Восточный триллер

Глава 8

Ввести особое положение и эвакуировать город президент не решился. Он не верил архивам КГБ, так, по крайней мере, заявил на закрытом совещании Совета безопасности. Его постоянные консультации с высшими руководителями силовых структур, представителями МАГАТЭ и с Генеральным секретарём Североатлантического блока проходили в режиме сверх секретности и не прекращались ни на час, но президент не мог выработать осмысленного решения. Требовалось проявление воли. Но проявления не было. С Москвой эту тему решено было не обсуждать, во избежание искажения объективности расследования. Так, по крайней мере, заявил мэр Киева полковнику Дубине. Решиться на такой волюнтаристский шаг, как поголовная эвакуация, на основании достаточно косвенной информации, предводитель всех украинцев не мог и принялся консультироваться с президентом США. Переговоры затянулись. Время шло. Представители иностранных держав стали покидать город. Но никто толком ничего объяснить не мог. Дежурные администраторы каждого из посольств стран эвакуирующих своих граждан из Киева бормотали по телефону какую-то неубедительную чушь. Наступило утро 20 июня. Солнце пылало раскалённым факелом в обрамлении голубой полусферы неба. Стояла жара. Типичная для последних лет. Киевляне ползали по городу как сонные, ленивые мухи. Пили «Кока-Колу», пиво, ели мороженое и вяло реагировали на страсти, вылетающие из телевизора, FM-радиоприёмников, мобильных телефонов, линий интернет-связи, или напечатанные компьютерными буковками в многочисленных газетах. К скандалам, вранью и мошенничеству давно привыкли. Удивить кого-либо было трудно. «Новый взрыв на Чернобыльской станции? Ха-ха-ха! Так я и поверил. Нэ трэба нас дурыты!»

— Скорцени, как обстоят дела с писателем? Это похоже, наша последняя ниточка после провала операции «Собака». — Бенито Муссолини поднёс ко рту чашечку кофе с крепчайшим, свежеприготовленным напитком и вопросительно посмотрел на помощника.

— Он перестал работать в Интернете, — ответил тот и принялся копаться в своей папке с документами, словно желая отыскать там причину этого. Добавил: — По крайней мере, мы не можем его отследить. Наружное наблюдение не подтверждает посещений им интернет-салонов. Его личный модем под контролем.

— А мобильный телефон?

— Несущую частоту раскодировали и ведём прослушивание. Не выходит в сеть и через телефон. Он просто бродит по барам и пьёт пиво. Один.

— Хм… — Бенито задумался. — Я не поверю, что писака перестал общаться. Для них отсутствие общения — смерть. Моральная смерть, а для них она хуже физической. Впрочем, тут я спорить не буду. Ладно, Отто… Ладненько… Каковы результаты проверки ящика likvidator@likvidator.ru?

— Шеф, это поразительно, но ящик существует. Вы угадали! Пароль пока не взломали, наш компьютер непрерывно работает над этим.

— Ящик существует, — проговорил шеф и потянулся за сигаретой. — Вопрос, кто его хозяин и кому я отправил письмо.

— А что в письме?

— Неважно. Важно, кому оно попало. Я писал его Ликвидатору. Другой человек вряд ли поймет, о чём идёт речь.

— Вы зашифровали текст?

— Нет, Скорцени. Я написал несколько специфическое изложение. Не стоит пока говорить на эту тему.

— Не стоит, так не стоит. — Скорцени закрыл папку и положил её на колени.

— Как ты относишься к провалу операции полковника Дубины? — Муссолини прищурился и пустил клуб дыма, наблюдая за помощником.

— Я думаю, это было запрограммировано и детерминировано организацией его спецслужб.

— Детерминировано? Ох, Скорцени… Ты прав, прав и прав. Но только в том, что всё было запрограммировано. Организация работы тут ни при чём. Ликвидатор просто не мог попасться на такую дешевую приманку, как собачьи прививки.

— Тем не менее, своему псу он прививку сделал.

— Он издевался, я думаю. Показал свой уровень.

— Да? А я думал, переживал за собаку.

— Я так не считаю. Итого: по писателю никакого продвижения нет. Пытать мы его не можем, а жаль. Может, купить?

— Шеф, мы же пробовали.

— Он не взял живые деньги. Давай пообещаем издать в Италии его книги.

— Можно попытаться. Но, мне кажется, он немного двинутый и ничего не получится. Писатель в себе — тяжёлый случай.

— Скорцени, а где ты видел не двинутых писателей? Их просто нет в природе. Писатели все полностью в себе, или не в себе — это аксиома. Надо попытаться сыграть на его ненормальности.

— Как, шеф?

— Да вот я и размышляю. Денег он не взял. На тираж в Италии, думаю, тоже не поведётся. Сложный случай. — Бенито поставил пустую чашку и откинувшись в кресле, заложил руки за голову. — Что у него может быть общего с Ликвидатором? Что может быть общего у этого недоделанного идеалиста, этого инфантильного полудурка с таким профессионалом и опытным по жизни человеком, как Ликвидатор? — Муссолини задумчиво смотрел на помощника.

— Может быть, их притягивает сила противоположности?

— Хм… Скорцени… Я не ожидал от тебя такого разумного психоанализа. У меня возникла такая же мысль. Да, их притягивает сила противоположности. Но всё равно, — заявляю как человек изучивший принципы философии, — пограничная, общая и равноментальная зона есть. И её необходимо определить, мимикрироваться под неё и выйти на связь с Ликвидатором от имени писателя.

— Ох, шеф… Это маловероятно.

— Я знаю. Но напомню, что сама жизнь маловероятна. Наш с тобой разговор маловероятен. Маловероятно, что через минуту мы не будем покойниками. И вообще, страшно удивляюсь, что ты и я появились на свет и, что ещё поразительней, дожили до этого разговора. Вопросы есть?

— Нет, шеф. Я вас понял.

— Вот эту его ненормальность мы и попытаемся использовать в своих целях.

— Какую, шеф?

— Ту, что он до сих пор живой. Это о чём-то говорит.

— Ох, шеф, я вас не очень понимаю!

— Если он живой и пишет — значит это кому-то нужно. Жизнь самодостаточна. Скорцени, неужели ты не заметил? Неужели ты не заметил, что умирают, а вернее — уходят, люди, у которых закрыто будущее; которые отработали свой ресурс; которые двинулись не по тому пути или, наоборот, — по слишком правильному пути, в сравнении с тем, которым следует двигаться, ориентируясь на Божий план. Это включает в себя и звёздный час и мрачный, тупой миг, когда ясность детерминированного негатива становится абсолютной и жалит сама себя, как взбесившийся скорпион. Ты меня понял?

— Ох, шеф. По моему, нет.

— Ну, ничего. Незнание увеличивает плотскую радость и любовь к жизни. Забудь то, о чём я только что говорил.

— Хорошо, шеф. Забыл.

— Но про писателя помни! Мы должны выяснить, кому нужна его деятельность и его книги. И очень быстро. Немедленно. Мы в цейтноте! Продолжай контролировать слежку за ним и взламывать пароль почтового ящика. А я займусь подготовкой атаки на его психику. И я не буду Муссолини, если этот поэт не станет писать стихи под мою рифму! Осталось чуть больше 72 часов до пуска заряда. Не знаю, как это будет выглядеть. Увидим с Крещатика.

— Может быть, на левом берегу? В районе Дарницы или Троещины. А, возможно, на Борщаговке? Или вот, — Пуща-Водица. Очень хороший райончик для нейтронного заряда. Или в Бортничах. А, возможно, в Вишнёвом?

— Нет, Саша, — терпеливо ответил Седой на размышления Маринина, где спрятана ядерная бомба. — Чекисты не были остолопами. Заряд установлен в кварталах старого Подола. Короче, в нашем районе. Где-то в километре от Киево-Могилянской академии. Прощайся с родным краем. Если уничтожить Пущу-Водицу, Киев останется на месте. А без Подола и без Крещатика это уже будет радиоактивная деревня с минимальным прожиточным уровнем. С нулевым.

— Откуда ты знаешь, что бомба здесь, у нас? — мрачно вопросил Моня, закурив папиросу.

— Сообщил полковник. А к нему эти весёлые новости пришли из Москвы, от своего однокурсника по академии. В архиве КГБ нашли данные о мощности заряда и не уточнённые координаты его установки. Более точная информация уничтожена при передаче власти Советским Союзом России. Вот так, Саша. Такие пироги, — сказал Седой и кинул в рот жевательную резинку. Он недавно бросил курить. Добавил: — У итальянцев точно такая же информация по поводу места установки заряда. Но они её достали через агентурную сеть семи стран потратив кучу денег на перекупщиков архивных данных. Этот Бенито очень удивлялся, когда узнал, что мы тоже имеем туда доступ. Всё-таки эти итальянцы хоть и нормальные парни, но всё равно европейцы. Ни фига не врубаются, как мы здесь ведём дела. Он меня спрашивает — неужели у Сопротивления есть своя внедрённая сеть в российской ФСБ и СВР? Ну что мне ответить этому Бенито? Он не понимает, что ФСБ, КГБ, МВД, как и АБВГД, просто алфавитный набор для наших ребят. Главное — отношения.

— Да, — согласился Моня. — Текст, он и есть текст. И всё. С этого тезиса, как сказал бы Дубина, начинаются настоящие уроки. Римляне на Подоле пропали бы от дезориентации. Я уже не говорю про немцев. А об англичанах и американцах вообще молчу.

— Угу, — продолжая жевать резинку сказал Седой. Пожаловался: — Курить хочется. Бросить пить — тьфу, и точка. А вот курить… Мда… Наркотикс…

Помолчали, каждый, думая о своём. Подчинённые полковника Дубины находились в машине на двадцать четвёртом километре Кольцевой дороги, спрятались в кустах бузины. «Шевроле» Седого был едва виден, укрытый предутренней мглой. Часы показывали две минуты четвёртого.

— Вова, где же Бруклин? Уже две минуты в плюс. На него не похоже.

— Жди, будет, — отрезал водитель автомашины.

Штаб Сопротивления выработал решение направить в отдалённый уголок Украины отряд. Была поставлена задача — выйти на представителя Политбюро, местонахождение которого было вычислено лично Бенито Муссолини методом «игры» в Интернете, а именно — «возбуждением ассоциативных реакций у определённого слоя интеллектуального меньшинства посредством публикации философских эссе, камуфлированных под репортажи с реального места событий». Это была его собственная формулировка. Итальянец сумел убедить Дубину в реальности человека общавшегося с ним через компьютер и не подозревавшего, что ведёт диалог с «генетическим бандитом». «Туфта, но на 50 %», — резюмировал Муссолини реальность представителя Политбюро и рекомендовал пробу «контакта» прогнозируя не очень большие жертвы и подчёркивая, что почувствовал в собеседнике сицилийскую ментальную составляющую. «А активный сицилиец убивать просто так не будет», — успокаивал Бенито Дубину. «Во всяком случае, раньше, чем обстоятельно не побеседует».

— Этот городок, — инструктировал Дубина пятидесяти процентных камикадзе, — находится в пограничной зоне. Войск НАТО там нет, украинских вооруженных сил тоже. Российская армия находится в сорока километрах от этого населённого пункта и выжидает предлог для захвата. Власти в городе нет никакой, кроме номинальной. Патрули, организованные городским головой и районным отделом МВД, трусцой пробегают по центральной улице раз в сутки с желто-блакитными флагами, и снова исчезают.

Эта странная пограничная обитель имела в одно время статус столицы Левобережной Украины, много веков назад. Город древний, смутный и глухой. Так и зовётся — Глухов.

В этом Глухове теоретически базировалось Северо-Восточное отделение Политбюро, по уверениям группы Муссолини. В Интернете итальянец общался от имени НСПУ — Национал Социалистической партии Украины, созданной в противовес Киевскому Сопротивлению. Партия, естественно, была виртуальная. Всё шло нормально, оперативная разработка продолжалась, но случилось непредвиденное, заставившее форсировать события прямым контактом, которого Дубина пытался избежать, помня про активных сицилийцев.

— Слушай, Вова, — вечером 20го числа сказал Моня Седому. — Интересная новость. Завис Интернет.

— Как это — завис? — вопросил тот.

— Да вот так — завис, и всё. Доменные системы и все их серверы перезагрузились по командам какого-то вируса и работают сами на себя. Все хосты сдохли. Программисты Дубины говорят про какой-то одиночный электрон и утверждают, что это работа русского суперкомпьютера системы АМ.

— Я слышал про машину АМ, — ответил Седой, — но не верю в эти сказки. Компьютер с неограниченной тактовой частотой процессора и работающий не в двоичном, а в ассоциативном коде — такого не может быть.

— Ты помнишь, когда начался обвал акций всех компаний по производству программного обеспечения? Ну, когда акции «Майкрософт» стоили четыре копейки? — спросил Моня.

— Помню, — ответил Седой. — Мой знакомый тогда сошел с ума. Он потерял сто миллионов гривен и столько же остался должен. А что ты хочешь сказать? Потом вскоре всё выровнялось. Это была глобальная игра на понижение.

— Это была не игра, я разговаривал с Дубиной, а у него прямая информация из Москвы. Русские обвалили «Майкрософт», «АМД» и остальных бригадиров по выпуску калькуляторов. Но потом притормозили и оставили всё на своём месте. До особого случая. Американцы сильно запаниковали и уже были готовы сделать пуск баллистическими ракетами типа МХ. Русские решили не портить экологию, и пошли на мирное урегулирование.

— Да, помню, скандал был. Но говорят, в той истории замешан Китай.

— Врут. Китай ничего не мог сделать в ситуации, когда сцепились россияне и американцы. Разве что махать красным флагом и молиться. Пока китайцы молились, а американцы подсчитывали моральный ущерб, русские создали супер-лазер. Слышал?

— Дубина говорил, что это выдумки и враньё.

— Это не враньё. Теперь Москве ракеты типа МХ всё равно, что комары для мухобойки. И они вырубили Интернет. Хватит, мол, болтать.

— Саша, не рассказывай сказки.

— Это правда. Клянусь!

Маринин и Суворов были срочно отправлены в командировку на восток, чтобы выйти на представителя Политбюро и дать гарантии от имени НСПУ в том, что Киев в течение недели будет очищен силами боевиков этой партии от сторонников киевского Сопротивления и войск НАТО. В этом случае город уничтожать нет смысла. Дорого и не выгодно — это был основной довод для Политбюро.

— Вот он, — сказал Маринин.

С глухим урчанием из бузины выехал широкий и длинный трейлер. Миновал обочину и остановился на автотрассе. Из кабины вышел Бруклин и стал говорить по мобильному телефону, размахивая рукой в такт речи. Тем временем в задней части трейлера откинулся брезент и на бетон автодороги медленно, при помощи лебёдок, сполз самолёт. Этим процессом управлял сын Бруклина, молодой парень, и ещё двое помощников, тоже молодые ребята, лет пятнадцати.

Седой и Моня вышли из автомобиля, и подошли к пилоту. Поздоровались.

— Ну что, пацаны, — потирая руки, приветствовал их розовощёкий Бруклин. — Слетаем на восток? В Батурине был, в Путивле был, Конотоп не миновал. Лебедин и Краснополье — родная сторона. Хутор Михайловский пролетал, а вот в Глухове бывать не приходилось. Моня, что за деревня? Ну, прояви эрудицию.

— Деревня как деревня. Посмотрим.

— Это не просто деревня, Саша. Это бывшая столица Левобережной Украины. Хоть и маленькая и бывшая, но — столица!

— Слышал я эти рекламные сказки от Седого, — ответил Маринин. — Сейчас столиц развелось как собак не накормленных: Донецк, Львов, Харьков, Тернополь, Киев, Одесса, Чернигов, Днепропетровск и, — как же мы раньше не заметили! — Глухов!

— Брателла, Глухову больше тысячи лет. Он старше Москвы. Хоть и маленький, но с историей. А ты знаешь, какого размера оказалась Троя, когда её обнаружили? То-то, брат.

По команде Бруклина в мобильный телефон, на километровом участке автотрассы с обеих сторон выставили заграждения с грозным текстом: «STOP! Ликвидация минирования. Взрывоопасно!»

Припарковав «Шевроне» в глубине бузины, Седой и Моня зашли в самолёт и, по настоянию пилота, пристегнулись ремнями безопасности. Разогнавшись, реактивный АН-2 взмыл в тёмное небо, освещая придорожные заросли пламенем форсажа. Развернувшись, прижался к земле и полетел на восток.

Запищал вызов мобильного телефона. Бруклин взял трубку и стал разговаривать, глядя на разгорающееся пламя рассвета на горизонте, куда летел АН-2.

— Да. Да. Не понял? Полковник, я их силой выбрасывать не буду. Даю. — Пилот протянул телефон Седому, сказав: — Дубина на проводе.

Седой насторожено взял трубку. В телефоне зазвучал хриплый бас озабоченного Дубины:

— Вова, опять проблема. В районе Глухова заблокирован аэродром. На взлётную полосу глуховские колхозники вчера вечером согнали старую сельхозтехнику. Самолёт сесть не сможет.

— Что ж, — ответил Седой. — Слетаем, когда уберут…

— Да нет, Вова, — нервно перебил полковник. — Будете прыгать с парашютами. На этот раз они у Бруклина есть.

— Что?!! Я не прыгал никогда в жизни!

— Спокойно, не волнуйся. Моня прыгал когда-то. Он даст необходимые инструкции. Всё, разговор окончен. Сейчас начало пятого. В десять утра полосу очистят, и там вас будет ждать самолёт. После десантирования перезвонишь. Давай! — Дубина отключился.

Седой ошеломлённо глядел на невозмутимого Бруклина.

— В чём дело, Вова? — спросил Моня.

— Сейчас узнаешь, — процедил тот и обратился с вопросом к пилоту: — Ты знал?

— Что? — вопросил с невинным видом лётчик.

— Саша, — обратился Седой к Моне. — Они нас заманили в ловушку.

— Кто они? — спросил Моня.

— Полковник и Бруклин, — ответил Седой. — Они хотят что-бы я прыгнул с этого реактивного корыта вниз.

— Что ты имеешь в виду? — полюбопытствовал Маринин.

— Саша, вы будете прыгать с парашютами. Таков приказ полковника, — ответил за Седого лётчик. — Не переживайте, я лично их укладывал. Пересмотрел каждую стропу. Перехлёста не будет.

— Какие парашюты? — мрачно спросил Моня.

— Очень хорошие и качественные — торопливо проговорил Бруклин, — Раньше всё делали на совесть. Модель выпуска 1946 года. Д 1–8. Великолепный парашют — приземление как на подушке. Великоват, правда. Но в этом есть свои плюсы.

— Д 1–8? — уточнил Моня, — Да их уже и в музеях нет. Ты хочешь, чтобы я пригнул с парашютом, которому сто лет?

— А что тут такого? — поднял брови Бруклин. — Что может случиться за сто лет с парашютным шёлком? Это же не какая-то синтетика, а натуральные, экологически чистые экземпляры.

— Вова, он издевается. — Сказал Моня Седому.

— Я вижу, — ответил тот.

Секунд двадцать все молчали. Пилот молвил:

— До квадрата десантирования осталось пять минут полёта. Я буду ради вашего прыжка подниматься до шестисот метров. Шестьсот метров! Мой Ан-2 рискует стать жертвой ракетного удара. — Повернулся к Седому и повторил: — Шестьсот метров, чёрт побери. Меня увидят из Лондона.

— Ты у них так примелькался, что пройдёшь за своего, — сказал Маринин.

Снова примолкли, вслушиваясь в вой турбореактивного двигателя. Наконец Седой молвил:

— Где они? Где эти экологические парашюты?

— В конце салона лежат кучей. Там три штуки, — ответил Бруклин. — Выбирайте.

— Я думал, это он картошку кому-то везёт, сказал Моня. Пошёл в конец салона и взял в руки громадный рюкзак. Махнул рукой Седому: — Вовик, иди сюда. Если будем прыгать, то у меня есть четыре минуты, чтобы провести краткий курс молодого парашютиста-десантника.

Седой, матернувшись, двинулся к инструктору.

— Давай, давай, пацаны, — подбадривал Бруклин. — Мешки что надо, пять метров в секунду — идеальное приземление. Я бы только и прыгал, если бы не летал. Адреналин, знаешь ли…

— Иди ты со своим адреналином, — психанул Седой. — Вы сговорились с Дубиной. Я догадываюсь, как всё было на самом деле. На таких условиях, что сложились, я за десять километров не приблизился бы к твоей железяке.

— Вова, клянусь! … Никакого сговора! — стал заверять Бруклин. — Ты же знаешь, что у Дубины постоянно что-то меняется, что-то переигрывается, а в итоге я виноват. Ехали бы машиной, и не было бы проблем.

— Трассы перекрыты патрулями, ты же знаешь, — ответил Седой, — На восток проехать можно только по пропускам.

— Знаю, Вова, — вздохнул Бруклин. Вот и у меня всё время пытаются пропуск посмотреть.

Седой и Моня принялись копаться в парашютах. Через пару минут оба стояли перехваченные ремнями и с громадными рюкзаками за спиной.

— Вова, запомни — считаешь до трёх и дёргаешь кольцо, — повторял инструкцию сержант Маринин.

— Ты уверен, что эта тряпка откроется? — хриплым шепотом вопросил оробевший Седой.

— Спокойно, не переживай, шанс разбиться не большой. Если стропы уложены ровно, как уверяет Бруклин, то перехлёста не будет, а поэтому и проблем не предвидится. Вова, я прыгал пятнадцать раз и всё время боялся. Я и сейчас боюсь. И мне не стыдно. Это боится не Моня, это боится его тело. И ты не боишься. Боится твоё тело.

— Боится, — шепотом подтвердил Седой. — Боится, паскуда. — Посмотрел в сторону Бруклина и тихо сказал: — А этот придурок вообще ничего не боится.

— Вова, он повёрнутый, у него своя волна, — объяснил Маринин. — Если он не боится пролетать под мостами, то это означает, что Бруклин падает в обморок, увидев мышь. Или что-то в этом роде. Закон компенсации.

— Ох, Саша, Саша… Я знаю твои манеры грузить и лечить, но, к сожалению, Седой сам доктор, — отвечал ученик парашютиста — десантника.

— Вова, повторяю последний раз — глаза не закрывай, считай до трёх и дёргай за кольцо, — повторял неофиту общества Ариэлей инструктор Маринин. — Кайф поймаешь когда увидишь, что не разбился. Это я тебе гарантирую. Только не кричи от радости. Твои вопли могут услышать не нужные нам глуховские уши.

— Что это вы там бормочите, пацаны? — весело крикнул пилот. — Или молитву читаете? Хва болтать, готовность тридцать секунд. Моня, открывай двери и зацепы шлеи стабилизаторов, а то полетишь и в самом деле как мешок с картошкой.

— Уже зацепил, — пробурчал Маринин и с глухим шумом открыл двери самолёта.

Холодный воздух ворвался в салон «кукурузника». Седой осторожно выглянул в дверь. Утреннее солнце разгоралось алым пламенем за горизонтом, рассеивая утреннюю мглу. Внизу, под крылом самолёта, проплывал лесной массив, и серой змейкой вилась автотрасса.

— Мать родная, — прошептал «неофит». — Я с такой высоты даже никогда не глядел, а тут надо прыгать. Чёртов Дубина…

— Вова, не смотри, — посоветовал сержант. — И не забудь — разворачиваешься по ветру, ноги полусогнуты, при посадке не пытайся устоять, падай и отстёгивай купол. Я буду рядом.

— Точка выброса, крикнул Бруклин.

— Вова, вперёд, слегка подтолкнул Седого Моня. Тот перекрестился, неуклюжей тушей вывалился в дверь самолёта и, кувыркаясь, полетел к земле. Следом за ним прыгнул Маринин.

Рокотание и свист самолёта исчезли вдали. Парашют Седого раскрылся. Наступила полная тишина. «Неофит» взирал на невиданное ранее зрелище величия земного пространства. Ему казалось, что во всём мире остался он один и дикая природа, раскинувшаяся от горизонта до горизонта серо-зелёным маревом. Разгоравшийся рассвет пылал волшебством утренней свежести и Седой ощутил такой прилив первозданной радости бытия и отрешённости от всей мелочной, мирской суеты, оставшейся внизу, что неведомая песня дикого человека, единенного с природой, стала рваться из глубины его помолодевшей души, и он запел, запел бы во всё горло, но неожиданно повернул голову, увидел в ста метрах Моню, вспомнил его предупреждение о глуховских ушах, и вовремя притормозил свою радость. Но всё равно, стал махать руками Маринину, улыбаться, показывать оттопыренные большие пальцы на руках и дрыгать ногами. Ощутив такой шоковый прилив счастья, он понял, наконец, Бруклина, пролетающего под мостами; он понял своих друзей, несколько раз обходивших на крошечной яхте мыс Горн, которых до этого считал идиотами; он понял своего бывшего одноклассника, пытавшегося несколько раз взойти на Эверест и всё-таки поднявшегося на эту гору с десятой попытки, и отморозившего себе руки; он даже понял человека-паука, вползающего на небоскрёбы без страховки. Неофит прошёл обряд посвящения. К земле приближался уже не тот Седой, который садился в самолёт. Свободный полёт меняет душу человека, изменил он и Владимира Суворова.

Оба десантника с интервалом несколько секунд упали на поле кукурузы. Отстегнули купола парашютов и продираясь сквозь кукурузные дебри, двинулись к автотрассе, которую наблюдали при посадке.

— Поздравляю с первым прыжком, — приветствовал Маринин Седого.

— Спасибо, Саша, — искренне ответил тот. Улыбаясь, добавил: — Однако я бы ещё прыгнул.

— Вова, ощущение свободного падения не забывается никогда, — молвил Моня, — Душа молодеет от близости смерти — так говорил мой комбат. Странные слова, но что-то в них есть.

— Весёлый парень твой комбат. Жизнелюб.

— Да, майор был парень что надо. Погиб недавно под Дубровником. Ты, наверное, слышал, что там сербы сделали американцам Варфоломеевскую ночь?

— Слышал, конечно. В Госдепартаменте до сих пор сосчитать пропавших без вести не могут.

— Это были не совсем сербы.

— Я, Саша, догадывался.

— Комбату не повезло, ракета попала в его БТР.

Вышли на дорогу. Утренняя мгла рассеялась, но над землёй ватным одеялом висел плотный туман. Сориентировались по компасу, и пошли в сторону города. Вскоре из тумана показалось каменное изваяние — женщина в украинской национальной одежде с караваем в руках. На противоположной стороне дороги светлела табличка: «Глухов». Узкая бетонная трасса уходила в глубину лесной чащи. Вплотную к ней подступили цветущие акации, сцепив свои кроны и возвышаясь пятнадцатиметровыми, жилистыми изваяниями, стоящими вдоль дороги, словно таможенные генералы. В глубине леса загадочно выговаривали песни проснувшиеся скворцы. Сонно принялась за свои предсказания кукушка. Из придорожного кустарника не торопясь, выбрела флегматичная собака с умными глазами и длинной, лохматой шерстью. Явная помесь добермана, колли и дворняги. Классическая порода современной действительности. Это Моня подметил давно. Ещё его дед, много лет назад, когда была в разгаре мода держать породистых псов, предсказывал массовые изменения в генотипе бродячих собак.

Пёс внимательно смотрел на путников, зевнул, перешел дорогу и скрылся в зарослях дикой конопли.

— Ты смотри, — подивился Моня. — Конопля свободно растёт! Как в Чуйской долине — рви, не хочу. Благодать для подсевших на драп.

— Она беспонтовая, — ответил Седой. И добавил: — В Глухове находится единственный НИИ лубяных культур на весь бывший Советский Союз. Они сорок лет выводили сорт конопли, не содержащий наркосоставляющей. Вывели, однако. Красивая, ароматная травка. Но её курить — всё равно, что крапиву.

— Да? — удивлённо спросил Моня. — А на вид, как настоящая. Да мне в общем-то все — равно, понтовая она или беспонтовая. Я эту дрянь не курю.

Двинулись дальше. Через несколько шагов наткнулись на стайку мухоморов, проломивших асфальт и растущих посреди дороги.

— Чёрт! — опять удивился Моня. — Точно Глухов. Здесь, выходит, и машины не ездят?

— Возможно, — ответил Седой, также изумлённый таким проявлением глухомани.

Медленно двинулись вперёд, в глубину тумана, туда, где исчезала дорога, покинутая автомобилями. Вдали показалась человеческая фигура. Приблизилась, и перед киевлянами предстал человек в военных галифе, в кедах и рубашке цвета хаки. На шее алел аккуратно завязанный пионерский галстук. Короткая седоватая стрижка, внимательный взгляд и руки в карманах. Незнакомец скользнул взглядом по Седому и остановился на Моне.

— Брат, дай закурить.

Моня с любопытством посмотрел на представителя глуховчан. Вытащил пачку «Беломора». Протянул, предлагая:

— Возьми, друг, но только у меня папиросы.

— Спасибо, брат, спасибо, — слегка шепелявя, поблагодарил незнакомец. — Я курю всё. А спичку, брат?

Моня дал подкурить. Спросил:

— Куда это ты, друг, в такую рань?

— Да так, гуляю. Люблю туман. Вы, я вижу, не местные. Надо будет помочь — заходите. Меня все знают, весь город. Личность моя приметная и очень, в местных краях, известная. Я — Гитлер.

— Гитлер? — невозмутимо уточнил Моня.

— Да, это я и есть. — Все меня знают… Все… А на похороны один Дэня пришел. — Нахохлился и убрёл в туман. Крикнул Моне издали: — Брат, а какое сегодня число?

— Двадцать первое, — ответил Маринин.

— А год?

— Ты что, друг? — подивился Маринин. — Две тысячи известный на дворе.

— Мда, времечко летит, ответил Гитлер и исчез окончательно.

— Помешанный какой-то, — сказал Седой. — Дыня на похоронах ходила, года не помнит. Шизо, короче.

Двинулись дальше и минут пять шли молча, переступая мухоморы. В мутном мареве просыпающегося дня показалась фигура человека. Приблизилась, и перед десантниками предстал средних лет парень в чёрной футболке с надписью VOVA. Круглое лицо дружелюбно оглядело Моню и Седого. Моргнув глазами и перекинув папиросу из одного угла рта в другой, парень сказал:

— Здравствуйте, киевские шпионы! — Вынул папиросу, сбил пепел и вопросительно добавил: — Как живёт столица?

Десантники молчали, ошеломлённые столь неожиданной проницательностью местного населения. Моня неуверенно выговорил:

— Доброе утро, э-э-э…

— Меня зовут Чёрт, — сориентировал Маринина незнакомец. — Вы из Киева, а я из Сибири. Почувствовал — моё присутствие необходимо. И прилетел.

— А с чего это вы, пан Чёрт, решили, что мы из Киева? — решительным тоном вопросил Седой.

— А что, из Глухова? — поинтересовался VOVA.

— А может, из Сорбонны? — не уступал Седой. — Идём на практику в ваш лубинститут.

— Может быть, но только из киевской Сорбонны. Там сейчас всё переименовали. Белое стало серым, серое стало чёрным, а чёрное превратилось в квадрат. Да и квадрат, наверное, уже переделали в шестиугольник. Как там поживает школа № 100?

— Вы учились в школе № 100? — удивился Маринин.

— Да, а что? В моё время это не запрещалось.

— Она уже такого номера не имеет.

— Естественно. Сейчас это колледж № 666. — Чёрт VOVA сунул папиросу в рот, вдумчиво глядя на киевлян. Затянулся и, выпустив дым, констатировал:

— А поэтому подольских разводящих мы вычисляем одномоментно. — Неожиданно сменил тему:

— Гитлер не проходил?

— Э-э-э… М-м-м… Проходил.

— Вам повезло. Он является раз в сезон, в туман и под настроение. Это примета, когда Гитлер спрашивает какое число. Он не интересовался?

— Да, вообще-то, спрашивал, — ответил Моня.

— Может быть, и год уточнял?

— Ммм… Да, спросил какой на дворе год.

— Плохо.

— Это почему?

— Будет плохой урожай лубяных культур. У него нюх на урожай. А лубяные культуры — основа местного благополучия. Впрочем, я заболтался. Прощайте, а может до свидания. — Это не от меня зависит. Не попадайтесь Кабану. — Махнул рукой и пошел дальше.

— Какому кабану? — спросил Моня и, прищурившись, вгляделся в туман. Но Чёрта и след простыл. Маринин вытащил телефон, повертел его в руках и сунул в карман.

— Связи нет, — сообщил Седому. — Может, здесь низина и сигнал не проходит?

— Плохо, что связи нет, нахмурился напарник. — Дубина предполагал, что в Глухове могут не работать антенны сотовой телефонии. Рядом Россия, всего тридцать километров, а то и меньше. Если русские отключили Интернет, то янки в ответ на это лампочки в посольствах повыкручивают, не говоря об остальном. Будем работать вслепую, на свой риск. Я очень надеюсь, что Бруклин будет ждать нас на аэродроме. Нам остаётся только совершить контакт.

— Как звать связного?

— Лион.

— Он что, француз?

— Да нет, русский. Фамилия — Леонов. Позывной — Лион.

— На фига нам позывной? Ты его знаешь в лицо?

— Нет, идентификация посредством пароля.

— Господи, сорок первый год! Пароли, отзывы… Какой пароль?

— Моня, не лезь не в своё дело. Я знаю, какой пароль, а вот тебе это ни к чему.

В тумане замаячила ещё одна фигура.

— Глуховчане, я вижу, любят утренние прогулки, — заметил Моня, вглядываясь в туман. — Кабан, наверное. Или Геббельс. Гитлера мы уже видели.

Через несколько секунд перед очами киевского отряда предстал мужичок с длинной седой бородой, рюкзаком за плечами и в белых кроссовках. Серая, застиранная, поповская ряса, как армейская шинель, болталась до самой земли, цепляясь за мухоморы. Седые волосы стянуты резинкой. Внимательный взгляд серых глаз. Узловатые руки. На шее деревянный крест на длинной верёвке. В руках отполированный годами посох.

— Папаша, утро добренькое, — поприветствовал путника Моня. — До Глухова далеко?

— Вы в нём и есть, — молвил тот. — А я вот, в Путивль иду. Вы не оттель?

— Почти.

— А, из Киева мабуть. Ну-ну… Там, в кустах, не вас ли Кабан ждёт?

Моня и Седой переглянулись.

— Какой это кабан? — осторожно поинтересовался сержант Маринин.

— Ага. Значит вас. — Посмотрел внимательно на Седого, и неожиданно подмигнул ему. Шевельнул посохом. — Сами увидите. Передайте ему, что Гриша ушёл из города. Что его, то есть меня, достала суета, маразм, безбожие и, — поднял высоко посох, — спекуляция! — опустил посох. Уточнил: — Спекуляция Божьим планом и объединение его с планом производственным. — Посмотрел на заросли конопли. Закончил: — Я ухожу в Путивльскую обитель.

— Отец, так ведь в Путивле немецкие отряды уже третий месяц стоят гарнизоном, — сказал бородатому старцу Седой. — А то ты не знаешь?

— Всё знаю, сын мой. — Вздохнул. — К сожалению. Пруссак Сковороде не помеха. Во Христе путь каждого, ведает он, иль нет. Движение — путь к Богу. Вот я и бреду. А пруссак… Что мне пруссак? Он тоже божья тварь, хоть и души не православной. — Строго посмотрел на Седого и Моню. Указал рукой в сторону города и посоветовал: — Пройдите эту дорогу молча и быстро. Здесь обитает очень много мающихся душ, и не все они предстанут перед вратами Гавриила. Тянет к этой земле кое-кого. Простится с ней не могут. Я тоже, в своё время, пришел сюда из Киева после школы Могилы. Хоррошая была крепость! Защита от басурманских орд. Двенадцать церквей несли христианскую песнь на всю Левую Украину! Пять монастырей ваяло дух истинных носителей православия! А сейчас… — Махнул рукой. — Сами увидите, если дойдёте. — Старец повернулся и, не попрощавшись, пошёл в след Чёрту.

Отряд полковника Дубины осторожно двинулся дальше.

— Не нравится мне вся эта шизофрения, — мрачно молвил Моня. — Похоже, что местный дурдом этой ночью получил увольнительные. — Огляделся по сторонам, приложил козырьком руку ко лбу и вгляделся в даль. — И где дома или хаты? Одна конопля, мухоморы и бузина. Да туман. Все компоненты психоделической отравы. Похоже, эти Гитлер, Чёрт и Сковорода мухоморов объелись. Или вон — бузины. От этой фигни знаешь, как прёт? Да только не в ту сторону.

— Моня, не болтай чушь.

— А вот мы посмотрим на кабана. Или Кабана. Я уверен, это местный, обкурившийся травы проповедник очередной дури, бандит или кидала. И вообще… — Повернулся к Седому и раздельно сказал: — Вова, если я прыгал с парашютом в эту глушь с единственной целью — быть подставкой для местного кидалы, в котором заинтересован полковник, то… То я выхожу из игры. Моня кто угодно, но не клоун. И не…

— Успокойся, — остановил его Седой. — Вся ответственность на мне. И не забывай об этом. Я сам брошу Дубину с моста метро, если нас подставят. Седой тоже не клоун.

Вдали зазвучал ползущий заунывный звук, и в тумане появилась ещё одна фигура.

— Кабан, — мрачно предположил Моня. — Зубами скрипит.

Но это был не Кабан.

— Нестор Петрович, — представился худощавый, жилистый, черноглазый, с одержимым блеском во взгляде и слегка подёргивающийся в такт своей речи человек. Он волочил в руке длинную цепь. Одет был в офицерский френч неизвестной армии, неизвестных времён. На поясе болталась деревянная кобура антикварного маузера.

Черноглазый принялся в упор рассматривать киевлян.

— Вы меня, наверное, не узнаёте? — спросил.

— Да нет, друг, пока не узнали, — ответил Моня, поглядывая на кобуру маузера и гадая, есть ли в ней оружие.

— Не беда, — ответил Нестор Петрович. — Не узнавание обеспечивает анонимность действий. — Шевельнул цепью. — Я, вообще-то, догоняю Гитлера. Не встречали? — И неожиданно скрипнул зубами.

— Туда пошёл, — махнул рукой Моня. Седой поддакивающие закивал головой, настороженно глядя на цепь.

— Я так и знал, — недовольно сказал человек с маузером. — Опять, скорее всего, не помнит какой день и какой год. После моей лекции учение Кропоткина Гитлер уяснил на свой лад. А вы? — И в упор уставился на киевских десантников.

— Что — мы? — переспросил Моня.

— К какому ведомству приписаны?

— К вневедомственному, — ответил за Маринина Седой.

— Это хорошо. Анархия мать порядка. Ведомств быть не может и быть их не должно. Вневедомственное ведомство? Прекрасная политическая конструкция. В Глухове у вас будет много сторонников. Вы идёте в Глухов?

— Да, в Глухов, — подтвердил Седой.

— Удачи не желаю — плохая примета. Звоните, если что. В колокола. Хорошая немобильная связь. — И двинулся дальше в туман, волоча цепь и подёргиваясь.

— Ты прав, Моня. Распустили местный дурдом. Проклятый Дубина, куда он нас забросил? В город шизофреников? — Седой вытер пот со лба.

— Не знаю, Вова. Старший ты. Решай, что делать и надо сваливать отсюда. На наши уши реально присели. Я думаю, нас вычислили и выслали навстречу группу дезориентации.

«Идёшь туда, не знаешь куда. Найдёшь то, не знаешь, что».

Киевляне прочли предсказание, вырезанное на доске, которая ветхим логотипом маячила на высокой осине. Под осиной, на траве, сидел человек и курил трубку. Рядом, на длинной верёвке, паслась коза.

— Доброе утро, — поздоровался Седой.

— Доброе, доброе, — согласился пастух.

— Не скажете ли, уважаемый, далеко, аль нет, до города? — спросил предводитель отряда, меняя свою речь под, якобы, местную.

— Это кому как.

— Нам, — уточнил Седой.

— Вам близко. Прямо, прямо и прямо. Но, — указал на доску — логотип, — прочти и перескажи другу.

— Американцев в городе много? — поинтересовался Моня, ещё раз оглядев логотип.

— Нету здесь американцев. Нет и украинцев. Нет и русских. Нет армян, нет грузин, нет цыган, нет евреев… — Пустил клуб дыма. Продолжил: — В край особый идёте, панове. Погранзона всех конфессий, центр космополитов. Нам, в Глухове, Вавилонская башня ни к чему. Своя есть.

— Э-э-э… Дык одни атеисты, что ль? — спросил Моня прикидываясь дурачком.

— Не совсем, не совсем, — оживился пастух и снова затянулся из трубки. — Есть и у нас вера. Она едина и истинна. Её пока представляю я и, — махнул рукой в сторону козы, — она. Пёс ещё был, но украли, наверное. Не сбежал же?

Десантники молча выслушивали очередное откровение.

— Зовут меня — Мема, — провозгласил пастух и многозначительно посмотрел на Моню. — Я пастырь новой конфессии. Имя ей — Славянская. Земля обетованная — Глухов. Все люди на земле — Славяне. Правда, не каждый об этом знает. Первый пророк всех людей на земле — славянин по имени Слава. Святое писание — его рук дело. Он над ним трудился недолго и с доброй волей пустил в мир. А вот Моисей присвоил себе авторство. — Мема понимающе сказал Моне: — Копирайта в те времена не было. Ну, сын фараона, таким образом, сфальсифицировал легитимность права на изречение Истины. Но правда нашла себе путь сквозь тысячелетия! Присоединяйтесь, братья, к моей церкви. Я сократил святое писание и выделил из него основную мысль, главную идею объясняющую всё и всем. Вот она! — И он торжественно указал рукой на доску с текстом, став при этом восхищённо кивать головой и взмахивать руками чем неожиданно перепугал козу. Та прыжками помчалась в лес, вырвала колышек из земли и, волоча на верёвке за собой этот балласт, исчезла в зарослях крапивы.

— Вернётся, — спокойно среагировал на побег Мема. — От добра не сбежишь. Ну, так вот, — снова поднял глаза на Моню. — В этой квинтэссенции Слова Божьего, — ткнул пальцем на расписанную доску, — сорок одна буква. И каждая имеет смысл, предсказывает будущее, объясняет прошлое и располагает к умиротворению настоящее. Не говоря уже о том, что Славе был сорок один год, когда он изрёк текст Священного писания, то есть скрытый смысл Библии. И ещё, послушайте: «Отчьшеанз ен отьшёдйан! Адукьшеанз ен адутьшёди!!!» — Он закатил глаза и сложил руки на груди, прижав их ладонями одна к другой.

— Это на древнееврейском? — поинтересовался Моня.

Моня снисходительно посмотрел на пропавшую душу. Пояснил:

— Это на славянском. Тот же святой текст, но прочтённый наоборот. Читая это каждый день в тот момент когда в голову приходит всё что угодно, кроме мысли о Боге, ты становишься обращённым и присоединяешься к Бессмертному Славе. Нюанс один — надо заставить себя не желать ничего и не думать ни о чём. Тогда в голове и останется лишь эта Великая Истина. — Он снова торжественным голосом прочёл абракадабру и посветлевшим взглядом окинул десантников. Спросил:

— Чувствуете Силу и Влияние Божьего Посыла? Добавил: — Важно помнить ЭТО и забыть всё остальное.

— Мда, — задумчиво сказал Моня Меме, изучая его мнемотехнику. — А как же Христос?

— Свой парень, славянин. Он принял эстафету от Славы, посредством Моисея, и передал дальше. Теперь она перешла ко мне. В миру я был художником, но сейчас бросил заниматься производством идолов. Изображать что— либо грешно, неправильно и вредно для здоровья животного. А я животное. Да и вы тоже, как и моя коза. Вы улавливаете мысль? Виижу, что улавливаете. Скоро и Киев примет моё вероисповедание. Истина — в доске! — Указал на логотип, прибитый к осине. Придвинулся близко к десантникам и шёпотом добавил: — Вот тот, что пялится в монитор и шевелит мышью, тоже наш человек, если дополз до этого места. Наааш, брат… Поздравляю! Не забывай Святой текст!!!

— Кто это наш человек? — недоумённо поинтересовался Моня, оглянувшись назад.

— Да вон он, гляди лучше, — совсем тихо зашептал Мема. — Вслушивается в наш разговор и думает, что он в стороне. Сторона есть одна — Славянская. А она здесь, а не там, в районе Пентиумов.

Седой вмешался в монолог, желая оборвать непонятный бред.

— Мема, а вы не встречали Кабана?

«Пастырь» сунул трубку в рот и изучающе оглядел киевлян.

— Зачем он вам нужен?

— По моему, наоборот. Мы ему нужны, — ответил Моня.

— Кабан православный, — хмуро сказал Мема. — Он верит в поповскую брехню о первородном грехе и триединстве. А вот в мою козу не верит. — Помолчал, раскурил потухшую трубку. Посоветовал: — Не стоит вам с ним встречаться. — Добавил: — И даже смотреть на него.

— А почему — же это нельзя смотреть? — поинтересовался Маринин.

— Интуиция, — ответил эксхудожник и хмуро потянул козу за верёвку, которая и впрямь уже вылезла из крапивы и вернулась к хозяину. — Панове, я своё мнение сказал, а там как знаете. — Мема оглядел Моню и добавил:

— Ты был бы весьма успешным неофитом. Рожа у тебя бандитская — значит грехов много. А лучший неофит — грешник. Это ещё Исайа сформулировал. А до него ещё кое кто. Некий Элохим, наблюдая действия своих наблюдателей, пришёл к такому выводу. Эту банду нельзя было допускать до общения с детьми Адама и Евы. Был внедрён посторонний ген, навсегда раздвоивший людей. В результате есть то, что есть. Смешение генофонда архиевы с посторонней дезоксирибонуклеиновой кислотой. Эхнатон был прав. Кому-то было необходимо взять на себя роль бога и навести порядок. Нефертити, правда, завалила операцию. Но мыслеформы остались. Главные из них — Женщина и Змей.

— Пойдём Саша, — сказал Седой Моне. — Бруклин, по заданию Дубины забросил нас в самое пекло шизофренического заражения. Наверное, здесь испытали новое оружие.

Десантники покинули Мему, который умиротворённо помахал им в след рукой и проговорил: «Братья, помните Святое Слово».

«Братья» уверенной походкой двинулись в сторону Глухова, указанную им уже многими, но пока являющуюся лишь вектором, модулируемым психопатией. Окончательное убеждение в том, что кругом одни сумасшедшие придало им решительности и ликвидировало полумистический стресс.

— Саша, ты въехал, куда киданул нас полковник? — вопрошал Седой, оживившийся после рационализации восприятия действительности.

— Вова, я понял, о чём ты. Политбюро — это, скорее всего, параноики, случайно получившие доступ к Интернету и «кинувшие» этого Муссолини — специалиста по психоанализу. Мы закончим операцию и завершим переговоры. Я всё запишу на диктофон. Но потом будем разбираться.

— Да, Саша, разбираться будем. Мы не клоуны и подопытные кроли.

Впереди послышалось лёгкое шуршание, и из тумана на большой скорости выскочили два велосипедиста на спортивных «Хондах». В чёрных очках промчались мимо десантников, словно привидения, обдав лёгким ветерком.

— Это не психи, — заключил Маринин.

— Да, не похоже. Вот это и есть нормальные глуховчане. Признак разумности воспринимается даже в движении.

— Верно, Вова. Ага, что— то виднеется!

Из тумана, уже почти рассеивавшегося, выступили очертания здания. Приблизившись, десантники Дубины увидели стоявший на обочине дороги дом, сложений из дубовых брёвен и внушительного размера. Возле открытой двери стоял парень в джинсах, футболке и в белоснежном передничке. Возле него, на земле, дремала громадных размеров свинья, привязанная верёвкой к железному кольцу, прибитому к бревенчатой стене дома. Над входом красовалась большая надпись: «КАБАН». А ниже, маленькими буквами: «Православный ресторан».

Переглянувшись, киевляне подошли к парню в переднике.

— Доброе утро, уважаемый.

Тот в ответ кивнул головой и продолжал молча пить кофе из крохотной, глиняной чашки. Десантники стали рассматривать спящую свинью на верёвке.

— Продаётся? — поинтересовался Моня.

— Нет, — ответил представитель «Кабана».

Допил кофе и проговорил, невозмутимо глядя на киевлян:

— Проходите, ресторан работает круглосуточно. Вход платный. Бокал пива. Ему. — И кивнул на свинью.

— Она пьёт пиво? — удивился Моня.

— Во первых — он. А во вторых, Президент вообще не имеет границы в употреблении этого напитка. Он им питается. А где вы видели, чтобы свинья отказывалась есть? Да вы посмотрите на размеры экземпляра! И всё на христианском питании. Четыреста килограммов!

— А почему христианском? — поинтересовался Седой.

— К ним допускаются только православные христиане.

— А как же вы их определяете? По каким документам?

— Зачем же документы? Здесь не Запись Актов Гражданского Состояния. Спрашиваемс…

— А ежели соврут?

— Православные не врут.

— Да неужели?

— Я таких не встречал. И он, — кивнул на Президента, — тоже. Вот вы, — спросил у десантников, — вы православные?

— Конечно, — заявил Моня.

— Заходить будете?

— Обязательно, — ответил Седой.

— Ну, видите как всё просто. Я вам верю, а у Президента уже есть два бокала пива. Лёгкий завтрак.

— Мда… — задумчиво почесал за затылком Седой. — Всякое видел, но такое…

— А что тут такого? — вопросил парень. — Честная свинья пьёт честное пиво на честно заработанные деньги честных людей. Вы, наверное, из Киева?

— А с чего вы это взяли? — насторожился Моня.

В это время свинья хрюкнула и поднялась во весь свой громадный рост, уставившись крохотными глазками на десантников.

— Да так, показалось, — сказал представитель «Кабана». — Да и Президент чувствует людей из столицы. Он очень умный. Пиво стимулирует передачу нервных импульсов по нейронам, это доказано. Я даже с ним иногда советуюсь. На вербальном языке, — добавил в ответ на взгляд Мони.

— И что же он сейчас говорит? — критически спросил Маринин.

— Он хочет пива.

Свинья снова хрюкнула низким басом и побрела к Моне, помахивая хвостиком. Тот быстро сделал шаг назад. Сказал:

— Мы заходим. Где брать пиво?

— Я возьму сам. Давайте деньги. Бокал — два евро.

— Сколько? — изумился Седой.

— Такая цена только для Президента. Он представляет заведение и является лицом православия на территории моей частной собственности. Кормя Президента, вы причастяетесь ко всем православным города Глухова.

Моня вытащил бумажку в пять евро и отдал хозяину свиньи. Тот протянул сдачу и, улыбаясь, сказал:

— Заходите, и будьте как дома. Зовут меня — Капуста, так и обращайтесь. У нас уже есть гости, вы не будете одиноки. Официант вас обслужит, музыкант сыграет, парикмахер пострижёт и побреет. Священник отпустит грехи. Сервис полный, только, извините, Интернет временно не работает и сотовая связь тоже, а так — обслуживание по полной программе. Можете переночевать. На втором этаже хорошие номера с видом на Глухов — столицу Левобережной Украины, место отдыха гетманов.

Солнце заливало утренним светом пригородное заведение, когда туда зашли Седой и Моня. Первым делом, они увидели круглый дубовый стол, за которым сидела Леся, Француз, Парковщик и Димедрол.

Резина колёс почти бесшумно оставляла позади себя асфальт лесной дороги. Свежий утренний ветер бил в лицо. Туман почти рассеялся. Два велосипедиста на большой скорости мчались вперёд.

Второй сказал первому:

— Сотню уже проехали, можно повернуть обратно.

— Да, ты прав. Моцион должен иметь предел.

— Ну, как тебе мой город?

— Неплохо, неплохо… Бродяг много, зато бабы что надо. И — природа! — Он во всю грудь вдохнул воздух июньского утра.

— Где сейчас бродяг нет? А хороших женщин ещё надо поискать.

— Ты прав. Какие акации! Да им лет по двести!

— Больше. Их сажал Пётр Великий.

— Ох, вот это да!

— Слышал, что Россия выключила Интернет?

— Я в это не верю.

— Это так. Весь Интернет.

— Ну, значит им это нужно.

Первый с энергией молодого барса вдыхал утреннюю свежесть и не особо слушал второго.

— Мы же почти вышли на Сопротивление в Киеве, а теперь модем превратился в кусок пластмассы. У тебя есть не виртуальные контакты?

— Есть. Вот сейчас, например. Посмотри, как цветёт бузина!!! Я балдею!

— Тьфу ты, эстет. Бузина! Ты снайпер дальнобойщик, тебе надо думать о… Тебе надо думать…

— Ну-ну… И о чём — же?

— Хорошо, оставим тему.

Второй налёг на педали и стал уходить вперёд. Мимо велосипедистов промелькнуло изваяние — женщина с караваем, памятник архитектуры.

Первый догнал второго.

— Ты знаешь, у меня ощущения, что мы в Эдеме.

— Надо попытаться выйти в Глухове на сторонников Сопротивления. Я постараюсь через друзей детства, — озабоченно сказал второй.

— Нет, ты осмотри. Мы въехали в нирвану! Какие поля, сколько цветов! Я очень рад, что мы всё-таки уговорили тебя приехать в этот город. А дрозды!

— Ты говорил, что вышел в Киеве на итальянцев.

— Да ну их к чёрту. Да, вышел. Ну и что? Чем поможет сицилиец украинцу?

На большой скорости объехали человека, волокущего за собой кусок цепи.

— Реальным контактом. Неужели не ясно?

Первый стал тормозить и остановил велосипед. Рядом с ним стал и второй.

— Пойду сорву васильков.

— О господи…

Через пару минут повернули обратно, летя навстречу солнцу, показавшемуся из-за кромки леса.

— Ты говорил про какого-то Муссолини.

— Да, я общался с его секретарём, — ответил первый. — Мы договорились о совместной работе. Они ищут контакты всех уровней для какой-то операции. Его впечатлило досье на меня, которое вручила ему внешняя разведка Италии.

— И?

— Они поручили нам задание.

— Нам?!!

— Да.

— Ты ничего не говорил.

— Не успел.

— И когда начнётся операция.

— Она уже идёт.

— …?

— Мы в Глухове не отдыхаем. Тебе просто повезло, что спец операция проводится в этом городе. Лотерейное совпадение — такое бывает.

Второй задумчиво крутил педали.

— Ты меня сильно обидел.

— Извини, это было условие итальянцев. Они работают на стороне Сопротивления. Я должен был молчать до сегодняшнего утра. Мы работаем с Сопротивлением. Мы в деле. А ты волновался. Я тебе всегда говорил — сиди на пороге своего дома, жди и мимо пронесут труп твоего врача. Это я к вопросу о терпении. Да ты погляди, погляди какие заросли лопухов! Я таких лопухов не видел никогда в жизни! Это не лопухи, это баобабы!!!

— Скорцени, каковы результаты?

— Шеф, всё произошло так, как было написано в вашей инструкции.

— Ну, вот видишь? Ты видишь, насколько точно можно спрогнозировать человеческое поведение?

— Вижу шеф. Я преклоняюсь перед вами.

— Хм, Скорцени… Не надо аффектов на рабочем месте. Оно должно быть стерильно, как стол хирурга. Сколько раз в истории людей один единственный микроб этого заболевания — эмоционального состояния в неподходящее время — валил всё дело на корню?

— Много, шеф.

— Вот то-то же. А теперь… Что теперь? Теперь остаётся ждать и ждать. Всё равно времени осталось мало. Есть два варианта развития событий. Первый — мы с тобой пьём пиво на Крещатике, любуемся местными красотками, и встречаем рассвет 23 июня хорошо поддатые, но уверенные в себе, а главное — в будущем.

— Хороший вариант, шеф.

— Мда. Я тоже так думаю. Но второй тоже любопытен. Мы наблюдаем 22 июня в непосредственной близости апокалипсис детерминанты абсолюта противостояния Homo sapiens. Инь ян в своём роде. Тоже интересно. Но в другом ракурсе.

— Это вы имели в виду нейтронныё взрыв?

— Да, Скорцени. Его я и имею в виду. — Муссолини повернулся к помощнику и сказал, глядя ему в глаза. — Ты знаешь, насчёт наручников я, конечно, шутил. Ты можешь сегодня, прямо сейчас, вылететь в Рим. Предлог я найду. Ну?

Скорцени помолчал, шурша бумажкой на столе. Сказал:

— Шеф, аффектов на хирургическом столе больше не будет. Но я вас не покину. И встречу восход солнца вместе с вами.

— Я так и думал. Будущее Италии, которое формируется сегодня, сейчас, здесь, не останется без своих гуру. То есть тебя и меня. Ха— ха— ха-ха— ха!

Министр обороны России задал уже в третий раз аналогичный вопрос.

— Но почему именно Глухов? Петров, убеди меня лично, а не министра обороны.

Заместитель, генерал-полковник в гражданской форме, терпеливо повторил:

— Не мы выбирали этот город. И не американцы. Оперативная информация из четырнадцати независимых источников изучивших данные, переданные полковником Дубиной, идентифицирует этот украинский районный центр как основную базу так называемого Политбюро. Наши специалисты, в частности, сводили на главном компьютере все данные по этому феномену за последние двадцать лет! — Генерал— полковник, командующий отделом по вневедомственным операциям, вытер пот со лба. Продолжил: — Уровень секретности этого бюро настолько высок, а вероятность физического захвата террористов так низка, что я лично, для гарантии и перестраховки, уничтожил бы весь город вакуумными бомбами.

— Нууу… Никогда не говори при мне такое. Никогда! — Задумался. Проговорил: — Но рациональное зерно есть, не знаю только как его выделить из гипотетического хаоса тупиковых вариантов и применить легально и адекватно. Как?

— Авария бомбардировщика с вакуумными зарядами на борту. Принесём извинения, выплатим компенсации…

Министр помолчал. Тихо сказал:

— Петров, ты явно не в себе, как легендарный Маккарти. Что ты плетёшь? Насколько я знаю, в Глухове пока никаких войск нет. Виртуальное политбюро это не регулярные войска. Их там нет. Какие бомбы?

— Уже есть американский спецназ оформленный как гуманитарная помощь в геологоразведке. Якобы в Глухове появились намёки на медь.

— Ох, и чушь. В тех районах медь? Бред.

— Да, но янки сгруппировали там уже около сорока человек. Копают ямы по всему городу. И городской голова им помогает.

— А мы?

— Никого, кроме «пятой колонны».

— Количество?

— Реальных бойцов около двадцати человек. Это мало. Это очень-очень мало. Мы теряем стратегический плацдарм!

— А где же многоизвестное киевское Сопротивление?

— Мы потеряли с ним контакт после отключения Интернета и сотовой связи. Спутниковые передатчики предусмотрены не были.

Министр стал ходить из угла в угол и поглядывать на лежащую на столе пачку сигарет. Курить он, теоретически, бросил. Выговорил: — Неясная ситуация. Неясные последствия. Где полковник Дубина? Где его люди? Они в Украине как пираньи на бараньем водопое! А тут пропали.

— Последнее письмо Дубины получено вчера. Он сообщает, что вышел на связь с Политбюро и свяжется с нами самостоятельно. Просит оказать техническую помощь. Список прилагается:

— Покажи.

Генерал протянул бумажку. Министр прочёл и положил её на стол.

— Он, по моему, немного не в себе.

— Мне тоже так показалось.

— Ладно, Петров, ладно… Мы то с тобой знаем, как профессионалы, каким образом решаются задачи подобного рода. Они решаются волей случая.

— Полностью с вами согласен. Даже более того.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне кажется, они решены заранее.

— Мда… Может ты и прав. — Помолчал. — Прав не прав, но Дубине придётся помочь.

— Совершенно верное решение.

— Похоже, что его люди на востоке Украины остались единственной силовой структурой действующей в согласовании с нами. Выполните все его пожелания, а я подпишу приказ.

— Ну, ну, Иванов. Я слушаю детали. — Президент России откинулся в кресле и в упор смотрел на министра сидящего перед ним в кресле.

— Отдел Петрова проанализировал ситуацию. Кроме него дали свои заключения СВР и ГСР. На основании оперативной информации из всех независимых источников я считаю, что американцы готовят крупную провокацию на востоке Украины с целью ввести войска НАТО, закрепления плацдарма вплотную граничащего с Россией, и дальнейшей экспансии на восток. Потери их, очевидно, не смущают. При помощи тройного агента и информации из Киева, удалось установить предполагаемое место физического расположения Восточного отделения Политбюро. Оно совпадает с районом концентрации американских подразделений. Это небольшой город на северо-востоке Украины. Есть ли связь между американцами и Политбюро — пока не выяснено. Но, несомненно, одно — США перебрасывает в этот район людей.

— Но у нас же существует договорённость по поводу нейтралитета в отношении внутренних дел украинцев.

— Спецназ прибыл под видом геологической группы. Разрабатывают залежи меди.

— Что предпринимаем мы?

— Операция разработана до деталей, и я даю её вам для ознакомления.

Министр положил на стол объёмистую папку. Закончил:

— Решение за вами.

Президент углубился в просмотр документации. Отложил папку.

— Я понял всё с первых страниц. Вы лично отвечаете за техническое обеспечение?

— Да.

— Хорошо, Серёжа. Голову на плаху ты кладешь сам. Впрочем, я это уважаю. А вот что получится — посмотрим. Совещание через час.

— Джексон, я внимательно слушаю, что вы мне скажете о решении проблемы киевского Ликвидатора. Он явно становится супер-звездой, и пока это единственное, чего мы добились.

Мрачный, худой человек, с тёмными кругами под глазами от бессонных ночей, ответил:

— Мы не сразу индетифицировали масштаб этой личности. У него оказалась весьма влиятельная поддержка. Крыша, как говорят в Киеве.

— Да ну? Только не говорите, что арабы.

— Нет, тут посложней. Он действует в составе Политбюро.

— И какого же это политбюро.

— Того политбюро. Внеполитического.

Президент США замолчал и принялся задумчиво гладить собаку. Спросил:

— Информация проверенная?

— Да, господин президент. Её подтверждает наш тройной агент. Ему можно верить.

— И чего же они хотят? Чего требует Политбюро? Не обираются же они даром взорвать Киев?

— Мы выясняем. Прямых требований пока нет, и цену ещё не назначали.

— Кто торгуется?

— Прямого торга пока нет.

— Это плохо. Посредники утроят цену.

— Если не больше.

— А что сообщают русские террористы. Они должны нам кучу денег. Глава группы гарантировал выполнение поставленной задачи.

— Это отдельная тема. Группа предложила несколько видоизменить решение проблемы. Я писал вам докладную по этому поводу.

Президент невнятно пробормотал с непомнящим видом:

— Мда… Что-то читал…. Не весьма… Кхм… Продолжайте!

— Человек группы уже общался с Политбюро. Он успел дать контрольное сообщение, но пока не вернулся и на связь больше не вышел.

— Джексон, ты меня дурачишь?

— Это так, господин президент, — невозмутимо продолжал директор ЦРУ. — Представитель русских националистов, работающий на нас, сумел выйти на Политбюро, но деталей по контакту пока нет. Могут появиться каждую минуту. Ждём.

— Всё, что вы говорите, я полагаю косвенная информация? — спросил глава овального кабинета.

— К сожалению, да. На этом уровне нет возможности гарантировать достоверность на сто процентов и делать абсолютно реальный прогноз.

— Здесь я с вами согласен. Сколько у нас есть времени?

— Двадцать четыре часа. Все граждане США, оставшиеся в Киеве, ждут команды и готовы к эвакуации. Это работники посольства и агенты спецслужб.

Президент оттолкнул собаку, встал и прошёлся вдоль кабинета. Посмотрел на портрет Рузвельта. Вздохнул. Проговорил:

— Какое решение вы предлагаете по поводу северо-восточной базы Политбюро?

— Нейтронный заряд. Как в своё время с исламским лидером.

— Джексон, вы пошутили?

— Господин президент, гнездо надо уничтожить. И уничтожить наверняка. Вы знаете, к чему приводит излишний либерализм.

— А русские?

— Это не их город.

— Да? Скажи это им, а я послушаю, что они ответят. И как.

— Имитируем аварию самолёта с нейтронным зарядом на борту. Мы уже проделывали подобные операции. Вы знаете, о чём я говорю.

— Бред, бред и бред… — Помолчал. — Впрочем, не полный. — Снова опустился в кресло и сосредоточенно уставился в окно. Директор ЦРУ ждал. Собака, шурша лапами, пробежала по ковру и уселась в ногах у президента. Тот сказал:

— Проработайте оперативные детали, и через час я жду вас с конкретным планом. Не позднее!

Президент Франции взял в руки фужер тонкого стекла, наполненный алым напитком, и стал рассматривать его на свет. Медленно проговорил:

— Жак, вы меня ничем не удивляете. Вся эта история началась ещё год назад. А теперь мы просто наблюдаем вторую серию. Вопрос — будет ли хеппи-энд? Ответ — посмотрим.

— Господин президент, нам необходимо…

— Жак, — оборвал министра обороны президент. — Нам ничего не необходимо. Французы всегда элегантно вели себя в подобных ситуациях. Вспомните Де Голя и ситуацию в Алжире. И учитывайте поведение Берлина. Немцы бормочут сплошной дискурсив! Они ещё, я думаю, не определились! Каково? Я не хочу, чтобы Франция оказалась в таком же положении идиотов, как Германия. Мы — французы! У нас тема одна. Или вообще никакой. Франция не будет искать конъюнктурных интересов, таская каштаны из костра. Нет! — Поставил бокал на стол. Спросил:

— Противоракетная оборона Парижа в порядке?

— В абсолютном.

— Удвойте этот абсолют за счёт Марселя и спите спокойно. Я думаю, русские разберутся сами. Украина это не Ирак, не Иран и не Пхеньян. В конце концов, это родина России. Её мама, так сказать. Как же, по-вашему, должны вести себя русские в отношении своей матери? Жак, я не завидую американцу. Он попал.

Премьер— министр Израиля внимательно слушал командующего внешней разведкой. Дослушал до конца и стал прикуривать сигару. Поинтересовался:

— А какое это имеет отношение к нам?

— Самое прямое, господин премьер— министр. В восточной Украине проживает ещё около пятисот евреев. Это раз. А во вторых, известное вам Политбюро активно вмешивается в работу нашей агентуры по всей Европе, и не только. Мы не можем упустить шанс закрепиться в конъюнктуре, и контролировать раздел резидентов Политбюро. Есть шанс перекупить агентов этой сети. По некоторым данным, она превосходит нашу сеть.

— Этого не может быть.

— Но перестраховаться надо.

Премьер пожевал губами, пустил дым, потушил сигару.

— Возможно, ты пгав. Сколько у нас вгемени?

— Не более суток.

— Действуйте! Я даю кагт-буанш.

— Ха-ха-ха!!! Джулио, ты только посмотри, каким парнем оказался этот Муссолини. Вычислил Политбюро, которое ищут двадцать лет и даже не верят, что оно есть в природе. Достоин прадеда, ничего не скажешь.

— Я же вам говорил, господин премьер-министр, что у него громадный скрытый потенциал. Он реально ведёт Италию вперёд. По крайней мере, в среде спецслужб. Не в обиду вам будет сказано.

— Ладно там, — ответил премьер-министр. — Это настоящее профессиональное искусство — поставить на уши всю Европу, собрать в одном месте, возле крошечного украинского городка, приоритеты основных спец подразделений американцев, русских и НАТО. Он гений! Нет, он — гений!!! Я не удивлюсь, если ситуацией воспользуется Китай или Иран.

Премьер-министр Италии откинулся в кресле, стал серьёзным, закурил сигарету и медленно сказал министру обороны:

— В Киев срочную шифрограмму: «Ни под каким предлогом итальянский контингент НАТО не имеет права покинуть столицу Украины. Точка». И добавил: — Италия принимать участие в этом шоу не будет!

— Ваше Величество, если мы не поддержим США в их давлении на Россию, то Великобритания рискует остаться наедине с блоком Россия — Франция-Германия. Плюс Китай.

— Англичане всегда были в одиночестве, Уинстон. И вам это хорошо известно. Я понимаю ваше стремление как премьер-министра, и ваши цели, как политика, но королевская семья — лицо Англии и всей Великобритании. Предоставьте стратегические вопросы, связанные с морально этической стороной имиджа империи, — да, да, да! Империи! — решать мне. — Королева холодным взглядом измерила министра. Спросила: — Или вы в чём— то со мной не согласны?

— Ваше Величество, я… Ммм…

— Вот так будет лучше. С этого момента мы придерживаемся полного нейтралитета. Вплоть до разрешения конфликта на Украине.

Аятолла завершил молитву, поднялся с коврика и вернулся в свой кабинет. Дёрнул за верёвочку колокольчика. Вошёл секретарь, низко поклонился и напомнил:

— Вашего приёма ожидает министр армии и флота. Что прикажете?

— Пусть войдёт. И завари чай.

Вошёл министр. Аятолла указал на низкое кресло-подушку. Министр сел.

— Мустафа, — проговорил неторопливо аятолла. — Президент принял какое-либо решение? Я могу тебе верить, ты мой родственник. Твой дед мой брат и не только, но и истинный благоверный друг который, как и я, всю жизнь отдал делу Мохаммеда и движению ислама, во все стороны распространяя дух его и неверных обращая на путь веры и любви аллаха. Я слушаю тебя.

Министр сложил молитвенно руки и низко поклонился. Поднял глаза и ответил:

— Да, мой повелитель. Президент послушал ваше пожелание и сделал так, как угодно аллаху. Все двенадцать зарядов загружены и ракеты заправлены.

— Он принял верное решение. И я рад этому. У нас больше может не оказаться подходящего случая. Как ситуация в Украине, в районе Глухова?

— Напряжённая, мой повелитель. И напрягается всё больше и больше. Я очень, очень начинаю быть уверен, что сатана начнёт кусать себя за хвост.

— Мы все верим в это. Но ему необходимо помочь.

— Весь мир ислама готов на любую помощь во имя аллаха.

— Что сообщает Политбюро?

— Политбюро считает, что всё идёт естественным путём естественного отбора. Столица Украины через несколько часов взлетит на воздух. Вот тогда наступит момент, который, возможно, больше не наступит никогда. «Аль-Джазира» уже готова дать информацию о траектории ракеты, поразившей Киев.

Аятолла молча перебирал чётки. Он думал. И много противоречивых мыслей рождалось в его душе. Он был очень стар и мудр. Он понимал, что единственная вера для европейцев, это сила и деньги. Посмотрел на министра и спросил:

— Я надеюсь, президент направил ракеты на правильные цели?

— Этим целям тысячи лет.

— Да, воистину так. — Помолчал и добавил: — Неверные выбрали верный путь для своего обращения в истинную веру. Давай-ка, Мустафа, выпьем чай. За грядущие перемены!

— Мы наедине, и вот что я вам скажу. А вернее, спрошу. Вы немец или нет? Где рыцарский дух? Где арийская экспансия? Никогда в истории сражений не было воинов мужественней немцев, а что мы представляем из себя теперь? Немецкие тряпки увешанные серьгами, исколотые пирсингом, разрисованные тату и меняющие сексуальную ориентацию. — Президент закричал: — Где пивные путчи? Я старше вас в три раза и имею право спросить — где дух силы и мужества?

Канцлер мрачно слушал президента Германии и молчал. Он уважал этого человека.

— Дааа, конееечно, я не имею полномочий, я номинальный президент, я увешанный медальками свадебный генерал, но… Но! Но я немец!!! А вы, канцлер кто вы? Видите шрамы на моём лице? Я застал время, когда немцы будучи ещё студентами академий, но уже шли на боевую рапиру, на поединок, на противостояние, на победу! На победу, а не на зарплату, пенсию или пособие. Какого чёрта ваш кабинет сюсюкает с американцами, ловит рыбу в мутной воде Ла-Манша, делает модельную стрижку на медвежьей шкуре и, — о господи! — начинает прищуренно смотреть на мир. Почему по землям бродят чёрные немцы? Я старый воин, мне за себя не стыдно, я уйду из этого мира в любую минуту, и мне не будет там дискомфортно. Но вы так просто не отделаетесь. Неет! Вы, канцлер, не один, не надейтесь. — Президент подошёл вплотную к собеседнику и стал глядеть взглядом дуэльной рапиры. — Все ваши предки сейчас вашими глазами смотрят на меня и вашими ушами меня слушают. Клянусь, они согласны со мной! А вот вам покоя не дадут до конца дней. Я вас жалею, канцлер.

— Инь или ян. Вот в чём вопрос, — риторически произнёс премьер-министр Японии и посмотрел на императора.

— Какая вам разница, премьер? — ответил Хирохито. — Лучше подумайте, как убрать от японских берегов американские авианосцы, а инь-ян стабилизируется сам. Вы, конечно, знаете, что там находится. На борту этих авианосцев.

— Мда… Вы правы. Я знаю, что там находится.

— Так это и есть искомый инь. Пусть убирается туда, где ян и тогда у вас не будет головной боли. Я — император. А вы премьер. Премьеры приходят и уходят. Я бы не хотел, чтобы вы досрочно ушли. Мы с вами очень продуктивно общаемся. В плане шахматных поединков. Вы неплохой шахматный стратег. Примените эту свою способность на практике. У вас редчайшая возможность превратить виртуальность в реальность. Уберите американские авианосцы и заключите договор с Китаем, учитывая их условия. Я советую вам это как император. Времена меняются, меняются люди, меняются стили…

— Император, но душа вечна.

— Да, вечна. Ну и что? В омут головой? Берите пример с моего деда. Но применяйте его альтернативно. — Хирохито раскурил трубку и раздражённо повторил: — Уберите же вы от берегов эти дурацкие дредноуты. Я не могу видеть корабли на одном из которых император Японии подписал позорную бумажку.

— А Россия? — спросил премьер.

— Да плевать России на японские острова. Её сейчас интересуют другие цели. Рыбу пусть ловят, больше им не надо. А вы не лезьте в бутылку в отношениях с Россией. Цусима осталась в прошлом. В настоящем — цели для ядерного удара, стоящие у наших берегов. Экстренно собирайте кабинет и решайте вопрос. Императорская семья на вашей стороне. — Помолчал. Позволил себе эмоцию: — Я не могу смотреть на американцев! Настоящий самурай никогда не простит себе позора и унижения. Он убьёт себя. — Снова умолк. Закончил: — Или врага.

— Я вас понял. Мы меняем внешнеполитические ориентиры. Мне уже ясно, что необходимо сделать.

— Действуйте, премьер. За вами Япония. Киев — это современное Сараево начала двадцатого века. Помните об этом, вы же стратег. И посмотрите, чем заканчивается дружба с Америкой. Хорошенько вглядитесь из вашего кабинета и проанализируйте ситуацию в Киеве. А потом подумайте о Токио

— Что говорит по поводу всего этого Главный архитектор?

— Он сказал, что переутомился и улетел на три дня в Тибет, в монастырь. Ему показалось, что у него галлюцинации.

— Какие к чёртовой матери галлюцинации? Стройку начал я. Я. Ты знаешь, как трудно мне давались первые ступени, по крайней мере должен знать из книг. Я почему-то до сих пор не переутомился. Чёртово придурашное поколение третьего тысячелетия. Пе-ре-у-то-мил-ся!!! Какие галлюцинации? Мне что, учить вас всех, что мир постоянно меняется? А вы хотели заготовку на все случаи жизни? Да? Вот вам заготовочка!!! — Протянул кулак со свёрнутой дулей. — Хороша?

— Но… Ммм… Это же ваш ставленник, ваш ученик…

— К чёртовой матери! Ты не слышал мудрость дзен-буддистов — убей учителя? Мысль любопытная, спорить не буду. Но она имеет и обратный смысл, её можно понимать и наоборот. Понятно?

— Да. Надо убивать учеников.

— О господи… Прямолинейный идиот…

Худой, ссохшийся старик, в больших роговых очках, резво для своих лет вскочил с кожаного кресла и наврастенично запрыгал перед громилой секретарём стоявшим навытяжку.

— Надо не убивать своих учеников. Надо заставить свою башку работать! Работать и работать, а не жрать и жрать. Где работа мысли? Ну, быстро, заинтересуй меня за тридцать секунд, чтобы я тебя не уволил. Время пошло!

— Идёт ваша жена.

Старик испуганно замер как кролик и секунду спустя прыгнул в своё кресло, моментально сделав больной и немощный вид. Блеснул линзами в сторону секретаря. Скрипуче прошептал:

— Молодец. Остаёшься на работе.

Медленной походкой в комнату вошла дородная старуха вся увешанная бусами и в парике а-ля де негро. Уставилась на деда:

— Билл, как ты себя чувствуешь?

— Ох, ох, ох, дорогая. Хорошо, ох, конечно хорошо, ох, да— да, очень— очень, ох! Хорошо, уффф…

— Ты принял лекарство? Доктор сказал принимать его каждые три часа.

— Да дорогая, ох, принял, ох, только что. Мне легче, легче… Я уже могу думать, ох… Ты не знаешь, куда делся наш мальчик? Наш архитектор… Ох…

— Знаю.

— Где он? Ох… Зачем он улетел в монастырь? Ох, ох… Он нужен, нужен мне… Ох, ох, ох…

— Он пьёт второй день без перерыва в ресторане «Голливуд» в Беверли Хиллз. Он, его помощники и эти продажные девки из «Парамаунд Пикчерз». Я думала ты знаешь. Или «Голливуд» переименовали в «Монастырь»? Билл, ты слаб, у тебя с головой…

— Что?!! — Дед вскочил с кресла блеснув очками, как оптическими прицелами.

— Что ты сказала? Эта сволочь пьёт?!!

— Ой, Билл, что это с тобой?

— Что со мной? Да со мной-то всё в порядке! Что с этими придурками, которые заняли наши места в руководстве компании? Вот, что ты должна спросить. Ты знаешь, что «Майкрософт» идёт ко дну как «Титаник»? Тебе известны эти весёлые новости?

— Ой, ой, Билл… Таблетку… Таблетку прими… Тебе нельзя…

— К чёрту!!! — завопил дед и уставился на супругу, как взъерошенный боевой воробей на курицу. — Ты знаешь, что этот дурень, который пьёт сейчас в «Голливуде», завалил всю архитектуру последней программы? Где антивирусная защита?!! Почему какой-то русский военный академик Сидоров пускает из Москвы электрон, который валит всю Сеть? Почему у всех пользователей планеты самоликвидировался Виндоуз две тысячи… кхм… хррр… ох… ть? Почему русские бараны валят американских интеллектуалов?

— Биил… Успокойся… — затрясла всеми бусами супруга.

— Чёрта с два!!! Я не успокоюсь даже в могиле! Кто мог предположить, что я переживу эти буквы — WWW? Ты знаешь, что Интернет не работает? А ты что скажешь? — кинулся на секретаря. Ты же программист последнего поколения. Я думал, меня окружают люди, понимающие смысл моей жизни, но я обнаружил, что кругом одни остолопы, бараны, тупицы, придурки и вдобавок — алкоголики! Жрать подряд два дня в блятском «Голливуде» в то время, когда идёт обвал «Майкрософта», обвал религии миллиардов пользователей. Обвал в последнего апостола цивилизации! — Дед в бешенстве запрыгал по комнате. — Я всех расстреляю! Я всех поставлю к стенке! Идиоты, ничего не понимающие в работоспособности человеческого мозга! Охрана!!! — Главный акционер компании с выпученными глазами кинулся к столу и нажал большую красную кнопку. Вбежало четверо накачанных охранника с автоматами в руках. Старик ласково глянул на них и обратился к старшему:

— Доставьте мне, пожалуйста, в этот кабинет Главного архитектора программного обеспечения. В каком бы он виде ни был. — Охранники выбежали. Старик, блеснув очками, сказал скрипучим голосом секретарю:

— Сообщите немедленно Генеральному директору, что Билл берёт управление на себя. Я с ним разговаривать не хочу. Тридцать секунд! Время пошло…

Глава католической церкви слушал доклад секретаря Понтификата. Тот уже сорок минут зачитывал список высокопоставленных священнослужителей совершивших действия несоответствующие сану и требующие вмешательства церковного трибунала.

— Архиепископ Александрийский Савел. Совращение двух несовершеннолетних прихожанок. Свидетели есть. Уголовное дело ещё не возбуждено. Епископ Аронский Мавродий. Кража церковного имущества в особо крупных размерах. Уголовное дело ещё не возбуждено. Глава прихода церкви Святого Гавриила Фома Аквинский, Брайтон-бич, США. Драка в ресторане, шесть человек получившие серьёзные побои, сопротивление полиции. Уголовное дело не возбуждено. Глава прихода…

— Хватит, — оборвал Папа. — Я прочту это сам. — Забрал у секретаря объёмную папку, кинул её на стол, уставился в потолок и замолчал о чём-то размышляя. Спросил:

— Каково ваше мнение о политике Московского Патриархата?

— Вы имеете в виду ситуацию на Украине и в Киеве?

— Конечно, Джордано, конечно. Я это имею в виду. Православные рясоносцы принялись активно теснить нашу миссию на востоке Европы и реально оказывают давление на сторонников Ватикана в Киеве. По моей информации, агенты Московского Патриархата перешли к прямым действиям.

— Вы имеете в виду избиение главы Украинской греко-католической церкви?

— Да, чёрт побери, Джордано. Я это имею в виду. — Папа вытер платком лоб и сказал, не сдерживая эмоций:

— Конец сотрудничеству. Никаких контактов с русским православием я больше поддерживать не собираюсь. И прошу это, в мягкой форме, довести до Секретариата. — Он понизил голос и отчётливо произнёс, глядя в глаза секретарю и гипнотически внушая ему:

— Я принял сан для решительных действий, Джордано. Все предыдущие понтифики — мягкотелые молящиеся улитки, прячущиеся в своих лабиринтовых домиках-крепостях. Царство им, конечно, небесное. Хватит молиться! До нас это делали две тысячи лет! Прорывы были только тогда, когда держа крест в одной руке, в другую брали меч!

— Ваше Святейшество, ради бога, а если в помещении ведётся прослушивание?

— Да плевал я на прослушивание! И пусть пишут. Незаконная звукозапись преследуется по закону. А сплетни — только на пользу раскрутке католической церкви. На нас перестают обращать внимание. С нами перестают считаться. Наше мнение многих уже не интересует. Какие рекламные трюки Понтификат не выдумывает, — типа гомосексуальных браков и подобного бреда, — всё равно церковь явно клонится к деградации и неоплатонизму. Когда последний раз собирали индульгенции? Когда последний раз освещали великие свершения? Когда последний раз наша церковь вела, как прежде, всю Европу к благородным целям? Где вообще эти цели? Где личности? Где божественные порывы? Где блеск стали в проведении веры и Божьих помыслов? Где всё это? — Понтифик вскочил со своего золочёного кресла и вскинул руки к небу провозглашая святую мысль, пришедшую в его голову:

— Я объявляю новый Крестовый поход! Я намерен возглавить тотальное давление на православие! Кто, если не я?! — И посмотрев на секретаря, добавил: — Объявите эту весть Понтификату.

— Вы как всегда мудры, Ваше Святейшество, — ответил, поклонившись, тот. — Но, надеюсь, Крестовый поход поведется в завуалированной форме, в формате 21 века, в соответствии с нормами отношений в мире, сложившимися за последние столетия?

— Нет!!! Хватит католического нытья и проповедного бормотания! Русские идут!!! Это видно даже слепому. — Опустился в кресло и мрачно заключил: — И я намерен их остановить. Никаких дипломатических причитаний больше в Ватикане не будет. Вы знаете, как меня избрали?

Секретарь испуганно кивнул. Понтифик продолжил:

— Как меня избрали, так я и буду действовать. Секретный меморандум уже разослан во все уголки христианского мира. Даю один экземпляр и вам. — Протянул секретарю скрученный в трубочку лист пергамента. Тот развернул и стал читать. Через некоторое время поднял глаза на понтифика.

— Ваше Святейшество, вы уверены, что такая политика пойдёт на пользу католическому миру и Ватикану?

— Создавай разрушая. Это слова Ветхого Завета. Я следую его инструкциям.

— Господи, Ваше Святейшество, я не очень понимаю, какие будут последствия в смысле созидания?

— Поэтому вы и не понтифик, Джордано. Над Наполеоном тоже смеялись, когда он был сержантом. Но потом тот смех вышел юмористам боком. Ну?!!

— Я полностью вас поддерживаю, и Секретариат тоже, — торопливо ответил секретарь и поклонился.

— Вот так-то лучше. — Прошелся по кабинету и сказал: — Ещё раз тщательно проверьте помещение на предмет наличия прослушивающей аппаратуры. Если русские нехристи сумели отключить Интернет, то от них можно ожидать чего угодно. — Он опять в упор посмотрел на секретаря. — Девяносто процентов наших проповедей интерактивного влияния и нейролингвистического программирования паствы распространялось Интернетом. Православная Москва нанесла нам удар ниже пояса. Вы видите, что происходит в мире? Это славянская экспансия. Сначала они сбивают американские самолёты, с католиками за штурвалом и в небе католической Украины, а затем вообще обрушили основу глобализма, этот сакральный символ — WWW. Что мы собой представляем без глобального воздействия на тёмную массу, одержимую бесноватым стремлением к наживе? Что?

— Я с вами полностью согласен, — быстро проговорил секретарь.

— Я с собой тоже согласен. Крестовый поход начался!!!

— Все мы знаем, что миром управляют сумасшедшие. Решение понтифика католической церкви начать Крестовый поход против православия — подтверждение тому. Мир стремительно несётся к своей переполюсовке. Мы к ней готовы, — сказал Абсолютный Магистр конфессии Сатанистов обращаясь к своим тринадцати апостолам. — Ядерная бомба, вмонтированная в сердце России, в Киеве, скоро детерминирует необратимые процессы, которых наша церковь ждёт достаточно долго. Главный успех достигнут — христиане вот-вот сцепятся друг с другом. Они готовы выполнять заказ нашего Основателя и поэтому, — Магистр внимательно посмотрел на тринадцать человек, внимавших ему, — и поэтому я познакомлю вас с оперативными разработками, а не теоретическими проблемами которые, как вы видите, решаются без нашего вмешательства. Единственная политическая и духовная сила, не поддавшаяся внедрению наших агентов, это Политбюро. В свете наступающих событий мне уже не интересно, что думает президент США или президент России. Меня больше интересует нарастающее доминирование Политбюро как силы, интегрированной неведомо куда. А поэтому, весьма опасной для нашей Церкви. После киевского взрыва в мире начнётся цепная реакция с достаточно предсказуемыми последствиями. Мы к этому готовы. Но Политбюро может внести свои коррективы. Я не ожидал, что эта секта имеет доступ к оружию, основанному на синтезе и анализе атомного ядра. — Поправил корону. Продолжил: — Во избежание нанесения удара по Церкви, необходим превентивный удар. Совпадающий с крестовым походом. Наши агенты потомственного укрытия завтра, сразу после объявления Крестового похода и взрыва в Киеве, сделают пуск ядерными боеголовками по Москве и Глухову. Вам известно, почему мишенью стал этот крошечный украинский городок. Одновременно удар нанесётся по Вашингтону, Лондону, Парижу, Пекину, Тель-Авиву, Сеулу, Дели и Исламабаду. И всё это произойдёт под знаменем Крестового похода. Этот недоумок из Ватикана сам напросился на такую расстановку фигур в этой шахматной партии. Агенты Церкви, командующие субмаринами, по моему указу перекодировали цели, и мне остаётся только дать команду. — Магистр опустил руки к земле и громовым голосом произнёс: — Что я и сделаю во имя Святого Люцифера возвращающегося из тьмы после долгих времён несправедливых гонений. Сатан!

— Сатаааннн!

— Сатан!

— Сатаааннн!

— Сатан!

— Сатааааааннн!!!