Вовка в Троеклятом (СИ)

3

Когда мы вышли из таверны, солнце уже стояло в зените. Ярко голубое небо не омрачало ни единое облачко. Только изредка чистый небосвод прочерчивал то ковер-самолет, то перепончатокрылый ящер.

— Что дальше? — Спросил я у Серенького.

Он неопределенно пожал плечами.

— Скорей всего придется обратиться к Емеле. Не хотелось бы, да делать нечего.

Услышав слова медведя, Соловушка как-то весь сжался и тяжко вздохнул.

— Это какой-такой Емеля? Тот, что на печке катается? Щука еще у него, да?

— Эх, Вовка, это он раньше на печке рассекал. Теперь только на золотых каретах.

— Что из того? Здесь много золотых карет. Он что, в цари подался? Так ты сам говорил, что здесь царей немеряно.

— Официального названия не имеет. Кличут по разному, Наимудрейшим, Высокочтимым. Но фактически Городом правит он.

— При помощи щуки, чтоли?

— Какая щука! Да и что она из себя представляла? Что умела? Обыкновенный телекинез. Не спорю — сильный. Он ее давно уже схавал в фаршированном виде. Его даже за глаза все щукоедом называют. Щука была, так сказать, начальным капиталом. Теперь Емеле служат почти все самые сильные колдуны и волшебники, подчиняется городское войско.

— Как он этого добился?

— Длинная история. А по простому — сволочь он, хапуга и прохиндей.

— И как с этим мирятся все эти цари, короли и прочие герои?

— А чо им выпендриваться? Формально считается, что именно они управляют Городом. Собрались все вместе, кто хотел, обозвали себя Думой и заседают каждый день. Только толку никакого. Каждый под себя тянет. Раньше еще что-то могло бы получиться. Когда Иваны организовали свою партию. Их тут, как гуталина. Могли бы взять власть в свои руки. Но эти мудаки поделились на две фракции — царевичей и дураков. И давай решать междусобойчик, кто из них лепше. Тем временем Емеля окреп, подгреб все и вся под себя. А сейчас почти вся Дума у него на содержании. Они все так же лаются друг с другом, хари чистят и думают, что от них что-то зависит.

— А чудо-богатыри, рыцари и прочие вояки?

— Как и положено, сражаются. В Городе бывают редко. Наедут, нажрутся, разнесут пару кварталов и опять на войну.

— Да, невеселая у вас тут жизнь…

— Почему? Все отлично. Живем не тужим. Сам же видел. Вот, если дорожку перейдешь Емелюшке, тогда хреново. Кранты.

— Если он такое чмо, то как мы к нему подъедем?

— Пока не знаю, придумаем что-нибудь. Но самые сильные чародеи у него. Если они не помогут, не знаю что делать.

Чтобы срезать угол мы свернули на узкую безлюдную улочку. Не успели пройти и пятидесяти метров, как вдруг…

— Молодой человек, я безумно извиняюсь, но пг'ошлый г'аз мы не завег'шили нашу беседу.

Если в первую встречу по причине темноты и влияния алкоголя я не очень-то разглядел внешний облик, то голос узнал сразу. Это был тот самый мужик, последний, кого я видел в своем мире.

Он стоял облокотившись о глухую стену невзрачного здания. Теперь при дневном освещении я мог его хорошенько рассмотреть. Выглядел незнакомец в полном соответствии со своим голосом — столь же омерзительно. Тщедушный мужичонка неопределенного возраста, ростом чуть больше полутора метров. А рожа — бррр… Его портреты следовало бы клеить на банки с вареньем, детишек отпугивать, чтоб не воровали… Маленькие постоянно бегающие глазки, низкий морщинистый лоб, большой тонкогубый рот, острый подбородок. Нос требует отдельного описания. Ничего подобного я раньше не видел. Огромный, горбатый, как положено при такой манере говорить, на конце он неожиданно курносился, завершаясь почти поросячьим пятачком.

— Мое пг'едложение остается в силе. Насколько я г'азбиг'аюсь в ситуации, Вам хочется вег'нуться назад. Я имею Вам сказать, что это в моих силах, но естественно, на тех же условиях, о котог'ых я говог'ил в пг'ошлый г'аз.

— Это он? — Тихо спросил Серенький.

— Да.

— Что за условия?

— Не помню ни хрена.

— Молодой человек, хватит пег'ешептываться с этим безобг'азным животным. Ви согласны?

— Напомни условия, — выкать такому ублюдку у меня не повернулся язык.

— Мне не тг'удно, я повтог'ю, я пг'едставляю некие силы, котог'ые испокон веков выполняют любые пг'ихоти г'ода человеческого за неизменную плату. Для этого необходимо…

— Слышь, братан, — бесцеремонно перебил незнакомца медведь, — кончай пургу гнать. Конкретно базарь, кто ты, и что просишь взамен.

Мужичок вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул.

— Извольте. Я считал Вас более сообг'азительным. Я имел неостог'ожность думать, что Ви все давно поняли…

— Не тяни!!! — Рявкнул Серенький.

— Ладно. Позвольте пг'едставиться — Служитель Темных Сил, Бес Тг'етьй Гильдии Луцебег'г!

Он говорил напыщенно, даже величаво. Вот только последний слог скомкал так, что было невозможно разобрать. Наверное хотел, чтобы мы приняли его за Люцифера.

— А я — Вясеслав, — ляпнул все утро молчавший Соловушка.

— Значит, черт, — подвел итог медведь.

— В пг'инципе, можно использовать и это, обиходное обозначение моего статуса, согласился бес третьей гильдии, — главное — г'езультат.

Серенький шепнул что-то на ухо разбойнику, и тот, гыгыкнув, скрылся за ближайшим углом.

— Ну, а условия?

— Ви меня г'азочаг'овываете. Ви не только плохо сообг'ажаете, но и весьма необг'азованны. Условия — тг'адиционные. Мы Вас возвг'ащаем и обеспечиваем безбедное существование. От Вас же тг'ебуется только подписать бумажонку. Не упустите своей выгоды. Все миг'ские блага за какую-то заког'ючку. Чтоб я так жил.

— Темнишь ты что-то, — снова встрял медведь.

— Душу ему мою надо, Серый… Правильно, Луциберг? — По огромному шнобелю и картавой речи я догадался, как на самом деле величают черта. И не ошибся, так как он меня не поправил.

— В пг'инципе, Ви пг'авы. Но что это значит для Вас, человека глубоко атеистического?

— Ах, ты, курва! — Возмутился Серый и двинулся было на беса, но я успел перехватить занесенную для удара лапу.

— Погодь, Серенький.

— Прости, Вовка, не сдержался.

— Так, вот, г'аз уж Ви не во что не вег'ите…

— Теперь во что хочешь верю.

— Не имеет значения. Ви не понимаете, как Вам безумно повезло, продолжал агитировать черт, — без моей помощи Ви никогда не вибег'етесь из этой дыг'ы, уж повег'ьте моему слову. И пг'идется ког'отать век сг'еди подобных отвг'атительных существ, — он указал пальцем на медведя, — а Вам, человеку, пг'ивыкшему к цивилизации, долго здесь не пг'отянуть. Я же пг'едлагаю пг'екг'асную жизнь в пг'ивычной обстановке. Желаете, станете начальником ЖКХ? Нет? Ладно. А «новым г'усским», жутко богатым? Депутатом, в конце концов?

— Не а, не хочу. Ты погоди со своими посулами пока. Лучше объясни, как я здесь очутился?

Бес немного смутился:

— Случилась небольшая неувязочка. Я пока не г'асполагаю богатым опытом в подобных мег'опг'иятиях. Когда Ви, пг'остите меня поког'но, манданулись с доски в подвал, я доставил Вас сг'азу по пг'ямому назначению. А так как сделку мы не успели заключить, Вас отфутболили. Выяснилось, что не в моей компетенции г'ешать кого куда напг'авлять. Вот, если бы Ви тогда успели подписать контг'акт — дг'угое дело. А так…

— Так, значит, ты все-таки черт? — Прервал витиеватые объяснения Серенький.

— Мы, кажется, уже г'азобг'ались с этой пг'облемой.

— А где тогда рога, копыта и, главное, хвост? Кроме сопливого пятака не вижу никаких доказательств.

— У вас невег'ное пг'едставление об облике Беса Тг'етьей Гильдии… И почему, главное, хвост?

— Просто интересно, за что он тебя придержит, — медведь жестом указал вдоль улицы, — когда мутузить будет.

Я и Луциберг посмотрели в указанном направлении. К нам приближался здоровенный детина, стриженный под «горшок». Рядом семенил наш Соловушка.

— Кто этот весьма габаг'итный молодой человек?

— Гоголя читал? — Поинтересовался я, сразу признав, за кем бегал разбойник.

— Пг'иходилось. «Мег'твые души», напг'имер.

— А «Ночь перед рождеством»?

— Так это…

— Он самый.

Вакула был уже совсем близко.

— Подумайте над моим пг'едложением. Мы еще увидимся, — скороговоркой бросил бес и, выпустив густые клубы грязно-зеленого дыма, исчез.

Не знаю, какой запах на самом деле имеет пресловутая сера. Не нюхал. Разве что только при зажжении спичек. Я это к тому, что после того, как Луциберг покинул нашу компанию столь оригинальным образом, очень сильно потянуло дерьмецом. Вот я и задумался: то ли истинная адская сера имеет такой специфический запах, то ли Бес Третьей Гильдии обделался, увидев кузнеца.

— Пьяволился, — законстантировал подошедший вместе с Вакулой разбойник.

— Хлопчики, шо ж вы его не подержали?

— Дык, кто ж знал…, - развел лапы Серенький.

— Я ужо настроился… Пийду горылки дрябну. Вы как?

— Не, мы торопимся.

— Тады до побаченья. Коли зашукаете чертяку, покличте, пидсоблю.

Вакула направился в ближайшую разливочную. Мы пошли в другую сторону.

— Что мы имеем? — Решил подбить бабки медведь, — Во-первых, то что ты здесь — проделки черта. Во- вторых, черт хоть и плюгавенький, но настоящий, раз он и в вашем мире был, да хотел тебя к себе затащить. Я как это понял, сразу Славика за Вакулой послал. Я наших-то, сказочных чертей, всего пару раз видел, и то издали. А уж что делать с настоящим… В-третьих, насколько понимаю, условия этого паскудника для тебя неприемлемы? Так и знал. Вывод: хошь не хошь, а придется идти к Емеле. Осталось только придумать, чем бы прельстить этого сквалыгу. За просто так он даже не пукнет.

— Не хосю к Емеле. Он злой… — Начал капризничать Соловушка, но тут же поменял точку зрения, — а, вобсе-то, посли. Там Гойинысь. Давно его не видел, а он мой дьюг!

У Яны действительно была тарелочка с яблочком. Как только она проводила гостей, тут же устроилась за «монитором скрытой камеры». Весь день наблюдала за продвижением компании. Наибольший интерес, конечно, вызывал приглянувшийся чужестранец. С замиранием сердца смотрела, как троица остановилась около улицы красных фонарей и облегченно вздохнула, когда Сантехник отверг предложение косолапого сводника. Спать легла только после того, как убедилась, что путешественники мирно надираются наливкой в номере таверны.

На следующее утро долго ждала пробуждения Вовки с друзьями, с глубоким удовлетворением наблюдала за тщетными попытками Мальвины охмурить Сантехника. Убедившись, что чужеземец не собирается удариться в блуд, тормознула яблочко и решила заняться домашними делами. А то ведь без ее чуткого руководства, внученька палец о палец не ударит.

— Клара! — Позвала экс-бабушка.

— Умындила, — вместо внучки отозвался Васька.

— Куда?

— Она мне не докладывается.

— Когда?

— Прямо после завтрака. Ты только за тарелочку, а она сразу — шасть!

— Ах, стерва! — Яна вернулась к «монитору», вновь запустила яблочко.

В тарелке появилось изображение большого зала, сплошь и рядом завешанного восточными коврами, заставленного мраморными статуями, заваленного золотыми побрякушками и прочими предметами роскоши. Было ясно, что хозяин апартаментов неимоверно богат.

Сама собой распахнулась дверь, и взору предстала следующая комната, столь же богатая и столь же безвкусно оформленная. А Клары не было.

— Ах, ты ж, лярва! — Догадалась Яна и бросилась к сундуку проверить. Точно. Стащила шапку-невидимку. Ну, только вернись, сучка!

Девочка-ведьма вновь подошла к тарелочке. В кадре появился Емеля. Вот куда эта блудница намылилась! Но как она прошла через магическую стражу? Хотя, если чародей-охранник мужского пола, понятно.

Было видно, что Емеля только что проснулся и страдает от страшнейшего похмелья. Недельная щетина, бешеный взгляд и форма одежды — трусы красноречиво говорили об этом. Он подошел к малахитовому столику с золотыми ножками, заставленному всевозможными бутылками. Но, увы, все они оказались пустыми. Емеля хлопнул в ладоши, при этом его лицо исказилось гримасой боли отдавшегося в голову резкого движения. Тут же появилась восточная красавица. Прозрачная ткань прикрывала только часть ее… лица. Других предметов туалета. Кроме жемчужного ожерелья на ней не было.

Яна злорадно усмехнулась. Интересно, сможет ли Клара составить конкуренцию этой, скорей всего, принцессе какого-нибудь султаната, которую уступил Емеле то ли за долги, то ли по другой причине папаша-султан.

В руках принцесса-прислужница держала серебряный поднос, содержащий полный набор антипохмельных препаратов, начиная с хрустальной кружки пенящегося пива, заканчивая запотевшим графинчиком водки, включая все промежуточные напитки и набор бутербродов.

Девушка умудрилась поставить поднос на край заваленного столика и вопросительно посмотрела на хозяина. Тот молча указал на водку. Она наполнила бокал. Расплескав половину, Емеля все-таки умудрился пропихнуть в себя оставшееся сорокаградусное «лекарство», запил пивом, выждал минуту, повторил процедуру уже самостоятельно и без потерь оздоровительной микстуры, улыбнулся. Затем пару минут разглядывал обнаженное тело служанки, он желание не проснулось, и он жестом отослал ее. Вновь наполнил бокал.

После того, как Емеля принял третью дозу, Клара решила, что пора, сняла шапку-невидимку и вышла из-за колонны. От неожиданности хозяин дворца чуть было не поперхнулся бутербродом с икрой, но, разглядев незваную гостью, успокоился.

— Какого хрена? Как ты сюда попала?

— Я, все-таки, — ведьма.

— Шлюха ты, а не ведьма. Чо приперлась?

— А ты догадайся, — Клара слегка повела плечами, на что живо отозвались груди, прикрытые, как и все тело, лишь чем-то наподобие рыболовной сети.

— А не пошла бы ты…

— Емелюшка, разве ты забыл, что между нами было? Как нам было хорошо?

— Всего раз, я был пьян, а насчет хорошо — не помню.

— Так может, освежим память?

— Клара, я же сказал — пшла, вон.

— Ах, так! Не хочешь по-хорошему? Ладно. Тогда слушай мои условия: чтобы сегодня же разогнал свою вешалку, эту худосочную мымру. А завтра я переезжаю на ее место. Иначе — пожалеешь.

Вначале Емеля просто обалдел от такой наглости, и неизвестно, чем бы все закончилось для Клары, услышь он эту тираду минут на двадцать раньше. Но теперь, «подлечившись», он находился в благостном расположении духа, и ультиматум лесной ведьмы только развеселил хозяина дворца.

— Присаживайся. Выпей чего-нибудь, — ухмыляясь, предложил Емеля и вылил остатки водки из графина в свой бокал.

Клару уговаривать не пришлось. Она плюхнула свое грузное тело на вычурный диванчик, оценивающе осмотрела содержимое подноса. Выбрала малиновый ликер. Не найдя второго бокала, припала прямо к горлышку, не отрывалась до тех пор, пока бутылка не опустела. Затем швырнула бесполезную тару в кучу ей подобных, закусила прозрачным кружочком лимона.

— Молодец, — с ноткой уважения в голосе похвалил Емеля, внимательно наблюдавший за манипуляциями посетительницы, но тут же вкрадчиво поинтересовался, — и что же мне грозит, если я не выполню твои условия?

— О! Ты меня плохо знаешь! Да я тут все перезаколдую, — пригрозила быстро косеющая Клара, — и, первым делом, твою Маньку, вот!

— Ха, тире, ха, тире, ха. — Ровным голосом продекламировал хозяин. — Я думал, ты меня хоть чуть-чуть развеселишь. Но это даже не смешно. Я сегодня добрый. Ступай, Клара, и не попадайся мне больше на глаза.

— Ух, какие мы страшные! — Ведьма схватила с подноса первую попавшуюся бутылку, повалив при этом пару соседних, отхлебнула. Это оказался ром. И, вконец заплетающимся языком, продолжила:

— Ты, Емелюшка, оборзел! И никак-кая я теперича не Клара. Я — Клава. И впредь прошу обращаться к-ко мне именно так. И т-только так! — Она сделала еще один глоток. — Так что иди, г-гони Машку.

— А иначе заколдуешь? — Вид пьянющей в дробадан ведьмы все-таки немного позабавил Емелю.

— Ни… не я!

— А кто же? Бабуля?

— Фигушки. У меня но-новый друг есть. Господи-дин Санте-теххник.

(- Падла, — вырвалось у Яны, — ну, только вернись домой.)

— Он, о-го-го! — Продолжала ничего не соображающая Клара. — Не чета твоим ко-колдунам. Да он за меня тут та-такое устроит, ик!

— Опять грозишь, — заскучал хозяин.

Он взял с подноса прямоугольную бутылку джина, плеснул в бокал, выпил. Затем, как бы между прочим, спросил:

— Клара, в тебе сколько дырок?

— А что? — Пьяно улыбнулась ведьма, решив, что ее угрозы подействовали.

— У меня тут колдунишка появился. Мертвяков оживлять умеет. Вот я и думаю, сколько надо заказать полуразложившихся трупиков. Ты как относишься к некрофилии?

Некоторое время Клара тупо смотрела на Емелю, а когда до нее дошел истинный смысл угрозы, не на шутку перепугалась.

— Считаю до трех. Потом можешь обижаться. Мне пофигу. А, может, еще и благодарить будешь, — Емеля ехидно хихикнул. — Итак, раз…

С третьей попытки ведьме удалось подняться на ноги.

— Два…

Вихляя откляченным задом, по зигзагообразной траектории Клара направилась к выходу, бормоча невнятные проклятия.

«Вообще-то, можно было бы ей разок впендюрить, — подумал Емеля, провожая гостью сальным взглядом, — но, хоть и хреновая, а все-таки ведьма. Ляпнет что-нибудь по пьянке, а у меня отсохнет…» Он озабоченно ощупал предмет, за который испугался. Удовлетворившись результатом, Емеля улыбнулся и рявкнул:

— Три!!!

Клара пустилась бежать. Однако пьяные ноги плохо повиновались своей хозяйке. Она напоролась на покрытый бархатом пуфик, перелетела через него, распластавшись на полу. Попыталась быстро подняться, но вновь завалилась на бок и, свернувшись калачиком, под гомерический хохот хозяина, жалобно заскулила.

Отсмеявшись Емеля трижды щелкнул пальцами. Тут же возникла давешняя прислужница в сопровождении гигантского мавра, вооруженного внушительных размеров ятаганом.

— Мне водки. Не нравится эта дрянь, — хозяин швырнул початую бутылку джина через спину. Пузырь угодил в золотую статую рогатого змея, разлетевшись стеклянно-алкогольными брызгами.

— И выкиньте из дворца эту припадочную тварь, — он кивком указал на подвывающую Клару. — Телка с телеги и лошадь смеется…

Яна проследила, как кубарем скатилась неудачливая обольстительница по мраморным ступеням дворца (мавр дословно выполнил приказание хозяина), тяжело поднялась и, размазывая по физиономии слезы вперемешку с соплями, нетвердой походкой направилась прочь от жилища обидчика, продолжая бормотать проклятия. Убедившись, что пьяная родственница мертвой хваткой сжимает в кулаке шапку-невидимку, молоденькая ведьма остановила яблочко, предвкушая «радушную» встречу, которую намеревалась устроить зарвавшейся Кларе.

Мы неуклонно приближались к дворцу Емели, но пока не нашли приемлемого способа попасть внутрь. Выдвигалось множество вариантов, которые тут же отметались из-за своей несостоятельности.

Неожиданно распахнулась дверь одного из питейных заведений. Из кабака вывалился громадный пьяный детина. Он был такой большой, что даже Серенький смотрелся рядом с ним подростком, не говоря уж обо мне и разбойнике.

Шишак набекрень, густые брови, мутные глаза, светящиеся озорством, длинная, всклоченная борода, драная кольчуга на голое тело, засаленные портки непонятного цвета, подпоясанные широким ремнем с пустыми ножнами, грязные босые ноги пятьдесят последнего размера.

Здоровяк, нагнувшись, сгреб Соловушку за шиворот, как пушинку, поднял на уровень своих глаз.

— Илюса, — полным ужаса голосом прошептал разбойник.

— А я сижу, скучаю, в окно луплюсь и, вдруг, такая приятная неожиданность! — Муромец, а это был именно он, держа Соловушку на вытянутой левой руке, смачно плюнул в ладонь правой, сжал кулак, объемом с мою голову, размахнулся. — Будем здороваться!

Разбойник и медведь, как по команде, зажмурились в ожидании удара. Чтобы спасти горе-грабителя, как минимум от тяжкого увечья, нужно было незамедлительно что-то предпринимать. Я вцепился в отведенную для удара руку и повис на ней. Не сразу, но все-таки чудо-богатырь почувствовал, что нечто мешает ему «поприветствовать» старого знакомого. С недовольной гримассой он повернулся ко мне.

— Что тебе надо, щенок?

Обижаться не было ни времени, ни желания, ни сил, и я пропустил оскорбление мимо ушей.

— Мужик, помоги мне найти одного богатыря. Ты, я вижу, из их братии.

— Кто тебе нужен?

— Илья. Забыл фамилию. Не то Мордовец, не то Мудловец…

— Муромец, дубина, — поправил меня богатырь, — зачем он тебе?

Так как я еще не придумал, зачем, пришлось импровизировать дальше:

— Очень важное дело. Но сказать могу только ему.

— Тогда говори.

— Я же сказал — только ему.

— Во какой тупой! Я, он и есть — Муромец.

— Не верю. Документы есть?

— Не по-онял, — озадаченно протянул Илья.

— Что тут непонятного? Бумагу давай, в которой написано, что предъявитель сего действительно является русским богатырем Ильей Муромцем, такого-то года и места рождения. И чтоб фотография с печатью обязательно была. Паспортом такая бумага называется.

Верзила часто-часто заморгал.

— Если нет паспорта, то подойдет военный билет или водительское удостоверение, — продолжал я, — ну, в крайнем случае, справка об освобождении, если сидел.

— Нету ничего…

— Тогда, прощевай, пойду искать настоящего Муромца.

— Дык, это ж я и есть!

— Не верю, — я повторил знаменитую фразу известного режиссера, — чем докажешь?

Богатырь задумался, после чего облегченно вздохнул.

— Так вот же! — Он тряхнул все еще зажмуренного, беспомощно болтающегося на двухметровой высоте разбойника. — Соловушка! Скажи ему, что я и есть богатырь Илья Муромец.

Толстячок открыл глаза.

— А бить не будес?

— Нет, — в голосе сквозило явное сожаление, — говори.

— Ты сначала его на землю поставь.

Илья глубоко вздохнул, сдерживая ярость, однако повиновался. Мгновение спустя, обретший твердую почву под ногами, счастливый Соловушка с нескрываемым восхищением смотрел на меня.

— Теперь, говори! — Вновь потребовал Муромец.

— А сто говоить?

— Говори, кто я!

— Илюса… Илья Муемес… А я — Вясеслав.

— Теперь, веришь? — Это уже ко мне.

Половина дела сделана — разбойник избежал неминуемых побоев. Теперь бы умудриться, самому не попасть под раздачу…

— Верю, — ответил я.

— Так, чо надо?

— Тут все не так просто… — я еще не придумал подобающей причины, побудившей меня разыскивать богатыря.

Муромец подозрительно посмотрел на меня. Пьяную голову посетила внезапная догадка:

— Ну-кась, погодь! Что-то ты юлишь. А ты, случайно, не Емелькин прихвостень?

Громила принялся засучивать рукав кольчуги. Час от часу не легче.

— Да, нет же, скорей даже, наоборот! — Я поспешил развеять опасные подозрения. Но, безрезультатно.

Богатырь ухватил теперь меня за шиворот. Правда не приподнял, как Соловушку, но от этого не стало легче.

— Ты кто?

— Вовка.

— Я не про то. Воин, колдун или землепашец?

— Сантехник.

Я почувствовал, как хватка немного ослабла. По-видимому, незнакомые слова вводили Муромца в замешательство.

— Обыкновенный сантехник, работаю в ЖКХ номер двадцать пять. Унитазы, смесители, раковины — моя стихия. А теперь еще появились джакузи…

Илья отпустил меня.

— Это правда? — Он, наверное, и сам не знал про что спрашивал.

— Конечно. Хочешь, у него спроси, — я кивнул на разбойника.

— Ну! — рявкнул на Соловушку богатырь.

— Истинная пьявда! Вовка — самый великий господин Сантехник, — во второй раз за последние три минуты грабитель выступил в качестве эксперта по идентификации личности.

— А у тебя этот, паспхорт есть? — Вновь обратился ко мне недоверчивый верзила.

Естественно, никаких документов у меня не было. Но я нашел способ выкрутиться:

— А ты читать умеешь?

— Ладно, так верю… И зачем же я тебе нужен? Башку кому-нибудь снести?

И тут меня понесло:

— Это было бы слишком просто. Если Вы действительно являетесь богатырем Ильей Муромцем, то Вам надлежит незамедлительно явиться на коллоквиум по решению проблематики турбулентности ламинарных субстанций, с точки зрения квазисинхронных фазотронов…

На этом запас заумных слов, сразу пришедших на память, иссяк. Конечно, в менее нервной обстановке, я смог бы припомнить еще не один десяток, но этого и не потребовалось.

— Погоди, — прошептал Илья, — слышь, Сантехник, а можно я не пойду?

— Никак нельзя. Явка строго обязательна. В коллоквиуме принимает участие ограниченный контингент индивидуумов. Каждая особь будет строго прологарифмирована в энтальпийном интеграле…

— Стой! — Фальцетом взвизгнул богатырь. — Нельзя мне туда. Придумай что-нибудь.

— Что? — Поинтересовался я с самым невинным видом, на какой только был способен.

— Ну, это… Скажи, что не нашел меня!

— Ох, попадет мне за это…

— Выручи, друг. Век помнить буду!

— Ну, ладно. Так и быть. Уговорил.

— Вот спасибо! Спас! Пошли по этому случаю выпьем.

— Да ты что?! А если нас вместе увидят, а я потом скажу, что не нашел тебя? Думай, что говоришь.

— Башковитый ты, Сантехник.

— Зови меня просто Вовкой.

— Ага. А я — Илюха. — Он протянул огромную лапищу, в которой тут же скрылась моя ладонь и часть предплечья.

Богатырь не пожимал мне руку, только сомкнул пальцы. По этому кости остались целы. Но больно было все равно. Я оглянулся по сторонам, как бы опасаясь случайных свидетелей нашей встречи. Илья хлопнул себя по лбу:

— Ой, забыл. Все, прощай, Вовка. Я смываюсь.

Муромец скрылся за дверью кабака. А я даже пожалел, что он не спросил, куда ему следует явиться, чтобы принять участие в коллоквиуме…

Я повернулся к друзьям.

Оказалось, что витиеватые выражения действуют не только на чудо-богатырей. Об этом красноречиво говорили разинутые рты и выпученные глаза. Мне пришлось несколько минут поочередно трясти своих спутников, пока они не пришли в себя.

Очухавшись, Серенький спросил:

— Вовка, ты мне друг?

— Конечно. Ты разве сомневаешься?

— Тогда скажи правду, ты колдун?

— Да, нет же! Сантехник я.

— Ну-ну, — кажется, медведь остался при своем мнении.

— Так идем дальше? Вдруг вернется? — Я кивнул на дверь кабака.

— Посли, посли быстлей! — Живо согласился Соловушка.

Медведь, погруженный в свои думы молча кивнул. И мы, благополучно преодолев непредвиденную задержку, вновь двинулись в сторону Емелиного дворца.

Мы успели пройти не более двухсот метров, как опять…

— Молодой человек, пг'ошлый г'аз по независящим от меня пг'ичинам наш г'азговог' был пг'ег'ван. Я имею сказать, что нужно окончательно выяснить наши взаимоотношения.

— Сначала хвостом обзаведись, — посоветовал Серенький.

А Соловушка поинтересовался:

— За Вакулой безать?

— Да погодите вы, — тормознул я друзей, — давайте выслушаем этого козла.

— Если Ви имели намег'ение оског'бить меня, то неудачно. Облик сего благог'одного животного иногда пг'инимает даже сам Повелитель. Так что я весьма польщен данным сг'авнением.

— Кончай гундеть, дело говори.

— Как я уже имел честь сообщить Вам, то для того, чтобы вег'нуться от Вас тг'ебуеся самая малость, только…

— Знаю, закорючку.

— Совег'шенно пг'авильно. А взамен на столь ничтожную, не тг'ебующую ни каких физических нагг'узок…

— Эту песню я уже слышал. Ты можешь сказать что-нибудь новенькое?

— Уважаю. Чувствуется деловая хватка. Молодой человек, я не ошибся в Вас. Ви тог'гуетесь. Внимательно слушаю Вас. Кем желаете стать по возвращении?

— Королем племени Умба-Юмба.

Луциберг задумался.

— Конечно, это будет пг'облематично, но детали мы обсудим после подписания контг'акта.

— Не, ты не козел, ты осел.

— Я понимаю, Ви сейчас стоите на пог'оге новой жизни, сильно нег'вничаете и поэтому пытаетесь нагг'адить меня обидными эпитетами. Но и на сей г'аз, Ви ошиблись, так как данное животное достойно уважения за свою непг'еклонность и стг'емление добиваться собственной цели. Качества, котог'ые неког'ые недалекие люди считают упг'ямством.

— Ладно, теперь я буду звать тебя по-простому — ублюдком.

— Если и в этот г'аз Ви намег'ева…

— Заткнись!!! — Мне пришлось повысить голос, чтобы прервать нескончаемый поток словоблудия. — Слушай, Бес Третьей Гильдии, объясни мне одну вещь: что ты прицепился именно ко мне?

— Ну, здесь сугубо индивидуальные пг'ичины…

— Подожди. У меня есть предложение. Ты возвращаешь меня, а я немного помогу тебе в твоей работе. Тебе ведь важно количество контрактов?

— О! Это является г'ешающим фактог'ом пг'и пег'еходе в следующую Гильдию.

— Вот и ладушки. Как только вернемся, я покажу тебе уйму народа, которые за сотую долю твоих обещаний, не только подпишут любой контракт, но и корму подставят.

— Мне не совсем понятно Ваше последнее выг'ажение, дело в том, что я не силен в мог'ской тег'минологии…

— В зопу дадут, — неожиданно выказал свою осведомленность разбойник, чем несказанно меня удивил.

— Этого не тг'ебуется, — бледно серая рожа черта покрылась румянцем, я не по этой части. Гм… Ског'ей даже, наобог'от…

— Он не только сейт, он есе и пидой!

— Ваши опг'еделения говог'ят о Вашей кг'айней необг'азованности и отсутствии…

— Заткнитесь оба! — Я прервал начинающуюся картавую перепалку. Ублюдок, как тебе мое предложение?

— Я согласен. Мы пг'иступим к его г'еализации сг'азу после того, как ви подпишете…

— Все! Серенький, он твой!

Я давно заметил, что медведь, не участвующий в разговоре, мелкими, незаметными шажками приближается к Луцибергу. Молниеносный прыжок Серого, и, в результате, в когтях остался лишь лоскут плаща. Бес оказался неожиданно проворным. Проскользнув под лапой медведя, он шустро улепетывал вдоль по улице.

— Не хотите по хог'ошему?! Будет по-плохому! — Выкрикнул на последок бес и превратился в дым.

— Интеесно, где обусяют сейтей ловить?

У нас с Сереньким не было ответа на этот вопрос.

— Ну, что, пошли дальше?

— Пошли…

Клара заявилась во второй половине дня. В левом кулаке все так же была зажата волшебная шапка, а в правом — пучок сорной травы, сорванный, определенно для отмазки. Увидев, что девочка-бабуля, в отличие от вчерашнего дня, не лупится в тарелочку, а поджидает любимую внучку, пьяная ведьма запоздало попыталась одеть шапку-невидимку. Яна без труда отобрала волшебный головной убор.

— Где была? — Спокойным, но не предвещающим ни чего хорошего голосом спросила девушка.

— Вот, травку колдовскую собирала, — Клара помахала пучком, состоящим из лебеды вперемешку с осотом.

— Из этой травки я тебе потом отварчик приготовлю. Ишь, хозяюшка наша, заботливая. Значит, по лесу бродила и в таком виде? Правду говори, перед кем своим выменем трясла?

— Имею полное право на личную жизнь.

— Где была? — Все тем же ровным голосом повторила вопрос Яна.

— В деревне, — хмель немного выветрился, язык у Клары больше не заплетался, но и только, — у Ваньки-солдата.

— А невидимка зачем понадобилась?

— Сюрприз сделать.

— Ясненько, у Ваньки.

— Ага!

— Если б ты была у солдата, то дышала бы не малиновым перегаром, а свекольной сивухой.

— А мы ягодками закусывали.

— Сама не хочешь правду говорить?

— А я все рассказала. Или надо подробно описать чем мы занимались и в каких позах?

— Ну, все, тварюга! Надоело. Я же все знаю.

— Что, все? — В пьяных глазах мелькнул испуг.

— Все, означает — все. Итак, Емеля тебе приглянулся…

— Ах! Ты за мной шпионила?! Не твое дело, с кем хочу, с тем встречаюсь! — Перешла в контратаку Клара.

— Это правильно. Не мое. Емеля так Емеля. Сгинешь, у меня забот поубавится. — Неожиданно негромкий ровный голос превратился в змеиное шипение. — А какого хрена Вовку приплела? Да я тебя за это…

— Ой, ой, прости, — мгновение назад наглая и агрессивная ведьма превратилась в плаксивую, до смерти перепуганную внучку, — напугать хотела.

— Нашла кем пугать. Чем же Вовка такой страшный?

— Неизвестностью. И еще названием — Сантехник! А сама я что? Захныкала, жалуясь на судьбу, Клара, — колдовать не учишь. Что я могу? На помеле летать да дождик над грядками устраивать. Даже боишься показать, как приготовить простенькое приворотное зелье.

— Чтобы ты перетрахала весь Город? Рано тебе еще серьезным колдовством заниматься. Придет время, всему научу.

— Опять та же песня! — Почувствовав, что угроза миновала, Клара вновь пошла в наступление. — Хочу сейчас же!

Яна поняла, что нет смысла разговаривать с внучкой, пока та окончательно не протрезвеет.

— Иди спать. Завтра поговорим. И пусть тебе приснится то, чем тебя так напугал Емеля, — девчонка хихикнула.

Мгновение ведьма-недоучка непонимающе смотрела на воспитательницу, а когда дошло, какое сновидение ей предстоит этой ночью, молча рухнула на колени.

— Ладно, не бойся. Спать будешь, аки бревнышко, без снов. Ступай.

После того, как внучка скрылась за своей дверью, Яна в очередной раз запустила яблочко по кругу.

Вовка, медведь и Соловушка неспешно шли по главной улице Города, выходящей на дворцовую площадь.

— Мозет, все-таки стуймом? Я только нозик натосю…

— Брось, Славик, — оборвал Серенький, — какой штурм? Нас в клочки порубают еще на ступеньках. Надо что-то другое.

Неожиданно Яна поймала себя на мысли, пришедшей ей на ум первый раз в жизни, что подсматривать и подслушивать — нехорошо.

— Жив, здоров, и ладно.

Она остановила яблочко и тихонько вышла на крыльцо, немного озабоченная происходящими в ней переменами. Ведь всего неделю назад, узнай она о подобной выходке своей воспитанницы, и Кларе пришлось бы квакать в болоте добрых полгода, если не больше. А теперь… Провинившаяся внучка не получила даже чисто-символической затрещины.

— Добрею, — констатировала колдунья.

Она, конечно не была воплощением зла в прямом смысле этого определения, но, в то же время, статус не позволял заметных проявлений чувств, не пользующихся популярностью у коллег.

— Ну, ничего. Воспитанием этой озабоченной сучки займусь завтра. Малейшее послабление и милая родственница мигом вскочит на загривок…