Антон
Субботнее утро началось с того, что я начал ломать себе мозг над банальным вопросом: куда же сводить Дину? Перебрал в уме все привычные места и отмел их без сомнения. Там я был с Аллой и ее предшественницами, а с Кулаковой хочется чего-то другого. Осталось понять, чего именного: то ли детской кафешки, чтобы мороженое уплетать, то романтики в дорогом ресторане, то ли ароматного кофе в уютной кофейне.
Вроде простой вопрос, но я серьезно озадачился. Мне нужно было произвести неизгладимое впечатление, чтобы она прочувствовала всю прелесть нашего свидания и упала к ногам, как перезрелая слива.
Что там у нас еще для первого свидания?
Поездка по вечернему городу? Мы вчера до тошноты накатались.
Кино? Я хочу с ней пообщаться, а не в экран пялиться и жевать попкорн.
Ладно, пусть будет ресторан, там проще добиться состояния перезрелой сливы. Или груши. Как пойдет.
Тут раздался входной звонок, и я, погруженный в свои мысли о предстоящем вечере, распахнул дверь, даже не глянув в глазок.
Зря.
На пороге стояла Алла. Как всегда, при параде, готовая к открытым боевым действиям. Мне совсем не до нее, но пока я тупил, она, словно змея, пробралась внутрь квартиры:
– Привет, милый, – проворковала, прижимаясь ко мне всем телом.
Обвила шею холодными с улицы руками, так что меня передернуло, и попыталась варениками присосаться к моему рту. Я отпрянул, наступил на собственные ботинки, небрежно оставленные на коврике в прихожей, и едва не повалился на пол. Мне категорически не хотелось с ней целоваться, и от ее появления я не испытал ничего, кроме глухого раздражения. Это как будто мечтал о шоколаде, а тебе рыбий жир подсунули.
– Ты обещал позвонить и пропал, – она с наигранной обидой надула губищи.
– Да? – растерянно потер шею, пытаясь вспомнить, когда это было. Ах да, когда в офис без предупреждения пришла и пыталась пробиться в мой кабинет через упорную Кулакову. Я напрочь про свое обещание забыл. – Извини, – примирительно развел руками, прикидывая, как бы ее побыстрее выпроводить, – очень много работы. Все мысли заняты только проектами.
– Ты слишком много работаешь, – улыбнулась кокетливо Алла и подступила ближе ко мне, медленно, с чувством расстегивая черную модную дубленку.
Под ней платье, едва державшееся на объемной груди и с трудом прикрывавшее нижние тылы, так что край резинки от чулок выглядывал, весьма прозрачно намекая на игривое настроение хозяйки.
Мне не до игр. Я занят мыслями о том, как пройдет вечер с другой девушкой, а Лаврентьева меня отвлекала. Если она думала, что своим появлением и откровенным нарядом распалит во мне такую дикую страсть, что наброшусь на нее прямо в коридоре, не дав даже сапоги снять – то она глубоко ошиблась. Ни одна часть моего тела не дрогнула от такой красоты и не начала набухать, наполняясь живительной силой любви.
Надо гостью выпроваживать.
– Алла, ты не вовремя, – произнес прямо, без утайки и, задернув полы, начал застегивать пуговицы на ее дубленке.
Незваная гостья замерла, изумленно хлопая глазами, не в силах понять, что это такое творится, как это ее такую нарядную сразу в спальню не потащили и не осчастливили сеансом горячего секса.
– Антон! Ты чего? – вырвалась из моих рук и, гневно сверкая глазами, сердито ткнула пальцем мне в грудь. – Я к тебе через весь город ехала!
– Не стоило. Надо было сначала позвонить и спросить, не занят ли я. Нет ли у меня каких-то неотложных дел.
– Какие неотложные дела? Суббота!
– И что? Я и в выходные работаю, и по ночам.
– Так сделай перерыв, отдохни, – она снова начала расстегивать верхнюю одежду, но я перехватил тонкие запястья, – считай мое появление приятным сюрпризом.
– Я не могу. И не хочу, – ответил строго, – сюрприз не удался.
Алла попыталась сопротивляться, вырываться из моих рук, но я придавил ее поплотнее, показывая, что никаких шуток. Она фыркнула и отступила, смерив меня взглядом оскорбленной царицы.
– Раньше тебе нравилось, когда я внезапно приезжала.
– Раньше да, но не сегодня.
Сегодня ты меня бесишь! Вслух, естественно этого не сказал, но весьма выразительно указал взглядом на входную дверь.
– Что, даже чаем не угостишь? Я замерзла с дороги.
– Прости, на чаепитие времени нет, – отказал без малейших колебаний. Ей только дай повод задержаться, потом не вытолкаешь, – но могу одолжить тебе свои ватные штаны. Они, правда, пованивают после последней рыбалки, но зато теплые. Вмиг согреешься.
– Северный! Ты хам!
– Алла, я сегодня не в том настроении, чтобы радоваться твоему внезапному появлению. У меня дела!
– А у твоих дел нет случайно титек? – въедливо поинтересовалась Алка.
Есть! Но я их еще не видел! Едкий комментарий остался не озвученным.
– Я работаю! – снова повторил, грозно нахмурившись.
– Смотри у меня, работничек, – Алла подозрительно прищурилась, вмиг превращаясь в ревнивую собственницу, – если я узнаю, что ты с кем-то спутался…
– То даже не вякнешь, – холодно ее осадил.
Терпеть не могу вот такие замашки. Тем более на пустом месте. У нас не те отношения, чтобы позволять себе какие-то претензии, ревность, упреки. Неделю вместе, месяц врозь. И, похоже, что этот самый месяц начнется прямо сейчас.
– Северный, какой же ты гад! Бессовестный, наглый! Я к тебе летела как на крыльях, а ты мерзавца включил!
– Алла, – вздохнул, устало потирая шею, и напрямую указал на дверь, – иди уже давай. Я тебе позвоню. Когда-нибудь потом. Может быть.
– Думаешь, буду сидеть и ждать твоего звонка? – разозлилась Лаврентьева. – Как бы не так!
– Хорошо. Не жди, – равнодушно развел руками.
– Да уже завтра у меня будут новые отношения, такие, что тебе и не снились!..
Ха! А у меня сегодня! Я победил! Глупую улыбку сдержать не удалось. Увидев ее, Алла окончательно взвилась и бросилась к выходу:
– …Между нами все кончено! Даже не думай мне звонить!
– Без проблем, – услужливо распахнул перед ней дверь, выпуская на лестничную площадку, – счастливо оставаться.
– Катись ты к черту, Северный!
– Непременно.
Лаврентьева набрала полную грудь воздуха, готовясь разразиться самой настоящей тирадой, но я ее опередил. Бросил скромное «пока» и закрыл дверь.
Все. Одной головной болью меньше. И дело даже не в том, что на горизонте нарисовалась Кулакова, а в том, что Алла реально стала утомлять в последнее время, и, выпроводив ее, я испытал самое настоящее облегчение.
Прошел на кухню, налил себе кофе и выглянул в окно. Аллина машина все еще стояла у подъезда, девушка не торопилась уезжать. Наверное, обзванивала своих силиконовых подруг, жалуясь на парня-мудака, не оценившего ее по достоинству, или с оскорбленным видом ждала, когда же я спохвачусь, брошусь за ней и на коленях начну вымаливать прощение.
Обойдется!
Я не испытывал ни малейшего сожаления по поводу нашего расставания. Покувыркались и хватит, дальше каждый сам по себе. Не сомневаюсь, что уже завтра она с кем-нибудь утешится. Да и я грустить не собираюсь. Меня Кулакова ждет!
***
Я еле дождался вечера. Собирался так, будто это мое первое свидание в жизни. Сначала черный костюм надел – показалось торжественно и мрачно. Снял. Надел светлый – совсем по-летнему и не солидно. Синий? Ладно, сойдет.
Волосы тщательно причесал, надеясь, что они, как обычно, не встанут, словно иголки у ежа. Одеколоном облился, аж глаза заслезились, часы дорогие надел, ботинки начистил до блеска. Я в жизни так не волновался перед свиданием. И было бы с кем! С Кулаковой! С этой школьной занозой! Тоже мне повод для волнения нашел! Это же не настоящее свидание, а ради коварной мести.
Исключительно ради мести!
Еще раз посмотрел на себя придирчиво, убедился, что все в порядке, и вышел из дома, предвкушая отличный вечер. Все будет супер.
Достав из кармана ключи, повернулся, чтобы квартиру запереть, и охренел.
– Твою… мать…
На двери ярко-алой помадой было написано «Здесь живет козел», чуть ниже изображен сам козел, если так можно назвать пучеглазое нечто с кривыми палками на голове, а вокруг кнопки звонка зачем-то пририсована неказистая сиська, совершенно не вписывающаяся в общую концепцию картины.
Я просто завис, разглядывай сей шедевр народного творчества. Какого…
Словно зомби сунул руку в карман пальто, выудил телефон и практически не глядя набрал номер.
– Да, Антош, – тут же раздался ласковый Алкин голос, словно она только и ждала моего звонка.
– Какого хрена ты творишь? – выдохнул в трубку, все так же рассматривая рисунок, украшающий мою дверь. – Это что за художества?!
– Я не понимаю, о чем ты, милый, – пропела она, явно испытывая мое терпение.
– Не понимаешь? Я тебя сейчас привезу сюда и заставлю все отмывать.
– Э нет, Северный. Я к тебе сегодня уже приезжала, ты меня прогнал, как вшивую собачонку, так что все – свободен. А мне некогда! Дела, понимаешь ли, – и отключилась, не дав мне и слова сказать.
Вот ведь… курица!
Мне к Дине пора, а оставлять такое на всеобще обозрении нельзя. Соседи увидят – засмеют. Матерясь на все лады, ломанулся обратно домой. Схватил первое попавшееся полотенце из ванны и начал оттирать вульгарно яркую помаду. С двери она сошла легко, одним движением, а вот титька на побелке сдаваться не хотела. Я тоже не сдавался, в результате развозил ее из стороны в сторону, и она стала похожа на кровавый подтек.
– Да ё… – бросил взгляд на часы. Времени впритык, а мне еще добираться через пол города.
Ладно, оставлю пятно до завтра.
Тут взгляд упал чуть ниже, и у меня чуть ли не пар из ушей повалил – весь костюм, все мои начищенные ботинки в побелке. Я – как строитель, вырвавшийся с объекта. Заревел во весь голос, словно бешеный буйвол, и быстрее обратно – переодеваться. Уже не до идеальности, просто успеть бы. Костюм с одну сторону, ботинки в другую. На ходу запрыгнул в любимые джинсы, натянул пеструю кофту поверх рубашки и нащупал в тумбочки зимние кроссовки.
Алла, художница, мать ее. Увижу – убью.
Дальше все бегом, все вприпрыжку. В машину заскочил, стартовал так, что колеса по асфальту заскрипели, и полетел на встречу с Диной. Настроение, конечно, испортилось. Весь мой идеальный план по превращению Кулаковой в перезрелую сливу стремительно летел псу под хвост. Хорошо хоть цветами заранее озадачился, и с дорогой повезло – ни одной пробки на пути не попалось, и все светофоры приветливо встречали зеленым. Даже не заметил, как оказался во дворе у ее подъезда.
Схватил телефон, валявшийся на пассажирском сиденье, прокашлялся, ибо голос от волнения сел, и набрал ее номер. Спустя пару протяжных гудков послышался немного удивленный голос Кулаковой:
– Добрый вечер.
– Привет, – сам того не ожидая, я расплылся в дурацкой улыбке, – я подъехал. Спускайся.
Секундная тишина, а потом раздалось подозрительное:
– Куда ты подъехал, и зачем мне спускаться?
– Очень смешно, – добродушно проворчал я. – Выходи, давай. Жду тебя у подъезда. – В трубке послышалась какая-то возня, грохот и сдавленный писк. – Дина? – Снова писк, переходящий в мычание. – Все в порядке? – подозрительно поинтересовался.
– Анто-о-он, – простонала она сдавленно, – прости-и-и-и…
У меня аж в бок кольнуло от ее несчастного тона.
– Что там у тебя стряслось? – спросил строго, прохладно, уже чувствуя, что ничего хорошего меня не ждет.
– Я забыла, – горько покаялась Дина, – напрочь забыла о том, что собиралась с тобой идти. Прости меня, пожалуйста!
Зашибись! У меня даже бровь задергалась от такого поворота событий.
– И что? Собирайся и выходи. Я тебя подожду, – недовольно проворчал, поражаясь ее несобранности, – только живее давай. У нас столик заказан.
– Нет, Антон, – со вздохом ответила она, – извини, сегодня никак. Не могу.
Она издевается, что ли?
– Одевайся и выходи, – требовательно, с нажимом, чувствуя, как перед глазами красная пелена разливается. – Немедленно!
– Нет, не выйду, – сказала обреченно Кулакова, – понимаешь… у нас тут семейный ужин, я не могу уйти. Родители обидятся.
Да что за день сегодня такой? Сначала Алка веселье устроила, теперь вот Дина мозг полощет! Они сговорились, что ли?!
– Ты раньше меня предупредить не могла?
– У меня напрочь все из головы вылетело, – тихо пролепетала она.
Забыла! Капец, я тут весь день готовился, а она забыла! Врет! Сто процентов! Просто передумала идти!
– Знаешь что! Я сейчас поднимусь к тебе и присоединюсь к вашему прекрасному семейному ужину! – так завелся, что свой собственный голос не узнавал.
Это ж надо! Продинамить она меня решила!
Дина замолчала на несколько мгновения, потом хмыкнула и произнесла:
– А давай!
– Что давать?
– Поднимайся! Приглашаю, – в ее голосе почудилось какое-то смутное злорадство.
– Думаешь, не поднимусь? – набычился я, решив, что она издевается и хочет взять на слабо.
– Нет-нет, Антон, – торопливо сказала Кулакова, – я на полном серьезе. Приходи. Будет весело.
Я замолк, пребывая в полнейшем недоумении, даже сердито пыхтеть перестал, а Дина так жалобно, явно подлизываясь, протянула:
– Ну, пожалуйста! Приходи!
Хм, а почему бы и нет?
– Ладно. Какая квартира?
– Сорок семь! – радостно воскликнула она. – Домофон работает. Жду.
Я в растерянности почесал бровь, глядя на погасший экран и пытаясь понять, какого черта это сейчас было, и, недоумевая, зачем согласился на эту авантюру. Но тут мысли повернули совершенно в неожиданном направлении.
Может, она неспроста к себе позвала? Может, семейный ужин – это просто повод, чтобы меня заманить? А на самом деле там никого нет, и ждет нас томный вечер, полный страсти и огня?
Едва подумав об этом, пулей выскочил из машины, схватил цветы в зубы и, как настоящий олень, поскакал к ее подъезду, на ходу отменяя столик в ресторане, попутно пытаясь вспомнить, какие на мне сегодня труселя, нет ли на них дырок в области задницы и остался ли презерватив в портмоне. Бегом, перескакивая через три ступеньки, взлетел на третий этаж и только успел поднести палец к кнопке звонка, как дверь распахнулась.