоторым влиянием у киргизской массы, не в состоянии был противодействовать главарям, так называемым манапам, большинство коих и было, в силу указанных выше причин, волостными управителями. У последних было достаточно причин, чтобы противиться призыву киргиз. Господствуя почти неограниченно над киргизской темной массой, над ее имуществом и чуть ли ее жизнью (последнее не является преувеличением, так как бывали частые случаи убийства нежелательных манапам лиц, при чем сами они оставались в стороне), манапы усматривали в призыве киргиз на работы угрозу своему безответственному и неограниченному господству над ними. Главари это прекрасно сознавали, что власть их держится только благодаря невежеству и темноте киргиз, которые в общей своей массе, помимо гор и своего аула, ничего не видели, с призывом же на работы у этой же самой массы неизбежно, как результат более тесного общения с русским населением, могли зародиться хотя бы элементарные представления о праве, что в дальнейшем принесло бы и конец господству манапов. Последние могли предвидеть это, наблюдая проявления обнаружения противодействия в отношении к своим манапам со стороны киргиз, переведенных на оседлое положение, каковой перемене киргизского быта противодействовали, в силу вышеизложенных причин, опять-таки манапы. При таких условиях манапам предстояла дилемма отказаться от главенства и власти, которые перешли бы к другим лицам, их противникам, пожелавшим бы использовать такой благоприятный момент, как всеобщее брожение среди киргиз, вызванное призывом рабочих, или Же самим остаться во главе послушных им масс, имея к тому же в перспективе возможность грабежа и легкой наживы за счет мирного русского населения.

Вот почему почти во всех волостях руководителями мятежа оказались волостные старшины, которые, казалось бы, должны были быть безупречными исполнителями воли своего начальства и проводниками среди киргиз идей русской власти [77].

Помимо вышеизложенных причин нельзя не отметить известной близорукости и даже преступной неосведомленности со стороны местной администрации. Мятеж в таких размерах, какие он принял, не мог в своей подготовке пройти незамеченным. Помимо общего смущения и брожения среди киргиз, что было заметно для лиц, имевших с ними соприкосновение, такой факт, как собрание в несколько тысяч человек, в 10-х числах июля, в урочище Уч-Кунор, где киргизы решили противиться распоряжениям властей и не давать рабочих, при надлежащей осведомленности властей не мог пройти незамеченным уже в силу большого числа участников названного собрания. Отсутствие же точных посемейных списков с указанием возраста членов семьи помимо того, что давало произвол волостным писарям вносить и исключать из призывных списков подлежащих лиц по своему усмотрению, послужило поводом к тому, что главари начали запугивать массу тем, что в списки призыва будут внесены 16—18-летние как 19-летние, а лица старше 35 лет, не подлежащие призыву, будут записаны как 30—35-летние, так что в аулах останутся только одни женщины, дети, и глубокие старики. Отсутствие разъяснений о характере призыва со стороны администрации именно самой массе, которая подлежала, главным образом, призыву и была смущена именно теми главарями, которым давались разъяснения администрацией о значении высочайшего повеления, повело к тому, что массы отказались верить даже в наличность высочайшего повеления, объясняя призыв распоряжением местных властей, что еще больше способствовало решению киргиз не подчиняться требованиям властей.

Готовясь к открытому сопротивлению и восстанию, киргизы приняли во внимание и те силы, с которыми им предстояло вступить в борьбу. Даже на первый взгляд видно, что соотношение сил было в их пользу. В Пишпекском и Пржевальском уездах ко времени начала мятежа не было никаких войск, отсутствие же мужского населения вследствие призыва запасных в русских поселках давало им лишний

Шанс надеяться на успех мятежа, к тому же киргизской массе было внушено главарями, что войска находятся все на войне и что скоро будут забирать даже женщин, так как мужчин не хватает. При таких условиях возможность пограбить русское население, поживиться крестьянским скотом, оказалась настолько соблазнительной, что вся киргизская масса только и ждала благоприятного момента, чтобы наброситься на русское население[78]. Назначенный в середине августа призыв рабочих был причиной того, что киргизы решили не допустить этого и подняли восстание, Если у них не был определен заранее день самого восстания, то почва была настолько подготовлена, что необходимо было кому-нибудь только начать, чтобы пожар восстания охватил чуть ли ее всю Семиреченскую область.

В Пржевальском уезде восстание началось 8 августа на северо-западном берегу озера Иссык-куль нападением киргиз на большое село Сазоновку. С целью склонить к участию в мятеже лиц нерешительных, главари мятежа в Семиречье — сыновья майора милиции Шабдана, оказавшего в свое время большие услуги русскому правительству в деле организации киргизского быта, пользующиеся у киргиз большим влиянием и ставшие во главе этого мятежа, разослали повсюду гонцов с известием, что ими уже взяты Пишпек, Токмак и другие большие села Пишпекского уезда, захвачен целый транспорт винтовок и патронов, и что они идут на помощь Пржевальским киргизам, чтобы взять г. Пржевальск, при этом указывалось, чтобы киргизы избивали мужское население, женщин и девушек брали себе в жены, мальчиков-подростков до 15 лет — в пастухи.

Свыше 2-х недель киргизы грабили и убивали русских, уничтожая на своем пути все, что только им попадалось. Отрезанность Пржевальского уезда, окруженного со всех сторон мало доступными горами, как нельзя более способствовала преступным пленам киргиз уничтожить весь уезд и взять город. Хотя последнее им не удалось, но зато весь уезд был уничтожен (остались целыми только три села). Но подобное кошмарное положение продолжалось недолго. Начавшие прибывать понемногу войска стали преследовать киргиз. Первыми, признавшими свое поражение, оказались дунгане, поднявшие восстание вместе с киргизами, они уже в 15-х числах августа бежали в пределы Китая, где у них имелись родственники и торговые связи. Вскоре вслед за дунганами направились в пределы Китая и киргизы, перейдя границу в Кульджинском и Кашгарском районах.

Выясняя картину появления киргиз в Кашгарском консульском округе, приходится сказать, что главная масса их хлынула в Уч-Турфанский и Аксуйский оазисы и только незначительная часть их попала и в Кашгарский уезд. В Кашгарский уезд бежали киргизы в количестве 2-х волостей из Нарынского участка, где волнения оказались меньше, чем в других частях Пржевальского уезда, к тому же и сами бежавшие сюда оказались совсем мало причастными к мятежу — их бегство было вызвано опасением пострадать от своих же киргиз-мятежников, которые принудили бы их принять участие в мятеже или же разграбили бы их стада. При таких условиях беглецы из Нарынского участка не могли долго оставаться на китайской территории, и, действительно, они были выдворены консульством в места постоянного своего жительства, причем следует отметить тот отрадный факт, что они не понесли почти никакой потери скотом, возвратившись в пределы России со своими стадами.

Совсем другого характера представляется картина бегства киргиз и их экономического состояния в Уч-Турфанском районе. Сюда бежали киргизы из Пржевальского и Пишпекского уездов, большей частью волости, принимавшие видное участие в мятеже. Что же касается самого количества волостей, то таковое представляется довольно трудным определить точно. Киргизы при бегстве своем, преследуемые казаками, так перемешались, что теперь было бы невозможно провести прежнее подразделение их на волости — части одной и той же волости находятся в Кульджинеком районе и Уч-Турфанском. Общее же число киргиз в Уч-Турфанском и Аксуйском районах может быть определено в 100 000–120 000 человек. Вся эта масса появилась здесь в конце сентября и октябре. Двигаясь по горам и направляясь по малодоступным перевалам, киргизы шли, преследуемые по пятам русскими войсками, к тому же переобремененные награбленным имуществом и разными принадлежностями своего домашнего обихода, мало заботились о сохранении своего скота. Путь же, по которому они направлялись в Китай, оказался настолько тяжелым вследствие частых малодоступных для перехода гор, что большая часть скота у них пала по дороге. По одному только пути через перевал Бедель, которым, главным образом, направились киргизы в Уч-Турфанский район, насчитывается свыше 10 000 голов павшего скота и лошадей. Скот, который им удалось привести в китайские пределы, вследствие отсутствия корма здесь и перечисленных лишений в пут. и, пал почти полностью, если что и осталось у них, так это небольшое количество баранов и верблюдов, как более выносливых и малотребовательных животных. Принимая же во внимание, что новый корм в горах появится не ранее мая месяца, приходится предположить, что и эти незначительные остатки скота к тому времени падут, тем более, что и настоящий их вид не дает никакой надежды, что он в состоянии будет перенести оставшиеся 3–4 зимних месяца. Потеряв свои стада, главное свое богатство и состояние, киргизы очутились здесь в крайне бедственном положении. Не имея ничего, с утратой скота помимо жалкого домашнего скарба, киргизы, чтобы поддержать сколько-нибудь свое существование, начинают продавать самое необходимое из своего домашнего обихода — кошмы, казаны, чайники, седла, уздечки и прочее. Дороговизна на предметы первой необходимости в Уч-Турфане и Аксу ставит всю ту киргизскую массу перед лицом голодной смерти: среди них начинает появляться на почве недоедания эпидемия брюшного тифа, цынга и прочее. Чтобы избавиться от лишних ртов и тяжелой ноши в пути — киргизы начинают бросать на дороге и в местах своих стоянок малолетних детей, девочек же и мальчиков свыше 12 лет продают местным сартам по 30–40 рублей (при курсе рубля в 3 теньги вместо 12-ти). При таких условиях будущее их представляется крайне тяжелым и безысходным, если они перенесут зиму и доживут даже до весны, то и тогда не предвидится для них ничего облегчающего здесь, на месте, даже в виде работы на полях, так как местное население не испытывает недостатка в рабочих руках, а, наоборот, излишек своих рабочих отсылало в пределы России на заработки.

Что же касается выселения киргиз в Россию, при условии выполнения ими требовании, изложенных в секретном письме туркестанского генерал-губернатора на имя тов. министра ин. дел от 6 ноября 1916 г. № 1148, а именно:

1) выдача русских пленных, 2) оружия, 3) главарей и 4) изъявление покорности, то для них из всего этого окажется выполнимым разве только последнее — изъявление покорности, т. к. русские пленные ими уже давно убиты, за исключением тех женщин (65 человек), которые, благодаря принятым консульством мерам, были отобраны еще в сентябре и октябре; оружие же, как имеющее значительную ценность на местном рынке, продано или китайским подданным сартам, или, главным образом, отобрано китайскими властями. Что же касается требования выдачи главарей, то оно для этой массы, испытывающей такие ужасные лишения и нужду и к тому не имеющей никакой организации, не выполнимо. Кроме того, главари уже успели скрыться, бросив всю эту массу на произвол судьбы. Так, по последним сведениям, Шабданы направляются на юг, в Хотан, откуда хотят проскользнуть в Индостан или Афганистан.

Принимая во внимание бедственное положение киргиз, нужно иметь в виду, что при выдворении в пределы России, только незначительная часть из них сможет переехать самостоятельно, остальная же масса нуждается в помощи и притом в широких размерах — им нужно будет оказать поддержку, если не перевозочными средствами, так как они смогут дойти и пешком, то по снабжению их провизией, запасов коей у них нет, средств же на приобретение у них никаких не имеется. Я не говорю уже о том, что по возвращении в Россию они должны будут служить предметом особых забот администрации как по предоставлению им мест для жительства и самих жилищ, так как юрты и даже принадлежности домашнего обихода у них совершенно отсутствуют, так и по приисканию работы и средств к пропитанию, так как трудно допустить, чтобы русское население, ограбленное и столь обиженное ими, продолжало мирное с ними сожительство, наоборот, необходимо будет принимать меры к защите киргиз со стороны питающего к ним злобу русского населения и даже регулярные войска: нужно будет заботиться о снабжении этих киргиз провизией и необходимой одеждой и обувью, так как они совершенно обносились за свое долгое путешествие. Появившиеся среди них эпидемии тифа и цынги должны служить предметом особых забот по принятию санитарных мероприятий и по посылке надлежащего медицинского персонала для борьбы с названными эпидемиями и для предупреждения распространения этих болезней среди русского населения. Вот те вопросы, которые невольно возникают при мысли о весеннем водворении киргиз в пределы России.

Переходя к выяснению отношений со стороны китайских властей к бежавшим киргизам, приходится констатировать в данном случае два фазиса, через которые прошло развитие этих отношений, и притом чуть ли не диаметрально противоположных. Первая волна беглецов, которыми оказались дунгане, обнаружившаяся в середине августа, была настолько неожиданной для самих китайцев, что не могло быть и речи о том, чтобы китайские власти могли оказать какое-либо противодействие в недопущении их на свою территорию. К тому же большая часть бежавших дунган оказалась китайскими подданными.

Все усилия китайских властей были направлены в это время к тому, чтобы внести успокоение в умы этой озлобленной массы, жесткость и свирепость коей памятны были китайцам по восстанию дунган в 70-х годах прошлого столетия в западных провинциях Китая. Поэтому китайские власти, напуганные появлением громадного количества такого неспокойного элемента, как дунгане, и опасаясь возникновения волнений среди своих подданых сартов, поспешили увеличить число войск в Уч-Турфане, как самом опасном месте скопления беглецов, присылкой различных войсковых частей из Аксу, Яркенда и даже Кашгара, так что, если в момент неожиданного появления дунган в Уч-Турфане имелось 60–70 человек солдат, то через месяц в том городе было собрано от 300 до 400 человек конницы и пехоты.

Насколько важное значение китайцы придавали появлению беглецов, видно из того, что по появлении первых известий о прибытии в Уч-Турфан дунган туда отправился по распоряжению син-цзянского губернатора Аксуйский даотай Чжу-жуй-Чи, который и оставался там юкол о трех месяцев, пока не прекратилось движение киргиз в пределы Китая.

Какое же отношение занял даотай Чжу, а вместе с ним и другие чиновники, находившиеся в его распоряжении, в вопросе о переходе киргиз на китайскую территорию? На этот вопрос я постараюсь дать ответ сообразно с фактами, характеризующими деятельность названных чиновников. Первые большие партии киргиз на китайской территории появились не раньше 20-х чисел сентября, хотя попытки перехода через границу со стороны киргиз начали было обнаруживаться еще в конце августа и начале сентября.

Будучи командирован вашим сиятельством в августе месяце в Аксуйский и Уч-Турфанский районы выяснить картину бегства дунган, подлежащих призыву на работы и бежавших тогда небольшой партией в 75 человек, я как раз в разгаре бегства дунган, оказавшегося в 20-х числах августа, прибыл в Уч-Турфан и так как я уже был осведомлен о характере волнений в Пржевальском уезде, то возможность появления киргиз в пределах Китая для русского правительства явится нежелательным, допущение же их на китайскую территорию и удовлетворение их просьбы — предоставить им пастбище и принять их в китайское подданство, — если таковое случится со стороны китайских властей, будет рассматриваться как акт недружественный и угрожающий интересам Российского государства, тем более что и статьи договоров по вопросу о перебежчиках, заключенных; между собою обоими государствами, Никоим образом не дозволяют им появляться на территории той или другой из договаривающихся сторон.

В результате подобного рода настояний с моей стороны перед даотаем Чжу оказалось то, что он во время моего пребывания в Уч-Турфане до 15 сентября отказывал киргизам в разрешении перейти на китайскую территорию и принять их в свое подданство, — наоборот, уполномоченных киргиз с подобными ходатайствами он направлял ко мне, как их законному начальнику, я жe, со своей стороны, направлял их в Россию (см. мое донесение от 4-го сентября за № 28).

По моему настоянию даотаем были поставлены караулы из китайских солдат как на перевале Бедель, главном пути из Пржевальска з Уч-Турфан, так и на других перевалах, на случай возможного движения киргиз в китайские пределы. Вследствие принятых мер, киргизы не могли появляться на китайской территории, так как помимо того, что им ясно было высказано отношение китайских властей, как их уполномоченным, так и через специально посланных даотаем лиц на места их стоянок; наличность караула и застав «а всех перевалах была достаточным доказательством нежелательности появления их на китайской территории, почему ко времени моего отъезда из Уч-Турфана, 15 сентября, т. е. спустя более месяца после начала мятежа, в Уч-Турфанском районе насчитывалось не больше 20–30 семейств киргиз, прибывших самыми трудными и малопроходимыми дорогами.

В 20-х числах сентября указанная выше картина, в смысле благоприятного отношения со стороны китайских властей к выявленным мною требованиям о недопущении киргиз на китайскую территорию, резко изменилась. После моего отъезда поставленные китайцами караулы и заставы на разных перевалах были сняты по распоряжению даотая Чжу, и киргизы, преследуемые русскими войсками, хлынули всей своей массой в Уч-Турфанский район, что имело за собой для киргиз печальные последствия, как полное разорение — утрату скота и всего имущества. Совершенно другого рода картина рисуется в смысле экономического благосостояния киргиз, если бы китайские власти не снимали своих караулов и не позволяли киргизам переходить на свою территорию, киргизы, увидев, что им не оставалось иного выхода, как изъявить покорность и выполнить требование русских властей, были бы водворены последними на отведенные для них места и сохранили бы весь свой скот, который они утратили, попав в китайские пределы.

Выясняя подробнее факт появления киргиз на китайской территории в Уч-Турфанском районе, приходится сказать, что переход киргизами китайской границы является результатом неисполнения китайскими властями тех статей договоров, заключенных между Россией, и Китаем, которые специально говорят о перебежчиках, а также преднамеренного стремления со стороны тех же китайских властей нанести чувствительный удар русскому престижу в Син-Цзянской провинции и злой воли их причинить ущерб русским интересам.

Что касается статей договоров, затрагивающих, вопрос о перебежчиках, то они ясно говорят, что перебежчики не должны быть допускаемы на территорию того или другого из договаривающихся государств. Так, статья 10 Кульджинского 1851 г. договора говорит: «Если преступник одного государства убежит в другое, то его не оставлять там, но местные власти той и другой стороны строжайше и с точностью отыскивают следы дезертира и, поймав его, передают одна другой».

Тон же статьи 10 Пекинского 1860 г. договора еще более решительно говорит о недопущении перебежчиков. «В случае побегов за границу, по первому лее о том извещению, немедленно принимаются меры к отысканию перебежчика. Найденный перебежчик немедленно передается со всеми принадлежащими ему вещами пограничному начальству».

К вопросу же о переходе киргизами китайской границы не было бы никакой необходимости говорить о перебежчиках, если бы только китайские власти, в частности даотай Чжу, сдержали свое обещание, данное мне, не допускать киргиз на свою территорию.

Ст. 17 Петербургского договора 1881 г. подтверждает мысли, высказанные в вышеуказанных статьях, разъясняя характер взыскания убытков в случае угона и пропажи скота. Я уже не говорю о том, что и ранее заключенные договоры определенно и строго высказываются за недопущение перебежчиков. Так мысли, высказанные в ст. 10 Китайского трактата 1727 г. и даже еще раньше в ст. 4 Нерчинского договора 1689 г. подтверждаются в последующих договорах, являясь порой предметом специально заключенных добавлений к договорам, как дополнительная статья к Кяхтинскому договору 1768 г. и международный акт 1792 г.

Считаясь с тем, что детали, особенно в смысле наказания виновных указанных статей может быть и не соответствуют нашему времени, но дух всех выше приведенных статей говорит за то, что отношение со стороны властей того или иного государства к перебежчикам, какими оказались в данном случае дунгане и киргизы, может быть выражено только как к преступному элементу, каковой не может быть допускаем на чужую территорию, то это только потому, что появление перебежчиков может оказаться неожиданным, застать врасплох пограничных властей и произойти против воли тех же властей.

Какой же характер носило появление киргиз на китайской территории и произошло ли оно при обстоятельствах, напоминающих сколько-нибудь вышеприведенный случай? Если можно было сказать, что появление дунган оказалось неожиданным для китайских властей, то никоим образом не приходится сказать то же самое и о появлении киргиз на китайской территории и, главным образом, в Уч-Турфанском районе.

Как я уже сказал выше, включительно до 20-х чисел сентября, т. е. до времени моего отъезда из Уч-Турфана, когда прошло больше 40 дней с начала мятежа, киргизы не допускались китайцами на свою территорию, и посланные мною и даотаем лица (сарты) к ним в горы указали киргизам на запрещение переходить границу, присутствие же китайских солдат на перевалах только наглядно подтвердило достоверность сообщения посланных мною лиц. Все это говорит за то, что китайскими властями вышеприведенные статьи договоров о перебежчиках понимались в указанном мною смысле. Чем же была вызвана перемена взгляда китайских властей и в частности даотая Чжу как высшего сановника в пограничной полосе, в Уч-Турфанском районе, в отношении к киргизам? Объяснить это недостаточностью войск в названом районе и опасением китайцев насильного вторжения киргиз и в их пределы совершенно невозможно. Во-первых, потому, что, как я уже выше говорил, китайцами в середине сентября был собран значительный отряд в Уч-Турфане численностью до 400 человек, впоследствии увеличенный до 600, каковые силы, можно полагать, являлись вполне достаточными на случай насильственного вторжения киргиз в данный район, во-вторых, со стороны киргиз не было обнаружено абсолютно никаких попыток к нападению даже на небольшие караулы в 5–7 человек, охранявшие перевалы, уже не говоря о том, что, даже на случай нападения караулы эти могли быть увеличены в нужных размерах. Таким образом причина увода и снятия китайских солдат с охранявшихся ими перевалов, а вместе с тем и разрешение киргизам перейти на китайскую территорию, кроется в чем-то другом. Исследование деятельности даотая Чжу в этом направлении убеждает нас, что в принятии им такого решения помимо корыстных целей — получить крупные суммы с киргиз за разрешение перейти границу — им, или вернее синьцзянским губернатором Яном, руководила и злая воля нанести чувствительный ущерб русским интересам и удар русскому престижу в западном Китае.

Указывая на то, что киргизы получили разрешение со стороны китайских властей перейти на их территорию, я имею в виду тот факт, что киргизы каждой волости, прежде чем вступить на китайскую территорию, присылали к даотаю Чжу своих уполномоченных испросить соответствующее разрешение, снабдив предварительно их значительной суммой денег на случай возможных трений в получении нужного им разрешения. Все депутации подобного рода принимались даотаем Чжу довольно милостиво, и разрешение на переход границы выдавалось им при условии уплаты деньгами не меньше 5 000 рублей, выдачи всего огнестрельного и холодного оружия, внесения значительного количества опия, конечно не в целях уничтожения, а для продажи; лошади же, рогатый скот и овцы забирались уже не только даотаем, но всеми китайскими чиновниками, в размерах, не поддающихся даже учету.

Достаточно того, что ими было забрано скота и овец столько, что они нашли возможность благотворительствовать, отдав несколько сот овец и рогатого скота на прокормление русских пленных, взятых у киргиз. Подобного рода деяние, конечно, никоим образом не может служить доказательством щедрости и сострадания китайских чиновников.

Отношение же даотая Чжу к Шабданам, главным виновникам мятежа в Семиречье, может быть названо только преступным. Помимо того, что он принимал их как депутатов, взяв от них деньги, опий, оружие и скот (см. протокол, подписанный войсковым старшиной Бычковым, аксуйским аксакалом и аксакалом консульства), он продолжал иметь с ними личные сношения даже после того, как консульством (вследствие ходатайства начальника штаба Туркестанского военного округа и вице-губернатора Семиреченской области) было заявлено требование о приемке[79] названных зачинщиков мятежа, он предупреждал их о грозящей им опасности и помог им бежать, снабдив проводниками, не говоря уже о том, что просьба русского аксакала, а впоследствии и моя, оказать нам помощь и послать несколько джигитов для задержания Щабданов не была им уважена, несмотря на прямое указание с моей стороны на несоблюдение им обязательств согласно ст. 10 Кульджинского договора 1851 г. и ст. 10 Пекинского договора 1850 г. (см. копию письма от 3 января).

В данном случае им всецело руководило нежелание выдать Шабдаяов, показания коих могли оказаться для него слишком компрометирующими. Насколько же благожелательным оказалось отношение даотая Чжу к Шабданам и вообще к киргизам, свидетельствует тот факт, что в официальном разговоре с войсковым старшиной Бычковым Шабданы были названы им такими же «гостями» на китайской территории, как и Бычков со своим отрядом, имеющими по этому такое же право рассчитывать на китайское гостеприимство, как и сам войсковой старшина Бычков (см. протокол за подписью Бычкова и переводчика Ибрагимова).

Такое благожелательное отношение к киргизам является характерным не только для даотая Чжу, но следуя ему уездные начальники, как Аксуйский и Байский, в своем покровительственном отношении к киргизам дошли до того, что вывесили в городе объявление, где прямо говорят, что они идут навстречу киргизам в их бедственном положении и берут их под свою защиту. Конечно такие высокие побуждения со стороны китайских чиновников имели своим фактором денежные и прочие ценные подношения. До чего же доходит бесстыдство и нежелание китайских чиновников считаться с выполнением обязательств, налагаемых на них договорами, видно хотя бы из того, что ими принимаются на службу в войска в качестве солдат конных и пеших те же беглые киргизы; около 40 человек завербовано ими, причем некоторые из этих киргиз несут обязанности городовых в Уч-Турфане.

Что же касается вопроса об отобранном оружии у дунган и киргиз то, хотя представляется довольно трудным определить точную цифру, но если мы примем во внимание то обстоятельство, что за 2 дня, которые провел чиновник Полтавский в крепости, спасаясь от дунган, туда было доставлено свыше 60 ружей и шашек, отобранных китайскими солдатами от бежавших дунган, а также и то обстоятельство, что одними Шабданами было передано даотаю свыше 30 винтовок и что оружие, взятое нашими аксакалами в Аксу и Бае от киргиз, было, отобрано у названных аксакалов по распоряжению даотая, дают мне основание допустить, что количество оружия, захваченного таким образом даотаем, достигает 300 ружей, среди коих надо считать не меньше 100 винтовок. Согласно смысла приведенных выше статей договоров, оружие это подлежит выдаче русскому правительству.

Такая успешная деятельность даотая Чжу не могла пройти незамеченной со стороны син-цзянского губернатора Яна, который, начав борьбу с русским влиянием в названной провиниции, еще в прошлом году зимой, выдвинув на сцену трудно разрешимый вопрос о землевладении для русских подданных в Кашгарии, нашел его самым подходящим кандидатом для замещения освободившейся вакансии даотая в Кашгаре с уходом с этого поста его брата, который к тому же далеко не оправдал возлагаемых на него надежд.

Принимая во внимание вредный характер деятельности даотая Чжу, я не могу не высказать опасения, чтобы и дальнейшая его деятельность, уже в Кашгаре, не приняла враждебного русским интересам направления, особенно после того, как им будут получены соответствующие директивы от губернатора, поставившего, повидимому, себе задачей умаление и искоренение русского влияния в Кашгарии.

Выясняя позиции китайских властей к вопросу об отношении к беглецам-киргизам. я не могу не коснуться другого вопроса, выдвинутого китайским правительством в связи с волнениями в Семиреченской области. Я имею в виду заявление китайского правительства к русскому об удовлетворении убытков, понесенных китайскими подданными во время указанных беспорядков. Полагая в основу в отношении к данному ходатайству взгляд, высказанный своевременно вашим сиятельством, что интересы китайских подданных не могут быть поставлены выше интересов русских подданных, и удовлетворение убытков первых за счет последних недопустимо, согласно духу наших основных законов, я хотел бы обратить внимание вашего сиятельства на тот факт, что обрисованная выше преступная деятельность китайских властей, не исключая косвенного участия и губернатора, главным образом даотая Чжу, принесла существенный ущерб русским интересам и громадные убытки русским подданным, какими являются обобранные ими наши киргизы. Разрешение, данное ими киргизам, перейти на свою территорию, имело своим последствием утрату киргизами всего скота, не говоря о той массе скота, которая была отобрана властями у киргиз, а также китайскими подданными по праву сильных, оставшийся скот пал за отсутствием корма. Совсем другого рода картина рисуется в том случае, если бы китайские власти выполнили добросовестно свои обязательства и не допустили киргиз на свою территорию. Киргизы, увидев, что у них нет другого исхода, как подчиниться своим властям, выполнили бы требования последних по выдаче главарей мятежа, оружия и уведенных пленных, сохранили бы не только свои стада, но никогда не впали бы в такое бедстьснное положение, как мною нарисовано выше. Поэтому, вместо какого бы то ни было удовлетворения убытков китайским подданным предстоит вчинить иск китайскому правительству за убытки, понесенные киргизами вследствие недобросовестного исполнения китайскими властями договорных обязательств.

Если даже мы обратимся к ст. 17 Петербургского договора 1881 г., которая говорит, что, иск за убытки подданных того или другого государства, в случае пропажи скота, не может быть вчинен к тому или иному правительству, то это только в том случае, если власти со своей стороны выполнили все возлагаемые на них обязательства, чего в данном случае мы не можем сказать о китайских властях. Наоборот, поведение китайских властей, в частности даотая Чжу, охарактеризованное мною выше как преступное, подходит под статью 8 Кяхтинского трактата 1727 г. (эта статья не отменена последующими договорам): «Пограничные обеих империй управители имеют непродолжительное по правде каждое дело решить. А ежели будет замедление за свою партикулярную корысть, тогда каждое государство да накажет своих по своим правам».

Затрудняясь точно определить размеры возможных убытков для бежавших киргиз, но, считаясь с тем обстоятельством, что их бежало до 120 000 человек, кои, исчисляя в среднем, имели 5–7 голов скота на душу (вклю чая и детей), то сумма в 12 000 000—15 000 000 рублей не будет преувеличением.

Коснувшись вопроса возмещения убытков китайским подданным, считаю необходимым указать на те способы и меры, какие были приняты китайскими властями для определения размеров убытков, понесенных, китайскими подданными.

Преобладающим элементом из китайских подданных в Семиречье были сарты и дунгане. Как те, так и другие занимались мелкой торговлей, продавая вразнос русскому населению самое необходимое в их домашнем обиходе. Оборот подобного рода торговцев не превышал сотни рублей и давал им заработок 10–15 рублей в м-ц. Теперь же ими заявлены убытки на громадные суммы; меньше как на 10 000 рублей убытки китайскими властями не вносились в списки.

С целью ознакомиться на месте с картиной мятежа и опроса своих подданных, оставшихся в Пржевальске, по распоряжению син-цзянского губернатора был командирован Аксуйским даотаем Чжу в Пржевальск Уч-турфанский уездный начальник Цзинь-лун. Нельзя сказать, чтобы он лично занялся выполнением возложенной на него задачи Вся его деятельность была направлена к закупке свыше 5 пудов опия как для продажи, так и для личного потребления. Зато указанная задача по выяснению размеров убытков была возложена на аксакала китайских подданных в Пржевальске Мад-Нияса, каковой род деятельности названного аксакала, как выполнение поручения китайских властей, согласно положению о китайских аксакалах служить посредником между русскими властями и китайскими подданными, никоим образом не может быть допустим, тем более, что и теперь от названного аксакала продолжают поступать донесения на имя аксуйского даотая по вышеуказанному вопросу.

Указав какое отношение заняли китайские власти вообще к бежавшим киргизам, я считаю нужным подробнее выяснить обстоятельства дела с поимкой главарей мятежа. Согласно просьбе начальника штаба Туркестанского военного округа принять меры к поимке зачинщиков мятежа, каковая просьба была поддержана впоследствии полковником Колосовским, которым был своевременно прислан список главарей, вашим сиятельством был послан в Аксуйский и Уч-Турфанский районы аксакал консульства Джалиль-хан Джамаль Ходжаев на деньги, переведенные из штаба Туркестанского военного округа, с целью определения местонахождения (поименованных в списке полковника Колосовского) виновников мятежа, дабы при содействии китайских властей (на что всецело рассчитывалось) захватить этих лиц. Несмотря на то, что консульством своевременно был представлен, через кашгарского даотая, син-цзянскому губернатору список лиц, подлежащих поимке, и несмотря на частные сообщения вашего сиятельства, а также и мои (см. приложение нр. 3) на имя аксуйского даотая Чжу принять меры, налагаемые на него договорами, к поимке главарей мятежа, несмотря впоследствии на личные мои и войскового старшины Бычкова настояния содействовать выполнению названной просьбы, со стороны даотая Чжу не было сделано никаких шагов в указанном направлении. Причины этого кроются в том, что почти все поименованные в списках главари в свое время при вступлении на китайскую территорию испрашивали лично у даотая разрешения перейти границу, причем его разрешение оплачивалось — очень и очень солидными денежными суммами. Поэтому тот же даотай не без основания в разговоре с войсковым старшиною Бычковым мог назвать всех этих преступников «гостями» и на замечание того же Бычкова, что всякий чиновник должен работать не за страх, а за совесть и дорожить им — это после того, как собрал большую «дань» с киргиз. Вследствии этого, опасаясь, что пойманные преступники своими показаниями могли еще больше скомпрометировать поведение даотая, последний под предлогом, что поимка главарей вызовет волнение и возмущение среди киргиз (деморализованная — и угнетенная масса), отклонил и всячески противодействовал достижению указанной цели. При таких обстоятельствах вопрос о совместной дружной деятельности с китайскими властями никоим образом не мог быть достигнут, по крайней мере до тех пор, пока руководство всем этим делом находилось в руках заинтересованного даотая Чжу… Подобное отношение к указанному вопросу обнаружил и син-цзянский губернатор, отказав в моем ходатайстве предписать названному даотаю принять меры к удовлетворительному разрешению этого вопроса, хотя этот отказ можно было предвидеть из запрещения кашгарскому Титая Му командировать в Акбу своего офицера с 10 солдатами для совместной со мной деятельности по поимке главарей. Поэтому ни один киргиз из 12 человек, арестованных и отправленных в Пржевальск войсковым старшиной Бычковым, не может быть отнесен к категории главарей руководителей восстания — почти все они могут быть только обвинены в грабежах, поджогах и уводе русских пленных.

Что же касается характера миссии войскового старшины Бычкова в Уч-Турфане, то, согласно телеграмме военного губернатора Семиреченской области на имя того же Бычкова, туркестанским генерал-губернатором предписывалось Бычкову привести в Россию не только пленных, но и главарей мятежа, согласно списков, представленных полковником Колосовским, имевшим задачу устройства киргизского быта и выяснения главных причин мятежа.

Прибытие Бычкова с отрядом в 60 чел., рассматриваемых, как его конвой, произвело соответствующее впечатление как на киргизскую массу и китайских подданных сартов, так и на китайских властей. Последним присутствие отряда совсем не нравилось, так как у каждого из чиновников было в отношении к киргизам не мало деяний, заслуживающих строгого осуждения. Поэтому, хотя с внешней стороны китайские власти отнеслись и предупредительно к Бычкову, снабжая его даже фуражом и провизией, как бы в ответ на радушный прием со стороны русских властей в гор. Пржевальске прибывшего туда для выяснения убытков китайских подданных Цзинь-Лун’а, но на самом деле они выискивали и придумывали план, чтобы поскорей сплавить Бычкова обратно. С этой целью китайцы сами пустили слух, приписав происхождение его Бычкову, якобы ожидается еще сотня казаков. В данном случае можно высказать только сожаление, что туркестанским генерал-губернатором не был послан отряд в две сотни казаков, что способствовало бы большей сговорчивости китайских властей и вызвало бы с их стороны стремление к совместной и дружной работе в деле поимки главарей, тем более, что хлопоты и характер представления и настояний и допущение отряда были одни и те же, независимо от численности отряда, появление коего на китайской территории понималось как демонстрация и китайскими властями, так как для доставки освобожденных русских женщин и детей не было абсолютно никакой надобности для посылки отряда, имея в виду успешную пересылку консульством 1-й партии русских через Кашгар и Нарын. Малочисленность же отряда была истолкована китайцами в смысле нашей слабости, неожиданное же отозвание Бычкова убедило только китайских властей в справедливости их предположения.

Совсем другого рода отношения можно было ожидать со стороны китайских властей к вопросу о поимке главарей, если бы даже тот малочисленный отряд Бычкова продолжал оставаться хотя бы в бездействии в Уч-Турфане.

Насколько серьезное значение придавали названные власти появлению отряда Бычкова видно из того, что син-цзянским губернатором, помимо даотая Чжу, в Уч-Турфан из Урумчи был командирован специальный чиновник для наблюдения за деятельностью войскового старшины Бычкова. Настойчивое желание их избавиться от отряда заставило бы их быть только сговорчивее.

Указанное выше отрицательное отношение к названному вопросу со стороны даотая Чжу, назначенного теперь в Кашгар, не разделяется, повидимому, его заместителем (как человеком «не заинтересованным») Лю. Так при первой встрече со мной он сам поднял вопрос о выселении в пределы России всех бежавших киргиз, прося меня остаться в Аксу, дабы скорее ликвидировать этот наболевший вопрос и возбудить ходатайство перед туркестанским генерал-губернатором о принятии киргиз обратно и прощении их, так как все ужасы, которые они совершили, есть результат того, что они «сами не видят, что творят». Такое отношение со стороны нового даотая является вполне естественным и понятным. Киргизы, вследствие своего ужасно бедственного материального состояния, обрисованного мною выше, представляют теперь для китайских властей неисчерпаемый источник забот. Грабежи и даже убийства начинают принимать хронический характер, не говоря уже о тех эпидемиях, как тиф и цынга, которые начинают угрожать и китайскому населению.

Переходя к выяснению положения уведенных киргизами русских женщин и детей, а также к указанию на те меры, кои были приняты консульством к их освобождению, я должен сказать, что, несмотря на надлежащие меры со стороны консульства в этом направлении, число освобожденных в 65 человек, хотя и далеко от действительного количества уведенных киргизами, является вполне исчерпывающим. Малое количество освобожденных никоим образом не может говорить за то, что деятельность и внимание консульства к этому вопросу хотя бы на момент ослабевали.

Еще в сентябре месяце, когда только появились небольшие партии киргиз, мною, в бытность в это время в Уч-Турфане, была сорганизована партия из 12 человек, из русско-подданных сартов, которые во все время прибытия новых масс киргиз следили за тем, нет ли среди них русских. С моим отъездом из Уч-Турфана, вашим сиятельством в назначенный район был командирован сначала казначей, туземец сарт Мирсалимджан Минигметов, а затем аксакал консульства Джаляль-хан Джамаль Ходжаев для руководства сорганизованной мною партией для освобождения русских. Благодаря вышеуказанным мерам нам и удалось освободить почти всех русских, приведенных киргизами на китайскую территорию.

В первую командировку мою в Уч-Турфан, я просил даотая Чжу принять меры к освобождению этих несчастных, что он и обещал сделать с особенной заботливостью, но последнее привело к довольно печальным последствиям. Так, посылая своих уполномоченных с целью испросить разрешение перейти китайскую границу, киргизы поручили им ознакомиться с общими условиями жизни на новых местах, а также с тем, что может причинить им хлопоты и неприятности. Узнав, что китайские власти строго следят, чтобы не было среди киргиз русских пленных, киргизы поспешили отделаться от них. Поэтому почти все русские были убиты киргизами до вступления на китайскую территорию, чем и объясняется незначительной количество освобожденных нами. С целью окончательно убедиться, что среди киргиз не осталось больше русских, мною на этот раз были посланы как в Уч-Турфан, так и в Аксу русско-подданные сарты, в количестве 20 человек, которые имели задачу осмотреть места стоянок киргиз в Уч-Турфанском, Байском и Ак-суйском уездах и разузнать, не имеется ли среди киргиз русских женщин и детей и в случае нахождения доставить их мне в Аксу. Допуская, что киргизы могли бы укрыть кого-либо из русских от посланных мною русско-подданных сартов, я обратился с просьбой к одному, пользующемуся среди киргиз огромным влиянием, английскому, подданному имаму, мюридами (рабами) которого считаются наши Пржевальские киргизы, помочь мне в деле освобождения русских, если бы таковые оказались, что он предупредительно сделал и отправился к киргизам с моим поручением.

В результате принятых мною мер была найдена только одна русская женщина, которая к тому же не обнаружила даже желания расстаться со своим новым мужем-киргизом. Последнее убедило меня в том, что в данное время среди киргиз не осталось русских, а если и есть отдельные лица, то они остаются там же по собственной воле. Что-же касается семьи зубного врача Брагера, то согласно показаниям Василевского, освобожденного из киргизского плена, вся семья Брагера, жена и 2 сына, были убиты киргизами на Сыртах на глазах названного свидетеля. Затруднительно дело обстоит с дочерью Рязанского, — о ней не имеется никаких сведений и утрачены какие бы то ни было следы. Помимо особого поручения посланным на розыск мною лицам найти хотя бы следы дочери д-ра Рязанского, я неоднократно обращался к аксуйскому даотаю с ходатайством принять меры к нахождению ее живой или трупа, согласно просьбе врача Брагера…

Освобожденные женщины и дети в Уч-Турфане, согласно распоряжению вашего сиятельства, были предметом особых забот с моей стороны до отъезда их с Бычковым в Пржевальск. Мною были куплены для них сапоги, чулки и другие теплые вещи, заплачено за содержание их в течение 35 дней, на что мною было истрачено всего 530 рублей, каковая сумма была частью собрана путем пожертвования русских подданных в Уч-Турфане. а частью выручена от продажи (200 рублей) баранов, переданных китайскими властями, как взятых от киргиз, перешедших перевал Бедель (переданы— крохи, ценное же осталось в руках китайцев).

Принимая во внимание понесенные труды и слишком сострадательное отношение со стороны отдельных лиц русско-подданных сартов в деле оказания помощи и розыске русских, я полагал бы возможным просить ваше сиятельство ходатайствовать перед надлежащими властями о награждении их медалями за оказанные услуги с целью поощрения их к проявлению милосердия и готовности к услугам по требованию и просьбе властей.

Докладывая вашему сиятельству об обстоятельствах и фактах, кои были предметом моего внимательного ознакомления во время моей командировки в Аксу, и Уч-Турфан, я не могу обойти молчанием факт прибытия в Уч-Турфан и Аксу агентов жандармского управления из Верного с целью проследить и выяснить возможность воздействия со стороны мусульман китайских подданных на возникновение волнений в Семиречье прошлым летом.

Насколько я мог лично ознакомиться за время двухмесячного пребывания в прошлом году и почти равного по времени пребывания в данный момент в Аксуйском и Уч-Турфанском районах, я пришел к твердому убеждению, что о каком-либо влиянии и воздействии со стороны китайских мусульман как руководителей на русских не может быть и речи. Китайское инородческое население по своему развитию, образованию, а главное по своим понятиям об отношении властей к подданным и, наоборот, стоящее несравненно ниже русского населения, никоим образом не могло занять такого положения, чтобы руководство в вопросах, будет ли то религиозного или, административного (в отношении этой темной массы нельзя даже сказать «политического»), находилось в их руках. Допустить же существование каких-либо политических обществ, как «гэлао-хой», в их среде, значит впасть в большую ошибку, обнаружив полное непонимание задач и организации названного общества.

Если мы остановимся подробнее на выяснении взаимоотношений русских и китайских инородцев в их прошлом, то нам придется констатировать тот факт, что превосходство в умственном развитии русско-подданных туземцев давало им всегда в руки неоспоримое руководство в делах веры и даже оказывало значительное воздействие на установление отношений между туземным населением и китайскими властями в Кашгарии. Сам Якуб бек, добившийся самостоятельности Кашгарии, был выходец из Коканда, после чего здесь появлялись часто из России последователи его идей о самостоятельности Кашгарии.

Коснувшись в своем докладе вопроса о недружелюбном отношении китайских властей, в частности даотая Чжу, к русским интересам, я не могу не коснуться вопроса моих личных отношений с названньим чиновником. Как во время моей первой командировки, так и во вторую, мои личные отношения с даотаем Чжу носили самый дружеский характер, что даотаем подчеркивалось перед подчиненными ему чиновниками в оказании мне разных признаков внимания: часто приглашал к себе на обед и чашку чая. Заезжал ко мне запросто и просил меня не строго к нему относиться, если им не удовлетворена та иди иная моя просьба, указывая в таких случаях, что он при всем желании не может этого сделать. По распоряжению даотая при мне все время находится почетный караул в Аксу и Уч-Турфане из 8 китайцев-солдат, что было сделано даотаем, несмотря даже на мой протест, но просил меня не отказывать ему в этом, так как он хочет показать перед туземным населением, какие дружественные отношения существуют между русскими и китайскими властями. Я мог впоследствии убедиться лично, что это имело благие результаты, сказавшись на улучшении отношений со стороны китайских подданных к русским подданным. Я со своей стороны относился приветливо к нему, не упуская, конечно, случая заметить его планы и намерения нанести ущерб русскому престижу.

Докладывая вашему сиятельству о вышеизложенном, я не могу ее высказать своей просьбы не поставить мне в вину возможные промахи и упущения в выяснении затронутых мною вопросов, что может быть объяснено как сложностью самого дела, так и моей относительной неподготовленностью к подобного рода вопросам.

Драгоман Консульства Стефанович