Восстание в пустыне

В авангарде

Мы ехали втроем: лорд Уинтертон, шериф Насир и я. Лорд Уинтертон являлся нашим последним рекрутом. Это был опытный офицер из верблюжьего корпуса Бэкстона.

В Баире мы услышали от встревоженных людей бени-сахр, что турки накануне внезапно кинулись из Хесы на запад в Тафиле. Мифлех решил, что я сошел с ума или проявляю крайне неуместную веселость, когда я во все горло расхохотался, услышав эту весть, так как, приди она к нам раньше на четыре дня, это задержало бы экспедицию на Азрак. Но сейчас, когда мы уже выступили, враг мог взять хотя бы и Аба-эль-Лиссан, и Гувейру, и самое Акабу — добро пожаловать! Каждый человек, которого они сейчас посылали на юг, являлся для них только потерей.

В Азраке мы нашли нескольких слуг Нури Шаалана, автомобиль с офицером-летчиком, несколько запасных частей и холщовый ангар для двух аэропланов, защищавших наши силы. Первую ночь мы провели на аэродроме и подверглись нашествию москитов. Вследствие этого на заре нам пришлось перенести лагерь на открытые ветрам высоты Меджаберского кряжа.

После полудня прибыл бронированный автомобиль для усиления нашей обороны, хотя опасность со стороны неприятеля являлась незначительной. Область между нами и железной дорогой прикрывали три племени.

В Дераа находилось лишь сорок всадников, в Аммане — ни одного. И до сих пор турки не имели никаких известий о нас. Один из их аэропланов утром 9-го числа пролетел над нами и исчез, вероятно ничего не заметив.

Между тем наш лагерь на вершине являлся великолепной позицией для наблюдений за дорогами на Дераа и Амман. Днем мы, двенадцать англичан с Насиром и его рабом, лениво бродили, купались при заходе солнца, бездельничали, мечтали, с удобством спали по ночам, или, точнее, я наслаждался благодетельной передышкой между заключением дружбы с Аба-эль-Лиссаном и объявлением войны в следующем месяце.

Источник этого ощущения покоя лежал отчасти во мне самом, так как в этом походе на Дамаск (таковым он был уже в нашем представлении) мне изменила моя обычная уравновешенность. Я чувствовал за собою страстное возбуждение арабов. Сказался результат агитации этих лет, и вся страна объединилась и двигалась к своей исторической столице. В уверенности, что оружие, использованное мной, соответствовало конечной цели, я, казалось, забывал своих сотоварищей-англичан, которые не были посвящены в мою идею и просто воевали. Я сделал ошибку, что не посвятил их в свои планы.

Много позже я узнал, что Уинтертон вставал каждое утро и изучал горизонт, чтобы моя беспечность не дала возможности застать нас врасплох. На самом деле я знал (и, вероятно, говорил), что мы были в безопасности, насколько это возможно на войне.

Мой план заключался в том, чтобы ввести в заблуждение врага ложной подготовкой атаки на Амман. В действительности же мы намеревались отрезать путь на Дераа. Укрепившись в Азраке, мы выполнили первую часть плана. Мы послали тысячу золотых соверенов племени бени-сахр и приобрели весь ячмень, имевшийся на их молотилках. Мы просили не разглашать того, что ячмень нам понадобится через две недели для наших животных и для британских союзников. Шейх Тафиле Диаб немедленно передал об этом в Керак.

В придачу Фейсал предупредил в Баире клан зебн о том, что понадобятся его слуги. Горнби, уже (быть может, немного преждевременно) носивший арабское платье, детально готовился к великому штурму Мадебы[90]. Он намеревался двинуться около 19-го числа, когда узнает о выступлении Алленби. Однако турки разрушили его план своим наступлением на Тафиле, и Горнби пришлось защищать против них Шобек.

Что касается Дераа, то нам пришлось составить надлежащий план атаки. В качестве предварительной операции мы решили перерезать железнодорожную линию вблизи Аммана, таким образом воспрепятствовать подходу в Дераа подкреплений и укрепить в Аммане убеждение, что наше ложное нападение на него являлось подлинным.

Главной же нашей целью являлось перерезать железные дороги в Хауране и держать их в таком состоянии по крайней мере неделю. Для достижения этого, казалось, существовало три пути.

Первый — двинуться на север от Дераа к Дамасской железной дороге, перерезать ее, а затем переправиться к Ярмукской железной дороге.

Второй — двинуться на юг от Дераа к Ярмуку.

Третий — ринуться напрямик на город Дераа.

Третий план мог быть выполнен лишь при условии, если наши воздушные силы пообещают настолько энергичную бомбардировку вокзала Дераа при дневном свете, что ее эффект будет равноценен артиллерийскому обстрелу и даст нам возможность отважиться на штурм города с нашим малочисленным отрядом. Вице-маршал воздушных сил Салмонд надеялся добиться этого, но все зависело от того, сколько он получит или успеет своевременно собрать мощных самолетов.

Алан Доуни должен был прилететь к нам 11 сентября с окончательным решением. До тех пор мы не могли отдать предпочтение ни одному из планов.

Из наших резервов первыми прибыли 9 сентября люди моей охраны. Они сообщили, что Нури почти готов и решил присоединиться к нам. 11-го прибыли броневики и полковник Джойс со Стерлингом, но без Фейсала. Майор Маршалл остался, чтобы на следующий день сопровождать его в качестве оруженосца, а там, где принимал участие Маршалл, всегда все шло без сучка без задоринки. Затем прибыл обоз, майор Юнг и капитан Пик. Азрак сделался многолюдным, и у его озер вновь зазвучали громкие голоса.

— Зачем нам ломать голову над Мессудие? Пусть кавалерия идет прямо к Афуле и Назарету.

Тем самым целиком менялся весь план и грандиозное, но аморфное наступление получило определенную цель[91].

Нам не сообщили о нем ни слова, но от пилота, которого информировал Салмонд, мы точно узнали о количестве самолетов-бомбовозов. Число их было ниже минимума, необходимого для Дераа. Поэтому мы попросили лишь начать бомбометание, которое удержало бы турок в Дераа, пока мы не обойдем это место с севера, чтобы обеспечить разрушение дамасской линии.

На следующий день прибыл Фейсал, а следом за ним войска, Нури Сайд и Джемиль. После полудня появился Нури Шаалан в сопровождении шейхов. Прибыл также Ауда Абу-тайи с Мухаммедом эль-Дейланом. Маджид Ибн Султан из Адвана вблизи Салта прискакал, чтобы узнать правду о нашем нападении на Амман.

Поздно вечером на севере раздалась трескотня ружейной перестрелки, и шейх Талал эль-Гарейдин, мой старый товарищ, подскакал яростным галопом с сорока или пятьюдесятью верховыми крестьянами. Его полнокровное лицо сияло от радости по случаю нашего долгожданного прибытия. Друзы и горожане-сирийцы, люди Исавии и Хаварне умножили собой наше собрание. Все были бодры и чувствовали себя прекрасно.

Все, кроме меня одного. Толпа испортила удовольствие, которое вызывал во мне Азрак. Я спустился в долину к нашему уединенному Аин-эль-Эссаду и пролежал там весь день в своей старой берлоге между тамарисками, в запыленных зеленых ветвях, среди которых носился ветер и шелестела листва, напоминая деревья в Англии.

Она шептала мне, что я смертельно устал от этих арабов, ничтожных, типичных семитов. В своей безграничной способности проявлять добро и зло они достигали предельных результатов, поднимаясь на высоту и падая вниз в размахе, недостижимом для нас, и все же в течение двух лет я с пользой для себя притворялся их товарищем.

Тем временем Джойс взял на себя всю ответственность. По его приказу Пик с египетским верблюжьим корпусом, отрядом саперов и броневиками для подкрепления выступил в путь, чтобы перерезать железнодорожную линию у Ифдеина.

Согласно плану, капитан Скотт-Хиггинс со своими проворными индусами должен был после наступления темноты внезапным натиском захватить блокгауз. Затем Пик до рассвета разрушает путь. Утром автомобили прикроют их отступление на восток через равнину, по которой мы, главный отряд, направимся из Азрака на север к Умтайе, большой впадине, наполненной дождевой водой, в пятнадцати милях ниже Дераа, служившей нам передовой базой. Мы дали им проводников из племени руалла и проводили их, возлагая много надежд на эту важную предварительную операцию.

Наша колонна выступила в путь на рассвете. Дела с Нури и Фейсалом задержали меня на целый день в Азраке, но Джойс оставил мне автомобиль, на котором я на следующее утро нагнал армию.

У Джойса были дурные новости. Пик уже присоединился к нему, доложив о неудачной попытке добраться до железнодорожной линии из-за недоразумений с арабами, жившими по соседству с участком, намеченным для разрушения. Мы придавали большое значение разрушению Амманской железной дороги, и всякая задержка являлась преступлением. Я оставил автомобиль, захватил груз пироксилина и, сев на своего верблюда, бросился во главе отряда на запад в направлении железной дороги.

Мы достигли Умтайе перед заходом солнца и направились к железной дороге, надеясь стремительным натиском разрушить ее. Сумерки дали нам возможность приблизиться, не вызвав тревоги, и, к нашей радости, мы обнаружили, что проход доступен для броневиков: как раз перед нами находились два хороших моста.

Я решил вернуться утром с автомобилями и большим запасом пироксилина, чтобы уничтожить большой четырехпролетный мост. Восстановление его отняло бы у турок несколько дней, и таким образом была бы возмещена неудача Пика. Это стало счастливым открытием, и мы поскакали обратно, намечая по пути лучшую дорогу для автомобилей.

Утром, пока войска завтракали, мы, устроив совет, объясняли арабским вождям возможность набега автомобилей на железнодорожную линию. Было принято решение, что два броневика должны спуститься к мосту и атаковать его, в то время как главный отряд двинется дальше к горе Тель-Арар на Дамасской железной дороге, в четырех милях к северу от Дераа. Завладев линией, отряд займет там позицию на рассвете следующего дня, 1 сентября, а мы, покончив с мостом, присоединимся к ним с автомобилями.

Около двух часов дня, когда мы направлялись к железной дороге, нашим глазам открылось величественное зрелище реющих бомбометателей, с жужжанием стремившихся к Дераа в свой первый налет. Не привыкший к воздушным атакам, незащищенный, невооруженный турецкий гарнизон понес тяжкие потери.

В двух пассажирских и двух бронированных автомобилях мы зигзагами пересекли поросшие травой лужайки, пробираясь между стенами по усыпанным грубыми камнями равнинам. На подъеме к югу от моста стоял каменный блокгауз. Мы задержались, чтобы оставить здесь пассажирские автомобили. Я пересел в броневик, захватив с собой полтораста фунтов пироксилина, намереваясь спуститься в долину к мосту. Его своды, которые скроют нас от выстрелов с поста, дадут мне возможность подложить и поджечь заряды. Тем временем второй автомобиль, открыв активные действия, займет блокгауз, чтобы прикрыть мою операцию.

Оба броневика двинулись одновременно. Когда семь или восемь человек турецкого гарнизона заметили нас, их охватило удивление, и они, выскочив из окопов, ринулись на нас в полном порядке с ружьями наперевес. Их толкала либо паника, либо непонимание происходящего, либо нечеловеческая отвага.

Через несколько минут второй автомобиль открыл по ним стрельбу. Тем временем возле моста появилось еще четверо турок, которые начали стрелять в нас. Наши пулеметчики ответили им. Один из турок упал, другой был ранен, остальные бросились бежать, но передумали и вернулись, показывая, что сдаются. Мы отняли у них винтовки и отослали в долину к автомобилям. В ту же минуту блокгауз сдался.

Джойс в своем броневике ринулся вниз с пироксилином. Мы поспешно расположились возле моста, представлявшего собой прелестную игрушку длиной восемь футов, а высотой пятнадцать, украшенную сияющей плитой из белого мрамора с надписью в честь султана Абдул Гамида. Мы заложили в отверстия стоков у мостовых устоев шесть небольших зарядов и, взорвав их, разнесли вдребезги все пролеты моста.

Потом нескольких пленных усадили поверх груза и двинулись. К несчастью, в своем упоении мы ехали слишком беззаботно, и с моим «роллс-ройсом» вскоре случилась серьезная поломка. Мы пришли в отчаяние, так как успели отъехать лишь на триста ярдов от железной дороги и рисковали потерей броневика: враг находился близко. Шофер Ролле, наш искуснейший механик, чуть не плакал из-за происшедшего несчастья. Мы обступили его толпой, офицеры рядом с рядовыми, англичане вперемежку с арабами и турками. Все со страхом смотрели на выражение его лица.

Когда Ролле понял, что он, рядовой солдат, должен командовать в этих критических обстоятельствах, его лицо, казалось, застыло в упорной решимости. Наконец он заявил, что имеется лишь один шанс на исправление и он попытается использовать его. Его искусство было настолько велико, что он успешно выполнил свою задачу. Автомобиль без всяких дополнительных починок служил мне до самого Дамаска. Воистину великими были и Ролле, и «роллс-ройс»! В пустыне они стоили сотен людей.

Починка автомобиля задержала нас на несколько часов, и, покончив с нею, мы провели ночь в Умтайе. Мы были уверены, что, выступив в путь завтра на рассвете, не слишком опоздаем для встречи с Нури Саидом. Ведь мы могли сказать ему, что линия на Амман благодаря разрушению главного моста была закрыта для движения на целую неделю. Она служила скорейшим путем для прибытия подкрепления в Дераа, и ее уничтожение делало наш тыл безопасным.

Мы оказали помощь даже бедняге Зейду, находившемуся позади в Аба-эль-Лиссане, ибо турки, сосредоточившие свои силы в Тафиле, отложили атаку до исправления своих коммуникационных линий. Наша последняя кампания начиналась благоприятно.