Восставшая из ада

Глава 7

Даша не помнила ни одного вопроса из тех, что задавал ей Захар, но она прекрасно понимала, что просто так Захар ее вызывать не станет.

Выходит – он спрашивал ее о чем-то значительном. А какое событие из недавних можно считать наиболее значительым?

Да еще таким, к которому она – Даша – имела хоть какое-нибудь отношение?

Конечно, возвращение ее подруги Натальи.

Итак, несомненно то, что Захар интересовался этим фактом.

Но почему тогда бы ему не поговорить просто с ней – с Дашой – просто поговорить, не прибегая ни к каким не совсем обычным сподручным средствам. Вроде гипноза, чем Захар, судя по всему воспользовался?

Даша второй год состояла в Обществе и прекрасно осознавала возможности Отца. Слухи о его колдовских способностях давно уже широко разошлись между членами Общества и тщательно им же культивировались.

Даша была неглупой девушкой, к тому же она успела получить высшее университетское образование – она закончила факультет психологии и все паранормальные явления (а куда от них денешься?), присутствовавшие в окружающей ее действительности привыкла объяснять с точки зрения изученной ею науки.

Когда она стала полноправным членом Общества и получила доступ к той толике информации об Отце, которой владели ее Братья и Сестры, она почти сразу же решила для себя, что способности Захара, которые многие члены Общества называли колдовскими – попросты экстрасенсорные. Такими способностями редко, но обладают люди, и Захар, несомненно, был одним из таких людей.

Даша часто спрашивала себя, что заставило ее стать одной из поклонников Сатаны, участвовать в отлично организованных и регулируемых шабашах и все время приходила к выводу, что ее привело в Общество то же, что и привело на факультет психологии – тяга к запредельному. К знанию, которым обладают лишь избранные. Стремление получить возможность заглянуть туда, куда неподготовленным лучше не заглядывать – в темную пропасть бессознательного уровня человеского мозга, где веками наслаивалось то, о чем современные люди не имели ни малейшего понятия.

К тому же Даша имела возможность платить огромные взносы, обязательные для всех членов Общества. Ее родители являлись владельцами преуспевающей фирмы, производящей канцелярские товары.

Довольно скоро после своего посвящения, Даша поняла, что ее стремления выйти за грань доступного человеческому мозгу, никогда не реализуются, пока она останется одной из многочисленных рядовых членов Общества – им хватало для полноты жизни наркотических оргий и страшных рассказах о потусторонней стороне бытия, к которой, по уверениям Захара и его ближайших помощников все члены Общества получали доступ посредством приема какого-то особого рода наркотика, консистенция и технология изготовления которого держалась в строжайшем секрете.

Последний год Даша очень сблизилась с Натальей. Она угадывала в ней то, чего не было у других людей. Какую-то необыкновенную силу, что-то такое, что Даша до конца не понимала.

Гибель Натальи явилось для нее настоящим шоком и породило, к тому же, настоящее недоверие к Захару, который в последние несколько месяцев жизни Натальи действительно довольно плотно общался с ней, будто бы пытаясь проникнуть в ее сознание.

После смерти Натальи у Даши сложилось такое впечатление, что само убийство явилось результатом этих попыток. Захару что-то показалось странным и опасным в Наталье, и он убрал ее – так считала Даша.

А к чудесному воскресению своей подруги Даша и не знала как относиться. Те пласты знаний, полученные Дашей в университете не могли объяснить ей ничего и сама Даша, растерявшись, пыталась найти в себе силы поговорить с Натальей по душам – и не могла.

Что-то, чего Даша не могла объяснить, отдалило ее от ее подруги. То есть могла объяснить – внезапная смерть и невероятное возвращение, но все же...

Тут Даша начинала погружаться в свои лихорадочные размышления и запутывалась окончательно.

Даша сидела за одиноким столиком ночного клуба «Черный Лотос» и курила, выпивая одну чашку кофе за другой. Посетителей в клубе не было совсем, еще только вечерело, а клуб укомплектовывался полностью примерно к полуночи.

«Что-то совсем я запуталась, – затягиваясь сигаретой, думала Даша, – так всегда бывает, когда у меня в жизни наступает перелом какой-нибудь существенный. Ведь помню, как прекратились мои бесшабашные выходки в наркотическом дурмане во время моего плотного общения с Натальей. Я тогда – до знакомства с ней – пыталась разобраться в себе, что же мне надо от жизни и зачем вообще все это, и в результате, как это обычно бывает, бросилась в крайности. Творила такое, что сейчас и вспоминать-то не хочется. Потом, после знакомства и начала общения, я изменилась, и поведение мое стало более уравновешенным. А вот после того, как мы похоронили Наташу»...

Даша затушила окурок сигарету и запила последнюю затяжку последним глотком кофе. Движением руки подозвала бритоголового долговязого официанта и, получив очередную чашку горячего ароматного напитка, вновь достала из пачки сигарету, вставила ее в рот и щелкнула зажигалкой.

«После того, как мы похоронили Наташу, все началось снова, – прерванные ее мысль потекли опять, – отвратительные и беспредельные выходки... Взять тот же минет под кафедрой католического собора. Помню, как я растерялась, когда увидела Наталью здесь, в этом клубе, за этим же столиком.

Растерялась настолько, что говорили какую-то ерунду и все никак не могла поверить в то, что это вот именно она – моя подруга – сидит рядом со мной и курит сигареты совершенно с той же манерой, с которой курила до смерти. Ужасно. А потом боялась подойти и поговорить, как раньше. Доверительно и начистоту. Наташа вела себя, будто и не была моей близкой подругой, а я от растерянности и испуга ей, так сказать, подыгрывала».

«Сейчас, наконец, настало время поговорить с ней. Я подозревала, что Захар имел непосредственное отношение к ее гибели, и ни с кем своими подозрениями не делилась. Даже с Васиком Дылдой. И теперь Захар вызывает меня и при помощи гипноза пытается выведать все, что известно мне о возвращении моей подруги. Хорошо, что он не задал вопроса, кого я подозреваю в ее гибели. Я ничего не помню из нашего с ним разговора, но уверена, что такого вопроса он не задавал.

Иначе я бы здесь не сидела – это абсолютно точно.

Что мне делать дальше? – четко сформулировала Даша обращенный к самой себе вопрос. – Я чувствуя, что и я, и Наталья в большой опасности. Захару нужно время, чтобы самому разобраться во всем. Ясно, что и он растерян. Возвращения Натальи он не ожидал, никак не мог ожидать. Но долго так продолжаться не может, он наверняка примет какое-нибудь решения, и в чем я ни на секунду не сомневаюсь, так это в том, что это решение будет не мою пользу и уж никак не в пользу Наташи».

Даша крепко сцепила зубы и глубоко задумалась. Она не могла заметить, что бритоголовый официант внимательно смотрит на нее. Не замечала она и того, что он следит за ней, не спуская глаз, с того самого момента, как она переступила порог клуба.

Еще несколько минут Даша сидела, погруженная в сложно переплетенную паутину раздумий, пока решение ее не оформилось в следующие слова:

– Нужно прекращать эти игры. Уверена, что Наталья поможет мне разобраться со всем этим, – еще не вполне выпутавшаяся из хитросплетений своих мыслей Даша и не думала, что проговорила эти слова вслух.

И бритоголовый долговязый официант слышал все от начала до конца.

– Пинчер!

Очень худой долговязый субъект, дернул кадыкастой шеей и, вытирая замасленные руки о фартук, поспешно выбрался из-за стойки.

– Чего изволите? – быстро проговорил он, подбежав к длинному столу, по обеим сторонам которого сидели очень похожие друг на друга молодые люди в спортивных костюмах и кожаных куртках.

– Водки принеси мне, – не оборачиваясь, приказал тот, кто позвал его.

– Сто? Двести?

– Двести.

Субъект повернулся, чтобы бежать обратно за стойку, но был остановлен еще одним, не менее резким окриком:

– Пинчер!

Субъект остановился, растерянно поглаживая ладонью голову. Волосы на голове у субъекто вылезали полупрозрачными кустиками, так, что в голову субъекта можно было принять за огромный одуванчик, которого сдули не весь пух.

– Отдохни, Пинчер, – проговорил парень со шрамом на небритой щеке, в спортивной костюме, тот, который окликнул вторым, – не надо водки.

– Не понял? – угрожающе приподнимаясь, произнес заказавший двести граммов.

– Сядь! – скомандовал тот же парень в спортивной костюме. – Забздел уже? Через пять минут тамбовские подойдут, разборка будет, а ты водку хлещешь. На дне стакана храбрости не найдешь, Санек.

– Кто забздел? – побагровел заказавший водку. – Да мне просто выпить хочется.

– Выпьешь потом, – отрезал парень в спортивной костюме, – я тебе лично литр текилы поставлю, когда все закончится.

Остальные молодые люди – их было около десяти человек – сидели молча. Стол, за которым они сидели, был пустым.

Лишь напротив некоторых стояли бутылки с пивом или минеральной водой. И почти все курили, стряхивая пепел в фарфоровые пепельницы с отбитыми краями или просто на пол.

В этом зале бара «Седьмая верста» стояло два длинных стола – один был занят, а второй предполагался для делегатов от преступной группировки, в соответствующих кругах именовавшейся тамбовской.

Приход делегатов для обсуждения спорных вопросов между группировками, в соответствующих кругах именуемого разборкой, был назначен на шесть часов вечера.

Сейчас на часах было без пяти минут шесть.

Пинчер все еще топтался на одном месте, находясь в нерешительности – идти ему за стойку, или оставаться рядом с молодыми людьми, которые в любой момент могли что-нибудь захотеть.

– Пинчер, – окликнул его парень со шрамом, который, судя по всему был назначен главным над своими товарищами, – чего колыхаешься? Иди на место.

– Ага, – робко согласился Пинчер, однако никуда не пошел.

– Ну, чего тебе еще?

– Я попросить хотел, – дернув кадыком, проговорил Пинчер, – вы если это... Ну, если что-нибудь там будет...

Не очень-то стреляйте. А то это... Ущерб будет. Мне хозяин... он...

– Не твоя забота, – проворчал парень со шрамом, – пошел вон.

– Да я ему череп пробью сейчас!! – взвился вдруг один из молодых людей, чьи нервы, должно быть, не выдержали слишком долгого ожидания тамбовцев.

– Сидеть! – прикрикнул на него парень со шрамом.

– А чего он каркает, падла?! Стрелять, стрелять... Может, и не придется стрелять.

– Да сядь ты! – оскалился наконец и сам обладатель шрама. – Что вы все, как бабы? Ну, разборка и разборка – первый раз, что ли? Нервы лечить надо! Если нервы не в порядке, нужно было в воспитатели детского сада идти, а не в братву.

Молодые люди заворчали, как голодные псы. Пинчер давно уже был за стойкой и, втянув голову в плечи, испуганно озирал зал.

– Ладно, – сбавил тон парень со шрамом, – все волнуемся, все ждем. Давай, пацаны, тихо посидим. Успеем набазариться. Что их нет-то так долго, уродов. Без трех минут уже.

– Не люблю я с тамбовскими тереть, – негромко высказался угрюмый парень, молчавший до сих пор. Он сидел рядом с обозначенным шрамом главарем и с этими словами обращался, кажется, к нему одному.

Тот, однако, ничего не ответил.

– Выдумщики они какие-то, – сформулировал угрюмый, – не беспредельщики, а вроде того.

– Есть у них один, – отозвался кто-то с противоположной стороны стола, – кликуха Артист. Постоянно как выкинет что-нибудь. То в бабу переоденется, чтобы внимания отвлечь, то еще в кого. А когда никто ничего не ожидает такого – из-под подола два ствола вынимает и начинает мочить всех подряд. Как бы и в этот раз такого не случилось.

– В этот раз крутые рамсы будут, – сказал угрюмый, – вряд ли одним базаром обойдемся. Тамбовские, они такие...

Как би они с ходу не начали палить. Вы бы, пацаны, волыны приготовили, чтобы удобнее доставать было.

– Ну, тихо вы! – прикрикнул на всех парень со шрамом и даже пристукнул ребром ладони по полированной поверхности стола. – Ровно шесть часов. Этих козлов еще нет. Может, попутали чего? Кто стрелку забивал?

– Ну, я, – отозвался толстяк, на объемном брюхе которого едва не лопалась сверкающая, как средневековый рыцарский доспех, кожаная куртка, – я все верно забил, как ты и говорил – в шесть часов в баре «Седьмая верста». На втором этаже в банкетном зале. Здесь же и забивал. Вон Пинчер свидетель, он слышал все.

– Так какого же хрена?.. – заскрежетал зубами обладатель шрама. – Седьмой час. Или они специально нам нервы мотают, что прийти и тепленькими взять?

– Тихо! – вдруг крикнул тот, кто безуспешно пытался заказать себе двести граммов водки. – Кажись, идет кто-то сюда.

И тотчас в банкетном зале бара «Седьмая верста» повисла до невыносимости напряженнейшая тишина, прерываемая только приближающимся стуком двух пар ног, доносящимся с лестничного пролета.

– Может, закрыт этот банкетный зал? – шепотом спросил у меня Васик. – Тихо так там...

– Это же банкетный зал, – сказала я, – только для банкетов, значит. А тихо там, потому что банкета в этот день нет. Не каждый же день банкеты случаются.

– А если не каждый день банкеты, – все сомневался Васик, – то какого черта там этот твой киллер Пинчер делает?

И вообще – не может такого быть, что киллер, профессиональный киллер и работает халдеем.

Мне самой что-то не нравилась складывающаяся ситуация.

Что-то было не так, хотя по идее, все должно идти по плану.

Должник Васика Борис узнал киллера, сказал, что его зовут Пинчер и сказал, что этого Пинчера можно найти в баре «Седьмая верста», куда мы с Васиком сейчас и приехали. А охранник у входа, посмотрев на нас, однако, как-то странно, сообщил, что Пинчер сейчас на месте – в банкетном зале на втором этаже.

И еще охранник добавил, с сомнением глядя на Васика, что в банкетный зал лучше сейчас не соваться.

– Значит, правду говорил Борис, – шепнул мне тогда Васик, – что Пинчер – крутой. Даже охранник предупреждает нас не соваться к нему. Может быть, Пинчер сейчас в дурном настроении? И стреляет тех, кто ему под горячую руку попадется, почем зря?

Мы остановились у дверей в банкетный зал. Двери были закрыты, но явно не заперты.

– Постучать? – посмотрел на меня Васик.

Я пожала плечами.

– Может быть, – сказала я, возвращаясь к нашему разговору, – у Пинчера просто прикрытие такое, что он халдеем служит. А по жизни – он киллер? – предположила я.

– Или просто у него пунктик такой – одному бухать в пустом банкетном зале, – добавил Васик, – сильные личности, говорят, любят одиночество. Слушай, а что мы будем делать-то, когда его увидим? – спросил Васик. – Надеюсь, у тебя есть план?

Плана у меня не было. Единственное, что меня сейчас занимало, это – удостовериться, что тот, кого Борис назвал Пинчером и киллер, приходивший за моей жизнью и, судя по всему, взявший жизнь моей сестры – это одно и то же лицо.

Мероприятие, которое нам предстояло, было, несомненно, опасным. Оружия у нас с собой не было, но я все-таки решила предпринять кое-какие меры безопасности.

Хорошо все-таки, что у Васика, вернее, у его папаши денег куры не клюют. И еще хорошо то, что последние изменения в общественной жизни нашей страны способствовали появлению и широкому распространению оружейных магазинов. Заходишь и покупаешь, что тебе нужно. А если возникают проблемы с оформлением покупки – тоже беда небольшая. Достаточно подмигнуть продавцу и сунуть ему сумму, немного больше той, что обозначена на ценнике.

Мы все еще стояли перед дверью. Васик чертыхнулся и одернул свою куртку.

– Тяжелый, гад, – сдавленным голосом произнес он.

– Ну, так сними, – посоветовала я, – тяжело, но я же терплю.

– Ни за что на свете! А если этот киллер пальнет в меня? Зря я, что ли, такие бабки отдавал за эти пуленепробиваемые жилеты. Слушай, надо было ствол купить. Хотя бы пневматический. А то как-то...

– Ни к чему, – сказала я.

Мне бы только посмотреть на этого Пинчера. Не собираюсь я стрелять в него, тем более, что он наверняка обращается с оружием, которого у меня и нет, лучше, чем я. Если я узнаю в нем своего недавнего ночного гостя, тогда все будет очень просто. Сообщу следователю, который вел дело об убийстве Наташи. Думаю, что он не откажется от возможности закрыть хотя один «глухарь».

А, может быть, и не один. Если ему удастся раскрутить Пинчера на что-нибудь еще.

– Заходишь первым, – сказала я, – если видишь в зале того, кого я тебе описывала – этого лысого – подашь условный сигнал.

– Какой? – спросил Васик.

– Ну, свистнешь. Свистеть умеешь?

– Ага.

– Так... Чтобы он не обратил внимания, как будто ты себе под нос песенку насвистываешь.

– Понял.

Мне бы только одним глазком взглянуть на него. Если он там, то я просто выгляну и посмотрю. Вряд ли он узнает лицо, мелькнувшее на несколько мгновений в дверном проеме. Тем более, что я, как могла, изменила внешность. Убрала волосы под цветастый платок, глаза скрыла под большими солнцезащитными очками, а губы накрасила ярко-красной помадой – такой помадой Наташа никогда в жизни не пользовалась.

– Пошел, – сказала я Васику.

Он глубоко вздохнул, открыл двери и шагнул в зал. Я прислушалась, готовясь в каждый момент услышать его свист.

Несколько секунд было совсем тихо. Потом глухой и низкий голос проговорил:

– Тебе кого, пацан?

– Пинчера, – услышала я крайне растерянный голос Васика.

– Пинчер – это я, – долетел до меня тоненький дрожащий голосок. – Зачем я тебе?

«Пинчер там, – ударило у меня в голове, – но почему же Васик не свистит? Кстати, Пинчер там не один. А если он там не один, то почему так тихо в банкетном зале? Ничего не понимаю».

Приоткрыв двери, я заглянула в зал.

То, что я увидела, едва не повергло меня в обморок.

Посреди зала спиной ко мне стоял Васик. Руки его были разведены в стороны. Вскочившие из-за одного из двух стоявших в зале длинных столов молодые люди в кожаных куртках и спортивных костюмах все как один держали Васика на мушке своих пистолетов.

За стойкой бара маячила какая-то лысая башка.

– Ну, я Пинчер, – тоненьким голоском проговорил лысый за стойкой, – чего тебе, парень?

Васик молчал, совершенно растерянный. Его замешательство было, впрочем, вполне понятно – на него ведь смотрели десять пистолетных дул.

Кто-то из вооруженных молодых людей крикнул:

– Там еще один! – и тотчас же пять стволов уставились мне в лицо.

– Заходи, – сказал один из молодых людей – парень со шрамом на щеке, – ме-едленно заходи.

На подгибающихся ногах, я вошла в зал и встала рядом с Васиком. Теперь я видела, что лысый за стойкой, назвавшийся Пинчером, вовсе не тот, кто приходил ко мне ночью – был он повыше ростом моего незванного гостя и голова его была не бритая, а просто бесцветные волосы вылезали на ней кустиками. Да и лицо его совсем было не похоже на лицо профессионального киллера.

Молодые люди внимательно разглядывали нас.

– Это не он, – шепнула я Васику, – совершенно не похож. Он просто лысый, а мне надо бритого.

– Сматываться надо, – проскулил Васик, – куда это мы попали? Мама...

Последнюю фразу Васика грозные молодые люди расслышали прекрасно. Некоторые рассмеялись, опустив пистолеты, но парень со шрамом и еще несколько человек продолжали целиться нам в лица.

– Так вот ты какой, Артист, – проговорил парень со шрамом.

– Я не артист, – сглотнув, выговорил Васик, – я – Васик.

– Тогда, может быть, ты – Артист? – спросил у меня сосед того, со шрамом – детина с угрюмой такой физиономией.

– Нет, – получилось сказать у меня, – я вообще женщина.

– Вы, наверное, ошиблись, – срывающимся голосом предположил Васик, – вы, наверное, нас за каких-то других людей принимаете.

– Обычные шуточки Артиста, – проговорил угрюмый, – лохом прикидываться. Я про него наслышан.

– Может быть, мы пойдем? – тоскливо спросил Васик. – Мы вообще случайно здесь.

– А кто Пинчера спрашивал?

– Нам... нам другой Пинчер нужен. Не этот. Этот не подходит.

– Какой же вам Пинчер нужен? – осведомился парень со шрамом. – И чем вам не подходит этот?

На это Васик не нашелся, что ответить. Я заметила, что молодые люди, опустившие пистолеты, теперь снова подняли их, отчего-то насторожившись.

– Да мочить их надо! – заорал вдруг один из молодых людей. – Пацаны! Палите, пока эти тамбовцы гребанные совсем вам мозги не задурили!

– Правильно! – стали раздаваться крики. – В расход уродов! Они нас вообще на нормальных людей на считают, представления какие-то устраивают.

– Ша! – оборвал всеобщий галдеж парень со шрамом не щеке. – Не спешите, пацаны. Может быть, они тут и непричем.

Мы же не беспредельщики, правильно?

Никто ответить на его вопрос не успел. Двери в банкетный зал вдруг широко распахнулись, и на середину зала, едва не сбив нас с ног, вбежала группа молодчиков в камуфляжных костюмах и с черными масками-шапками, скрывающими лица. Молодчики были вооружены автоматами, стволы которых они мгновенно направили на вооруженных молодых людей.

– Сопротивление бесполезно! – прокричал один из молодчиков, наводя ствол своего автомата на широкую грудь парня со шрамом. – Просьба гражданам бандитам немедленно сдать оружие!

«Сейчас такое начнется, – подумала я, закрывая глаза.

– Вот и пришел твой конец, Ольга Антоновна Калинова. Шальная пуля, мозги по стенам...»

– Менты, – дернув ртом, проговорил парень со шрамом, опуская пистолет. – Облаву сделали, сволочи. Не иначе, как тамбовские отморозки стрелку сдали.

Он кивнул коротко стриженной головой и очень похожие друг на друга молодые люди в кожаных куртках и спортивных костюмах побросали на пол свое оружие.

И тогда предводитель камуфлированных вдруг сорвал с себя маску явив на всеобщее обозрение широкое, лоснящееся от пота лицо, и, улыбаясь большим, как у лягушки, губастым ртом, выстрелил из своего автомата в грудь парню со шрамом, сказав при этом:

– А это тебе за отморозков, падла. И за то, что меня – Артиста – ментом обозвал.

На секунду все словно застыли. А потом, когда парень со шрамом рухнул навзничь, заливая кровью пол банкетного зала, его товарищи, один за другим ныряли за своим оружием – некоторые из них так и оставались на полу, сжимая уже бесполезные пистолеты, а другие откатывались в стороны и отстреливались под непрерывным автоматным огнем.

В себя я пришла только под стойкой. Оказалось, Васик, вовремя оправившись от оцепенелого испуга, затащил меня туда. В зале грохотали выстрелы, сыпалась штукатурка, вопили раненные и молчали убитые.

Трясущимися руками я ощупала свою защищенную толстой броней пуленепробиваемого жилета грудь.

– Ни одной дырочки, – вырвалось у меня.

– И в меня тоже ни разу не попали, – сказал рядом со мной Васик, – надо же. А если бы жилетов не было, изрешетили бы. Называется – закон подлости.

Он вдруг толкнул меня локтем и кивком головы указал на что-то. Я посмотрела и увидела подпрыгивающий тощий зад и пыльные подошвы демисезонных ботинок.

– Пинчер твой сваливает, – прокомментировал Васик, – вон дверь. Наверное, на кухню ведет. А оттуда можно через черный ход уйти. Давай за ним, если не хочешь, чтобы нас зацепила таки какая-нибудь шальная пуля-дура или не накрыли настоящие менты, которые наверняка через минуту другую будут тут.

Один за другим на четвереньках мы выбрались из банкетного зала на кухню. Только там мы смогли выпрямиться в полный рост.

– Плиты одни, – пробормотал Васик, озираясь, – и котлы огромные. Где же тут выход-то?

Один из громадных котлов, стоящий прямо на полу, шевельнулся и крышка, закрывающая его, приподнялась. Васик метнулся туда, сдернул крышку совсем и обнаружил в котле пронзительно запищавшего Пинчера, который, очевидно, решил переждать там пальбу бандитской разборки и долженствующий последовать непосредственного после этого мероприятия наезд милиции.

– Нет, – глубокомысленно изрек Васик, опуская крышку обратно на котел (визг Пинчера стал много глуше), – это явно не тот, который нам нужен. Не похож он на крутого киллера. Кинул меня этот мудак Борис. Ну ладно. Ответит он мне за все. Втравил в такую историю... Я чуть в штаны не это самое... Ладно, – Васик снова огляделся и обнаружил-таки выход из кухни, – валим отсюда. Сейчас менты подъедут, совсем необязательно, чтобы они нас тут застали.

– Это так, – поддакнула я, устремляясь следом за ним, – твоему папику лишний раз нервы трепать тоже не стоит.

Сколько раз он тебя уже из ментовки выкупал?

Васик не ответил мне. Наверное, не расслышал на бегу вопроса.