Восточный триллер

Глава 9

— Мда, — проговорил Седой, усевшись за круглый стол, где сидели участники захвата Киево-Могилянской академии. — А, собственно, что вы тут делаете.

Леся указала на бейджик, висящий у неё на груди. Там было написано: «Всеукраинская конференция института лубяных культур».

— Мы — делегация, — сказала. — Француз — профессор, Димедрол и Парковщик — микробиологи, изучающие влияние тетрогидроканнабидиола на ключевые участки мозга. Я — администратор нашей делегации.

Седой с изумлением слушал эту галиматью.

— И чья идея? Впрочем, о чём я. Можете не отвечать.

— Да, полковника Дубины. Мы находимся в составе вашей группы.

— А как это вы прибыли? Какого чёрта я тогда прыгал с парашютом?

— Вова, мы приехали вчера из Берна. Там проходил аналогичный симпозиум, — ответил Француз. — Операция ведётся уже несколько дней, но всё изменилось после поступившей информации от итальянцев. Планы были другие. В Берне мы были сексопатологами. Здесь, на данный момент, у нас она задача — ждать вас. Был отдан приказ, оставаться в отеле «Кабан». Потом оборвалась связь.

— Меня уже достал Президент, — пожаловался Димедрол. Угостил его, не подумавши, со своих рук его пивом. Теперь проходу не даёт.

— Весело живёте, — сказал Моня. — Свиней пивом поите. — Обернулся к Седому. — Так ты знал, о каком кабане идёт речь?

— Догадывался. А Гитлер к вам в гости не заходил? — обратился к Лесе.

— Я не знаю, кто это такой. Но в городе полным-полно всякого сброда. Так сказал Капуста. Он местный. А неместных, говорит, как котов недоенных.

— Верно говорит, — вставил слово Капуста, наливающий очередное пиво для Президента. — Ну, вы — ладно. Конференция. В лубинституте она идёт почти круглый год. Но геологи по разработке месторождений меди и олова? В Глухове? И это не всё. Театр какой-то альтернативный приехал. Говорят, все артисты — клинические душевнобольные. Это в Европе новая волна. Ну, а наши хлопцы, наверное, опыт перенимают. Представления этого театра происходят не в зале, как обычно, а где угодно. Хоть на лесоповале, хоть на базаре или даже в общественном туалете. Это у них называется полный уход в реальность. Изменение реальности субреальными методами, ну и прочий, подобный, бред. Я пил пиво с руководителем этой группы. Он то как раз вполне нормальный. Артисты даже друг с другом не встречаются. Бродят по городу самостоятельно, каждый сам по себе и, так сказать, гонят дуру. Сценарий, считает режиссер, активируется сам по себе. Но ночью, в определённое время, секунда в секунду, глядят на луну и чувствуют — они все вместе.

— Вот это идиоты, — прокомментировал Моня. — И им платят деньги?

— Руководитель говорит, что платят. Спонсоры новой волны. Из Лос-Анджелеса.

— Всё понятно, — Сказал Маринин и посмотрел на Седого. — Вова, а мы с этими придурками ещё и разговаривали. Деньги платит — понятно кто. Американская сволочь через подставные фонды развития цивилизации. Капуста, — обратился он к хозяину заведения, — если увидишь здесь этих клоунов, натрави на них Президента.

— Опасно, — ответил, поправляя передник, хозяин. — Президент во гневе не управляем. Могут быть случаи летального исхода.

— Тогда пусть пивом откупаются, — предложил Моня.

— Вот это другой разговор, — оживился Капуста. — Неплохая идея. Хороший вариант. Свежий полёт мысли. Чувствуется взгляд со стороны. Запустишь внутрь — пусть себе гонят свою дуру — а обратно только через Президента. Пусть американские спонсоры откармливают мою свинью. Рентабельность больше двух нулей после единицы обеспечена. За идею — с меня кофе. — И поставил перед всеми по глиняной чашке с напитком.

— Мне со сливками, — попросила Леся.

— Мадам! — галантно обратился Капуста. — И сливки и всё, что положено. Пожалуйста!

Хозяин задвигался, махнув рукой официанту, чтобы не вмешивался. Всех угостил и ушел колоть дрова.

— Ну? — спросил Седой. Кто представитель?

— Я, — сказал Француз и отдал Седому пакет. Добавил: — Дела сдал, теперь руководи ты. Пакет вчера вечером привёз посыльный. Между прочим, итальянец и по русски ни бум-бум.

— Да ну? — подивился Моня.

— А кто ещё пройдёт через оцепление? — риторически спросил Француз.

Седой минут десять изучал бумаги. Глянул на часы. Пробормотал: «Надо — же, прямо хроноснайперы». Предложил:

— Давай немного посидим. — И стал пить кофе.

В «православном ресторане» кроме группы полковника Дубины не было никого. Но клиент появился. Звякнул звонок входной двери и низко, как пещерный лев, захрюкал Президент. Появился Капуста и запустил гостя. Вошел человек в морской тельняшке и шортах. Заказал чай и сел в самый угол «православного ресторана». Посмотрел в сторону «группы Д» и принялся за напиток. Мужчина, с седыми и коротко остриженными волосами. Внимательные и дружелюбные глаза.

«Я вообще-то, моряк. Пусть и бывший. Но морская душа от моря никуда не уйдёт, хоть закрути её в банку с песком. Море! Вот и вся молитва. Говорят, что жизнь дерьмо? Это не правда. Да, сухопутные пешеходы страдают неврозами суши. Но это их беда. Скажет ли моряк, что жизнь дерьмо? Ни один, начиная с Одиссея», — говорил он Седому, когда тот подсел к нему за столик и принялся пить чай после обмена паролями. Это был Лион.

«И ты знаешь», — продолжал он в ответ на размышления Седого. «Я пишу стихи. И это не от печали, но, конечно, и не от жеребячьего оптимизма. Это от понятия, что жизнь прекрасна во ВСЕХ проявлениях».

— Прочтите, — попросил Седой.

— Ты правда хочешь послушать?

— Ну, конечно — же.

— Хорошо, маленькое произведение я исполню. У нас немного времени.

— Только очень прошу, не надо никак комментировать, — остановил Седого Лион.

— Хорошо, — ответил тот. — Но я бы послушал ещё.

— У нас, а вернее — у вас, нет времени. Всё, что нужно, я сказал. Удачи желаю.

И старый моряк направился к выходу. Зашел Капуста и проводил его. Вернулся и подсел к Седому. Спросил:

— Вам Лион всё передал?

— Да. Связной вы. Когда отправляемся?

— Прямо сейчас, но поехать могут лишь двое. Остальные пускай отдыхают в номерах второго этажа. Всех служащих я отпускаю домой. Двери закрою, а на Президента, как на охранника, можно положиться. Я его отвяжу.

Через несколько минут Капуста, Седой и Моня выехали со двора «православного ресторана» на зелёном джипе и исчезли в неизвестном направлении.

— Знакомьтесь, сказал Капуста. — Маринин и Суворов, представители киевского Сопротивления. А это — Авраам, Даниил и Виил, — триумвират, представляющий Политбюро в этом регионе.

Пожали друг другу руки. Седой и Моня недоверчиво глядели на трио. Это были обыкновенные парни. Пили пиво.

— У вас есть выход на Политбюро? — уточняюще спросил Седой после ряда формальных фраз.

— У нас есть вход. Выход вам придётся искать самим, — ответил Виил. Судя по некоторым признакам, в триумвирате он был главным.

Помолчали, испытывающе разглядывая друг — друга. Моня и Седой от предложенного пива отказались.

— Курите? — задал вопрос Виил.

— Я бросил, ответил Седой.

— Это плохо, — констатировал Виил.

— Я курю, — сказал Моня. — Если нужно для дела, выкурю всю пачку.

— Это хорошо, — ответил Виил. — Проблем с контактом у нас, я думаю, не возникнет. — Изучающе оглядел Маринина. Спросил:

— Когда-нибудь марихуану употреблял?

— Было дело. Но «трава» меня не берёт.

— Да? — спросил глава триумвирата. — Это мы посмотрим.

Моня поёжился от нехорошего предчувствия. Виил продолжал спокойно пить пиво. Все молчали. Капуста сказал: «Проверю джип». И вышел.

— У нас не простая «трава», — продолжил тему Виил. — Её бояться не надо. Но и любить тоже. Она сама по себе. В Политбюро так и говорят: трава — в — себе.

— Да? — спросил Моня. А почему?

— Наверное, дело в себестоимости, — туманно ответил Виил.

— Кхм… — обозначил своё присутствие Седой. — Извините, но мы прилетели из Киева как представители Сопротивления и рассчитываем решить проблему Ликвидатора. Вы, я думаю, в курсе?

— В курсе, в курсе…

— У нас мало времени, до пуска заряда осталось около суток, и тему наркотиков можно было бы обсудить после решения основных вопросов. Как вы считаете?

— Так же, как и вы. Время имеет свойство уменьшаться.

Авраам и Даниил посмотрели на Виила. Тот спокойно пил пиво. Добавил:

— Но даже его можно остановить. Верно?

Авраам и Даниил молча кивнули и также принялись за бокалы. Моня спросил:

— А какое имеет значение, курим ли мы? Это вы, типа, говорите о погоде?

— Нет, — ответил Виил. — Погода здесь совершенно не при чём. Дело в транспозиции.

— Что? — не понял Седой.

— Транспозиция, это дорога в Политбюро. Путь специфический, не совсем традиционный. Как вы думаете, почему у нас в городе до этих времён существует и, — обратите внимание! — работает Институт лубяных культур? Кстати, единственный на весь бывший Советский Союз, — непонятно отойдя от темы, спросил глава триумвирата. — А? — И посмотрел на Авраама и Даниила. Те уставились на Седого.

— Я не знаю, — ответил тот. — При чём здесь вообще конопля?

— Не знают и американцы, вот в чём фокус. Более того, не знаем и мы.

Маринин характерно посмотрел на Седого.

— А о чём мы тогда здесь говорим? — спросил Суворов сурово сунув руки в карманы.

— О способе организовать вашу встречу. — И снова принялся за пиво. Допил и отставил бокал в сторону. Сказал:

— Мы её организуем. Это наша работа.

Повернулся, открыл стоящий за спиной сейф и вытащил оттуда небольшую плоскую коробку из красного дерева. Закрыл сейф. Положил изделие на стол и проговорил:

— Совершенно секретный сорт марихуаны используется внешней разведкой России в исключительных случаях при разрешении проблем стратегического характера. Его выводили в нашем институте сорок два года. Примерно столько же людей погибло при испытаниях. Это есть главная цель работы института, ради которой он и был создан. Цель, обозначенная ещё Лаврентием Берией, который сам являлся крупным специалистом в области наркологии. Официальная же задача академиков из института заключалась в полной противоположности — снизить уровень каннабидиола в конопле примерно до нуля. Этого добились быстро. Лет за тридцать. Но! — Виил посмотрел на Авраама и Даниила. Те кивнули головой. — Но и этот и тот сорта, по большему счёту, являлись отвлекающей подставкой для американо-английской агентуры, не спускающей глаз с института. Самое глубокое информационное укрытие имели разработки, которые проводил неведомо кто. И даже цель этих работ неведома. Сталин довёл систему закрытого информационного режима до абсолюта. О результатах неизвестных разработок и возможностях неведомо чего, изготовленного неведомо кем, мы можем судить только эмпирически, то есть наугад. А точнее — опытным путём проб и экспериментов. Что мы и делаем. — Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил: — У нас очень тяжелая работа. Наш триумвират, помимо всего остального, выполняет роль фильтра. У всех свои функции. Моя функция — общаться. Функции Авраама и Даниила — другого плана. Слепо глухонемому легче развлекаться серфингом, чем нам вычислять прорывающегося в Политбюро масонского выродка. Прошу прощения за эмоцию. Но мы вычисляем. — Авраам и Даниил кивнули. — А то, что вы здесь, разговариваете с нами, живые и здоровые — это есть очень-очень большой комплимент человеку открывшему вам дорогу сюда и прошу это оценить по достоинству, принимая честь оказываемую вам такой, как она есть, — сложновато закончил фразу Виил. Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил:

— Нашими услугами, посредством сложной, кодированной цепи коммуникаций, пользуются весьма серьёзные люди, работающие в области психокинеза, психоантропологии и экспериментирующие с проникновением в Мировую субстанцию. В частности, многие придворные маги и ясновидящие королей, императоров, президентов и премьеров. Очень многих. Но это есть просто побочный заработок, идущий на содержание триумвиратов, подобных нашему.

Виил помолчал, пристально посмотрел на Седого и обратился к нему:

— Если вы думаете, что я много болтаю, то могу вас успокоить. В этом помещении лишнего не говорят. У каждого слова своя цель. Даже у ЭТОГО.

Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил:

— Сдвинутая реальность даёт возможность входа в Субстанцию. Там и есть Политбюро. По крайней мере, так мы думаем и вход гарантируем. А вот выход оттуда вам придётся искать самим. — Успокоил: — В основном находят.

— Кто они такие, эти парни? Я имею в виду Политбюро, — хрипло спросил Моня.

— А мы откуда знаем? — ответил Виил. — Из нас туда ещё никто не ходил. Мы хранители «контакта». Мы предоставляем услуги входа. А там — как решит Политбюро.

— Вова, — испуганно сказал Моня Седому. — Я догадываюсь, что будет дальше. Ты же не куришь. Что делать? Это не парашют и не пулемёт.

Виил тем временем открыл коробку из красного дерева, стоявшую на столе как гробница Тутанхамона. Внутри, на чёрном бархате, лежала длинная папироса с золотой надписью по мундштуку: «Герцеговина Флор». Глава триумвирата пододвинул коробку Маринину.

— Кури, — проговорил. Это есть сверхсекретный сорт, который не пробовал никто из нас. Изделие взвешивается на электронных весах. — Добавил: — МОССАД отдал бы за эту папиросу парочку израильских поселений. А американцы, возможно, вернули бы Аляску.

— Седой мрачно размышлял. Вздохнул и сказал Маринину:

— Саша, я отвечаю за руководство. Бруклин отвечает за доставку наших тел. А ты у нас оперативный работник. Оперативность — твоё призвание, твой генотип. Я уверен, ты найдёшь дорогу назад. Только не забывай инструкцию и полномочия данные тебе. Кури траву и вперёд. Я буду следить за тобой.

— Да вы не бойтесь, — сказал Виил Седому. — Летальных исходов было очень мало. В основном расстройства психики. Но это в случае, если Политбюро решит, что контакт послан масонской разведкой. Они масонов вычисляют моментально. Вы же не масоны? — испытывающе спросил Виил киевлян. — Ну, вот и всё в порядке. — Он закурил сигарету и меланхолично оглядел десантников.

— Извините, можно уточнить, когда проводился последний контакт? — поинтересовался Моня.

— В принципе, нельзя. Но я скажу. Предпоследний достаточно давно, а вот последний — недавно. Несколько дней назад прибыл посланник Русской национальной партии. Хотя говорил по-английски. Не знаю, как решалась проблема допуска, но он его получил. Прибыл представитель и переводчик.

— Ну и как, остались довольны общением? — полюбопытствовал Седой.

— Мы не знаем, — ответил Виил. Переводчик до сих пор в коме, не приходит в себя. А этот худющий, бородатый россиянин англоязычного происхождения, исчез неведомо куда. Мы так и не поняли, каким образом он скрылся. Нас, в общем, обвести вокруг пальца сложновато. — Виил сбил пепел с сигареты, помолчав несколько секунд. — Однако националист ушёл не попрощавшись. Но с Политбюро он общался и, очевидно, благополучно. Был в мажоре. Но переводчик в коме.

— Как в коме? — со скрытым волнением спросил Моня.

— А так. Лежит, а диагноза никто поставить не может. Здоровый как бык, но спит без права на пробуждение.

Виил потушил сигарету и налил себе ещё бокал пива. Ненавязчиво поинтересовался:

— Ну, как, будете осуществлять контакт?

— Конечно, будем, — решительно ответил за Маринина Седой. — Но… Ммм… Никаких гарантий?

— Совершенно. Здесь не контора страхования. Мы кто? Мы хранители контакта. Вопросы физиологического характера не к нам.

Авраам и Даниил кивнули. Седой глянул на посветлевшего лицом Моню и сказал предводителю триумвирата:

— Нам надо посовещаться.

— Пожалуйста, — ответил тот и взяв на столе громадные наушники, надел их на голову. Вытащил со стеллажа старинную виниловую пластинку с надписью «DEEP PERPLE», поставил её на такой же антикварный проигрыватель нажал кнопку и откинулся в кресле, весь уйдя в процесс восприятия неведомого «DEEP PERPLE». Остальные члены триумвирата встали и покинули комнату.

— Саша, — обратился Седой к Моне. — Тебе придётся рискнуть.

Маринин молча глядел на командира отряда. Медленно спросил:

— Вова, ты вот так просто готов отправить меня на тот свет?

— Но если Политбюро там, то что же нам делать? Выход обратно есть, шотландец вернулся и уже, наверное, купается в своём Лох-Несс.

— Плевать мне на шотландца, если ты решил, что он оттуда. Состояние его напарника меня интересует больше.

— Да шпион был переводчик, неужели не ясно? А шотландец приехал с реальным вопросом. Вот и вся тема, — отвечал Седой, сам себе не особо веря и не зная, что делать.

С минуту оба молчали и разглядывали Виила, вдумчиво ушедшего в виртуальность «DEEP PERPLE». Наконец Маринин, закурив папиросу, сказал:

— Хорошо, Вова. Я тебя понимаю. Заставить меня принять неизвестное зелье никто не может. Придётся рискнуть самому. Но обещай мне, что если я окажусь в коме, ты не оставишь меня здесь, а вывезешь с Бруклиным в Киев.

— Клянусь, Саша! Клянусь! Но не торопись с комой. Скорее всего, это проверка на нервы. Эти трое — те ещё парни. По мордам вижу. Особенно Авраам и Даниил. Я буду всё время наблюдать за тобой и у меня в кармане «Стечкин-44». Если случится провокация, я из этого триумвирата сделаю шпигованный бифштекс. Ты же знаешь, я сумею.

— Знаю, Вова. — Потушил сигарету и напряжённо проговорил: — Я в ловушке. За мной Подол и Киев. Отступать некуда. Кто, если не я? — Посмотрел на Седого. — Что, не так?

— Так, Саша.

— Значит, придётся курить.

Оба посмотрели на невозмутимого Виила, в такт музыке кивающего головой и не обращающего на них никакого внимания. Седой помахал рукой перед глазами представителя Политбюро. Тот снял наушники, положил их на стол и вопросительно посмотрел на киевлян.

— Мы готовы к контакту, — сказал Маринин. — Курить буду я, Он, — указал на Седого, — дублёр.

— Ну и прекрасно, — ответил Виил. — Перейдём к процессу. Только подпишите бумагу.

Моня прочёл листок и поставил закорючку-автограф. Оставил отпечаток.

— В скобках разборчиво напишите фамилию, имя, отчество и дату рождения, — попросил Виил, забрал бумагу и положил её в сейф. Вернулся к столу и пододвинул «саркофаг» с «Герцеговиной Флор» к Моне. Проговорил:

— Каждый раз немного завидую. Мне никогда не приходилось её пробовать. Запретный плод, говорят, не горек. Ну, коллега из Киева, здоровья вам не желаю, а ума — да.

Виил аккуратно взял папиросу, протянул Моне и задумчиво сказал:

— Великолепный дизайн. Берите «ключ» и заходите… Кхм… Туда, не знаю куда.

Маринин заворожено глядел на папиросу как кобра на дудочку факира. Зашли Авраам и Даниил. Сели каждый в своё кресло и стали смотреть на папиросу, потом на Моню.

— Успокойся, пристёгиваться ремнём не надо, — сказал Виил Маринину, видя его состояние человека вынужденного принять чашу с ядом. — Ты, Моня, хороший парень. А людей убивает не внешнее воздействие, а внутренняя злоба. — Авраам и Даниил кивнули. Виил продолжил: — Эта аксиома не слишком популярна в среде волчьего капитализма, но этим её действие не отменяется. Возьми, брат, — снова протянул «Герцеговину…». Моня взял.

— Возможно, постулирование перцепционного изменения произойдёт не сразу, — непонятно проговорил Виил. — Тогда подождём и попробуем ещё раз.

Он щёлкнул зажигалкой. Маринин прикурил. Ароматный запах конопляного алкалоида заполонил помещение. Виил ободряюще улыбнулся Моне и показал большой палец— всё, мол, о`кей, брат. Кури, и не выпадай на измену. Сказал:

— Саша, передавай привет парням с той стороны. Мы с ними давно работаем в творческом тандеме, но пообщаться напрямую нет возможности. Статус не позволяет. А жаль. Авраам и Даниил мне скоро будут сниться. Я все их темы знаю наизусть, а они мои. Свежая мысль, как и свежая кровь, необходима для предотвращения деградации. Мы сторонники триединства, в отличие от Мемы. Есть тут у нас такой любопытный проповедник новой волны. Мема в себе. А мы нет. Передача мысли на расстояние отличает гомо сапиенса от гомо фиксуса. А мысль передаётся посредством речи.

— А зачем её передавать? — поинтересовался Маринин. Мы на Подоле просто так ничего не передаём.

— Ха. Вы на Подоле… Саша, не лечи интеллектуальных костоправов. Я тебе скажу, хотя не должен… Такие вещи постигаются самостоятельно, иначе теряют силу. Так говорить?

— Говори, Виил. Всё равно врёшь, наверное.

— Да, вру, — согласился Виил. — А может и нет. Со стороны видней. Так вот, — стал серьёзно смотреть Маринину в глаза, — мысль передаётся для того, чтобы получить с неё дивиденды. Что-то вроде процентного вклада в банк. Положил евро, а получил два.

— Выходит, ты меня грузишь для того, чтобы я помог тебе поумнеть?

— Ты сообразительный парень, ответил Виил. — Конечно!!! — Добавил: — Но это мало кто понимает, а кто понимает — тот не верит, а кто и верит и понимает — тот молчит. Но молчание — трансцендентный тупик. Кто сказал, что молчание золото? Эта мысль давно девальвирована. Собаки и кошки молчат уже миллион лет, — а толку? Но просто так болтать могут и попугаи. Необходима свежая, посторонняя мысль-энергия. Все собеседники — вампиры, в этом смысле. Пытаются перегрызть друг другу глотку, чтобы доминировать своей психо-экспансией и обогатиться чужими впечатлениями, которые они тут же считают своими. Но это на уровне самого глубокого подсознания. Я не должен тебе этого говорить. Но ты всё равно забудешь.

— Почему это я забуду?

— А если запомнишь, то будешь молчать. Впрочем, мы заговорились. Выкладывай, что у тебя за вопросы.

— Какие ещё вопросы?

— К Политбюро, брат. Я тот, ради кого ты с таким страхом выкурил папиросу. Виил, который перед тобой, член Политбюро. Ну, что замолчал? Где мысли?

Моня подозрительно посмотрел на Виила, но неожиданно заметил, что Седого, Авраама и Даниила больше нет, они с собеседником сидят за столом окруженным белым маревом-туманом, а вокруг — тишина. Секунду подумав, Маринин сказал:

— Друг, тебе привет с той стороны.

— От кого это? — спросил Виил.

— От Виила. Он скучает от однообразной жизни, проговорённых тем, надоевших морд и вообще, по-моему у него движет башню. Слушает «DEEP PERPLE», музыку моего деда, от скуки, наверное.

— Я не сильно скучаю, — сказал Виил. — А он пусть меньше ноет. Вечно с ним проблемы. То скука, то рыба не клюёт, то ботинки не того размера. — Пристально посмотрел на Маринина и спросил: — Как тебе 4ХА22?

— Трава как трава.

— Я тоже так считаю. На неё напустили всякой мистики, а трава, — она и есть трава. Дело то не в траве, а в голове. А как голова?

— Что голова?

— Не болит?

— С чего бы это?

— Просто так спросил. — Виил помолчал. Поинтересовался: — Ты хочешь, чтобы я поверил, что существует НСПУ? Я прочитал вопросы с твоей матрицы памяти, ты уж не обессудь.

— А почему бы и нет?

— Допустим, да. Что дальше?

— Нууу… Они мочат войска НАТО и отряды Сопротивления. Сил у них достаточно. Весь город забит конспиративными ячейками, на которых сидят, в ожидании команды, боевики НСПУ. Они даже не боятся Ликвидатора! — Маринин выжидающе посмотрел на Виила.

— Об этом мы ещё поговорим, — среагировал тот. — Дальше.

— Все вольные украинцы плечом к плечу будут сражаться за освобождения своей родины от монголо-татаро-европомоскальского ига. Украина для украинцев! Москали — геть! Американцы и их прихвостни — геть! Ну, а что касается черножопых…

— Стой, стой… Я уже понял мысль. Врать ты конечно можешь. Но только в определённой среде. Прокатится не хочешь?

— Куда?

— Просто так, для расслабления души.

— Давай. А на чём?

— На моей машине. Поедем.

— Постой, можно один вопрос?

— Можно.

— А как это ты прочитал вопросы с моей матрицы памяти? Я не понял, ты что, читаешь мысли? — Маринин тревожно и недоверчиво глядел на Виила.

Тот усмехнулся и ответил:

— Да нет, Саша. Всё гораздо проще. Когда тот Виил слушал музыку, а ты с напарником о чём-то болтал, у тебя из кармана выпала бумажка — ты свой «Беломор» доставал. Её я и назвал матрицей. Ты уже не обижайся, Виил поднял и прочитал.

— Вот чёрт. А мне всё время какая-то белиберда в голову лезет — типа колдовства. Бог с ним, что прочитал мой конспект. Мне меньше говорить придётся.

— Врёшь ведь насчёт боевиков НСПУ. Я хохлов знаю. Сам хохол.

— Вру, — неожиданно для себя признался Маринин. Но спохватился и добавил: — В деталях. Но в основном все, правда. Не стоит Ликвидатору запускать бомбу. Пригодиться ведь город, зачем добро переводить? Рынки хорошие, недвижимости много, да и бабы что надо. А? Виил?

— Это вопрос не совсем ко мне. Я достаточно промежуточное звено. Вот — говорю с тобой и решаю. Какое сделать резюме.

— Сделай положительное, — Маринин понизил голос и добавил: — А с нас магарыч.

— Что? — спросил Виил.

— Да так, спасибо большое скажем. За положительное резюме.

— Эх, Маринин. Всё бы так просто решалось. Идем, прокатимся и побеседуем.

Виил встал из-за стола и вышел из комнаты. Маринин последовал за ним. Во дворе клубился туман, но одновременно, над головой, светлело ярко-голубое небо, диссонируя непривычным, но завораживающим сочетанием.

— Я понял, в чём дело, — говорил Маринин, шагая позади хозяина. — У тебя просто раздвоение личности. Одна половина не помнит, что делает другая. Авраам и Даниил тихонько вышли из комнаты, пока мы беседовали, а 4ХА22 меня отвлекала. Моня знает кидальные приёмы. Ты уж, Виил, не обижайся. Парень ты нормальный… Я надеюсь, что мы договоримся.

Виил остановился и посмотрел на Маринина.

— Если бы всё было так просто, — сказал. И зашел в гараж. Выгнал машину. — Садись. — Открыл двери чёрного кабриолета. Маринин залез в машину. Виил сел за руль, завёл двигатель, автомобиль выехал за ворота и медленно пополз по узкой дороге окутанной туманом.

— Так ты говоришь, в Киеве можно навести порядок? — поинтересовался водитель.

— Да, — ответил Маринин. — Мы прилетели для того, чтобы сказать об этом.

— Я тебе не сильно верю. Впрочем, посмотрим на месте. Съездим в Киев?

— Ммм… Так ведь патрули… И далеко… Ничего, Саша. Это не проблема. Пристегни, пожалуйста, ремень. Правила безопасности никто не отменял.

Маринин пристегнулся, неудомённо поглядывая на Виила. Неожиданно для самого себя, спросил:

— Слушай, а что это за имя — Виил?

— Партийная кличка, — небрежно ответил тот. — Зови меня Витя, это проще и ближе к правде.

— Я такой же Виил как ты Моня. А почему Моня?

— В детстве меня звали Маньяком. Потом я стал Моней. А вообще — Саша.

— Почему же маньяк?

— За упёртый характер.

— Маньяк… Хм… Ладно, Саша. Поехали.

Кабриолет стал набирать скорость. Деревья, темневшие смутными силуэтами в тумане, клубящемся на обе стороны дороги, стали мелькать и сливаться в сплошную полосу. Маринин испуганно почувствовал, как динамическая сила ускорения вдавливает его в сидение всё сильнее и сильнее. Дорога превратилась в сплошную серую полосу, уходящую под капот.

— Витя, поаккуратней. Ничего же не видно, — волнительно проговорил Маринин.

— А что тебе, Саша, необходимо видеть? — меланхолично поинтересовался Виил. — Не волнуйся, если ты волнуешься. Неужели ты не любишь скорость?

— Да, конечно, я её люблю… Но…

— Не надо «но», брат. Как только начинаешь себя нагружать аналогичными «но», сразу появится какой-нибудь тормоз. В ненужное время, в ненужном месте и с ненужными последствиями. Не надо «но».

Маринин сжался в комочек и замолчал. Машина взвыла как живое существо, взмыла в воздух и помчалась над землёй, едва не касаясь верхушек сосен, обступивших дорогу. Туман остался внизу. Яркое солнце освещало пассажиров чёрного кабриолета несущегося как ястреб над степью в поисках своей цели.

— Мать святая, — взмолился Маринин. — Я не был дураком и, надеюсь, не есть. Этот твой 4ХА22 — галлюциноген типа ЛСД. Моню на понты не возьмёшь. Машины не летают!!!

— Зато летают люди, — ответил Виил.

Кабриолет развернулся и полетел на запад.